Текст книги "Посредник. Противостояние (СИ)"

Автор книги: Уча Авсаджани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Тебе не сказали? – опешил Глеб, чувствуя ее обжигающее дыхание на щеке.

Сон и усталость, лениво потянувшись, забрались в дальний угол, окончательно отказавшись от идеи наведаться в гости.

Клея немного отстранилась, и только тут Глеб заметил, что та постоянно шмыгала носом, а ее глаза отдавали краснотой.

Принцесса пристально посмотрела на него и еле слышно прошептала:

– Я и подумать не могла, что Ванак способен на такое. Я знала про представление и про то, что мы собираемся что-то отметить, но никак не могла понять, что именно. В конце концов, Севака проболтался, но стража не дала выйти из дворца.

– Король оказался прав, – неожиданно для самого себя сказал Глеб. – У меня получилось.

Клея кивнула:

– Иначе тебя бы здесь не было. Просто... – она запнулась.

– Просто что?

– Я не думала, что ты радужник, – скороговоркой выговорила принцесса. – С самого детства мне рассказывали, какие они жестокие и кровожадные. Вот насчет Рада я не сомневалась ни секунды. Тогда, даже не видя его анимы, я чувствовала, что он радужник, такая от него исходила злоба и жажда убийства. Ты – другое дело. Конечно, посредник и все такое, но я никак не могла поверить, что ты один из них. Поэтому и принялась тебя обучать, чтобы ты хоть как-то умел защищаться.

Глеб хотел возразить, что прекрасно мог постоять за себя и без ее тренировок, но слова застряли в горле, упорно не желая выходить наружу.

– В общем, я рада, что ты жив и оказался радужником, – добавила Клея, чтобы как-то заполнить молчание.

Глеб уставился на нее. Сегодня Клея словно открылась перед ним под другим углом. До этого момента он считал ее невероятно сильной и слегка заносчивой, настоящей принцессой меченосцев, у которой просто не было времени на переживания и эмоции. И хотя случай, когда она поведала ему о своих родителях и был исключением, это не мешало ему продолжать думать о ней в таком духе. Но сейчас, смотря на то, как она за него переживала, его мнение менялось само собой.

– Рада, что не пришлось терять лучшего ученика? – попытался пошутить Глеб.

– Других учеников у меня никогда не было, – улыбнулась Клея. – Это меньшее, что я могла сделать в благодарность за мое двойное спасение.

Глеб покачал головой:

– Ты меня тоже выручила. Если бы не ты, я бы утонул в море.

– Это другое, – возразила девочка. – Если бы я хоть на секунду предположила, что ты радужник, то не пошевелила бы и пальцем, а может, и сама бы прикончила.

– Можно вопрос? – поежившись, спросил Глеб, вспомнив нечто, поставившее его в тупик с самого первого дня злоключений в этом мире.

Клея кивнула.

– Почему тогда, в море, если ты не знала, что я радужник, двинула мне по голове? Я все думал, но так и не понял, за что.

Глеб ожидал любой реакции, кроме той, которая предполагала, что принцесса рассмеется. Но именно это она и сделала.

– Ну, это просто. Ты тонул, и в таком положении мог бы ухватиться за меня так, что мы оба пошли бы ко дну.

Клея собиралась добавить еще что-то, но в дверь постучали, и она, словно отгоняя мысли, тряхнула головой.

– Тебе пора на представление. Как-никак, его дают в твою честь. Не стоит заставлять народ ждать. Я тоже скоро буду.

Глеб кивнул и вышел из комнаты, где, как он и думал, его ждал начальник слуг.

– Позвольте поздравить вас с высвобождением анимы, – едва завидя его, оскалился Севака, подобострастно склонив голову.

– Тут не с чем поздравлять, – холодно ответил Глеб. – Это было не совсем приятно и чуть не стоило мне жизни.

– Конечно-конечно, – вторя ему, тут же запричитал Севака. – Я чуть с ума не сошел, когда прознал, как именно собираются открыть вашу силу. Я был против, даже порывался предупредить вас, но, похоже, про это прознали, и с меня не спускали глаз.

