Текст книги "Джон, Пол, Джордж, Ринго и я "

Автор книги: Тони Бэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Джон, Пол, Джордж, Ринго и я
Реальная история ‘Битлз’

Тони Бэрроу

Пресс-атташе великолепной четверки

Содержание

Предисловие О Четвёрке

В котором я описываю сцену дебюта в записи Джона, Пола, Джорджа и Ринго в 1962 году; я открываю, какой битл имел репутацию ‘лучше всех цепляющего пташек’, а какой был ужасно застенчивым с женщинами.

1 Не Гомик, Не Еврей

В которой я встречаюсь с битлами в лондонском пабе, и Джон спрашивает прямо, почему я присоединяюсь к НЕМС; я вспоминаю свои дни в качестве ‘Дискера’, анонимного обозревателя записей поп-музыки для ‘Эхо Ливерпуля’, и я говорю, почему прослушивание группы в ‘Декке’ было таким ужасным несчастьем.

2 Ребята Брайана

В которой я начинаю работать с ‘Битлз’ в крошечном офисе над магазином книг о сексе на Ковент-гарден; я придумываю заразительную фразу ‘великолепная четвёрка’; группа достигает позиции №1 в списках популярности НМЭ, и я открываю, какой битл подпевал на публике Джо ‘господину фортепиано’ Хендерсону.

3 Потрясающая Четвёрка

В которой я предлагаю крупный план и личные биографии каждого битла; я рассказываю о случае, когда Пол принёс для всех выпивку (но там был подвох!); и я рассказываю вам, какой битл свернул для меня самый быстрый косяк, который я когда-либо видел; и что значило, когда кто-нибудь из ребят кричал ‘Калеки!’

4 Немператор

В которой я рисую печальную и отчаянно одинокую картину миллионера-менеджера ‘Битлз’, который на себе испытал, что на деньги не купишь любовь; я рассказываю, как ‘Эппи’ вмиг мог превратиться из Джекилла в Хайда; я открываю настоящие причины того, почему был вынужден уйти ударник Пит Бест, и как Джуди Гарланд находилась слишком долгое время в туалете Немператора.

5 Рождение Битломании

В которой я отслеживаю настоящие истоки битломании; я открываю детали моих тайных причин создания первой ‘Рождественской записи фан-клуба ‘Битлз’’; и я вспоминаю, что они отчебучивали за решёткой в один субботний день в Уимблдонском дворце.

6 Американская Мечта

В которой я рассказываю вам о невоспетой роли Глории во вторжении битлов в Штаты; я рассказываю вам об утверждении одного критика, что мы взорвали американский рынок с помощью ’75 % рекламы, 20 % причёски и 5 % мелодичного завывания’, и я описываю, как головной офис ‘Битлз’ переехал в новый дом по соседству с лондонским ‘Палладиумом’.

7 Снова В Пути

В которой я описываю 1965 год, как самый счастливый битловский год и вспоминаю величайшее из всех выступлений группы; я открываю, что на самом деле происходило на нашей очень частной вечеринке с Элвисом Пресли в его доме в Бель-Эйр, и я рассказываю вам, какой битл сказал: “Мы курили марихуану вместо завтрака”.

8 Террор В Токио

В которой я объясняю, как происходила неизвестная ‘сессия мясников’; я рассказываю, как возникают угрозы убить битлов, если мы начнём наши концерты в Будокане; я описываю, как бдительная охрана, окружаюшая нас в ‘Токио Хилтон’ делает Алькатрас ‘похожим на детский манеж’, и битлы немного рисуют.

9 Из-под Контроля

В которой я рассказываю о хаосе в Маниле, когда диктатор Фердинанд Маркос послал вооружённых головорезов для нападения на битлов; я описываю другие угрожавшие жизни события, которые привели к прекращению группой гастролей, и я рассказываю, как Джон в тайне рыдал перед тем, как встретиться с худшим публичным испытанием в его жизни.

