Текст книги "Высокие башни"
Автор книги: Томас Костейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 1
Жан-Батист ле Мойн, господин де Бьенвилль, крикнул: «Готовь пушки!» – и услышал топот оружейной команды, спешившей выполнить приказ.
Уже были выбиты крепящие клинья, а цапфы смазаны жирной смазкой. Шевалье де Лигондез, который командовал верхней батареей, вместе с де Бьенвиллем наблюдал за тем, как обильно смачивали в воде полотна и одеяла и размещали их рядом с орудием на случай, если палубы загорятся. Перед тем как открыть огонь, следовало предусмотреть великое множество разных вещей.
Де Бьенвилль подошел к ближайшему иллюминатору и выглянул. Ярко светило солнце, и три английские корабля, поспешавшие на рейд у форта Нельсон, были хорошо видны. Первым шел тяжелый, около пятисот тонн, фрегат, и на нем могло находиться около пятидесяти орудий. Фрегат выглядел весьма угрожающим. Над Гудзоновым заливом дул сильный ветер, но эти три корабля держались в одну линию и пытались не нарушить строй, де Бьенвилль многого насмотрелся во время долгого путешествия по суровому морю – высокие мрачные скалы заливов, дрейфующие огромные айсберги, поразительная игра огней в небесах по ночам, тишина, пустота, и ощущение, будто они прибыли в иной мир, где царствует смерть. Ничего на него не подействовало так сильно, как вид этих трех судов, представляющих врага. «Пеликан» был один, остальные французские суда отстали, проходя через проливы. Значит, счет будет – три-один, создавалось сложное положение, но с ними был Д'Ибервилль. За ними оставался форт Нельсон с гарнизоном, жаждавшим крови французов.
Шевалье де Лигондез, поспешая, задал вопрос:
– Они далеко находятся?
– Через полчаса их орудия начнут петь, – ответил де Бьенвилль. – Он неохотно добавил: – Все в порядке. Впереди идет «Хэмшир», и это крепкий орешек.
Де Лигондез подошел к цистерне с водой, в которую добавили бренди, но не для того, чтобы укрепить людей, а чтобы нейтрализовать вкус соленой воды и чтобы у людей не болел желудок. Он начал пить. Руки у него тряслись, вода расплескалась.
– Мой храбрый Жан-Батист, мы расколем этот орешек, – сказал он. Ему было шестнадцать лет, он еще не брился. Голос у него дрожал, и он ничего с этим не мог поделать.
Вскоре к ним подошел командир судна, чтобы все в последний раз проверить. Глаза Д'Ибервилля горели холодным синим пламенем. Он был одет, точно собирался посетить двор – в кружевах на запястьях и на шее, а с жилета свисала тяжелая золотая цепь.
– Ну, дети мои! – громко воскликнул он. – Приближаются англичане. Нам придется брать их на абордаж, но я надеюсь, что это лекарство, – он показал на орудия, – окажется весьма действенным. Вы услышите приказ. Проследите, чтобы стреляли все орудия от носа до кормы. Дети мои, я надеюсь на артиллерию. Он еще раз сверкающими глазами оглядел орудия. – Через час поверхность залива Морт будет покрыта поджаренной говядиной и вареным картофелем.
Орудийные команды зашлись в хохоте, де Бьенвилль с гордостью отметил, что присутствие брата подбадривает людей – впрочем, так было всегда. Вид Д'Ибервилля, раскатистый звук его голоса, юмор его высказываний… При этом даже самый трусливый человек на свете был готов без оружия сражаться с врагами.
– Я хочу кое-что вам сказать, мсье де Бьенвилль, – обратился Д'Ибервилль к брату.
Они остановились перед огромным полотном, которое висело перед бочками с порохом, чтобы спасти их от случайной искры. Командир взглянул на младшего брата и похлопал его по спине.
