Текст книги "Битва"

Автор книги: Триша Салливан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Наоми затрясла кулачком.

– Да! Власть телок! Мы, женщины, соображаем что к чему, и вам это хорошо известно, Каррера. Почему бы вам не расслабиться и не получить удовольствие?!

– Получите-ка вы лучше сами удовольствие! – Он вытащил из штанов свое хозяйство и потряс им перед девчонкой.

Менискус ожидал, что Наоми поведет себя как любая приличная девушка в такой ситуации, то есть завизжит или захихикает, но она просто скосила глаза, наклонила головку и произнесла:

– Вам не кажется, что он и впрямь самый забавный из всех человеческих органов?

Надувшись, Сияющий поспешил его засунуть обратно.

– Уважение, – сказал он Наоми. – Хотелось бы получить немного уважения.

Она состроила ему рожицу.

– Я получу детали по этому заказу или нет? Если нет, придется импровизировать.

– Можешь начинать прямо сейчас. Я тебе не служанка. Гордо расправив плечи, она ушла.

Сияющий полдня разносил новую мебель Менискуса, которую установили всего лишь пару дней назад, заменив обломки прежней. Мягкие игрушки Менискуса сосед зашвырнул на кровать, а огромные кулачищи разметали планеты и свалили бесформенной кучей на полу.

Менискус попробовал было возмутиться, но сразу же заглушил вопль протеста, зарывшись лицом в мягкий искусственный мех львенка по имени Джанко, стоило только Сияющему разок на него посмотреть. Он сел на кровати, трясясь как в лихорадке, пока Сияющий, используя руки и зубы, уничтожал стеллажи. Доски он отшвырнул в сторону, выказывая интерес только к алюминиевым стойкам, служившим доскам в качестве опоры.

Когда Сияющий повернулся к Менискусу спиной, он ринулся спасать разбросанные по полу планеты. Он осторожно брал их в руки и нашептывал ласковые слова. Нельзя просто взять и отклонить планету с орбиты, не думая о последствиях. Менискус ощущал ужасное бремя ответственности за то, что позволил так обращаться с планетами. Он разложил их на покрывале в исконном порядке и обложил по кругу мягкими игрушками, чтобы те охраняли покой планет.

Он нашел лазурит, малахит, слюду, кремень, песчаник и поставил их на место. Каждый минерал был дан Менискусу в знак благодарности за очередную успешную фазу проекта «Лазурный». Большая их часть досталась ему еще от первого доктора, но когда тот доктор уехал, Наоми продолжила традицию и награждала Менискуса всякий раз, как новый вирус вводился в его ткани. Лазурит, восьми лет от роду, был самым юным из камней и напоминал о первом вторжении Лазурных вирусов доктора Бальдино.

Но теперь у него был еще один, особенный камень. Точнее даже не камень. Бонус подарила ему зуб волка, так она сказала. Но выглядел он как камень и на ощупь ничем не отличался от его минералов. Он что-то такое сделал с вирусами, что-то гораздо худшее, чем все предыдущие микроорганизмы доктора Бальдино, которые она изобрела с помощью своей МУЗЫ. Этот зуб вызвал внутри него странные изменения. Что-то внутри Менискуса отозвалось на скрытый призыв зуба, и вирусы тоже отозвались, и теперь его мир зашатался. Скоро они убьют его.

Но ведь Бонус сказала, что пытается помочь ему, а не убить.

Менискус медлил, пытаясь разобраться с этим парадоксом и не зная, какое место отвести зубу. Он мог бы передвинуть планеты, даже, пожалуй, и Солнце побеспокоил бы, чтобы разместить новичка. Но не имел ни малейшего представления, как осуществить такую сложную операцию. Обычно Менискус играл с планетами и странствовал по Моллу в одно и то же время, и немудреная игра в камни служила чем-то вроде зеркального отражения замысловатой виртуальной игры – камни представляли собой физические метки-заполнители в математических вычислениях, понятных только ему. Сейчас у Менискуса не получалось достаточно глубоко погрузиться в игру, чтобы постигнуть предназначение зуба. Подобно его Солнечной системе, Молл бесповоротно изменился с тех пор, как он поговорил с Бонус.

