Текст книги "Божество реки"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Хотя наши ряды стояли твердо в лучах поднимающегося солнца, я ощутил удивление и робость, которые охватили воинов. Даже разговор Тана и его командиров постепенно затих; пораженные, они молча смотрели, как вражеское войско разворачивается перед нами.

Потом я понял, что туча перестала двигаться на нас. Она повисла в воздухе, пыль начала постепенно оседать. Дымка прояснялась, и теперь с трудом можно было различить неподвижные экипажи первых рядов. Но тревога и смятение настолько овладели мной, что я не мог сказать: тысяча их была или больше.

Позже мы узнали, что такая задержка – обычный прием пастушьего царя, но тогда я этого еще не понимал. Во время затишья воины перестраивались, поили лошадей и готовились для окончательного наступления. Ужасная тишина нависла над нашими рядами. Она была настолько глубокой, что стал слышен даже шорох ветра в скалах и оврагах. Только полощущиеся на ветру вымпелы и знамена отрядов нарушали неподвижность наших войск. В центре был флаг Синего Крокодила, и это успокоило меня.

Облака пыли медленно оседали, и взорам ряд за рядом стали открываться экипажи гиксосов. Они были слишком далеко, и мы не могли как следует разглядеть их, но я увидел, что задние намного больше тех, что шли впереди. Мне показалось, что у них есть крыши, вроде парусов из полотна или кожи. С них люди сгружали нечто похожее на кувшины с водой и несли их вперед. Я поразился, каким богатырям может понадобиться такое количество воды. Все, что делали эти чужеземцы, было для нас загадочным и совершенно бессмысленным.

Тишина и бездействие продолжались до тех пор, пока каждая мышца и каждый нерв в моем теле не закричали от напряжения. Затем в рядах гиксосов возникло движение.

Несколько странных экипажей отделились от общего строя и направились к нам. По нашим рядам пронесся ропот, когда люди увидели, с какой скоростью они мчатся. После короткого отдыха скорость их словно удвоилась. Расстояние между нами сокращалось, и войска наши снова закричали, когда увидели, что экипажи эти тянут пары невиданных зверей.

Ростом они были с дикого сернобыка, вдоль изогнутой шеи тянулись такие же жесткие гривы. У них не было рогов, как у сернобыков, а форма головы более грациозна. Большие глаза сверкали, ноздри раздувались, на длинных ногах виднелись копыта. Звери эти вышагивали с удивительным изяществом, как будто едва касались каменистой земли пустыни.

Даже сейчас, после стольких лет, я помню, с каким восторгом в первый раз смотрел на лошадь. Мне казалось, что красота охотящегося гепарда бледнела перед этими небесными зверями. И в то же время нас всех переполнял страх. Я услышал, как один командир недалеко от меня воскликнул:

– Эти чудовища наверняка убийцы и пожиратели человеческой плоти! Кто же наслал на нас такой ужас?

По рядам пронесся ропот, так как ожидали, что эти звери тут же набросятся на нас и пожрут всех, как голодные львы. Но передний экипаж отвернул и понесся параллельно нашим рядам. Он двигался на вращающихся кругах, и я удивленно уставился на них. Первые несколько мгновений зрелище это настолько поразило меня, что сознание отказывалось служить. Говорите что угодно, но, когда я в первый раз увидел колесницу, это взволновало меня не меньше, чем бегущая лошадь. Между парой лошадей виднелась длинная оглобля, прикрепленная, как я позже узнал, к оси. Высокий передок колесницы был украшен золотым листом, а боковые борта низкие, чтобы лучник мог пускать стрелы в обе стороны.

Я увидел все это сразу, а затем мое внимание сосредоточилось на вращающихся кругах, на которых колесница так легко и быстро неслась по неровной земле. Тысячу лет мы, египтяне, были самым культурным и цивилизованным народом мира. В науках и религии намного обогнали все страны. Тем не менее наше учение и мудрость не смогли изобрести ничего подобного. Наши волокуши обжигали землю своими деревянными полозьями, пожиравшими силу запряженных в них быков. Хотя каменные плиты мы перемещали по деревянным каткам, последнего шага так и не сделали.

