Текст книги "Дьявол в руинах (ЛП)"

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Правая рука обхватывает ее горло, и я чувствую, как ее пульс бьется о мои пальцы. Ее взгляд маниакально перебегает с моих глаз на кинжал, торчащий из моего бока. Я касаюсь раны, а затем левой рукой перехватываю ее запястье, убирая руку с рукояти.

Я оставляю кинжал на месте.

Настоящая рана разрывает мою грудину, мышцы, чтобы добраться до моего пресловутого сердца, причиняя больше вреда и боли, чем любая физическая рана, которую она могла бы нанести.

И монстр хочет ранить в ответ.

С мрачным рыком я сжимаю ее запястье над головой и вхожу в нее одним безжалостным толчком своего члена, уничтожая тонкую пленочку внутри.

Ее крик раскалывает воздух и прокатывается по мне эйфорическими волнами, когда я погружаюсь в нее, подпитываемый яростью и чертовски прекрасным ощущением того, как Бриа обхватывает меня.

Я демон, но я не остановлюсь, безудержный и неистовый.

Я крепче сжимаю ее запястье. Кровь из моей раны просачивается сквозь пальцы и размазывается по ее коже, пока я жестоко трахаю ее.

Она борется со мной, ее тело бьется и корчится, ее крик заглушается моей рукой, обхватившей ее горло. Большие янтарные глаза завораживают меня, и это похоже на удар стали о кремень – огонь вспыхивает и разгорается в одно мгновение.

Желание яростно и полностью изнасиловать ее – мой единственный выход.

Я вхожу в нее снова, сильнее, разрушая свой рассудок и чертовски умирая от ощущений. Я сильнее наваливаюсь на нее сверху, раздвигая бедра, пронзая ее своим членом и греховно наслаждаясь каждым развратным толчком удовольствия, возникающим при ее борьбе.

Я смотрю в ее искаженное болью лицо – прекрасное, ангельское лицо, которому я поклонялся, – и вдыхаю ее страх, упиваясь каждой нечестивой вещью, которую я собираюсь с ней сделать.

Мне нужны ее слезы.

Сквозь плотскую жажду крови я говорю:

– Кассатто послал свою плоть и кровь. – Мое обвинение вырывается из ямы моей черной души.

Признаю, с его стороны это было разумно. Бриа смогла подобраться ко мне ближе, чем кто-либо другой.

За это я отправлю его дочь обратно к нему разрушенной.

За ее предательство я сломаю ее. Тело и разум.

Я снова вонзаюсь в нее, перехватывая ее борьбу. Я душил ее, пока трахал. Уничтожал ее. Хотя даже в наркотическом оцепенении я знаю, что это она разрушила меня до неузнаваемости.

Этого уже не вернуть.

Лезвие все еще зажато в моем животе, а я зажат в ее – между нами разворачивается некая жестокая поэзия. За это, несомненно, моя демоническая душа будет проклята, но я заберу с собой своего ангела.

Возбуждение и кровь покрывают мой член, делая каждый толчок глубже, ненасытная потребность заполнить ее прокладывает дикий, разрушительный путь через мой мозг.

Я, блять, потерян.

Ее киска сжимается вокруг моего члена так сильно, что пирсинг упирается в ее лоно, и я, бормоча нецензурные ругательства, ослабляю хватку на ее шее. Она вдыхает, преодолевая спазм горла, и ее внутренние стенки пульсируют, заставляя меня оторваться от нее со следующим раундом ее борьбы.

– А…. черт. О, черт возьми… – рычу я, погружаясь в нее так глубоко, что моя душа вырывается из тела.

Боль прокладывает путь садистского удовольствия до самого моего паха, и волею гребаных богов мне приходится держать себя в руках, прежде чем я разорву ее на части.

Когда я нахожу ее взглядом сквозь дымку жажды крови, сквозь безумие прорывается далекий шепот ее сладкого голоса: Маленькая смерть.

И на какое-то мимолетное мгновение я жажду увидеть ту безмятежную красоту, что написана на ее лице.

Я борюсь с чудовищем, загоняя его обратно в клетку. Я вырываюсь из нее и задерживаюсь над ее бьющимся телом, моя грудь вздымается. Дрожа, я вытряхиваю из головы оцепенение.

