Текст книги "Оковы прошлого. Книга 3 (ЛП)"

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Сделайте это, детектив, – говорит Ларкин. – Мне бы не хотелось, чтобы кому-то из нас пришлось отвечать на неудобные вопросы.

Замечание принято.

Как только вы нарушили закон, замутнили воду, сделать это во второй раз становится легче. Чувствительность уменьшается. После стольких лет погони за преступниками я, наконец-то, понимаю их на таком уровне, на каком никогда раньше не понимал.

Это как зависимость. С каждым ударом уровень вашей терпимости поднимается на ступеньку выше. Люди могут переходить из одной крайности в другую. Для меня это ужасающая мысль.

Я оставляю Ларкина в его кабинете и следую за полицейским по лабиринту коридоров в другой угловой кабинет. На двери написано: «Райленд Мэддокс».

Агент Роллинс уже внутри, руки в перчатках прижаты к бедрам. Он наблюдает, как техник проводит тест на определение наличия крови. Мое сердцебиение учащается, когда раствор внутри трубки закручивается синим.

– Результат положительный, – подтверждает техник.

Я захожу в кабинет.

– Где была обнаружена кровь? – Он кивает на золотой держатель для ручек причудливой формы на столе. Другой техник смахивает пыль с установленной основы для отпечатков.

– Стой, – приказываю я. Все головы поворачиваются в мою сторону. – На нем явно отпечатки пальцев Мэддокса, это его кабинет. Вырежьте основание, удалив секцию стола, и отправьте ее в криминалистическую лабораторию для обработки.

Это решение, кажется, удовлетворяет Роллинса. Он коротко кивает.

– Хорошая мысль. Давайте не будем все портить, парни, – он берет на себя инициативу, вызывая слесаря.

Я заставляю свои кулаки разжаться, концентрируюсь на дыхании. Худшая часть пребывания по ту сторону закона – это неизвестность.

Альфа уже однажды послал Эйвери предупреждение, угрожая ей отпечатком пальца, оставленным на утонувшей жертве. Возможно, это просто прошлое Мэддокса настигло его. Доказательство его вины.

Или кровь могла остаться от гребанного пореза бумагой. В любом случае для дальнейшего анализа кровь попадет к Эйвери. Той, кому больше всего есть, что терять.

Глава 6

Монстр

Эйвери

Сколько силы вы должны отдать страху?

Небольшое количество страха даже полезно. Это заставляет вас остерегаться опасности, придерживаться безопасных условий. Слишком много страха – и ты подвергаешь себя опасности. Ты становишься зависим от страха, впадаешь в кататонию. Неспособный функционировать в повседневной жизни.

Я опрокидываю маленькие песочные часы на столе. Наблюдаю, как сыплются песчинки. Это реликвия – безделушка, которая всегда напоминала мне о том, как драгоценно время. Я приобрела их на той неделе, когда потеряла родителей в автокатастрофе. Тогда я чувствовала себя такой потерянной, но, вспоминая тот день, когда я купила песочные часы в память о них, я была сильнее, чем когда-либо.

Я прошла через потерю, боль и одиночество, чтобы закончить колледж, не принимая ни одного дня на этой планете как должное. Теперь, когда песчинки образуют горку, я чувствую сокрушительную тяжесть, словно зерна страха давят вниз.

Время – это иллюзия.

Оно не заключено в стекло. И страх реален.

Подобно песочным часам, страх закрывает вас от мира. Чем больше силы вы ему даете, тем больше вы цепляетесь за песок, и тем глубже он вас хоронит. С каждым вдохом я чувствую, как песок царапает мои легкие. Бездна поглощает меня.

Я достаточно умна, чтобы понять, что стекло нужно разбить, чтобы спастись. Мы все понимаем, что, если прорвемся на другую сторону, наши проблемы будут решены. Но именно страх перед началом процесса парализует нас.

Я боялась Альфы, когда думала, что он хочет моей смерти. Теперь, когда я знаю, что нужна ему живой, я парализована.

Двери лаборатории с грохотом распахиваются, и я прижимаю письмо к столу, пряча его в своем тайнике. Я встаю из-за стола и надеваю лабораторный халат, прежде чем выйти из кабинета, мысленно погружаясь в другое настроение. Обри расписывается на планшете курьера, когда я бросаю взгляд на посылку на металлическом столе.

