Текст книги "Дворец Посейдона"
Автор книги: Томас Тимайер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
27
Как только Гумбольдт повернулся в его сторону, Норвежец мгновенно пригнулся. Укрывшись за паровой лебедкой «Наутилуса», он подслушал весь разговор – от первого и до последнего слова. Теперь он был уверен, что момент, которого он так долго ждал, наконец-то настал.
Шансы на успешное выполнение заказа значительно возросли. Столь удобного случая у него не было со дня его первой встречи с ученым и его спутниками в Афинах. Постоянно возникали обстоятельства, препятствовавшие завершению его миссии. Либо жертва ускользала в последнюю минуту, либо поблизости оказывалось слишком много свидетелей. Но сегодня ночью все должно решиться.
Что до Рембо и любопытной девчонки, его дочери, то они сами определили свою судьбу. Не нужно было совать свой нос в дела, которые их не касаются. Придется отнести их к категории «сопутствующие потери». Не оставлять никаких зацепок и следов – таково было его правило, от которого он не намерен отступать и сегодня.
В голове у наемного убийцы уже сложился не только план покушения, но и то, как будут развиваться дальнейшие события. Капитан «Калипсо» будет вынужден отправиться в Пирей, чтобы сообщить о несчастном случае представителю пароходства, которому принадлежит судно, и местным властям. Будет проведено расследование, возможно, в море отправится спасательное судно, которое вскоре вернется восвояси. Глубины в этом районе весьма значительны. Норвежец к этому времени уже покинет корабль и доложит заказчику преступления об успешном решении задачи. Все выстраивалось, словно цепочка из поставленных вертикально костяшек домино: толкнешь одну, и все остальные упадут одна за другой.
Воодушевившись, Норвежец заторопился в свою каюту, чтобы заняться подготовкой к ночи. Доставая из тайника нож и отравленные стрелы, он размышлял о том, какой долгий путь ему пришлось проделать. Ни один из заказов, выпадавших на его долю, до сих пор не требовал от него столько усилий. В Париже Гумбольдту чудом удалось ускользнуть. И лишь по чистой случайности наемник подслушал разговор двух молодых людей на гостиничной лестнице. Остальное было сущей чепухой: пропустить пару кружек пива с рабочими Рембо и выяснить, что «Калипсо» направляется в восточную часть Средиземного моря.
Дальнейшее было сложнее. Предстояло наняться на судно и изменить внешность таким образом, чтобы ни сам Гумбольдт, ни его спутники ничего не заподозрили. Главной проблемой был паренек, слуга ученого, который видел его лицо на расстоянии каких-то трех-четырех метров и наверняка запомнил его. Пришлось избавиться от накладной бороды и бакенбардов, изменить форму носа и оттенок кожи, обзавестись новой походкой: теперь он расхаживал сутулясь и слегка прихрамывая. Тончайшие стеклянные линзы позволили ему изменить цвет глаз – и на этом перевоплощение убийцы в закаленного морского волка завершилось.
Открытым оставался один вопрос: удастся ли ему, не имея рекомендаций, получить работу на судне. Но и эта проблема разрешилась сама собой. Как только просочились слухи о том, что «Калипсо» отправляется на охоту за морским чудовищем, способным в два счета утащить под воду целый пароход, несколько матросов, испуганных такой перспективой, списались на берег, и свободных мест в экипаже оказалось более чем достаточно. Из прежней команды остались лишь несколько просоленных морем и огрубевших парней, которым было все равно, куда плыть, лишь бы жалованье выплачивалось исправно.
Норвежец набил отравленными стрелами колчан, закрепленный на поясе, пристроил рядом пневматическое ружье, уселся на койку и принялся ждать. К счастью, сегодня вечером он свободен от вахты, и никто его не потревожит.
Примерно через два часа – большая стрелка часов близилась к цифре одиннадцать – он услышал, как запустили паровую лебедку. Пора!
Он поднялся, еще раз проверил снаряжение, и вышел на палубу.
Как и предполагал Норвежец, здесь суетились лишь Рембо с сотрудниками и Гумбольдт с его людьми. Палубные матросы и трюмная команда оставались в кубрике – кто спал после вахты, кто пьянствовал или резался в карты. Погружений батисферы в последнее время было так много, что интерес к ним мало-помалу угас. Двое на мостике, один в машинном отделении и один за рычагами паровой лебедки – вот и все.
