Текст книги "Божество реки"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Мы издалека услышали цокот копыт ослика и певучие звуки голосов. Пока ждали, у меня впервые появилась возможность задуматься, благоразумно ли мы поступили, отправившись преследовать их. Когда же отряд сорокопутов появился перед нами, у меня выросла уверенность, что мы явно поторопились. Они казались шайкой самых отъявленных убийц, каких мне когда-либо приходилось видеть. А вооружен я был только маленьким красивым кинжальчиком.

Неподалеку от нас высокий бородатый кочевник, который явно возглавлял шайку, внезапно остановился и приказал одному из разбойников снять с ослика бурдюки с водой. Он отпил первым, а потом передал бурдюк остальным. Я невольно сглотнул, когда увидел, как он пьет драгоценную влагу.

– Клянусь Гором, я вижу следы крови женщины на их одежде. Если бы только Ланата была со мной, – прошептал Тан, прячась за скалой, – я пустил бы стрелу ему в брюхо и вылил оттуда воду, как из ведра. – Потом положил руку мне на запястье. – Не двигайся раньше меня, слышишь? Не нужно геройства. Понятно? – Я горячо закивал ему, так как не имел ни малейшего желания возражать против таких разумных указаний.

Сорокопуты пошли дальше и поравнялись с нами. Все они были хорошо вооружены. Кочевник шел впереди. Меч в ножнах висел у него за спиной, а рукоятка торчала из-за левого плеча. Он обмотал капюшон вокруг головы, чтобы защититься от палящих лучей солнца, и поэтому не заметил нас, хотя прошел совсем близко.

Двое разбойников шли за ним по пятам. Один из них вел в поводу ослика. Остальные лениво брели сзади, увлеченные бесконечным спором из-за золотого украшения, снятого с убитой женщины. Оружие их было в ножнах, если не считать коротких копий с бронзовыми наконечниками, которые замыкающие отряд несли в руках.

Тан пропустил всех разбойников вперед, а затем тихо встал и пошел за двумя последними. Казалось, что движется небрежно, как леопард, но я не успел перевести дыхание, как он взмахнул мечом над шеей правого разбойника.

Хотя я и намеревался полностью поддержать Тана в этой схватке, каким-то образом намерения мои не перешли в реальные действия, и я продолжал прятаться за крепкой скалой. Оправдывался тем, что мог бы помешать ему, если бы шел слишком близко.

Никогда раньше не видел, как Тан убивает людей, хотя и понимал, что при его профессии за многие годы была возможность отточить омерзительную ловкость, с которой это делается. Тем не менее быстрота поразила меня. Под его ударом голова жертвы прыгнула с плеч, как заяц пустыни из своего укрытия, и обезглавленное тело успело сделать еще шаг, прежде чем ноги подогнулись и оно упало. Когда меч описал полную дугу, Тан мгновенно взмахнул им снова. Точно таким же движением он ударил с противоположной стороны по шее другого разбойника, и новая голова так же быстро повалилась на землю, а тело тихо опустилось вперед, извергая фонтан крови.

Плеск крови и звук тяжелого удара от падения двух обезглавленных тел на каменистую землю потревожил остальных. Они обернулись и на какое-то мгновение застыли, ошеломленные неожиданным кровавым нападением. Затем с диким воплем обнажили мечи и, как один, ринулись на Тана. Вместо того чтобы отступить, он свирепо бросился вперед и сумел разделить их. Ударил мечом одного, которого сумел отогнать от двух его товарищей, и нанес ему рубленую рану. Разбойник завизжал и повалился назад. Однако, прежде чем Тан успел прикончить его, двое других набросились сзади. Тану пришлось повернуться и сражаться с ними. Бронза ударилась о бронзу, и Тан остановил разбойников. Он держал их на расстоянии протянутого клинка, отбиваясь по очереди то от одного, то от другого, пока легко раненый противник не пришел в себя и не стал приближаться к нему со спины.