Когда курьер уходит, я подхожу к Обри.

– Что это?

Он отклеивает скотч с коробки.

– Срочная доставка от агента Роллинса.

У меня перехватывает дыхание. Я не уверена, мне больше любопытно или тревожно, но я определенно чувствую себя настороже. В лабораторию медэкспертизы доставляют тела, а не улики. Я ставлю под сомнение распоряжение агента Роллинса не отправлять улику напрямую криминалистам, пока Обри не прочтет инструкции, ссылаясь на то, что детектив Куинн попросил нашу лабораторию провести ускоренный анализ.

Если Куинн прислал мне эту посылку, значит, она несет в себе опасность. По крайней мере, может быть опасно, если попадет не в те руки. Внутри коробки золотая ручка, прикрепленная к дереву вишневого дуба, запечатанная в пакет для улик.

Обри поднимает пакет и перекладывает кусок дерева на тележку.

– Мы должны лично заняться обработкой. Я начну с мазка.

– Похоже на часть стола, – говорю я. – А не упоминалось, откуда улика?

Он выгибает бровь.

– Это повлияет на результат?

Я тяжело выдыхаю.

– Скорее всего, нет. Но я бы не отказалась знать, что обрабатываю. Разве ты не предпочитаешь быть заранее в курсе всех переменных? Определенные условия требуют определенных методов проверки, иначе какие-нибудь образцы могут быть уничтожены.

Мои ногти впиваются в ладонь, так сильно я сжимаю кулак. Я чувствую каждый синяк, каждую часть наказания, через которое я прошла сегодня утром. Боль концентрирует меня.

Судмедэксперт ФБР кивает, соглашаясь с моей логикой.

– Конечно, – отвечает он. – Ты права. Мы должны получить больше информации об этом фрагменте стола, прежде чем начать его изучать.

Напряжение отпускает мои мышцы.

– Я позвоню детективам на место происшествия, – я достаю телефон из кармана и иду к передней части лаборатории, чтобы оказаться вне пределов слышимости. Куинн отвечает на мой звонок.

– Я знаю, чего ожидать от будущих подарков на годовщину, – начинаю я, стараясь говорить тихо. – Хотя дерево и золото немного не для нас.

Его смеха достаточно, чтобы успокоить мои нервы.

– Расслабься. Просто предосторожность. На ручке Мэддокса, что стояла в подставке на столе, была обнаружена кровь. Я хочу убедиться, что с уликой будут обращаться с максимальной осторожностью.

Я прикусываю губу. Куинн сейчас дал мне то, что нужно знать, одним предложением, не поднимая никаких красных флагов.

– Я постараюсь найти что-нибудь для тебя до конца дня.

Я заканчиваю разговор и натягиваю новую пару перчаток.

– Эта улика из одного из офисов в «Ларк и Ганнет».

Обри кивает.

– Я слышал об обыске, – приготовившись, он вскрывает пакет с уликой. – Будем надеяться, что там достаточно ДНК, чтобы определить профиль.

Я смотрю на золотую ручку, сверкающую, как маяк, в ярком свете флуоресцентных ламп. Будем надеяться, что ДНК, найденная на ручке Мэддокса, не окажется очередным посланием от Альфы.

Я наблюдаю за тем, как Обри протирает основание и ручку. В зависимости от того, когда кровь была перенесена, любое количество загрязняющих веществ могло привести к расщеплению клеток крови. Чистящие средства, отбеливатель. Возможно, мы сможем доказать наличие крови, а не восстановить профиль ДНК, если ее недостаточно для количественной оценки образца.

Ученый во мне твердит, что этого будет достаточно, чтобы пройти через процесс амплификации. А маленький темный ангел на моем плече хочет погрузить ручку в кислоту.

– Выделить образец будет сложно, – заключаю я, открывая флакон, чтобы Обри поместил туда тампон. – Без достаточно большого образца извлечение будет сложным.

Он смотрит на меня с самодовольной улыбкой.