Бриа становится неподвижной подо мной, и я вижу блестящие струйки слез, стекающие по ее вискам.

Она похожа на падшего ангела в темной тени кровати. С горячим проклятием я сползаю с края, обхватываю руками рукоять кинжала и выдергиваю лезвие из живота.

Я делаю тяжелые вдохи, чтобы собраться с мыслями: наркотик, который она использовала, достаточно силен, чтобы дезориентировать меня, но не вырубить. Он также притупляет боль.

Я слышу скрип кровати, и мой взгляд устремляется на Бриа. Ее черная ночнушка порвана и свисает с одного плеча. Тонкая струйка крови стекает по одному из ее бедер. Не сводя с меня взгляда, она опускается на пол и достает оружие.

Я стою лицом к ней и загораживаю дверь в комнату. Кровь капает из моей раны в животе, ее кровь покрывает мой член, а сухожилия, соединяющие плоть с костями, напрягаются. Прямо под ними одичавший демон пытается разорвать мои мышцы.

Она держит кинжал на вытянутой руке, и зверь внутри меня рычит, чувствуя запах крови и жаждая еще больше.

– Беги.

Глава 12

В СЕРДЦЕ ПОЯВИЛСЯ ЛЕДЯНОЙ ХОЛОД, ЗАМИРАНИЕ, ТОШНОТА.

Брианна

– Беги, – рычит он.

Я бросаю нож, зная, что, когда он поймает меня, это его не остановит.

Я бегу.

Страх – это живая сила, заставляющая меня пройти через балконные двери. Босые ноги шлепают по брусчатке, когда я направляюсь к винтовой лестнице, ведущей в сад. Всплеск адреналина оцепеняет мое тело, заглушая свежую боль от того, что меня насильно лишили девственности.

Оказавшись на пышной территории, потемневшей от ночи, я бросаюсь к роще итальянских кипарисов.

У меня был один шанс. Один-единственный, жизненно важный момент, когда я не могла ошибиться с прицелом. И я ошиблась.

Интенсивность прикосновений Ника, всепоглощающее ощущение его грубых рук – рук, которые, как я видела, жестоко убивали, – сжимающих меня и нежно касающихся…

Он поцеловал меня.

Даже сейчас, когда я мчусь по пористой траве, мои босые ноги собирают росу, паника разрывает мою грудь с каждым резким вдохом воздуха, я чувствую его рот на своем. Мои губы горят от этого поцелуя.

Я хотела его.

Я хотела, чтобы он был внутри меня.

Я хотела притвориться, что не существует ни брачного контракта, ни умирающих отцов, ни жаждущих власти мужчин, которые обрушатся на меня в тот момент, когда я уложу его на пол. Но больше всего мне хотелось притвориться, что Ник не был одним из этих мужчин.

На одну иллюзорную секунду, когда он был надо мной, его мощное и красивое тело накрывало мое, так близко к тому, чтобы войти в меня… я подумала, что, отдавшись ему, смогу изменить исход.

Что он сможет полюбить меня.

Но правда в том, что в нашем темном подземном мире любовь не побеждает. Она не превращает зверя в принца.

Особенно, если зверь одержим жадностью и жаждой власти.

Я не попала в цель.

И вот я уже бегу к роще, как животное, преследуемое диким хищником. Полуголая и без телефона. Когда он меня поймает – а он меня поймает, – он меня убьет.

Он избавился от моей защиты от него. Я позволила ему сделать это; позволила ему приказать Данте покинуть особняк. Теперь мой единственный шанс – найти кого-нибудь из охранников и молиться, чтобы мое отчаянное состояние убедило их помочь мне. По крайней мере, достаточно долго, чтобы я смогла сбежать.

Обогнув высокий кипарис, я вхожу в сад. Камешки впиваются в подошвы моих ног. Острая боль разрывает мой бок. Но я не останавливаюсь. Слышу его тяжелые шаги, бьющие по земле.

Стена ухоженного кустарника возвышается, преграждая мне путь. Остановившись, я ругаюсь и поворачиваю направо – моя новая цель – темная тень от густых кипарисов. Сад превращается в лабиринт, и паника охватывает мой разум.

Почему успокоительное не замедляет его? Ножевая рана только разъярила его. Оно не смертельно. Для такого человека, как Ник, которого резали, кололи и стреляли, это была моя самая большая ошибка.

