Текст книги "Прелестные создания"

Автор книги: Трейси Шевалье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Миссис Эннинг, мы нашли великолепнейшую челюсть! – вскричал он. – Вот, потрогайте зубы, они ровные, как зубья в расческе. Обещаю вам, Мэри не потратит из-за меня времени даром. Мы с ней стоим на пороге грандиозного научного открытия!

– Мне нет никакого дела до ваших научных открытий, – проворчала мама. – Мне надо думать о репутации своей дочери. Наша семья и так достаточно натерпелась. Нам ни к чему, чтобы ее перспективы пошли прахом из-за джентльмена, который не думает ни о чем другом, кроме как о том, что он может ее поиметь.

Мистер Бакленд повернулся и посмотрел на меня так, словно никогда раньше не думал обо мне подобным образом. Я вспыхнула и ссутулила плечи, чтобы скрыть свои груди. Потом он уставился на собственную грудь, словно внезапно решил пересмотреть свое поведение. Это выглядело комично.

Мама начала пробираться обратно по пляжу, огибая лужи.

– Пойдем, Мэри, – бросила она через плечо.

– Подождите, мэм, – окликнул ее мистер Бакленд. – Пожалуйста. Я глубоко уважаю вашу дочь. Никогда не захотел бы испортить ее репутацию. Проблема состоит в том, что мы остаемся с ней наедине? Если так, то ее легко уладить. Я найду для нее компаньонку. Если я спрошу об этом в «Трех чашах», они, уверен, смогут нам кого-нибудь предоставить.

Мама остановилась, но не обернулась. Она думала. Да и я тоже. Мамины слова пробудили у меня мысль обо мне самой, которую я никогда по-настоящему не обдумывала. У меня были перспективы. Мною мог заинтересоваться джентльмен. Возможно, я не навсегда обречена на бедность и нужду.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Если с вами нет мисс Элизабет или меня, вы берете с собой кого-нибудь еще. Пойдем, Мэри.

Я подняла свою корзину и молоток.

– Но как же быть с этой челюстью, Мэри? – Мистер Бакленд выглядел слегка обезумевшим.

Я шагнула обратно, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Попытайтесь сами, сэр. Вы долгие годы собираете окаменелости, так что во мне не нуждаетесь.

– Но я нуждаюсь, Мэри, нуждаюсь!

Я улыбнулась. Покачивая корзиной, повернулась и последовала за мамой.

Вот как Фанни Миллер вернулась в мою жизнь. Когда мистер Бакленд зашел за мной на следующий день, за спиной у него вертелась Фанни, выглядевшая такой же жалкой, как кучер под дождем. Она не сводила глаз со своих туфель, шаркая ими по булыжникам Кокмойл-сквер, чтобы отчистить их от грязи. Подобно мне, она превратилась в юную женщину с правильным овалом лица, которое было обрамлено поношенной шляпкой, отделанной голубой лентой под цвет ее глаз. Несмотря на вполне затрапезный вид, она все же была такой хорошенькой, что мне захотелось отвесить ей пощечину.

Но мистер Бакленд, казалось, не замечал ни ее внешнего вида, ни холодных взглядов, которыми мы с ней обменялись.

– Вот, как видите, – сказал он, – я раздобыл для нас новую компаньонку. Она работает на кухне в «Трех чашах», но там сказали, что смогут отпускать ее на те несколько часов, пока длится отлив. – Он так и сиял, явно очень довольный собой. – Как вас зовут, сударыня?

– Фанни, – произнесла она таким тихим голосом, что я усомнилась, чтобы мистер Бакленд вообще ее расслышал.

Я вздохнула, но поделать ничего не могла. После всей той суеты, которую подняла мама ради того, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сопровождал бы нас в наших пляжных вылазках, я не могла сетовать на его выбор. Мне придется просто смириться с нею, а ей со мной. Фанни, разумеется, так же мало радовалась, как и я, тому, что ей придется идти вместе с нами на взморье, но она нуждалась в работе и готова была делать все, если ей заплатят.