10 Конец Пути

В которой я открываю, кто из великолепной четвёрки сказал мне в агусте 1966 года: “Я больше не битл”; я рассказываю, как я записываю для Пола последний концерт группы, но обрезаю ‘Длинную высокую Салли’ пополам; я открываю, как Брайан эмигрирует на планету Эпстайн и начинает свой нисходящий спиральный спуск к раннему уходу, и я отправляюсь с ребятами в хаотичное ‘Волшебное таинственное путешествие’.

11 Прогнившие До ‘Корпс’

В которой я кратко рассказываю о женщинах битлов, Синтии, Джейн, Патти и Морин; я описываю основание ‘Эппл’ и его недолговечных ответвлений; я рассказываю вам о ‘промежуточной’ девушке Пола; и почему я никогда не считал Линду и Йоко ‘злобными ведьмами’ ‘Леса святого Джона’.

ПРЕДИСЛОВИЕ О ЧЕТВЁРКЕ

Эта книга не является ни биографией ‘Битлз’, ни посвящением их музыке. Битлы сочинили и записали несколько самых долговечных песен в истории бизнеса поп– и рок-музыки, и почти все имеют доступ к величайшим работам группы на их полном собрании компакт-дисков – или на виниле, если вам повезёт. Но даже те, кто хорошо знают музыку и регулярно проигрывают записи великолепной четвёрки, имеют мало – или не имеют совсем – сведений из первых рук о том, какими людьми были Джон, Пол, Джордж и Ринго в 60-е годы, и эта книга именно об этом.

Лишь небольшое количество профессиональных помощников и коллег по бизнесу работали, как часть постоянной свиты ‘Битлз’, на протяжении хоть какого-то времени, и ещё меньше по прежнему остаются живыми сегодня. Я был вместе с битлами в качестве их личного атташе по связям с прессой и общественностью с 1962 года, когда они выпустили на ‘Парлофоне’ свой первый сингл, ‘Люби же меня’, до 1968 года, когда внутренний раскол ‘Битлз’ шёл полным ходом.

Планируя все стадии рекламной стратегии ‘Битлз’, согласовывая их пресс-конференции во время гастролей в столь отдалённых местах, как Токио и Торонто, Мюнхен и Миннеаполис, устраивая их интервью и фотосессии для средств массовой информации на протяжении всех лет битломании – а также до и после неё – я очень хорошо узнал Джона, Пола, Джорджа и Ринго. Путешествуя с ними по миру во время их крупнейших и самых опасных концертных турне в 1965 и 1966 годах, я имел уникальную возможность быть свидетелем лично не только имиджа их личностей, тщательно разработанного для публики, но и их личных удовольствий, приступов гнева и перемен настроения. Я был там и видел беспрецендентные подъёмы и ужасные падения их весомой и удивительно богатой на события карьеры, самые яркие моменты их чрезвычайно успешной истории и мрачнейшие времена, когда менее привлекательные аспекты жизни ведущих мировых суперзвёзд поп-музыки приводил всю великолепную четвёрку ужасно близко к смерти.

Позвольте мне обрисовать место действия. Я помню 60-е годы, как годы политических разногласий и культурной революции, радикально новой свободы самовыражения среди молодых людей и многочисленных изменений во всех сферах искусства, от фильмов до моды. Музыка сносила расовые и религиозные барьеры, которые были неизменными и необсуждаемыми предыдущими поколениями. Сексуальные табу подвергались сомнению и во многих случаях снимались навсегда. В 1962 году американский президент Джон Кеннеди построил ракетные позиции для защиты Запада в Турции, а глава СССР Хрущёв в ответ разместил советское оружие массового поражения на Кубе и направил его на США. Хелен Гёрли Браун опубликовала ‘Секс и единственная девушка’, а ‘Американская телефонно-телеграфная корпорация’ запустила ‘Телстар 1’, первый спутник связи планеты. В Америке ‘Бич бойз’ выпустили свой дебютный альбом, ‘Сёрфинг сафари’, вышел первый альбом Боба Дилана, а Мэрилин Монро покончила жизнь самоубийством. Твист являлся международным танцевальным безумием, но британские фанаты всё ещё танцевали под музыку ансамблей, ведомых господами Акером Билком, Крисом Барбером и Кенни Боллом по следам бума традиционного джаза. В 1962 году ‘Санди таймс’ выпустило своё цветное приложение, Клифф Ричард снялся в фильме ‘Летние каникулы’, в Лондоне прошла премьера первого фильма о Джеймсе Бонде, ‘Доктор Нет’, и собрались вместе ‘Роллинг стоунз’. Новейшими телевизионными шоу в Британии были ‘Стептоу и сын’, ‘Журнал для записи пациентов доктора Финлэя’, ‘Автомобили Зэт’ и ‘Святой’. В футболе, ‘Тоттенхэм хотспур’ выиграл кубок Англии во второй раз подряд, а в тестовом матче по крикету сборная Австралии завоевала ‘Эшиз’. Это было время розового вина ‘Матеус’ из Португалии и консервированных мясных пирожков из Аргентины. Большинство из нас в Великобритании не различали пиццу и пиаццу.

