355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Трейси Шевалье » Прелестные создания » Текст книги (страница 15)
Прелестные создания
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:40

Текст книги "Прелестные создания"


Автор книги: Трейси Шевалье



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

8
Приключение

Новостному отделу газеты «Вестерн флаинг пост» редко удается меня удивить. По большей части это предсказуемые заметки об аукционе домашнего скота в Бридпорте, или длинный отчет об общественном собрании по поводу расширения дороги у Веймута, или предупреждения о карманниках, орудующих на ярмарке во Фроме. Даже рассказы о более необычных событиях, основательно меняющих жизнь, – о приговоре к каторге для человека, укравшего серебряные часы, или о пожаре, спалившем половину деревни, – я все равно читала отстраненно, так как это мало затрагивало меня лично. Конечно, если бы часы были украдены у меня или если бы сгорела половина Лайма, я бы заинтересовалась сильнее. Но все же я читала эту газету из чувства долга, потому что это позволяло мне думать, что я хотя бы в курсе дел более обширного района, а не замкнута в провинциальном городишке.

Как-то раз в середине декабря, когда я, чувствуя недомогание, пристроилась у огня, Бесси принесла мне свежий номер. Я не часто заболевала, и моя слабость так меня раздражала, что я стала такой же ворчливой, какой обыкновенно бывала Бесси. Я вздохнула, когда она положила газету на столик рядом со мной, одновременно ставя на него чашку чая. Но все же это было какое-то развлечение, поскольку сестры возились на кухне, приготовляя партию изобретенной Маргарет мази, которая отправится в рождественские корзины наряду с баночками желе из плодов шиповника. Я хотела было добавить в каждую корзину по аммониту, но Маргарет сочла, что они не вызывают праздничного настроения и настояла на замене их красивыми раковинами. Я иногда забываю, что большинство людей видят в окаменелостях всего лишь мертвые кости. Так оно и есть на самом деле, хотя я больше склонна видеть в них произведения искусства, напоминающие нам о том, каким некогда был наш мир.

Я мало обращала внимания на то, что читала, пока не наткнулась на маленькое сообщение, вклиненное между заметками о двух пожарах, в одном из которых сгорел амбар, а в другом – кондитерская. Оно гласило:

«В среду вечером Мэри Эннинг, известная искательница окаменелостей, чьими трудами пополнены Британский и Бристольский музеи, а также частные коллекции многих геологов, нашла к востоку от города, непосредственно под знаменитым утесом Блэк-Вен, некие останки, которые были извлечены в течение следующего дня, чтобы подвергнуться изучению, результат которого состоит в том, что этот образец представляется во многих отношениях отличным от любых других, найденных в Лайме, как от ихтиозавра, так и от плезиозавра, и близок к современным черепахам. Полная остеология образца еще не выявлена удовлетворительным образом.

Выдающимся геологам предстоит решить, под каким термином эта тварь получит известность. Когда кости будут полностью освобождены от камня, об этом проинформируют великого Кювье, но, вероятно, вновь найденный образец получит наименование в Оксфорде или Лондоне, после того как будет представлен точный отчет. Нет сомнения в том, что директоры Бристольского и Британского музеев пожелают обладать этим реликтом „великого Геркуланума“».

Наконец-то Мэри его нашла. Она добыла нового монстра, о существовании которого строила догадки вместе с Уильямом Баклендом, а мне пришлось узнать о ее открытии из газеты, как будто я была неизвестно кто и не имела никаких особых прав. Даже в редакции газеты «Вестерн флаинг пост» узнали об этом раньше меня.

В городишке размером с Лайм-Реджис трудно порывать с кем-то отношения. Впервые я узнала об этом, когда мы, сестры Филпот, прекратили знакомство с лордом Хенли: после этого мы сталкивались с ним повсюду, так что попытки уклониться от него на Брод-стрит, на тропинке к реке или в церкви Святого Михаила стали чуть ли не нашей повседневной заботой. Мы многие годы давали горожанам пищу для сплетен, и хотя бы за это им следовало бы нас благодарить.

