Текст книги "Высокие башни"
Автор книги: Томас Костейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
– Сын мой, ты не думаешь, что ее счастье быть с тобой? Филипп отрицательно покачал головой.
– Я ее прекрасно знаю, она уже наверняка все решила.
– Тогда, сын мой, я выполню твою просьбу. Ты – смелый и мудрый юноша, – священник благословил Филиппа. – Я хочу дать тебе один совет. Судя по всему, ты провел бессонную ночь и был все время на ногах. Отправляйся домой и ложись спать. Почивай долго и крепко, а когда проснешься, – настроение у тебя немного улучшится.
Барон больше не заговаривал с Фелисите о случившемся, что едва не испортило их отношения. Жизнь шла своим чередом. Каждый день они подолгу сидели напротив друг друга за письменным столом и разрешали сложные проблемы семейства ле Мойн. Несколько раз девушка показалась барону очень бледной, но он был настолько занят в те минуты, что позабыл упомянуть об этом.
Клод-Элизабет отличалась большей наблюдательностью и жалела Фелисите. Она не знала всю историю в деталях, но до нее доходили слухи. Баронесса не была сплетницей и не поощряла болтунов. Женщина понимала, что Фелисите нуждалась в сочувствии и поддержке.
Баронесса иногда приходила в кабинет с чашкой теплого молока, в которое было добавлено несколько капель бренди, и говорила, что пора заканчивать работу. Как-то раз она встала рядом с Фелисите и обратилась к мужу:
– Дорогой Шарль, я подозреваю, что ты себя ведешь подобно ужасным героям господина Мольера.
Фелисите пыталась выбросить из головы горькие мысли, но это ей не удалось. Девушка плохо спала и просыпалась очень рано, а потом ворочалась в постели до тех пор, пока не надо было вставать. По утрам, когда она еще лежала в полудреме, ей слышались шаги на улице. Она удивилась и даже собиралась поговорить об этом с бароном, – никто из законопослушных граждан не мог разгуливать по улицам в столь ранний час. Ночной сторож при ходьбе шаркал ногами, а шаги таинственного прохожего были легкие и быстрые.
Как-то утром Фелисите решила, что ей не стоит оставаться в постели и мучить себя, перебирая в памяти события последних дней, приведшие к крушению романтических грез. Она вскочила с кровати и подошла к окну. Небо было серым и низким. Девушка начала дрожать от холода и собиралась вернуться в постель, но потом услышала шаги, раздававшиеся на рю Сен-Пол.
Спустя какое-то время она увидела раннего прохожего. Это был Филипп. Он шагал очень быстро и вглядывался в ее окно. Девушка инстинктивно отпрянула, чтобы он ее не заметил, но продолжала украдкой наблюдать за юношей. Филипп смотрел прямо перед собой, и она нашла его очень бледным и грустным.
«Мой бедный Филипп, – подумала Фелисите. Глаза у нее наполнились слезами. Когда он пропал из вида, она бросилась на постель и долго рыдала. Но впервые за долгое время на сердце у девушки потеплело, и она весь день вспоминала о его верности.
На следующее утро она поднялась еще раньше и встала у калитки, ведущей с улицы во двор. Вдалеке послышались шаги.
– О, Филипп! Мой дорогой и преданный Филипп! – шептала девушка. Шел снег, и она дрожащей рукой надвинула пониже капюшон старенького шерстяного плаща.
Филипп приблизился к дому, не сводя глаз с ее окна на третьем этаже, и слегка вздрогнул, когда Фелисите тихо промолвила:
– Доброе утро, Филипп!
Юноша остановился, взглянул на любимую и едва слышно обронил:
– Доброе утро, Фелисите.
Он просто стоял, и она поняла, что ему хотелось сказать ей очень многое. Они смотрела друг на друга и молчали. Филипп тщетно пытался заговорить, но потом в отчаянии покачал головой и пошел прочь…
Ночью прошел сильный снег, и на утро она увидела, как он пробирается через огромные сугробы. Посреди улицы прорыли дорожку, и Фелисите видела только его голову и плечи, когда он подошел ближе. Филипп не ожидал встретить любимую, и он покраснел так, как будто его уличили в чем-то предосудительном, но замедлил шаг, и тихо шепнул:
– Я люблю тебя еще сильнее!
Девушка хотела ответить, что будет любить его до конца жизни, но у нее перехватило дыхание, и она улыбнулась сквозь слезы, а потом помахала, встав на носочки, ибо снег засыпал даже калитку.
С этого дня они встречались каждое утро, несмотря ни на что. Фелисите всегда ждала его у калитки, а Филипп появлялся так точно, что по нему можно было проверять часы. Он никогда не задерживался, но все время повторял:
– Я люблю тебя еще сильнее!
Он боялся, что их заметят и не желал, чтобы об этом узнал барон. Фелисите иногда заранее подыскивала те слова, которые хотела сказать ему, но почти всегда их забывала. Она ему обычно улыбалась…
Если они где-то случайно встречались, то старались не выказывать свою радость. В присутствии посторонних он был очень сдержан, и ей приходилось следовать его примеру.