В полумраке убийца совершил контрольный обход палубы, проверяя, не упустил ли что-нибудь непредвиденное, затем направился туда, где находился Франсуа, оператор, отвечавший за спуск «Наутилуса» на воду, погружение и подъем аппарата. Франсуа, тучный мужчина с щетинистыми бакенбардами, багровой физиономией и головой, выбритой, как бильярдный шар, был родом из Прованса. Пристрастие к рагу из кролика и дикого кабана оставило заметный след на его фигуре.
– Добрый вечер, Франсуа! У тебя все в порядке?
Толстяк удивленно обернулся.
– Ты до сих пор не спишь?
– Не смог заснуть, – ответил Норвежец. – Слишком душно.
Толстяк кивнул.
– Ага. Все время такое чувство, будто сидишь в раскаленной печи, верно? Только ближе к полуночи станет прохладнее, тогда можно и поспать. Хорошо бы поскорее убраться отсюда.
– А что тут сегодня творится?
– Этому немчуре взбрело в голову погружаться среди ночи, – ответил провансалец. – Понятия не имею, чего ради, да мне и безразлично. Пока платят звонкой монетой, я лишних вопросов не задаю.
– Кто на этот раз в аппарате?
– Рембо, его дочурка, Гумбольдт и шустрый паренек. – Он хрипло хохотнул. – Прямо бродячий цирк. И они еще называют себя учеными!
– Не говори, – согласился Норвежец. – Взять хотя бы эту темнокожую особу и белую девушку. Что за птица, с которой они обе все время носятся?
– Похожа на киви. Они водятся на островах Новой Зеландии. – Толстяк сплюнул за борт.
Норвежец кивнул.
– А зачем надевать на птицу что-то вроде солдатского ранца?
– Ну я же тебе говорю: у этого Гумбольдта в голове клепки не хватает. Ты видел косичку у него на затылке?
– Немцы – действительно чудаковатый народец, – заметил Норвежец. – Но при таком императоре еще и не такое отмочишь.
– Ха! Каска с шишаком, подкрученные усики и лакированные сапоги для верховой езды, – засмеялся оператор лебедки. – Вильгельм, понимаешь, второй! Чего же ожидать от его подданных?.. Так, погоди, мы, кажется, приступаем!..
Четверо членов экипажа батисферы уже поднимались по железной лестнице к люку, чтобы забраться в аппарат еще на палубе. Один за другим они исчезли в отверстии, затем люк захлопнулся, и в недрах «Наутилуса» вспыхнул свет. Просачиваясь сквозь толстые стекла окон, он приобретал зеленоватый оттенок. Норвежец сумел даже разглядеть, как исследователи усаживаются на свои места и пристегивают ремни.
– Франсуа, начинайте спуск аппарата на воду! – прозвучал металлический голос из громкоговорителя. – Но помедленнее, без спешки.
Провансалец нажал несколько кнопок и потянул к себе длинный рычаг. Паровая машина ожила. Из клапанов со свистом вырвались облака пара, палуба задрожала. Стальной трос натянулся, и стрела лебедки заскрипела, приняв на себя громадный вес. Стальной крюк плавно поднял многотонный шар над палубой и перенес его через борт судна. Мгновение неподвижности – и оператор снова взялся за главный рычаг.
Батисфера со всплеском опустилась на воду и сразу же начала погружаться. Зеленоватый отблеск высветил стайку рыб, проплывавших вблизи «Калипсо». Цепочки пузырей поднимались на поверхность, пока «Наутилус» метр за метром уходил в глубину. Через несколько минут свет ее иллюминаторов исчез в непроглядной морской бездне.
– Отлично, – произнес оператор. – Посылка уже в пути. Теперь все управление будет осуществляться из кабины аппарата, но я все равно должен оставаться на посту и следить за механизмами.
– Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? – Норвежец вынул пачку сигарет и предложил одну собеседнику. Щелкнув зажигалкой, он выпустил ароматное облачко дыма.