Глеб прекрасно помнил слова Клеи о том, кто не давал ей выйти из дворца. Он уже собирался поставить на место завравшегося начальника слуг, но тот, словно почуяв бурю, обратил к нему спину и выпалил:

– Надо поспешить, мы опаздываем! Я буду идти быстро, не отставайте ни на шаг, а то коридоры такие запутанные, потеряться в них совсем не вопрос!

Через пару минут, вопреки страхам Севаки благополучно преодолев путь, который Глеб осиливал каждое утро, они миновали опоясывающие Формос высокие стены и направились в противоположную от деревьев сторону.

Это было странно. Глеб привык, что последние несколько недель его судьба была неразрывно связана именно с лесом. Сказать по правде, он, к своему стыду, даже не имел представления, что находилось за длинным, тянущимся прямо в горизонт скалистым берегом. Разумно было предполагать там такой же бесконечный обрыв, с какого его столкнул Рад.

Глеб собирался по пути обдумать сегодняшние события, но его разум отказывался подчиняться. От пережитых страха, злости, отчаяния и, конечно, усталости мысли премешались в беспорядочную кучу, и разобрать что-либо в этой хаотично беснующейся в голове массе было решительно невозможно.

Севака свернул с тропы и устремился к обрыву. Глебу стало не по себе. Никаких мест, где бы могло разворачиваться представление, не было видно. Уж не угодил ли он на новое испытание? Скорее всего, он бы поддался панике, если бы вдруг не расслышал шум голосов со стороны моря.

Казалось бы, это должно было его насторожить еще больше, но, сам не зная почему, Глеб немного успокоился.

Голосов было много – десятки, даже сотни. Разобрать какой-либо из них не представлялось возможным, однако было в этом шуме нечто умиротворяющее. Глеб вспомнил ночь, когда он наткнулся на толпу ожидавших появления посредника людей в городе. От них так и веяло тревогой. Здесь же было по-другому. В этихголосах не слышалось ничего предупреждающего об опасности. Напротив, гул был веселый, звонкий, приглашающий присоединиться. Глеб ни секунды не сомневался, что еще миг, и он заметит их обладателей.

Однако увиденное превзошло ожидания.

Подойдя почти вплотную к пропасти, мальчик обнаружил, что обрыв существовал лишь в его воображении. На самом деле, это был длинный плавный спуск к морю, и в иное время было бы приятно прогуляться по нему босиком до самого низа, однако сейчас Глеба захватило вовсе не это.

Он видел нечто подобное лишь однажды в жизни, когда разглядывал красочную картинку в учебнике по истории в начальных классах. На ней был изображен древнегреческий амфитеатр на берегу моря. Снимок величественного сооружения в точности отпечатался в памяти, но то, что сейчас раскинулось перед его глазами, превосходило поразившую детское сознание фотографию по всем параметрам.

От места, где они остановились, отходила широкая каменная лестница. Она тянулась вниз, прямо по спуску, перерастая в огромный полукруг. Строение было очень старым, камни успели пожелтеть, и сверху оно напоминало половинку исполинского апельсина. Амфитеатр доходил до самого моря, оканчиваясь просторной сценой прямо на песчаном пляже.

По всему полукругу, повторяя его форму, тянулись грубые каменные же скамьи, заполненные народом. Именно они, да еще, пожалуй, море и производили весь шум.

Казалось, на представление пришел весь город – разодетые дети, норовящие ускользнуть от взора взрослых дети, мирно посапывающие старики и нетерпеливо ждущие начала действа мужчины – все беззаботно галдели, радуясь возможности отдохнуть и насладиться зрелищем.

– Нам в самый низ, для посредника лучшие места! – как из рекламы прозвучал голос Севаки.

Стараясь не свернуть шею, Глеб последовал за ним.

Поначалу на их появление никто не обратил внимания, и, благополучно преодолев лестницу, они двинулись по узкому проходу меж рядами зрителей. Но вот кто-то, наверное, из уже встречавших его в городе, признал в нем посредника и, прикрывая рот рукой, что-то красноречиво прошептал соседу. Круги голосов, подобно волнам от брошенного в водную гладь камня, разошлись по всем уголкам амфитеатра, и люди зашумели пуще прежнего, бросая на него косые взгяды.

