Текст книги "Прелестные создания"

Автор книги: Трейси Шевалье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Потом я увидела у нее на шее тонкую цепочку и потянула за нее. Из-под платья появился медальон, маленький, круглый золотой, с надписью «М. Джи», выгравированной причудливыми буквами. Внутри ничего не было – находился ли там прежде чей-то портрет или локон волос, море все оттуда вымыло. Я не посмела взять его с собой для лучшей сохранности. Любой, кто застал бы меня с ним, мог обвинить меня в воровстве. Я сунула медальон обратно, надеясь, что никто не найдет ее и не сорвет его с нее, пока меня не будет.

Удовлетворившись тем, насколько пристойно выглядит Леди, я прочитала еще одну маленькую молитву, послала ей воздушный поцелуй и побежала обратно в Лайм, чтобы сообщить, что нашла утонувшую леди.

Ее положили в гроб в церкви Святого Михаила и дали объявление в «Вестерн флаинг пост», чтобы проверить, не сможет ли кто ее опознать. Я каждый день ходила туда, чтобы на нее посмотреть. Приносила цветы, собранные на придорожной полосе, – нарциссы и примулы, – укладывая их вокруг нее и осыпая ее платье их лепестками. Мне нравилось сидеть в той церкви, хотя обычно мы в нее на богослужения не ходили. Там было тихо, и там лежала Леди, такая умиротворенная и прекрасная. Иногда я тихонько плакала – по ней или по самой себе.

В те дни я словно бы была нездорова, хотя у меня не было ни жара, ни простуды. Раньше я ни к чему не испытывала таких сильных чувств, хотя и не могла с уверенностью сказать, что именно чувствую. Я лишь понимала, что история Леди была трагичной, и думала, что и моя история окажется трагичной. Она умерла и, если бы я ее не нашла, могла бы стать окаменелостью, превратилась бы в «культурный слой», как тогда говорили, и потом ее кто-нибудь откопал бы – геолог или другой ученый муж. Ее даже могли бы выставить в музее через много-много лет после ее смерти.

Когда я пришла туда в очередной раз, оказалось, что гроб Леди закрыт и в его крышку уже вбиты гвозди. Я заплакала, потому что не могла видеть ее прекрасное лицо. Я тогда могла лить слезы из-за чего угодно. Улеглась на скамью и плакала, пока не уснула. Не знаю, как долго я спала, но когда проснулась, рядом со мной сидела Элизабет Филпот.

– Мэри, поднимайся, ступай домой и больше сюда не приходи, – тихо сказала она. – Это и так слишком долго тянется.

– Но…

– Возьмем хотя бы то, что это нездорово. – Она имела в виду запах, который никогда меня не беспокоил, потому что мне приходилось обонять и кое-что похуже на берегу, когда начинали гнить ракушки.

– Мне это безразлично.

– Такое сентиментальное поведение должно оставаться в готических романах, которые читает Маргарет. Тебе оно не к лицу. Кроме того, ее опознали и скоро за ней приедут ее родные. Дело в том, что возле Портленда потерпел крушение корабль из Индии. Она была на его борту вместе со своими детьми. Вообрази, проделать весь этот путь только для того, чтобы пропасть в самом конце.

– Значит, известно, кто она? Как ее зовут?

– Леди Джексон.

Я хлопнула в ладоши, крайне обрадованная, что была права, называя ее Леди.

– А имя при крещении? Это «М» на медальоне?

Мисс Элизабет помедлила. По-моему, она понимала, что ее ответ усилит мою печаль, но ложь ей давалась с трудом.

– Мэри.

Я кивнула и заплакала. Каким-то образом я это знала и раньше.

Мисс Элизабет сделала глубокий вздох, словно сдерживаясь, чтобы не закричать:

– Не глупи, Мэри. Это, конечно, печальная история, но ты этой женщины не знаешь, и то, что у вас одно имя, не означает, что вы хоть в чем-то схожи.