Точно так же, как и остальные из нас – похотливых, вечно возбуждённых, откровенных молодых людей 1962 года – битлы хвастались среди своих друзей своими первыми неискушёнными сексуальными победами, от блуждания липкими пальцами под прикрытием местных автобусов до ‘дошёл до самого конца’ с готовыми, согласными и способными поклонницами мерсибита, которые целовали и делали намного большее, но никогда не рассказывали. Согласно некоторым девушкам, которые знали битлов лучше всего в Ливерпуле и позже, ребята вдавались в живописные детали о каждой новой женщине в своей любовной жизни. Они чётко разделяли ‘хороших подстилок’ и ‘холодных девственниц’ и открыто подсчитывали очки за предыдущих партнёрш в присутствии новых подруг, у которых не оставалось и тени сомнения, что и от них ожидают, что они не подкачают. Пол пользовался комбинацией своей хорошей внешности со смазливым дестким личиком и очаровательной болтовни для завоевания репутации в Ливерпуле ‘лучше всех цепляющего пташек’ из четверых. Остальные чувствовали, что они терпят неудачу, хотя, по общим отзывам Джордж, самый молодой из четвёрки, был, в конечном счёте, самым плодовитым, когда дело доходило до того, чтобы делать зарубки на столбике возле кровати. Частично из-за того, что Джон был основателем и явным лидером группы, девушки считали его ‘порочно волнующим’ и ‘неотразимо роскошным’. Но личной помехой для Джона была ужасная застенчивость с женщинами, что являлось сюрпризом для большинства посторонних, которые знали лишь дерзкую и цинично жестокую сторону его энергичной публичной личности. Грустно, но я не думаю, что у Джона была настоящая любовь, пока он не связался с Йоко Оно. Насколько дело касалось случайного секса, Ринго был наименее активным участником, но в то время – как у поздно присоединившегося ударника – у него был комплекс неполноценности, который он изо всех сил старался изжить. Это касалось не только секса; Ринго был наименее вовлечённым в большуя часть мероприятий группы и не чувствовал себя уверенным, будучи последним присоединившимся к составу группы. Ближе к концу короткой действующей жизни ‘Битлз’, когда начинали вспыхивать индивидуальная раздражительность и гнев, группа обычно собиралась для деловых встреч дома у Ринго, потому что это казалось нейтральной зоной.

В последующих главах я попробую поместить читателя в картину ключевых событий, от исторической домашней вечеринки битлов с Элвисом Пресли у него дома в Бель-Эйр на голливудских холмах до очень личной сцены закулисной подготовки заплаканного Джона к самой эмоциональной пресс-конференции в его жизни, явившейся следствием фурора ‘мы более популярны, чем Иисус’. Во время этих или различных других настолько же личных моментов не присутствовали никакие посторонние, а я могу рассказать вам откровенно и честно, что происходило, потому что я был там, а не вынужден полагаться на отчёты, переданные третьими лицами. Вы можете заметить, что я не останавался подробно на некоторых этапах истории группы. Это или потому, что я считаю, что с ними хорошо справились другие авторы в биографиях, и мне нечего добавить нового или интересного, или просто потому, что я лично не присутствовал там и предпочитаю не пересказывать какие-либо детали, которые видели другие (часто мутные) глаза.