Я зажмуриваю глаза – ровно настолько, чтобы убрать пот, затуманивающий зрение.

Мне следовало дать наркотику полностью подействовать, прежде чем делать шаг. Но планировать это событие и на самом деле прожить его, оказаться в тот момент рядом с ним… Я уже тогда понимала, что если займусь сексом с Ником, если отдам ему всю себя, то не смогу забрать его жизнь.

У меня не было другого выбора, кроме как бороться с ним.

Огонь охватил мои икры. В животе вспыхивает жжение. Мои легкие просят воздуха, не давая ему прорваться через сжимающееся горло. Я нажимаю сильнее, несмотря на то что он так близко. Одна секунда может стать разницей между тем, что Ник сдавит мне горло, и тем, что успокоительное ослабит его настолько, что я смогу вырваться.

Его свирепое рычание раздается громче хруста камней, и я ненавижу то, как реагирует мое тело.

Отчаяние просачивается в мои мышцы, а адреналин разливается по венам. Я бегу, когда каждая клеточка моего тела хочет упасть на росистую землю и позволить ему взять меня снова.

Я стремлюсь к тени впереди, к линии деревьев на другой стороне сада, но угасающая надежда исчезает, когда я оказываюсь в безжалостных объятиях Ника.

Он опускает нас на землю. Его руки обхватывают мое тело, он притягивает меня спиной к своей груди. Ночнушка задирается на талии, и я бесполезно бьюсь в воздухе. Грудь вздымается, Ник крепче прижимает меня к себе, вытягивая из моих ноющих мышц все силы.

Его горячее дыхание пробегает по моей шее, и я слышу, как он жестко сжимает челюсти:

– Ты бежала недостаточно быстро.

Ужас бьет меня по грудной клетке, а сердце колотится в бешеном темпе. Он стонет и кладет меня на спину. Руки прижаты к земле, резкий запах травы смешивается с пьянящим ароматом одеколона Ника, и я смотрю в его темное лицо.

– Это было бессмысленно… в любом случае. – Мои слова обрываются между глотками воздуха. Я стараюсь скрыть все следы страха в своих чертах.

Уголь его глаз прожигает меня насквозь, точно черная смола. Он больше ничего не говорит, убирая руку с моих запястий. Он ждет, когда я начну сопротивляться, попытаюсь нанести импульсивный удар. Жгучая месть в этих темных глазах жаждет схватки.

Я без оружия, и у него есть преимущество. Мне ничего не остается, как ждать, пока он либо убьет меня, либо предоставит шанс.

Его рука сжимает мое горло, и на глаза наворачиваются слезы. Эмоции захлестывают меня, и мне отчаянно хочется, чтобы он вырезал их из меня своим ножом.

Потому что, даже когда он опустошал меня, впиваясь в меня карающими толчками, мое тело соглашалось. На него. На боль. На удовольствие, которое находилось по ту сторону его ярости.

Я предала его, и эта мука отразилась на затвердевших чертах его лица, шов широко открылся, когда он разорвал мою девственность.

– Сделай это, – говорю я. В моем темном тоне звучит презрение.

Он проводит языком по нижней губе, как змея, почуявшая добычу.

– Для тебя это не будет так быстро, ангел. – Его глаза опускаются к моей груди, затем еще ниже. – Насколько сильно тебе больно?

На его вопрос я хмурю свои брови. Я сглатываю боль, сжимающую горло.

– Почему? Каков был твой план? – Я тяжело дышу на каждом слове. – Затрахать меня до смерти?

Он ворчит, прижимаясь ко мне, его бедра раздвигают мои. Я задыхаюсь от сладострастного ощущения его члена, прижатого к моему чувствительному клитору. Он обнажен, тверд и разъярен, а кровь из раны, которую я нанесла, течет между нами, влажная и горячая.

– Все еще может быть, – предупреждает он. Его рот расплывается в коварной улыбке, и навязчивая вспышка желания лижет мои внутренности.

– Ты должна была убить меня, Бриа, – говорит он, блуждая взглядом по моим чертам. – Ты должна была добраться до сердца.

Я вдыхаю, его вес сдавливает мои легкие.

– Я не целилась. – Торжественное выражение крадет огонь из его взгляда.

