Текст книги "Мир в красном. Дилогия (ЛП)"
Автор книги: Триша Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Выйдя в холл, я закрываю дверь, на ходу натягивая джинсы и заправляя футболку Колтона за пояс. Его мужской аромат обволакивает меня, пока я надеваю кобуру и выбегаю в ясную ночь. После грозы всегда ясно.
– Куинн, – говорю я в трубку, прежде чем он успевает что-то сказать, – Мне нужно, чтобы техники из опергруппы поставили слежку.
Я слышу, как он тяжело выдыхает.
– За кем? И где тебя черти носят?
– За мной, – отвечаю я, игнорируя раздражение в его голосе. – Поставь слежку на мой телефон.
Я оборачиваюсь по сторонам, гадая, преследует ли ОН меня сейчас.
– Наш субъект вышел на связь.
– Бондс, – говорит Куин, нотка гнева, которую я давно распознала как страх, грохочет в его низком голосе. – Быстро тащи свою задницу в офис.
После этого я завершаю звонок, и, поправив ручку сумки на плече, уверенно и решительно иду к выходу. Впервые с тех пор как переехала в город, я чувствую, будто знаю это место. Я запросила перевод, принимая понижение из-за причин, которые пыталась избегать, надеясь, что нового рабочего поста и низкой уровня преступности будет достаточно. Так бы у меня появилось время понять, какой сделать следующий шаг. Решить, правильный ли я выбрала путь. Что ж, нам редко дают то, что мы просим.
Я решила, что сейчас Неизвестный не наблюдает за мной, он не на охоте. Он хочет доказать, что знает. Он хочет, чтобы я поняла, что он в курсе всех моих секретов. И это нормально. Охотится он ночью. Потому что с наступлением дня наступает моя очередь охотиться на него.
Когда ты глубоко завязаешь в паутине зла, можешь не рассчитывать, что выйдешь сухим из воды, незатронутым, неизменным. Тебе стоит знать, что твоя личность такая же хрупкая и чувствительная к превратностям судьбы, как и песчаный берег во время прилива. От твоего выбора мало что зависит.
Все связано с риском.
Сэди Бондс
.
Конец первой книги
Триша
Вольф
Мир в красном. Книга вторая
СУБЪЕКТ пошел на контакт.
После того, как череда ужасных преступлений потрясла обычно тихий город Арлингтон штата Вирджиния, количество садистских убийств молодых женщин сошло на нет в обманчивом спокойствии. Но Агент Сэди Бондс понимает, что кошмар еще не закончился: серийные убийцы останавливаются лишь тогда, когда их ловят.
А этот садист нацелился на криминалистку, раскрывая по кусочкам её темное прошлое и вплетая её секреты в каждую отвратительную сцену убийства. Является ли он человеком из её прошлого или настоящего? Или он часть обреченного будущего, которое она сама на себя навлекла? Ответ заключен в убийствах – подражаниях стилю знаменитой Кровавой Графини.
Пока департамент застыл в напряжении, ожидая следующего шага СУБЪЕКТА, Сэди ходит по лезвию бритвы – её ненормальная тяга к возможному преступнику выходит из-под контроля. Она нуждается в ощущении того, как верёвки Колтона опутывают её, унося прочь от жестокой реальности.
Только вот у Колтона Рида есть свои темные секреты, угрожающие задеть не только Сэди, когда они выйдут на свет, но и паутину хитросплетения СУБЪЕКТА, в которую попали как криминалист, так и её сексуальный мастер бондажа.
По течению
СЭДИ
Джексон Рэндалл Ловетт.
На первый взгляд, обычные имена по отдельности, но, когда они выстроены в такой последовательности, меня охватывает ужас. Погружает в чертовы ночные кошмары.
Мой похититель.
О его имени я узнала позже, сразу после того, как вышла из больницы, когда родители были больше не в силах защищать меня от бурных последствий. Репортеры, журналисты, психотерапевты… все они, шептали его имя, которое словно прокрадывалось в мой мозг, вселяя в меня ужас.
