Текст книги "Битва"

Автор книги: Триша Салливан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

По пути к подсобке я установила рядом с прилавком сигнализацию «Защити себя от собак соседа» и активировала ее, чтобы знать, не пожаловал ли кто-нибудь к нам в гости, пока мы будем отсутствовать. Маловероятно, что полицейские могли углядеть нас в магазине, но все равно здесь я чувствовала себя уязвимой.

Зайдя в подсобку, Алекс уселся в ультразвуковое лечебное римское кресло, а я прислонилась к полкам. Он говорит какую-то чушь, вперившись в меня своими огромными темными глазищами, но я не слушаю. Я пытаюсь сосредоточиться. Но он продолжает бубнить. Выкладывается на полную катушку, лишь бы я его поняла.

Я думаю, мы так хорошо ладили с Алексом потому, что его мамочка работает психологом и постоянно заставляет парня делиться с ней своими проблемами, поэтому он умеет гораздо четче формулировать мысли, чем любой другой подросток мужского пола, пусть он и гетеросексуал. Как-то раз Алекс пожаловался мне, что готов был сквозь землю провалиться от стыда, когда она послала его в ближайшую аптеку «Си-ви-эс» купить ей прокладки, а девчонка за прилавком странно посмотрела на него. «Извращение какое-то!» – сказала я тогда, потому что Алекс ждал от меня именно такого ответа, но в глубине души подумала, что мама у него что надо. Теперь я целюсь в него из пистолета, а он не унимается:

– Ты мне и впрямь нравилась, никогда не подумал бы, что все закончится именно так.

– Да ничего и не должно заканчиваться, – сказала я. – Думай об этом, как о некоем переходном моменте в веренице похожих моментов, из которых и состоит твоя жизнь.

– Похожих? Нет, – возразил он. – Ты мне хотя бы объяснишь, почему так поступаешь, или мне следует заткнуться, как порядочному заложнику?

– Потому что у меня нет выбора, у моей подруги поехала крыша, а меня саму того и гляди укокошат, а я ничего плохого не сделала…

– Прости, но почему бы тебе просто не сдаться?

– Ни за что. Это было бы предательством по отношению к Сук Хи. Кроме того, все уже слишком далеко зашло.

– Бессмыслица какая-то. Ты, Сун, пусть малость и не похожа на остальных, но в основном ты нормальная, а то, что ты делаешь, разрушит к чертям собачьим твою жизнь.

– Откуда тебе знать, что она и раньше не была разрушена?

Глаза у Алекса как у олененка Бемби, очерченные густыми черными ресницами. В этих глазах я вижу отражение его натуры: сострадательная часть гадает, что я подразумевала под этим словом «разрушена» – меня что, изнасиловали, моя мать сидит на игле, что? – другая его часть наблюдает за мной с бесстрастным любопытством, без всякой симпатии, отстраненно. И есть еще одна часть, которая ужасно напугана, но он этого не показывает. Да уж, парень он у нас сообразительный, ничего не скажешь.

– Что бы ни случилось в твоей жизни, оно не так уж и страшно, как тебе кажется. Или страшно? Что ты пытаешься сказать, Сун? Это что, скрытый крик о помощи?

– Ах, кончай трепаться. Послушай, ты просто меня не знаешь. У меня есть… есть… темная сторона и… только не смей смеяться!

– Я не смеюсь.

Да, Алекс не улыбается. Его взгляд просачивается в меня, как вода. Я просто тону в сиянии его глаз.

– Я гораздо сложнее, чем ты думаешь. Ты даже не догадываешься, что творится у меня в голове. О чем я думаю. Мне все время хочется взорвать к чертям весь этот мир. Я то и дело представляю себе, как убиваю людей всякими отвратительными способами. Я постоянно воображаю конец света. Черт, когда я смотрю фильмы о катастрофах, то всегда радуюсь, когда огромная волна сметает все на своем пути.

– Да уж, всем подчас лезут в голову дерьмовые мысли. – Алекс прикасается к пластмассовому покрытию ультразвукового кресла.

– Меня как магнитом притягивает все, связанное со стрельбой. Я подписываюсь на журналы по астрономии. Я читаю «Наемник». Я люблю смотреть жесткое порно. Если бы я родилась парнем, то кто-нибудь в ЦРУ уже давно занес бы мое имя в список потенциальных террористов.