Закрыв лицо руками, я продолжала плакать, теперь еще и из-за неловкости, из-за того, что не смогла совладать с собой на глазах у мисс Элизабет. Она посидела со мной немного, потом сдалась и предоставила меня моим слезам. Я не сказала ей об этом, но плакала я потому, что мы с леди Джексон были все-таки схожи. Мы обе были Мэри, и нам обеим суждено было умереть. Какой бы красивой или невзрачной ты ни была, в конце всего Бог тебя приберет.

В течение недели после того, как леди Джексон увезли, я не могла прикасаться к антикам на пляже, потому что думала о том, что они такое – бедные существа, давным-давно умершие. В этот короткий промежуток я позволила себе быть такой же робкой и суеверной, как моя старая подруга по играм Фанни Миллер. Избегая охотившихся на берегу джентльменов, я укрывалась на монмутском пляже, где было спокойнее.

Но если нет антиков, то нет и еды на столе. Мама велела мне возвращаться на берег и сказала, что не впустит меня в дом, если я вернусь с пустой корзиной. Довольно быстро я оттолкнула от себя робость и перестала думать о смерти, вплоть до следующего раза, когда она подобралась ко мне гораздо ближе.

Позже той весной я наконец нашла своего второго крокодила. Возможно, я искала его так долго как раз из-за всех тех джентльменов, которым помогала. Элизабет Филпот, наверное, была довольна тем, что утесы и выступы не выдают своих монстров так уж легко, как мне думалось. Когда в один из майских дней он наконец нашелся, я была возле Пушечного утеса и думала совсем не о кроках, но о своем пустом желудке, потому что весь день ничего не ела. Начинался прилив, и я уже собиралась возвращаться домой, когда поскользнулась на уступе, покрытом водорослями. Я упала на колени, а когда стала отталкиваться, чтобы подняться, почувствовала у себя под ладонью шишковатый хребет. Да, именно так, я прикасалась к длинной линии позвоночника. Это было так просто, что я даже не удивилась. Найти этого крока было огромным облегчением: это доказывало, что их много на нашем взморье и что я смогу зарабатывать находками себе на жизнь. Второй крок принес деньги, уважение и знакомство с новым джентльменом.

Это произошло через неделю-другую после того, как мы перенесли крока в мастерскую. Я собиралась заниматься его очисткой, но накануне ночью был шторм, из-за чего под Блэк-Веном появился небольшой оползень, который мне захотелось осмотреть. Мужчин поблизости не было, мисс Элизабет слегла с простудой, а Джо или пересчитывал обойные гвозди, или чернил дерево морилкой, или что там еще полагается делать мебельщикам, так что на берегу я была совершенно одна. Когда я копалась в оползне и лейасовая слякоть забивалась мне под ногти и пролезала в туфли, донеслось вдруг клацанье камней, заставившее меня поднять голову. Вдоль берега со стороны Чармута ехал какой-то всадник на черной лошади. На фоне яркого солнечного света он представал лишь силуэтом, так что узнать его было трудно, но когда он приблизился, я увидела, что ехал он на кобыле, рабочей лошадке, а сам был в накидке, висевшей на покатых плечах, и в шляпе, а в руке держал мешок. Едва разглядев, что мешок этот синий, я поняла, что это был Уильям Бакленд.

Я сомневалась, что он меня узнает, хотя сама его знала: он часто покупал антики у папы, когда я была маленькой. Сильнее всего он запомнился мне синим мешком, который всегда держал при себе, чтобы класть в него находки. Тот был сшит из прочного материала – очень прочного, потому что всегда топорщился из-за камней, подобранных мистером Баклендом. Бывало, он показывал их папе, который не видел в них никакой пользы, потому что они не содержали окаменелостей. Но мистер Бакленд продолжал относиться к своим камням восторженно – так же, как и ко всему на свете.

Он вырос всего в нескольких милях от нас, в Эксминстере, и хорошо знал Лайм, хотя теперь жил в Оксфорде, где преподавал геологию. Кроме того, у него был духовный сан, хотя я сомневалась, чтобы какая-нибудь церковь могла его принять. Уильям Бакленд отличался слишком большой непредсказуемостью, чтобы быть викарием и читать проповеди.