Разрыв с Мэри был гораздо более болезненным, потому что у нас с ней была сердечная близость. Почти сразу же после нашей стычки у церкви я пожалела о своих словах, о том, что не предоставила ей самой возможность узнать от полковника Бёрча о той вдове, на которой он собирался жениться. Никогда не забуду, какое отчаяние отобразилось на ее лице. С другой стороны, ее заявления насчет моей ревности, моих сестер и моей окаменевшей рыбы язвили меня, как незаживающие раны от ударов кнутом.

Но я была слишком горда, чтобы пойти и извиниться, да и она, думаю, тоже. Мне очень хотелось, чтобы в гостиную вошла Бесси с брезгливой своей гримасой и объявила, что ко мне явилась посетительница. Но этого не происходило, а когда время для такого повторного сближения миновало, возобновить наши прежние отношения стало невозможно.

Нелегко расставаться с близкими людьми, даже если они сказали тебе нечто непростительное. По меньшей мере год мне было тяжкой мукой видеть ее – на берегу, на Брод-стрит или возле Кобба. Я стала избегать Кокмойл-сквер, пробираясь закоулками к церкви Святого Михаила, а оттуда по тропинке выходя на пляж. Перестала ходить к Блэк-Вену, где обычно охотилась Мэри, и вместо этого шла в противоположном направлении, мимо Кобба, на взморье Монмут. Там было не очень-то много останков окаменелой рыбы, потому я и собирала меньше, но зато с меньшей вероятностью могла столкнуться с нею.

Мне, однако же, было одиноко. Долгие годы мы с Мэри проводили очень много времени за совместной охотой. В иные дни мы часами не обменивались ни словом, но то, что она, нагнувшаяся над землей, находилась рядом, неизменно меня ободряло. Теперь же, оглядываясь вокруг, я не переставала удивляться, обнаруживая, что на безлюдном взморье совершенно никого нет, кроме меня. Такое одиночество вызывало меланхоличную жалость к себе, которой я не терпела, и, чтобы вывести себя из этого состояния, я отпускала колкие замечания. Маргарет начала жаловаться, что я стала язвительнее, а Бесси, когда я бывала с ней резка, угрожала взять расчет.

Но не только на пляже недоставало мне Мэри. Я также жаждала ее общества и за нашим обеденным столом, чтобы распаковывать при ней свою корзину и хвастаться тем, что я нашла. Теперь это было возможно лишь в тех редких случаях, когда рядом были Генри де ла Беш, Уильям Бакленд или доктор Карпентер – или же когда кто-нибудь приходил посмотреть на мою коллекцию и при этом высказывал интересное замечание, а не просто делал из вежливости уступку причудам старой девы, помешанной на допотопных тварях. Однако я чувствовала, что без знаний Мэри и ее поддержки мои собственные исследования обесцениваются.

В то же время мне приходилось наблюдать, как все более популярной становилась Мэри среди посторонних. Они настойчиво домогались ее общества на берегу, и она начала водить приезжих на экскурсии к Блэк-Вену, посвященные окаменелостям. Благодаря деньгам от аукциона полковника Бёрча и растущей славе Мэри ее семья избавилась наконец от тех долгов, в которые вверг их Ричард Эннинг долгие годы тому назад. Мэри и Молли обзавелись новыми платьями, снова приобрели приличную мебель и покупали уголь, чтобы в доме было тепло. Молли Эннинг перестала брать белье в стирку и принялась так усердно управлять лавкой окаменелостей, что торговля в ней пошла очень бойко. Мне следовало бы радоваться за них. Вместо этого я им завидовала.

Я даже подумывала было покинуть Лайм и перебраться жить в семью своей сестры Франсис, которая недавно переехала в Брайтон. Когда я невзначай упомянула о такой возможности Луизе и Маргарет, обе они впали в ужас. «Как только ты можешь думать о том, чтобы оставить нас?» – вскричала Маргарет, а Луиза побледнела и затихла. Даже Бесси, заметила я, засопела над тестом для пирожных, которое вымешивала, и мне пришлось заверить их всех, что коттедж Морли навсегда останется моим домом.