– Сзади! – заорал я, и Тан вовремя обернулся, успев отбить удар меча. В то же самое мгновение двое других набросились на него, и ему пришлось отступить. Теперь Тану приходилось защищаться с трех сторон. У меня захватило дыхание от того, с какой виртуозной ловкостью он орудовал мечом. Его клинок мелькал так быстро, что, казалось, он возвел вокруг себя сверкающую бронзовую стену, о которую тщетно бились клинки врагов.

Потом я вдруг понял, что Тан начинает уставать. Пот струился по его телу, а лицо искажала гримаса напряжения. Долгий кутеж и разврат сильно поубавили силы и выносливость, когда-то казавшиеся бесконечными.

Он отступил после очередной атаки, которую провел бородатый кочевник, и наконец оказался прижатым спиной к огромной скале с противоположной стороны дороги. Скала защищала спину, и теперь все трое нападавших были вынуждены атаковать спереди. Однако это не давало ему передышки. Возглавляемые кочевником, разбойники выли, как стая диких собак, и нападали непрерывно. Правая рука Тана начала уставать, и меч уже двигался медленнее.

Копье первого из разбойников, обезглавленных Таном, лежало посреди дороги. Я понял, что должен сделать что-то, если не хочу увидеть, как Тана разрубят на куски на моих глазах. Огромным усилием воли я попытался вернуть себе ускользающее мужество и выполз из своего укрытия. Сорокопуты забыли обо мне в горячке боя и смертельной ненависти к врагу, и я успел подобрать копье незамеченным. Когда схватил его, тяжесть древка в руке вернула мне уверенность в своих силах.

Кочевник был самым опасным из троих противников Тана и стоял ближе остальных. Спина была обращена ко мне, а внимание поглощал неравный бой. Я наклонил копье вперед и бросился на него.

Почки – самая уязвимая мишень на человеческой спине. С моим знанием анатомии мне ничего не стоило точно нанести удар. Копье вошло в спину в одном пальце от хребта. Широкий бронзовый наконечник образовал огромную зияющую рану, и я свирепым движением копья размозжил врагу почку, как учил меня Тан. Боль парализовала кочевника, меч выпал из его рук, и он повалился на землю с таким ужасным воплем, что его ошеломленные товарищи замерли на месте, а у Тана появился шанс.

Следующим ударом Тан поразил одного разбойника в середину груди. Несмотря на усталость удар был настолько силен, что острие меча проткнуло туловище насквозь и вышло на ладонь из спины. Прежде чем Тан успел вытащить клинок из крепких объятий плоти и убить последнего сорокопута, тот бросился бежать.

Тан сделал несколько шагов за ним следом, а затем, задыхаясь, проговорил:

– Мне не поймать. Догони его, Таита, не дай этому грязному шакалу уйти.

Мало кто может обойти меня в беге. Тан на это способен, но только в прекрасном состоянии сил. Я уперся в спину кочевника и выдернул свое копье, а потом побежал следом за разбойником.

Я догнал его раньше, чем он успел уйти на двести шагов. Бежал я так легко, что враг даже не расслышал моего приближения. Острием копья перерубил сухожилие над пяткой, и он повалился на землю. Меч отлетел в сторону. Разбойник лежал на спине, пинался и вопил, а я плясал вокруг него и колол кончиком копья, выбирая положение для смертоносного удара.

– Которая из женщин тебе понравилась больше? – спросил я, уколов в бедро. – Мать с огромным животом или маленькая девочка? Она была крепенькой, правда?

– Пощади меня! Я ничего не делал с ними. Это все другие. Не убивай меня.

– На твоей юбке засохла кровь, – сказал я и ударил в живот, но не сильно. – А ребенок кричал так же громко, как и ты сейчас?

Когда он свернулся клубком после удара в живот, я ударил в хребет, и по счастливой случайности наконечник вошел между позвонками. Его мгновенно парализовало ниже пояса, и я спокойно сделал шаг назад.

– Очень хорошо. Ты не хочешь, чтобы я убивал тебя? Я и не убью. Этого тебе было бы мало.