Как завороженный, смотрел я на первое увиденное мной колесо, его простота и красота обрушились на меня, словно удар грома. Мгновенно понял, в чем дело, и презрительно обругал себя за то, что не смог сам изобрести. Здесь был нужен гений высшего порядка. Я понял: это чудесное изобретение победит нас так же, как оно, наверное, уничтожило красного узурпатора из Нижнего царства.

Золотая колесница неслась вдоль наших рядов за пределами полета стрелы. Когда она оказалась напротив нас, я оторвал свой взгляд от чудесных вращающихся колес и ужасных свирепых зверей и посмотрел на двух людей, правивших колесницей. Один из них, очевидно, возница. Он наклонялся над передком и, похоже, управлял бегущей упряжкой с помощью длинных плетеных ремней, прикрепленных к головам животных. Человек, стоявший позади него, был высок– Судя по властным манерам, это царь.

Я сразу увидел, что это азиат со смуглой кожей и загнутым орлиным носом. Его густая и черная борода, заплетенная в множество косичек с цветными ленточками, широкой полосой лежала на медных пластинах нагрудника. Доспехи на нем блестели подобно бронзовой рыбьей чешуе, а голову украшала высокая, прямоугольная золотая корона с рельефными изображениями неизвестных богов, усеянными драгоценными камнями. Оружие висело на борту колесницы у него под рукой. Широкий бронзовый меч лежал в кожаных, отделанных золотом ножнах, а рукоять его украшали слоновая кость и серебро. Рядом с ним стояли два больших колчана со стрелами, и древко каждой стрелы оканчивалось ярким оперением. Позже я узнал, что гиксосы обожали кричащие цвета. Лук, висевший рядом с царем на подставке, был такой необычной формы, какой я еще не видел. Наши египетские луки представляют собой простую дугу; на луке гиксосов верхний и нижний концы загнуты в противоположную от стрелка сторону.

Когда колесница понеслась вдоль наших рядов, царь нагнулся и воткнул в землю копье. На его вершине взвился алый флажок, и воины вокруг меня озадаченно заворчали.

– Что он делает? Зачем это копье? Что это, религиозный символ, или он бросает нам вызов?

Я смотрел на развевающийся флажок, разинув рот, но разум мой был ошеломлен увиденным, и я ничего не понимал. Колесница понеслась дальше вне досягаемости наших стрел, а затем азиат в короне воткнул еще одно копье. Развернувшись, он покатил обратно вдоль наших рядов. Заметил фараона на троне и остановился перед ним. Его лошади вспотели, пена, как кружева, висела у них на боках. Глаза их свирепо вращались, а ноздри, раздуваясь, открывали розовую слизистую внутри. Они мотали головами на длинных изогнутых шеях, и гривы их развевались, сверкая в солнечном свете как локоны красавицы.

Гиксос приветствовал фараона Мамоса, сына Ра, божественного правителя двух царств, – да живет он вечно! – с презрением. Коротко и насмешливо махнул рукой в кольчуге и рассмеялся. Брошенный вызов прозвучал настолько ясно, как будто был произнесен на чистейшем египетском языке. Издевательский смех донесся до нас, и наши войска зарычали от гнева; звук этот напоминал раскаты летнего грома.

Уголком глаза я ощутил движение под собой. Посмотрел вниз и заметил, как Тан сделал шаг вперед, вскинул огромный лук Ланату и выпустил стрелу. Она описала высокую дугу в голубом небе. Гиксос находился дальше полета стрелы, выпущенной из любого лука, кроме Ланаты. Стрела достигла высшей точки, а потом бросилась вниз, как пикирующий сокол, нацеленная прямо в грудь царя азиатов. У воинов перехватило дыхание, когда они увидели мощь выстрела и расстояние, куда улетела стрела. Она пролетела триста шагов, но в последний момент гиксос поднял свой бронзовый щит, и стрела вонзилась в его середину, как в мишень. Сделал он это с такой презрительной легкостью, что все мы были изумлены и озадачены.

