Текст книги "Дьявол в руинах (ЛП)"
Автор книги: Триша Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Переводчики: Юлия Цветкова (1–2 главы),
Надежда Крылова (с 3 главы)
Сверщик-редактор: Amelie_Holman
Вычитка: Amelie_Holman
Обложка: Екатерина Белобородова
Оформитель : Юлия Цветкова
Глава 1
ПОЗВОЛЬТЕ ПРИЗНАТЬСЯ
Доминик
2 года назад
Мой отец был чертовым безумцем.
Эксцентричным – так описывали его другие криминальные авторитеты. Эксцентричный Рауль Эрасто, великий венецианский дон мафии. Также известен как Поэт – это прозвище он получил в начале своей криминальной карьеры из-за своих безумных стихотворных бредней, когда сдирал кожу со своих жертв и оставлял в знак благодарности след из их вырванных внутренностей. Безумный отец и бессердечный муж, чье беззаконие привело к созданию империи господства и жестокости… и подземелья из костей под его разросшимся итальянским особняком.
Мой отец был монстром.
Я был воспитан на крови и кровавой бойне. На насилии и безумии. Меня вырастили, чтобы я правил империей с безумной злобой, которой боятся даже самые мерзкие и злые люди.
Его голос – это монстр в моей голове.
Я родился в семье Эрасто, и с самого начала у меня была безупречная репутация, которой я должен был соответствовать.
Легенда мафии гласит, что во время эксклюзивных балов-маскарадов моего отца, безумный венецианский дон заманивал своих врагов в свой винный погреб и подвергал пыткам, прежде чем закопать их заживо. По прошествии многих лет поползли слухи, вскоре другие криминальные авторитеты захотели поучаствовать в игре, и на свет появился «Маскарад с бочонками», удачно названный в честь одной из самых любимых сказок моего отца «Бочонок амонтильядо».
Мой отец был близок или, скорее, одержим Эдгаром По, и, поскольку дон был родом из Венеции, его любовь к венецианскому карнавалу занимала центральное место в его мероприятии. Мрачная история о человеке, который посреди карнавала заманил своего врага в винный погреб, а затем заживо похоронил его, говорит о садистской натуре моего отца.
По правде говоря, я не понимал, насколько странным это было, пока не стал намного старше. К тому времени маскарад стал неотъемлемой частью жизни Пустоши и его средоточия подпольных преступников, Руин.
Во времена правления моего отца, как и в рассказе Эдгара По о Фортунато, винный погреб под нашим домом превратился в склеп для врагов преступных синдикатов. Когда был мальчишкой, я слышал, как крики эхом разносятся по мраморному дому, как внизу люди медленно и мучительно умирают от ран и голода.
Что-то подобное оставляет отпечаток.
След.
Я думаю, именно по этой причине моя мать часто смотрит на меня с затаенным беспокойством в пристальном взгляде. Она думает, что я этого не замечаю, но я заметил настороженность в ее светлых глазах, страх, что «эксцентричность» моего отца передалась по наследству ее единственному ребенку.
Я тоже этого боюсь. Когда жажда крови скребет когтями по стенам моего разума, я утоляю свой ненасытный голод, прежде чем темные стены сомкнутся вокруг меня.
Эта жажда крови заставляет кричать, когда тишина становится слишком громкой.
У меня под ногами склеп, по моему дому бродит враг, и жажда крови требует этих криков прямо сейчас.
В настоящее время в моем доме царит суматоха, шум и хаос, которые создают как раз то, что нужно для достижения моей цели.
Неторопливыми шагами я спускаюсь по лестнице в просторное фойе, где царит беспорядок и люди роятся, как рабочие пчелы под командованием королевы. Свежие букеты белых калл и розовых пионов заменяются светло-голубыми гортензиями. Лепестки цветов падают на импортный итальянский пол, по которым ходят, и пачкают фарфор, как шрапнельное конфетти.
Перед возвращением самой королевы в спешке разбираются с украшениями и последними деталями.
Прошел год с тех пор, как произошел несчастный случай, унесший жизнь моего отца, и Элли Эрасто наконец-то может снова выйти замуж, до ее свадьбы осталось всего несколько часов.