Я не собирался описывать здесь полную историю ‘Битлз’, а лишь хочу дать очень личный отчёт о своём времени, проведённом в 60-х годах с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго. Например, тут нет отчётов из первых рук с мест съёмок фильмов ‘Вечер трудного дня’ и ‘Помогите!’ по одной веской причине – в обоих случаях я не являлся специалистом ‘по печати и рекламе с правом’ и у меня не было права на доступ, которое позволило бы мне работать на съёмках фильмов. Поэтому я оставался на домашней базе, и моё освещение историй с мест съёмок основано на том, что рассказали мне битлы в то время или чуть позже. Во всём остальном я был свидетелем с места событий большей части личных и публичных событий, о которых я написал в этой книге.

Я намеренно описываю свой собственный – неизбежно субъективный – взгляд на то, каково было работать с ребятами. Там где необходимо, я цитировал то, что говорили мне битлы или кто-нибудь из моих коллег из узкого круга лиц группы. Но там, где это было возможно, я избегал передачи утверждений посторонних, потому что именно так возникали вымышленные мифы и ложные впечатления, которые распространялись другими авторами в прошлом. По этой же причине я ограничил свою историю 60-ми годами. После того, как в 70-х годах битлы пошли раздельными путями, также сделал и я, став представителем множества ведущих международных звёзд музыки и других эстрадных артистов, включая Нила Седаку, Боба Монкхауса, ‘Нью сикерс’, Тони Беннетта, ‘Бэй-Сити роллерс’, Дэвида Кэссиди, Гари Глиттера, ‘Манкиз’ и Хелен Шапиро.

В своей автобиографии Боб Монкхаус ссылается на меня, как на своего ‘любезного человека по связям с общественностью’. Я надеюсь, что это поместило меня на противоположный край человеческого спектра по сравнению с торговцем историями узнал-поделись-с-другими Максом Клиффордом и ему подобными. С чрезмерным развитием так называемой журналистики по чековой книжке, фундаментальная природа рекламы в шоубизнесе кардинально изменилась и – с мой точки зрения – ужасно ухудшилась с 60-х и 70-х годов. Я бы не хотел касаться этой работы сейчас, и не привлекает она меня с 1980 года. Для меня самой печальной частью ухода из этого бизнеса стало отделение от хороших ребят: Дэвида Соула, Дэвида Кэссиди, Рэя Дэвиса, Силлы Блэк, Джерри Марсдена, Джудит Дархэм, Боба Монкхауса, Хелен Шапиро, Никки Чинна и Майка Чэпмэна, ‘Пятёрки Джексонов’ и горстки других моих клиентов, которые стали моими приятелями, подругами и друзьями.

Со времени ухода из рекламного бизнеса в 1980 году для того, чтобы вернуться к моей первой любви, внештатной журналистике, я написал миллионы слов об истории ‘Битлз’, пытаясь заодно исправить, по крайней мере, несколько фактических ошибок, содержавшихся в работах некоторых недостоверных попутчиков. Окончательная история ‘Битлз’ никогда не сможет быть написана, и я могу сказать вам, почему. Если вы представите огромную составную картинку-загадку, сделанную из миллиона фрагментов, вы немного поймёте задачу, с которой столкнётся любой будущий писатель, взявшийся за невозможную задачу попытаться собрать полностью окончательную биографию Джона, Пола, Джорджа и Ринго. Начнём с того, что некоторые ключевые фрагменты этой головоломки пропали, давно исчезли, утеряны навсегда, и здесь я имею в виду, что важнейшие участники истории ‘Битлз’ уже умерли. В хронологическом порядке перечень начинается с Брайана Эпстайна, Мэла Эванса и Джона Леннона. К настоящему моменту он включает в себя множество других центральных персонажей, таких как Линда Маккартни, Морин Старки, Джордж Харрисон, двое не связанных родственными узами Тэйлоров, Дерек и Алистер, и масса других второстепенных людей, начиная с ди-джея завсегдатая подвала ‘Пещера’ и замечательного парня, Боба Вулера. В других случаях, части головоломки на месте, но искажены или умышленно деформирорваны настолько сильно, что они не подходят, и в этой незавершённой картинке-головоломке остаются пустые места. Здесь я ссылаюсь на множество тех бесстыдных людей, которые годами дают ложные свидетельства биографам и журналистам. Эта группа включает в себя тех, кто искажает различные случаи для того, чтобы построить свой собственный вклад в историю ‘Битлз’ с помощью сознательного преувеличения или явного вымысла. Наконец, есть те безвинные души, которые во время интервью с авторами, обнаруживали, что они на самом деле забыли жизненно необходимые факты; морщинистые старики, чья увядающая память о тех днях сделала их неспособными дать заслуживающие доверия свидетельские показания. К несчастью, некоторые из них продолжают, несмотря ни на что, критиковать и заполняют пробелы тем, что они считают безобидныи вымыслом.