Менискус почти не сомневался, что планета-лазурит сейчас превратилась в доминирующий элемент всей системы, кто знает, может она даже метит на место Солнца. Лаз79, безусловно, знают, как вести себя с ним. Менискуса била лихорадка и иссушала жажда, а порой захлестывала невыносимая боль, словно в него шарахнула молния. Он никак не мог себе помочь, потому что ему не удавалось уйти полностью в Молл. Теперь игра пошла на самотек, используя его как источник энергии, а самому Менискусу ничего больше не оставалось, как готовиться к смерти.

Менискус огляделся по сторонам, проникнувшись к себе жалостью. Теперь Сияющий совсем не замечал Менискуса. Он деловито возился с трубками и винтами, извлеченными из мебели. Пока Менискус смотрел, Сияющий принялся мастерить из этих деталей хитроумное приспособление, назначение которого оставалось для Менискуса полной загадкой.

Все знания, которые когда-либо Менискус получал, даже в детстве, он приобрел с помощью программ компьютерного моделирования, проще говоря, учился он на симуляторах. В реальной жизни ему еще ни разу не доводилось видеть, как кто-то работает. Вид Сияющего, зубами превращавшего прямоугольный кусок сосны в головку молотка, странным образом зачаровал его. Он прекрасно понимал, что молоток Сияющего и в подметки не годился любому молотку, сделанному на заводе, но, надо отдать должное, Сияющий смастерил его из подлокотника кресла, и это казалось Менискусу необыкновенно творческим подходом.

Менискус издал несколько осторожных скрипучих звуков в запоздалой попытке наладить общение, однако Сияющий словно и не слышал его. Волчий зуб лежал в его ладони, прямо-таки умоляя найти ему место в мировом порядке. Менискус еще раз окинул взглядом планеты. Солнцем раньше был золотой самородок из второго эксперимента, но вспыхнула борьба за власть между золотым и малахитовым народами, обитающими на пятой планете, так что теперь малахит стал Солнцем, а золото было разжаловано до статуса второй луны, прикрепленной к ныне покинутой планете № 5. Он знал, что некоторые из планет хотели бы помочь лазуриту стать новым народом планеты № 5, то есть обсидиана, но у лазурита не было ничего общего с людьми, ему больше подошла бы роль изгнанника, так что пока он в этом статусе и пребывал.

– Ты планета с темным сердцем, – прошептал лазуриту Менискус. – Ты охотник холодных далей, ты многое познал на своем веку, огонь твой зачах, но ты продолжаешь странствие.

Он переместил его в дальний конец. Затем дрожащими пальцами расположил волчий зуб в центре и отправил малахитовый народец обратно на одинокую пятую планету.

После чего встал, прошел к установке для утилизации отходов и вывернул туда содержимое желудка.

Вены взвыли от боли. Когда Менискус вернулся к кровати, в кончиках пальцев возникло покалывание.

Он ощущал, как растут его ногти. Они жаждали расти быстрее. Полумесяцы на них стали синими.

Менискусу открылась истина: оказывается, он обладает способностью, о которой даже не подозревал. Словно у него появилась новая мышца, да вот только то не мышца вовсе. Нынешнее удивление немного напоминает ту радость, которая охватила его, когда он понял, что может шевелить своим пенисом. В детстве он никогда не замечал этой способности. Только когда созрел, и его стали изводить постоянные эрекции, Менискус научился поднимать и опускать свой член с помощью мышцы, которая была там и прежде, но он ее почему-то не замечал. Теперь, когда вызванная Моллом боль исчезла, он задумался. Большой розовый взрыв, отдающий духами, зародил в нем подозрение. Он вдруг подумал, что может влиять на то, что делают вирусы. Он открыл доселе скрытую мышцу, о существовании которой и не догадывался.

Если бы только знать, как использовать ее. Если бы только ему удалось увидеть, как она действует.

Сияющий зубами вытаскивает винты из огнеупорного пластика, покрывающего мебель, то и дело делая перерыв, чтобы прокричать: «Когда я получу свои сигареты?». Он замечает, что Менискус смотрит на него.

– Хочешь мне помочь? Найди какую-нибудь штуковину, которой можно заменить зубило.

Менискус молчит, смотрит.

– Ну давай же, Пискля, шевелись. Ты что, собираешься просто сидеть тут и размышлять о болезни? Ты и впрямь хочешь потратить жизнь на то, чтобы передвигать с места на место идиотские камешки и воображать, будто это планеты?