Десятью минутами позже темнокожая женщина и молодая девушка покинули палубу. На мгновение Норвежцу показалось, что темнокожая подозрительно косится в его сторону. Он дружески улыбнулся и приветственно приподнял свою вязаную шапочку, но эта черная ведьма молча проскользнула мимо и скрылась вместе с девушкой в люке, ведущем к женским каютам.
– Не очень-то с ними повеселишься! – буркнул провансалец.
– Да ладно тебе, – отозвался Норвежец. – Волнуется, должно быть. И я ее понимаю. Погружение на такую глубину, да еще в такую темную ночь! Не хотел бы я оказаться на месте тех, кто сейчас внутри «Наутилуса».
– Пока я на посту, ничего не может случиться! – Огонек сигареты осветил упитанную физиономию оператора. – Ночь или день, но Франсуа всегда позаботится, чтобы все вернулись на борт целыми и невредимыми.
– Слова настоящего профессионала, – произнес Норвежец, а затем, убедившись, что они остались одни на палубе и никто не наблюдает за ними с мостика, извлек из колчана одну из отравленных стрелок и коротким движением всадил ее в бедро провансальца.
Толстяк крякнул от неожиданности и обернулся. На его лице застыло туповатое недоумение.
– Что за проклятые шуточки?
– Спокойно, – прошептал Норвежец. – Это всего лишь средство для расслабления мышц. Ты больше ничего не почувствуешь.
Рот Франсуа открывался и закрывался, но больше он не издал ни звука.
– Даже и не пытайся, – усмехнулся Норвежец. – Твои голосовые связки парализованы. Через несколько минут ты почувствуешь сильную усталость – такую сильную, что даже глаза будет трудно держать открытыми. А затем погрузишься в долгий, а если уж совсем точно – вечный сон. Твое тело рухнет вперед, на щиток управления лебедкой, и приведет в действие рычаг, управляющий механизмом крепления троса на блоках батисферы. Механизм откроется, и эта стальная игрушка отправится в долгий путь, из которого нет возврата. Ты понял меня?
Все, что удалось сделать провансальцу, – это опустить веки. Яд проник во все главные мышцы его тела, и его отчаянные усилия встать ни к чему не приводили.
Норвежец мечтательно взглянул в усыпанное звездами небо, похлопал оператора лебедки по спине и отправился в кубрик – пить вместе с матросами анисовую водку и лениво перебрасываться засаленными картами.
28
Спустя полчаса – батисфера уже опустилась на глубину свыше пятидесяти пяти метров – ее оболочку сотряс мощный удар, словно бы произведенный металлическим предметом. Оскар почувствовал толчок, за которым немедленно последовала еще одна встряска.
– Что это? – тревожно спросил он. – Похоже, в наш «Наутилус» что-то врезалось.
Гумбольдт повернулся к инженеру.
– У нас проблемы, мсье Ипполит?
– Пока не знаю. – Француз нахмурился, потянул один рычаг, другой, пощелкал переключателями. Однако погружение не прекратилось – наоборот, убыстрилось, но теперь аппарат двигался какими-то странными рывками. – Проклятье! – воскликнул Рембо. – Автономное управление отказало. Надо полагать, наверху случилось…
Он включил переговорное устройство.
– Франсуа, что там у вас происходит?
Ответа не последовало. Из громкоговорителя доносилось только негромкое шипение.
– Франсуа!!!
Шум и шипение стали громче. Батисферу трясло и болтало. Рембо крепко сжал губы и скомандовал: – Океания, займи свое место и пристегнись!
– Но, папа…
– Делай, что тебе говорят!
Ворча под нос, девушка опустилась в кресло, но едва успела застегнуть ремень, как новый, еще более мощный толчок сотряс «Наутилус». Журналы регистрации показаний, измерительные приборы и инструменты посыпались со стеллажей на пол, покрытый деревянной решеткой.
– Бог мой! – Рембо едва успел ухватиться за подлокотник, а тем временем вокруг словно разверзлась преисподняя. Ледяная соленая вода хлынула с потолка прямо в кабину. Раздалось оглушительное шипение, и на барабанные перепонки навалилась невероятная тяжесть. Лампы погасли, все погрузилось в синеватые сумерки, затем светильники вспыхнули вновь – но гораздо слабее.