Мы снова пошли к тому месту в Церковных утесах, где обнаружили челюсть, а Фанни тащилась позади. Когда мы принялись за работу, она уселась в сторонке, перебирая камни у себя под ногами. Может быть, ей по-прежнему нравились блестящие камешки. Она выглядела такой испуганной, что я едва ли не жалела ее.

То же испытывал и мистер Бакленд. Возможно, он считал, что праздность – это то зло, которого каждый хотел бы избежать. Увидев, что она играет с камешками, он подошел к ней, чтобы поговорить о «логике земли», как он любил называть геологию.

– Послушайте, Фанни, так? – сказал он. – Хотите, скажу вам, что это за камни, которые вы раскладываете? По большей части то, что у вас здесь имеется, это известняк и кремень, но вон тот красивый белый камень – это кварц, а коричневый с полоской – песчаник. Вдоль этого берега залегают несколько слоев скальных пород, вот, смотрите. – Он поднял палочку и нарисовал на песке разные слои гранита, известняка, сланца, песчаника и мела. – По всей Великобритании, да и на континенте тоже, мы обнаруживаем эти пласты горных пород, почти в том же порядке. Разве это не удивительно? – Не дождавшись от Фанни никакого ответа, он сказал: – Может, вы хотели бы подойти и посмотреть, что мы выкапываем?

Фанни неохотно приблизилась, с опаской поглядывая на поверхность утеса. Она, похоже, так и не преодолела страха перед падающими обломками.

– Видите эту челюсть? – Мистер Бакленд провел вдоль нее пальцем. – Красивая, не правда ли? Рыло разбито, но все остальное не тронуто. Она станет прекрасным наглядным пособием для лекций об окаменелостях.

Он уставился на Фанни, словно не желая упустить ни слова из ее ответа, и был озадачен, когда она с отвращением скривила лицо. Мистеру Бакленду трудно было понять, что другие не испытывают того же, что и он, по отношению к окаменелостям и скальным породам.

– Вы видели тех найденных Мэри тварей, когда они выставлялись в городе? – не отставал он от нее.

Фанни помотала головой.

Он еще раз попытался втянуть ее в какое-нибудь занятие.

– Возможно, вы хотели бы помочь? Можете подавать молотки. Или Мэри могла бы показать вам, как искать другие окаменелости.

– Нет, спасибо, сэр. У меня есть своя работа.

Когда Фанни повернулась, чтобы пройти обратно к своему безопасному местечку подальше от утеса, лицо ее было полно презрения. Будь я помоложе, то ущипнула бы ее. Но она и так была достаточно наказана, находясь вместе с нами на берегу и зная, что само ее присутствие способствует находкам тех самых вещей, которые она ненавидела. Должно быть, она терпеть не могла эту свою роль и предпочла бы отдраить сколько угодно горшков на кухне в «Трех чашах».

Позже к нам подошла мисс Элизабет, охотившаяся в одиночку. Она нахмурилась при виде Фанни, которая теперь вытащила и плела какое-то кружево, хотя я не понимала, как ей удается не испачкать его при таком обилии грязи вокруг.

– Что она здесь делает? – спросила мисс Элизабет.

– Изображает компаньонку, – сказала я.

– Вот как! – Мисс Элизабет понаблюдала за ней какое-то время, потом покачала головой. – Бедная девочка, – пробормотала она, прежде чем двинуться дальше.

«Это вы виноваты в том, что она здесь, – хотелось мне сказать. – Если бы вы не вели себя так странно с мистером Баклендом, то могли бы остаться с нами и избавить Фанни от ее пыток. И я бы тоже так не мучилась из-за того, что она сидит там, напоминая мне о таких женщинах, которые живут в хороших домах, с мужем и детьми, какой я никогда не стану».