Повернулся и пошел к Тану. Искалеченный сорокопут некоторое время пытался ползти за мной, волоча парализованные ноги, как рыбаки тащат пару крупных карпов. Затем силы его иссякли, и он, хныча, растянулся на земле. Хотя было уже далеко за полдень, солнце убьет его раньше заката.

Тан с любопытством посмотрел на меня, когда я подошел.

– Никогда бы не подумал, что ты способен на жестокость. – Он застыл в изумлении. – Ты не перестаешь удивлять меня.

Тан стащил бурдюк с водой с ослика и предложил мне, но я покачал головой.

– Сначала ты. Тебе это нужно больше, чем мне.

Он начал пить, и глаза его закрылись от наслаждения. Потом резко перевел дыхание.

– Клянусь сладостным дыханием Исиды, ты прав. Я слаб, как старуха. Даже такая мелкая стычка чуть не стоила мне жизни.

Потом посмотрел на лежащие вокруг трупы и довольно ухмыльнулся.

– В общем-то это неплохое начало работы, порученной нам фараоном.

– Это худшее из возможных начал, – возразил я и, когда Тан удивленно поднял бровь, продолжил: – Нам следовало оставить в живых хотя бы одного из сорокопутов, чтобы он показал гнездо. Даже вон тот, – я жестом показал на умирающего среди камней разбойника, – слишком тяжело ранен и не может быть для нас полезным. Это моя вина. Я позволил гневу овладеть мною. Мы больше не сделаем подобных ошибок.

Уже на полпути к тому месту, где мы оставили тела убитого семейства, моя природа взяла свое, и я начал сожалеть о том, что жестоко обошелся с искалеченным разбойником.

– В конце концов он человек, как и мы с тобой, – сказал я Тану, а тот фыркнул.

– Это тварь, мерзкая тварь, а не человек, и ты поступил правильно. Ты слишком долго горюешь о нем. Скажи лучше, зачем нам возвращаться к этим трупам? Не лучше ли отправиться прямо в лагерь Крата?

– Мне нужно тело мужчины, – произнес я, ничего не объясняя, пока мы не подошли к изуродованному трупу. Останки начали вонять. Стервятники почти не оставили мяса на костях.

– Посмотри на голову, – сказал я Тану. – У кого из твоих знакомых похожая грива? – Сначала он поглядел на меня озадаченно, а потом вдруг усмехнулся и провел пальцами по своим густым курчавым волосам.

– Помоги мне погрузить его на ослика, – приказал я. – Крат отвезет тело в Карнак гробовщикам, чтобы те забальзамировали. Мы заплатим за хорошие похороны и усыпальницу и напишем твое имя на ее стенах. На закате завтрашнего дня все Фивы будут знать, что Тан, вельможа Харраб, погиб в пустыне и был наполовину съеден птицами.

– Если Лостра узнает об этом… – Тан заволновался.

– Я предупрежу ее письмом. Преимущество, данное нам твоей смертью, намного перевесит опасность встревожить мою госпожу.

КРАТ со своим отрядом остановился в первом оазисе на караванной тропе к Красному морю на расстоянии одного дня пути от Карнака. В отряде было сто человек из стражи Синего Крокодила, и всех их тщательно отобрали по моим указаниям. Мы с Таном добрались до лагеря в середине ночи. Упали на рогожи у костра и проспали до рассвета. С первыми лучами солнца Тан поднялся и пошел здороваться со своими воинами. Все они не скрывали радости при виде командира. Помощники обнимали его, рядовые приветствовали криками и гордо ухмылялись, когда он каждого называл по имени.

За завтраком Тан приказал Крату доставить разлагающиеся останки в Карнак и устроить похороны так, чтобы весть о его гибели распространилась повсюду. Я отдал Крату письмо для госпожи Лостры. Он должен был найти надежного посланника, который отнесет его вверх по реке в Элефантину.

Крат отобрал десять человек, и они приготовились отправиться в путь с «ароматной» ношей на спине ослика по дороге к Нилу и Фивам.