Я поднимаю свою руку и охотно подтверждаю, что сейчас я являюсь признающим-себя-виновным, платящим-налоги, обладающим-проездным-билетом-на-автобус членом вышеупомянутого морщинистого поколения. Но, к счастью, я собрал и сохранил множество справочных материалов, включая дневники, краткие записки и записи, на которые я могу полагаться, чтобы подтолкнуть свою память, вкупе со статьями, которые я написал тогда, в 60-е годы, когда всё это происходило. Это – то, из чего создана моя книга. Пожалуйста, наслаждайтесь.

ТОНИ БЭРРОУ

1 Не гомик, не еврей

Самыми первыми словами Джона Леннона ко мне были: “Если ты не гомик и не еврей, то почему ты собираешься работать с Брайаном Эпстайном?” Это было сказано не конфиденциально и тихо, а громко и резким тоном, который прозвенел по всему бару паба ‘Девоншир армс’ и повернул к нам головы с соседских столов. Я еле слышно ответил, что ещё не согласился присоединиться к управляющей фирме Эпстайна, ‘НЕМС Энтерпрайсиз’, что было правдой, но я полностью избежал в ответе сути первоначального вопроса Леннона. Для записи: я не гомик, не еврей. Я был и являюсь активным гетеросексуалом и пассивным членом английской церкви.

Это было в ноябре 1962 года. ‘Битлз’ выпустили свой первый сингл, ‘Люби же меня’, на лейбле ЭМИ ‘Парлофон’ месяцем раньше, и я находился там, в небольшом пабе в центре Лондона, сразу за Манчестерским сквером – где находился головной офис ‘ЭМИ рекордз’ – чтобы встретиться с ливерпульской группой, чтобы – как хотел Эпстайн – начать работать с ней в качестве её агента по связям с общественностью. За этим приглашением встретиться с Джоном, а также Полом, Джорджем и недавно подписавшим контракт с группой новым ударником, Ринго Старром, была мысль, что вечер с ними в общественном месте и много выпивки, несомненно, дадут группе возможность решить, смогут ли они работать со мной. Я думаю, тот факт, что все мы были родом из Ливерпуля и разделяли характерное сухое и циничное чувство юмора типичных мерсисайдцев, помогло растопить лёд. Ливерпульцы в ссылке обычно держатся вместе. Как и у масонов, это вопрос выживания. Общим для нас также был зрелый интерес к музыке, хотя, переехав несколькими годами ранее из Ливерпуля в Лондон, я был не в курсе самых последних новостей о так называемом мире мерсибита. Наша первая болтовня вертелась вокруг рассказов битлов о том, что происходило дома в ‘Пещере’, самом знаменитом музыкальном месте города, и об их приключениях в клубах Гамбурга, где они провели несколько сезонов, в то время, как я говорил о жизни в музыкальной индустрии Лондона и о том, какие концерты я видел в последнее время.