– Я никогда раньше не слышал сомнение в твоем голосе, – он вынимает ручку из держателя. – Кроме того, мы оба знаем, что, если кто-то намеренно пытался очистить кровь, то обычно пропускает это место.

Мои легкие сжимаются, дыхание перехватывает, когда Обри протирает внутреннюю часть держателя.

– Бинго, – он достает тампон. На наконечнике остатки засохшей крови

Я роняю пузырек и ругаюсь.

– Сейчас возьму новый контейнер.

– Я не думаю, что извлечь или сконструировать ДНК будет сложно, – говорит он. – Найти достаточную базу для сравнения образца – вот в чем может быть загвоздка.

И тут до меня доходит. Туман в голове, которому я подвергалась, рассеивается, облака расступаются, открывая очевидную оплошность. Я подавляю желание отругать себя. Я могу возненавидеть то, кем я стала в тот день. В эту самую секунду я хочу вспомнить, каково это – работать, не отвлекаясь.

– Куда ты? – спрашивает Обри, когда я прохожу мимо стажеров, чтобы добраться до компьютера.

Я показываю ему палец, вводя свой пароль одной рукой. Я нахожу отчет о вскрытии первой жертвы и отправляю его на свой планшет. Через несколько секунд я вывожу на экран нарисованную мной схему возможного орудия убийства.

– Бинго, – говорю я, поворачивая экран в сторону Обри. – Держу пари, если мы исследуем образец крови с ручки, то получим совпадение с раной в печени Марси Белофф.

После минутного изучения рисунка Обри поднимает глаза.

– Я впечатлен. Начнем прямо сейчас.

Я прерывисто вздыхаю, облегчение пробивается сквозь мою затянувшуюся тревогу. Я справлюсь. Я могу вернуться к тому, что люблю делать. И я могу отбросить этот чертов страх. Если я права, и ДНК Марси совпадает с кровью на ручке, то это реальная связь между Мэддоксом и убийствами.

Куинн.

Меня так и подмывает позвонить ему, чтобы услышать облегчение в его голосе. Он мог ввести отпечаток пальца Мэддокса в систему... но он не подставлял его. Не в том смысле, как он думает. С помощью всего лишь одного убедительного теста он сможет избавиться от чувства вины навсегда.

Я погружаюсь в работу с удвоенной энергией. Я могу потерять контроль над реальностью, позволяя страху перед неизвестностью наваливаться на меня, пока я не смогу дышать, не смогу убежать. Или я могу пробиться сквозь стекло и ухватиться за последнее подобие шанса, чтобы вернуть контроль над своей жизнью.

Альфа может угрожать мне, но он не может украсть мою способность выбирать. Куинн закаляет меня физически, но мой ум всегда был моим самым сильным активом. Я больше не могу позволить себе сомневаться в этом.

Я выбираю борьбу.

Глава 7

Разгадка

Куинн

В кабинете Мэддокса скопилась гора улик. Неоспоримые доказательства. Сообщения между Мэддоксом и Дорианом МакГрегором доказывают подготовку к аукциону, а квитанции свидетельствуют о покупках, связывающих Мэддокса с жертвами.

Если бы не тот факт, что Альфа угрожал Эйвери, я бы почти поверил, что мы в одной команде. Альфа хочет похоронить Мэддокса.

Серия вспышек камеры освещает офис, когда начинается документирование. Я обхожу техников и выхожу в коридор.

Мне нужно обыскать еще одно место, прежде чем я буду удовлетворен.

По словам Ларкина, офис Прайса Вэллса оставался незанятым с момента его смерти. Дверь приоткрывается, я подхожу, и я толкаю ее костяшками пальцев, затянутыми в перчатку.

Сэди сидит в кожаном кресле за столом, закинув ноги на угол.

– Уже обыскали, – сообщает она, когда я вхожу.

Я закрываю за собой дверь и скрещиваю руки на груди.

– Насколько хорошо?

Она смотрит прямо перед собой на картину в рамке на стене.

– Довольно основательно. Здесь ничего нет, – она переводит взгляд на меня. – По крайней мере, ничего важного в рамках параметров ордера на обыск.