– В каком-то смысле твоя цель была верна. – Он придвигает свой рот к моему уху. Глубокий ритм его голоса проносится надо мной, вызывая мурашки по коже, когда он говорит:

– Что ты мне вколола?

– Мидазолам, – заикаясь, отвечаю я.

Он хихикает.

– Господи. Твой отец должен был лучше знать, чем давать тебе что-то настолько слабое, чтобы использовать это на мне.

Мои черты лица сходятся в замешательстве. Но, прежде чем я успеваю опровергнуть его утверждение, с балкона мелькает свет, привлекая его внимание.

Отдаленный звук криков, а затем выстрел раскалывают ночь.

Мое тело леденеет от ужаса.

– Что происходит? – спрашиваю я слабым голосом.

Ник ослабляет хватку на моем горле, но не освобождает меня полностью. Его взгляд возвращается к моему лицу, и выражение его лица застывает в нечитаемой маске.

– Ты потерпела неудачу, – говорит он. – Теперь Кассатто посылает за мной легион.

Ник считает, что это был заговор моего отца. Он считает, что я – пешка, посланная убить его.

Я начинаю отрицать это, но останавливаюсь. Как еще я могу объяснить, что я сделала и почему? Я не могу рассказать ему о женщинах Ндрангеты в Калабрии. Я не могу подвергать их жизни опасности, что бы Ник ни сделал со мной.

Когда в особняке загорается свет и раздаются новые крики, Ник поднимается на ноги и хватает меня. Одной рукой он обхватывает меня за талию, другой закрывает мне рот. Затем он тащит меня из сада в гараж сбоку от особняка.

Только когда дверь отъезжает в сторону и он берет со стены связку ключей, я понимаю, что происходит.

Я оживаю, борюсь.

Я кусаю его за руку, и он освобождает мой рот.

– Помогите! – кричу я. – Он хочет увезти меня…

С яростным стоном Ник запихивает меня на пассажирское сиденье спортивного Мерседеса. Он сжимает мое запястье и выворачивает руку, прижимая большой палец к точке возле локтя. Я тут же обмякаю на сиденье, желание бороться пропадает.

– Это жульничество, – говорю я.

Он снимает с моего пальца золотое кольцо и бегло осматривает его, отодвигая гребень в сторону, чтобы открыть микроиглу. Его темные глаза злобно смотрят на меня, когда он подносит кольцо к моему запястью.

– Ник, нет… Что ты делаешь?

– Всегда имей запасной план на случай, если твоя сводная сестра попытается соблазнить и убить тебя. – Игла прокалывает мое запястье, и вскоре я чувствую, как на меня наваливается сон.

– До скорой встречи, Ангиолетта.

Глава 13

БЕЗУМИЕ ПАМЯТИ, КОТОРАЯ ЗАНИМАЕТСЯ ЗАПРЕТНЫМИ ВЕЩАМИ

Доминик

Надо было позволить Бриа убить меня.

Технически, я уже мертвец. Я был мертв в тот момент, когда она вонзила в меня свой клинок. Ее удар не был смертельным, но он все равно был смертоносным. Медленное кровотечение, которое оставит след для людей Кассатто, чтобы они могли пойти по нему и закончить работу.

Каждый час моего дыхания – это украденное время.

Кассатто не остановится только потому, что его дочь потерпела неудачу. Это было доказано, когда он послал своих людей в мою комнату, чтобы прикончить меня.

Я снова слышу выстрел, и моя хватка на руле усиливается, когда ярость охватывает мышцы. Я поставил Луку перед дверью Бриа. Он был единственным из моих людей в особняке, поэтому я не сомневаюсь, что именно Лука получил пулю.

Я смотрю на успокоившуюся девушку, мирно спящую на пассажирском сиденье. Ее голова прислонена к тонированному окну, темные волосы спутаны в беспорядке. Рваная ночнушка свалилась с одного плеча, обнажив бедра. Красивая кожа покрыта грязью и синяками.

От ее вида у меня все кишки сводит.

Возможно, она была лишь пешкой, которую использовали, чтобы добраться до меня, но она все равно причастна к смерти Луки.

Прижав одну руку к наспех перевязанному животу, чтобы остановить кровь, а другой сжимая руль, я смотрю, как вздымается и опускается ее грудь, как ровно дышит девушка, которую я совсем не знаю.