Воспоминания. Да. Джексон Рэндалл Ловетт был мертв. Убит. Застрелен в моем присутствии. Окончательное доказательство того, что его садистские пытки не смогут снова вмешаться в мою жизнь. Но в подсознании, в темных безмятежных водах моего разума, его дух был жив и преследовал меня. Я слышала грохот разрушения, моя душа раскололась, а психика была искалечена.
Реальность, острая как бритва, цеплялась за меня зубами, разрывая на части, и я хваталась за края моего прошлого, за девушку, которая существовала до Джексона Рэндалла Ловетта. Я хотела спасти ее. И у меня было только два варианта: либо позволить тьме поглотить меня, либо бороться с ней. Умереть или жить. Я выбрала путь наименьшего сопротивления, который впоследствии привел меня к болезненной и тяжелой борьбе с наркозависимостью.
Какое-то время я была сжата когтями, дарующими бегство от действительности на обещанный верхний уровень. В конце концов, я была всего лишь подростком. Соблазн вокруг меня был велик, и все было бы не так, если бы в один злополучный вечер я не была украдена. В конечном счете, я поняла, что отсрочка, которую дают таблетки, не длится слишком долго. Я всегда возвращалась в мое темное царство, к стенам, облитым кровью, к моему тюремщику. Вот мои ежедневные кошмары.
Именно в те два тяжелых подростковых года, черт возьми, мой отец решил, что он не может терпеть мое медленное и тяжелое восстановление. И он ушел, но я не виню его. Возможно, постороннему наблюдателю показалось, что он просто сбежал с тонущего корабля. Но я вижу все иначе. Мрак, что был во мне, настолько глубоко окутывал нашу семью, что рано или поздно она все равно бы разрушилась. Шансов избежать этого не было.
Когда я училась в выпускном классе школы, мне сообщили, что у него случился сердечный приступ. Мой мягкосердечный отец. Сердце подвело его. И вот тогда, наконец, моя вторая сторона окончательно проявила себя. Я боролась.
Применив свои навыки и новые полученные знания в области психологии, я погрузилась в другую область – в исследование психики преступников. Заняла более активную позицию, которая позволила мне предотвратить разрушение чужих жизней. Я помогала закону наказывать садистов и психопатов. Остановить их, прежде чем они смогут нанести еще больший вред. Это казалось единственным логическим выбором.
Тогда я не могла знать, к чему это приведет. Возможно, был другой путь. Третий вариант, наверное, тоже существовал. Но его очень сложно отыскать.
– Вернулись от Пайпер Маккена.
Детектив Куинн указывает в сторону стеклянных дверей, где можно разглядеть нового члена команды, вернувшегося с места первого преступления.
Куинн проводит ладонью по голове, и в его волосах становятся заметны серебристые пряди. Щетина на его щеках указывает на то, как мало времени у него в последние недели оставалось на сон. Но, даже в таком изможденном состоянии, он по-прежнему оставался аккуратным и ухоженным мужчиной. Детектив Алек Карсон, переведенный к нам из полиции штата, ведет маркером по стеклу прямую черную линию, представляя смерть Пайпер Маккены.
Вся ее жизнь и смерть выражены сейчас в этой черной линии. Вот и все. Одна черта, представляющая всю ее жизнь, которая теперь всегда будет запятнана тем уродливым состоянием, в котором неизвестный оставил ее.
Эти болезненные мысли, отрывки разных суждений роились в моей голове, и я чувствовала себя в конференц-зале, словно в душной и тесной больничной палате. Вполне возможно, что это происходит потому, что я сосредоточена на своих собственных мыслях, бездумно созерцая все, что есть вокруг меня.
– Бондс, высунь голову из своей задницы и прочитай текст нашего заявления для прессы.
Вынырнув из оцепенения, я обратила внимание на Куинна. Он прищурился, внимательно наблюдая за мной, ожидая моего ответа.
С тех пор как я нашла сообщения, оставленные Субъектом, Куинн был чрезвычайно внимателен ко мне. Он стал постоянно присутствовать в моей жизни, изображая старшего брата. Я немного устала от его заботы. Но я не виню его: само собой, ему интересно, почему преступник связался именно со мной.