– Откуда ты узнал, что это планеты?

– Знаешь, я ведь был здесь, когда ты с ними болтал.

– Я с ними не болтаю. – Затем он начал было говорить: «Я ни с кем не разговариваю…», но вовремя спохватился – сейчас эта фраза утратила свою актуальность.

– Да брось, конечно, разговариваешь. Даже во сне.

– Это подарки. Награды. За эксперименты.

– Тоже мне награда. А как тебе понравился бы кондоминиум в Ки-Уэст?

– Вот этот самый старый. Он дал мне его, прежде чем отправить сюда. Он сказал, мы с ним одинаковые, поэтому я должен быть храбрым.

– Кто сказал? – фыркнул Сияющий, но по его виду было ясно, что ответ его мало интересует.

Менискус промолчал.

У доктора были темные глаза и руки, похожие на руки Менискуса, мужской голос и женские духи.

– Я буду всегда любить тебя, что бы ни случилось, и я буду рядом за тобой, даже если ты меня не сможешь увидеть.

Лицо у доктора странное, его половые признаки смешались в памяти Менискуса, хотя в то время иных лиц он не знал. Узкий подбородок и небольшое адамово яблоко, как у женщины, и щетина, как у мужчины. Лицо доктора улыбалось ему с тех пор, как он был малышом. Оно говорило с ним мягким тенором.

– Не важно, что они сделают с тобой, – сказал доктор. – Планеты они не тронут. После каждой фазы ты будешь получать планету, и никто не сможет забрать их, и никто не сумеет повлиять на планеты, кроме тебя. Смотри на планеты, и ты увидишь, как там разворачиваются целые истории.

Менискус спросил:

– Почему ты бросаешь меня?

– Потому что должен. Так лучше и для тебя. Так я смогу тебя защитить. Ты останешься мужчиной, не превратишься в недочеловека, не то мальчика – не то девочку.

Неужели это так плохо? Менискус хотел спросить, но не стал, потому что он был мальчиком, а ни один мальчик не захочет стать девочкой – или недочеловеком.

– Другого пути нет, – добавил доктор. – Ты проведешь свою жизнь в институте. Иначе рано или поздно ты умрешь от Y-чумы. В Цитадель тебя не примут, потому что ты клон, а здесь ты будешь в безопасности. Вирусы, которыми они засеют тебя, не будут угрожать твоей жизни. Пусть они и выведены некогда из Y-вирусов, но они эволюционировали уже несколько поколений и не разрушат тебя. Никогда, если я помогу тебе.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Они говорят, что я должен.

– Они? Кто такие эти они?

– Ты не поймешь, Менискус, ты еще слишком маленький.

– Тогда не слушай их!

– Я должен. Они наше будущее, наша судьба.

Наконец Менискус ответил Сияющему.

– Мой отец – клон. Он единственный мужчина, которого я знал. Пока не появился ты. «Не доверяй доктору Бальдино, – сказал он. – Не доверяй никому из них. Ничего им не рассказывай. Эти женшины считают, что они используют тебя, но на самом деле это мы их используем». – Менискус помолчал. – Ты знаешь, что в тот день, когда ты пришел, я почти умер? Если доктор собирался спасти меня, разве он уже не появился бы здесь? Думаю, он просто предатель. Тогда почему я не должен говорить?

– Ты хочешь сказать, что не разговаривал целых девять лет только потому, что этот парень тебе так сказал? Что ж мать твою, прелестная история. Однако это еще не повод распускать нюни. Давай же, найди мне наконец зубило.

Но Менискус помогать не торопится. Он забился в самый дальний уголок кровати, подальше от внимательных глаз Сияющего. С помощью своей новоприобретенной ментальной мышцы, пока еще робко, он заставлял расти ногти на руках.

Я ЧТО, ЗАДЕЛАЛАСЬ ЖМУРИКОМ?