Я поворачиваю голову, разминая напряженные узлы в шее. Я начинаю нервничать, когда Сэди поддается этому необъяснимому страху. Конечно, она сидит в кабинете человека, за которым охотилась и которого собственноручно отравила. Серийный убийца, который преследовал ее, угрожал ей и ее близким, и чуть не убил Эйвери. Она не из сентиментальных. Но я думаю, что это так же тревожно близко к сентиментальности, как и то, что у меня напарник – социопат.

Окидывая взглядом офис, я решаю, что Сэди идеально описала Вэллса. Чистый. Упорядоченный. Почти во всем сквозят признаки обсессивно-компульсивного расстройства. Каждый дюйм комнаты безупречен и организован, что подчеркивает его методичную натуру. Я мог бы почти уважать этого парня, если бы не тот факт, что он был гребаным садистом.

– Видишь, почему я так беспокоюсь о твоем ОКР? – говорит Сэди, пытаясь поднять мне настроение.

На моих губах появляется натянутая улыбка.

– Смешно, Бондс. Так что же упустила команда? Что ты нашла? – Надеюсь нечто, что прольет свет на эту юридическую фирму.

Она спускает ноги со стола и поворачивается ко мне.

– Думаю, я знаю, почему Альфа выбрал Мэддокса.

Я прекращаю осматривать офис. Она полностью завладела моим вниманием.

– Подумай об этом: что если Вэллс был первоначальным контактом Альфы для Фирмы? – начинает она. – Альфа нуждался в клубе Ларкина для проведения своих операций: либо для аукционов рабов, либо для отвлечения от других процессов по торговле людьми, и Вэллс являлся тем самым связующим элементом.

Я киваю в ответ.

– В этом есть смысл. Но как насчет серийных убийств? Альфа не похож на того, кто рискнет доверить свою операцию кому-то столь нестабильному. Скажем, серийному убийце.

Сэди наклоняется вперед.

– Альфа, прежде всего, бизнесмен. Спрос и предложение. Что если они пришли к единому соглашению? Вэллс предоставлял Альфе девушек – возможно, в качестве доказательства. Может, за деньги. Но я думаю, что это, скорее, была демонстрация установленной связи между ними. Чтобы показать свое доверие. Вэллс должен был охотиться на территории Альфы, а Альфа получал товар и место. Пока…

– Пока Вэллс не был убит, – заканчиваю я.

Ее зеленые глаза встречаются с моими.

– Да, – она не моргает. – Вэллс под конец стал переигрывать. Альфа, вероятно, знал об этом и заранее поставил Мэддокса на его место для страховки.

Я прохаживаюсь по кабинету.

– Как ты догадалась?

Молчание Сэди затягивается, и я вынужден посмотреть на нее. Она снова смотрит вперед.

– Когда достаточно глубоко погружаешься в недра зла, ты не можешь надеяться вернуться невредимым, незатронутым, неизменным, но, скорее, ты без сомнения знаешь, что твой характер так же хрупок и восприимчив к судьбе, как изменчивая сила прилива. Это едва имеет отношение к выбору. Зато связано с риском.

Мои брови сходятся вместе, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на картину. Я изучаю стих в рамке – тот, который Сэди только что процитировала слово в слово.

– Интересный. Темный. Проницательный, – я выжидающе смотрю на нее. – Кто это написал?

– Я.

Напряжение пронизывает воздух между нами. Словно каждая молекула наполнена тяжестью и дрожит от напряжения.

С размеренной грацией она встает и подходит ко мне.

– Это была запись из моего дневника. Я всегда удивлялась, почему Вэллс не коллекционировал трофеи с места преступления. То ли он считал это клише, то ли на самом деле был слишком методичен, чтобы допускать какие-либо ошибки.

Я делаю глубокий вдох.

– Пропавшая – я полагаю, взятая – страница из твоего дневника, и ты не подумала в то время сообщить об этом?

Она пожимает плечами.

– Я не умерла от его рук. Технически, страница из моего дневника не регистрировалась, как трофей. Пока нет, – она подходит ближе к стиху в рамке. – Но я думаю, Вэллс был уверен в себе. А я была наивна, – надев перчатки, она снимает рамку и вытаскивает подложку.

Под панелью лежат страницы. Страницы из дневников.

– Черт возьми, – выдыхаю я.