Оскара швырнуло вперед, и если бы он не был пристегнут, размозжило бы об стальную стенку кабины. Нагрудный ремень лопнул, и юноша повис на том ремне, который охватывал его бедра, пытаясь нащупать в темноте хоть какую-то опору. Батисфера вращалась и раскачивалась из стороны в сторону, а через невидимую течь в верхней части кабины внутрь проникало все больше воды. Она уже покрыла пол и добралась до его башмаков. За внешней оболочкой аппарата что-то бурлило и клокотало.
Внезапно Рембо, до сих пор изо всех сил цеплявшийся за один из стеллажей, начал словно белка карабкаться вверх по железному трапу.
– Что ты делаешь, папа? – закричала Океания, но ее голос потонул в оглушительном шуме, заполнявшем кабину подводного аппарата.
– Мы проваливаемся в глубину! Необходимо перекрыть вентиль, иначе мы потонем как крысы в ведре с водой.
– Подожди, я помогу тебе!
– Ни в коем случае! Оставайся на месте!
Не обращая внимания на слова отца, Океания отстегнула ремень, ухватилась за трап и начала подниматься.
– Ты не справишься в одиночку – вентиль слишком тугой. – Взобравшись наверх, девушка отстегнула от пояса с инструментами гаечный ключ. Просунув его между спицами железного маховика на потолке кабины, она снова крикнула. – Давай, берись! Ключ сработает как рычаг. Если мы навалимся вместе, должно получиться…
Отчаянными усилиями инженер и его дочь в конце концов умудрились укротить сорванный вентиль. После трех оборотов ключа ледяной поток воды превратился в тонкую струйку, а вскоре совсем иссяк. Однако в кабине вода стояла уже по щиколотку, а весь экипаж промок до нитки. Дрожа и стуча зубами, Оскар протянул руку Океании, чтобы помочь ей спуститься.
– Что же все-таки случилось? И как внутрь батисферы попала вода? В чем дело?
– Очевидно, оборвался главный шланг. Через него в «Наутилус» поступали воздух и электроэнергия, – то, что необходимо для людей и приборов.
– Почему же тогда до сих пор горит свет?
– На случай аварийной ситуации на борту имеется резервный аккумулятор, но его хватит ненадолго. Необходимо как можно скорее выяснить, что произошло, и исправить поломку!
Рембо уже приник к приборам на пульте управления. Задорный хохолок на его затылке промок, как и все остальное на нем, и слипся темными прядками. Очки конструктора запотели.
– Спаси нас Господь, но мы продолжаем погружаться! – наконец с нескрываемым ужасом произнес он. – Сейчас мы на глубине семидесяти метров, и конца этому пока не предвидится.
– Какова скорость погружения? – спросил Гумбольдт.
– Чуть больше метра в секунду.
– А глубина моря в этой точке? – произнося это, Гумбольдт одновременно отстегивал ремни.
– Точно не могу сказать. Более двухсот метров, возможно, даже и триста. В этом месте сонар постоянно испытывал какие-то помехи.
– Проклятье!
Оскар испуганно переводил взгляд с инженера на Гумбольдта и обратно.
– Что это значит? Мы тонем? Трос оборвался?
– Исключено, – решительно возразил Рембо. – Трос изготовлен из самой высококачественной стали и испытан на разрыв. Он выдерживает более двадцати пяти тонн.
– Но что же все-таки случилось? – Оскара охватила паника. Здесь, внизу, было холодно, ужасно холодно, а резко возросшее давление в кабине, казалось, вот-вот разорвет барабанные перепонки.
– Сейчас не время ломать над этим голову, – отрезал Рембо. – Возможно, по недосмотру сработало устройство, которое удерживает трос на блоках батисферы, хотя, с моей точки зрения, это просто невероятно. Для этого надо одновременно нажать несколько кнопок на пульте управления паровой лебедки и перевести главный рычаг в переднее положение. Человек в здравом уме так ошибиться не может, а Франсуа – опытнейший оператор.
– Может быть, дело вовсе не в ошибке. – Губы ученого сжались так, что рот стал похож на лезвие. В желтом свете аварийного светильника черты его лица казались неестественно резкими.
– Не в ошибке? Что вы имеете в виду, мсье?
Гумбольдт коротко взглянул на инженера.