Эта тема стала основной для обсуждения не только для Куинна, но и всей нашей группы. Анализируя каждое предложение, расшифровывая загадочный смысл каждого слова, слога, буквы, знака препинания. Меня неустанно спрашивали, что я знаю; в первую очередь о лицах, представляющих интерес в моем прошлом и моем настоящем. Неустанно исследовали доказательства и складывали факты. Наконец, стало очевидно – я не знаю субъекта.
Я даже отдала свой собственный профайл, составленный на субъекта, рассказав, что у него есть навязчивая идея. Намеренно или нет, но, если я когда-либо вступала в контакт с убийцей, то могла спровоцировать его. Ему присуща одержимость. И он нашел во мне нечто, что подкармливает его желание контроля и обладания.
В день, когда были получены первые сообщения, наши техники попытались отследить сигнал, но когда эти попытки не увенчались успехом, на мой сотовый была установлена программа слежения. Записывались не только все мои звонки, также отслеживались все смс и даже все мои перемещения. Куинн и вся наша группа постоянно были в курсе, где я нахожусь. Это, наряду с напряжением, царящим в департаменте, застывшем в ожидании следующего шага Субъекта, доводило меня до исступления. Мне нужно отвлечься.
Оторвавшись от моих внутренних переживаний, я перебираю файлы, пока не нахожу текущий пресс-релиз. Куинн настоял, чтобы мы перепроверили все еще раз для того, чтобы быть уверенными в том, что капитан не упустит ничего важного. Новость должна быть представлена публике в нужном нам свете.
Я опускаю плечи и перевожу взгляд на страницу передо мной.
– Жертвы преступника – девушки 20-25 лет. До сих пор все они были европейской внешности, но осторожными следует быть всем женщинам. Жертвы были незамужними, жили одни и недавно переехали в Арлингтон. И у них не было родственников поблизости.
– Удали эту часть, – прерывает меня Куинн, я смотрю на него поверх страницы.
– Почему? – в моем голосе звучит раздражение. – Это правда. Недавно переехавшие одинокие женщины, без семьи или близких друзей, должны быть особенно внимательны и осторожны.
Потирая подбородок, Куинн внимательно смотрит на меня.
– Это те обидные и важные слова, которые могут создать панику среди одиноких женщин.
Я смотрю на молодых детективов, которые разглядывают меня, приподняв брови, потом снова перевожу взгляд на Куинна.
– Я думаю, что корабль уже уплыл. В тот момент, когда в новостях появилась новость о четвертой жертве. Паника наступила. Для всех.
Громко вздыхая, он опускает руку, чтобы взять ручку со стола, и, подойдя ко мне, выдергивает страницы из моей руки, затем перечеркивает предложение, которое я только что прочитала.
– Если ты хочешь говорить правду, – говорит он резким и чуть хриплым голосом, оставляя какие-то закорючки на странице, – тогда почему бы тебе просто не позволить
Векслеру озвучить все материалы дела.
Он вскидывает на меня взгляд, замирает.
– Предупредить всех женщин, если они имеют хоть что-то общее с агентом Сэди
Бондс, то им необходимо держать двери наглухо закрытыми.
От гнева мое лицо раскраснелось.
– Что за чушь?!
Он выпрямляется во весь свой рост, явно взбешенный моим тоном. Я редко перечу Куинну, но тут он зашел слишком далеко. Я знаю, что он, как и все мы, устал и находится в состоянии стресса, но в последнее время он был еще большей задницей, чем обычно.
– Это все? – спрашивает он, возвращая мне пресс-релиз. – Субъект нацелился на тебя, Бондс. Возможно, это связано с его желанием включить себя в процесс следствия, хотя я бы поспорил. Но мы оба знаем, что это в частности, проблема гораздо глубже. Ты сама составила его психологический портрет. Он эротоман, не так ли?
Я откинула челку с глаз.
– В первую очередь он зациклен на Батори, а не на мне. Если он в своем заблуждении предполагает, что я – реинкарнация графини, которая… Нет никаких доказательств… он все это вложил в его бредовые отношения с ней. Я предполагаю, что в его рассуждениях много заблуждений.