Теперь гиксос схватил свой собственный лук необычной формы. Одним движением поставил стрелу на тетиву, вскинул лук и выпустил ее. Она поднялась выше стрелы Тана и пролетела у него над головой, свистя, как крыло гуся. Пронзила бы меня, если бы не прошла выше на расстоянии вытянутой руки. Вонзилась в основание трона фараона задрожала в кедровой балке, как оскорбление, а царь гиксосов снова рассмеялся, развернул колесницу и помчался по равнине к своему войску.

Именно тогда я осознал, что мы обречены. Как могли мы устоять против стремительных колесниц и изогнутых луков, настолько превосходивших наши? Не я один почувствовал приближение беды. Когда отряды колесниц начали строиться на равнине и понеслись на нас волнами, стон отчаяния пронесся по рядам воинов Египта. Я понял, как войска красного самозванца были рассеяны без боя, а узурпатор умер, не успев обнажить меч.

Несущиеся колесницы на ходу построились в колонны по четыре в ряд и понеслись прямо на нас. Только тогда мое сознание прояснилось, и я побежал вниз по склону холма. Задыхаясь, подбежал к Тану и крикнул ему:

– Пики с флажками означают слабые места в наших рядах. Их удар будет направлен туда и вон туда.

Гиксосы каким-то образом узнали наш боевой порядок и распознали слабые места в расположении войск. Их царь расставил флажки точно на стыках между нашими отрядами. Уже в тот напряженный момент у меня появилась мысль о шпионе или предателе, но я отбросил ее и на какоето время забыл.

Тан мгновенно отреагировал на мое предостережение и приказал передовым частям выбежать вперед и схватить пики с флажками. Я хотел, чтобы их переставили, тогда мы приняли бы удар врага самыми сильными отрядами, но на это не оставалось времени. Прежде чем наши воины успели добежать до меток, передние ряды колесниц обрушились на них. Многие погибли под стрелами, выпущенными с приближающихся экипажей: лучники наших врагов били невероятно точно.

Оставшиеся в живых повернули и побежали назад, пытаясь найти обманчивое спасение в наших рядах. Колесницы без всякого усилия догоняли их. Возницы управляли скачущими галопом упряжками легкими, ласкающими касаниями ремня. Вместо того чтобы давить свои жертвы, они чуть отворачивали в сторону и неслись мимо них на расстоянии не больше локтя – только тогда я заметил ножи. Их кривые лезвия торчали с, дисков колес, как клыки чудовищных крокодилов.

Я увидел, как одного из воинов ударило вращающимися клинками. Казалось, он растворился в облаке крови. Отрезанная рука полетела в воздух, а окровавленные обрубки изуродованного тела бросило на землю, и колесница полетела дальше без малейшей задержки. Удар фаланги колесниц был по-прежнему направлен на стык между нашими отрядами. И хотя я слышал, как Крат приказал послать туда подкрепление, было слишком поздно.

Строй колесниц врезался в стену щитов и копий и прорвался сквозь нее, как сквозь полосу речного тумана. В один миг линия наших воинов, которые выдерживали атаку лучших сирийских и хурритских войск, была рассечена надвое.

Лошади топтали копытами сильнейших наших воинов. Вращающиеся колесные ножи пробивали доспехи, отрезали головы и конечности, словно тонкие побеги лозы. Со своих высоких повозок гиксосы осыпали воинов стрелами и дротиками. В плотных рядах обороняющихся не было от них спасения. Потом колесницы хлынули в образовавшуюся брешь и прошли сквозь наш строй, веером расходясь в разные стороны, разбивая наши тылы и сея смерть.

Когда наши войска развернулись, чтобы встретить атаку с тыла, другая фаланга стремительных колесниц обрушилась на них с равнины. Первая атака разрубила наше войско надвое, отделив Тана от Крата на правом фланге. Следующий удар рассек эти половины на более мелкие изолированные группы. Войско больше не было единым целым. Только маленькие кучки по пятьдесят-сто человек стояли спиной друг к другу и сражались с мужеством обреченных.