Очнулась я под неподвижной тушей Декарта. Повсюду слышались голоса. В голове шумело, воздуха не хватало. Прежде я как-то не замечала, какие все-таки гибкие человеческие ребра. Мои расплющились от придавившего их веса, но, надо отдать им должное, сдюжили и не сломались. Захотелось как можно скорее выбраться из-под тела Декарта, но я не шевелилась, решив сначала оглядеться. Открыла глаза. Стояла темень, приглушенный свет лился только от застекленной крыши магазина. До меня доносился шум вертолета, накладывающийся на звуки выстрелов и крики, но разглядеть сам вертолет мне не удалось. Мы с Декартом скатились почти вплотную к черным стеклянным стенам «Шарпер имидж», где я основательно застряла под его телом.

Примерно через минуту потянуло сквозняком и послышался какой-то шум со стороны автостоянки за «Шарпер имидж» у северного входа, расположенного рядом с гаражом. Мимо пронеслись фараоны, задержавшись на пару минут, чтобы осмотреть тело Декарта, после чего потрусили дальше.

Я опасалась, что меня засекут, но все обошлось. Разумеется, мне не привыкать изображать из себя невидимку на вечеринках, но все равно как-то жутковато.

Вокруг все словно вымерло. Охранники отправились на верхний уровень. Снаружи выли сирены и доносилось приглушенное «чоп-чоп» приближающегося вертолета. Я осталась в полном одиночестве. Чуть дальше, в широких коридорах, заметила нескольких охранников, осматривающих каждый уголок магазина. Спины их были обращены ко мне, и, по-видимому, они прошли мимо меня, не заметив, а теперь принялись за оставшуюся часть Торжища, словно прочесывали местность, двигаясь от центра.

Я стала гадать, сколько времени уже прошло. И что мне теперь делать.

В мою сторону быстрым шагом шли двое мужчин и женщина, обмениваясь репликами на ходу.

– …их связали, забрали форму, разнесли выстрелами камеру и скрылись.

– Где фотография той девчонки, которая заварила всю эту кашу? – послышался гнусавый женский голос.

– Вот эта. Хотя нет, вот она.

– Красотка.

– Да уж, не поспоришь. Если судить по записям камеры наблюдения и словам очевидцев, то это именно она. Но с ней пришли две подружки, а свидетельница из «Эсте Лаудер» говорит, что они не из числа «Страшил». Пропало три униформы.

Нет, черт, только не это! Они уверены, что мы все спланировали заранее. Они думают, мы сбежали…

– Чистая работа, – заметила женщина.

– Мы даже ни о чем не догадывались, пока не обнаружили пропажу этих трех комплектов в шкафчиках сотрудников, – сказал второй мужчина, пристыженно хохотнув. – Мы опасались, что их подстрелили сгоряча. Слава богу…

– Выходит, эти негодяйки просто взяли и преспокойно вышли отсюда под видом служащих? – негодующе взвизгнула женщина с противными еврейскими нотками в голосе. (Эй, не забывайте, мне дозволительно пороть такую чушь, потому что я сама наполовину еврейка).

– Скорее убежали, – ответил первый. – Небось, выбрались наружу с первой партией эвакуированных.

– Вы позволили им безнаказанно убраться? – Женщина все не унималась.

Я быстренько закрыла глаза, а заодно и рот, чтобы, не приведи господь, не расхохотаться. Они все поняли не так. Ах, какая жалость, что рядом нет Сук Хи, чтобы можно было пихать друга дружку в бок и посмеиваться над этими остолопами.

Наверное, зря я вспомнила Сук Хи. В эту минуту ее, может статься, уносят санитары… нет, об этом я думать сейчас не стану.

– Мы их обязательно найдем, мэм. Если они переоделись в форму служащих, то наверняка затесались в толпу покупателей. Кто-то мог их заметить. Далеко им не скрыться.

Женщина язвительно хмыкнула.

– От всей этой истории за милю несет заговором, – сказала она. Звук голосов постепенно стал удаляться, они направлялись к разгромленному отделу «Лорд&Тэйлор». – Эти «Страшилы» выбежали из «Годивы» так, словно сидели там в засаде. Надо выяснить, как они пробрались туда, вдруг у них имеется доступ и в другие охраняемые зоны.

Уж я-то знала, как бандитки проникли в «Годиву». Там работает 10-я, скорее всего именно она и укрыла их на складе. Повезло еще, что Кери не из числа «Страшил», а то бы она подчистую смела с полок весь шоколад.

– Ладно, как там обстоят дела с электричеством в секции Ф?