Резкий толчок боли спазмирует вокруг физической травмы. Теперь, когда адреналин выветрился, я остался с болью и слабостью в теле.

Я потерял немного крови, и мне нужно лучше оценить ущерб.

У меня есть несколько разных планов побега по особняку. Мерседес был ближе всего. Смена одежды. Медицинские принадлежности. Вода и сотовый телефон. Все в багажнике, иначе я бы положил туда Бриа.

Сейчас ее близость ко мне – это чертово отвлечение.

Прежде чем мой разум успевает начать воспроизводить события, я вижу железные ворота. Мой отец вложил деньги в дом в стиле готического возрождения в качестве убежища. Единственная собственность, о которой Кассатто не знает. Это не долгосрочное решение – это место, где можно перегруппироваться.

Что мне и нужно сделать прямо сейчас.

Подъехав к усыпанной гравием подъездной дорожке, я оглядываюсь на Бриа и провожу рукой по лицу.

– Черт.

Я только что похитил ее.

Я оставляю ее в машине, пока осматриваю дом, который мой отец называл "Катакомбами". У меня есть цель приезжать сюда хотя бы раз в месяц. Обновление положений. Этот дом не такой огромный, как его особняк, но он столь же эклектичен по своему вкусу.

Готическая архитектура обрамляет и наполняет каждую комнату. Я щелкаю выключателем в первой комнате и бормочу проклятия, когда они не загораются. Я собирался поменять панель выключателей, когда был здесь в прошлый раз.

Я достаю из кухни зажигалку и зажигаю свечи, пока освещаю основные комнаты дома и проверяю записи камер наблюдения. Убедившись, что дом под охраной, я возвращаюсь к машине и беру спящую Бриа на руки. Я стону от боли в животе и чувствую, как повязка намокает от свежей крови.

Выбрав ближайшую к входу комнату, я усаживаю Бриа на стул и связываю запястья кабельной стяжкой. Мой взгляд притягивается к ее раздвинутым ногам, к засохшей крови на внутренней стороне бедер.

Даже чудовище внутри меня понимает, что должно быть какое-то чувство вины, какие-то угрызение совести. Я должен испытывать стыд.

Я был не в своем уме. Но это не оправдание. Я никогда не бываю в здравом уме, под наркотиками или нет. Ранен или нет. Предан или нет. Я изверг, а для нее – безумец.

Объект моей привязанности, моей чертовой одержимости только что пыталась убить меня, а я забрал ее, потому что хотел ее. Я причинил ей боль, потому что она причинила боль мне, потому что она вырвала мое гребаное сердце из груди.

Будь я проклят, если раскаюсь в том, что взял то, что хотел.

Монстр знает свою природу, и он не может быть никем иным.

Как однажды сказал По: «Самые страшные монстры – те, что таятся в наших душах».

Это больное и извращенное существо, которое скрывается в моих тенях, скрюченное и извилистое, как корни моего семейного дерева. Моя клятва защищать ее закончилась в тот момент, когда она стала врагом, и чудовище с ревом вырвалось на волю, с неистовой жаждой завладеть ею целиком.

Если бы не люди Кассатто, давшие о себе знать, я бы брал ее снова и снова. Я бы вскрыл ее и питался ею до тех пор, пока от нас не осталось бы ничего, кроме двух пустых сосудов, превратившихся в шелуху.

Я отхожу от кресла и достаю телефон. Выйдя в коридор, я закрываю дверь и звоню Люциану.

Пока я жду, когда он ответит, я иду в ванную и расставляю медицинские принадлежности.

– Я же говорил тебе не делать глупостей. – Люциан пропускает бесполезные любезности.

– Если честно, – говорю я, с ворчанием снимая пропитанный кровью бинт. – Не я первый нанес удар. Это была Бриа.

Он бормочет в трубку какое-то ирландское ругательство, а потом говорит.

– Значит, ты решил, что похитить ее – хорошая идея?

– Никогда не бывает плохой идеей иметь козырь. – Хотя у меня нет намерения использовать ее в этом качестве. – Эленор звонила вам, – говорю я, констатируя очевидное.

– Да, – подтверждает он. – Лука мертв. Мне очень жаль. Кассатто даже не потрудился выудить из него информацию.