Сэди поднимает на меня взгляд.

– Я заберу их.

Ярость жалит мои нервы.

– Черта с два. Это доказательство…

– Чего? Серийного убийцы, которого не существует? – она бросает мне вызов. – Если у Вэллса было больше жертв, то они могут быть связаны с Альфой. Эти женщины, возможно, не мертвы, Куинн. Их слова, эти страницы... это может привести нас к нему. Это может привести нас к ним.

Я закидываю руки за голову, чувствуя, как каждый удар моего сердца отдается в висках.

– Я не могу сделать это снова, Сэди. Я чертовски устал.

Она касается моей руки, и каждая клеточка моего тела осуждает это прикосновение.

– Тогда давай покончим с этим, чтобы ты мог снова стать крутым детективом, который не видит серого.

– А после?

Ее горло дергается от тяжелого глотка.

– Я переведусь. Что следовало сделать после того, как мы закрыли последнее дело.

Я опускаю руки, отодвигаясь от нее. Подальше от густого воздуха, угрожающего задушить меня.

– Прекрасно. Посмотрим, что будет в конце. Только из-за Эйвери. Я делаю это ради нее.

– Я знаю, – говорит она. – Ты поступаешь правильно. Неважно, спорит ли твой разум с логикой.

Раздается стук в дверь, и Сэди поспешно засовывает страницы дневника под куртку, когда в комнату заглядывает юнец.

– О, простите. Эта комната еще не убрана.

– Мы работаем здесь, – говорю я ему.

Офицер сдается под тяжестью авторитета моего звания и уходит.

– Вот дерьмо, – бормочу я, а затем возвращаюсь в другой конец офиса. Я вздыхаю от разочарования. – Ладно. После того как Вэллса... убрали, – я колеблюсь, все еще пытаясь признать вслух, что Сэди убила его, – Альфе понадобился другой источник. Допустим, Ларкина нельзя было купить или подкупить. Даже шантаж не был достаточно сильным убеждением, чтобы заставить его отдать ключи от своего королевства, – когда я снова смотрю на Сэди, то знаю, что мы думаем об одном и том же. – Альфе нужна была некоторая внутренняя уверенность в том, что Фирма будет доступна для аукциона. Мэддокс.

Она ободряюще кивает.

– Но теперь, когда Мэддокс связан с убийствами, он представляет опасность. Нельзя допустить, чтобы адвокат все разрушил.

Я присаживаюсь на корточки, подпирая голову руками. Логика в этом есть, но чего-то не хватает.

– Альфа не занимается своими делами лично. Мы видели это во время обыска на складе, – я поднимаю глаза. – Если Альфа слишком хорошо спрятан в системе, он пошлет доверенное лицо.

– Алекс Кинг. Анонимный источник, который шантажировал Ларкина, заполучил Мэддокса и похитил Эйвери, чтобы исправить препарат «Трифекта».

Вот оно.

– Федералы хотят, чтобы мы поверили, что Кинг – это псевдоним МакГрегора. Но записи были изменены после его ареста. Я видел это, – я обдумываю эту мысль за мгновение до того, как озвучиваю ее. – Однажды Кинг уже обращался к Ларкину. Он – единственный, кто знает, как выглядит этот ублюдок, и, возможно, сможет снова выманить его.

Только он отказывается сотрудничать.

Сэди достает страницы из своей куртки и помещает их в пакет для улик.

– Трофеи Вэллса могут заинтересовать Альфу, если он поверит в то, что Вэллс оставил след, – она подходит ближе. – Мы можем их использовать. Нам не обязательно для этого нужен Ларкин.

Я смотрю на дверь, будто могу представить себе Ларкина, сидящего за шахматной доской на другой стороне здания. Он сам ищет способ, как защитить свою королеву.

– Хорошо, – соглашаюсь я, встречаясь взглядом с Сэди. – Мы проработаем этот вопрос. Но я все равно собираюсь выяснить, что, черт возьми, у Альфы есть на Ларкина. Я хочу получить от него ответы.

Ее брови приподнимаются.

– Ты становишься безжалостным с возрастом.