– По-прежнему туго. Инженер думал, что перегорела проводка в отделе «Сони», но оказалось, что нет.

– Что ж, тем лучше – если повезет, эти дешевки испугаются темноты…

Вся компания прошествовала мимо, надо сказать, весьма своевременно. Я бы и секунды больше не выдержала столь интимных объятий с Декартом. Я выскользнула из-под него и поползла вдоль стены «Шарпер имидж». Охранники мельтешили на верхнем уровне, как раз в том месте, откуда я сверзилась. Два фотографа сверкали вспышками, делая снимки.

Почему они меня не видят?

Господитыбожемой! Я стала гадать, а не заделалась ли я ненароком жмуриком и просто не знаю об этом, как в том фильме с занудным шепчущим мальцом. Я как улитка ползу к входу в «ЛТ», на минуту переведя дух за парой высоких, чугунных, косящих под готику скамеечек. Отдышавшись, совершаю стремительный бросок к более подходящему укрытию в виде пластикового постамента, на котором виднеется план магазина. Дверь для охранников, рядом с которой я засекла тех мужиков, передвигавших тележку уборщиков и знаки «Осторожно», все еще приоткрыта. Я встаю на коленки, вконец растерявшись, вертя головой по сторонам и чувствуя подвох. Неужели меня еще никто не засек? В треснувшем зеркале над «Кристиан Диор» вижу свое отражение. Что ж, надо признать, выгляжу я просто гнусно. Перепачкана какой-то темной дрянью – видать, кровь из ссадин, появившихся, когда я протаранила стекло. Хотя, полагаю, следовало бы радоваться, что, худо-бедно, но цела, а ведь могла бы сейчас бродить по округе, зажав под левой мышкой собственную голову. Или какую другую часть тела.

В мою сторону направляется орава парней в тяжелых ботинках, я слышу грохот шагов. По правде говоря, я не горела желанием проверить свою теорию «я что, заделалась жмуриком?», поэтому недолго думая метнулась к металлической двери. Она поддалась, я захлопнула ее за собой, нащупала щеколду и задвинула. Затем осмотрелась. Узкий проход, кругом ни души. У меня все поджилки тряслись. Тошнило. Пошатываясь, я побрела по коридору, пока не дошла до поцарапанной и покосившейся двери. Толкнула ее, она со скрипом открылась. Подсобка «Шарпер имидж».

Алекс, бухнуло у меня в голове. По-моему, он сказал, что звонит из «Шарпер имидж». Если мне удастся незаметно проникнуть туда, то, пожалуй, я смогу выдать себя за одну из покупательниц и выбраться наружу с Алексом.

Черта с два. Насколько я успела заметить по своему отражению в зеркале, выглядела я так, словно меня переехал грузовик. Я осторожно притворила дверь и последовала дальше по проходу. Коридор сворачивал к западу, в направлении «Лорд&Тэйлор» и многоэтажной парковки, и я шла по нему с робкой надеждой выбраться, пока путь не преградили двойные двери, ведущие к погрузочной площадке. До меня донеслись голоса, шум машин, звуки с шоссе и завывание ветра. Я замерла в нерешительности, колотясь мелкой дрожью, и стояла так, покуда вой сирен не приблизился настолько, что пришлось закрыть уши, чтобы не оглохнуть.

Если я пойду туда, то окажусь за решеткой. Я прикинула, что, сколько бы я ни притворялась запуганной и жалкой, у меня на руках следы пороха, а к ноге привязана кобура. К тому же у них наверняка есть мои фотографии с камер наблюдения, когда я взгромоздилась на прилавок «Эсте Лаудер», изображая из себя Лару Крофт. Я стремительно рванула обратно по коридору, высматривая вентиляционные люки и не видя ни одного, понимая, что мне, пожалуй, крышка, но знаете что? Мне все это ой как нравилось. Я прямо-таки смаковала собственный страх. Адреналин вызывал ликование. Я невероятно тащилась от идиотизма всей этой ситуации и накала эмоций.

Алекс и впрямь торчал в «Шарпер имидж».

Ням-ням-ням, не иначе, это судьба. Я прокралась в подсобку.

Снаружи, из магазина, донесся мужской голос:

– Прошу всех оставаться на месте, постарайтесь сохранять спокойствие. Пожалуйста, поймите, что здесь безопаснее, чем снаружи.