Я мог бы сказать, как оскорбительно для моей матери выходить замуж за другого мужчину в доме, который построил мой отец, но, честно говоря, это наименее оскорбительный поступок Элли.
Поскольку я теперь дон мафии Венета, я должен был бы решать, за кого выйдет замуж моя мать. Но с тех пор, как Элли похоронила жестокого ублюдка, который был ее мужем более двух с половиной десятилетий, она больше не подчиняется приказам ни одного мужчины.
Это стало ясно, когда она за моей спиной обсуждала свой брачный контракт с Эрнесто Кассатто, главой нью-йоркского синдиката Ндрангета.
Я решительно иду по лестничной площадке и поворачиваюсь к Примо. Мой самый злобный солдат стоит на страже в темном углу прихожей. Коротко кивнув, я отдаю ему команду, и он немедленно направляется в кабинет моего отца.
Адреналин наполняет пустоты моего сердца, наполняя нервную систему тревожной энергией, которая проникает под кожу до тех пор, пока я не сжимаю руки в кулаки. Мой пульс учащается, когда я ощущаю тяжесть «Глока», заткнутого за пояс.
Я направляюсь на кухню и чуть не сталкиваюсь с одной из работниц. Она опускает голову.
– Извините, сэр.
Не обращая внимания на ее поспешные извинения, я нахожу Себа, моего солдата, ожидающего своей команды в конце обеденного зала. Получив приказ, он быстро уходит, не отставая от Примо.
Лука – единственный, кто совершает обход за пределами комнаты для гостей. Последние два часа он присылает сообщения о том, что охранники Кассатто все еще находятся у входа в комнату.
Я достаю телефон и отправляю ему сообщение с одним словом – его приказ отправиться прямо к моей матери и отвести ее в Катакомбы.
Несмотря на ее предательство, я буду ее защищать. В конце концов, она моя мать. Женщина, которая управляла империей после смерти моего отца и вырастила сына по своему безжалостному образу и подобию. Она была рождена для этой жизни и закалялась в том же адском пламени, что и я.
Со временем она оценит то, что мне сейчас приходится делать.
Когда я заворачиваю за угол, направляясь к кабинету, я проверяю время. Примо и Себ должны быть на месте.
Задействовав всего несколько своих людей, я, скорее всего, вынесу себе смертный приговор. Но если их будет больше, это покажется подозрительным. За мной будут следить гораздо пристальнее. Я бы и близко не подошел к Кассатто, прежде чем меня уберут.
Большинство брачных разногласий возникает во время самого свадебного мероприятия. Учитывая, что Кассатто возглавляет самую могущественную организацию на восточном побережье, он не дурак; он знает, что у меня есть огромные разногласия с этим соглашением.
Какой босс просто отдаст всю свою империю без боя?
Эта империя может быть разрушена, но я смогу ее восстановить.
Если я умру, то умру, сражаясь за восстановление своей чести.
Поскольку Кассатто стал моим врагом, он проведет свою загробную жизнь похороненным в склепе под моими сапогами вместе с остальными врагами Эрасто.
Быстро пройдя по коридору, я закатываю рукава рубашки и проскальзываю в дверь кабинета. Я подхожу к дубовому книжному шкафу и выдвигаю его. Раздвижная дверь открывается, открывая узкий проход.
Этот коридор ведет прямо в комнату для гостей.
Комната, в которой Кассатто уединился накануне своей свадьбы.
Я хватаюсь за рукоятку пистолета и вытаскиваю его из-за спины, пока несусь по темному коридору, мое сердце колотится в такт каждому ускоряющемуся шагу. Я оттягиваю затвор «Глока» и досылаю патрон в патронник.
Дверь впереди открыта. Изношенный гобелен закрывает вид на интерьер комнаты, но сквозь него проникают лучики света. Прежде чем я добираюсь до места назначения, у меня по спине пробегает холодок.
Что-то не так.
Я кладу палец на спусковой крючок и отодвигаю гобелен в сторону.