Все, что мне нужно, это вспомнить страх в глазах Эйвери каждый раз, когда мы тренируемся. Каждый раз, когда упоминается Альфа. Каждый раз, когда она мельком видит мой пистолет. И я знаю, что другого выхода нет. Если мне придется уничтожить каждого игрока в этой грязной игре, я это сделаю. Включая меня самого.

Я направляюсь к двери.

– Только не потеряй эти трофеи. Нам нужно отправить Альфе сообщение. – То, которое он не сможет проигнорировать.

Она на мгновение задумывается.

– Двое преступников, – произносит она. – Мы должны доставить их в «Логово».

Я издаю отрывистый смешок.

– Потому что это достаточно просто.

Она улыбается.

– Метод убеждения. Нетрудно понять, как подчинить слабый разум своей воле, – с этими словами она уходит.

Правильно. Если кто и может сломить слабый разум, так это профайлер за вендеттой.

Глава 8

Мертвый Груз

Эйвери

Всегда есть это надвигающееся ощущение завтрашнего дня. Недостижимая финишная черта в конце дела, где Куинн задерживает Альфу, и внезапно, как по волшебству, я вновь становлюсь тем человеком, которым была раньше.

Раньше.

Я в достаточном объеме изучала психологию в колледже, чтобы знать, что эта концепция – обман. Ищи ее достаточно усердно, и это может даже стать заблуждением – тем, что сведет с ума.

Завтрашнего дня не существует. Потому что прежней Эйвери не существует. Я никогда не смогу вернуться в то место – до кошмара, произошедшего со мной. Временная шкала была прервана. В моей жизни произошел разрыв, и когда я выбрала другой путь, когда я сошла с рельсов, моя цель навсегда изменилась.

Мои руки дрожат, когда я ввожу данные в отчет. Я не знаю, как Куинн и Сэди это делают. Как они смотрят на жизнь жертвы и обнаруживают тот единственный инцидент, который нарушил ход ее жизни. Я работаю на благо только фактам. Они должны связать все решения, маленькие незначительные выборы и детали, которые привели жертву к гибели.

Я бы сошла с ума, подвергая сомнению каждую свою мысль и любое движение. Когда вы знаете, что такой простой выбор, как то, в какую кофейню зайти утром, может привести к смерти... как вы живете с этим?

– Агент Роллинс уже в пути, – сообщает Обри, завершая свои исследования.

Эта информация не помогает мне унять дрожь в руках.

– Почти закончила. – Как можно быстрее и компетентнее я заканчиваю отчет, а затем отправляю Куинну еще одно сообщение. Я хочу, чтобы Куинн был в курсе событий, но это больше, чем забота о его отделе, о его команде. Я не хочу оставаться наедине с федералами, которые следят за моей лабораторией.

Наконец, он отвечает «Еду».

Я глубоко дышу через учащенное сердцебиение, замедляя дыхание, пока головокружение не утихает. До сих пор ФБР не запросило никаких данных, кроме отчета по «Трифекте», чтобы перечислить в своем заключении незаконное содержание наркотиков, но я все еще гипервнимательна к присутствию Обри в моей лаборатории. Он ближе к цели, чем думает. В любой момент отчет о происхождении может раскрыть правду.

Я пытаюсь позволить словам Куинна успокоить меня. Единственный способ, который позволил ему установить связь «Трифекты» со мной, заключался в том, что я сама ему об этом рассказала. ФБР и оперативная группа больше сосредоточены на сексуальной торговле, чем на преследовании какого-то неизвестного человека, продающего сильнейший афродизиак через даркнет.

Кроме того, с тех пор как меня похитили и заставили разработать препарат, моя связь с этим делом укрепилась. Все, что я сейчас делаю, может быть расценено, как дальнейшее тестирование препарата для криминалистической лаборатории. По крайней мере, это обложка, над которой я работаю, готовясь к ожидающим ответа вопросам Обри.

Распашные двери открываются, и входит агент Роллинс, за которым следует глава отдела по борьбе с организованной преступностью ФБР – агент Белл.

Дерьмо. Я роняю металлическую кастрюлю. Громкий грохот отражается от стен и эхом разносится по главной лаборатории. Обри любезно игнорирует мою неловкость и встречает агентов у входа. Я упираюсь руками в край тележки для вскрытия, позволяя прохладному металлу успокоить мои мысли.