– Сколько все это будет продолжаться? – спросил другой мужчина низким голосом, властности в нем чувствовалось побольше, чем у первого.

– Полиция говорит, что хотят допросить каждого, прежде чем выпускать нас, а сейчас они наводят порядок в магазине для нашей же безопасности.

Раздался кхекающий женский голос, с хныкающими нотками подступающей истерики.

– Родни, я тебе постоянно твержу, что в этих торговых центрах давно следовало установить металлодетекторы. – Кхе-кхе-кхе. – Количество банд…

– Тсс, Рейчел…

Кхе-кхе, очередное подвывание.

– Не смей затыкать мне рот, идиот! Я же тебе говорила, что в субботу надо сидеть дома…

– Мэм, пожалуйста! Люди, прошу вас, не шумите, мы должны выслушать инструкции.

– Закрой пасть, тощий недоумок. Эй ты, Дерек хренов! Ты что, думаешь, будто вправе говорить нам, что делать, только потому, что ты тут продавцом подвизался?

– Вообще-то я помощник управляющего.

– Помощник управляющего, – пренебрежительно пророкотал еще один голос, грудной и низкий, с явно выраженным налетом гарвардской спесивости. – Что ж, испытываешь неимоверное облегчение, когда доверяешь собственную жизнь не кому-нибудь, а самому господину Помощнику Управляющего!

Эй, народ, сбавьте темп, спокойнее, чуть не сказала я. Но сдержалась и вместо этого совершила беглый, почти бесшумный осмотр местности и обнаружила радиочасы, встроенные в резиновую дубинку, и очки ночного видения. Малость пришлось пошуметь, когда я нечаянно налетела на пенопластовый стаканчик с остатками кофе. Шум получился не такой уж и громкий, особенно на фоне возбужденных голосов спорщиков, доносящихся снаружи, но кофе растекся по полу и стал просачиваться через щель в двери. Я испугалась, что наш бдительный помощник управляющего по имени Дерек заметит его.

Я чуть-чуть приоткрыла дверь. Внутри было хоть глаз коли, народ сгрудился на свободном пятачке между релаксационным креслом для ароматерапии и газонокосилкой. Я юркнула в магазин и нырнула под прилавок, дверь с едва заметным стуком затворилась за мной. Что ж, пока все идет хорошо.

Все так, но не забывайте, мой адреналин подскочил аж до самой верхней отметки, а этого я не учла, в результате чего вконец облажалась.

Вот что произошло: я услышала голос Алекса и высунулась из-под прилавка, чтобы убедиться, что это и впрямь он, а кхекающая тетка меня засекла и двинулась в мою сторону со словами:

– Стюарт, смотри, там…

А я выставила перед собой пистолет, почувствовав необоримое желание пристрелить ее, лишь бы она заткнулась. Рыжая, приземистая, обвешанная брюликами. Алекс тоже заметил меня, начал было говорить «Суп…», но я сгоряча наставила на него пистолет. Велела:

– Стой, где стоишь, Алекс!

Он застыл на месте, все остальные дернули назад, а я все твердила как заведенная: «Прочь, прочь, твою мать, прочь!», и вот уже в «Шарпер имидж» остались только мы с Алексом.

По-моему, нет необходимости докапываться, почему люди слушают тебя, когда в твоей руке пистолет. Главное, они делают, что им велено, а все прочее значения не имеет.

– Давай в кресло, – потребовала я.

Алекс бочком проскользнул в кресло. Оно обито черной кожей, впрочем, как и все в этом магазине, и до жути смахивает на сиденье астронавта в каком-нибудь фантастическом фильме, только вот вместо экрана для визуального наблюдения в нем устроена какая-то штука, напоминающая дымоход, которая выпускает ароматический пар или какое другое дерьмо. Алексу ничего не остается, кроме как откинуться в нем – ноги слегка раздвинуты, черные штаны от тренировочного костюма живописно облепили его хозяйство. Подошвы кроссовок чистые и почти новые. В его глазах… Нет уж, сейчас не время пялиться на его лицо. Мне надо обследовать периметр.