На это ушло немало времени, но в конце концов я привыкла обходиться без общества Мэри и без ее дружбы. Теперь она могла с тем же успехом жить в Чармуте, Ситауне или Айпе. Поразительно, как в таком маленьком городке нам с ней удавалось настолько хорошо избегать друг друга. Но с другой стороны, она стала так занята новыми коллекционерами, что я видела бы ее реже, даже если бы пыталась. Хотя я и приспособилась к ее отсутствию, в сердце у меня оставалась тупая боль, словно трещина, которая, пусть и залеченная, всякий раз дает о себе знать при сырой погоде.

Однажды я все-таки столкнулась с ней в парке. Вместе с сестрами мы прогуливались по аллее, как вдруг навстречу нам вынырнула Мэри, у ног которой вилась маленькая черно-белая собачонка. Это произошло так быстро, что я не смогла уклониться. Мэри вздрогнула, увидев нас, но продолжила идти так, словно была исполнена решимости не отступать. Маргарет и Луиза поздоровались с ней, и она им ответила. Мы с ней старательно избегали смотреть друг на друга.

– Какой чудный песик! – вскрикнула Маргарет, опускаясь на корточки, чтобы его погладить. – Как его зовут?

– Трей.

– Где ты его раздобыла?

– Мне подарил его один мой друг, чтобы он составлял мне компанию на взморье. – Мэри покраснела, и нам стало понятно, о каком друге она говорит. – Если кто-то ему нравится, он позволяет себя гладить. А если нет, тогда рычит.

Трей обнюхал платье Луизы, затем мое. Я оцепенела, ожидая, что он на меня зарычит, но он поднял ко мне мордочку и часто задышал. Я всегда предполагала, что домашним животным не нравятся те, к кому испытывают неприязнь их владельцы.

Если не считать той встречи, мне всегда удавалось избегать ее, хотя иногда я видела ее на удалении, всегда в сопровождении Трея, будь то на взморье или в городе.

Было время, когда мной ненадолго овладел соблазн попытаться восстановить нашу дружбу. Через несколько месяцев после нашей стычки я услышала, что Мэри нашла россыпь не скрепленных между собой костей, которые она собрала, исходя из чисто умозрительных соображений, хотя в находке отсутствовал череп. Мне хотелось увидеть этот экземпляр, но ее семья продала его полковнику Бёрчу и отправила его ему, прежде чем я собралась с духом, чтобы пойти на Кокмойл-сквер. Я могла лишь читать о нем в научных статьях, которые публиковали Генри де ла Беш и преподобный Конибер и в которых они называли это примечательное существо плезиозавром, «почти ящером». У него была очень длинная шея и огромные ласты, и Уильям Бакленд уподоблял его змею, пролезшему через панцирь черепахи.

Вскоре она нашла еще один образец, и у меня опять было искушение пойти на Кокмойл-сквер. После краткого сообщения в газете в голове у меня зароились вопросы, которые я хотела задать Мэри. Какую часть она нашла в первую очередь? Каковы были размеры образца, каково состояние? Насколько он был полон? Имелся ли у этой твари череп? Почему она провела на берегу всю ночь напролет, трудясь над его извлечением? Кому теперь предполагали они его продать: в Британский музей, в Бристольский или опять полковнику Бёрчу?

Желание увидеть образец было таким сильным, что я даже вышла в коридор, чтобы надеть пальто. Однако в этот миг появилась Бесси с чашкой чая для меня.

– Что вы делаете, мисс Элизабет? Неужели вы собираетесь выйти в этакий холод?

Я…

Взглянув в широкое лицо Бесси, осуждающее, с раскрасневшимися щеками, я поняла, что не смогу сказать ей, куда хочу пойти. Бесси была очень довольна тем, что мы с Мэри перестали дружить, и теперь у нее возникло бы так много предположений относительно моего желания пойти на Кокмойл-сквер, что у меня не было сил с этим бороться. Да и Маргарет и Луизе, которые обе пытались убедить меня помириться с Мэри, а потом, когда я уперлась, отказались от своих попыток и никогда о ней не упоминали, я тоже не сумела бы ничего объяснить.