Агент Белл осматривает лабораторию, ее взгляд блуждает по оборудованию, затем ее бледные глаза останавливаются на мне. Моя спина тут же напрягается. Оба раза, когда она входила в мою лабораторию, я чувствовала, что за мной наблюдают. Анализируют.

В отличие от большинства людей, она не пытается намеренно не пялиться на мой шрам. Вместо этого, как и сейчас, когда приближается, она открыто смотрит на него, прежде чем находит мои глаза.

Это действительно заставляет меня чувствовать себя напуганной, но я также ценю ее дерзость. Я не получаю от нее сочувствия. В ней присутствует молчаливая безжалостность. Она – доминант в своей области. Как и я, она, вероятно, должна быть таковой. То, что большинство мужчин называют «сучностью», по факту является преданностью и решительностью. Я думаю, что могу выстроить с ней отношения на этом уровне. По иронии судьбы нам больше не нужны мужчины, которые сдерживали бы нас и заставляли чувствовать себя неполноценными. Мы можем это сами.

– Доктор Джонсон обнаружила связь, – говорит Обри, привлекая мое внимание, когда они приближаются.

Я натягиваю улыбку и протягиваю руку.

– Я не могу позволить доктору Полсону приписать мне всю заслугу. Он стал для нас прекрасным подспорьем.

Агент Белл принимает мою руку, ее ладонь ощущается мягкой, но пожатие твердое и надежное, и это лишний раз подчеркивает сочетание грации и твердости. Она – все, что говорил о ней Куинн, и внешняя красота – то, о чем он не упомянул.

– Я рада, – отвечает она элегантным голосом, полностью соответствующим ее природной грации. – У меня никогда не было сомнений в том, что из вас – двух блестящих умов – выйдет потрясающий тандем.

Обри принимает ее лесть с пунцовым румянцем, но я не настолько очарована, чтобы пропустить ее снисходительную похвалу. В этом заявлении она больше похвалила себя. Я киваю, ища взглядом вход.

– Доктор Джонсон, не могли бы вы приступить к разъяснению своих выводов? – спрашивает агент Белл. – У нас мало времени.

Я киваю, мысленно придумывая способ оттянуть время до прихода Куинна. Конечно, я могу предоставить ему эту информацию позже, но он разбирается в политике лучше меня. Я хочу, чтобы его присутствие здесь обозначило все противоречия между полицией и ФБР.

Я подтягиваю тележку с ноутбуком к себе, ставя ее перед собой, словно барьер между мной и федералами. Обри настраивает проекционный экран, когда я начинаю:

– Анализ ДНК показал, что кровь на ручке совпадает с кровью первой жертвы, Марси Белофф. Мы также подтвердили это, сопоставив круглую рану в ее печени, ставшую причиной смерти, с формой ручки и ее держателем, которые, учитывая отек и потерю крови, также совпадают, – я нажимаю на экран, и перед нами появляется проецируемое изображение, сравнивающее рану с ручкой, и с расчетами.

Обри указывает на диаграмму.

– Перо пронзило жертву, но она умерла не сразу после нападения…

– Нападения? – перебивает его агент Белл. – Как вы определили, что на нее напали?

Обри смотрит на меня, словно ища ответа. Черт. Судебно-медицинский эксперт ФБР работал со мной ничтожно мало, а уже выходит за пределы зоны комфорта ФБР.

Я беру это на себя.

– Ушибы и рваные раны свидетельствуют о борьбе между жертвой и преступником. Степень и расположение синяков наводят меня на мысль, что ее избивали в течение долгого времени, некоторые из гематом находились в процессе заживления, а ее более поздние травмы… – я меняю изображение на фотографию одной из жертв после обработки, – означают, что преступник схватил ее за руки, грубо обращаясь с ней. Однако большой синяк на ее бедре отличается от других. Измерив край стола, мы пришли к выводу, что контузия выровнена, – я делаю глубокий вдох. – Преступник толкнул жертву на край стола, где и вонзил в нее ручку. Это привело к травме с большой кровопотерей, которая, в конечном итоге, убила жертву.