Это отличалось от прежнего опыта общения с толпой. Тут на Глеба смотрели с любопытством, доброжелательностью и даже уважением.

Наконец, внизу, в самом первом ряду, показался помахавший ему рукой Леви. Сбоку молча сидел лишь мельком взглянувший на него и по обыкновению хмурящийся Миркс.

Глеб облегченно вздохнул. Он никогда бы не подумал, что появление этих двоих могло так его обрадывать.

Избавившись от Севаки, мальчик занял место рядом с Леви.

– Красивый у вас театр, – искренне восхитился он, еще раз оглядываясь кругом.

Охотник лишь пожал плечами:

– Театр как театр, хотя в том, что открывающийся отсюда вид самый красивый во всем королевстве, ты прав.

– И у вас все театры такие? – изумился Глеб. – Как в Древней... Греции?

– Конечно, – невозмутимо ответил Леви. – А разве у вас по-другому?

Глеб смекнул, что чуть не сболтнул лишнего и испуганно помотал головой. Не далее, как пару дней назад он рассказывал хранителям знаний об устройстве современных театров, и то, что они еще никому не поведали об этом, означало, что по какой-то причине старцы пока решили приберечь эти сведения для себя, и Глеб нутром чувствовал, что раскрытие таких вещей не сулило ему ничего хорошего.

– Чего мы ждем? – сменил он тему.

– Не чего, а кого, – вмешался в разговор Миркс.

Похоже, начальник королевской стражи только делал вид, что их болтовня ему неинтересна.

– Мальчишка, ты вообразил, что ты у нас самый главный? – сурово спросил он. – Представление не начнется без его величества.

– Король сядет с нами? – удивился Глеб.

Жесткие каменные сиденья никак не вязались в его голове с троном монаршей особы.

– Все равны перед искусством, – с гордостью пояснил Леви. – Кроме мест в театре, разумеется. В первые ряды вход ординариям заказан.

Глебу хотелось расспросить о здешних театрах подробнее, но вдруг уже ставший привычным гул разом стих, будто кто-то отключил звук. Зато всего секунду спустя воздух прорезали звуки многочисленных фанфар.

Догадавшись, о чем они возвещали, Глеб обернулся и взглянул наверх.

Король Ванак как раз преодолел лестницу и ступил в проход амфитеатра. Как всегда величественный, в пурпурной мантии и с короной на голове, он походил на вернувшееся в свои владения мифическое древнее божество. Чуть отставая, за ним следовал также пышно разодетый дукс Зел с противной ухмылкой. Все люди как один вскочили на ноги и принялись отвешивать монарху бесконечные поклоны, заодно наперебой желая долгих лет правления.

Наконец, Ванак оказался рядом с Глебом, как-то совсем по-дружески похлопал его по плечу и негромко сказал:

– Теперь ты полноценный радужник и настоящий посредник, полностью высвободивший свою силу. Прими мои поздравления. Скажи, ты ведь не сердишься за то, что нам пришлось прибегнуть к небольшой уловке?

– Спасибо... ваше величество, вовсе нет, – сказал Глеб заранее заготовленный ответ. – Понимаю, так было нужно для моего же блага.

Король довольно кивнул. Краем глаза Глеб заметил, как холодно наклонил голову и дукс Зел.

Ванак обернулся к застывшему подобно каменным изваяниям в Хранилище знаний народу. Он выступил с небольшой приветственной речью, но Глеб почти все прослушал. Его мысли словно витали в каком-то другом месте, бесконечно переживая сегодняшний день. Он выхватил только фразы вроде «единственный радужник, которого не нужно убивать», «великое счастье», «большая честь», «посредник прибыл именно к нам неспроста» и «вместе возрадуемся и поздравим». Казалось, люди только и ждали, когда их предводитель закончит пламенную речь, чтобы взорваться овациями.