– Постарайся догнать нас на пути к Красному морю. Если не сможешь, мы будем стоять в оазисе Гебель-Нагара. Мы подождем тебя там, – крикнул Тан ему вслед, когда отряд трусцой покинул лагерь, – и не забудь принести мой лук Ланату.

КАК ТОЛЬКО Крат со своим отрядом исчез за гребнем холма на западе, Тан построил остальных воинов и повел их в противоположном направлении по караванному пути к морю. Караванный путь от берегов Нила к берегам Красного моря тяжел, долог и труден. Большому каравану на него обычно требуется около двадцати дней. Мы прошли это расстояние за четыре, так как Тан гнал нас вперед короткими, быстрыми переходами. В начале пути только я и Тан во всем отряде не могли похвастаться особой выносливостью. Однако к тому времени, когда мы достигли Гебель-Нагара, Тан успел выжечь лишний жир и выгнал с потом остатки винного яда из своего тела. Он снова стал сухим и сильным.

Что касается меня, то я впервые в жизни совершал переход с боевым отрядом. В течение первых дней я испытал все муки ада: жажду и мышечную боль, кровавые мозоли и усталость – наверное, душа умершего испытывает их, по дороге в мир иной. Однако гордость моя не позволяла отставать от воинов, а кроме того, отбиться от отряда в этих диких и суровых местах означало бы верную смерть. С удивлением и радостью через несколько дней я обнаружил, что мне становится все легче и легче держаться в рядах бегущих воинов.

По дороге к Красному морю мы встретили два больших каравана, двигавшихся к Нилу. Кривоногих осликов, нагруженных огромными тюками товаров, окружала многочисленная охрана, по числу своему превосходившая количество торговцев и погонщиков животных. Ни один караван не мог считать себя в безопасности, если его не сопровождал большой отряд наемников вроде этого – иначе торговцам приходилось платить грабительскую дань, требуемую сорокопутами с них за проход через пустыню.

Когда мы встречались с незнакомцами, Тан натягивал платок на голову, чтобы скрыть лицо и светлые волосы. Он был слишком заметен и не хотел рисковать. Если бы его узнали, до Карнака дошла бы весть, что он жив. Мы не отвечали на приветствия и вопросы, которыми осыпали нас путешественники, и быстро в высокомерном молчании бежали мимо, даже не глядя в их сторону.

Когда до морского побережья нас отделял всего день пути, мы оставили основной путь и повернули на юг по древней заброшенной тропе, показанной мне несколько лет назад диким кочевником, с которым я подружился. Колодцы Гебель-Нагара лежали на старом караванном пути, и их редко посещали люди, если не считать бедуинов и разбойников пустыни, а их трудно назвать людьми.

К тому времени, когда мы достигли колодцев, я казался себе как никогда стройным и физически сильным и только сожалел о том, что у меня нет зеркала: новая энергия и сила, которые я чувствовал в себе, должны были отразиться на моем лице и увеличить его красоту. Я бы с удовольствием воспользовался возможностью полюбоваться собой. Однако недостатка в желающих насладиться мной не было. По вечерам у костров многие бросали на меня похотливые взгляды, и я получил немало тайных предложений от товарищей по отряду, поскольку даже эти избранные войска были поражены половыми извращениями, распространившимися в нашем обществе.

Ночью я не расставался со своим кинжалом. Когда однажды пощекотал нежеланного гостя, его крики вызвали бурную радость всех окружающих. После этого я был избавлен от досадных приставаний.

Когда мы достигли колодцев, Тан не дал отдохнуть. Пока ждали Крата, он заставлял людей упражняться во владении оружием и соревноваться в стрельбе из лука, борьбе и беге. Я с радостью отметил, что Крат набрал людей в строгом соответствии с моими указаниями. Среди них не было ни одного крупного парня. Если не считать Тана, все они были небольшими, ловкими ребятами, прекрасно подходившими к той роли, которую я для них задумал.

Крат прибыл через два дня. Если учесть время на возвращение в Карнак и необходимые хлопоты по нашему с Таном заданию, это означало, что он сумел пройти этот путь быстрее нас.

– Что тебя задержало? – приветствовал его Тан. – Тебе попалась по дороге любезная девица?