– Он считает, что вас объединяет общая навязчивая идея, – говорит Куинн, обернув мои прошлые слова против меня.
– Да.
– Одержимость Кровавой Графиней.
Я пожимаю плечами.
– Моя диссертация в университете была посвящена Элизабет Батори. Это не трудно узнать для кого-то с определенными навыками, особенно когда его интересуют исследования по Батори.
Область, в которой нет почти никаких зацепок.
– В моей работе был запал. Некоторые могли бы даже сказать – страсть. А страсть часто ведет к одержимости.
Карие глаза Куинна сверлят меня, заставляя мое сердце биться быстрее. Все эти кусочки головоломки прекрасно составляются вместе, давая нам очень аккуратные и удобные объяснения. Все, что мне нужно, – уйти сейчас из этого места. По крайней мере, сейчас, пока я еще нахожусь под позитивным влиянием воспоминаний о шибари-бондаже.
– Секунду, – говорю я, прогоняя незваные мысли о Колтоне. – Мы с жертвами совершенно не похожи. Я не могу быть частью его выбора.
– Но ты – часть чего-то для него.
Куинн подходит ближе, он настолько высок, что я вынуждена откинуть голову назад, чтобы видеть его глаза. Уперев руки в бока, я не отступаю.
– Всех серийных убийц объединяет зацикленность на одном типе жертв, Куинн. И будем откровенны, ты сам знаешь об этом.
В уголках его глаз собираются морщинки, он изучает мое лицо.
– Наличие общей черты, объединяющей все жертвы, мы опровергли в ходе расследования, – подчеркивает он. – К нему это не применимо. Ты была для него приоритетом, начиная с первой жертвы.
Мое дыхание становится прерывистым. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы успокоить сердцебиение и сдержать на лице маску спокойствия. Куинн не обладает такими навыками как я, он не может столь хорошо читать поведение людей, но он старой закалки. Мужчина обладает многолетним опытом в этой области, он умеет присматриваться к людям и раскрывать их тайны.
Напряженно вздохнув, я облизываю губы. Его взгляд внимательно следит, как мой язык скользит по губам. Его рот кривится, и я вижу, какая битва разгорается внутри него, как он старается удержать свое самообладание, как сжимает зубы. Я сомневаюсь, что моей сексуальной уловки достаточно, для того чтобы отвлечь Куинна, но в этот момент я использую то, что сейчас есть в моем арсенале. И мне нравится, что я в состоянии отвлечь его внимание. Им нелегко управлять.
– Вернемся к делу, – я чувствую, что мой голос звучит тверже, чем я себя ощущаю. – Я помогу ему поддержать это заблуждение. Субъект планировал свои убийства заранее, представлял их. Вот как это работает, Куинн. Нет другого пути.
Он слышит колебание в моем голосе. Он видит, что я морщу лоб. В этот раз я не смогу выпутаться из всего этого так легко.
Честно говоря, многие вещи, о которых я говорю, для меня неизведанная территория. Конечно, мои утверждения, по большей части, правда, но маловероятно, что убийца случайно выбрал стихотворение, которое практически в унисон резонирует со мной. Как и то, что он оставил на месте первого преступления.
«Она идет во всей красе». Маленькое сообщение, оставленное лишь для меня, доказывает, что он начал преследовать меня еще до того, как приложил нож к шее первой жертвы. Только я не понимаю, что это значит, и не могу расследовать дело, не беря во внимание все факты. Я настолько истощилась в эмоциональном плане, что у меня даже не было времени испугаться.
Сколько преступник знает обо мне? Каковы его истинные намерения? Что он будет делать с этой информацией? Во мне так много непонятных страхов, что мой мозг неспособен обработать их.
Куинн наклоняется и заглядывает в лицо, как бы передавая мне свою физическую силу.
– Что ты скрываешь, Бондс?
Воздух между нами заряжен. Я моргнула. Черт.
– Ничего.
Его глаза щурятся.
– Все скрывают что-то.
Я выдыхаю.
– Тогда что скрываешь ты?