Он приезжал посмотреть на крокодилий череп еще в то время, когда мы выставляли его в Курзале, но, хоть и улыбался мне, говорил только с мисс Филпот. Двумя годами позже, когда голова и тело крока были воссоединены, отчищены и проданы лорду Хенли, я слышала, что мистер Бакленд приезжал посмотреть на него в замке Колуэй. И с тех пор как на берегу стали появляться охотящиеся за окаменелостями джентльмены, я время от времени видела его среди них. Однако он никогда не обращал на меня особого внимания, так что теперь я была поражена, когда он крикнул:

– Мэри Эннинг! Как раз та самая Мэри, что я хотел увидеть!

Никто никогда не провозглашал мое имя с таким энтузиазмом. Смущенная, я встала, затем быстро одернула подол юбки, который перед этим заткнула себе за пояс, чтобы уберечь от грязи. Я часто так делала, когда берег был пуст. Никуда не годилось бы, если бы мистер Бакленд увидел мои измазанные в глине икры.

Сэр?

Я изобразила что-то вроде реверанса, хотя он и не отличался особой грацией. Мало перед кем в Лайме я вот так приседала – только перед лордом Хенли, да и его не хотела удостаивать этого теперь, когда поняла, что он перепродал моего крока и получил гораздо, гораздо больше денег, чем уплатил за него нам. Отныне я едва сгибала перед ним колени, даже если мисс Филпот шипела мне, чтобы я была вежливой.

Мистер Бакленд спешился и заковылял ко мне, оступаясь на валунах. Его кобыла, должно быть, настолько привыкла к его постоянным остановкам, что просто стояла там, где он ее оставил, не нуждаясь ни в каком привязывании.

– Я слышал, вы нашли еще одного монстра, и проделал весь путь из Оксфорда, чтобы его увидеть, – провозгласил он, уже обшаривая глазами оползень. – Отменил свои последние лекции, лишь бы попасть сюда пораньше, – произнес он, не переставая двигаться и разглядывать все вокруг.

Мистер Бакленд поднял комок земли, осмотрел его, бросил и поднял другой. Всякий раз, когда он наклонялся, я мельком видела небольшую плешь у него на макушке. У него было круглое, как у ребенка, лицо, с большими губами и искрящимися глазами, покатые плечи и маленький животик. При нем мне хотелось смеяться, даже когда он не шутил. Вид у него был нетерпеливо-предвкушающий, взгляд метался то туда, то сюда, и я поняла, что он полагал, будто крок все еще где-то на берегу.

– Его здесь нет, сэр. Мы забрали его в мастерскую. Я его отчищаю, – добавила я с гордостью.

– В самом деле? Молодцы, молодцы. – Какое-то мгновение мистер Бакленд казался разочарованным тем, что не увидит крока на пляже, но вскоре он опомнился. – Тогда, Мэри, пойдемте в вашу мастерскую, а по дороге покажите мне, где вы откопали эту тварь.

Когда мы двинулись вдоль берега в сторону Лайма, я обратила внимание на все молотки и мешки, свисавшие с его терпеливой бедняги-лошади. Кроме того, к уздечке была привязана убитая чайка.

– Сэр, – сказала я, – зачем вам эта чайка?

– Да так, хочу, чтобы на кухне в «Трех чашах» мне зажарили ее на обед! Я использую животное царство для пропитания по-своему, пробовал и ежей, и мышей-полевок, а вот обычной чайки до сих пор не отведал.

– Вы ели мышей?!

– Ну да. Они очень даже хороши.

Я сморщилась от такой мысли и от запаха, исходившего от птицы.

– Но… эта чайка воняет рыбой, сэр!

Мистер Бакленд принюхался:

– В самом деле? – Для такого упорного наблюдателя за миром он слишком часто не замечал очевидного. – Ничего, попрошу, чтобы ее как следует прокипятили, а потом использую ее скелет для своих лекций. Так, ну а что же вы нашли сегодня?