Тишина сгущается в комнате. Гул оборудования становится громче, агент Белл нарушает тишину:

– Вы хотите сказать, что ее смерть была несчастным случаем.

– Если вы рассматриваете избиение женщины, которое привело к ее смерти, как несчастный случай, то мы работаем по разные стороны, агент, – Куинн направляется к нам, его шаги отдаются тяжестью в неподвижном воздухе.

Я не заметила, как он вошел, но он, очевидно, услышал достаточно из моего отчета, чтобы опровергнуть утверждение агента. Напряжение отпускает мои спертые легкие с каждым шагом, который приближает его к нам. Я встречаю его решительное выражение лица с легкой улыбкой.

– Детектив Куинн прав, – говорю я, мой голос становится тверже. – Независимо от намерений, жертва была убита в результате жестокого обращения и нападения на нее, – я бросаю взгляд на Обри, уверяя его, что его оценка также была верна.

Агент Белл качает головой и делает пометку в своем планшете. Затем, подняв глаза, она переводит взгляд с меня на Куинна.

– Я не обсуждаю семантику, – произносит она, интонация в ее голосе становится более резкой. – Я хочу сказать, что ее смерть не похожа на смерть других жертв. Есть вопиющая разница между изуродованными кишками и падением жертвы на перо, – она поднимает руку. – Толканием жертвы на ручку, – поправляется она.

– Вынужден согласиться, детектив, – соглашается агент Роллинс, поворачиваясь к Куинну. – Это открытие только усложняет расследование.

Я прочищаю горло и меняю изображение.

– Тогда, возможно, это прояснит ваше расследование. – На экране крупным планом высвечивается бедро жертвы. – Клеймо, найденное на всех жертвах, было сделано до их смерти. Но Марси Белофф получила свое клеймо посмертно.

– Я не совсем понимаю, – уточняет агент Роллинс. – Клеймо на этой жертве было удалено, выжжено. Зачем клеймить ту, которая не связана с другими убийствами женщин, ставших жертвами торговли людьми, а затем удалять клеймо, если преступник намеревался скрыть убийство среди других?

Агент Белл подходит ближе к экрану. Ее глаза внимательно изучают обугленное клеймо.

– Вот именно, – соглашается она, и Роллинс выжидающе поднимает брови. Он не перебивает.

– Мы пришли к выводу, что удаление клейма – это судебно-медицинская контрмера, чтобы помешать нам связать убийства вместе. Некоторые смерти настолько ужасны, что, если бы у судмедэксперта никогда не было клейма первой жертвы для сравнения, мы, возможно, вообще не знали бы, что нужно искать клеймо.

Я ощетиниваюсь из-за ее неуверенности в моих навыках. Я бы обнаружила клеймо во время экспертизы, увидев глубокий зарубцевавшийся шрам.

– Ее клеймо было поставлено не для того, чтобы скрыть связь, – продолжает Белл. – Но чтобы скрыть тот факт, что это было сделано посмертно.

Мой рот приоткрывается.

– Да, именно к такому выводу мы пришли. Удаление или повреждение кожи мешает нам определить, было ли клеймо нанесено до или после смерти.

Агент Белл оборачивается ко мне.

– Вы нашли какие-нибудь другие доказательства, подтверждающие это?

Обри меняет позу.

– При первоначальном анализе в организме жертвы были обнаружены остатки «Трифекты». Но дальнейшие исследования показали, что наркотик еще не прошел через органы жертвы. Ей ввели препарат после смерти.

Я нахожу глаза Куинна, и это всего лишь вспышка – одна вспышка, – но я вижу в них облегчение. Возможно, он сфабриковал улики против Мэддокса, но Мэддокс виновен в преступлении, которое совершил. Это скользкий путь, с которого, я уверенна, Куинн пытался сойти, но правда в том, что, если бы Куинн не разместил в базе отпечаток пальца Мэддокса, он никогда бы не получил ордер на обыск его офиса и не обнаружил орудие, которым была убита Марси Белофф.

Только зная Куинна, ему, возможно, было бы легче вынести чувство вины. Интересно, будет ли он подвергать сомнению все свои расследования, сравнивая свои действия с единственным моментом, когда он пошел против своего кодекса.