– Жан-Батист, тебе в первый раз придется понюхать порох, молодец, выглядишь вполне спокойным. Ты принадлежишь к семейству ле Мойн, и по-другому не может вести себя сын старого мсье Шарля. Я знаю, ты и дальше будешь вести себя достойно, но смотри, не перестарайся. Ты помнишь свое обещание нашему брату Шарлю?
– Да, Пьер… Я хочу сказать, мой капитан.
Пьер заскрежетал зубами, вспомнив о гибели дорогого Луи: она настигла его шесть лет назад во вражеских темных водах.
– Ты не должен кидаться под пули. Вот и все. Возвращайся на свой пост и пусть Наш Милостивый Господь Бог, – он перекрестился, – и Все Святые в раю помогут тебе, мой дорогой Жан-Батист.
Де Бьенвилль поколебался, а потом сказал:
– Мой капитан, позволь мне задать вопрос, – от смущения он не поднимал глаз. – Я пытался задать этот вопрос тысячу раз, но… никак не мог решиться. Если я его сейчас тебе не задам, возможно, позже мне не представится подобного случая.
– Спрашивай побыстрее.
Жан-Батисту стало ясно, что Д'Ибервилль был занят другими, более важными проблемами.
– Тебе известно, что я был сильно влюблен. Мадам Хеле была на «Ферране», когда судно вышло из Квебека за день до нашего отплытия. Я видел ее на палубе, мсье де Марья стоял рядом с нею. Мне показалось, что у нее очень хорошее настроение. Мадам громко хохотала и была красиво одета. Тебе известно, что люди говорят, будто она и де Марья часто бывали вместе в Квебеке? Мне сказали, что все об этом сплетничают.
– До меня действительно доносились подобные разговоры, – Д'Ибервилль ободряюще похлопал брата по плечу. – Их видели вместе, и де Марья скакал вокруг мадам, как старый игривый козел. Жан-Батист, хочу дать тебе совет. Выброси мадам Хеле из головы. Она – очень хорошенькая, но она исчезла из твоей жизни, и ты должен поблагодарить судьбу за это.
Казалось, ноги несут его прочь, но старший брат заставил себя остановиться, чтобы дать еще один совет:
– Очень скоро, дружище, ты увидишь… Париж и другие части света глазами взрослого мужчины. И если нам поможет Бог, мы отправимся в другие теплые моря на юге. Ты сам узнаешь, что в мире полно красавиц, и каждая из последующих прекраснее предыдущей. Их на свете настолько много, что человеческое желание перелетает от одной к другой, как пчела над корзинкой спелых прекрасных фруктов. Ты так скоро забудешь свою маленькую вдовушку, что я за это время еще не смогу очистить залив Морт от англичан.
Де Бьенвилль понимал, что брат прав, но был уверен, что никогда не сможет забыть прелестную Мари… Мир, возможно, полон чудесных женщин, но в его памяти будет вечно жить ее светлый образ. Он отправился к орудиям, продолжая Думать свои горькие думы, но не забывая внимательно оглядывать ряды орудий.
Пусть капитан прикажет установить вертлюги на рельсы, – сказал ему де Лигондез. – Мне хотелось, чтобы он приказал мне оставаться здесь, ведь я хочу быть в курсе событий и следить за англичанами.
Де Бьенвилль ответил ему с таким же жаром:
– Эта батарея поможет нам одержать победу, мы будем палить изо всех сил!
Они были почти одного роста и, стоя лицом к лицу, юноши, казалось, несмотря на юность, рвались в бой. Но дальнейший их разговор свидетельствовал о другом.
– Жан-Батист, – шепнул де Лигондез, – надеюсь, мне не станет плохо. Я что-то странно себя чувствую. Рассказывают, что в начале сражения часто людей выворачивает наизнанку.
– Капитан предупредил меня и посоветовал посильнее затянуть пояс. И еще он сказал, что это не страшно, многим храбрым людям становилось дурно во время сражения.
– Но, – де Лигондез с сомнением покачал головой, – что подумают остальные матросы? Мне не хотелось бы предстать перед ними трусом!