Фанни была с нами почти все лето. Обычно она сидела на камнях поодаль или следовала за нами на расстоянии, когда мы бродили по берегу. Она не жаловалась, но я понимала, что она терпеть не могла, когда мы уходили далеко, к Чармуту или за мыс. Она предпочитала оставаться ближе к Лайму, у Пушечного утеса или у Церковных утесов. Тогда, если ее проведывала какая-нибудь подружка, Фанни приободрялась и становилась более уверенной. Они сидели, поглядывая на нас из-под шляпок, перешептываясь и хихикая.

Мистер Бакленд пытался заинтересовать Фанни тем, что мы находили, или показать ей, что надо искать, но она всегда говорила, что ей и так есть чем заняться, и вытаскивала свое кружево, шитье или вязанье.

– Она думает, что эти кости – козни дьявола, – наконец объяснила я ему тихим голосом, когда Фанни, опять ответив ему отказом, ушла и села со своим кружевом. – Они ее пугают.

– Но это абсурд! – воскликнул мистер Бакленд. – Это Божьи твари из прошлого, и бояться здесь совершенно нечего.

Он встал с колен, как будто собирался пойти к ней, но я поймала его за руку.

– Пожалуйста, сэр, оставьте ее в покое. Так будет лучше.

Когда я взглянула на Фанни, она пялилась на мою руку, лежавшую на рукаве мистера Бакленда. Она, похоже, всегда замечала, когда его рука касалась моей, если он передавал мне какую-нибудь окаменелость, или когда я хватала его за локоть, если он спотыкался. Она так и разинула рот, увидев, как мистер Бакленд обнял меня в тот день, когда нам удалось извлечь из утеса крокодилью челюсть. Так что ее сопровождение только усугубляло двусмысленность нашего положения, потому что, как я подозревала, Фанни давала ход множеству городских сплетен. Возможно, нам было бы лучше оставаться наедине, без свидетельницы, сообщавшей обо всем, что она видела, но чего не понимала. Люди в городе по-прежнему странно на меня поглядывали, а за спиной у себя я слышала смех.

Бедная Фанни. Мне следовало быть к ней добрее, ведь, возможно, она поступала так не со зла.

Моим ремеслом лучше всего заниматься при плохой погоде. Дожди вымывают окаменелости из утесов, а штормы отдраивают уступы от водорослей и песка, так что увидеть в них можно гораздо больше. Пусть Джо и променял поиски окаменелостей на ремесло мебельщика из-за плохой погоды, но я была как папа: никогда не имела ничего против холода и сырости, только бы находить антики.

Мистер Бакленд тоже всегда был готов выйти на берег, даже если шел дождь. Фанни приходилось идти с нами, и она жалко ежилась под своей шалью, сжавшись в комочек среди валунов, чтобы защититься от ветра. Тогда мы часто оказывались единственными людьми на берегу, потому что при плохой погоде приезжие предпочитали идти в свои купальни, где была вода с подогревом, или играть в карты и читать газеты в Курзале, или пить грог в «Трех чашах». В дождь на берег выходили только серьезные охотники.

Однажды в дождливый день под конец лета я находилась на взморье вместе с мистером Баклендом и Фанни. Больше никого на этом отрезке берега не было, хотя в какой-то момент мимо прошел Адмирал Антик, выведывая, чем мы здесь занимаемся. Мистер Бакленд обнаружил какой-то шишковатый хребет недалеко от того места, где мы выкопали челюсть из Церковных утесов, и полагал, что это может быть рядом позвонков, оставшихся от того же животного.

Я орудовала зубилом, пытаясь высвободить кости из-под камня, как вдруг мистер Бакленд меня покинул. Через минуту подошла Фанни и встала рядом, и я поняла, что мистер Бакленд, должно быть, писает в морс. Он всегда старался не смущать меня и ускользал, чтобы заняться своими делами, уходя достаточно далеко, чтобы я ничего не могла увидеть. Я привыкла к этому его обыкновению, но Фанни оно всегда беспокоило, и лишь в таких случаях она подходила к утесу, поближе ко мне. Даже после нескольких недель в его обществе она все еще немного боялась мистера Бакленда. Его дружелюбие и постоянные вопросы таким, как Фанни, представлялись чересчур странными.