Я смотрю в фарфоровую раковину и наблюдаю, как ярко-красная лента устремляется к сливу. Как я уже подозревал, выстрел в особняке – это смерть Луки. Люди Кассатто уже были на месте и подготовлены. Дело не в том, чтобы забрать Бриа. Я просто дал Кассатто лучший повод для достижения своей цели.

– Он использовал Бриа. – Эти слова вырвались из недр моей души.

Я уже видел, как он использовал свою дочь, так что должен был знать. Это моя вина. В тот момент, когда она заползла в мою постель, я должен был знать, почему она там.

В тот момент, когда я погрузился в нее, я был мертв.

Независимо от того, что она была пешкой, прощения не будет; я не могу предложить Бриа пощаду за ее предательство.

Сейчас, вспоминая прошлое, это очевидно. Кассатто поручил мне следить за Бриа. Он хотел, чтобы я был рядом с ней. Ублюдок. Он передвинул свою пешку прямо на место, и она оказалась прямо перед моим чертовым лицом, а все, что я мог видеть, – это она.

Мое небо.

Ослепленный своей единственной.

– Ты должен отдать ее Сальваторе, Ник, – говорит Люциан, прерывая мои самоуничижительные мысли. – А потом тебе следует уехать из города. Дай ей остыть. Эленор хорошо умеет контролировать ущерб. А после свадьбы все забудется.

Он дает этот совет, потому что ни он, ни моя мать не знают, что я доставлю к порогу Сальваторе испорченную девушку. В противном случае его совет был бы совсем другим.

– Присматривай за моей матерью, Люциан, – прошу я его. – При первых же признаках того, что Кассатто намерен причинить ей вред…

– Я не позволю этому случиться. Даю тебе слово. Но ты ведь слышал, что я сказал? – Я смотрю на себя в зеркало.

– Да, слышал.

– Хорошо. Мы с Вайолет поговорим с Сальваторе. Мы попытаемся договориться. Скорее всего, тебе придется исчезнуть с восточного побережья на некоторое время, но мы постараемся обеспечить тебе защиту. Но, Ник, – его тон стал жестким, – ты должен вернуть Брианну.

Закончив разговор, я очищаю и обрабатываю порез. Проверяю, нет ли внутренних повреждений, затем зашиваю двухдюймовую рваную рану. Я начинаю курс антибиотиков – на случай, если задет кишечник. Мне хочется верить, что она специально пропустила жизненно важные органы, но это лишь еще большее заблуждение с моей стороны.

У дочери Кассатто просто плохой прицел.

Я наматываю свежий бинт, не снимая рубашки. К тому времени как я возвращаюсь в комнату, Бриа уже начинает просыпаться. Я зажигаю еще одну кремовую свечу, окутывая комнату мягким светом, и кладу ее кольцо на мраморный столик со звоном. Она поднимает на меня глаза.

– Умно, – говорю я, скрещивая руки на голой груди. – Где ты его взяла?

Я не могу отделаться от мысли, что кольцо, сделанное на заказ, со скрытым оружием – это то, что моя мама могла бы носить. И использовала бы.

Она медленно моргает, все еще дезориентированная своим успокоительным.

– Мне нужно в туалет.

Я киваю, проводя языком по зубам.

– Маленьким убийцам предоставляется право пользоваться туалетом после того, как они ответят на мои вопросы.

Она дергает запястья за пластиковые крепления, проверяя их на прочность.

– Ты планируешь убить меня. – Это не совсем вопрос.

– После того, как я выпытаю у тебя информацию. – Мое подтверждение сидит на языке, как кислота.

Она ничего на это не отвечает. Ни мольбы. Ни слез, ни рыданий. Никаких взяток. Я могу хотя бы уважать то, что она не усложняет ситуацию.

Ее взгляд переходит на чистую белую повязку.

– Тебе нужен врач. – Из моего рта вырывается шутливый звук.

– Я думаю, ты предпочтешь увидеть, как я упаду в обморок от сепсиса. – Я подхожу ближе и придвигаю табуретку напротив нее. – У меня больше медицинских знаний, чем у доктора, которого Кассатто держит в штате для клана.

Какая-то мысль проносится на ее лице, и я наклоняю голову, внимательно наблюдая за ее микровыражениями. Когда она начинает полностью осознавать происходящее, то осматривает свой порванную ночнушку. Бретелька свободно болтается, обнажая половину груди. Шов разорван до самых ребер и едва прикрывает верхнюю часть ног.