Д'Ибервилль расхаживал на юте. Он нахмурил брови и не сводил взгляда с вражеских судов. Они приближались достаточно медленно. На «Хемпшире», следующим первым, еще оставались главные паруса, но на «Деринге» и «Гудзоновом заливе» оставались только топсели.
У командира французского судна возникла проблема – «Деринг» и «Гудзонов залив» были зафрахтованы торговой компанией – они везли провиант для гарнизона в форт Нельсон. Обычно атаковывали сопровождающее судно, а после того как с ним разделывались («Если Господь Бог и добрые святые благословят меня на победу»), нападали на торговые суда. Но если он сейчас займется «Хемпширом», остальные два корабля могут скользнуть к рейду, а форт хорошо укреплен и если у него вдоволь продовольствия и запасов, он сможет выстоять в течение долгого времени, поэтому ему необходимо было в первую очередь не позволить кораблям приблизиться к рейду.
Д'Ибервиллю было трудно принимать подобное решение, он понимал, что если сразу нападет на «Хемпшир», то сможет его уничтожить с минимальными потерями. Если даже на «Хемпшире» не спустят паруса, капитан Флетчер с английского судна не сможет обогнать «Пеликан», и инициатива останется в руках Д'Ибервилля. Д'Ибервилль видел, как Флетчер расставлял команду по местам, ожидая нападения. Англичанин развернулся. Если бы «Пеликан» смог прямо сейчас нанести удар! Д'Ибервилль чувствовал в руках близкую победу, и с языка у него чуть не сорвалась команда начать атаку.
Но в это мгновение, подобному истинному гению, он решил пока не нападать на «Хемпшир». Он станет атаковать оба торговые корабля, а «Хемпшир» не сможет вступить в бой. Ему придется полагаться на свое уменье, чтобы поймать Флетчера в нужный момент, когда тот прикажет поднять дополнительные паруса.
– Развернулись!
Команда была опытная, члены экипажа сразу повиновались приказу. Но следующий приказ всех поразил, как поразил бы залп вражеских орудий. Офицеры не могли поверить собственным ушам. Им приказали оставить «Хемпшир» в покое, атаковать «Деринг», второе судно в прерванной цепочке кораблей! Но офицеры обязаны повиноваться приказам, и все начали действовать. По вантам забегали матросы, через несколько секунд поднялся новый парус. На палубе канониры замерли на постах. Маневр прошел настолько чисто, что Д'Ибервилль крикнул с юта:
– Храбрецы! Пусть теперь ударит молния! Английский капитан сразу понял, что Д'Ибервилль его перехитрил. Флетчер быстро поднял паруса и попытался поймать ветер и атаковать «Пеликана» с тыла. Но помочь «Дерингу» он уже не мог.
С расстояния трехсот ярдов команда Д'Ибервилля «Снести мачты!» принесла плоды – вниз упала грот-мачта. Несчастному «Дерингу» ничего не оставалось, как удирать, и корабль, «хромая», отправился на северо-восток на всех парах, даже и не думая отправляться в форт Нельсон с провиантом и запасами снарядов, находящимися у него в трюмах.
Д'Ибервиллю сейчас следовало держаться своей необычной стратегии. Если он прибавит парусов и помчится вперед, что сможет таким же образом расправиться с «Гудзоновым заливом». («Господь Бог дал мне отличных артиллеристов!») Но если ему не удастся повредить второе торговое судно, оно с помощью дополнительных парусов прорвется к рейду и поможет своими грузами форту. Тут трудно заранее все просчитать, иногда приходится полагаться на удачу!
Но другим проявлением гения является изменение планов в то время, когда их начинают исполнять, и импровизация приносит великолепные результаты. Что-то случилось, и Флетчер попытался уйти к югу, чтобы воспользоваться попутным ветром, и сейчас пристраивался позади «Пеликана».