– Наше терпение вознаграждено! – еще раз воззвал король к зрителям, в свою очередь, терпеливо подождав, когда стихнут последние хлопки. – Сегодня мы празднуем обретение посредником силы! Насладимся же представлением, подготовленным лучшими артистами нашего королевства!

Ванак и Зел заняли места немного поодаль от Глеба, и народ, довольно гудя, спешно последовал их примеру.

Как по мановению невидимой дирижерской руки в унисон загромыхавшие барабаны возвестили о начале шоу. На сцену выплыл облаченный в белую тунику человек. Его лицо скрывала улыбающаяся белая маска (Глеб снова вспомнил главу о Древней Греции из учебника по истории), а над ней виднелась копна аккуратно уложенных золотистых волос.

Мальчик отметил, что зрители с интересом вглядывались в артиста, но удивления на их лицах он не увидел. Значит, в здешнем мире и театральные маски были делом привычным.

Артист воздел руки вверх и, обращаясь то ли к небесам, то ли к зрителям, хорошо поставленным, зычным голосом прокричал:

– Ваше величество! Дамы и господа! Все пришедшие на наше представление! Вы станете первыми, кто сможет насладиться воистину грандиозным зрелищем! Вы увидите то, о чем будут говорить ваши внуки, то, что превратится в легенду. Каждое слово написано мной и каждое движение поставлено мною же! Прошу не судить строго и уделить ваше внимание «Гамлету, принцу датскому»!

Было очевидно, что мужчина в маске не отличался особой скромностью. Однако Глеба озадачило не это. С первого же произнесенного артистом слова он испытал странное чувство, словно где-то уже слышал сквозившие в его голосе интонации. Даже его жестикуляция казалась знакомой. Но определить точно, кого тот ему напоминал, не представлялось возможным. Всему виной была маска, не только скрывавшая лицо артиста, но и заметно менявшая его голос. Оставалось лишь молча наблюдать за представлением и теряться в догадках.

На сцену вразвалку вышел дородный детина, тоже в маске, правда, изображавшей гнев, и принялся неуклюже декламировать заученную роль. Стоило ему открыть рот, как Глеб подловил себя на мысли, что тон его голоса также казался ему знакомым, но вот откуда, он так и не мог понять. В течение следующих минут Глеб испытывал такое же странное чувство по поводу почти каждого появлявшегося на сцене артиста. Наконец, все действующие лица заняли места, а вперед выступили здоровяк и высокий мужчина в грустной маске.

Как только началось представление, все сомнения отпали сами собой – сюжет, да что там, все диалоги повторяли одноименное произведение Шекспира. Глеб слишком хорошо его знал, чтобы ошибиться. Он даже сыграл в школьном театре незначительную роль, когда один из учеников заболел, и до сих пор помнил свои пару реплик.

Мысли налезали друг на друга, спеша поделиться соображениями. Двойник Шекспира? Необъяснимое стечение обстоятельств, благодаря которым кто-то умудрился повторить один в один знаменитую пьесу? Поверить в это было сложно. Однако делать было нечего. Не бежать же через сцену и, срывая маску с ближайшего актера, спрашивать, откуда они это придумали?!

– Не нравится представление? – поинтересовались вдруг сбоку.

Глеб, вздрогнув, повернул голову. Принцесса Клея с любопытством вглядывалась ему в лицо.

– Просто вспомнил о своем мире, – выбирая как можно более приближенный к правде ответ, сказал Глеб, заодно прикидывая, как девочке удалось так незаметно сесть рядом.

– Ясно, скучаешь, – понимающе сказала принцесса. – Может, наши театры и не такие развитые как ваши, но постарайся получить удовольствие. Все-таки это твой день. И вообще… Уверена, ты обязательно вернешься домой.

– Мне бы такую уверенность, – отрезал Глеб. – Гар обещал, что я все пойму, когда стану настоящим радужником... Радужником-то я стал, а вот понять ничего не понял.

Клея хмыкнула:

– По-твоему, все тайны радужничества открылись бы перед тобой в первый же день? Нужно время, ты слишком торопишься.

– Да, может, и так, – нехотя согласился Глеб. – Но все же я ожидал другого.