Приглушенные звуки борьбы леденят мои вены. Я вхожу в комнату, держа пистолет наготове. Мой взгляд падает на голые ноги девушки, прижатой Примо к огромной кровати.
Где, черт возьми, Кассатто?
Рука Примо зажимает девушке рот. За то время, пока он разрезает ее ночную рубашку, а Себ прижимает ее запястья к матрасу, я оцениваю ситуацию и быстро принимаю решение о том, что должно произойти дальше.
Эта девушка должна умереть.
Я понятия не имею, кто она, черт возьми, такая, но ее здесь быть не должно. Ей ни за что нельзя позволить покинуть эту комнату и сообщить о том, что она видела: трое вооруженных мужчин пробираются в комнату, где Кассатто должен был спать перед своей свадьбой.
Я вступаю в схватку с огнем, обжигающим мои внутренности, разъяренный упущенным шансом победить своего врага.
Большие, покрытые татуировками руки Себа сжимают тонкие запястья девушки.
– Дочь, – говорит он мне со злым блеском в глазах. – Сначала забираем нашу добычу, босс.
Пол под моими ботинками уходит из-под ног, и я теряю равновесие, когда его слова проникают в адреналин, захлестывающий мой мозг.
Дочь Кассатто.
Блядь.
Я провожу рукой по лицу, выдыхая из себя поток проклятий. Ситуация из плохой превратилась в херовую, но это не меняет результата. Эта девчонка побежит к своему отцу и сдаст нас.
И тогда мне в голову всадят пулю.
Примо разорвал топ, обнажая кружевной кремовый лифчик и маленькие округлости ее грудей.
На коже под ключицей, там, где лезвие рассекло ее рубашку, виднелся красный шов. Он ущипнул ее за сосок через тонкий материал.
– Давай посмотрим, такие ли шлюшки из Ндрангеты на вкус грязные, как на вид.
Я делаю шаг вперед, укрепляясь в своем решении. Я убью эту девушку из милосердия, прежде чем мои люди жестоко разорвут ее девственную киску на части. Я устанавливаю глушитель на своем пистолете, прежде чем опустить длинный ствол, чтобы прицелиться.
И мои глаза встречаются с ее.
Воздух выбит из моих легких. Гравитация перестает удерживать мои ноги на полу. В одну секунду с моей души сдирают кожу, демон, обитающий в темных уголках моего сознания, предстает на свет. Монстр замолчал на один короткий удар сердца.
Я дьявол, взирающий на то, чему завидуют ангелы.
Стихи из моего детства всплывают из недр беспокойного прошлого, потрясая мою душу, и эта девушка – этот ангел – самое близкое к небесам существо, которое я когда-либо видел.
Когда ее янтарные глаза обжигают мою плоть, умоляя о помощи, мой разум раскалывается. Я не могу позволить ей выскользнуть из моих рук, как песчинке, борющейся с бурной волной. Слишком юная, слишком невинная, как в стихотворении, из которого она родом, эта маленькая Ленор не умрет.
Проклятье, может быть, я такой же сумасшедший, как и мой отец. Потому что в мгновение ока я передергиваю дуло пистолета влево и нажимаю на спусковой крючок.
Раздается резкий свист пули, прежде чем воздух пропитывается кровью. Голова Примо запрокидывается вперед. Его безжизненное тело падает на девушку, и я безжалостно отпихиваю его. Ее глаза не отрываются от моих.
Себу требуется три бешеных удара сердца, чтобы осознать, что произошло. Растерянность искажает суровые черты его лица, прежде чем срабатывают рефлексы. Он отпускает руки девушки и бросается вперед.
Пистолет выбит у меня из рук, я хватаю его за плечо и вытаскиваю изогнутый нож из-за пояса, направляя острое лезвие поперек напряженного сухожилия на его горле.
Загнутый кончик разрывает яремную вену на его шее, и обнаженная кожа девушки заливается кровью, когда он испускает последний вздох. Я отбрасываю его в сторону, подальше от нее, и его тело с громким стуком ударяется о пол.
Раздается стук в дверь.
– Мисс Кассатто? Все в порядке?