– Я просто хотела посмотреть, не идет ли почтальон, – сказала я. – Но знаете ли, мне что-то нехорошо. Пожалуй, пойду прилягу.

– Разумеется, мисс Элизабет. Не надо вам никуда ходить.

Нечасто бывает, чтобы предостережения Бесси звучали для меня так веско.

Уильям Бакленд приехал двумя днями позже. Маргарет и Луиза отправились разносить рождественские подарки разным достойным людям, но я все еще была больна и осталась дома. Когда они уходили, Луиза посмотрела на меня с завистью: такие визиты ее утомляли так же, как и меня. Светские встречи доставляли удовольствие только Маргарет.

Казалось, я только прикрыла глаза, как вдруг вошла Бесси и объявила, что повидаться со мной прибыл некий джентльмен. Я села, потерла лицо и пригладила волосы.

Уильям Бакленд влетел ко мне одним прыжком.

– Мисс Филпот! – вскричал он. – Не поднимайтесь – вам, похоже, так удобно там, в кресле, возле огня. Я не собирался вас тревожить. Могу зайти и позже.

Однако он озирался, всем своим видом выдавая желание остаться, и я поднялась и подала ему руку.

– Очень рада видеть вас, мистер Бакленд. Вас так долго не было. – Я указала ему на кресло напротив. – Пожалуйста, присядьте и расскажите мне все свои новости. Бесси, чаю для мистера Бакленда, пожалуйста. Вы только что из Оксфорда?

– Я прибыл несколько часов назад, – ответил Уильям Бакленд, усаживаясь. – К счастью, семестр только что закончился, и я смог отправиться почти сразу же, как получил письмо от Мэри. – Он опять вскочил – ему никогда не удавалось усидеть долго на одном месте – и стал расхаживать туда и сюда по комнате. Лоб у него по мере отступления линии волос увеличился и сейчас поблескивал при свете огня. – Он и в самом деле замечателен. Мэри такая умница, она нашла самый эффектный экземпляр! Теперь у нас есть неопровержимое свидетельство о еще одном вновь открытом существе, и нет нужды гадать о его анатомии, как раньше. Как много еще древних животных мы сможем найти? – Мистер Бакленд взял с каминной полки морского ежа. – Вы очень спокойны, мисс Филпот, – сказал он, разглядывая его. – Что вы думаете? Разве он не великолепен?

– Я не видела этого экземпляра, – призналась я. – Я лишь читала о нем, хотя в газетной заметке сказано было немного.

– Что? – уставился на меня мистер Бакленд. – Вы не сходили посмотреть на него? Но почему же? Я только что промчался всю дорогу из Оксфорда, а вам достаточно было просто спуститься с холма. Не хотите ли пойти прямо сейчас? Я иду туда снова и могу сопроводить вас. – Он поставил на место морского ежа и выставил локоть, чтобы я взяла его под руку.

Я вздохнула. Невозможно было заставить мистера Бакленда понять, что нам с Мэри больше нечего делать вместе. Хотя я считала его своим другом, он не был из тех людей, для которых что-то значат чувства других. Для мистера Бакленда жизнь была скорее погоней за знаниями, чем выражением эмоций. Почти сорокалетний, он не выказывал никаких признаков готовности к браку, что никого не удивляло, ибо какая леди смогла бы смириться с его сумасбродным поведением и глубоким интересом к окаменевшей жизни?

– Боюсь, я не смогу пойти с вами, мистер Бакленд, – сказала я чуть погодя. – У меня грудной кашель, и сестры велели мне оставаться у огня.

По крайней мере, хотя бы это было правдой.

– Какая жалость! – Мистер Бакленд снова уселся.

– В газете говорится, что находка Мэри не похожа ни на ихтиозавра, ни на плезиозавра, но первоначально, однако, предполагали, что это плезиозавр.

– Нет-нет, это плезиозавр, – провозгласил мистер Бакленд. – У этого есть голова, и как раз такая, какую мы воображали: маленькая в сравнении с остальным телом! А ласты! Я заставил Мэри пообещать очистить их в первую очередь. Но я еще не сказал, почему я пришел повидаться с вами, мисс Филпот. Дело вот в чем: я хочу, чтобы вы убедили их не продавать этот экземпляр полковнику Бёрчу, как они поступили в прошлый раз. Он перепродал его Королевскому хирургическому колледжу, и мы предпочли бы, чтобы этот не отправился туда же.