С равнины волна за волной в клубах пыли, словно на крыльях, неслись колесницы гиксосов. Вслед за легкими двухколесными экипажами следовали тяжелые четырехколесные боевые повозки, в каждой из которых сражалось по десять человек. Борта этих повозок покрывали овчиной. Наши стрелы бессильно увязали в толстой мягкой шерсти, а мечи воинов не могли достать врагов, находившихся высоко над землей. Они в упор расстреливали нас и рассеивали строй сражающихся, превращая их в кучки перепуганных, ищущих спасения трусов. Когда один из наших сотников собрал несколько сот человек и повел их вперед, боевые повозки откатились прочь и остановились вне досягаемости наших стрел. А потом их ужасные изогнутые луки остановили смельчаков. Как только атака захлебнулась, повозки снова покатились на нас.

Я понял, что схватка перестала быть боем и превратилась в побоище. Остатки отряда Крата на правом фланге истратили последние стрелы. Гиксосы перебили почти всех сотников, выбирая их по шлемам со страусиными перьями.

Воины лишились своих командиров. Побросав оружие и доспехи, они бежали к реке, но от колесниц гиксосов убежать невозможно.

Разбитые войска правого фланга хлынули на отряд Тана, стоявший у подножия холма, и вызвали замешательство в его рядах. Перепуганные толпы смяли даже то слабое сопротивление, которое Тан еще мог оказать гиксосам. Паника заразительна, и центр нашей обороны рухнул, воины пытались бежать, но смертоносные колесницы окружили их, как волки – стадо овец.

В хаосе побоища, когда вокруг текли реки крови и войска бежали, только отряд синих твердо стоял вокруг Тана и флага Синего Крокодила. Они представляли собой маленький островок в потоке побежденных людей, и даже колесницы не сломили их, так как с чутьем великого военачальника Тан собрал свой отряд и отвел его за скалы и овраги, через которые колесницы гиксосов не могли перескочить. Синие каменной стеной окружали трон фараона.

Поскольку я находился рядом с фараоном, то был в самом центре этого острова героев. Мне было трудно удержаться на ногах, так как вокруг меня бились люди и бросались то в одну сторону, то в другую, подчиняясь приливным течениям боя, как морские водоросли на скалах у берега.

Я заметил, как Крат пробился к нам со своего разбитого правого фланга. Шлем со страусиными перьями притягивал к себе стрелы гиксосов, и они свистели вокруг головы, как саранча, но он добрался до нас невредимым. Наши ряды открылись и пропустили его. Увидев меня, он захохотал от радости:

– Клянусь дымящимся дерьмом Сета! Это гораздо забавнее, чем строить дворцы для маленьких царевичей, правда, Таита? – Он никогда не славился остроумием, наш Крат. Мне было слишком трудно держаться на ногах, и я не стал ему отвечать.

Они с Таном встретились у трона, Крат ухмыльнулся, как слабоумный.

– Я не откажусь от такой драки за все сокровища фараона. Мне бы очень хотелось заполучить волокушу этих гиксосов.

Наш Крат никогда не был великим инженером. Он до сих пор считал, что колесницы – всего лишь волокуши. Дальше воображение не шло.

Тан дружелюбно хлопнул его мечом по шлему вместо приветствия, но лицо оставалось мрачным, хотя говорил весело. Ведь он только что проиграл сражение и потерял и войско, и царство.

– На сегодня все уже кончено. Нам здесь больше нечего делать, – сказал он Крату. – Посмотрим, могут ли эти чудища гиксосов плавать так же, как и бегать. Назад, к реке! – Они вдвоем, плечом к плечу стали проталкиваться через ряды воинов к трону, где стоял я.

Я видел, что творилось за нашими рядами на равнине, где разбитое войско текло к реке под ударами отрядов колесниц.