Ее взгляд задерживается на засохшей крови между бедер, и у меня в груди вспыхивает огонь.

Тишина накаляется от того, что не было сказано.

– Твой отец убил Луку, – говорю я, сдерживая ярость, которую вызывает это заявление.

Она тяжело сглатывает.

– Мне жаль. – Моя усмешка темна и отражается от стен комнаты.

– Так какой был план? Соблазнить меня? Подсадить на наркотики? Убить меня и мою команду? Это все? – Подняв лицо, она стряхнула с глаз волны спутанных волос.

– Никакого плана не было, Ник.

– Не используй мое имя. Мы больше не Ник и Бриа друг для друга. – Я наклоняюсь вперед и тут же жалею об этом, когда спазм боли охватывает мой живот. Я застонал и сел обратно. – Никакого плана. Верно. Значит, твой отец совершенно случайно заставил клан ворваться в мою комнату сегодня ночью.

– Я не знаю, почему, и что произошло…

– Не лги мне. – Гнев сжал ее рот.

– Мой отец не имеет никакого отношения к тому, почему я оказалась в твоей постели сегодня. Убить тебя – не его идея, она моя. – Ярость в ее тоне совпадает с моей, и на какой-то поразительный момент я почти верю ей.

Однако, несмотря на то что я понял, что у девушки, которую, как мне казалось, я знал, есть гораздо более темная сторона, я не верю, что она решила бы убить человека без причины.

Я не давал ей повода.

Я держался на расстоянии, контролировал свои девиантные порывы. Защищал ее от любой угрозы. Глубина ее предательства подтачивает мою хрупкую решимость, и следующее слово приходится произносить сквозь стиснутые зубы.

– Почему? – требую я.

Ее горячий взгляд задерживается на мне еще на мгновение, прежде чем она отворачивает голову.

– Ты убил Вито, – говорит она, ее голос становится мягче. – Ты думал, что я или мой отец не воспримем убийство моего личного охранника как угрозу?

Я прикрываю рот рукой и смотрю на нее, позволяя деталям прокручиваться в голове. Кассатто плевать на охранника. Я убивал других мужчин из его клана за гораздо меньшие проступки, чем ушиб его дочери.

Может, ему и наплевать на свою дочь, но она его кровь. Обида на нее – это обида на него. Он бы перебил Вито спинной мозг, если бы я этого не сделал.

Однако для Бриа… Для сердечных дел это логично. Она плачет отцу о своем мертвом телохранителе, и он решает, что с него хватит моих безумных вспышек, в которых слишком много от моего отца – человека, которого он не перестает напоминать мне, что все еще держит на него зуб.

Кроме того, это сияние, которое я вижу в ее янтарных глазах, сжигает кислород в моих легких, создавая давление, которое я не могу терпеть.

– Ты любила Вито. – Мое обвинение падает между нами, как бомба.

Она смотрит на меня сквозь густые ресницы, и тишина затягивается.

– Он был моей семьей, – наконец говорит она.

Ярость сжимает мою грудину и вытесняет остатки воздуха из легких. Она не отрицает этого, и даже боль, которую я вижу в ее глазах, не может усмирить монстра. Я сожалею лишь о том, что не могу убить Вито дважды.

Я заставляю свое тело двигаться ближе к ней, приветствуя боль. Я приближаюсь на расстояние дюйма от ее лица, где чувствую приторную сладость ее поцелуя. Воспоминания о нем теперь – горькая ложь, которая разрывает шов на моей груди. Не хватит ниток, чтобы зашить эту рану.

– Ты такая же, как твой отец, – говорю я, с отвращением скривив верхнюю губу. – Ты заслуживаешь той же проклятой участи, что и он.

Она обнажила свои маленькие зубки, ее тело дрожит.

– Тогда вперед. Давай покончим с этим, – бросает она вызов, и издевательский смех вырывается из ее распухших губ. – Черт, ты должен был позволить своим людям убить меня два года назад. Но тогда я была всего лишь маленькой девочкой, верно? Теперь мне восемнадцать. Я уже даже не девственница. Нет причин держать меня в живых еще хоть секунду.