Ее большие карие глаза по-прежнему устремлены на меня. Грудь тяжело вздымается, лифчик и загорелая кожа покрыты кровью, она не сводит с меня пристального взгляда.
Она не кричит. Она не убегает. Может от шока, я не уверен, но когда дверная ручка дергается, а охранник с другой стороны готовится прорваться, у меня появляется маленькое окошко, чтобы проскочить в открытую дверь и сбежать.
Никто из нас не двигается.
Удар плечом в дверь, затем дерево разлетается в щепки. Дверь распахивается, и в комнату врываются трое мужчин с оружием наготове. Они видят окровавленную девушку, двух мертвых мужчин на полу, затем меня.
Раздаются крики. Яростные требования объяснений. Угрозы моей жизни.
Затем в комнате воцаряется напряженная тишина, когда входит Кассатто.
Впервые с тех пор, как я посмотрел на нее, я отвожу взгляд от девушки и смотрю на мужчину. Я ожидаю, что на его обветренном лице появятся морщинки страха, беспокойства или гнева – какая-нибудь вспышка эмоций, которая выдаст его беспокойство за дочь. Но единственное, что я вижу на его бесстрастном лице, – это удовлетворение.
Мгновенное осознание обрушивается на меня с оглушительным грохотом.
Его дочь. В этой комнате. Его комнате.
Гребаный грязный Ндрангета использовал свою плоть и кровь в качестве щита. Он подозревал о нападении еще до свадьбы и был готов пожертвовать своей дочерью, чтобы защитить себя.
Ближайший к Кассатто охранник поднимает пистолет повыше и делает шаг в мою сторону. Кассатто поднимает руку, чтобы остановить его.
– Это ты сделал со своими людьми? – спрашивает он меня.
Он даже не взглянул на девушку.
Я смотрю на нее, и мой взгляд прикован к ее длинным ресницам, которые обрамляют высокие скулы, когда она моргает. На переносице у нее рассыпаны веснушки того же цвета, что и ее глаза цвета виски. Она застегивает разорванную рубашку, ее тело дрожит. Она невинна, как олененок, несмотря на слой крови, покрывающий ее кожу.
Мой взгляд опускается к глубокому порезу на ее коже под ключицей. Она не прикоснулась к нему и не проронила ни слезинки.
Она так прекрасна, что мышцы, сжимающие мои ребра, бьются в бешеном темпе, угрожая сломать кость, ограждающую мою грудную клетку.
Смирившись со своей судьбой, я позволяю ножу выпасть из моей руки и падаю на колени.
– Я убивал своих людей, – говорю я, и мой тон столь же уверенный, сколь и смертельный. – И я сделаю это снова.
Кассатто медленно и размеренно ходит вокруг меня.
– Убить члена своей группы – все равно что убить семью, – говорит он. – Иногда это необходимо. По законам клана, это считается убийством чести, чтобы очистить кровь.
Ндрангета известны тем, что враждуют между собой в своих семьях. К черту законы их клана. Я убивал Примо и Себа не для того, чтобы запятнать свою репутацию, очистить свою гребаную родословную.
В мафии то, что я сделал, считается предательством. Я предал своих людей – людей, которые доверили мне свои жизни – ради нее.
Кассатто высоко поднимает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
– Ты клянешься мне в верности, Доминик Эрасто?
Без колебаний я отвечаю:
– Да.
С этого дня я посвящаю свою жизнь служению Ндрангете, клану Кассатто. Я отказываюсь от своих прав по рождению, от своего наследия и становлюсь одним из них.
И все же, пока я даю клятву, обрекая свою душу на адское пламя, я не отрываю от нее глаз.
Она – cielo (итал.: небо), sole (итал.: солнце), angioletta – (итал.: мой маленький ангел).
И однажды она станет моей погибелью.
У одержимости есть имя.
Брианна Кассатто.
Глава 2
МНОЙ МГНОВЕННО ОВЛАДЕЛА ЯРОСТЬ ДЬЯВОЛА
Доминик
Наши дни
Чтобы накормить монстра, я должен пустить кровь.