Принцесса ухмыльнулась, но тут же переменившись в лице, сурово добавила:

– Об этом будем думать позже. А пока наслаждайся представлением. Оно ведь...

– В мою честь, я знаю, – закончил за нее Глеб, чувствуя, как губы невольно расплываются в улыбке.

– Именно, и, между прочим, оно обошлось королевству в довольно солидную сумму, – с напускной строгостью напомнила Клея.

Больше они не заговаривали. Девочку настолько захватило зрелище, что отвлекать ее было бы преступлением. А когда изображавший Гамлета актер-коротышка в тоскливой маске кольнул отравленным клинком «короля» (которого играл открывший представление «улыбающийся» золотоволосый), и тот, работая на публику, с причитаниями нарочито медленно завалился на спину, прямо на мягкий песок, принцесса ахнула и невольно прижала ладонь ко рту. По раздавшимся таким же многочисленным возгласам изумления Глебу стало ясно, что спектакль будет иметь успех.

Так оно и случилось. Стоило отгреметь последней фразе, как зрители повскакали с мест, взорвавшись аплодисментами, а на сцену, зарываясь в песок, дождем посыпались мелкие монетки.

Золотоволосый выскочил вперед и, раскланявшись, послал зрителям воздушные поцелуи. Глеб надеялся, что уж сейчас-то он, наконец, снимет маску, но не тут-то было. Неугомонный артист подбежал к первому ряду, по очереди поклонился Ванаку, дуксу Зелу и Клее, а затем схватив Глеба за руку, потянул его на сцену.

Опешив, мальчик позволил себя вывести.

– Вот в честь кого мы выступали благодаря приглашению его величества! – прокричал артист, проведя рукой по пышным волосам.

От этого жеста Глебу почему-то стало не по себе.

– Поприветствуем же нашего посредника и обретение им силы! – не унимался золотоволосый.

Горожане охотно зааплодировали пуще прежнего.

– Сегодня в полночь, там, где дорога соединятся с лесом, – вдруг прошептал артист.

Глеб удивленно уставился на него, но золотоволосый крепко сжал ему плечо.

– Не глазей на меня, – зашипел он через маску. – Не привлекай внимания. В полночь, приходи один.

С этими словами мужчина под аплодисменты как ни в чем не бывало проводил его на место. Глеб ошарашенно глядел, как артист с застывшей навеки улыбкой растворяется во тьме за сценой.

Глеб хотел рвануть за ним, однако очень некстати у его величества проснулась охота поболтать, и он был вынужден составить тому компанию до самого дворца.

Глава 12. Весточка из прошлого

Вечером Глеб, развалившись на постели у себя в комнате, обдумывал, как ему быть. Вернее, он и так это знал, и уже попросил Анкура незаметно вывести его ночью из дворца. Глеб понятия не имел, с чего это золотоволосому артисту вздумалось назначать ему встречу тет-а-тет, да еще и в полночь. Все, начиная от его голоса и движений и заканчивая спектаклем, выглядело не просто странно, а пугающе. Нет, вряд ли кто-то осмелился бы на него нападать после того, как он обрел силу радужника, но у него все равно неприятно сосало под ложечкой. А вдруг это еще один радужник? И вдруг у него тоже есть кулон, и он решил довести до конца миссию Рада, начав с него?

Глеб заставил себя успокоиться и принялся ходить по комнате – не двигаться было мучительно.

Он отлично помнил слова Гара. В этом мире было всего два кулона – один, принесенный им и сейчас покоящийся у него на шее, а другой – украденный у меченосцев радужниками и вновь «возвращенный» Радом. Он был у короля, и вряд ли тот согласился бы с ним добровольно расстаться, зная, какая ему грозит опасность. Конечно, существовал еще один, третий кулон, предназначавшийся такому же посреднику, как он сам. Но сейчас он был где-то в родном для Глеба, но бесконечно далеком отсюда Внешнем мире, а его хозяин даже не подозревал о своем предназначении. А может, кулон и вовсе сгинул за прошедшие столетия, найдя последний приют на дне океана или под многолетними слоями земли.