Мистера Бакленда очень взволновали мои находки: несколько аммиков, чешуйчатый рыбий хвост, который я собиралась отдать мисс Элизабет, и позвонок размером с гинею. Он задавал так много вопросов, путаясь в собственных мыслях, что я начала чувствовать себя галькой, перекатываемой бурунами то туда, то сюда. Потом он настоял, чтобы мы повернули и пошли обратно к оползню, чтобы продолжить поиски. Мы с кобылой следовали за ним, пока он вдруг не остановился, на расстоянии всего лишь броска камня до оползня, и не сказал:

– Нет-нет, я не успею – скоро я должен встретиться в «Трех чашах» с доктором Карпентером. Давайте вернемся сюда после полудня.

– Невозможно, сэр, – будет прилив.

Лицо мистера Бакленда выразило недоумение, как будто прилив совершенно не стоило принимать во внимание.

– При приливе мы не сможем добраться до оползня по этой стороне пляжа, – объяснила я. – Из-за изгиба берега. Его отрезает водой.

– А если зайти со стороны Чармута?

– Можно бы, – пожала я плечами, – но сначала нам пришлось бы проделать весь путь по дороге, чтобы добраться до Чармута. Или пойти по тропе через утес, но она, как видите, сейчас ненадежна, сэр, – кивнула я на оползень.

– Мы можем добраться до Чармута на моей кобыле. Она доставит нас туда так быстро, как вы пожелаете.

Я колебалась. Хотя я и сопровождала джентльменов на пляже, но никогда ни с кем из них не ездила на лошади. В городе непременно станут об этом судачить. Хотя воодушевление мистера Бакленда представлялось мне вполне невинным, другие могли истолковать его иначе. Кроме того, мне не нравилось находиться на пляже во время прилива, зажатой между утесом и морем. Если произойдет еще один сход камней, то бежать будет некуда.

Спорить с мистером Баклендом было нелегко – его энтузиазм беззастенчиво попирал все доводы. Однако вскоре я обнаружила, что он очень быстро передумывает: к тому времени как мы добрались до Лайма, у него появилось с дюжину других планов насчет времяпрепровождения после полудня, и к оползню в тот день мы так и не вернулись.

Мистеру Бакленду не довелось увидеть, где я выкопала второго крока, потому что, когда мы проходили мимо того уступа, его уже покрыл прилив. Но я показала ему утес, из которого был извлечен первый монстр, и он сделал его маленький набросок. Он постоянно наклонялся, чтобы что-нибудь рассмотреть – зачастую что-нибудь незначительное, вроде аммиков, впечатанных в скальные уступы, которые он наверняка много раз видел и прежде, – так что пришлось напомнить ему о докторе Карпентере, дожидавшемся его в «Трех чашах», а также о гораздо более интересных экземплярах, ждавших его в нашей мастерской.

– Известно ли вам, сэр, – добавила я, – что доктор Карпентер спас мне жизнь, когда я была ребенком?

– В самом деле? Ну, такая у них профессия. А чем он вам помог?

– В меня ударила молния, и доктор Карпентер посоветовал моим родителям положить меня в ванну с горячей водой…

Мистер Бакленд застыл на камне, с которого собирался было спрыгнуть.

– В вас ударила молния? – вскричал он, округляя полные восторга глаза.

Я тоже остановилась, теперь смущенная тем, что рассказала эту историю. Обычно я ни с кем не говорила о той молнии, но мне хотелось покрасоваться перед этим умным джентльменом из Оксфорда. То было единственным фактом, могущим, как мне казалось, произвести на него впечатление. На самом деле это было глупо, потому что позже выяснилось, что он весьма ценил мои знания о допотопных тварях, мое умение их находить и идентифицировать, в то время как сам в подобных вещах не очень хорошо разбирался. Но в то время я ничего этого не знала, потому и пришлось мне пережить неловкие минуты, отвечая на подробные вопросы насчет того, что случилось со мной на том поле, когда я была совсем маленькой.

Но это возымело действие, потому что мистер Бакленд явно преисполнился ко мне уважения благодаря такому моему опыту.

– Это поистине замечательно, Мэри, – сказал он. – Бог пощадил вас и дал опыт, которого но всем мире нет почти ни у кого. Ваше тело стало пристанищем для молнии, отчего, несомненно, выиграло, по крайней мере в интеллектуальном плане! – Он оглядывал меня с головы до ног, и я раскраснелась из-за его внимания.