Речь получилась довольно впечатляющая, если разобраться. Алекса она точно проняла:

– Я даже не догадывался, – выдохнул он, нервно заерзав.

– Да ладно. Я вовсе не горжусь этим, – солгала я. Он взял себя в руки.

– Дело не в том, о чем ты думаешь, а в том…

– Действуешь ли ты, – со смешком закончила я фразу. Я слегка качнула пистолет, чтобы напомнить ему, что у меня-то как раз мысли с делом не расходятся. – Знаешь, плохой быть хорошо, – добавила я. – Лучше творить зло, чем быть пустым местом, изображать из себя жертву.

– Я не согласен.

– Ты что, предпочитаешь быть никем?

– Я не согласен с тем, что ты плохая.

– Как мило с твоей стороны, но, как я уже сказала, ты не знаешь меня.

– По-моему, ты просто напугана до смерти.

– Что?

– Я думаю, в глубине души ты очень ранимая и хрупкая. Ты не хочешь показать это миру, а потому нацепила на себя личину крутого парня.

Я почувствовала жгучее желание вышибить ему мозги.

– Личина, гм? Ты подцепил это словечко в своем лексическом списке для отборочного теста в университет? Почему бы не выразиться проще, как все, и не сказать «маска»? Или это заговорила твоя мамочка?

Внезапно внимание Алекса привлекла заусеница на пальце. Я смотрела, как он вырывает ее и рассматривает капельки крови.

– Моя мама, – наконец произнес он тихо, – научила меня предоставлять людям право на сомнение. Никогда не судить их, толком не разобравшись.

– Премного благодарна за столь снисходительное замечание, – фыркнула я.

– Обращайся, если нужно. Прости, если задел твои чувства.

– Что?

– Когда сказал, что ты ранимая. То было вовсе не оскорбление. Знаешь, ранимость не преступление.

– Послушай, давай мы эти доморощенные занятия по вводному курсу психиатрии выставим за дверь?

Потом мы немного помолчали. Алекс заерзал. Он у нас вообще-то парень нетерпеливый, ему не очень хорошо удается сидеть спокойно даже на его любимых уроках по дискретной математики, 1 уровню высшей математики. Так что теперь он принимается шарить глазами по подсобке с встревоженным, беспокойным видом.

– Интересно, у них есть здесь светящиеся планшет-блокноты?

– Что? – засмеялась я.

– Светящиеся планшет-блокноты… Можно мне поискать? Не волнуйся, я не стану убегать. Понимаешь, я как раз расплачивался на кассе за один такой. Подумал, когда я поеду с отцом за город изучать звезды, то запросто смогу делать заметки об их местоположении без фонарика – тогда вторая рука освободится для пива!

– Неплохая мысль, – согласилась я.

Смотреть на звезды. Алекс как-то раз брал меня с собой изучать звезды, и я все ждала-ждала, когда же он наконец соизволит пригласить меня поехать с ним и его отцом в Вудсток, чтобы смотреть на небо на лоне дикой природы. Мы планировали рвануть туда прошлым летом, но погода испортилась, а потом ударили морозы.

– Тебе тоже пригодился бы, – сказал он, встав с кресла и запрокинув голову, осматривая полки. – А, вот они. Так тебе бы пришлось держать мое пиво, а я бы тебе его не доверил.

– Можешь положиться на меня, – сказала я, пока он, снова усевшись, открывал коробку как малыш, получивший свой рождественский подарок. – Пиво я не люблю, предпочитаю водку. Слушай, а тебе не стыдно? Ведь ты как-никак только что спер товар, не расплатившись.

– Ничего я не спер, просто проверяю. Смотри, здесь есть маленькая микросхема, можно подсоединить его к компьютеру и получить светодиодное табло, или воспользоваться этим стильным пером. Или вообще приложить обычную бумагу, и края будут светиться. Выключи, пожалуйста, свет.

В подсобке горит одна-единственная лампа дневного света. Если ее выключить, меня проще будет вырубить. Ладно… на крайняк у меня припасены очки ночного видения.

– Подожди, – сказала я, стянув рюкзак и надевая очки, ни на секунду не забывая о пистолете на коленях.

Хотя Алекс и не делал никаких поползновений сократить расстояние между нами. Я уже начала даже чувствовать себя виноватой за то, что не доверяю ему. Пока он еще ни разу не попытался отобрать у меня оружие.