– Помните ли вы, что я рассказывал вам о покушениях на нас в Афинах и Париже? О странном преследователе на автомобиле?
– Вы полагаете, что и это может оказаться покушением на вашу жизнь? – В глазах Рембо появилось сомнение. – Но как этот человек мог попасть на борт «Калипсо»? – Он упрямо набычился. – Нет, я убежден, что в данном случае ошибаетесь именно вы, мсье Гумбольдт!
– Прошу прощения, но сейчас это не имеет ни малейшего значения, – вмешалась Океания, не отрывая взгляда широко открытых глаз от шкал приборов. – У нас другие, гораздо более насущные проблемы. «Наутилус» тонет, и мы ничего не можем с этим поделать.
Спорщики умолкли и прислушались. Потрескивание внешней оболочки батисферы явно усиливалось. Снаружи доносились скрежет и визг металла, похожие на вопли погибающего животного.
– Давление растет, – вполголоса произнес Гумбольдт. – Каков верхний предел для внешней оболочки?
– Восемьдесят метров, от силы сто, – ответила Океания. – Мы с отцом совершенно не предполагали, что «Наутилусу» придется опускаться до предельно допустимых глубин.
– Самым слабым звеном в конструкции являются иллюминаторы, – пояснил Рембо. – Если глубина будет продолжать расти, вода просто выдавит их из пазов. Если бы я знал, что произойдет нечто подобное, я бы, несомненно…
– Прошу вас, тише! – Океания впилась глазами в приборную доску, словно пыталась силой взгляда остановить погружение.
Оскар испуганно взглянул сквозь толстое стекло. За бортом, словно черный дым, клубилась тьма.
– Что показывает глубиномер? – спросил Гумбольдт.
– Сто десять метров. – В лице Океании не осталось ни кровинки. Снова раздался скрежет. Теперь сомнений не оставалось – батисфера пела свою предсмертную песнь. В ближайшие минуты всех, кто находится в кабине подводного аппарата, ждет ужасная смерть.
Оскар в полумраке вцепился в руку ученого, а Гумбольдт притянул юношу к себе, словно желая защитить в последний миг.
– Мне бесконечно жаль, что я втянул тебя во все это, – негромко проговорил он. – Я полагал…
– Все в порядке, – возразил Оскар. – Я сам этого хотел. А последние несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я не променял бы их ни на что на свете.
– Это правда?
– Кто же станет врать в такую минуту!
В это мгновение новый сильнейший толчок сотряс «Наутилус». Оскар рухнул на колени, едва не врезавшись лбом в стальную приборную панель, и лишь инстинктивное движение в сторону спасло его.
Стальной шар покачнулся, затем немного сместился и застыл. Треск и скрежет прекратились.
Люди в кабине настороженно вслушивались в звуки за бортом. Но, кроме звона немногочисленных воздушных пузырей, поднимающихся к поверхности, вокруг царила тишина. Рембо, пошатываясь, направился к пульту управления и воспаленным взглядом окинул шкалы приборов, постучал по стеклу одного из них, словно не веря своим глазам. Оскар услышал, как инженер бормочет:
– Непостижимо! Сто пятьдесят метров!.. Так глубоко не погружался ни один человек на земле!
– Что происходит? – спросил Гумбольдт. – Мы остановились?
Инженер стремительно повернулся к спутникам. Его глаза сияли.
– Песчаное дно, – проговорил он. – Господь Бог подстелил нам соломки!
29
Страх буквально парализовал Шарлотту. Отвратительного вида мужчина с темными кругами вокруг глаз склонился над ней и тянулся костистыми пальцами к ее шее. Затем она почувствовала, как ее схватили и начали трясти.
– Проснитесь, мадмуазель! Проснитесь же!..
Со сдавленным криком Шарлотта открыла глаза. Сначала она не могла понять, вернулась ли к действительности, или все еще продолжается сон. Мужчина все еще был здесь, но выглядел уже не так кошмарно. А в следующее мгновение она узнала в нем капитана «Калипсо».
– Мадемуазель!
Она отпрянула и натянула одеяло до подбородка.
– Что вам понадобилось в моей каюте?
– Одевайтесь и следуйте за мной, пожалуйста!