Карсон разражается смехом, но, получив гневный взгляд от Куинна, отворачивается к доске. Я расслабляю плечи и позволяю себе выдохнуть.
– Послушай. Это не то, что ты думаешь…
– О чем я думаю, так это о том, что мой профайлер находится в опасности, и она намеренно подставляет себя под удар лишь потому, что не хочет обременять других.
Его рот сжимается в жесткую линию. Он впервые озвучил эти слова, и, не стану скрывать, они очень меня задели.
Вдохнув, я погружаюсь в себя в поисках хоть крупицы мужества.
– Куинн, я большая девочка и, как минимум, способна позаботиться о себе…
– Я не говорю, что не можешь… – прерывает он меня снова. – Но ты делаешь все возможное, чтобы держать меня подальше от того, что с тобой происходит. Я хочу сказать, что это не очень хорошо выглядит со стороны.
Мои глаза сужаются.
– Что? Я подозреваемая?
Когда он смотрит на меня, я грустно качаю головой.
– В данный момент каждый человек в отделе – подозреваемый.
Скрещивая руки на груди, он облокачивается на стену.
– Судебная экспертиза. В этой ситуации нами задействованы все методики изучения доказательств.
Он кивает.
– Нами изучено все, что возможно, и мы скоро начнем копаться на своем заднем дворе, если не получим новую зацепку в ближайшее время.
Мой живот болезненно сжимается, я сглатываю желчь.
Он наклоняет голову.
– Ты, действительно, считаешь, что мы больше ничего не должны добавлять? Я не думаю, что информации, которую мы представляем в пресс-релизе, достаточно. Нет, правда!
Он внимательно сканирует мое лицо, ищет слабости в моей обороне, готовясь начать новую атаку.
– Ты хочешь добавить упоминание о семье, да?
Теснота в груди сжимает мое сердце.
– Я читал твои отчеты, это моя работа. Я знаю, что тебя беспокоит… – поймав настороженное выражение моего лица, Куинн затих и вздохнул. – Откройся мне, Бондс. Я могу помочь. Просто расскажи мне.
Громкий кашель прерывает допрос Куинна, и я вспоминаю, что мы не одни. С красным от напряжения лицом я смотрю на Карсона. Куинн отслеживает мой взгляд, его черты становятся жесткими.
– Извините, что перебиваю, – говорит Карсон, кивая на телефон, – но пресс – конференция начинается через десять минут.
Куинн бормочет проклятия себе под нос, потом отходит на несколько шагов и окидывает меня взглядом.
– Все в порядке. Пойдем с тем, что у нас есть. Мне тоже не нравится плясать перед прессой и рассказывать, как мы облажались.
Игнорируя насмешку, я говорю:
– Я напечатаю новую копию для Векслера, – хватаю папки и иду в сторону двери.
– Бондс, держись поблизости. Вы с Карсоном будете исследовать виктимологию по имеющимся у нас материалам.
Он смотрит на меня и второго детектива.
– У медиков для нас новая информация. И поскольку из оружейных магазинов ничего не приходило, я вынужден бросить всю группу на изучение орудия убийства. Так что мне нужно, чтобы вы оба сосредоточились на жертвах.
Я хватаюсь за дверную ручку, желая быстрее выйти из комнаты.
– Я могу это сделать, но мне не нужен телохранитель.
Или нянька.
– Если убийца вышел на связь однажды, он сделает это снова.
Следы страха все же проступают на лице Куинна.
– Это больше, чем просто твоя защита, Сэди. Ты – единственная реальная связь с убийцей на данный момент.
На это я и рассчитываю. Обращаюсь к Карсону, выгнув бровь:
– У Вас есть проблемы в парной работе с профайлером?
Новый детектив улыбается, его белые зубы красиво контрастируют с загорелой кожей.
– Вовсе нет, мэм. Думаю, мне это даже понравится.
Я возвращаю ему в ответ самодовольную улыбку. Я почти чувствую, как Куинн с ухмылкой впивается взглядом в мой зад, когда покидаю зал заседаний. Если бы у меня не было более важных дел, я бы проигнорировала последнее распоряжение Куинна, но он чертовски прав. Впрочем, как и всегда.