Наши взгляды сталкиваются, как огонь со льдом, от ее заявления. Комната вибрирует от накаленного электрического тока, напряжение трещит в ожидании удара.

Я откидываюсь на спинку стула и облизываю губы, ощущая восхитительный вкус ее праведной ярости. Чудовище, пульсирующее под моей кожей, вцепилось острыми когтями в мой рассудок, стремясь сломить ее непокорную волю.

– Есть одна история, которую рассказывал мне отец, – говорю я, и низкий, глубокий тон привлекает ее внимание. – Она никогда не была моей любимой, и сейчас это немного иронично. – Моя улыбка кажется пустоватой.

Она ерзает на сиденье и сгибает пальцы, чтобы положить ладонь на подлокотник кресла. Я стараюсь не думать о ее дискомфорте, о боли, которую она, должно быть, испытывает, и вместо этого встаю и перемещаюсь по комнате.

– Падение дома Ашеров – это трагическая история о брате и сестре. Они жили в семейном особняке, который принадлежал их роду уже много лет. Только вот остались они вдвоем. Их могущественный, великий род практически вымер.

Она стала неподвижной. Ее глаза следят за моими перемещениями по тускло освещенной комнате. Словно добыча, застывшая в смертельной неподвижности, стараясь не делать никаких движений, чтобы не привлечь внимания хищника.

– Дом был больным, – продолжаю я, – разлагающимся, умирающим, как и их семейное дерево. Видишь ли… – я расстегиваю пряжку кожаного ремня и освобождаю его от петель, – брат очень любил свою сестру… и да, были некоторые намеки на инцест… но дело в том, что его больная, умирающая сестра была для него всем миром. И когда она, наконец, испустила дух, он не мог смотреть на нее в безжизненном состоянии.

Подойдя к креслу, я наматываю ремень на кулак. Наклонившись к ней сзади, я опускаю кожаный конец ремня ей на плечо. Она вздрагивает, ее дыхание учащается, когда я опускаю ремень на ключицу, мимо шрама, затем ниже, проскальзывая по гладкой долине между ее грудей.

– Он похоронил ее в их семейном доме, – говорю я, наблюдая, как скользит черная кожа. Ее бедра напрягаются, и я сжимаю челюсти. – Потом, когда дни шли, а брат мучительно переживал ее потерю, он начал слышать эти звуки. Громкие удары. Призрачные стоны.

Положив вторую руку ей на плечо, я сначала смотрю на ожоги от кислоты, которые она лечила, – боль вспыхивает с новой силой, а затем переключаю внимание на Бриа, сидящую прямо подо мной. Темный импульс захватывает меня прежде, чем я успеваю усомниться в собственном разуме.

Я скольжу рукой по ее мягкой груди и берусь за кожаный ремень, поднимаю его вверх и застегиваю вокруг ее горла.

Ее тело бьется о кресло. Паника пронзает ее напряженные мышцы, пальцы разжимаются в борьбе. Ее безмолвная борьба выливается в приглушенные всхлипы и задыхающиеся глотки воздуха.

– Это мучило его, – говорю я сквозь стиснутые зубы, удавливая её ремнем. – Он слишком поздно понял, что заживо похоронил свою любимую сестру. Но вместо того, чтобы смириться с ужасным поступком, он оставил ее в гробу, молясь, чтобы звуки прекратились.

Наблюдая за тем, как слезы застилают уголки ее глаз, я отбиваюсь от бьющегося в груди зверя. Я поднимаю палец, затем другой, заставляя себя полностью отпустить конец ремня.

Ремень падает, и голова Бриа откидывается назад. Она вдыхает беспрепятственно. Грудь вздымается, она кашляет, и ее смешанные стоны агонии и облегчения впиваются в мои кости с приятным зудом.

Я прикладываю ладони к ее щекам и вглядываюсь в покрасневшее лицо.

– Я мог бы убить тебя быстро, – говорю я ей, проводя большим пальцем по влажной от грязи коже, чтобы открыть нежную россыпь веснушек, – Быстрая, безболезненная смерть. – Но правда в том, что никто из нас не заслуживает такого подарка.

Я приближаю свой рот к ее рту, вдыхая отчаянные вздохи, которые она испускает, и вдыхая аромат ее ужаса. Я испытываю острое страдание от ее боли.