Мой кулак натыкается на твердые очертания челюсти. Натянутая кожа на костяшках пальцев трескается от жгучего удовлетворения. Темно-красная кровь, льющаяся из разбитого рта Джино, подпитывает мой следующий удар.
Влажный звук моего кулака, соприкасающегося с его окровавленной плотью, эхом разносится по веранде.
– Босс… – Лука пытается дотянуться до меня сквозь красную пелену, застилающую мне глаза. Его голос звучит приглушенно, а в ушах хаотично отдается бешеный стук моего сердца.
Он все еще называет меня так, хотя я лишился этого титула два года назад, пав с небес, как бескрылый ангел. Шрамы на моей спине доказывают, каким демоном я стал.
Когда сквозь кровавый дождь раздается хруст разбитого носа Джино, мой некогда преданный солдат отступает. До меня не добраться. Не сегодня. Не тогда, когда я не могу ударить кулаком по лицу, которое мне так хочется искалечить.
Вместо этого Джино принимает мой гнев на себя.
Торговец оружием был настолько глуп, что попытался продать бракованные боеприпасы в ходе недавней сделки. Он жадный наемник-одиночка. Никто не будет по нему скучать и не придет искать возмездия. Я должен просто сунуть дуло своего пистолета ему в рот и нажать на курок.
Но это было бы слишком быстро и не причинило бы достаточной боли.
После того, что моя мать рассказала мне сегодня вечером, я решил взять боксерскую грушу, чтобы выплеснуть накопившуюся агрессию.
Прошло два гребаных года.
А Джино просто оказался настолько глуп, что показал свое лицо.
Я наношу еще один удар по этому распухшему лицу, теперь я едва могу отличить его разбитый нос от изуродованного рта. Он буквально превратился в кровавое месиво.
Ценой неимоверных усилий Джино поднимает дрожащую руку, чтобы остановить мой следующий удар.
– Ник… пожалуйста. Я все исправлю. Передай Кассатто, что я все исправлю.
Его слабая просьба раздражает меня почти так же сильно, как и то, что он называет меня по имени. Как будто я всего лишь лакей Кассатто, как будто я никогда не занимал высокого положения, как будто я просто Ник.
А не Доминик Эрасто, дон мафии Венета.
Право первородства, украденное у меня моей собственной кровью.
– Друзья зовут меня Ник, – говорю я, сердито глядя на него сверху вниз. – Двуличные куски дерьма не имеют такой привилегии. – В довершение я наношу сокрушительный удар ногой ему в лицо. – И это не имеет никакого отношения к Кассатто. Это для моего собственного гребаного удовольствия.
Эта извращенная жажда крови была привита мне в нежном пятилетнем возрасте. Мой отец с неподдельной яростью и жестокостью забил одного из своих капо бейсбольной битой до смерти, а я наблюдал за этим со своего места за завтраком.
Кровь покрывала мой омлет, как кетчуп. Отец заставлял меня съедать каждый кусочек.
Когда моя крошечная ручка сжимала игрушечный самосвал, я сразу решил, что никогда больше не буду есть кетчуп и играть в бейсбол. Впрочем, это не имело особого значения. К двенадцати годам я уже убил человека по приказу отца, и тогда я стал мужчиной.
Жизнь мафиози – это своеобразный вид спорта.
С того момента я обнаружил, что у меня есть способности к анатомии. Я изучал все медицинские журналы, которые мог пронести мимо отца, изучая самые опасные места, куда можно ранить человека. Я мог бы сжалиться над Джино и раздавить ему трахею, но, как я уже сказал, это не бизнес.
Это удовольствие.
– Босс, – говорит Лука громче, – на Вашем смокинге кровь.
Я отпускаю воротник блейзера Джино, и он падает на свежескошенную траву. Эленор оторвет мне голову, если я испачкаю итальянскую брусчатку.
Все еще сжав руку в кулак, я стряхиваю остатки крови с татуированных костяшек пальцев, когда один из членов моей команды протягивает мне носовой платок.
Я стираю кровь предателя со своих рук и кидаю грязный платок к изуродованному лицу Джино. Когда он придет в сознание, он пожалеет, что я не пустил ему пулю в лоб.