– Ладно, приступаем. – Я задействовала очки, выключила свет, и вот мы в темноте, светится планшет Алекса, и я с вытаращенными глазищами.

– Я тебя вижу! – завопила я.

– Что ж, а я тебя нет. Где ты?

Планшет его, по-видимому, больше не интересовал.

– Да здесь я.

– Здесь где?

– Тут, – сказала я, сделав шаг в его сторону. Он вытянулся и стал шарить руками в темноте, пытаясь дотронуться до меня. Я увернулась от него пару раз, пока мы оба не рассмеялись. Затем как бы случайно я попятилась и наткнулась на его ищущую руку.

– Это моя задница! – крикнула я с нарочитым возмущением.

– Ой. Ладно, прости, просто иди сюда, ко мне, – сказал он, и я неожиданно для себя оказалась на его коленях.

ПОТРИ И ПОНЮХАЙ[4]4
  Ароматизированная реклама, пахучая реклама (реклама в косметических, кулинарных и детских журналах, когда читатель может посмотреть понравившуюся рекламную картинку (напр., духов или блюда) почувствовать аромат рекламируемого товара). – Примеч. пер.


[Закрыть]

(Мбальдино/Лабораторные заметки/ Конфиденциально-Зашифровано)

К моему удивлению, объект все еще жив. Его состояние стабильно, и нет никаких признаков повреждения внутренних органов, несмотря на тот факт, что по-прежнему отмечается активность Лаз79, возросшая после происшествия на прошлой неделе. Иммунная система ослаблена.

Мы установили, что Партия 10Е является доминантным организмом во всех тканях. Мы изучаем сейчас продукты обмена веществ, чтобы судить о его ценности для дальнейшего сбора клеток. СЕ 4465, наш очаровательный гость, не выказывает никаких признаков заражения Лаз79. Пока не выказывает.

Верни по-прежнему не отвечает. Но я все равно продолжаю посылать ему материалы. Также передала все данные Кейтлин из лаборатории ДВЛ в Калифорнии. Чем меньше знает Дженнифер, тем легче ей будет – это значит, что пошла к черту вся эта чушь с «обязуюсь не разглашать». Если бы я только знала, что Менискус выживет, я бы ни за что в жизни не дала свое согласие участвовать в этом идиотском заговоре по использованию Лаз79 для убийства СЕ. Лучше уж получить вожделенную сперму законными методами.

В любом случае Кейтлин прекрасно разбирается в вирусах. Надеюсь, она заметит то, что я сама почему-то пропустила.

– Если ты не обрежешь его проклятые ногти, я сам это сделаю, – орал Сияющий на Наоми. – Дай мне ножницы, или я заставлю его откусывать их один за другим.

Наоми в эту минуту разговаривала по телефону. Она крикнула через плечо:

– Не надо сердиться. Я как раз заказываю тебе закуски. Она как-то странно ведет себя, подумал Менискус. Вся из себя такая кокетливая и любезная, как бы ни дерзил Сияющий. С готовностью прибегает, стоит ему лишь поманить ее рукой или позвать. Все это время Наоми исправно таскала ему печенье с шоколадом «Чипс эхой!», которое Сияющий просто обожал. Как-то раз она попыталась познакомить его с продуктами «Пепперидж фарм», и он проглотил целую упаковку шоколадного мятного миланского сдвоенного печенья, после чего назвал его «печеньем для девчонок». Так что Сияющий не стал изменять своим привычкам, отдавал предпочтение «Чипс эхой!», где на каждые семнадцать чипсов приходилось одно печенье (Менискус сам считал и полагал, что в кои-то веки рекламные обещания оказались правдивы). Когда приходило время закусок, Сияющий обычно заканчивал свои отжимания, приседания и лазанье по канату – в качестве каната он использовал кусок электрического кабеля, вырванного им из стены аквариума – зарядка, которую он делал сразу после того, как просыпался и надолго застревал на толчке с номером «Велосипедного фана». Потом Сияющий возился со своим сомнительным велосипедом (который, по мнению Менискуса, больше смахивал на богомола, нежели на транспортное средство), пока ему это не надоедало и он не принимался изводить Менискуса, приказывая тому навести порядок в аквариуме и периодически поколачивая его. Насколько мог судить Менискус, эти повседневные пинки скорее относились к разряду развлечений и не были проявлением истинной жестокости. Порой они приобретали легкомысленную и забавную форму – по крайней мере так казалось Сияющему.