– Нет, у меня было две тяжелые ноши, – ответил Крат, обнимая друга. – Твой лук и ястребиная печать. Я рад избавиться от обеих. – И с радостной улыбкой вручил Тану оружие и статуэтку.

Тан немедленно схватил лук Ланату и отправился в пустыню. Я пошел с ним и помог выследить стадо газелей. Эти ловкие хитрые существа стремительно неслись длинными прыжками. Я был поражен тем, как Тан подбил дюжину газелей на бегу, выпустив всего дюжину стрел. Той ночью мы устроили пир, поджарив на вертеле печень и лучшие куски мяса, и обсудили следующий этап моего плана.

Утром мы оставили Крата с отрядом в оазисе и вдвоем с Таном пошли на побережье. Отправились в маленькую рыбацкую деревушку, до которой было всего полдня пути. Днем взошли на последний холм, и перед нами открылось сверкающее пространство моря. С высоты холма виднелись очертания коралловых рифов под бирюзовой водой.

Как только мы вошли в деревушку, Тан позвал старосту. Внешность его излучала такую силу и власть, что старик быстро прибежал к нам. Когда Тан показал ему ястребиную печать, тот простерся на земле, как будто сам фараон стоял перед ним, и с такой силой ударился о глину, что я испугался, как бы он не повредил себе голову. Я помог ему подняться на ноги, и староста привел нас в лучшее жилище в деревне – собственную хижину, выгнав многочисленное семейство на улицу, чтобы освободить для нас место.

Когда съели котелок рыбной похлебки, которую поставил перед нами хозяин, и выпили по чаше великолепного пальмового вина, мы с Таном отправились на ослепительно белый песчаный пляж, где смыли пыль и пот пустыни в теплых водах лагуны, образованной неровной стеной кораллов, протянувшихся вдоль берега. Позади нас возвышалась изломанная гряда холмов, лишенных всякого намека на растительность. Их очертания вырисовывались в голубом небе пустыни.

Море, горы и небо ошеломляли великолепием. Однако у меня почти не осталось времени насладиться их видом, так как начали возвращаться рыбацкие лодки. Пять небольших старых посудин с парусами, сплетенными из пальмовых листьев, шли в лагуну через проход в рифах. Они были настолько нагружены рыбой, что казалось, потонут, так и не достигнув берега.

Меня всегда восхищает щедрость, с которой боги заставляют природу снабжать нас своими дарами, поэтому я жадно осматривал каждую пойманную рыбу, когда ее бросали на берег, и расспрашивал рыбаков о сотнях различных рыб. Куча рыбы на берегу напоминала гору сокровищ, сверкающих всеми цветами радуги, и я пожалел о том, что у меня не было с собой свитков и письменных принадлежностей, чтобы запечатлеть все это.

Однако перерыв был весьма коротким. Как только улов оказался на берегу, я взошел на одну из маленьких посудин, которая ароматом выдавала свое предназначение, и, махнув рукой Тану, отправился на ней через проход в рифах. Тан должен был оставаться в деревне, пока я не вернусь со всем необходимым. Я спрятал друга здесь, чтобы его случайно не узнали в городе, куда я направлялся. Теперь ему нужно было позаботиться о том, чтобы никто из рыбаков или членов их семей не улизнул тайком в пустыню и не сообщил о присутствии в деревне вельможи со светлыми волосами, у которого в руках ястребиная печать фараона.

Маленькая посудина задрала нос на первой же морской волне, кормчий повернул бортом к ветру, и мы пошли на север параллельно страшному серому берегу. Путь нам предстоял недолгий, и еще до наступления темноты кормчий показал мне впереди группу каменных зданий порта Сафага на далеком берегу.

ТЫСЯЧУ лет в Сафаге сходилась вся торговля между странами Востока и Верхним царством. Стоя на носу маленькой лодки, я видел вдалеке силуэты более крупных кораблей, ходивших между Сафагой и портами на Аравийском берегу неширокого моря.