Несмотря на мое страстное желание выпустить по толпе гостей целую обойму пуль, я пообещал маме, что сегодня вечером никакого оружия. Никаких мертвецов на дорогой импортной брусчатке Эленор или только что отполированных мраморных полах. Это единственная ночь в году, когда я сдержу свое обещание.
Я опускаю взгляд на темную кровь, блестящую на траве.
– Возьми шланг и сполосни газон, – приказываю я.
– Конечно, босс, – Лука быстро отдает распоряжение другому парню разобраться с беспорядком.
– Не называй меня так, – киплю я, поворачивая голову, чтобы размять напряженные мышцы плеч. Быстро оглядев свой смокинг, я разглаживаю складки и шершавой подушечкой большого пальца стираю брызги крови.
– Тебе нужно переодеться, босс-Ник? – Спрашивает Лука, быстро поправляясь.
– Багряная кровь была его истинным воплощением и жуткой печатью… кровотечение, приводящее к разложению и смерти… – Я бормочу себе под нос, и у меня вырывается кусочек из «Маски красной смерти» (прим. произведение Эдгара По). Кажется, оно как нельзя лучше подходит для этого вечера.
Лука бросает взгляд на Ленни, скептически морща лоб.
Из уважения, он никогда не скажет мне этого в лицо, но до меня доходили слухи. Что я такой же психопат, как и мой отец. Что я потерял свою империю, сошел с ума и убил своих людей. Это вполне реальная возможность, и это кажется единственным логичным объяснением того, почему я посвятил себя такому дьяволу, как Кассатто.
Ее лицо всплывает из запретного уголка моего сознания, чтобы поиздеваться надо мной.
– Просто убери его с моих глаз, – говорю я, указывая на Джино.
Лука срывается с места и зовет одного из охранников, стоящих у двери на веранду. Они сгребают окровавленную груду в охапку и тащат почти безжизненное тело Джино к гостевому домику в дальнем конце территории.
Бросив последний взгляд на свой смокинг, я решаю не переодеваться. Сегодня вечером я надену на всеобщее обозрение свидетельство кровавого наследия моей семьи прямо на свою безупречно отглаженную рубашку.
После той ночи, когда я поклялся в верности Кассатто, он так высоко оценил то, как я проливал за него кровь, что лишил меня титула и понизил до рядового в клане Кассатто Ндрангета.
На оскорбление следовало ответить ударом клинка в живот.
Но в ту ночь, как и в эту, я пролил кровь и сдался. Получив пять ударов по спине, я признал себя членом клана и, подозреваю, Кассатто это позабавило. Он наказал меня за то, что я посмел подумать, что смогу свергнуть его.
Ему следовало просто убить меня.
Утолив жажду крови, я подхожу к охраннику у главного входа в свой дом. Он кивает в знак уважения – то немногое, на что я еще способен, – и открывает одну из высоких двойных дверей особняка.
Стены длинного коридора обтянуты черным атласом. Тусклый свет свечей, мерцающий в проходе, освещает бальный зал. Эффект кокона, призванный усилить ощущения гостей перед тем, как они войдут в главный зал и окунутся в атмосферу роскоши.
Моя мать очень драматична.
Когда я вхожу в переполненный бальный зал, мои чувства обостряются ароматом крепкого вина и сверкающие огни безвкусных люстр. В памяти всплывают все воспоминания об этом событии с тех пор, как я был мальчишкой.
Сегодня вечером состоится ежегодный «Маскарад бочонков». Несмотря на запятнанную репутацию ушедшего из жизни венецианского мафиози, на одну ночь в году различные преступные синдикаты по-прежнему собираются под одной крышей, чтобы надеть маски и выпить дорогого амонтильядо из разливных бочек на празднике в стиле Эдгара По, напоминающем карнавал.
После несчастного случая, унесшего жизнь моего отца, моя мать взяла на себя организацию маскарада. Она сохранила общую тему, но внесла некоторые изменения в основное мероприятие.