Золотая колесница царя гиксосов оставила строй и стала прорываться к нам, давя бегущих воинов и разрубая их на части сверкающими колесными ножами. Возница резко остановил лошадей, подняв их на дыбы перед самой стеной скал, защищавших нас. Легко выпрямившись, гиксос натянул кривой лук и прицелился в меня, по крайней мере мне так показалось. Уже нагнувшись, я понял, что стрела предназначалась другому. Она просвистела у меня над головой, и я оглянулся. Стрела ударила фараона в грудь и вошла в его тело на половину длины.

Фараон хрипло вскрикнул и покачнулся на высоком троне. Крови не было, так как древко заткнуло рану, оперение из алых и зеленых перьев трепетало на ветерке. Потом Мамос соскользнул на бок и повалился на меня, а я, расставив руки, поймал его. Под тяжестью тела я упал на колени и не видел, что колесница царя гиксосов укатила, но слышал, как его издевательский смех удалялся от нас по равнине.

Тан наклонился надо мной:

– Насколько тяжело он ранен?

«Убит», – чуть было не сказал я. Угол, под которым вошла стрела, и глубина проникновения в рану могли означать только такой конец, но я проглотил эти слова раньше, чем произнес их. Наши воины потеряют боевой дух, если узнают, что Величие Египта убит. Вместо этого я сказал:

– Он серьезно ранен, но если мы перенесем его на борт барки государства, может выздороветь.

– Принесите щит! – заорал Тан, и, когда щит принесли, мы осторожно переложили фараона на него. Крови попрежнему не было, но я знал, что грудная клетка наполняется ею, как кувшин вином. Быстро ощупал спину в поисках наконечника, но тот не вышел. Застрял глубоко в грудной клетке. Я отломал длинное древко и накрыл фараона полотняным платком.

– Таита, – прошептал он. – Увижу ли я снова своего сына?

– Да, Могущество Египта, я клянусь в этом.

– А моя династия будет жить?

– Как и предсказали лабиринты Амона-Ра.

– Десять сильных людей, ко мне! – крикнул Тан. Воины столпились вокруг самодельных носилок и подняли царя.

– Построиться черепахой! Синие, стройся вокруг меня! – Сомкнув щиты, синие окружили нас. Тан подбежал к флагу Синего Крокодила, который все еще развевался над нами, и сорвал его с древка. Обернул флаг вокруг себя и завязал узлом на животе.

– Если гиксосы хотят заполучить эту тряпку, пусть попробуют ее у меня забрать! – крикнул он, и воины воплями приветствовали эту глупую браваду.

– Все назад, к ладьям, скорым шагом!

Как только мы оставили укрытие среди скал, колесницы понеслись на нас.

– Забудьте о людях! – Тан наконец нашел ключ. – Бейте зверей! – Когда первая колесница понеслась на нас, он выпустил стрелу из лука Ланаты. Лучники стреляли вместе с ним, следуя его примеру.

Половина стрел летела мимо, так как мы бежали по неровной земле, и лучники запыхались. Другие ударились в корпус передней колесницы. Их древки сломались или воткнулись в дерево. Остальные стрелы отлетели от бронзовых пластин, покрывавших грудь животных.

Только одна попала в цель. Она пропела, выпущенная из огромного лука Ланаты, и ударила в лоб правой лошади. Та рухнула, как груда камней, запуталась в упряжке, повалила вместе с собой другую лошадь и забилась на земле, подняв облако пыли. Наездников выбросило на землю, и повозка перевернулась. Другие колесницы отвернули, чтобы не столкнуться с ней. В наших рядах раздался торжествующий вопль, и мы ускорили шаг. Это была наша первая удача в тот ужасный день, и она подбодрила воинов маленького отряда синих и придала им мужество.

– Ко мне, синие! – заорал Тан и – как невероятно это ни покажется – начал петь, и воины вокруг него тоже стали выкрикивать строки боевого гимна отряда. Голоса охрипли и огрубели от напряжения боя, в воплях не чувствовалось ни мелодии, ни красоты, но от одного их звука сильнее билось сердце и кровь текла быстрее. Я вскинул голову и запел вместе с ними, и мой чистый, ясный голос разнесся вокруг.