Я почувствовала к ней жалость. Дождь припустил, и с обода шляпки на лицо ее падали капли. Было слишком мокро, чтобы шить или вязать, а ведь нет ничего хуже, чем не иметь никакого занятия во время дождя.

– Почему ты просто не отвернешься, когда он туда спускается? – спросила я, пытаясь хоть чем-то ей помочь. – Он ведь не будет размахивать своим мужским достоинством у тебя на глазах. Для такого он слишком хорошо воспитан.

Фанни пожала плечами.

– А ты когда-нибудь видела эту штуку у мужчин? – спросила она чуть погодя.

По-моему, это был первый вопрос, который она задала мне за десять лет. Возможно, дождь вконец ее измотал.

Вспомнив о белемните, который мисс Элизабет показывала Джеймсу Футу на этом пляже много лет назад, я улыбнулась:

– Нет. Только у Джо, когда он был маленьким. А ты?

Я думала, что она не ответит, но она сказала:

– Только раз, в «Трех чашах». Один тип тогда так напился, что спустил брюки в кухне, решив, что это уборная!

Мы обе рассмеялись. Секунду я прикидывала, не смогли бы мы с ней вновь начать старую дружбу.

Шанса для этого нам не выпало. Не было никакого предостережения: ни галька не осыпалась, ни камни, откалывающиеся от других камней, не рокотали. Все произошло так неожиданно: миг, в который мы с Фанни смеялись возле утеса, болтая о мужских причиндалах, сменился мигом, когда этот утес просто упал и я оказалась сбита с ног и погребена под толстым слоем каменистой глины.

Не помню, как я сделала это, но пока утес рушился на меня, я успела вскинуть руку ко рту и таким образом могла какое-то время дышать. Я ничего не видела и, как ни билась, совершенно не могла шевельнуться, потому что глина, холодная, влажная и тяжелая, прочно меня удерживала. Я не могла даже крикнуть. Все, что я могла, – это думать, что мне предстоит умереть, и гадать, что скажет мне Бог, когда я перед Ним предстану.

Долгое, очень долгое время ничего не происходило. Потом я услышала скребущиеся звуки и почувствовала, как меня хватают чьи-то руки и вытирают мне глаза, и, открыв их, увидела перекошенное ужасом лицо мистера Бакленда и подумала, что встреча с Богом, возможно, пока откладывается.

– О, Мэри! – вскричал он.

– Сэр… Вытащите меня, сэр!

– Я… я… – Мистер Бакленд тянул камни и комья глины, но не мог сдвинуть их с места. – Слишком тяжело, Мэри. Я не смогу вытащить тебя один. – Пребывая в каком-то оцепенении, он словно не мог думать здраво.

Потом мы услышали плач. Мы совсем забыли о Фанни. Она находилась всего в нескольких футах от нас и не была так же сильно засыпана, как я, но на лице у нее была кровь. Она начала кричать, и мистер Бакленд вскочил на ночи и подошел к ней. Глина вокруг нее была податливее, и ему удалось сдвинуть ее настолько, что он смог ее вытащить. Он вытер ей кровь с лица, но при этом сбил шляпку у нее с головы, потому что был испуган и неуклюж. Порыв ветра подхватил ее и покатил вниз по пляжу. Потеря шляпки, казалось, огорчила Фанни больше, чем само происшествие.

– Моя шляпка! – закричала она. – Я не могу без шляпки! Мама убьет меня, если я ее потеряю!

Потом, когда мистер Бакленд попытался сдвинуть ее с места, она снова завопила.