Пока капитан предупреждает одиноких женщин Арлингтона, что им следует остерегаться серийного убийцы, который сейчас на охоте, я собираюсь нанести визит женщине, которой пренебрегала в течение последних двух недель – одной из тех, кто может быть в опасности, только потому, что какой-то человек решил совать свой нос в мои прошлые дела. Сейчас она мой главный приоритет. Сделав копии для капитана Векслера, я быстро убираю все со своего стола, пряча личные записи в тумбочку. Меняю свой телефон, на котором установлена программа слежки, на новый, купленный совсем недавно.
Куинн, этот сукин сын, может делать все что хочет, но сегодня он не сможет отследить мои передвижения.
Я закрываю дверь моего кабинета, мимо которого, то и дело, шатаются группы офицеров из разных отделов, готовясь к пресс-конференции. Возможно, убийца сейчас отдыхает, но я не дам ему времени перегруппироваться. Я должна защитить людей, которые мне дороги. Даже если это значит защитить их от меня самой.
Острая боль
КОЛТОН
Большинство людей не знают, как справиться с настоящим страхом, когда впервые сталкиваются с ним лицом к лицу.
С любым видом страха, хотя я говорю о зубодробительном, сковывающем сердце страхе, который застигает вас врасплох. Не то нервное постукивание сердца, когда вы понимаете, что просрочили платеж, и вам могут отключить электричество. Или острая боль, стискивающая грудную клетку от лобового столкновения. Даже не полуночное беспокойство от того, что задерживается любимый. Все это можно пережить, но существует более глубинный, темный страх, который превышает все остальные.
Страх потери. Паника, оплетающая словно паутиной, сковывает все тело, и чем сильнее она, тем сложнее сделать вдох. Это всепоглощающий страх.
Говорят, страх не смертелен сам по себе. Но если гибель неизбежна, то он – несомненная причина. Он захватывает разум, не оставляя места ни для чего другого. Он пожирает любовь и доверие. Он выедает душу. Я уже испытывал этот страх. Я был им уничтожен. Он разрушил все в моей жизни, пока я был в его власти. Он иссушил меня, разорвал на части, измельчил мои внутренности. Это наихудший вид страха, потому что ты не в состоянии его остановить. Остается лишь ждать, пока не наступит тот момент, которого ты так боялся. Затем… темнота. Бездонная пропасть горя.
Джулиан любит играть с этими чувствами, смаковать их, выставлять напоказ, словно новый костюм. Я наблюдал, как на лице брата появляется подходящее выражение лица, когда он выражал соболезнования. Слышал заминку в его голосе, когда тот произносил ее имя. Он тренировался. И он в этом хорош.
Вот почему, когда прозвучала новость о его женитьбе, и я осознал, что стою в переполненной комнате, ощущая, как раздражающе давит воротник накрахмаленной рубашки, у меня возникает непреодолимое желание испортить вечеринку по случаю помолвки. Убежать из города. Убежать как можно дальше от его искусственной жизни, прежде чем она проникнет в меня.
Только Сэди заставляет меня твердо стоять на земле. Тот, кто страдал, – по-настоящему страдал – должен получить второй шанс. Но правда заключается в том, если ты по-настоящему, безвозвратно пострадал от рук садиста… у тебя его не будет. Нет второго шанса для таких заблудших душ.
Ты дышишь. Ты ешь, пьешь, трахаешься. Затем засыпаешь, только чтобы проснуться и повторить все снова. Но ты не получишь второго шанса.
Я верил в это долгое, мать его, время до тех пор, пока не встретил Сэди. Она стала моим подарком из бездны; предложением перемирия. Я заплатил по своим счетам и сумел заработать этот невозможный второй шанс. Я упорно боролся и победил. Сэди – мой прекрасный приз. Вот почему я отказываюсь позволить ей оттолкнуть меня.
Кто-то хлопает меня по плечу, и я напряженно оборачиваюсь. Вынырнув из своих мрачных мыслей, поворачиваюсь к Джефферсону, радуясь, что это мой сосед, а не мудак, которого я называю своим братом.