На следующий день мне позвонил Брайан Эпстайн: “Ну, что ты думаешь?” Я сказал ему, что ещё не составил своего мнения, но мы договорились об обеде, чтобы обсудить всё далее. Мои колебания были связаны не с тем, что я думал о работе с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, а основывались в основном на моем собственном недостатке уверенности в себе. У меня была хорошая постоянная работа в качестве писателя в звукозаписывающей компании ‘Декка’, и у меня не было опыта работы в прессе и с общественностью. Я недавно женился на своей ливерпульской невесте, Коринне – девушке из Кросби, которая сперва привлекла меня тем, что выглядела похоже на Руби Мюррей – и никто из нас не думал, что это подходящий момент оставить относительно безопасное убежище моей работы в ‘Декке’, чтобы отправиться в новом карьерном направлении.

Моей смутной целью было пробиться в мир звукозаписи или присоединиться к редакционному составу одной из музыкальных газет, но на тот момент я наслаждался своей работой, будучи единственным в Британии занятым всю неделю сочинителем аннотаций на конвертах пластинок. Я работал в главном управлении ‘Декки’ ‘Набережная Альберта’ или посвящая аннотации конвертам созданного ими репертуара из выпусков альбомов и мини-альбомов поп-музыки или адаптируя существующие аннотации на нашей продукции, импортируемой из США, добавляя букву ‘u’ в слово ‘цветной’, такого рода вещи. В один день я брал интервью у Энтони Ньюли или Грейси Филдс, на следующий писал о собрании Дюка Эллингтона, новом альбоме Теда Хита или мини-альбоме Билли Фьюри. Последние восемь лет, с 1954 года, я также вёл регулярную колонку обзора музыкальных записей под названием ‘Вне записи’ для субботнего журнального приложения газеты моего родного города, ‘Эхо Ливерпуля’. Люди, знавшие меня удивлялись, почему мои статьи подписывались ‘Дискер’, а не ‘Тони Бэрроу’. Причиной было то, что в 1954 году я был 17-летним школьником, и если ‘Эхо’ было согласно позволить кому-то настолько молодому действовать в роли его музыкального критика, то оно не было готово признать это печатно, и настояло на том, что я должен использовать литературный псевдоним, чтобы подписывать свои еженедельные сочинения. Мне позволили выбрать свой собственный псевдоним, и я использовал слово, которое попалось мне на глаза в одной придорожной афише, рекламирующей появление в варьете в ливерпульском ‘Эмпайр’ в качестве главной звезды американского певца рокабилли Гая Митчелла, международной суперзвезды в те дни, который был описан, как ‘Лучше всего продающийся в мире дискер’. Неслучайно, что одним из первых синглов в моём обзоре для моей первой колонки в ‘Эхо’ был ‘Лоскуток моей футболки’ Гая Митчелла.

С самых ранних дней моей подростковой жизни, которые я могу припомнить, моими двумя главными интересами были музыка и сочинение. Первым синглом, который я купил в 1951 году – за год до того, как в Британии появился список ‘Лучшая двадцатка’ – 25-сантиметровый сингл на 78 оборотов в минуту, был ‘Чёрно-белый коврик’, которую исполняла чернокожая регтайм и буги-пианистка Уинифред Отуэлл на своём кабацком ‘Другом Фортепиано’. С целью продержаться, пока кто-то не подарил мне совершенно новый проигрыватель ‘Дансетт’ в честь заключения моей сделки с ‘Эхо Ливерпуля’, я сконструировал свой собственный примитивный проигрыватель, используя старый граммофонный проигрыватель, связанный со слабым электрическим звукоснимателем, усилителем и динамиком. В те ещё до рок-н-ролльные дни я слушал Эла Мартино, Джо Стаффорда, Кэй Старр, Фрэнки Лэйна, Нэта Кинг Коула и Дорис Дэй.

Я считал себя счастливчиком, что на меня возложили взрослую ответственность вести газетную колонку, в которой сошлись два моих главных интереса, когда я ещё учился в школе. В предыдущие годы в школе ‘Мерчант Тэйлорс’ в северном ливерпульском пригороде Кросби я был недисциплинированным учеником, который успевал по тем немногочисленным предметам, которые мне нравились – например, английский и история – а в остальных предметах предоставил всё судьбе. Мне было трудно уважать власть имущих, да и сейчас тоже. Один учитель рапортовал, что моё сочинение было ‘вкрадчиво-убедительным, но скупо в фактах’, что некоторые могут рассматривать, как пророческий указатель на мою последующую 20-летнюю работу в качестве публициста в 60-х и 70-х годах!