Врагов больше не заманивают в винный погреб, где их заковывают в цепи, подвергают пыткам и не хоронят заживо. Теперь эксклюзивное право «только по приглашению» позволяет участникам заковывать в цепи почетного гостя по своему выбору в подземелье и применять пытки иного характера.
Я полагаю, что намерением моей матери было намеренно сказать моему отцу «пошел ты», но я избегаю этой темы в разговоре с ней по понятным причинам. То, чем Эленор занимается в своей игровой комнате, – это ее личное дело.
Словно уловив мои мысли, как хищная птица, мама устремляет на меня свои светло-голубые глаза с другого конца бального зала. Она опускает золотую маску и выгибает густую бровь. По выражению ее лица можно понять, насколько она не впечатлена моим не самым лучшим появлением на ее большом балу.
Поправка: на балу моего отца.
На который Эленор пригласила своего второго мужа в качестве почетного гостя.
Может, я и ненавидел этого ублюдка, но я бы никогда не посмел оскорбить память моего отца подобным образом.
Я выражаю уважение. Всегда.
Но это специальность моей матери: оскорблять мужчин в своей жизни.
Повсюду видны следы ее перфекционизма. Поверхности отполированы до блеска. Посреди бального зала в виде фонтанов стоят бочки с вином, а стены, похожие на собор, украшены декоративными масками. Театральное сочетание золотого и черного цветов символизирует праздничный венецианский карнавал.
Весь этот маскарад – один большой ироничный обман: маска, надетая на маску.
Ближе к концу его дней стало очевидно, что его психическое расстройство усилилось. Человек, придерживающийся старых обычаев, такой, как мой отец, никогда бы не согласился на какую-либо оценку.
Наша семья была на грани полного краха, прежде чем мой отец в пьяном виде упал с лестницы. И тут его пистолет выстрелил. Пуля попала ему в лицо.
Я помню, как смотрел на обожженную плоть, разорванную так, что виднелись кости.
Несчастный случай так и не был расследован. Правильные карманы были набиты годами, и до тех пор, пока эти карманы продолжали набиваться после того, как мой отец оказался на глубине шести футов, вопросов не возникало.
Кроме того, с чего бы начали власти? Выбирайте сами. Объединенная ненависть к моему отцу со стороны всех крупных преступных группировок требовала его головы. Единственным спасением, которое спасло нас с матерью, была безупречная репутация моей матери, и она была убийственной.
Но это ненадолго сдержало волков.
После похорон моего отца, когда я стал самым молодым доном в Пустоши, другие синдикаты почувствовали, что дело нечисто, и вскоре они нанесли бы удар.
Уголек гнева тлеет у меня под кожей, и я хватаю бокал с подноса, проходящего мимо человека. Я выпиваю шампанское одним глотком, морща нос от шипения. Мне нужно что-то покрепче. Поверх стеклянного бортика я замечаю свои разбитые и окровавленные костяшки пальцев.
Эленора делает едва заметный жест, давая мне понять, чтобы я смешался с гостями. Я замечаю Маркеса, советника мексиканского синдиката, который приближается со женой.
Дружелюбная улыбка его жены исчезает, когда она оказывается достаточно близко, чтобы распознать в пятнах на моей рубашке кровь. Она крепче сжимает руку мужа, и он, коротко кивнув, направляет их в противоположном направлении.
Кривая улыбка появляется на моем лице, когда я киваю ему в ответ. Ходят слухи, что я «сын эксцентричного дона, который позволил своей империи рухнуть». Я одет просто, как подобает случаю.
Моя мать бросает на меня разочарованный взгляд. Хотя, чтобы избежать ее неизбежного недовольства, мне следовало привести себя в порядок. Но я здесь не для того, чтобы произвести впечатление на другие синдикаты, мою мать или Кассатто. Особенно после объявления, которое заставило меня выйти на тропу войны и проливать кровь.
Я здесь для того, чтобы сохранить последние остатки моей территории.
Всего несколько лет назад, когда Эленор объявила о моем вступлении на престол империи Эрасто в качестве дона Венеты, мне едва исполнилось восемнадцать, и это был всего лишь титул. Используя единственного наследника организации Венета по мужской линии в качестве прикрытия, моя мать смогла сохранить контроль над делами моего отца из-за кулис.