– Давай же, Пискля! – имел обыкновение говорить СЕ, вперевалочку надвигаясь всей своей массой на Менискуса и угрожающе протягивая к нему растопыренную руку, медленно, чтобы дать возможность Менискусу нырнуть под нее или прикрыть голову.

Менискус же, задрав руки к лицу, плотно стиснув локти и вжав голову в плечи, ни разу даже не попытался уклониться. Сияющий запугал его до смерти. У него едва оставались силы цепляться за жизнь. Обычно все заканчивалось тем, что Менискуса швыряли на пол, где он и замирал в позе зародыша.

– Немедленно срежь это дерьмо! – велел Сияющий нынче утром после очередного стремительного приземления Менискуса. – Хочешь вернуться в утробу матери? Там и окажешься, если я грохну тебя. Тогда получишь возможность реинкарнироваться в теле тритона.

Шел второй раунд ежедневного поединка/безоговорочной капитуляции; СЕ только что закончил приделывать тормоза к рулю велосипеда, а Наоми объяснялась по телефону («Нет, Мэдди, крысолов не приходил. Нет. Нет, я ничего не отменяла. Вообще-то я решила, что вы сами передумали. Они сказали, что отмена заказа пришла с вашего счета. Да нет, я не шучу, клянусь вам…»). Сияющий развлекался по полной, пытаясь устроить с Менискусом любительский матч по боксу, но всякий раз, как его взгляд падал на ногти Менискуса, он кривился, на лице появлялось такое выражение, словно он вот-вот сблюет.

Менискус, съежившийся комочком на полу, заметил:

– Тритоны откладывают яйца. Они не могут принять позу зародыша.

Сияющий застыл от неожиданности. Ему внушали неизбывное отвращение ногти Менискуса, которые к этому времени своей синюшностью напоминали ногти мертвяка и стали к тому же сильно загибаться, достигнув небывалой длины за последние два дня. Менискус обнаружил, что ему все труднее выполнять такие простые действия, как еда и одевание, но он опасался, что если перестанет заставлять ногти расти, то утратит свою новую внутреннюю способность. Он также направил усилия и на волосы, так что теперь они свободно струились по его плечам – черная шевелюра, испещренная лазурными полосами.

Сияющий снова проорал Наоми:

– Эй, сука, это последнее предупреждение – если он только сунется ко мне этими своими граблями, я за себя не отвечаю!

Но Наоми была поглощена разговором с доктором Бальдино. Они слышали ее по переговорному устройству с лабораторией.

– Откуда мне знать, что там вытворяет Бонус? Она ваш ребенок, не мой. Да, в игре пока сбоев нет, не думаю, что мыши и впрямь прогрызли провода.

Сияющий легонько стукнул Менискуса по почкам и сказал:

– Что за размазня! Ну же, поднимайся и дерись, придурок.

И как, скажите на милость, ему это сделать? Он же ферма по выращиванию вирусов, а не какой-нибудь там тигр. Менискус хотел раствориться, исчезнуть. Его ногти с лязганьем сошлись, когда он попытался укрыть лицо от пронзительных глаз Сияющего.

– Что мне действительно интересно, так это почему у тебя ногти на ногах не вымахали такими же длиннющими, как на руках? Ты, ублюдочный уродец, отвечай!

– Эй вы там! – позвала Наоми через плексигласовую перегородку.

Голос ее разнесся эхом по аквариуму. Она кокетливо размахивала банками с лимонадом. СЕ шагнул назад, чтобы Менискус мог встать. На нем красовалась гавайская рубаха, придававшая ему сходство с жителем Полинезии, обрезанные серые тренировочные штаны и красные парусиновые баскетбольные кеды марки «Кедс», четырнадцатого размера. Он заметил восхищение на лице Наоми.

– Ты вовремя, крошка, – сказал Сияющий. – Покажи-ка мне свои хорошенькие грудки.

– Нет, – сердито отрезала она. Оглянулась, чтобы убедиться, что никто в их сторону не смотрит. Затем ушла в свою комнату и что-то сделала с камерой, которая просматривала аквариум. Красный огонек погас. Наоми вернулась, задрав футболку.

– О да, Наоми, девочка, мне нравится то, что я вижу. – СЕ вытащил наружу свой конец.