Д'Ибервилль приказал сделать разворот. Он даже рискнет неудобством подветренного положения, чтобы быстро расправиться с англичанином, оставаясь между торговым судном и рейдом.
Это была удивительная идея! Д'Ибервилль отдал следующий приказ: «Поднять паруса!» – и они забились по ветру, «Пеликан» набрал скорость. Всем стало понятно, даже столпившимся в возбуждении на палубе «Гудзонова залива», которых так бесцеремонно вывели из игры, что вскоре проследует жестокая битва, это будет подобно сражению гладиаторов, которые убивают врага одним ударом, и все будет закончено в считанные минуты.
– Хозяин, – сказал слуга Д'Ибервилля, – ваш камзол! Командир, не поворачиваясь, сбросил красивый камзол на руки слуги. Потом быстро сорвал длинную золотую цепь с шеи: она были слишком длинной и могла помешать во время битвы, сбросил башмаки, решив драться в чулках, чтобы не поскользнуться на палубе во время абордажа.
Слуга из Лонгея оставался рядом с хозяином, и его бледное лицо возвышалось над грудой атласа, которую он держал в руках. Он оставался на месте во время боя – боялся не за себя, а за своего хозяина.
– Мсье Пьер, я никому не отдам ваш камзол, берегите себя!
Никогда прежде морское сражение не заканчивалось настолько быстро и решительно. Флетчер не успел развернуться, как его догнал «Пеликан», Они плыли рядом, и «Хемпшир» пытался оттеснить в сторону французское судно. С «Хемпшира» раздались залпы мушкетов, – они обрушились на оснастку и палубы судна Д'Ибервилля. Слуга Д'Ибервилля пытался спокойно наблюдать за происходящим, но ему казалось, что звук выстрелов напоминает звуки града, изо всех сил «лупящего» по густым лесам в окрестностях Лонгея. Ему слышались отовсюду крики, он понимал, что некоторые пули нашли свою цель. Слуга напрягся, когда почувствовал, как «Пеликан» замедлил ход.
– Цельсь!
Д'Ибервилль поднял вверх руку. Его команду передали дальше, раздались громки залпы орудий. На расстоянии ярда орудия поливали смертельным огнем корпус вражеского корабля.
Орудия англичан сразу дали ответный огонь, но они чуть запоздали, и от отдачи заряды летели не точно в цель. Они разорвали оснастку французского корабля, поломали мачту, оставляли огромные дыры в парусах. Некоторые заряды повредили корпус, и отверстия находились слишком близко от ватерлинии.
Но «Хемпширу» досталось гораздо сильнее. Первый залп наделал отверстий в корпусе, и корабль качался и наклонялся, вода проникала через отверстия. Им не представился шанс для нормального ответного удара! Насосы не работали, оснастка почти полностью отсутствовала и не слушалось рулевое колесо. Кроме того, корабль поразил смертельный удар «в брюхо». Чудесное судно клонилось во все стороны, как раненый гладиатор. Казалось, судно тонет, мачты наклонились, и команда полезла на ванты, как муравьи, ожидая, что судно затонет в любую минуту.
– Хозяин, ваш камзол, – послышался голос слуги.
Д'Ибервилль тяжело дышал в предвкушении минуты триумфа. Он быстро накинул камзол и натянул дорогие башмаки с роскошными пряжками.
– Жиль, мы победили!
– Конечно, хозяин.
Слуга вдруг отвернулся и быстро побежал к каюте, чтобы там окончательно прийти в себя.
Через час все было закончено. «Хемпшир» утонул, над «Гудзоновым заливом» появился белый флаг, а «Деринг» помчался прочь на всех парах и исчез за горизонтом.
Д'Ибервилль читал молитву, стоя у ограждения палубы, и наблюдал, как плавала вокруг лодка, которую он спустил, чтобы подобрать с затонувшего корабля оставшихся в живых.