– Да благословит тебя Гор, соловей ты наш, – засмеялся Тан, и мы побежали к реке. Колесницы кружили около нас, впервые опасаясь ответного удара. Они видели, что случилось с их товарищами. Потом три колесницы развернулись и углом понеслись прямо на нашу черепаху.

– Стреляйте по головам зверей! – закричал Тан и, выпустив стрелу первым, повалил еще одну лошадь. Колесница перевернулась и разлетелась на куски на каменистой почве, а две другие отвернули в сторону.

Когда наша черепаха проходила мимо разбитой повозки, несколько наших воинов подбежали к ней и убили запутавшихся в упряжи лошадей. Они уже ненавидели и боялись этих животных, и суеверный ужас нашел выход в мстительной жестокости. Возничих тоже убили, но с меньшей злостью.

Потеряв две колесницы, гиксосы больше не хотели нападать на наш маленький отряд, и мы быстро приближались к заболоченным полям и заполненному водой оросительному каналу, протянувшемуся вдоль берега реки. Кажется, в тот момент один я понимал, что колесницы врага не смогут последовать за нами в болото.

Хотя я и бежал в самой середине черепахи у носилок царя, в просветах видел завершающее действие битвы, развернувшейся вокруг нас.

Только наш отряд выходил с каким-то подобием порядка. Остальное египетское войско бежало по равнине бесформенной и перепуганной толпой. Большинство побросало оружие. Когда колесницы приближались к бегущим, те падали на колени и умоляюще вздымали к врагу руки. Гиксосы не щадили. Они даже не тратили стрел, а только разворачивались и разрубали жертвы на части вращающимися колесными ножами, или высовывались из колесниц и закалывали пиками, или разбивали черепа тяжелыми каменными дубинами. Затем тащили свою жертву на копье до тех пор, пока зазубрины наконечника не раздирали рану и изуродованный труп не валился на землю.

Я никогда еще не видел такого побоища, и мне не приходилось читать о чем-либо подобном в сказаниях о древних сражениях. Гиксосы убивали наших воинов тысячами и даже десятками тысяч. Равнина у Абнуба походила на пшеничное поле, после того, как по нему пройдутся жнецы, оставляя за собой валики и кучи снопов.

Тысячу лет египетские войска были непобедимыми, и наши мечи торжествовали повсюду. Здесь, на поле у Абнуба, наш век подошел к концу, но в гуще побоища отряд синих пел свой гимн, и я пел с ними, хотя глаза мои жгли слезы стыда.

Первый оросительный канал был уже перед нами, когда другой строй колесниц развернулся и помчался на наш отряд колоннами по три колесницы в ряд. Наши стрелы сыпались на них, но они неслись вперед. Лошади фыркали и тяжело дышали, разинув красные рты, а возничие криками подбадривали их. Я видел, как Тан дважды пускал стрелы, но всякий раз они либо ударялись о бронзовые пластины, либо летели мимо, так как колесницы постоянно подпрыгивали и поворачивали, объезжая неровности. Упряжки с грохотом врезались в наш строй и пробили черепаху из сомкнутых щитов.

Двое из воинов, несшие носилки фараона, были разрублены на куски колесными ножами, и раненый царь повалился на землю. Я упал на колени рядом с ним и прикрыл его своим телом от пик гиксосов, но колесницы промчались, не задерживаясь. Они всячески старались не застрять в толпе врагов и не оказаться в окружении, а потому пронеслись прежде, чем мечи воинов достали их. Потом развернулись, построились и покатились на нас снова.

Тан протянул мне руку и поднял на ноги.

– Если тебя убьют, кто сочинит о нас оду? – выбранил меня, а потом крикнул своим людям. Они подняли носилки с царем и побежали к ближайшему каналу. Я слышал визг осей несущихся на нас колесниц, но не оглядывался. В обычных обстоятельствах я довольно хороший бегун, но теперь обогнал воинов с носилками так далеко, как будто их ноги были прикованы к земле цепями. Попытался перескочить через канаву, но она оказалась слишком широкой, и я упал в грязь по колено. Колесница, преследовавшая меня, ударилась колесом о край канавы, и колесо разлетелось, а сама повозка перевернулась и чуть не раздавила меня, но я сумел увернуться.