Распахнулась дверь соседней каюты. В проеме возникла Элиза в длинном ночном пеньюаре.
– Что здесь происходит? – недовольно поинтересовалась экономка.
Она обменялась с капитаном несколькими словами, после чего в ее голосе зазвучала растерянность. Моряк говорил торопливо, взволнованно жестикулируя, а затем торопливо покинул каюту.
Что-то случилось. Шарлотта вскочила, окончательно стряхнув с себя сон.
– В чем дело, Элиза? Ты что-нибудь понимаешь?
– Мы должны подняться на палубу, – проговорила Элиза. – Одевайся, и побыстрее!
Через пару минут обе женщины были на главной палубе. Здесь уже собралась половина судовой команды. Матросы обступили паровую лебедку и выносную стрелу, служившую для спуска батисферы на воду. На пульте управления лебедкой грузно высилось неподвижное тело оператора – симпатичного толстяка-провансальца Франсуа. Его глаза были широко распахнуты, а кожа выглядела серой, как штукатурка. Рядом с Франсуа возился судовой врач, пытаясь прослушать его пульс. Наконец медик выпрямился, спрятал стетоскоп, пожал плечами и констатировал:
– Он мертв. Очевидно – инфаркт миокарда.
Шарлотта затаила дыхание.
Тем временем Элиза бросилась с расспросами к капитану, но тот лишь растерянно качал головой и разводил руками. Внезапно экономка отшатнулась и прижала обе руки к груди.
– Что? – воскликнула Шарлотта. – Что с «Наутилусом»?
С губ темнокожей женщины сорвалось рыдание.
– Он сказал, что зажимы, удерживающие трос на блоках, случайно открылись…
– Что это значит? Где батисфера?
Только теперь Шарлотта взглянула вверх, на стрелу лебедки. Стальной трос, на котором должен был находиться подводный аппарат, теперь свободно свисал со стрелы. Главный шланг, обеспечивающий «Наутилус» воздухом и электричеством, был оборван. За бортом едва слышно плескалось черное, как смоль, море.
Девушке понадобилось некоторое время, чтобы полностью осознать весь ужас случившегося.
Страх ледяными тисками сжал ее сердце.
– Не может быть, – прошептала она. – Это невозможно…
– К сожалению, это так, дорогая моя.
– Но нужно же что-то предпринять! Необходима спасательная операция!
– Да, да, – словно не слыша ее, пробормотала Элиза. – Рычаг, кнопки, какой-то переключатель… Капитан говорит – невероятно, совершенная загадка, как такое могло произойти… Он считает, что все случилось около получаса назад. Никто ничего не видел и не слышал. Последовал сильный толчок в результате обрыва шланга, сработала тревожная сигнализация. Вахтенные бросились на палубу и обнаружили тело Франсуа, навалившееся на приборную панель. Сначала они решили, что оператор заснул, но потом оказалось, что он не дышит. Трос висел свободно, а «Наутилуса» на нем больше не было…
– Может быть, он плавает где-нибудь неподалеку? У батисферы полый корпус, и она могла бы…
– «Наутилус» весит несколько тонн, и его объема недостаточно, чтобы удержать на плаву такую массу. По словам капитана, он камнем пошел ко дну… О, мое бедное дитя!.. – Элиза обняла девушку и прижала ее к груди.
Однако Шарлотта и не думала сдаваться. Оттолкнув Элизу, она воскликнула:
– Мы должны спасти их! Неужели не существует ни единой возможности поднять аппарат на поверхность? Если люки и иллюминаторы выдержали давление на глубине, то воздуха в кабине хватит, чтобы все четверо смогли продержаться несколько часов. Какая здесь глубина?
Элиза только пожала плечами.
– Ну так спроси же капитана! Ты же знаешь, что я не понимаю по-французски.
– Я уже задавала этот вопрос, – ответила Элиза. – Он считает, что нет ни единого. Все, кто находился в «Наутилусе», давно погибли.
Шарлотта вскинула голову.
– Как? Но ведь этого просто не может быть! Глубина здесь не так уж велика. И с помощью того же сонара можно обнаружить, где находится батисфера!