– Прошу тебя, Боже, – тихо говорил Пьер, – чтобы погибшие сегодня получили Твое прощение. Это были настоящие солдаты, они больше привыкли сражаться, чем читать молитвы. Эти бравые парни встретили смерть без подготовки, у них не было времени подумать о душе. Господи, они заслуживают милости Твоей! Такой же, как те, кто спокойно находится в тепле дома и никогда собой не рискует, выполняя Твои планы! Господи, прими с милостью моих людей, погибших сегодня.
Как позже стало известно, у него не было повода молить о милости Бога. Корабельный врач на секунду вышел на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Его руки были в крови по локоть, и командир приблизился к нему с робостью столь нехарактерной для него.
– Мсье Жан, каковы наши потери? Врач ему ответил быстро и почти весело:
– Мой капитан, у нас нет погибших. Семнадцать человек ранены, но я надеюсь, что с ними все будет в порядке. Конечно, кое-кому придется расстаться с рукой или ногой. Но разве мы станем беспокоиться о нескольких ногах или руках, потерянных в заливе Морт, если ни единая душа канадца не отправится отсюда в последний путь на небо?!
Д'Ибервилль все еще не мог успокоиться.
– Как дела у моих офицеров? Сколько раненых?
Но врач продолжал говорить также уверенно и спокойно.
– Конечно, мой капитан. Хорошие офицеры всегда находятся в гуще событий, а у нас служат только хорошие офицеры. Шевалье де Лигондез получил занозу в ногу, Руер де ла Карбоньер сломал локоть, – врач начал колебаться, – мсье де Бьенвилль…
Д'Ибервилль быстро перебил его.
– Он пострадал? Сильно?
– Его задело осколком снаряда. К сожалению, пострадала рука, но, мой капитан, рана не очень серьезная. Его отбросила взрывная волна, и его нашли не сразу. Мсье де Бьенвилль потерял много крови. Но не беспокойтесь, клянусь, я вскоре поставлю его на ноги, и у него… останется только большой шрам.
Глава 2
Французский флаг развевался над фортом Нельсон, Д'Ибервилль шагал очень твердо, когда вышел из дома губернатора и пошел по двору. Он заметил, что из-за угла за ним наблюдал один из детей гарнизона, Пьер остановился, широко улыбнулся и сказал по-английски:
– Привет, малыш. Ребенок серьезно ответил:
– Привет!
Д'Ибервилль собирался посетить палату для раненых и больных, и ему хотелось подкрепиться перед визитом. Он постучал в дверь кухни и попросил:
– Подайте мне стакан вина.
Через дверь высунулась рука со стаканом в ней, а потом показалось неприязненное лицо англичанина. Пьер сказал:
– Хорошо, что вы меня предупредили заранее, потому что это пойло никак не напоминает вино.
Он сделал второй небольшой глоток кислятины и продолжил, жестикулируя стаканом:
– Послушайте, англичане и французы постоянно дерутся. Иногда выигрываете вы, иногда – мы. Но могу сказать абсолютно точно: французы всегда делали вино лучше, чем англичане.
Проходя снова двором, Д'Ибервилль внимательно взглянул на небо. У него был вид человека, который знал, что временами течение истории зависит от погоды. Небо оставалось чистым, ясным и синим, но кое-где заволакивало серым – значит скоро холода. Дул сильный ветер, флаг словно летел по воздуху, по временам в воздух поднимались сухие листья, перелетавшие через ограду. Пока Д'Ибервилль смотрел в небо, он увидел, как огромная стая диких гусей поднялась над вершинами деревьев и в точном строю пролетела у него над головой.
Стояли последние дни, когда можно было воспользоваться водным путем, и он понимал, что не вправе больше задерживать отплытие судов, потому что вскоре окончательно замерзнут проливы. Ему следовало покинуть эти места давно, но шел шторм с северо-востока, эту случилось на следующий день после битвы. Шторм обрушился с такой силой, что «Пеликан» сорвался с якорей, и его выбросило на берег. Судно треснуло посредине киля, и трюмы наполнились водой. Раненых с трудом переправили на берег на лодках и плотах. Сразу стало ясно, что «Пеликана» не смогут вовремя подготовить к возвращению во Францию, и Д'Ибервилль решил использовать «Профонд», один из мелких кораблей, оставшихся в проливе и потому прибывших через несколько дней после битвы. Оказалось, что судно тоже пострадало, ремонтные работы затянулись, – видимо, для их окончания понадобится еще одна неделя.