– Он его перепродал? Почему он так поступил? – Я вцепилась в подлокотники своего кресла. Любое упоминание о полковнике Бёрче действовало мне на нервы.

– Возможно, нуждался в деньгах, – пожал плечами мистер Бакленд. – Не то плохо, что он будет выставлен на общественное обозрение, но то, что в колледже полно людей, готовых выставлять плезиозавров в витринах, не предоставляя подлинных знаний о них. На Конибера в отношении изучения этого экземпляра можно положиться гораздо больше. Может, он захочет доставить его в Геологическое общество, чтобы читать о нем лекции, как делал это раньше. Думаю, на такое собрание будет обеспечена очень хорошая явка. Знаете ли вы, мисс Филпот, что в феврале я должен стать президентом общества? Возможно, мне удастся совместить его научную лекцию с моей инаугурацией.

– Судя по сообщению в «Пост», Эннинги обдумывают возможность продажи этого экземпляра либо Бристольскому музею, либо в Британскому.

Было немного унизительно цитировать газетное сообщение человеку, видевшему экземпляр лично. Все равно что описывать Лондон по путеводителю человеку, который там живет.

– Это скорее указывает на намерение газеты, чем семьи Мэри, – сказал Уильям Бакленд. – Нет, Молли Эннинг только что упомянула о полковнике Бёрче и не пожелала выслушать мои предложения.

– Вы говорили ей, что полковник Бёрч перепродал первый экземпляр, и, вероятно, с большой для себя выгодой?

– Она просто пожала плечами. Вот почему мне пришлось явиться к вам.

Я рассматривала свои руки. Несмотря на то что я носила перчатки с обрезанными пальцами и каждый день пользовалась кремом Маргарет, они были задубелыми, в шрамах, со сморщенными пальцами, а под каждым ногтем красовался ободок голубой глины.

– У меня почти нет влияния на мать и дочь Эннинг и на то, кому и что они пожелают продать. Теперь они ведут собственный бизнес и не станут прислушиваться к моим советам.

– Но вы попытаетесь, мисс Филпот? Поговорите с ней. Она непременно с уважением отнесется к вашему мнению.

– По правде сказать, мистер Бакленд, – вздохнула я, – если вы хотите, чтобы Молли Эннинг внимательно вас слушала, вам надо говорить на понятном ей языке. Найдите коллекционера, который заплатит ей значительно больше, чем полковник Бёрч, и она с радостью продаст ему этот скелет.

Мистер Бакленд выглядел испуганным, как будто мысль о деньгах до сих пор не приходила ему в голову.

– А теперь вот что, – продолжила я, решительно настроенная переменить тему разговора, – у меня на площадке стоит шкаф с допотопной рыбой, какую вы никогда прежде не видели, включая спинной плавник Hybodus, который вас изумит, потому что хребет вдоль позвоночника поистине напоминает зубы! Пойдемте, я покажу вам.

Когда он ушел, я снова села у огня. Теперь, после того как Уильям Бакленд с таким восторгом рассказал о динозавре, я больше чем когда-либо хотела его увидеть. Если мне не удастся это, пока он еще в Лайме, то, может, у меня больше не будет такой возможности, особенно если его купит частное лицо и станет держать его у себя в доме.

Мэри будет чистить и препарировать этот экземпляр на протяжении нескольких ближайших недель, редко от него отлучаясь, причем в непредсказуемое время. Я не знала, как мне пробраться к нему без того, чтобы увидеться с ней. Однако встретиться с ней лицом к лицу я не могла. Я уже привыкла не видеться с нею, не думать о том чувстве превосходства, что она испытывала по отношению ко мне. И не хотела, чтобы эта рана вскрылась опять.