Менискус попытался было нырнуть в МУЗУ и укрыться на время в Молле, но установленные доктором Бальдино настройки ограничили доступ к подсознанию. Не удалось подавить переполнявшие его эмоции с помощью игры. Менискус прикрыл глаза и притворился, что его здесь нет. То, что сейчас происходит, не укладывалось ни в какие рамки.

– Когда же ты надумаешь нанести мне визит, девочка? Уж я-то знаю, как тебе хочется попробовать моего дружка. Давай, не стесняйся, крошка.

Странный скрип заставил Менискуса открыть глаза. Поначалу он подумал, что объявилась та самая мятежная мышь, но так скрипела кожа Наоми. Она прижалась к плексигласовой перегородке, возбужденно терлась об нее и ударялась сосками, учащенно дыша. Сияющий подначивал ее одобряющими восклицаниями. У Менискуса тотчас же началась болезненная эрекция, а по спине побежали электрические разряды, потому что вирусы враз оживились. Он чувствовал присутствие Лазурных монстров, поселившихся внутри его тела. Они ели и испражнялись с бешеной скоростью. Они размножались.

Менискус хотел попытаться утихомирить их, но не мог попасть в Молл. Он не знал, как там разворачиваются события. Менискус решил, что его зубы сейчас выпадут. Внутренности словно взбесились. Он снова плотно закрыл глаза, но оказался бессилен укрыться от дразнящего голоса Наоми.

– А теперь ответь-ка мне. Почему это твои феромоны полностью совпадают с набором «Потри и понюхай» Арни Хеншоу?

Хриплый голос Сияющего звучит так, словно мысли его сейчас очень далеко.

– Как тебе удалось заполучить «Потри и понюхай» Хеншоу?

– Он был в рекламном наборе, который куратор Гулд послала доктору Бальдино. По-моему, Мэдди нацелилась на сперму борова.

– А ты залезла в ее почту?

– Тебя это нисколько не касается. Давай же, отвечай на вопрос. Почему у тебя такие же феромоны, как у него?

Менискус открыл глаза. Наоми стояла напротив Сияющего, их разделяла только перегородка.

– Если я тебе скажу, ты меня выпустишь?

– Размечтался! – Наоми ухмыльнулась и попятилась, снова натянув футболку.

Сияющий угрюмо упрятал свое хозяйство. Внезапно он крутанулся и пнул по велосипедной педали, которая валялась на полу. Удар получился необыкновенно сильным, потому что педаль отскочила от плексигласа, отколов от него кусок, пронеслась по полу, как хоккейная шайба, и скрылась под унитазом. Осколок стекла приземлился прямо на планеты. Менискус отшатнулся, а по коже побежали мурашки.

Наоми скорчила гримасу и назвала Сияющего животным.

– Слушай, так ты его родственник или как?

– Мы что, похожи на родственников?

– Пахнете вы одинаково.

– Проваливай. Хеншоу – кусок дерьма, но ты давай не теряйся, голосуй за него. Надеюсь, его боров отымеет тебя до полной отключки. Эй, Пискля! Ползи сюда. Немедленно.

Приказ был обращен к Менискусу, который беспрекословно подчинился, стараясь не смотреть на них. Сияющий ткнул пальцем в унитаз, и Менискус встал на карачки, нашел велосипедную педаль и принес ее СЕ, как собака хозяину. Пока он ее нес, ему вспомнился тот волк, который все еще рыскал, не пойманный, среди стадионов и фирменных складов-магазинов Медоулэндз.

Казалось, Наоми несказанно возмутила грубость Сияющего, но она отплатила ему той же монетой:

– Да я лучше трахнусь с боровом, чем с тобой.

– Ох, простите великодушно, что развеиваю ваши грезы, дамочка, но я всего лишь пошутил. Да тебе ни в жисть не заполучить себе член, жалкая тварь! Даже член борова. Да таких, как ты, можно только искусственно оплодотворять. Черт побери, девочка, все остальные методы были бы откровенной жестокостью по отношению к животным.

Непобежденная, по крайней мере не подав вида, что ее задели оскорбления, Наоми развернулась, наклонилась и пустила оглушительного «голубка».