Она очень предприимчивая бизнесвумен – из тех, кто не возражает против того, что другие считают ее слабой, в то время как она вонзает нож им в спину. Иногда буквально.
Но даже хитрая Элли Эрасто не могла предвидеть, как сильно ее муж надул нас.
Мой отец был в долгу перед всеми.
И когда я был молодым доном, другие преступные синдикаты следили за мной, как ястреб за своей добычей, слабым грызуном, который только и ждет, чтобы его прикончили. Если бы не давний союз моей матери с Руинами, который обеспечил мне определенную защиту, я, вероятно, никогда бы не дожил до своего девятнадцатилетия.
Но даже тогда долги моего отца были слишком велики. И когда целью становится голова дона, все нетерпеливые, жаждущие власти игроки точат свои ножи в жадном предвкушении.
В попытке заключить союз с таким отщепенцем, как я, я выступил против Карлоса Карпеллы, главаря мафии Коза Ностра, дни которого сочтены, когда он дезертировал из Руин, центра организованной преступности, в который входили все крупные преступные группировки города Пустоши.
С этой мыслью я замечаю Люциана Кросса, Безумца из Ирландского синдиката, и его жену Вайолет, танцующих вальс на танцполе. Подобно хищнику, которым является наемный убийца, Люциан чувствует мой взгляд, и его взгляд ищет меня в толпе мягко освещенного бального зала.
Я киваю ему в знак признательности, и его жена посылает мне теплую улыбку, на мгновение опуская руку с плеча мужа, чтобы коснуться своего беременного живота. Я не уверен насчет срока, но, судя по размеру ее увеличившегося живота, похоже, что Люциан может стать отцом в любой день.
Я делаю мысленную пометку поздравить их лично, прежде чем сбегу с бала.
Именно благодаря моему союзу с Люцианом и его синдикатом я сохранил определенное влияние на протяжении своего недолгого правления. Помогая ему устранить предателя, дядю его жены, Карлоса Карпеллу, во время их красной свадьбы, я смог снова заключить сделки, доказав свою состоятельность другим синдикатам.
Я планировал сразу же начать добросовестно выплачивать долги моего отца.
Но, черт возьми, всегда найдется другой ублюдок, который только и ждет своего шанса украсть твою силу.
Особенность преступности в том, что все дело в территории. И, как кто-то однажды сказал, они не захватывают больше земель. Борьба за территорию никогда не закончится. Это постоянная борьба за то, чтобы взобраться на вершину, а когда ты достигнешь ее, тебе придется бороться еще упорнее, чтобы сохранить свой трон.
Мой отец заключил множество неудачных сделок и накопил еще больше безнадежных долгов. Он обманул боссов организаций и проиграл половину своего состояния.
Самый большой долг был у клана Ндрангета Кассатто, самой могущественной преступной семьи на восточном побережье.
Кассатто не пришел за мной напрямую. Это не в стиле этой свиньи. Он хотел, чтобы наша семья оплатила долг моего отца непрерывным потоком крови, смертью от миллиона болезнетворных порезов на бумаге.
За то короткое время, что я был у власти, Кассатто уничтожал мою семью одного за другим. Начиная с моего двоюродного брата Луиджи, который был мне почти братом. Кассатто пообещал лишить человека жизни, пока долг не будет выплачен, или пока все члены семьи Эрасто не будут готовы присоединиться к моему отцу.
Это была уловка. Кассатто не хотел разрушения моей империи – он хотел ее для себя.
Это была территория, на которую он хотел претендовать.
Чтобы положить конец кровопролитию, я поклялся сам разыскать Кассатто. Остановить кровопролитие. Я бы пожертвовал своей жизнью, чтобы положить конец разрушительному наследию моего отца, и заплатил бы долг своей кровью.
Моя мать, может, и жестокая, но она все равно мать, и вместо того, чтобы потерять своего единственного ребенка, она решила действовать за моей спиной и заключить сделку с Кассатто.