Выходило, что даже если тот артист и был радужником, то не представлял особой угрозы, покольку не был способен радужничать в королевстве меченосцев.

В дверь осторожно постучали. Глеб узнал этот стук.

– Почти полночь, и у нас есть время проскочить, пока сменяется стража, – вместо приветствия выдал Анкур, когда он отворил дверь.

– Да, идем, – собравшись, согласился Глеб и, взглянув на переминавшегося с ноги на ногу мальчишку, добавил: – В чем дело?

– Меня это не касается, – замявшись, ответил тот, – но вы уверены, что хотите выйти за пределы дворца именно сейчас? В лесу и днем небезопасно, а по ночам уж совсем беда. Одних разбойников сколько. И еще тот вепрь…

– Мне обязательно нужно попасть наружу, – крещивая руки на груди, упрямо проговорил Глеб. – Это очень важно, понимаешь?

– Ясно, как пожелаете, – обреченно отозвался Анкур и повел его по коридорам под мерцающим светом факелов.

Погруженный в раздумья Глеб не сразу расслышал, как тот что-то ему сказал. Он вопросительно уставился на еще более оробевшего мальчишку.

– Я хотел извиниться, – повторил Анкур.

– За что? – не понял Глеб.

– За то, что избегал вас все это время. Мы же подружились, и я знал, что вы радужник. Но когда вы оказались еще и посредником, то окончательно меня запутали. Ведь посредник для нас значит то же, что и его величество... А может, и больше, – совсем тихо, словно опасаясь, чтобы не услышали стены, добавил он.

– Ну, хотя бы теперь мы можем общаться как прежде? – улыбнувшись, спросил Глеб. – Так что, снова друзья?

– Друзья, – обрадовался Анкур.

– Даже не думай, – Глеб пресек попытку мальчишки кинуться ему в ноги. – Друзьям поклонов не нужно.

– Постараюсь, – смущенно ответил тот.

Анкур проводил его до расщелины в стене, по дороге раз десять уточнив, не нужно ли сопровождать его и за ее пределами.

В очередной раз поблагодарив его и отвергнув предложение, Глеб вышел за пределы Формоса и повернул к тропе. По утрам, когда еще было темно, он обычно сразу нырял в деревья и находил тропу уже там. Дело было в том, что путь из дворца до леса прекрасно просматривался с вышки над воротами. Но эта ночь выдалась облачной и совершенно безлунной, и было так темно, что охрана не заметила бы его, пройди он у них хоть прямо под носом. Однако сейчас Глеб бы предпочел иметь дело со стражей, чем идти на встречу с таинственным золотоволосым актером, не видя при этом ни зги.

Смотря себе под ноги, чтобы не потерять тропу и не споткнуться, Глеб добрался до первых деревьев. В лесу было еще темнее, хотя это и не казалось возможным. Будто чаща поглощала те последние частички света, которым удавалось пробиться через хмурые тучи.

Рука об руку с темнотой шла и гробовая тишина. Было настолько тихо, что Глебу казалось, что он слышит биение собственного сердца. Которое, кстати, билось все чаще.

И каково было изумление мальчика, когда в этом безмолвии, обжигая его шею горячим дыханием, раздался голос:

– Глеб! Мой дорогой, мой милый Глеб! – заключая его в объятия, сказал таинственный кто-то у него за спиной.

От неожиданности и испуга Глеб извернулся и дал незнакомцу под дых. Только секундой спустя он понял, что скорчившись от боли, на земле распластался тот самый артист из «Гамлета». Его золотые волосы светились даже в этой непроглядной тьме. На нем больше не было маски, и, хотя различить лицо было невозможно, его голос...

– Проклятье! К чему такая грубость? Глеб, ты не узнал меня? – продолжал вопить растерявший весь таинственный флер артист.

И Глеб узнал его. Еще до того, как из-за туч вышла луна и бросила свет на ослепительно белые зубы, роскошную прическу и модный по здешним меркам наряд, он уже был уверен насчет личности человека перед ним. И это настолько его изумило, что он, отступив на пару шагов, сам присел на траву и, глупо глядя на приводящего в порядок волосы Яна Гарта, воскликнул, скорее утверждая, чем спрашивая:

– Но вы же погибли?!