Наконец мы дошли, и я оставила мистера Бакленда в мастерской, где он стал прыгать вокруг крокодила и выкрикивать обращенные ко мне вопросы, даже когда я поднялась в кухню. Мама, стоя у плиты, кипятила белье для другой семьи. Стирка приносила ей ровно столько денег, чтобы хватало на уголь и поддержание огня для другой порции белья. Ей всегда очень не нравилось, когда я указывала ей на этот порочный круг.

– Кто это там внизу? – спросила она, услышав голос мистера Бакленда. – Ты взяла с него двухпенсовик за погляд?

– Мистер Бакленд не из тех, с кого следует брать двухпенсовик, – помотала я головой.

– Вот еще! Никому не позволяй смотреть на эту штуковину бесплатно. С бедных по пенни, с богатых – по два.

– Тогда сама с него и спрашивай.

– Вот и спрошу! – нахмурилась мама.

Сунув мне в руки мешалку, она вытерла ладони о фартук и направилась вниз. Я помешивала белье, радуясь, что могу отдохнуть от вопросов мистера Бакленда, хотя забавно было бы посмотреть, как мама пытается управиться с ним. С другими джентльменами у нее получалось неплохо. С Генри дела Бешем, например, которым она командовала, как сыном. Но Уильям Бакленд даже маму заставил потерпеть поражение. Спустя какое-то время она поднялась обратно – без двухпенсовика и донельзя утомленная его непрерывной болтовней. Она помотала головой:

– Твой отец всегда говорил мне, что, когда этот мистер Бакленд появляется в мастерской, он прекращает работу и устраивается спать, пока тот продолжает сотрясать воздух. В общем, он хочет, чтобы ты спустилась и рассказала ему об очистке и о том, что мы собираемся с ним делать. Скажи ему, что нам нужна хорошая цена и что мы не хотим, чтобы нас снова обманул какой-нибудь джентльмен!

Когда я вошла, мистер Бакленд как раз выходил через дверь, которая вела на Кокмойл-сквер.

– А, Мэри, я на минутку. Захвачу с собой доктора Карпентера, чтобы он тоже это увидел. А после полудня приведу еще кое-кого, кому, уверен, это будет более чем интересно.

– Кого угодно, только не лорда Хенли! – крикнула я ему вслед.

– Почему же не лорда Хенли?

Я рассказала ему о первом кроке, с его моноклем, жилетом и выпрямленным хвостом, как описывала это мисс Филпот.

– Что за идиот! – вскричал мистер Бакленд. – Ему надо было продать этот скелет или в Оксфорд, или в Британский музей. Уверен, что смог бы убедить и тех и других, чтобы его взяли. С этим я поступлю именно так.

Без каких-либо просьб с нашей стороны мистер Бакленд возложил на себя все заботы о продаже крока, отобрав инициативу у мамы и мисс Филпот. Прежде чем мама успела его остановить, он разослал восторженные письма возможным покупателям. Поначалу она сердилась, но не тогда, когда он нашел богатого джентльмена в Бристоле, уплатившего нам за крока сорок фунтов, после того как музеи ответили отказом. Это возместило все то, что мы с мамой вынуждены были терпеть от мистера Бакленда. Потому что он пробыл рядом все лето, воспламененный мыслями о крокодилах, погребенных в утесах и уступах и ждущих, чтобы их высвободили. Пока наш экземпляр находился в мастерской, он все время то появлялся там, то исчезал, словно это было его собственное помещение, приводя с собой каких-то джентльменов, которые разглядывали, измеряли, рисовали и обсуждали моего крока. На продолжении всех этих разговоров, заметила я, мистер Бакленд ни разу не назвал его крокодилом. В этом отношении он походил на мисс Элизабет. Из-за этого и я начала склоняться к тому, что это нечто другое, но пока мы не узнали, что это была за тварь, я по-прежнему называла его крокодилом.