Оттуда, где я стою, через черное стекло витрины мне видно тонущее в полумраке Торжище. За «Лорд&Тэйлор» расстилается гладь мраморного пола с серповидным фонтаном и парой похожих на пальмы кустов, куда мы с Декартом рухнули с верхнего уровня. Эта площадка расщепляет Торжище на две части, расположенные перпендикулярно друг к другу. К западу находится «Лорд&Тэйлор», а напротив него – эскалатор. Он отделяет меня от «Континентального кофе». Я вижу, как кхекающая тетка и K°, сгрудившись, двинули мимо эскалатора к северному выходу, где я слышала вой сирен, когда бежала по внутреннему проходу магазина. Тьма-тьмущая фараонов засела за всевозможными стойками и под фонтаном.

Итак, я не окочурилась, и окружающие видят меня. Я почувствовала столь небывалое облегчение при этой мысли, что сразу даже как-то не сообразила, что оказалась сейчас в гораздо худшем положении, чем раньше.

Удерживая на мушке Алекса и не обращая внимания на его бормотание («Сун, у тебя все нормально? Я не знал, когда звонил тебе, что… что… блин, Сун, что случилось, поговори со мной…» и т. д. и т. п.), я проскользнула между газонокосилкой и устройством для усыпления младенцев и выглянула в коридор. Выбор у меня был небольшой – перебраться на противоположную сторону в магазин «Континентального кофе». А потом, если не найду выхода, не остается ничего другого, кроме как достойно принять смерть с чашечкой «эспрессо» в руках. Но что станет с Алексом?

Надо признать, для моего первого заложника обстоятельства сложились не очень-то удачно. Стоп, не стоит об этом думать, а то у меня того и гляди истерика начнется. Однако ничего не попишешь – когда я подумала об этом, на душе кошки заскребли. Представляю, как мне станет тоскливо, если я допущу, чтобы Алекса сгоряча застрелили.

– Алекс, это я заварила всю кашу, усек? – сказала я, укрывшись под относительно безопасной витриной микропроцессорных клюшек для гольфа.

Теперь я смотрела ему прямо в лицо. Было довольно темно, но мои глаза уже почти привыкли к полумраку. Алекс не очень высокий, в нем от силы пять футов девять дюймов, но сложен он как греческий бог, а мышцы накачаны, как у заправского лыжника. Роскошная черная шевелюра, а глаза такие темные-претемные, с длиннющими ресницами. Четко очерченные скулы. Улыбка у него такая, что… Что ж, не сейчас, сейчас он не улыбается.

– Ты мне что, не веришь? – спросила я, слегка заерзав, потому что очки ночного видения впечатались мне в почки. Теперь, когда я смотрела на Алекса через прицел пистолета, мои трусики промокли. Где-то я прочитала, что клитор просто балдеет от власти. – Ладно, проехали, что ты хотел купить?

Он натянуто улыбнулся. Мне больше не нравилось, как он на меня смотрит. Черт, неужели мои чары оставили его равнодушным? Вот я бы на его месте голову потеряла от такой девчонки.

Я засунула пистолет обратно в кобуру, жалея, что не видна ложбинка между грудей.

– Прости, наверное, эта штука беспокоит тебя? Слушай, давай я ее уберу на время, хорошо? Клянусь, это мой первый и последний раз. Больше никакой стрельбы. Я намерена целиком сменить гардероб. Начну учиться танцам. Пожалуй, стану ходить в спортзал. Займусь какой-нибудь аэробикой. И откажусь от «каппучино», потому что становлюсь от него несдержанной и стервозной.

Он снова улыбнулся, на сей раз как тот прежний Алекс, которого я знала и любила. Ладно, не спорю, в его улыбке сквозил страх, но он явно старался проявить любезность.

– Стервозной? – сказал он. – Тебе еще учиться и учиться. Слышала бы ты Дженнифер, когда у нее менструация. «Не трогай меня, хочу шоколада, а то у меня высыплют прыщи, боже, как я себя ненавижу!» – передразнил он свою подружку писклявым голосом.

– Да уж, я ее понимаю, – беззаботно сказала я, забравшись внутрь прилавка и скрестив ноги. Я заметила смутные очертания фигур, мелькнувших позади Алекса.

– Правда?

– Да, та же история.

Разумеется, нет! Шоколад мне даже не нравится, а прыщей в жизни не было. Какая же я все-таки врушка…

Теперь он смотрел на меня так, словно увидел впервые.