– Так ты приветствуешь старого друга? – поднимаясь на ноги, заворчал бывший журналист. – А ведь больше месяца не виделись!

– Но как вам... Мне сказали, что вы все погибли! – все еще отказывался верить Глеб.

– Грозу вечерних ток-шоу убить не так просто! – с достоинством сказал Ян Гарт, помогая ему встать.

– И все живы?!

– О да, и более того, ты видел всех на спектакле. Николя, Анну, Егора, пилотов со стюардессой и даже Тима,хотя в его артистических способностях я все еще не уверен... Как же я соскучился, мой мальчик! – почти плача проговорил Ян Гарт и, подбежав, вновь обнял его.

– Но как? – пытаясь не задохнуться, спросил Глеб.

– Отличный вопрос! – отстраняясь, отозвался бывший журналист. – Я очнулся после катастрофы, да и то на пару минут. Кажется, я тонул. Туман – вот и все, что я помню. Чертов туман был повсюду, а потом я пришел в себя уже на берегу, как и остальные.

Глеб слушал, разинув рот. Первый шок от их встречи прошел, и на глаза, не спрашивая разрешения, наворачивались слезы. И хотя он почти не знал этих людей, тот факт, что они живы, так сильно его обрадовал, что сдержаться было выше его сил.

– Ну-ну, не надо, а то я тоже заплачу, – растрогался Ян Гарт, протягивая ему свой платок.

– Что-то в глаз попало, – попытался оправдаться Глеб.

Почему-то ему вдруг стало ужасно неловко.

– Значит, вы живы, – успокаивая самого себя, как мантру бесконечно повторял Глеб. – Но зачем было скрываться? Почему вы не сказали все во время спектакля? К чему эта встреча один на один, да еще ночью в лесу? – вопросы посыпались один за другим.

– Потому что ты – посредник, – взглянув на одиноко борющуюся с тучами луну, пожал плечами Ян Гарт. – Посредник может быть лишь один, и таких кулонов, как у тебя, у нас нет.

– Никакой я не посредник, – привычно заупрямился Глеб. – Я сам не знаю, с чего...

– О, нет, ты-то как раз посредник. Разве у тебя нет кулона посредника? Или, может быть, не ты сегодня выпустил из себя огромное облако, которое в нашем мире не под силу сотворить даже операторам моих передач? Ты – радужник и посредник, смирись, мой мальчик, – как-то обреченно сказал Ян Гарт, будто утратив всю свою энергичность.

Глеб не ответил. Ему было нечего возразить.

– Они ведь считают, что сюда может попасть лишь посредник со своим кулоном, – печально улыбнулся бывший журналист. – Как, по-твоему, вопримет король появление еще дюжины посредников? Они и в тебя-то еле поверили, да и то из-за кулона, а если на сцену, прости за каламбур, выйдем еще и мы, то кто знает, что они решат и как с нами поступят?

Немного успокоившись, Глеб удивленно взглянул на Яна Гарта. Он говорил вдумчиво и медленно, не как раньше. Перед ним, несомненно, был тот же журналист, что брал у него интервью в самолете, но иногда он не был похож на самого себя. Что же ему пришлось пережить в этом мире?

– Знаешь, сначала я думал, что мы все посходили с ума, – продолжил Ян Гарт. – Выжить в авиакатастрофе, при этом помня только какую-то мглу, и оказаться в средневековье, но понимать местный язык как родной. В первом же попавшемся доме нас за сумасшедших и приняли. Ну, или больных чем-то. Мы просили еды и крова, а нас гнали из деревни камнями и палками, боясь, чтобы мы не заразили их какой-то дрянью. Слово за слово, стало ясно, как сильно мы влипли и что назад пути нет. Тогда я и вспомнил, что являюсь одним из лучших шоуменов! Надо было просто делать то, что у меня выходит лучше всего – развлекать людей. А потом я понял, как многого они лишены, будучи отрезанными от цивилизации! Лишения для них, и такой простор для нас! На ум почему-то пришел Шекспир, мы создали труппу, поставили пару простеньких номеров, придумали для каждого грустную и правдоподобную историю и стали разъезжать по городам.