– У нее сломана нога, – задыхаясь, сказал мистер Бакленд. – Мне придется оставить вас здесь, чтобы позвать на помощь.

В это мгновение часть утеса дальше по берету тоже надломилась и рухнула на землю. Фанни снова закричала:

– Не оставляйте меня, сэр, пожалуйста, не оставляйте меня в этом Богом забытом месте!

Мне тоже не хотелось быть оставленной здесь, но я не кричала.

– Лучше отнесите ее к людям, сэр, если сумеете. По крайней мере, вы можете спасти одну из нас.

Лицо мистера Бакленда выразило ужас.

– О нет, не думаю, что мне следует так поступать. Это было бы неприлично.

Казалось, даже ему, поедавшему мышей-полевок, носившему ярко-синий мешок и мочившемуся в море, было неловко нести на руках девушку. Но теперь было не то время, чтобы беспокоиться о приличиях.

– Одной рукой обхватите ее за плечи, другую просуньте ей под колени и поднимите ее, сэр, – наставляла его я. – Она маленькая – вы сумеете ее донести, даже такой ученый человек, как вы, должен управиться.

Мистер Бакленд сделал, как я говорила, и с трудом взял Фанни на руки. Она опять закричала, от боли и стыда. Широко раскинув руки, она отвернула от него голову.

– Ради бога, Фанни, обхвати его руками за шею! – крикнула я. – Помоги, иначе ему никогда тебя не донести.

Фанни повиновалась, закинув руки вокруг его шеи и зарывшись лицом ему в грудь.

– Отнесите ее в купальню – это ближе всего – и сразу же пришлите сюда людей с лопатами. – При обычных обстоятельствах я не стала бы давать таких подробных указаний джентльмену, но мистер Бакленд, казалось, совсем утратил способность соображать. – Пожалуйста, поторопитесь, сэр. Невыносимо оставаться здесь вот так, совсем одной.

Он кивнул, и в тот же миг обрушился еще один участок утеса. Мистер Бакленд сморщился, ужас охватил все его лицо. Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Помолитесь за меня, сэр. И если я умру, скажите маме и Джо…

– Н-н-не говорите так, Мэри. Я скоро вернусь.

Мистер Бакленд не стал меня слушать, но двинулся шаткой походкой прочь, а Фанни неотрывно смотрела на меня стеклянными глазами поверх его плеча. Теперь, отдавшись его рукам, она могла не беспокоиться. Позже доктор Карпентер вправил ей ногу, но перелом оказался слишком сложным и так никогда должным образом и не зажил, из-за чего одна нога у нее стала короче другой. Она никогда не могла далеко ходить или долго стоять, никогда больше не могла выйти на берег, да ей этого и не хотелось. Впоследствии, видя ее ковыляющей по Брод-стрит к «Трем чашам», я всегда пригибала голову, чтобы избежать ее испуганного взгляда.

Конечно, ничего этого я тогда не знала, крепко стиснутая оползнем. Я смотрела, как мистер Бакленд пробирается вниз по пляжу со своей ношей, двигаясь недостаточно быстро, и недоумевала, почему так устроено, что хорошенькие девицы всегда спасаются мужчинами раньше дурнушек. Вот, значит, как устроен мир: Фанни, со своими большими глазами и тонкими чертами лица, в оползне не застряла и теперь в безопасности, меж тем как я не могу пошевелиться в этой глине и утес угрожает свалиться мне на голову.