Д'Ибервилль снова взглянул на небо и решил отправляться в путь немедленно.
Крытый проход вел от северного бастиона форта, до помещения, где находились раненые. Д'Ибервиллю нужно было зайти туда, и он в который раз удивился – почему врачам так нравилось работать в изоляции и полумраке? Он сам, конечно, понимал, что врачи работали в темных углах замков, в подвалах таверн или в зловонных трюмах судов не по собственному выбору. Они просто брали то, что им предлагали, и пытались отлично работать в подсобных условиях, пытаясь вылечить раненую или больную плоть, оперируя и леча людей при мерцающем свете факелов. Им удавалось спасти больше жизней, чем можно было бы ожидать при подобных ужасных условиях.
Д'Ибервилль стоял в небольшой и темной передней комнатке и ощущал неприятный запах боли и смерти. В этом непроветриваемом помещении хранились запасы трав. На противоположной стене на крюках висели рядами мешки и мешочки, в которых хранились травы и порошки. Д'Ибервилль обладал превосходным здоровьем, и он с отвращением прочитал названия: сыть длинная, скипидар, кассия, блошница дизентерийная, камнеломка, череда, тамаринд, чистотел…
– Господи! – пробормотал Д'Ибервилль. – Не позволю им никогда потчевать меня этой гадостью!
Он внезапно остановился, когда подошел к огороженному одеялами месту позади кладовки для трав. Там раздался громкий крик – высокий, безумный и почти нечеловеческий. Неохотно Пьер отогнул край одеяла и увидел, что хирург с помощниками ампутирует ногу матроса, привязанного к доскам помоста. Если бы Пьер не узнал раненого, он бы тотчас ушел отсюда.
– Эдуард, – услышал он голос хирурга, – живо подай раскаленное железо.
Человек, раздувавший очаг, сразу понес врачу ведро с углями, поверх которых лежал инструмент, похожий на кочергу с раскаленным до бела кончиком. Хирург окутал руку несколькими слоями полотна и взял «кочергу» за ручку, а потом приложил раскаленный конец инструмента к окровавленному обрубку ноги. Он резко водил рукой вверх и вниз, прижигая рану. В воздух поднялся сизый дымок, и комната наполнилась запахом горячей плоти. Раненый молчал, – он потерял сознание при первом прикосновении раскаленного металла к культе.
Помощники хирурга выпрямились и отступили от помоста. По их лицам тек грязный пот. Хирург прокричал:
– Аккуратно забинтуйте ногу. Но не очень туго, неумехи! Мне не нравится, когда ампутированные конечности начинаются отмирать…
Он подошел к Д'Ибервиллю, вытирая лицо полотенцем, использовавшимся во время операции.
– Вот и конец! Работа очень трудная, но мне кажется, я с ней хорошо справился. Мне всегда удаются операции на нижних конечностях.
– Это был Франсуа Мюро?
– Да, мой капитан. К счастью, он сильный человек. Д'Ибервилль облизнул губы.
– Неужели было необходимо ампутировать ему ногу?
– Мой капитан! – хирург был уверен в себе. – Могу вас уверить, если бы мы не удалили ногу, вскоре началась бы гангрена.
– Франсуа Мюро из Лонгея. Земля его отца расположена прямо за мельницей, когда мы были мальчишками, мы с ним часто гуляли вместе. Проследите, чтобы за ним был самый лучший уход.
– Прослежу, – энергично закивал головой хирург. – Я старался работать, как можно быстрее, чтобы помочь ему. Мой капитан, обычно я не теряю ни секунды и могу быстро ампутировать ноги.