Однажды, когда в мастерской никого не было, кроме нас с мистером Баклендом, он спросил, нельзя ли ему самому почистить небольшой участок скелета. Он всегда норовил попробовать что-то новое. Я уступила ему свои кисти и лезвие, потому что не могла ему отказать, но очень боялась, что он что-нибудь повредит. Этого не случилось, но только потому, что он по-прежнему все больше разглагольствовал о нем, чем работал, пока мне не захотелось закричать. Нам нужны были деньги на пропитание, нам нужно было платить за аренду. На нас все еще висели отцовские долги, и мысль о том, что мы закончим свои жалкие дни в работном доме, никогда нас не покидала. Мы не могли тратить время на разговоры. Нам надо было продать нашу находку.

В конце концов мне удалось его перебить.

– Сэр, – сказала я, – позвольте мне заняться работой, а говорильней занимайтесь вы сами, иначе эта тварь никогда не будет готова.

– Вы совершенно правы, Мэри, конечно, так оно и есть.

Мистер Бакленд вернул мне лезвие, потом откинулся на стуле и стал наблюдать, как я скребу одно из ребер, отслаивая и смахивая кистью налипший на него известняк. Постепенно проявилась четкая линия, и, поскольку я продвигалась по ребру осторожно, оно не было шероховатым или зазубренным, но гладким и невредимым. В кои-то веки он сидел тихо, и это подвигло меня задать вопрос, который уже несколько дней вертелся у меня на языке.

– Сэр, – сказала я, – это одна из тех тварей, которых Ной не взял с собой в ковчег?

Мистер Бакленд выглядел потрясенным.

– Так-так, Мэри, почему вы об этом спрашиваете?

Он не пустился в разглагольствования, как это обычно бывало, а я застеснялась из-за того, что он выжидал мой ответ. Я сосредоточилась на ребре.

– Не знаю, сэр, я просто подумала…

– Что вы подумали?

Может быть, он забыл, что перед ним не один из его студентов, а всего лишь девушка, зарабатывающая себе на жизнь. Все же какое-то время я выступала в роли студента.

– Мисс Филпот показывала мне картинки крокодилов, нарисованные Круве… Куве… одним французом, который занимался всеми этими исследованиями животных.

– Жоржем Кювье?

– Да, им. Значит, сравнили мы его рисунки с этим существом и обнаружили, что они отличаются по очень многим параметрам. Рыло у него длинное и заостренное, как у дельфина, в то время как у крокодила оно короткое и тупое. А еще у него ласты вместо когтей, и они повернуты скорее в бок, чем вперед, как лапы у крока. И конечно, этот огромный глаз. Ни у одного крокодила нет таких глаз. Так что мы с мисс Филпот задумались, чем еще оно может быть, если не кроком. Потом я слышала, как вы беседовали с одним джентльменом, которого приводили сюда на днях, с преподобным Конибером. Вы говорили о Потопе. – На самом деле они использовали слова «делюж» и «делювий», и мне пришлось спросить у мисс Элизабет, что они значат. – И это заставило меня задуматься: если это не крокодил, которого Ной не взял в свой ковчег, то что же это такое? Вот почему я спрашиваю, сэр.

Мистер Бакленд молчал гораздо дольше, чем, как я думала, могло у него когда-либо получиться. Я начала беспокоиться: может, он не понял, что именно я хотела сказать, может, я слишком необразованна, чтобы внятно изложить свою мысль ученому из Оксфорда. Поэтому я задала другой вопрос, слегка измененный:

– Зачем Богу было создавать существа, которые больше не существуют?

Мистер Бакленд посмотрел на меня своими печальными глазами, и я заметила в них беспокойное мерцание.