Для того чтобы подумать о жизни, времени было предостаточно. Я думала о мистере Бакленде, о том, как странно для человека духовного звания, так интересующегося, чем занимался Бог в прошлом, не находить особого утешения в молитвах и чураться читать их. Закрыв глаза, я сама вознесла длинную молитву Богу, чтобы Он пощадил меня, позволил жить дальше, помогать маме и Джо, найти других кроков и чтобы было вдоволь еды и угля, чтобы когда-нибудь у меня появились даже муж и дети. «И пожалуйста, Господи, пусть сегодня мистер Бакленд не ходит, а бегает. Пусть он побыстрее позовет кого-нибудь на помощь и вернется». Хотя мистер Бакленд всегда был рад одолевать многие мили, бродя вдоль утесов, и во время своего пребывания в Лайме регулярно ходил пешком в Эксминстер и обратно, он никогда не торопился. Его обременяло брюшко ученого, и я беспокоилась, что с Фанни на руках он не успеет вернуться вовремя, чтобы меня спасти.

Теперь стало тихо. Ветер унялся, и на лицо мне сыпалась мелкая туманная морось. Время от времени я слышала легкий шум: на землю с утеса скатывались новые обломки. Видеть их я не видела, потому что это происходило позади меня, а повернуть голову я не могла. Это было хуже всего, слышать и не знать, насколько близко они падают, не закопают ли они меня еще глубже. Грязь, обхватывавшая меня, была холодной и тяжелой, она давила мне на грудь, затрудняя дыхание. На какое-то время я закрыла глаза, подумав, что сон поможет мне скоротать время. Но уснуть я не могла, так что вместо этого последовала в уме за мистером Баклендом, возвращавшимся в Лайм. Сейчас он идет мимо того места, где мы нашли первого крока, думала я. А сейчас – минует уступ с аммиками. Вот он достиг поворота, откуда начинается дорожка. Вот он уже в виду купален Джефферда. Может, мистер Джефферд там и сам прибежит сюда, опередив мистера Бакленда. Я снова прошлась по маршруту туда и обратно – а до Лайма было не так уж далеко, – но никто не появлялся.

Я открыла глаза. Мистер Бакленд предстал точкой, двигавшейся вдоль Церковных утесов. Я не могла поверить, что он не одолел большего расстояния. Но, с другой стороны, трудно было сказать, сколько прошло времени – то ли десять минут, то ли десять часов. Я посмотрела в другую сторону, туда, где ниже по берегу скрывался Чармут. Лодок в море не было, ни один рыбак не проверял ловушки для крабов, потому что волнение было слишком сильным. Не было вообще никого. И отлив сменился приливом, который медленно полз вверх.

Бросив озираться в поисках возможной помощи, я стала присматриваться к тому, что было ближе. Оползень разворотил скалы, которые попали в месиво серо-голубой глины. Мой взгляд перебегал с камня на камень вблизи от меня и остановился на знакомом очертании, до которого было фута четыре: на кольце, образованном перекрывающими друг друга костяными пластинами, размером с мой кулак. Это был глаз крока. Он, казалось, смотрел прямо на меня. Я вскрикнула от удивления, увидев его. Потом заметила, как что-то задвигалось в нескольких футах позади глаза. Это было что-то совсем крошечное, но я снова вскрикнула, и оно снова шевельнулось. Всего лишь маленькое розовое пятнышко высовывалось из глины, и из-за дождинок, попадавших мне в глаза, было трудно разглядеть, что это такое. Может, это краб, скребущийся в грязи, подумала я.

– Эй! – крикнула я, и пятнышко шевельнулось.

Это был не краб, но палец. Я почувствовала одновременно такое облегчение и такую дурноту, что, кажется, потеряла сознание. Придя в себя, я снова посмотрела на пятнышко, но оно не двигалось. Я прочистила горло.

– Кто это? – спросила я, но недостаточно громко и повторила: – Кто это? – так громко, как только могла. – Джо? Это Джо? – Палец не двигался. – Мама? Мисс Филпот?

Никакого шевеления. Я понимала, что там не может быть никого из них, потому что иначе я знала бы, что они находились на пляже. Но кто еще мог прийти сюда в такую погоду? Я предположила, что там мог быть кто-нибудь из детей, явившихся шпионить за Мэри Эннинг и мужчиной, которому она помогает, в надежде увидеть что-нибудь скандальное, о чем можно было бы донести по возвращении своим родителям. Но это казалось маловероятным. Мы заметили бы их, будь они на берегу. Если только они не были наверху, на самом утесе, а это означало, что они оказались внизу вместе с оползнем. Было чудом, что кто-то из них жив.