– Чувак, я не могу дождаться мальчишника, – говорит Джефферсон, пока его глаза сканируют толпу, которая собралась в доме Джулиана. – Единственная причина, почему я участвую в этом дерьме, потому что знаю, что у вас должно быть что-то чертовски неприличное.
Ухмыльнувшись, я позволяю моему другу верить в то, во что он хочет. Всего несколько дней назад он узнал, что я работаю в БДСМ-клубе, и теперь представляет мою жизнь, как дешевое порно. Наполовину голая, одетая в кожу Доминатрикс порет меня перед завтраком, и знойные сексуально одетые школьницы делают мне минет в постели.
Но я же парень, поэтому не пытаюсь его переубедить. Некоторые образы слишком укоренились в мужском сознании. Учитывая, что мы живем вместе уже 5 месяцев, и за это время единственной моей женщиной была Сэди, я думаю, что скоро для него станет очевидным, что я не веду жизнь сексуально озабоченного самца.
– Да, мы кое-что планировали для него, – говорю я, делая глоток бурбона, который отлично согревает, пробирая меня до костей.
Джефферсон кивает в сторону миниатюрной блондинки, которая заходит в комнату под руку с моим братом.
– Не могу поверить, что ради нее он отказался от клубной жизни, – его широко распахнутые глаза смотрят на меня. – Не то, чтобы Бетани не горячая, она…
Я поднимаю руку вверх, со словами:
– Ясно, можешь не продолжать.
Но он продолжает:
– Но отказаться от этого образа жизни ради одной женщины? – Джефферсон тяжело выдыхает. – Какая утрата. Твой брат все еще ищет кого-нибудь, чтобы присматривать за клубом? Потому что, если что, я готов принести в жертву свои офисные будни ради общего блага.
Я снова делаю глоток, чтобы избежать ответа. Пора прекратить обсуждать личное с Джефферсоном. Хотя именно Джулиан сделал это невозможным: благодаря его неуместному визиту в мою квартиру прошлым вечером и требованию моего присутствия на своей вечеринке.
Не то чтобы у меня есть причины волноваться из-за своего соседа, но он ведет себя несколько… бестактно. Шумно. Грубо. И не умеет вовремя заткнуться.
Как и сейчас, когда Джулиан поднимает бокал шампанского вместе со своей новоиспеченной невестой, чтобы произнести тост, пока толпа замолкает, Джефферсон выплевывает:
– Я буду носить одежду Дома?
Эхо его низкого голоса, заполнившего замершую в тишине комнату, застревает у меня комом в горле. Я ощущаю любопытные взгляды, направленные на нас, и хватаюсь за моток веревки, спрятанный в кармане. Не люблю, когда на меня обращают внимание, особенно в ярком свете и в обстановке, декорированной в пастельных тонах. От этого моя кожа становится липкой от пота, голова начинает зудеть, а желудок скручивает от подкатывающей тошноты. Я не люблю подобного внимания.
Так или иначе, моему брату никогда не приходилось сталкиваться с проблемами, подобным моим. Он смотрит прямо на Джефферсона и произносит:
– Если ты оденешься так на мальчишник, то заплатишь за приватный танец сам, друг мой.
Толпа оживилась сверкающими улыбками и ухмылками, напряжение ускользает из комнаты, как будто эта сцена была тщательно спланированной частью его очаровательного тоста. Вообще-то, так и могло быть. Он публичный человек. Вот поэтому он лицо клуба, человек в костюме. Проницательный. Благоразумный. Смекалистый и, к тому же, харизматичный.
Джулиан посылает мне многозначительный взгляд и поднимает бокал выше, затем начинает отрепетированную речь.
Женщина слева от него, Бетани, с восхищением и благоговением наблюдает за женихом. Я практически уверен, что она и понятия не имеет о его поздних ночных делах в клубе… его прошлом… и она, вероятно, счастлива в своем блаженном неведении.