– Не вы одна задаете этот вопрос, Мэри, – сказал он. – Его обсуждают многие ученые люди. Сам Кювье верит, что имеет место такой феномен, как вымирание некоторых животных, при котором они полностью исчезают с лица земли. Я, однако, в этом не уверен. Не вижу причин, по которым Бог мог бы хотеть уничтожать то, что Он сотворил. – Потом лицо его прояснилось, тревожное выражение пропало из глаз. – Мой друг, преподобный Конибер, говорит, что когда Священное Писание рассказывает нам, что Бог сотворил небо гг землю, то оно не описывает, как Он это сделал. Это открыто для толкования. И поэтому-то я здесь: чтобы изучить эту замечательную тварь и найти других, чтобы изучать их и путем тщательных умозаключений прийти к правильному ответу. Геология должна служить религии, изучать чудеса Божьего творения и восхищаться Его гением – Он провел рукой по позвоночнику крока. – Бог в Своей бесконечной мудрости усеял этот мир тайнами, чтобы люди их разрешали. Это одна из таких тайн, и мне выпала честь взять на себя задачу по ее разрешению.

Звучали его слова прекрасно, но ответа он так и не дал. Ответа, возможно, и не было. Я на мгновение задумалась:

– Сэр, думаете ли вы, что мир был сотворен за шесть дней, как об этом говорится в Библии?

Мистер Бакленд как-то странно дернул головой – не утвердительно и не отрицательно.

– Высказываются предложения, что не следует истолковывать здесь слово «день» буквально. Если вместо каждого дня мыслить об эпохе, в течение которой Бог создавал и совершенствовал различные части неба и земли, то некоторые разногласия между геологией и Библией исчезают. После пяти эпох, во время которых происходили образование всех скальных наслоений и появление первых животных, был сотворен человек. Вот почему нет человеческих окаменелостей, понимаете? Люди ведь появились на шестой «день». Затем, у нас нет причин в этом сомневаться, настал Потоп, когда же он схлынул, то оставил нам мир таким, каким мы видим его сегодня, во всем его великолепии.

– Куда же ушла вся вода?

Мистер Бакленд молчат, и я снова увидела у него в глазах это неуверенное мерцание.

– Она вновь испарилась в облака, из которых явился тот проливной дождь, – ответил он.

Я понимала, что должна ему верить, ведь он преподавал в Оксфорде, но его ответы не представлялись мне исчерпывающими. Это походило на скудный обед, который и обедом-то не назовешь. Одним словом, его ответы не насытили мое любопытство. Я занялась очисткой крока и вопросов больше не задавала. Казалось, рядом со своими монстрами я всегда буду чувствовать себя неуверенной, а трудно быть уверенной, когда не знаешь, чьи же это кости ты держишь в руках. Кому они принадлежали?

Мистер Бакленд провел в Лайме почти все лето, гостя в «Трех чашах», и долгое время после того, как второй крокодил был очищен, упакован и отправлен в Бристоль. Он часто заглядывал ко мне на Кокмойл-сквер или просил меня встретиться с ним на берегу. Он полагал, что я буду сопровождать его и помогать ему, показывая, где можно найти окаменелости, а иногда и находя их для него. Особенно жаждал он найти еще одного монстра, которого забрал бы в Оксфорд для своей коллекции. Я, в той же мере желая его найти, никогда не испытывала уверенности относительно того, что произойдет, если мы обнаружим его во время совместной вылазки. Глаз у меня был наметан, а потому и вероятность того, что я замечу его первой, была много больше. Будет ли это означать, что мистеру Бакленду придется мне заплатить? Ясности в этом никогда не было, потому что мы никогда не говорили о деньгах, хотя он всегда спешил отблагодарить меня, когда я находила для него антики. Даже мама не упоминала о деньгах. Казалось, мистер Бакленд был выше денег, как и полагается ученому мужу, живущему в мире, где они ничего не значат.

К тому времени Джо основательно углубился в свое ученичество и никогда не выходил со мной на берег, если не требовалось поднять что-то тяжелое или как следует помахать молотком. Иногда с нами на берег отправлялась мама, усаживалась где-нибудь с вязаньем в руках, пока мы бродили вокруг нее. Но мистер Бакленд хотел уходить дальше, чем она, а у нее были и стирка, и дом, за которым надо было присматривать, и магазин, потому что мы по-прежнему выставляли перед мастерской стол с антиками, как это делал папа, и мама продавала их отдыхающим.