Но в воскресенье мне представилась неожиданная возможность. Мы шли по Кумб-стрит, направляясь к церкви Святого Михаила, как вдруг я увидела впереди всю троицу Эннингов, входившую в церковь конгрегационалистов. Я привыкла видеть Мэри на улице. Это зрелище больше не заставляло меня устремляться ей вдогонку, потому что она тоже прилагала все усилия не обращать на меня внимания.

Оказавшись внутри церкви, я уселась рядом с сестрами и Бесси и, пока преподобный Джонс читал проповедь, все думала о пустом доме Эннингов, который был совсем рядом, за углом.

Я начала кашлять, сначала время от времени, потом посильнее и таким образом, что кашель мой зазвучал, словно в горле у меня непрерывно першило и я никак не могла от этого избавиться. Соседи начали ерзать на своих скамьях и озираться, а Маргарет и Луиза смотрели на меня с тревогой.

– У меня в горле першит от простуды, – шепнула я Луизе. – Я лучше пойду домой. Но вы оставайтесь – со мной все будет хорошо. – Я скользнула в проход, прежде чем она смогла возразить.

Преподобный Джонс неодобрительно смотрел на меня, когда я спешила прочь, и, клянусь, мне казалось, что он интуитивно понимал, что окаменелости я ставлю превыше его проповеди.

Снаружи оказалось, что за мной последовала Бесси.

– О, Бесси, вам нет нужды идти со мною, – сказала я. – Возвращайтесь в церковь.

– Нет, мэм, – упрямо помотала головой Беси, – я должна снова разжечь для вас огонь в камине.

– Я прекрасно могу разжечь огонь и сама. Я делала это несколько дней подряд, когда вставала раньше вас, и вы отлично это знаете.

Бесси нахмурилась, недовольная напоминанием о том, что иногда я подлавливаю ее на огрехах в работе.

– Мисс Маргарет велела мне пойти с вами, – пробормотала она.

– Что ж, ступайте и скажите Маргарет, что я прислала вас обратно. Конечно, вам бы лучше остаться, чтобы потом поговорить с подругами. – Я давно заметила, как оживленно сплетничают служанки после молитвы в церкви.

Я видела, что Бесси готова поддаться соблазну, но ее естественная подозрительность заставила ее изучать меня с прищуренными глазами.

– Вы ведь не пойдете на пляж, правда, мисс Элизабет? Этого я не допущу, после вашей-то простуды. И к тому же сегодня воскресенье!

– Конечно нет. Сейчас прилив. – Я понятия не имела, прилив сейчас или отлив.

– А, вот как!

Бесси, несмотря на то что прожила в Лайме почти двадцать лет, до сих пор мало разбиралась в приливах и отливах. Мне удалось после нескольких подбадривающих слов убедить ее вернуться в церковь.

Кокмойл-сквер и Бридж-стрит были пустынны, поскольку большинство жителей либо были в церкви, либо спали. Я не могла медлить, иначе меня или застигли бы на месте преступления, или я сама утратила бы свой настрой. Быстро спустившись по ступенькам к мастерской Мэри, я достала запасной ключ, который, как я заметила, Молли Эннинг прятала под расшатанным камнем, отперла дверь и вошла. Я понимала, что так поступать нельзя, что это намного хуже моей скрытной вылазки на аукцион в Музее Баллока в Лондоне. Но ничего не могла с этим поделать.

Послышалось повизгивание, и ко мне подбежал Трей, обнюхивая мне ноги и помахивая хвостом. Я поколебалась, потом нагнулась и погладила его. Шерсть у него была жесткой, как пальмовое волокно, и весь он был покрыт пылью голубого лейаса – настоящий пес Эннингов.

Я обошла его, чтобы взглянуть на плезиозавра, разложенного на плитах пола. Он был около девяти футов длиной, и примерно с половину длины составляла его ширина, включая размах его массивных ромбовидных ластов. Большую часть его длины составляла шея, подобная лебединой, на конце которой был удивительно маленький череп, длиной, может быть, пять дюймов. Шея была настолько длинной, что это казалось лишенным смысла. Может ли у животного шея быть длиннее всего остального тела? Я жалела, что у меня не было при себе моего тома Кювье по анатомии. Скелет представлял собой скопление ребер, дополненное хвостом, который был намного короче шеи. В общем, он был так же невероятен, как и ихтиозавр с его огромным глазом. Это заставляло меня одновременно и трепетать, и улыбаться. Кроме того, я испытывала огромную гордость за Мэри. Как бы ни злились мы друг на друга, мне доставляло удовольствие, что она нашла нечто такое, чего не находил никто другой до нее.