Я салютую счастливой парочке и выпиваю залпом, добивая остаток бурбона за один глоток. Я не могу ненавидеть ублюдка. Злиться на него. Завидовать его простому образу жизни. Презирать за его беззаботность… Да. Но ненавидеть своего брата? Нет, я не могу ненавидеть часть себя. Мы оба виноваты в том, что любили одну женщину и причинили ей боль. Мы оба виноваты в том, что сломали ее. Но лишь один из нас взвалил на себя ношу разгребать все дерьмо. Вот почему я несу весь этот груз, и он позволяет мне.
Поставив бокал на поднос проходящего мимо официанта, я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Джефферсон ловит меня за руку.
– Ты уходишь? – спрашивает он. – Вечеринка только началась.
Я оглядываюсь, всматриваясь в лица, которых не знаю. Знакомые моего брата со времени его переезда сюда, друзья невесты. Некоторые лица я узнал – члены «Логова», погрязшие в развратной ночной жизни и скрывающиеся за маской благородства днем. Они хранят секреты моего брата, потому что он хранит их. У нас у всех есть секреты. Но я предпочитаю не играть по этому сценарию. Я тот, кто я есть. Мой стыд принадлежит мне. И я не принадлежу этому месту.
– Передавай мои наилучшие пожелания подружке невесты, – обращаюсь я к Джефферсону и похлопываю его по плечу, прежде чем ухожу и пробираюсь сквозь толпу к черному выходу.
Как только меня накрывает сладость нахождения в открытом пространстве, напряжение от клаустрофобии ослабляет свою хватку, я достаю телефон и открываю мессенджер. Одно новое сообщение. От Сэди. Сердце замирает в груди. Она четко дала понять, что я не должен контактировать с ней. И не должен видеться с ней. До тех пор, пока она не освободится от дел в департаменте. Я даже мельком не видел ее, не говоря уже о большем, с тех пор как она оставила меня одного в моей квартире. Всего неделя, но мне она казалось чертовым столетием.
Лишь раз попробовав ее, моя потребность только усилилась, а дни, минуты, секунды вдали от нее были чистым адом.
Я ослушался ее приказа и отправил сообщение на ее новый номер, требуя встречи сегодня вечером. Я приму свое наказание, чтобы она ни придумала, при условии, что оно будет исходить непосредственно от моей богини. Я устал ждать, сам дьявол не сможет удержать меня от нее еще на один день.
Поэтому, когда я читаю ее сообщение,
– «Хорошо, сегодня…»
– мое тело пронзает мощная дрожь.
Сегодня.
Возвращая в карман телефон, я покидаю дом брата и направляюсь к своему пикапу, мой разум наполняется похотливыми мыслями о Сэди. Ее упругое и гибкое тело изогнуто в прекрасных, соблазнительных позах. Черты ее лица изысканно напряжены, ее зеленые глаза смотрят только на меня. Она была идеальна в тот момент. Моя. Мы разделили лишь один момент, но он был наш. И это был лишь фундамент, по которому мы будем пробираться сквозь ее сомнения.
Может зря я поддался ей, давая время заниматься своими извращенными теориями. Она проигнорировала косвенные улики и указала на меня, как на настоящего убийцу. Любой другой мужчина обиделся бы, позволил, вероятно, этим неоспоримым доказательствам стать причиной разрыва отношений, но мы не такие, как большинство людей.
Когда ты смотришь страху прямо в глаза, когда ты знаешь на вкус горечь отчаяния, ты больше не живешь в ярком суетном мире. Наши отношения строятся на другом уровне правил и доверия. Мы не действуем вслепую – мы ищем это. Жаждем этого. И я никогда не желал ничего и никого так сильно, как я жажду Сэди прямо сейчас. Мне нужно, чтобы моя богиня освободила меня.
Не одна
СЭДИ
Когда мне было пять лет, я помню, как мама втирала пахучую травяную мазь в мою обожженную кожу. Я хотела уложить волосы, как у нее, но схватилась не за тот конец щипцов для завивки. Это была глупая ошибка, но я никогда о ней не забывала. Я помню боль, слезы, помню, как умоляла ее остановиться – мне легче было вытерпеть боль от ожога, чем терпеть эту мазь. Она меня не ругала, мама всегда была мудра, она лишь сжала мою ладонь, а затем обмотала руки и пальцы чистым бинтом.