Иногда вместе с нами на охоту выходила и мисс Элизабет. Но все было не так, как с другими джентльменами, над которыми мы с ней украдкой посмеивались, когда они упорствовали в своих ошибках, подбирая голыши или принимая за кость какой-нибудь кусок окаменелого дерева. Мистер Бакленд был смышленее, да и добрее, и я видела, что он нравится мисс Элизабет. Иногда я чувствовала, что мы с нею были двумя женщинами, соперничавшими за его внимание, потому что я больше не была ребенком. Бывало, я поднимала взгляд, отрываясь от охоты, и видела, как ее глаза задерживаются на нем, и тогда мне хотелось подразнить ее насчет этого, но я понимала, что это причинит ей боль. Мисс Элизабет была умна, что нравилось мистеру Бакленду. Она могла говорить с ним об окаменелостях и геологии, а также читала некоторые из научных трудов, которые он ей одалживал. Но она была на пять лет старше, чем он, слишком старой, чтобы заводить семью, и не располагала ни деньгами, ни привлекательностью, чтобы все-таки его соблазнить. Кроме того, он был влюблен в камни и скорее приласкал бы какой-нибудь красивый кусок кварца, чем стал бы флиртовать с леди. У мисс Элизабет не было никаких шансов. Не было их и у меня.

Когда мы были вместе, она становилась молчаливее, а если все-таки заговаривала, то слова ее звучали резче обычного. Потом она извинялась и покидала нас, уходя дальше по пляжу, и когда я видела ее на расстоянии, спина у нее была очень прямой, даже если она наклонялась, чтобы рассмотреть что-нибудь получше. Или же она говорила, что предпочитает побродить но пляжу у залива Пинхей или на Монмутском взморье, а не у Блэк-Вена, и исчезала совсем.

Поэтому мы с мистером Баклендом по большей части оставались одни. Хотя мы были поглощены только поисками антиков, наше столь частое совместное пребывание оказалось чрезмерным даже для жителей Лайма. В конце концов нас захлестнули городские сплетни, подпитываемые, я в этом уверена, Адмиралом Антиком. В течение нескольких лет после оползня, который едва не убил его и меня и засыпал первого крокодила, он оставил меня в покое, но ему никак не удавалось найти самому целый крокодилий скелет, и он по-прежнему не прочь был шпионить за моими занятиями. Как только я начала выходить на охоту с мистером Баклендом, Адмирал Антик взревновал. Он часто отпускал ехидные замечания, когда проходил мимо нас по берегу, позвякивая своей лопатой но скальным уступам.

– Что, развлекаетесь здесь вдвоем? – цедил он, бывало, сквозь зубы. – Наслаждаетесь уединением?

Мистер Бакленд ошибочно принимал внимание Адмирала Антика за интерес к найденным нами окаменелостям и спешил показать ему их, озадачивая его научными терминами и своими гипотезами. Адмирал Антик переминался с ноги на ногу, чувствуя себя не в своей тарелке, а потом насмешливо ухмылялся мне, найдя предлог для того, чтобы убраться. Вприпрыжку удалялся он по пляжу, готовый рассказывать всем и каждому, что видел нас вместе.

Я не обращала внимания на разговоры, но однажды мама услышала, как кто-то назвал меня шлюхой. Она отправилась прямо к Церковным утесам, где мы с мистером Баклендом высвобождали челюсть крокодила.

– Собирай свои вещи и ступай со мной, – велела мне она, пропуская мимо ушей приветствие мистера Бакленда.

– Но, мама, у нас осталось только полчаса на выкапывание, пока сюда не доберется прилив. Смотри, здесь же видны все зубы.

– Марш домой. Делай, что говорю. – Мама заставила меня почувствовать себя виноватой, пусть даже я ничего не сделала. Я быстро встала и отряхнула юбку от грязи. Мама испепеляла взглядом мистера Бакленда. – Я не хочу, чтобы вы оставались здесь наедине с моей дочерью. – Никогда я не слышала, чтобы она так грубо разговаривала с джентльменом.

К счастью, мистера Бакленда не так легко было оскорбить. Возможно, из-за того, что он не так ее понял, потому что был не таким человеком, чтобы думать так же, как жители нашего городка.