– Никогда бы не подума-а-ал, – задумчиво протянул он. Он наклонился вперед как какой-нибудь телеведущий типа Региса Филбина и сказал: – Знаешь, сестер у меня нет, и я всегда думал, что все девчонки довольно странные создания. Не ты, – добавил он, примирительно подняв руку. – Просто девчонки.

Так, давайте-ка разберемся.

Девчонки = странные создания.

Сун? странные создания.

Сун? девчонка.

Как ни крути, меня только что оскорбили.

Я встала.

– Значит, ты не считаешь меня странной? – тихо спросила я.

– ГМ! ГРР-ГРРР. В ПОРЯДКЕ, ПРОВЕРКА. НОРМАЛЬНО. ЭТО КАПИТАН МОНТЕВИДЕО ИЗ ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ШТАТА НЬЮ-ДЖЕРСИ, Я ЗНАЮ, ЧТО ВАС ЗОВУТ СУН КАЦ И АЛЕКС РУССО. СУН, ПОКА ВСЕ НЕ ЗАШЛО СЛИШКОМ ДАЛЕКО, МЫ ХОТИМ С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ.

Мой приятель покинул свою кобуру. Я проверила боеприпасы. Что ж, на данный момент все в норме.

– Они скорее всего постараются вынудить меня стрелять и дождутся, пока у меня не выйдут патроны, потому что знают, что тебя я не убью, – сказала я Алексу.

– Взаправду?

– Взаправду что? – Я уже вытаскивала его из кресла и толкала к двери в Торжище.

– Они точно знают, что ты меня не убьешь?

– Вероятнее всего. Я же назвала тебя по имени, помнишь? Пожалуй, они даже вообразили, что ты мой сообщник. Встань в дверном проеме, двигайся очень медленно, держи руки поднятыми. Я буду за тобой.

Он сделал, что я велела.

– Говори то, что я тебе скажу. Никакого творчества. Понял?

Я приставила ствол к его голове, уперлась под затылочную кость. Если выстрелить человеку в это место, он как пить дать умрет. Если пуля попадет в лоб, то можно лишь задеть мозг. Так мне по крайней мере говорили. В конце концов я не какая-нибудь там прирожденная убийца.

Я прошептала ему, что следует сказать, прямо в ушко, тихо-тихо.

– Сун Кац говорит, что я заложник. Я безоружен. Не стреляйте и, прошу вас, ПОЖАЛУЙСТА, выключите ваши мегафоны. Этот шум сводит ее с ума.

Алекс выдал свою речь. Я помедлила, обдумывая следующие слова.

– Она говорит, что отпустит меня, если на нее не станут давить. Оставайтесь на месте и сохраняйте спокойствие, тогда она не причинит мне вреда.

– МЫ ПРОСТО ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ С СУН! – завопил во всю мощь своих легких капитан Видео, мегафон бесполезно болтался у него на боку.

Да уж, эти парни, когда у тебя пушка, несомненно ведут себя малость иначе, чем обычно, когда, к примеру, словят тебя разъезжающей по окрестностям в «саабе» сестренки Кери с выключенными фарами на ночной автостраде и запрятанной под пассажирское сиденье початой бутылкой водки «Смирнофф». Уж в такие минуты они сама любезность.

– Кончай трепаться, – как попугай повторил за мной Алекс.

– Поднеси палец к губам, – добавила я.

– Поднеси палец… ой! – Он сделал, как я велела.

Я видела, что капитан Видео принялся что-то горячо обсуждать со своими дружками. Потом он прокричал:

– ХОРОШО, ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ ВАС НИКТО НЕ БУДЕТ ТРОГАТЬ.

– Теперь медленно отходи назад. Пойдем в подсобку. Они, конечно, уже попытались пробраться в этот проход, но дверь закрыта изнутри, так что там нам никто не помешает.

Я понимала, что капитан Видео на самом-то деле просто счастлив получить пятнадцатиминутный запас времени, чтобы продумать до конца план действий, так что этой задержкой я ничего не выиграла. Но у меня раскалывалась от боли голова, и я не имела ни малейшего представления, как пробраться в «Континентальный кофе» и при этом сохранить Алексу жизнь. Мне просто требовалась передышка, хотелось оттянуть, пусть и ненадолго, неизбежную развязку.