– Он выживет?
– Клянусь, что выживет. Он сильный, как бык. Да, он будет до старости ковылять на одной ноге. Но у него было сильное кровотечение!
За экраном из одеял было темно, и душное зловонное пространство было настолько плотно уставлено кроватями, что санитары с трудом протискивались между ними. Все кровати были заполнены больными и ранеными. Люди лежали без ног, со сломанными ребрами, с лихорадкой. Среди них были те, кто поправлялся, и те, кто доживал последние минуты. Французы, раненые во время сражения, лежали вместе в одном конце помещения. Там было не так темно, воздух был чище и расстояние между кроватями было побольше.
Д'Ибервилль пробрался именно туда и увидел сидящего на кровати брата. От бинтов рука казалась огромной.
– Жан-Батист, у меня для тебя дурные новости. Мы отплываем завтра на рассвете.
Де Бьенвилль расплылся в улыбке.
– Какие чудесные новости! Я молился, чтобы Бог мне помог избавиться от этой вонючей дыры!
– Но ты с нами не поплывешь! Ты должен оставаться здесь и возвратиться домой весной на первом корабле.
Молодой офицер выпрямился на койке и начал тихо протестовать:
– Почему ты мне говоришь, Пьер, что я должен остаться здесь? Я хочу плыть с вами к Миссисипи!
Д'Ибервилль неохотно покачал головой.
– Братец, к несчастью, это невозможно. Ты еще недостаточно выздоровел, чтобы переносить предстоящие нам трудности. Мы поплывем на «Профонде». Я должен взять с собой несколько заключенных, и мне необходимо в оставшееся пространство загрузить как можно больше провианта. Путешествие будет очень трудным. Кроме того, существует опасность того, что нам придется зимовать во льдах и провести там несколько месяцев. Нет, Жан-Батист, я не могу взять тебя с собой, иначе я подпишу тебе смертный приговор.
– У меня хватит сил, – продолжал протестовать младший брат. – Мне нужно несколько дней подышать соленым воздухом, и тогда все будет в порядке.
– Но я не могу взять тебя, а остальных оставить!
– Здесь каждый верит, что с ним все в порядке.
– Это правда, мсье Пьер! – закричал мужчина из Лонгея, лежавший поодаль от Жан-Батиста. – Возьмите нас с собой! Мать милосердная Богородица, мы больше не можем оставаться здесь.
Д'Ибервилль понял, что к их разговору внимательно прислушивались. Послышался хор голосов – все хотели бы плыть на «Профонде». Никому не хотелось томиться восемь месяцев в заваленном снегом форте. Д'Ибервилль недовольно выслушал всех.
– Вам известно, что я отправляюсь во Францию, а не в Квебек?
Да, им это было известно, они сказали, что им все равно, куда плыть.
– На корабле нет места для здоровых людей, – продолжал говорить командир. – Что мне прикажете делать с ранеными и больными, которым постоянно требуется врач, уход и лекарства? Клянусь Святым Кристофером, что даже безногий Франсуа, если бы мог говорить, заявил бы, что он тоже готов плыть с нами завтра! – Пьер возмущенно огляделся. – Неужели вам неизвестно, что половина из вас погибнет еще до того, как мы доберемся до Франции? Ему ответил хор голосов:
– Если мы останемся в этой поганой дыре, то уж точно погибнем! Не оставляйте нас тут! Дайте нам шанс, мы готовы рискнуть.
Д'Ибервилль мрачно нахмурился.
– Ненормальные! Как я вас тут оставлю, когда вы мне говорите подобные вещи? Но я и с собой не могу вас взять, поскольку знаю, что для многих из вас это означает верную смерть! Что же мне делать?
Он, громко топая, отправился к выходу, но потом остановился.
– Все будет решать хирург. Я с ним соглашусь, никого слушать не стану и никто не смеет обжаловать его решение.
Все начали улыбаться – стало ясно, что их не волнуют слова врача.