Как-то я выиграл награду за сочинение эссе и в актовый день выбрал себе в подарок в качестве приза ‘Руководство по журналистике Кемсли’. Когда мне сказали, что стоимость моего выбора больше, чем ценность приза, я оплатил разницу, чего никогда не бывало ранее. Был один официальный школьный журнал под названием ‘Кросбийский’, полный ужасно неинтересных статей и скучной статистики успехов спортивных команд школы в последнем сезоне. В обход школьных властей я выпустил неофициальную конкурирующую публикацию, ‘Вспышка’, совершенно любительское, но намного более забавное чтиво, состоящее из скреплённых скрепками карикатур и отпечатанных на машинке листов большого формата, которое я размножил на копировальной машине ‘Жестетнер’ одного друга и продавал по несколько пенсов. Я был издателем, редактором, основным автором и единственным поставщиком новостей этого журнала, продававшим свои самые последние выпуски в школьном дворе в перерывах и во время обеда. ‘Вспышка’ выходила раз в две недели и включала в себя полно избитых рождественско-хлопушкинских шуток, свежих новостей о событиях в школе, немного довольно злобных сплетен о неназванных учениках (которые выстраивались в очередь, чтобы приобрести свой собственный экземпляр!), путеводитель по местным развлечениям (что давало мне бесплатные билеты в кино) и научный сериал, основанный на том, что мы видели каждое субботнее утро на выходных в ‘Одеоне’, в который вносили свой вклад на добровольной основе мои приятели и одноклассники. Затем я переключил своё внимание на музыку. Заметив жалкие стандарты полупрофессиональных танцевальных групп, игравших в одном темпе, нанимаемых школами для выпускных вечеров, я занялся менеджментом очень ограниченного числа артистов и организовал выступления в церковных залах, на небольших танцевальных площадках в пределах района Кросби, предоставляя главную роль неизвестным полупрофессиональным джазовым и скиффл-группам, таким как ‘Топтуны Ноэля Уокера’, ‘Джазмены Джона Оливера’ и ‘Скиффл-группа Майка Маккомба’. В то время я и понятия не имел, что я играю свою крошечную роль в первоначальном развитии движения, которое станет известным, как ‘мерсибит’. Если откровенно, то моим первым мотивом была выгода, вплоть до 30 фунтов за выступление, которые я надеялся потратить на завоевание более привлекательной подружки. Недалеко от меня географически и немногим позже хронологически в другом конце Ливерпуля рос юный Джон Леннон, который вербовал одноклассников по средней школе ‘Каменный берег’, чтобы сформировать свой первый ансамбль, ориентированную на скиффл группу ‘Каменотёсы’. Джон признавал, что первоначальным интересом в создании группы также было увеличение его шансов на привлечение внимания более сексуальных джуди – ‘джуди’ было широко распространённым ливерпульским сленговым словечком для обозначения ‘молодой леди’ в пятидесятые, заменившим более употребительное в обиходе ‘девушка’. (Следовательно ‘шаркающая джуди’ была женщиной-полицейским офицером в полиции Мерсисайда.)

Подобно другим местным скиффл-группам, группе Джона было суждено развиться в рок-н-ролльный ансамбль, чтобы соответствовать его личным предпочтениям и удовлетворить возникающую новую потребность в местных версиях Литтл Ричарда, Чака Берри, Бадди Холли и Джерри Ли Льюиса. Тем временем, для моих друзей и меня мерсибит означал традиционный джаз, а нашими идолами были ‘Джазовый ансамбль Мерсисиппи’, который играл для членов джазового клуба ‘Западный берег’ ливерпульского ресторана ‘Храм’ в деловом районе города. Как было принято, те из нас, кто любил джаз, должны были презирать рок-н-ролл, который представлял большинство лучше всего продающихся синглов ‘лучшей двадцатки’. Будучи обозревателем записей с 1954 года, я развил в себе всеохватывающий и отважный аппетит ко всем жанрам музыки. Когда я оценивал новую запись, мои критерии не были связаны с музыкальными стилями или категориями. Меня интересовали качество музыки каждой дорожки, которую я проигрывал, плюс потенциал записи в качестве хита. Я должен поблагодарить ‘Эхо Ливерпуля’, которая вынудила меня развить такие разносторонние вкусы и научила меня наслаждаться на протяжении остальной части моей жизни абсолютно любым стилем хорошо сочинённой, хорошо спетой и хорошо сыгранной музыки.