К тому времени, когда я сошел на песчаный берег Сафаги, было уже темно, и никто, казалось, не заметил моего прибытия. Я хорошо знал, куда мне идти, так как часто посещал этот порт по торговым делам вельможи Интефа. В этот час улицы города были пустынны, а кабаки битком забиты. Я быстро прошел к дому торговца Тиамата. Он был богачом и владел самым большим домом в старом городе. Вооруженный раб преградил мне дорогу у дверей.

– Скажи хозяину, что здесь хирург из Карнака, спасший ему ногу, – приказал я, и скоро сам Тиамат, хромая, вышел мне навстречу. Его ошеломил мой жреческий наряд, но хватило здравого смысла не говорить о нем и не называть моего имени перед рабом. Он отвел меня во внутренний сад дворца. Как только мы остались одни, воскликнул:

– Неужели это ты, Таита? До меня дошел слух, что ты убит сорокопутами в Элефантине.

Тиамат был крупным мужчиной средних лет с открытым и умным лицом и проницательными глазами. Несколько лет назад его принесли ко мне на носилках. Небольшая группа путешественников нашла Тиамата на дороге, где его оставили умирать сорокопуты, ограбив принадлежавший ему караван. Я сигал заново изуродованное тело и даже умудрился спасти ногу, в которой уже началась гангрена. С тех пор он навсегда остался хромым.

– Я рад убедиться, что сообщение о твоей смерти оказалось преждевременным, – усмехнулся он и, хлопнув в ладони, приказал рабам принести мне чашу холодного шербета и блюдо с инжиром и финиками в меду.

После приличествующего случаю разговора тихо спросил меня:

– Могу ли я чем-нибудь помочь тебе? Я обязан тебе жизнью. Спрашивай. Мой дом – твой дом, мое имущество – твое имущество.

– Меня привело сюда дело царя, – сказал я и достал из складок одежды ястребиную печать.

Выражение лица его стало серьезным.

– Я признаю печать фараона, но тебе нет необходимости показывать ее. Спрашивай, что тебе нужно. Я не могу отказать тебе.

Он выслушал все, не произнося ни слова, а затем, когда я закончил, вызвал приказчика и при мне дал ему нужные указания. Перед тем как отослать его, Тиамат повернулся ко мне и спросил:

– Я ничего не забыл? Тебе нужно что-нибудь еще?

– Твоей щедрости нет предела, однако мне не хватает одного: я истосковался по письменным принадлежностям.

Тиамат повернулся к приказчику:

– Проследи, чтобы в одном из тюков были свитки, кисти и краски для рисования.

Когда приказчик ушел, мы остались в саду и разговаривали еще половину ночи. Тиамат жил в самом центре оживленного торгового пути в Верхнее царство и знал все слухи, которые появлялись в самых отдаленных краях царства, а также приходили из-за моря. За те несколько часов в саду я узнал больше, чем за целый месяц во дворце на Элефантине.

– Ты по-прежнему платишь сорокопутам за пропуск караванов? – спросил я, и он смиренно пожал плечами.

– Разве есть у меня другой выбор после того, что они сделали с моей ногой? С каждым годом их требования становятся все более нестерпимыми. Я должен платить четверть стоимости товара, как только караван выходит из Сафаги, и отдавать половину прибыли после продажи товаров в Фивах. Они скоро всех пустят по миру. Караванные пути зарастут травой, и торговля в нашем царстве завянет и умрет.

– Как вы платите им? Как вы определяете размеры дани и кто берет ее?

– У них есть шпионы в порту. Они осматривают любой груз до того, как он окажется на берегу. Знают, что везет каждый караван еще до того, как он покинет Сафагу. Прежде чем караван пройдет первый перевал, его встретит на дороге один из вождей разбойников и потребует установленную ими дань.

Было уже за полночь, когда Тиамат позвал раба, чтобы тот посветил мне и проводил в комнату, где я проведу ночь.

– Когда ты покинешь мой дом завтра утром, я еще буду спать. – Тиамат обнял меня. – Прощай, дорогой друг. Я никогда не смогу полностью отплатить за то, что ты сделал для меня. Приходи ко мне. Я выполню все, что тебе нужно.