– Слушай, мне твоя вонь нипочем. Для этого и предназначено стекло, помнишь? Подай-ка мне вон тот кусок проволоки, Пискля. Нет, другой, зеленый. Тьфу ты, не прикасайся ко мне своими когтями…

Сияющий устроил целое представление, чтобы показать Наоми, что ее поведение не задело его. Но Менискус заметил, что штаны Сияющего все еще натянуты, как палатка на шесте. Что касается самого Менискуса, то он стал глубоко и часто дышать, после чего его мускулы конвульсивно сократились.

– Эй, эй, доктор Бальдино, алло, алло, это Наоми – у нас тут отмечен прилив тестостерона, который спровоцировал сильную реакцию Лаз79. Я и пальцем не шевельну, пока не получу от вас указаний, просто на всякий случай, вы же знаете, я не хочу в очередной раз облажаться. Не нужно мне повторения недавних неприятностей, алло, думаю, вам лучше позвонить мне, Менискус ведет себя ужасно странно. Пока.

Наоми, как пожарный, скользящий по гладкому шесту, нырнула в гарнитуру «И-МИДЖа» и принялась лихорадочно обрабатывать данные. Но ничего нельзя было исправить. Вирусы Менискуса уже вовсю творили свое грязное дело с его телом. Голубая рябь поглотила Менискуса.

Когда мышь прошмыгнула по его ногам в первый раз, он даже не заметил ее. Во второй раз он поджал ноги. В третий раз ему пришлось покинуть игру, потому что его тормошил Сияющий.

– Гляди-ка, Пискля, это та самая мышь Наоми!

Белая мышка обнюхивала пустую упаковку из-под сырных палочек «Чиз дудлз». Сияющий, совершенно неожиданно – Менискус даже не подозревал, что он задумал, – ловким движением руки схватил бедняжку.

Менискус сжался от страха, но Сияющий ничего такого ужасного не сделал, а просто сказал:

– А паренек-то смышленый. Так, решено, назовем его Чингисханом. Теперь это наш с тобой домашний питомец.

– Почему? – отрешенно задал вопрос Менискус. Его, ясное дело, больше интересовало собственное состояние, так что мысль о домашнем мышонке его не особо воодушевила.

– Потому что доктор Бальдино жаждет его крови, вот почему. Он один из нас.

Он посадил Чингисхана в большую пустую коробку из-под печенья «Орео».

– Должно быть, он шастает между аквариумом и лабораторией через поломанную перемычку рядом с проводами «И-МИДЖа». – Сияющий рассмеялся и добавил: – Кстати, не стоит доводить это до их сведения.

Менискуса скрутила такая сильная боль, что он даже не предпринял попытку обратить внимание Сияющего на моральный аспект вопроса. В любом случае вирус доктора Бальдино угрожал только мужским человеческим особям, так что чрезмерная осторожность персонала, состоявшего исключительно из женщин, всегда казалась ему довольно нелепой.

Вирусы перемалывали несуществующими челюстями нервные окончания Менискуса. Он увидел собственное отражение в плексигласе и поразился своей синюшности – он походил на какого-то сказочного джина. Вирусы готовы были пойти на уступки при условии, что Менискус станет служить им. Он уже более не мог отделить их желания от своих. Больше не мог разговаривать с Наоми или с Сияющим как единая личность. Словно его кожа испарилась, а граница между внешним и внутренним мирами исчезла. Кожа Менискуса растворилась в безбрежной небесной синеве возможностей, на которой его вирусы приготовились начертать свою волю. Сидя на корточках на кровати, он накрыл одеялом голову, пытаясь обрести спасение в этом импровизированном коконе.

– Помогите мне, – шепотом выдохнул он, толком даже не зная, к кому обращается.

СЕ обратил на него сумрачный взор. У Менискуса промелькнула смутная надежда, что Сияющий сможет дать ему то, в чем он столь отчаянно нуждался: некое слово, звук, проблеск. На долю секунды Менискус вообразил, что Сияющий здесь для того, чтобы спасти его, что в нужный момент он все-таки произнесет те исполненные глубокого смысла слова, которые выжидающе застыли в воздухе, неся в себе семена скрытых обещаний, как пока еще не рожденные птенцы, изготовившиеся покинуть свои яйца – надежда, замершая в ожидании в темных глубинах этих глаз.

И Сияющий сказал:

– Куда-то запропастились гаечные ключи. Ты их не видел? Менискус сложил руки с отросшими ногтями и засунул их в рот. Обжигающая волна боли прокатилась вдоль лопаток. Он яростно рванул зубами.