– Даже если бы мы точно знали, где она находится, длины троса все равно не хватило бы! – возразила Элиза. – В нем всего около ста метров, а батисфера находится гораздо глубже, причем неизвестно, на какой именно глубине. Хуже всего то, что зонд-приемник сонара находился на «Наутилусе» и пропал вместе с ним. Значит, и сонаром мы не можем воспользоваться для поисков. Измерения, произведенные здесь накануне, показывали глубину от двухсот до трехсот метров. «Наутилус» не рассчитан на такое давление.
Шарлотта уронила голову.
– Но мы же не можем сидеть сложа руки!
– А что поделаешь? Капитан уже принял решение развернуть «Калипсо» и взять курс на Афины, – прерывающимся голосом проговорила Элиза. – Он обязан проинформировать о случившемся греческую береговую охрану. – Она взяла руки Шарлотты в свои. – Все, что мы можем сейчас – это молиться за их души…
…Течь в вентиле была устранена, и вода перестала прибывать. Гидроизоляция проверена, осмотрен каждый квадратный сантиметр внутренней обшивки, которая оказалась в отличном состоянии. «Наутилус» выстоял, по крайней мере, пока.
Однако Оскар дрожал, как осиновый лист. Обхватив себя руками, он пытался согреться, но это нисколько не помогало. Термометр в кабине показывал всего несколько градусов выше нуля, а их одежда была совершенно мокрой. Сталь оболочки батисферы, казалось, сама источала леденящий холод. Отрезанные от мира, на глубине ста пятидесяти метров ниже уровня моря, окутанные кромешной тьмой, все, кто здесь находился, были обречены.
Несмотря на это, юноша пытался сохранять хладнокровие. Не сдавались и остальные члены экипажа.
– Он выдержал, выдержал, выдержал, – хрипло твердил Рембо, не прекращавший удивляться надежности своего детища. – Я просто поражен!
– Сколько у нас воздуха для дыхания? – спросил Гумбольдт. Важнее этого вопроса сейчас не было ничего.
Инженер ответил не сразу.
– Часа на два, возможно, даже на три. Есть еще небольшой запас сжатого воздуха в баллонах, в крайнем случае, мы можем использовать и его. Но гораздо важнее сейчас тепло. Если мы не избавимся от мокрой одежды, то погибнем от переохлаждения раньше, чем от удушья. Могла бы помочь энергичная работа, движение, но при этом мы затрачиваем гораздо больше кислорода, а нам нужно беречь его запас. Будем двигаться – задохнемся, будем сидеть неподвижно – замерзнем. Куда ни кинь – всюду клин!
– Но ведь у нас есть водолазные скафандры, – напомнила Океания. – Внутри они обшиты плотной шерстяной тканью, а снаружи покрыты резиной. В них вполне можно согреться!
– Отличная идея, малышка, – обрадовался Рембо. – Вынимай-ка их, да поживее!
Девушка распахнула дверцу под трапом, за которой открылась ниша с полками. На них находились четыре латунных шлема и столько же мешковатых резиновых костюмов. Резина была жесткой и скверно пахла, но Оскару было совершенно все равно, лишь бы поскорее согреться.
Проверив размеры, Океания подобрала каждому подходящий костюм. Скафандры оказались на удивление тяжелыми, спереди они застегивались на длинную застежку-молнию, а на запястьях и щиколотках плотно перетягивались кожаными ремешками, чтобы воспрепятствовать проникновению воды внутрь.
– Конечно, сшиты они не по фигуре, – сказала Океания, заметив, как Оскар скептически разглядывает доставшийся ему скафандр, – но это совершенно не важно. Главное, что они у нас есть.
– И ты считаешь, что эта резина способна защитить от холода?
– Ты просто не в курсе. Дело в том, что внутрь скафандра накачивается воздух под давлением. Он-то и служит теплоизолирующей прокладкой. Но все равно нужно побольше двигаться. Четыре градуса выше нуля – не так уж много.
Пока Оскар раздумывал, Гумбольдт поспешно сбросил с себя брюки и свитер и принялся натягивать скафандр.
– Первым делом – согреться, – бормотал он, преодолевая дрожь. – А там можно подумать и о том, как выбраться из этой ловушки…
– Выбраться? – Рембо недоуменно взглянул на ученого поверх очков. – Мсье, я вижу, вы верите в чудеса!