Синие быстро зарубили мечами лошадей и ездоков, беспомощно барахтавшихся в грязи, а я, воспользовавшись временным затишьем, вброд подошел к колеснице.

Задранное к небу колесо еще вращалось. Я положил на него руку и остановил, затем снова раскрутил и посмотрел, как оно вертится. Я стоял там не долго, не спел даже дыхание перевести, но и этого мне оказалось достаточно, чтобы узнать о конструкции колеса столько, сколько не знает никакой гиксос. И у меня появились даже первые мысли о том, как его можно улучшить.

– Клянусь музыкой в заднице Сета, Таита, нас тут всех перебьют, пока ты будешь мечтать! – заорал на меня Крат.

Я стряхнул оцепенение и схватил изогнутый лук с подставки на борту колесницы и стрелу из колчана. Мне хотелось осмотреть их на досуге. Я отправился вброд через канал с луком и стрелой в руках в тот самый момент, когда отряд колесниц с грохотом покатился назад, осыпая нас стрелами.

Воины, тащившие царя, опередили меня на сто шагов. Я был последним в нашем маленьком отряде. Возничие в бессильной злобе орали за моей спиной, так как не могли преследовать нас, и выпускали в меня стрелу за стрелой. Одна из них угодила мне в плечо, но наконечник не пробил кожи и стрела отскочила, оставив небольшой красный синяк, который я обнаружил много позже.

Хотя я намного отстал от остальных, нагнал носильщиков, когда они подошли к основному руслу Нила. На берегу реки толпились спасшиеся воины. Почти все были безоружны и лишь немногие были целы. Всех их переполняло одно единственное желание – вернуться как можно скорее на ладьи, привезшие их сюда из Фив.

Тан нашел меня в толпе и подозвал, когда носилки поднесли к берегу.

– Я передаю фараона тебе. Отвези на борт царской барки и сделай все возможное, чтобы спасти его жизнь.

– Когда ты вернешься на борт?

– Мой долг находиться здесь, с моими воинами. Я должен спасти всех, кого только можно, и погрузить на корабли.

Он отвернулся и пошел прочь, выбирая сотников и командиров отрядов и выкрикивая команды среди толпы, в которую превратилось разбитое войско.

Я подошел к царю и встал на колени у носилок. Мамос был еще жив. Я быстро осмотрел его и обнаружил, что он вот-вот потеряет сознание. Кожа у него была липкой и холодной, как у пресмыкающегося, а дыхание не было глубоким. Вокруг обломка древка виднелся лишь небольшой ободок крови, просочившейся из раны, но когда я приложил к груди ухо, то услышал, как с каждым вздохом в легких бурлит кровь. Из уголка рта медленно сбегала красная змейка. Я понял: если хочу спасти царя, то должен действовать быстро. Крикнул лодку, чтобы отвезти его на барку. Воины, несшие носилки, подняли фараона и положили в маленькую лодку. Я сел рядом с ним, и мы погребли к огромной барке государства, стоявшей на якоре посередине реки.

ВСЯ ЦАРСКАЯ свита столпилась на палубе барки, завидев наше приближение. На борту находились стайка царских жен и придворные и жрецы, не принимавшие участия в битве. Среди остальных я узнал свою госпожу. За руку она держала сына, ее бледное лицо выражало беспокойство. Как только люди заглянули в нашу лодку и увидели на носилках царя, а на лице у него кровь, которую я не успел стереть, раздался ужасный вопль тревоги и печали. Женщины визжали и плакали, а мужчины выли в отчаянии, как псы.

Моя госпожа стояла ближе всех жен, когда носилки с царем подняли на борт и поставили на палубу. Как старшая жена она должна была первой подойти к нему. Остальные отступили, чтобы дать ей место. Лостра наклонилась и отерла с осунувшегося лица грязь и кровь. Мамос узнал ее – я слышал, как он слабо произнес имя и попросил привести сына. Госпожа подозвала царевича, и фараон, тихо улыбнувшись, попытался коснуться ребенка рукой, но не хватило сил, и рука снова упала на носилки.