Ян Гарт остановился, чтобы перевести дух, а Глеб не шевелился, боясь что-то упустить. В лунном свете бывший журналист словно принадлежал другому миру. Хотя, по большому счету, так оно и было.

– С первого же раза нас приняли на ура. В той самой деревне, откуда нас выгнали. Ну, разумеется, мы все были в масках. У них тут дурацкие правила в искусстве, надо будет потом их поменять. Почему-то все артисты выступают в древнегреческих масках, да и театры ничем не лучше. А недавно нас пригласили в королевский дворец, и это было возможностью увидеть тебя...

– Значит, вы знали...

– Что ты в Формосе? – догадался Ян Гарт. – Разумеется, мой мальчик. Слухи о посреднике разлетелись по всему этому проклятому королевству. А посредников по имени «Глеб» не так уж и много, знаешь ли.

– Но тогда...

– Почему мы не пришли раньше? – продолжил отгадывать бывший журналист. – Ты вправе злиться, но мы не могли. О тебе ходили легенды, ты был в центре всех новостей и пересудов. Тебя охраняли лучше, чем короля.

Глеб прослушал последнее предложение. Было кое-что, о чем он не спросил в самом начале. О чем боялся спрашивать. Но более медлить было нельзя.

– Вы сказали, что все живы, – медленно, словно пробуя слова на вкус, начал он. – Но во время спектакля... и сейчас, когда вы перечислили имена... Лена? Почему вы ее не назвали? Что с ней? Она жива?

Глеб сказал это тихо, почти неслышно, но Ян Гарт, заметно поникнув, прервался на полуслове и как-то странно на него посмотрел. Так, как не смотрел еще ни разу.

– А это и есть одна из главных причин, почему я здесь, – сказал он предельно серьезно. – Да, она жива.

Глеб почувствовал, как с груди свалился огромный, намного больше его анимы, камень.

– По крайней мере, была жива, когда я видел ее в последний раз, – безжалостно поправился бывший журналист. – Я сказал, что в ночь катастрофы не заметил ничего, кроме тумана. Это не совсем так. Туман был красный. А еще, – не обращая внимания на округлившиеся глаза Глеба, продолжил Ян Гарт, – я помню, как этот красный туман вынес на берег меня и всех остальных, кроме тебя и Лены. Тебя я вообще нигде не увидел, сколько ни крутил головой. А вот ее... Лену тоже захватил туман, но...

– Но что?

– Но он унес ее в другую сторону, туда, где виднелся еще один остров. Долгое время я считал, что она мертва и мне все привиделось. Но потом, узнав о радужниках, я перестал так думать.

– То есть Лена у радужников? – не поверил своим ушам Глеб. – А этот красный туман был чьей-то анимой!

– Да, обычно туманы так себя не ведут и не красятся, – горько усмехнулся бывший журналист. – Скажи, тебя не удивило, что мы не только пережили авиакатастрофу, что само по себе невероятно, но даже не пострадали и не заработали ушибов? Ни одной, самой мелкой царапинки. Ни одного кровоподтека. Вообще ничего. Да и не помню, чтобы наш маршрут пролегал над океаном. Понятия не имею, какой во всем этом смысл, но, похоже, сюда нас перенесли радужники, они же заставили самолет упасть, спасли нас и забрали Лену. Хотя я не видел ни одного из них, кроме тебя, разумеется, другого объяснения просто нет.

– Вы сказали, что это одна из главных причин, по которой вы пришли, – ощущая усиливающуюся дрожь, напомнил мальчик.

– Глеб, – деловито произнес Ян Гарт. – У тебя огромная сила, слухи об этом ходили еще до того, что ты учудил вчера. Ты и сам радужник. Поэтому если кто и сможет помочь Лене, то только ты.

Глеб был озадачен – в первый раз бывший журналист пекся о чужой судьбе. Или это было лишь видимостью?

– Но это ведь не все, – напомнил он себе, с кем имеет дело. – Есть еще причина, так?