Я все ходила вокруг скелета, разглядывая его, потому что вряд ли мне предстояло увидеть его снова. Потом я оглядела мастерскую, в которой когда-то проводила так много времени и которой не видела в течение нескольких лет. Она почти не изменилась. Там по-прежнему было мало мебели, изобилие пыли и клети, переполненные окаменелостями, ожидавшими очереди для очистки. Поверх одной из такой груд лежала стопа листов, исписанных почерком Мэри. Я взглянула на верхнюю страницу, затем взяла всю пачку и пролистала ее. Это была копия статьи преподобного Конибера, написанной для Геологического общества и посвященной допотопным тварям, которых нашла Мэри. Там было двадцать девять страниц текста, а также восемь страниц иллюстраций, старательно скопированных Мэри. Должно быть, она провела за этим занятием немало времени, ночь за ночью. Самой мне эта статья не попадалась, и я застала себя за тем, что увлеченно читаю отрывки, испытывая жгучее желание позаимствовать эту копию у Мэри.

Однако я не могла весь день стоять в мастерской и читать этот труд. Я пролистала его до конца, чтобы прочесть заключение, и там, в нижней части последней страницы, обнаружила написанное мелким почерком примечание. Оно звучало так: «Когда я напишу свою статью, никто не сможет выступить с опровержением моих аргументов».

По всему было видно, что Мэри чувствует себя достаточно уверенной, чтобы критиковать мнения преподобного Конибера. Более того, у нее имелись планы написать собственную научную работу. Ее смелость заставила меня улыбнуться.

Потом тявкнул Трей, дверь отворилась – и на пороге появился Джозеф Эннинг. Могло быть хуже. Это могла бы быть Молли Эннинг, чья подозрительность по отношению ко мне тут же воскресла бы. Это, конечно, могла бы быть и Мэри, перед которой я никогда не смогла бы оправдаться за свое незваное вторжение к ней.

Тем не менее это все же было ужасно. Люди не входят в чужие дома, если они не воры. Даже безобидной старой деве такое непозволительно.

– Джозеф, мне… мне… мне очень жаль, – заикаясь, стала бормотать я. – Мне хотелось увидеть, что нашла Мэри. Я понимала, что не смогу прийти, когда она здесь: для нас обеих это было бы слишком неловко. Но мне никогда не следовало бы сюда входить. Это непростительно, и я очень сожалею.

Я бы бросилась наружу, но он загораживал дверной проем, и из-за уличного света лицо его было погружено в тень, так что я не видела его выражения, если оно вообще было. Джозеф Эннинг славился тем, что не выказывал вообще никаких эмоций.

Какое-то время он стоял совершенно неподвижно. Когда же наконец шагнул вперед, то не хмурился и не косился, как можно было бы ожидать. Но и не улыбался. Однако же был очень вежлив.

– Я вернулся, чтобы взять шаль для мамы. В церкви холодно. – Как странно, что Джозеф счел себя обязанным объяснить мне свое возвращение. – Так что же вы о нем думаете, мисс Филпот? – добавил он, кивая на плезиозавра.

Я не ожидала, что он окажется таким рассудительным.

– Он поистине необычаен.

– Я бы сказал, что он противоестествен. Рад буду, когда его увезут отсюда.

В этом был весь Джозеф.

– Мистер Бакленд говорил мне, что ведет переговоры с герцогом Букингемским, который хочет его купить.

– Может быть. У Мэри другие мысли на этот счет.

Я прочистила горло.

– Она хочет сторговаться с полковником Бёрчем? – Ожидание ответа было для меня непереносимым.

Но Джозеф меня удивил.

– Нет. С ним Мэри покончила. Она понимает, что он никогда на ней не женится.

– Вот как! – Я испытала такое облегчение, что едва не рассмеялась. – Тогда насчет кого же?