Я приказал отнести фараона в каюту, а госпожа быстро подошла ко мне и тихо спросила с тревогой в голосе:

– Что с Таном? Жив? О, Таита, скажи мне, его не убил этот ужасный враг?

– Он цел и невредим, его ничто не берет. Я рассказывал тебе видение, посланное лабиринтами. Все это было там. Но теперь я должен идти к царю. Мне понадобится твоя помощь. Оставь Мемнона нянькам и иди со мной.

Меня все еще покрывала сохнущая корка черной грязи, как, впрочем, и фараона, поскольку мы с ним упали в одну канаву. Я попросил царицу Лостру и двух других царских жен раздеть его, помыть и положить на чистые белые простыни, а сам вернулся на палубу и велел морякам черпать ведрами воду, в которой умылся. Я никогда не провожу операций грязным, так как по собственному опыту убедился: грязь, неизвестно почему, плохо действует на пациента и способствует образованию гноя и воспаления.

Пока я умывался, смотрел на восточный берег, где наши воины столпились на небольшом пятачке под защитой канала и заболоченных полей. Эта жалкая толпа когда-то была гордым и могучим войском. Теперь меня наполняли страх и стыд. Потом я увидел, как Тан ходит широкими шагами среди этой толпы и везде, где бы он ни появлялся, воины поднимаются из грязи и возникает какое-то подобие дисциплины. Один раз ветер даже донес до барки обрывки не очень-то уверенных криков приветствия.

Если теперь враг пошлет пехоту через болота и топи, разгром будет полным. Не выживет никто из нашего могучего войска, и даже Тан не сможет оказать врагу серьезного сопротивления. Однако, сколько я ни всматривался на Восток, я не мог разглядеть на равнине строя пехотинцев со щитами и поднятыми копьями.

Ужасная туча пыли все еще висела над равниной Абнуба, и колесницы хозяйничали на ней, но, если не будет нападения вражеской пехоты, Тану удастся кое-что сделать сегодня. Этот урок я запомню, он пригодится нам через многие годы. Колесницы могут выиграть сражение, но только пехота способна закрепить победу.

Судьба войска на берегу реки зависела теперь исключительно от Тана. Мне же предстояло другое сражение – битва со смертью в каюте царской барки.

– НАДЕЖДА еще не совсем потеряна, – прошептал я госпоже, вернувшись к царю. – Тан собирает войска, и если кто-либо из живущих на земле может спасти Египет от гибели, так это он. Потом я подошел к царю и на какое-то время забыл обо всем, кроме пациента. По своему обыкновению, я бормотал мысли вслух, осматривая рану. Судя по водяным часам, прошло меньше часа с тех пор, как смертоносная стрела попала в цель, и все же плоть вокруг отломанного древка успела вспухнуть и побагроветь.

– Стрелу нужно извлечь. Если оставить наконечник в груди, он умрет до рассвета. – Я думал, что царь не слышит меня, когда говорил это, но Мамос открыл глаза и посмотрел на меня.

– Буду ли я жить?

– Надежда всегда есть. – Мои слова прозвучали легковесно и неискренне. Я понял это, царь тоже понял это.

– Благодарю тебя, Таита. Я знаю, ты постараешься спасти меня, и прощаю тебе твою вину, если тебе это не удастся. – Он поступил великодушно, так как многие врачи до меня поплатились жизнью за то, что позволили царю уйти в мир иной.

– Наконечник стрелы вошел глубоко. Будет очень больно, но я дам порошка красного шепена, сонного цветка, чтобы успокоить боль.

– Где моя старшая жена, царица Лостра? – спросил царь, и моя госпожа немедленно ответила:

– Я здесь, мой господин.

– Мне нужно кое-что сказать. Призови моих министров и писцов, чтобы мое заявление было засвидетельствовано и записано.