Размышления об этом утесе и об оползнях заставили меня осознать, кто там должен быть.

– Адмирал Антик? – Теперь я вспомнила, что видела его в тот день раньше.

Как раз когда палец пошевелился, я заметила рукоять его лопаты, торчавшую из засыпавшей его глины. Я так обрадовалась его присутствию, что вся неприязнь, которую я к нему испытывала, мгновенно улетучилась.

– Адмирал Антик! Мистер Бакленд пошел за помощью. Они вернутся и откопают нас.

Палец шевельнулся, но слабее, чем раньше.

– Вы были на утесе и упали вместе с оползнем?

Палец не двигался.

– Адмирал Антик, вы меня слышите? Вы ничего себе не сломали? У Фанни, по-моему, сломана нога. Мистер Бакленд взял ее с собой. Он скоро вернется. – Я болтала, чтобы скрыть свой ужас.

Палец оставался недвижим, указывая в небо. Я поняла, что это значит, и заплакала.

– Не умирайте! Останьтесь со мной! Пожалуйста, останьтесь, Адмирал Антик!

Глаз крока, высунувшийся между мной и Адмиралом Антиком, наблюдал за нами обоими. Нас с Адмиралом Антиком ждет судьба этого крока, подумала я. Мы станем окаменевшими останками, навсегда погребенными на взморье.

Спустя какое-то время я перестала смотреть на палец Адмирала Антика, теперь столь же неподвижный, как любой камень, угодивший в глину. Вместо этого я вглядывалась в низкое белое небо, в котором проплывали несколько облаков. Большую часть своей жизни я смотрела вниз, на камни, и после этого странно было смотреть вверх, в пустоту. Я заметила чайку, кружившую высоко над берегом. Казалось, она никогда не приблизится, но всегда останется точкой, парящей вдали. Я не отрывала от нее глаз и не смотрела больше ни на палец Адмирала, ни на крока.

Было так тихо, что мне хотелось произвести какой-нибудь шум, чтобы разрушить эти тихие чары. Мне хотелось, чтобы сквозь меня прошла молния, вытолкнув меня в жизнь, потому что я чувствовала, как в мое тело вползала медлительная тьма.

В нашей семье было множество смертей: умер папа, умерли все дети, кроме нас с Джо. Большую часть времени я собирала кости мертвых животных. Но прежде я не особо задумывалась о собственной смерти. Даже навещая леди Джексон, я больше думала о ее уходе, чем о своем, и относилась к смерти как к драме, в которой участвуют другие актеры, не я. Но умирание, оказывается, было лишено напряженного драматизма. Умирание было холодным, тяжелым, болезненным и скучным. Оно тянулось слишком долго. Я устала от него, оно мне все больше надоедало. Теперь у меня было слишком много времени, чтобы гадать, умру ли я из-за прилива, который утопит меня, как леди Джексон, или из-за того, что грязь выдавит из меня весь воздух, как это случилось с Адмиралом Антиком, или из-за того, что в меня угодит падающий камень. Я не могла думать об этом долго, это причиняло слишком сильную боль, как прикосновение к куску льда. Вместо этого я пыталась думать о Боге и том, как Он поможет мне пройти через это.

Я никому об этом не рассказывала, но тогдашние мысли о Нем нисколько не уменьшили моего страха.

Из-за тяжести глины дышать становилось все труднее. Дыхание у меня замедлилось, равно как и пульс, и я закрыла глаза.

Когда я пришла в себя, кто-то скребся в глине рядом со мной. Я открыла глаза и улыбнулась:

– Спасибо. Я знала, что вы придете. Спасибо, спасибо, что пришли за мной.