– Она не хочет говорить, даже маме. У Мэри в последние дни ум за разум заходит, – покачал головой Джозеф, явно выражая неодобрение. – Она отправила кому-то письмо и сказала, что нам надо дождаться ответа, прежде чем разговаривать с мистером Баклендом.

– Как странно!

Джозеф переступил с ноги на ногу.

– Мне надо вернуться в церковь, мисс Филпот. Мама ждет свою шаль.

– Конечно.

Я еще раз глянула на плезиозавра, потом положила переписанную Мэри статью на груду окаменелостей в клети. При этом я успела заметить там рыбий хвост. Потом увидела плавник, другой хвост и осознала, что вся клеть была полна рыбьих окаменелостей. Среди них была сунута полоска бумаги с начертанными на ней рукою Мэри буквами «Для Э. Ф.». Мэри хранила их для меня. Должно быть, думала, что однажды мы снова подружимся, что она простит меня, и хотела, чтобы и я ее простила.

Джозеф отступил в сторону, чтобы я могла пройти. Я приостановилась, минуя его.

– Джозеф, я буду очень вам признательна, если вы не расскажете ни Мэри, ни вашей матери, что я здесь была. Не следует их расстраивать, правда?

– Полагаю, я и так обязан вам, – кивнул Джозеф.

– За что?

– Это ведь вы предложили, чтобы я стал подмастерьем, когда мы продали крока. Это вообще лучшее, что со мной случилось. Я, как начал обучаться, думал, что никогда больше не стану охотиться за антиками, но что-то всегда затягивало меня обратно. Когда мы продадим этого, – кивнул он на плезиозавра, – я покончу с антиками навеки. Буду обивать мебель, и все. Буду счастлив, что больше мне никогда не придется отправляться на взморье. Так что я сохраню вашу тайну, мисс Филпот, – коротко улыбнулся Джозеф – то был единственный раз, когда я видела у него на лице улыбку. Это придало ему некое сходство с его покойным отцом.

– Надеюсь, вы будете счастливы, – сказала я.

Стук во входную дверь заставил нас поперхнуться, когда мы ели. Он был таким неожиданным и громким, что мы, все трое, подпрыгнули, а Маргарет опрокинула свою чашку с супом из водяного кресса.

Обычно мы предоставляем Бесси неторопливо идти к дверям, но стук был настолько настойчив, что Луиза вскочила и поспешила по коридору, чтобы самой на него ответить. Мы с Маргарет не видели, кого она впустила, но слышали из коридора приглушенные голоса. Потом Луиза просунула голову в дверь.

– Это Молли Эннинг пришла нас повидать, – сказала она. – Она сказала, что подождет, пока мы поедим. Я оставила ее греться у камина и сейчас велю Бесси разжечь в нем огонь.

Маргарет вспрыгнула.

– Я только отнесу миссис Эннинг супа.

Я уставилась в свой суп. Невозможно было сидеть и есть его. Я тоже встала, но замешкалась в нерешительности у двери в гостиную.

Меня выручила Луиза, как ей это часто удается.

– Может, бренди? – предложила она, протискиваясь мимо и ведя за собой ворчащую Бесси.

– Да-да. – Я пошла и захватила бутылку и стакан.

Молли Эннинг неподвижно сидела у камина. Бесси шуровала в камине кочергой и поглядывала на ноги нашей гостьи, которые, как она считала, ей мешали. Маргарет накрыла сбоку от нее маленький стол и поставила на него тарелку супа, а Луиза орудовала ведерком с углем. Я топталась рядом с бутылкой бренди, но Молли Эннинг отрицательно помотала головой, когда я ей его предложила. Она не сказала ни слова, пока ела суп, втягивая его так, словно водяной кресс ей не нравился и ела она только для того, чтобы не огорчать нас.

Когда она промокнула ломтем хлеба тарелку, я почувствовала, что глаза сестер устремлены на меня. Они исполнили свои роли перед гостьей и теперь ожидали, чтобы я исполнила свою. Однако рот у меня был словно заклеен. Прошло уже много времени с тех пор, как я говорила с Мэри или с ее матерью.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю