Текст книги "Дворец Посейдона"
Автор книги: Томас Тимайер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
10
Норвежец прятался за массивной колонной перед входом в технический университет.
Терпения ему было не занимать – он мог поджидать свою добычу часами, подобно пауку, раскинувшему липкие паутинные сети. Надвинув шляпу на лоб и скрестив руки на груди, он стоял совершенно неподвижно, а его узкое, как лезвие, лицо оставалось в глубокой тени. Жара не причиняла ему никаких неудобств. Он слишком давно жил в Греции, чтобы обращать внимание на погоду. Летом и зимой его одежда всегда была одной и той же: мягкие сапоги, кожаные бриджи и долгополый серый сюртук, карманы которого содержали целый арсенал. Его «коньком» было оружие с использованием всевозможных ядов. Не только в виде капсул и порошков, которые можно было легко растворить в бокале с вином или подсыпать в пищу, но и в виде крохотных стрел, настолько острых, что они пробивали даже самые толстые ткани и дубленую кожу. Выпущенные из духовой трубки или из пневматической винтовки с оптическим прицелом, они причиняли жертве не больше боли, чем укус насекомого. Затем было достаточно легкого прикосновения, чтобы стрелы сами собой выпали из раны, не оставив видимых следов поражения. Яд, содержавшийся в микроскопическом резервуаре внутри древка стрелы, к этому времени уже находился в теле жертвы.
Норвежец пользовался нейротоксином, который получали из тканей осьминогов особого вида, обитавших в Юго-Восточной Азии. В считанные минуты он вызывал паралич, приводящий к остановке сердца. Жертва не испытывала ни малейшей боли, кроме того, не существовало способов обнаружить присутствие этого токсина в ее теле. Для патологоанатома, которому довелось бы произвести вскрытие для установления причин внезапной смерти человека, картина была совершенно ясной – острый приступ сердечной недостаточности, приведший к остановке сердца.
Идеальное оружие, не оставляющее улик. Однако Норвежец владел и многими другими совершенными технологиями умерщвления. У себя на родине он специализировался на убийствах с помощью ледяного кинжала, а позднее, в Болгарии, пользовался клинками, изготовленными из кристаллов каменной соли, которая легко растворяется в крови жертвы.
Методы полицейских дознаний за последние десятилетия шагнули далеко вперед, и в девяти случаях из десяти тщательное исследование орудия убийства приводило к аресту убийцы. Но что делать, если никакого орудия убийства просто не существует? Тут не могли помочь ни наука, ни методы дедуктивного анализа. Орудия Норвежца либо полностью исчезали, либо не было никакой возможности доказать их существование. За все эти годы он не дал властям ни единого повода усомниться в его добропорядочности. И так должно оставаться всегда.
Пряча пневматическую винтовку под полой сюртука, он не выходил из тени за колонной. Часы на соседней церкви пробили пять – следовательно, визит странной группки иностранцев продолжался уже более четырех часов. Что они могут так долго делать в здании Политехникума? Разумеется, он привык проводить немало времени в засадах, но сейчас его терпение было на исходе. Чутье подсказывало ему, что здесь что-то не так.
Внезапно до Норвежца донеслось щелканье конских подков по брусчатке. Кто-то приближался к его укрытию, двигаясь по направлению ко входу в Политехникум. Лошадь шла крупной рысью, человек в седле явно торопился.
Норвежец выглянул из-за колонны. Всадник оказался знакомым – это был один из его людей, приставленных наблюдать за гостиницей. Дьявольщина, что он тут делает?
Отрывистым свистом он привлек внимание всадника к себе. Поравнявшись с колонной, тот натянул поводья и спешился.
– Как ты здесь оказался? – набросился на него Норвежец. – Твоя позиция у задних дверей гостиницы!
– Я там и находился, никуда не отлучаясь, – не переводя дух, выпалил мужчина. – Но эти господа недавно вернулись, расплатились и сразу же уехали. Разве вы не заметили, как они выходили отсюда?
Норвежец ошеломленно уставился на своего агента.
– Что ты мелешь? Я ни на секунду не спускал глаз с центрального входа!
– Значит, они умудрились обвести вас вокруг пальца, – ухмыльнулся агент. – Я-то видел, как они входили в гостиницу, а немного позже своими ушами слышал, как они посылали коридорного нанять экипаж. По-моему, они очень торопились.
– А их багаж?
– Багаж они также увезли с собой.
Норвежец грязно выругался.
– Давно они уехали?
– Около получаса назад. Я проследил, куда они направились, но пришлось вернуться, чтобы доложить вам о ситуации. Их экипаж двигался на запад, по дороге, ведущей к Коринфу.
– Коринф, говоришь? А ведь оттуда каждые несколько часов отчаливают паромы, идущие в Италию…
Норвежец вскинул голову – часы на фронтоне церкви показывали четверть шестого. Он прикинул в уме расстояние. Беглецы выехали слишком поздно, и далеко им сегодня не уйти. Портовый Коринф находится в семидесяти километрах от Афин, и в пути им придется заночевать в одном из небольших городов на побережье. Скорее всего, в Элевсине или в Мегарах. Если поторопиться, можно перехватить их еще до наступления темноты. А зная, где они остановились, он сумеет под покровом ночи пробраться в их номера и сделать свое дело.
Жестом дав понять агенту, что тот пока свободен, Норвежец вскочил на коня и поскакал по направлению к западному предместью Афин.
Догнать экипаж с иностранцами ему удалось только после того, как позади остался крохотный городок Хаидари. В предвечернем свете серебрились оливковые рощи. Цикады наполняли воздух пронзительным стрекотом. Над верхушками деревьев с головокружительной скоростью проносились стрижи.
Норвежец придержал взмыленного коня, сохраняя безопасную дистанцию. Его одежда прилипла к телу и пропиталась потом. Он гнал коня галопом, и такая скачка потребовала от него немалых усилий.
Он прислушался: четверо пассажиров экипажа оживленно беседовали, то и дело восхищаясь окружающим пейзажем и перебрасываясь шутками с кучером.
«Отлично, – подумал наемный убийца. – Они чувствуют себя в полной безопасности, и это облегчает его работу».
Через несколько сотен метров экипаж свернул с главной дороги на проселок, ведущий к холмам.
Норвежец нахмурился и снова придержал свою пегую лошадь. Эта местность была ему известна. И прежде всего тем, что здесь не найти ни постоялого двора, ни гостиницы, да и вообще никакого жилья. Что им понадобилось в этих холмах?
Он подождал, пока экипаж скроется в рощице низкорослых пробковых дубов, и неторопливо последовал за ним. Как знать, может, у этих чудаков с собой палатка, и они намерены разбить лагерь? В последнее время среди туристов, путешествующих по югу Европы, это стало модным. И если эти четверо собираются заночевать под открытым небом – ничего лучшего, чтобы бесследно устранить их, не придумать.
Норвежец следовал за будущими жертвами, все дальше углубляясь в рощу, которая мало-помалу превращалась в негустой лес. Погруженный в свои мысли, он не сразу услышал шум на проселке – навстречу ему катил знакомый экипаж. Лошади шли легко – в повозке находился только кучер, а его седоков и след простыл.
Наемник попытался было скрыться в зарослях, но опоздал, и вскоре оказался в поле зрения грека-возницы. Тот ловко правил своей упряжкой, объезжая рытвины и узловатые корни деревьев, а заметив Норвежца, так изумился, что дернул вожжи, придержал коней и поприветствовал одинокого путника. Затем экипаж покатил своей дорогой, оставив встречного всадника раздумывать о том, не стоит ли ему устранить лишнего свидетеля. В итоге наемник отказался от этой мысли – грек не представлял никакой опасности.
Он продолжал неторопливо двигаться вперед, пока дорога не превратилась в узкую тропу, усеянную обломками известняка. Солнце садилось за холмами, и сквозь листву дубов виднелось багряное вечернее небо. Под деревьями было уже темно. Всадник спешился, привязал своего скакуна к дубу и зашагал по тропе, ведущей на холмы. Отточенным движением он извлек из-под сюртука свою пневматическую винтовку, вложил четыре ядовитых стрелки в магазин и проверил клапан баллона со сжатым воздухом. В то же время его не покидало недоумение. Что эти люди собирались делать здесь, далеко за городом? У них наверняка достаточно средств, чтобы оплатить номера в лучшей гостинице на побережье. А если они решили расположиться лагерем и установить палатку, зачем им понадобилось забираться в эти глухие места?
Тропа круто повернула и начала спускаться в залитую сумерками небольшую долину. Жалобный крик козодоя эхом отражался от противоположных склонов холмов. Стрекот цикад стал ниже тоном, и не столь резким. В вечерней тишине до преследователя доносились отзвуки голосов – все четверо находились примерно в ста пятидесяти метрах от него.
Норвежец пристально вглядывался в вечерний сумрак, окутывавший лес. С каждой минутой тьма сгущалась. Откладывать больше нельзя, иначе цели станут неразличимыми. На лунный свет рассчитывать не приходится – сегодня новолуние. С наступлением ночи он не увидит ничего дальше кончика собственного носа.
Медленно и бесшумно Норвежец двинулся по тропе. Внезапно впереди вспыхнул яркий свет – там, где долина сужалась, превращаясь в ущелье между холмами.
Он припал к земле, выжидая. Вслед за первым огнем загорелся еще один, а вслед за ним и третий. Свет был холодным, голубоватым и совершенно ровным. Охваченный любопытством, наемник подполз ближе, но густое переплетение ветвей мешало ему видеть, что происходит впереди. Насколько он мог судить, там, где кончались заросли, виднелась какая-то темная масса – что-то вроде утеса с округлыми очертаниями.
В небе загорелись первые звезды. Их бледный свет скользнул по серой поверхности скалы, и тут же воздух наполнило странное гудение. Оно усиливалось с каждой минутой и странным образом походило на звук, издаваемый электрическим мотором. Но откуда здесь было взяться электрическому мотору?
В ту же минуту, когда Норвежец решил, что может без особой опаски продолжать пробираться вперед, могучий утес дрогнул и завибрировал. Он не поверил своим глазам: в следующее мгновение над долиной плавно взмыла громадная сигара и устремилась к зеленоватому вечернему небу, усыпанному острыми огоньками звезд.
Убийца непроизвольно ухватился за ближайший сук и едва не выронил оружие, которое готовился пустить в ход.
Скала оказалась не скалой, а чем-то вроде аэростата.
В гондоле, позади которой жужжали два воздушных винта, Норвежец не без труда разглядел силуэты четырех пассажиров. Двигатели летательного аппарата гудели все громче, набирая обороты. Описав элегантный вираж, аппарат развернулся носовой частью на запад и поднялся еще выше. Розовые отблески заката коснулись его бортов, и он, словно подхваченный вечерним бризом, исчез за ближайшей грядой холмов.
11
Оскар с тоской вглядывался в вечерние сумерки. «Пачакутек» снялся с якоря и неторопливо летел на небольшой высоте, словно пытаясь догнать заходящее солнце. Вот и все: знакомство с Афинами закончилось. Ни тебе древнегреческих сокровищ, ни Минотавра, ни легендарного Акрополя. Они провели в великом городе всего два дня и одну ночь. И кроме смутных намеков и подозрительных обстоятельств ничего не обнаружили.
Все, с кем им довелось беседовать в Греции, не сомневались в одном: никаких морских чудовищ нет в природе. Это успокаивало. Не то, чтобы Оскар твердо верил в существование этих тварей, населяющих океанские глубины, но после знакомства с гигантскими насекомыми в Андах у него не было ни малейшего желания снова ввязываться в войну с неведомыми и опасными созданиями. Вопрос заключался лишь в том, что же теперь делать дальше?
Юноша перегнулся через фальшборт гондолы. Свет молодой луны отражался в маслянистых водах Эгейского моря. Далеко внизу мерцали бледные огоньки Коринфа. С ровным жужжанием вращались воздушные винты. Легкий попутный ветер гладил кожу щек. «Пачакутек» сменил курс, и теперь двигался прямо на север.
Воздушный корабль – создание жителей андских плоскогорий – имел легкую и остроумную конструкцию. Он достигал двадцати пяти метров в длину, под сигарообразным несущим корпусом располагалась деревянная пассажирская гондола, к которой на двух вынесенных за борта опорах крепились двигатели с воздушными винтами. Борта и носовая часть гондолы были украшены резными фигурами фантастических животных и загадочными символами всех цветов радуги. «Пакачутек» мог летать практически бесшумно – разумеется, если ветер не достигал ураганной силы, а моторы работали бесперебойно. А сейчас, похоже, с ними возникли проблемы.
– Оскар, будь добр, подойди ко мне. Мне нужна твоя помощь, – донесся до него голос Гумбольдта.
Он хлопотал у кабелей, ведущих от круглого резервуара на кормовой палубе, в котором помещался водородный преобразователь энергии, к двигателям. Гумбольдт жестом указал на керосиновую лампу, отбрасывавшую узкую полосу света на палубу.
– Подержи-ка лампу. И поверни ее так, чтобы свет падал прямо на кабель.
– А что с ним?
– Похоже, окислились контакты. Мне нужно зачистить медь, чтобы двигатель получал достаточно энергии.
Взяв гаечный ключ, Гумбольдт ослабил скобу, под которой находились клеммы. Когда они показались, Оскар увидел на них зеленый слой окиси. Гумбольдт подал знак, и обе женщины одновременно перевели рычаги управления двигателей на самый малый ход. Звук работающих моторов почти исчез, затем воздушные винты замедлили вращение и остановились.
На корабле воцарилась полная тишина. Палуба перестала вибрировать, исчезло ритмичное шипение клапанов, стравливающих отработанный газ. Стало слышно, как в такелаже тонко посвистывает ветер, а внизу мерно шумит море.
Оскар снова взглянул на кабель. Гумбольдт рывком отсоединил провод от клеммы и принялся очищать его от зеленоватого налета какой-то пастой с отвратительным запахом. Когда медь снова засверкала как новенькая, он вставил провод в разъем, заизолировал и туго затянул винт.
– Теперь попробуем. Включайте!
Шарлотта и Элиза снова передвинули рычаги, давая полную мощность. В резервуаре преобразователя зашипело и заклокотало, потом раздался негромкий хлопок. Лопасти воздушных винтов слились в полупрозрачные диски. Гумбольдт снял резиновые перчатки и удовлетворенно прислушался к ровному гудению двигателей. «Пачакутек» начал набирать скорость.
Покончив с ремонтом, ученый поднялся на капитанский мостик, проверил показания приборов и кивнул сам себе.
– Неплохо сработано. Все действует безупречно. У нас снова полная мощность. Оскар, собери инструменты и тоже поднимайся наверх! Нам нужно кое-что обсудить.
Оскар поспешно сложил в футляр разложенные на палубе гаечные ключи, плоскогубцы и отвертки, отнес футляр на место и направился к небольшому трапу, ведущему на мостик.
– Я понимаю, что все вы слегка разочарованы тем, что наше пребывание в Афинах оказалось таким недолгим, – начал Гумбольдт, – но у меня были свои соображения. Одно из них заключается в том, что за нами постоянно следили.
– Что? – Оскар не поверил ушам. Обычно он спиной чувствовал слежку. В прежней жизни карманного воришки это чутье не раз его выручало. Но здесь он не заметил ничего подобного.
– Кто за нами следил? И с какой стати?
– К сожалению, на оба этих вопроса у меня нет ответов. Я не хотел вас тревожить, поэтому сообщил о слежке только Элизе.
Та пристально взглянула на обоих молодых людей и слегка наклонила голову.
– Человек, который стоит за этим, чрезвычайно опасен, – негромко проговорила Элиза, – я убеждена в этом. Нечто темное окружает его, как грозовая туча. И у него такая аура, через которую я, как ни пыталась, не смогла проникнуть. Какими бы ни были его цели, они связаны со злом.
– Вечером в день нашего прибытия все было спокойно, – продолжил Гумбольдт, – однако уже на следующий день я заметил мужчину, наблюдавшего за нами с противоположной стороны улицы. Когда мы взяли экипаж, чтобы отправиться в Политехникум, он последовал за нами. Затем я на какое-то время потерял его из виду, но вскоре снова обнаружил поблизости. Он укрылся за колонной неподалеку от главного входа в здание и пристально наблюдал за всеми, кто входил и выходил. При этом мне так и не удалось разглядеть его лицо – оно постоянно оставалось в тени, а избранная им позиция и манера перемещаться свидетельствовали о том, что это настоящий профессионал. Вот почему нам пришлось так спешно покинуть Афины. Сожалею.
– Но теперь-то мы отделались от него, верно? – спросил Оскар. – Он наверняка не умеет летать, и воздушного судна у него нет.
– Надеюсь. Несмотря на это, мы должны быть постоянно начеку. Кажется мне, что этого господина мы еще увидим.
– Что же нам теперь предпринять? – спросила Шарлотта. – Ведь мы выяснили совсем немного.
– Я смотрю на это не столь пессимистично, – успокоил Гумбольдт племянницу. – У нас появился след. Возможно, не слишком ясный, но это лучше, чем ничего.
– Что ты имеешь в виду, дядя?
– Нам стали известны имена. – Гумбольдт поднял вверх два пальца. – Тесла и Ливанос. Что касается Александра Ливаноса, то я не вполне уверен, имеет ли он прямое отношение к решению нашей задачи. Но в отношении Никола Тесла… Кажется, я начинаю понимать, что нам следует искать. Придется отказаться от перелетов на «Пачакутеке» – воздушный корабль слишком бросается в глаза. Мы вернемся домой и отправимся из Берлина поездом. Чем больше мы будем похожи на самых обычных путешественников, тем лучше.
– И куда мы направимся на сей раз? – Оскар терпеть не мог чувствовать себя болваном, который не понимает, о чем, собственно, идет речь.
– Во Францию, – ответил Гумбольдт. – А если еще точнее – в Париж. В крупнейшую столицу европейского континента.
12
Профессор Христос Папастратос захлопнул папку с конспектами завтрашних лекций и потянулся. Было начало десятого, за окном уже стемнело. Визит немецкого ученого и его спутников полностью изменили обычный распорядок его дня. Как правило, он заканчивал работу не позднее семи и отправлялся в «Энеас», небольшую таверну по соседству, где ужинал и выпивал графинчик рецины – терпкого белого вина со смолистым привкусом. Там всегда можно было застать пару-тройку коллег и провести вечер за приятной беседой. Дома профессора никто не ждал. Его жена умерла два года назад, и с тех пор Папастратос избегал подолгу оставаться в одиночестве.
Огонек лампы, освещавшей его кабинет, колебался от сквознячка, проникавшего в кабинет через приоткрытое окно. Удивительно, как здесь становится свежо, едва садится солнце!
Профессор поднялся, закрыл окно и задернул шторы. Беседа с господином Гумбольдтом заставила его обратиться к воспоминаниям о том незабываемом времени, когда оба они – он и Ливанос, учились в университете. Как молоды они были! Сколько надежд, честолюбия, грандиозных планов! А теперь Ливанос мертв, а сам он чувствует себя почти стариком.
Папастратос накинул сюртук и уже собирался погасить лампу, как неподалеку раздался негромкий шум. Профессор удивился.
– Грегориос, ты все еще здесь?
Никакого ответа.
«Странно, – подумал профессор. – Его секретарь всегда торопился уйти домой пораньше. Значит, это Атанасиос – ночной сторож, регулярно обходящий во время дежурств все помещения Политехникума. Вряд ли от этих обходов мог быть толк – Атанасиос был туговат на ухо, и просто разминал ноги, засидевшись в вестибюле у главного входа».
Прихватив портфель, Папастратос прикрутил фитиль керосиновой лампы, а затем распахнул дверь кабинета. И едва не столкнулся на пороге с незнакомцем.
Этот мужчина был высок и худощав, от него исходила явственная угроза. Взгляд его прятался под полями глубоко надвинутой на лоб широкополой шляпы.
– Кто вы такой? – воскликнул профессор. – Вам не полагается здесь находиться, ведь университет закрывается уже в семь часов!
Послышался негромкий, словно аккуратно откупорили бутылку шампанского, хлопок, и Папастратос ощутил легкий укол в предплечье.
– О, не беспокойтесь, господин профессор, – проговорил незнакомец. – Я здесь не задержусь.
Декан возмутился. Этот наглец еще и претендует на остроумие!
– Что вам здесь понадобилось? Кто вас впустил?
Незнакомец снова не ответил. Папастратос нащупал в кармане миниатюрный револьвер системы Дерринджера, который постоянно носил с собой. Нет, он не был трусом, но в Афинах немало закоулков, где просто опасно появляться безоружным. Оружие было компактным и целиком помещалось в руке. Просто удивительно, какую уверенность может придать кому угодно простой кусок обработанного металла!
Вынув револьвер, он направил ствол на незнакомца.
– Убирайтесь немедленно из моего кабинета! – властно проговорил профессор, вкладывая в эти слова кипевшее в нем возмущение. – Я провожу вас к посту охраны, где вам придется объяснить, как и зачем вы тут оказались.
– О, я могу сделать это и прямо сейчас.
Незнакомец выступил из тени и вскинул голову. Глаза у него оказались густо-синими, такой цвет имеют только чистые горные озера.
– Мне необходимо побеседовать с вами.
Он сделал шаг к декану факультета и протянул руку. Его нос походил на ястребиный клюв, а на тыльной стороне кисти тянулся длинный бледный шрам.
Профессор глубоко вздохнул, пытаясь сохранить самообладание. Рука, сжимавшая револьвер, стала мокрой и скользкой от пота.
– И о чем же?
– О некоем господине Гумбольдте, – прозвучал ответ. – О том, чем он интересовался, и что именно вы ему сообщили. Кстати, куда он направился отсюда?
– Гумбольдт? О ком вы говорите?
– Не испытывайте мое терпение! – в голосе незнакомца явственно прозвучала угроза. – Я имею в виду ученого, который сегодня нанес вам продолжительный визит. Итак, выкладывайте. У меня не так уж много времени.
С профессора было довольно. Выслушивать угрозы, да еще в стенах собственного кабинета, он не собирался, что бы ему ни грозило. Большим пальцем руки он попробовал взвести курок револьвера, но это ему не удалось. У него возникло странное ощущение, что пальцы больше ему не принадлежат. Папастратос попробовал снова – и опять безуспешно.
– У вас какие-то проблемы? – Отвратительная улыбка исказила физиономию незнакомца.
Профессор стиснул зубы – и внезапно почувствовал, что больше не может пошевелить ни правой, ни левой рукой.
– Что… со мной… происходит?.. – Слова давались ему с невероятным трудом. Язык и губы совершенно онемели.
Незнакомец извлек из кармана сюртука странное оружие и поднес его поближе к свету. Внутри находилась стеклянная емкость, наполненная маслянистой желтоватой жидкостью.
– Нейротоксин, – пояснил он. – Быстродействующий нервно-паралитический яд. Его действие начинается с паралича конечностей. Некоторое время вы сможете говорить, но не будете иметь возможности даже пошевелиться. Таким образом, ваши попытки использовать свой дерринджер совершенно абсурдны.
Он беспрепятственно вынул револьвер из бесчувственных пальцев профессора.
Взгляд профессора с невероятной медлительностью сполз к его собственному предплечью. Только теперь он обратил внимание на то, что обратился к своему предплечью. Только теперь он заметил, что в него что-то воткнулось. Снаряд был таким крошечным, что изначально он принял его за шерстяную нитку, пока не разглядел на его конце оперение. Микроскопическая стрела! Осознание пришло как удар грома. Профессор попытался сделать шаг, но его ноги будто приросли к полу.
– Что… Вы… мне… ввели?
Норвежец засмеялся.
– Забавно, но это прямо связано с областью ваших научных интересов. – Он поднес оружие вплотную к глазам Папастратоса. – Желтоватая жидкость внутри – яд одного небольшого, но весьма симпатичного головоногого – голубокольчатого осьминога, иначе именуемого хапалохлена макулоза. Этот токсин не только смертоносен, но и заставляет того, кому его ввели, выложить все, что он хотел бы утаить, – как на исповеди. Поэтому вскоре, хотите вы того или нет, вам придется поведать мне то, что я хочу знать. Но не стоит медлить и оттягивать, потому что не позже, чем через сорок пять минут ваше сердце остановится.
– Кто… вы… такой?
Незнакомец вынул из кармана сюртука часы, поднес их к уху Папастратоса и с ухмылкой спрятал обратно.
– Мое имя не имеет отношения к делу, – ответил он. – Те, на кого я работаю, называют меня Норвежцем. В англоязычном мире такого, как я, назвали бы клинером, то есть чистильщиком, – человеком, который делает за других грязную работу. Слежка, сбор информации, допросы, устранение объектов – все это входит в мою компетенцию. Итак, мой заказчик желает знать, чего хотел от вас Карл Фридрих фон Гумбольдт, о чем вы с ним беседовали, куда он намерен отправиться в ближайшее время, и, главное, что у него на уме. – Наемник снова улыбнулся. – С большой неохотой должен признать, что в данном случае у меня еще и личные счеты с жертвой. Этот Гумбольдт умудрился ускользнуть от меня, причем не как-нибудь, а на воздушном корабле! Вам приходилось когда-либо слышать о чем-то подобном? Я неплохо знаю жизнь и людей, но это превосходит все мыслимое. Похоже, что господин Гумбольдт пользуется совершенно необычными средствами. Это сильно усложняет выполнение моей задачи и раздражает до крайности…
Скрипнув зубами, Норвежец продолжал:
– К счастью, я готов принять любой вызов. И чем он сложнее, тем лучше. Но я должен определенно знать, куда скрылся мой объект, а вы были последним человеком, который с ним разговаривал.
Тут незнакомец снова взглянул на часы и кивнул.
– Полагаю, мы можем приступать. Токсин уже усвоился и начинает действовать. Давайте начнем с простого вопроса: куда сейчас летит Гумбольдт. Какова следующая цель его путешествия?
Губы профессора дрогнули. Он и хотел бы промолчать, но яд в крови принуждал его говорить. Он тяжело задышал, стиснул кулаки, лицо его покрылось крупными каплями пота. Но все было тщетно. Казалось, что некое существо внутри него только и ждет, чтобы начать болтать.
– Париж, – окончательно сдаваясь, прохрипел Папастратос. – Они летят в Париж…