После ‘Мерчант Тэйлорс’ я поступил в Дархэмский университет, в котором появлялся настолько редко, насколько это было возможно. То, что я являлся студентом, дало мне отсрочку от обязательной службы в армии, но воинская повинность догнала меня в тот момент, когда я покинул Дархэм, и я стал одним из последней группы служащих в обязательной британской армии. С помощью вкрадчивого убеждения и без какой-либо веской причины я добился снисходительного распределения в Уитон королевских ВВС, возле Блэкпула, где я провёл большую часть этих двух лет, являясь ведущим радиослужбу ВВС Уитона, электрическое оборудование которой оказалось полезно для всех новых записей, которые я продолжал получать для обзора. Станция возила коммивояжёров для ‘Уитон Джайв Хайв’, одного местечка живой джазовой музыки, которое я открыл в помещении местного института девиц. К счастью, ВВС – или по-крайней мере, их часть, связанная со мной – придерживалась политики закрытия в полдень, поэтому я мчался домой в Кросби к обеду в своём потрёпанном довоенном лимузине ‘Даймлер’, писал свою субботнюю колонку и отдавал её в офис ‘Эхо’, прежде чем снова ехать назад в лагерь с несколькими своими приятелями-сослуживцами, в качестве пассажиров, оплачивающих часть издержек. Приблизительно в тех же двух-трёх километрах от центра Ливерпуля находились клубы ‘Пещера’, ‘Железная дверь’, ‘Казанова’ и ‘Джакаранда’. Нарастающая популярность традиционного джаза приводила в Ливерпуль другие гостевые ансамбли из соседних больших и малых городов. Подобно ‘Пещере’ (и, по случайности ‘Уитон джайв хайв’) у многих таких мест не было лицензии на продажу алкогольных напитков. В те времена, как и сейчас, джазовые музыканты любили сделать дополнительный перерыв посреди вечера между выходами на сцену, чтобы подкрепиться, и поэтому им приходилось выходить, чтобы найти какое-нибудь другое место, у которого была лицензия на подачу выпивки. Во всё более возрастающей степени фанаты джаза нуждались в какого-то рода живой музыкальной передышке, и скиффл начал заполнять эту пустоту. Некоторые джазовые ансамбли имели свои собственные скиффл-секции, но нанимание местных групп была дешёвой и привлекательной возможностью для промоутеров, которые почти ничего не платили юным музыкантам и в то же время успешно взимали плату с их друзей и семей, которые покупали билеты у двери. Лёгкая доступность интервальной работы в клубах Мерсисайда привела к тому, что нетерпеливые юноши учились играть и присоединялись к группам в ближайших к ним молодёжных клубах и церковных залах. Сами того не зная, некоторые из этих абсолютно любительских групп оказались самыми ранними компонентами мерсибита.

Мне никогда не нравилось смешивать в кучу 400 полупрофессиональных групп всего этого района в один мерсибит, потому что туда было вовлечено много разных стилей музыки, от скиффла и кантри до рок-н-ролла и ритм-н-блюза. Мне казалось, что это оскорбление – сжимать весь спектр творческих и одарённых богатым воображением композиторов Мерсисайда в одну единственную категорию для удобства средств массовой информации. ‘Эхо Ливерпуля’ была настолько же виновна, как и другие, в чрезмерном упрощении своей классификации, рекламируя предстоящие выступления ‘Битлз’ под заголовком ‘Джаз’. Лишь в конце мая 1964 года это было изменено на ‘Джаз и бит’, но к тому времени битлы уже давным-давно покинули ‘Пещеру’ и остальное окружение мерсибита.