Тот же раб разбудил меня еще до рассвета и проводил к берегу моря. В лагуне стоял на якоре превосходный корабль, принадлежавший Тиамату. Кормчий корабля поднял якорь, как только я поднялся на борт.

Еще до полудня мы прошли по проходу через коралловые рифы и бросили якорь перед маленькой рыбацкой деревней, где Тан ожидал меня на пляже.

ЗА ВРЕМЯ моего отсутствия Тан сумел раздобыть шесть тощих осликов. Матросы с корабля Тиамата перенесли на берег тюки, которые мы привезли из Сафаги, и погрузили на этих жалких животных. Мы с Таном оставили кормчего торгового судна в гавани со строгим приказом дожидаться нашего возвращения, а затем, ведя в поводу цепочку ослов, направились в глубь пустыни к колодцам Гебель-Нагара. Люди Крата с трудом переносили жару и нашествие песчаных блох и скучали, а потому приветствовали нас такими громкими криками, как будто мы отсутствовали по меньшей мере год. Тан приказал Крату построить их. Воины внимательно разглядывали, как я распаковываю первый тюк. Их интерес мгновенно сменился изумленным весельем, когда я разложил перед ними наряд девушки-рабыни. Изумление в свою очередь сменилось гулом разговоров и споров, так как все последующие тюки содержали еще семьдесят девять роскошных женских нарядов.

Крат и два его помощника помогли мне разложить эти наряды на песке перед каждым из стражников, и Тан отдал приказ:

– Раздеться! Надеть одежду, лежащую перед вами! В ответ раздались крики возражения и недоверчивые смешки. Воины подчинились, только когда Крат со своими помощниками прошел вдоль рядов с наигранно суровым выражением лица.

В отличие от наших женщин, которые одеваются легко и часто оставляют обнаженными грудь и ноги, женщины Ассирии носят длинные юбки до самой земли и одежду с рукавами, скрывающими их руки до самых запястий. Мужчины из ревности и неверно понятого чувства скромности заставляют женщин прятать лица, когда они выходят из дома. И в этом тоже существует различие между солнечным Египтом и суровыми странами, где вода падает с неба и твердеет белыми камнями на вершинах гор, а ветры студят плоть и кости, как смерть.

Как только воины немного оправились от первого потрясения, вызванного видом товарищей в женской одежде, они тут же приняли правила игры. Очень скоро в лагере весело прыгали восемьдесят девушек-рабынь, пряча лица под покрывалами. Они плясали и бегали мелкими шажками в длинных юбках, щипали друг дружку за ягодицы и строили глазки Тану и его помощникам.

Помощники Тана уже не могли сохранять серьезность. Хотя, возможно, это и вызвано обстоятельствами моей жизни, но мужчины, одетые женщинами, внушают мне смутное отвращение. Мне очень странно видеть, что немногие разделяют мои чувства по этому поводу. Достаточно какомунибудь негодяю натянуть юбку, и все присутствующие тут же начинают глупо хохотать.

Крат выбрал самых малорослых и стройных воинов флотилии. Теперь, оглядывая их, я был абсолютно уверен, что они смогут обмануть постороннего наблюдателя. Их только надо немного подучить женским повадкам. Среди всеобщего веселья я поздравил себя за находчивость.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ утро наш странный караван прошел через маленькую рыбацкую деревушку и по извилистой дороге спустился к песчаному берегу, где нас ожидало торговое судно. Крат и восемнадцать его помощников составляли охрану каравана. Полное ее отсутствие при таком драгоценном грузе наверняка вызвало бы подозрения. Девяти вооруженных людей в разношерстной одежде, как и полагается наемникам, будет вполне достаточно, хотя они, конечно, не смогут отпугнуть большую шайку сорокопутов.

Во главе каравана шагал Тан, нарядившись богатым купцом из-за Ефрата. Борода его стала густой и длинной за последние несколько месяцев, а я завил ее колечками по обычаю ассирийцев. Многие люди того района Азии, особенно жители высоких гор к северу от Ефрата, имеют тот же цвет кожи, что и Тан, и его внешность точно соответствовала роли, которую я для него выбрал.

Я всюду следовал за ним. Подавив отвращение к женской одежде, надел длинные юбки, покрывала и аляповатые украшения жены ассирийца. Мне Совсем не хотелось, чтобы меня узнали по возвращении в Сафагу.

Наше путешествие немного оживила морская болезнь, поразившая большинство рабынь и охранников, привыкших плавать по гладким водам великой реки. Один раз столько воинов собралось платить дань морским богам по левому борту, что корабль дал заметный крен.

Все мы с большим облегчением высадились в Сафаге, где вызвали всеобщее возбуждение. Ассирийские девушки славятся своей ловкостью в постели, говорят, что некоторые из них способны на такие штуки, что вернут к жизни и тысячелетнюю мумию. Разумеется, каждому, кто смотрел, как мы сходим на берег, казалось, будто под покрывалами прячутся настоящие жемчужины женской красоты. Ловкий азиатский купец не станет везти свои товары так далеко и тратиться на путешествие и охрану, если не рассчитывает получить кругленькую сумму на рынках рабов Египта.

Один из купцов Сафаги тут же подошел к Тану и предложил купить у него на месте всю стайку девушек и избавить его от тяжелого путешествия через пустыню с таким грузом. Тан отмахнулся от него с презрительной усмешкой.

– Тебя предупреждали об опасностях, ожидающих путников в пустыне? – настаивал купец. – Перед тем как ты достигнешь Нила, тебе придется заплатить выкуп за проход по караванному пути, поглотивший большую часть прибыли.

– Кто заставит меня платить? – спросил его Тан. – Я плачу только то, что задолжал.

– Те, кто охраняют дорогу, – предостерег его купец. – И даже если ты заплатишь столько, сколько они запросят, ты не можешь быть уверен, что целым и невредимым пройдешь через пустыню. Ведь твой товар так соблазнителен. Стервятники, живущие на караванном пути к Нилу, так разжирели на трупах упрямых купцов, что едва поднимаются в воздух. Продай девушек сейчас и получишь хорошую прибыль…

– У меня вооруженная охрана, – ответил Тан и показал на Крата и его маленький отряд, – которая справится с любыми грабителями.

Свидетели разговора захихикали и начали толкаться локтями, услышав эту похвальбу. Купец пожал плечами.

– Ладно, мой храбрый друг. Во время своего следующего путешествия через пустыню я поищу твой скелет у дороги. Смогу узнать по сверкающей красной бороде.

Тиамат, как и обещал, приготовил сорок ослов. Двадцать из них несли бурдюки с водой, на остальных были вьючные седла для тюков и узлов, которые мы вынесли на берег с торгового судна.

Я позаботился о том, чтобы мы как можно меньше времени провели в городе под любопытными взглядами толпы.

Достаточно будет хотя бы одной из наших «рабынь» выдать ее настоящий пол, и все сорвется. Крат со своим отрядом охраны погнал их по узким улочкам, отталкивая в сторону прохожих и следя за тем, чтобы «рабыни» прятали лица и не поднимали глаз и чтобы никто не ответил хриплым голосом на похабные шутки, которые преследовали нас. Наконец, мы вышли из города и оказались в пустыне.

Мы встали лагерем на ночь в виду Сафаги. Хотя я и не ожидал нападения до тех пор, пока мы не преодолеем первого ущелья, был уверен, что шпионы сорокопутов уже следят за нами.

Пока было светло, я проследил, чтобы «рабыни» вели себя, как полагается женщинам, то есть скрывали свои лица и тела, а направляясь в ближайший овраг справлять нужду, они должны были садиться на корточки, а не мочиться стоя, пуская струю на целый шаг.

Только с наступлением темноты Тан приказал снять тюки с ослов, раскрыть их и раздать оружие, которое в них было спрятано. Каждая «рабыня» улеглась спать со своим луком, стрелами и мечом, спрятав их под постелью.