Но когда их никто не видел, они в полном молчании любовались друг другом.
Пожалуй, мы несколько преувеличили, сказав, что они виделись каждое утро. Однажды Филипп не пришел. Стояла весна и Фелисите набрала во дворе букет нарциссов, а потом встала у калитки, размышляя о том, можно ли подарить ему цветок. Она еще ничего не решила, но понимала, что в первый раз он опаздывает. Прошло несколько минут, и девушка стала волноваться. Филиппа ничто не могло отвлечь от встречи! Прошло минут пятнадцать, и, услышав звуки, донесшиеся из задней части дома, Фелисите поняла, что слуги начинают вставать, значит, он не придет.
Что-то случилось! Фелисите вышла на улицу и отправилась в его мастерскую. Подойдя ближе, она увидела, что из переулка вышел Поликарп Бонне и быстро двинулся навстречу Фелисите.
– Что стряслось, Карп? – спросила девушка, поравнявшись с ним.
– Хозяин заболел, и я иду к аптекарю за лекарством. Фелисите встревожилась ни на шутку:
– Что такое? Он сильно болен?
– Все началось вчера, когда меня не было дома, – Карп легкомысленно подмигнул, словно говоря: «Вот я какой ветреный!» – Я вернулся поздно и увидел, что хозяина рвет. Лекарство, которое было у нас дома, ему не помогло, – он удивленно покачал головой. – Я думал, что утром ему станет лучше, но, как видно, ошибся.
– Я пойду с тобой, – объявила Фелисите, – твоему бедному хозяину нужен уход.
Бонне укоризненно взглянул на нее.
– Этого бы не произошло, если бы вы последовали моему совету, мадемуазель.
Возможно, Филиппу помогло ее присутствие. Когда девушка пришла с его помощником, ему сразу стало лучше, и он не стал пить отвратительное лекарство, прописанное ему аптекарем.
Глава 11
Подъем семейства ле Мойн был настолько стабильным и мощным, что любое отклонение от цели походило на гром среди ясного неба или предательским ударом в спину. Но подобные вещи иногда случались, и самими серьезными стали новости, полученные весенним утром следующего года, после того как народ Новой Франции был в волнениях, ожидая нападения англичан. Они не дождались нападения…
Фелисите находилась в кабинете, когда барону передали письмо из Франции. В этот миг девушка была чем-то занята и глянула на барона только тогда, когда в комнате воцарилась зловещая тишина. Ее испугало выражение лица, с которым опекун читал лежавшее на столе письмо.
– Мсье Шарль! Что такое? Вы больны?
Он ничего не ответил и продолжал смотреть на плотно исписанные страницы. Лицо у него стало белым. Потом он вдруг побагровел, вскочил на ноги, схватил письмо и, порвав его на мелкие кусочки, подбросил их в воздух.
– Так и бывает всегда! – крикнул барон. – Неужели в жизни есть справедливость? Нет, ее не дождешься от неблагодарных королей и их продажных, жадных министров! Люди пытаются принести пользу своей стране, отдают последнее, жертвуют жизнью, а награды достаются другим!
Он не сводил с Фелисите взгляда, но она понимала, что он ее не видит.
– Как же я глуп, решив, что король никогда не забудет жертв, принесенных семейством ле Мойн!
Потом он почти упал в кресло и уронил голову на руки.
– Мсье Шарль, я могу что-нибудь сделать для вас?
– Нет, дитя мое. Нам нанесли ужасный удар, от которого мы не скоро оправимся, – барон помолчал, а затем попытался объяснить: – У нас отняли все торговые привилегии в Луизиане и передали их богатому купцу во Франции, Антуану Кроза. Он посылает сюда своего представителя, мсье де ла Мот Кадилак, который станет командовать Жан-Батистом. Ведь моего брата сместили с поста губернатора Луизианы!
Девушку страшно поразила эта новость, и она не нашлась с ответом. Но уже мгновение спустя барон весь кипел от возмущения:
– Неужто его величество не понимает, что наше семейство стояло во главе основания Луизианы? Мы сделали там все! Разве он забыл, что за это поплатился жизнью Д'Ибер-вилль? Какой удар судьбы! Во имя короля Франции и Святой Церкви мы пожертвовали не только своим богатством, но и жизнями, а теперь нас оттеснили в сторону! И все это по капризу старика и его отвратительной любовницы! – он был настолько возмущен, что позабыл о верности королю. – Старик прожил слишком долгую жизнь, – гневно шептал он, – не зная, что то же самое шептали люди по всей Франции.
В комнате повисло напряженное молчание. Барон выпрямился в кресле.
– В этом, безусловно, замешан де Марья, – заявил он. – Письмо от него, и я могу читать между строк. Он несомненно получает долю доходов вместе со своим партнером-вором Антуаном Кроза. Я объявляю им войну, – барон взглянул на Фелисите. – Немедленно пошли за Бенуа. Мне надо ему кое-что сказать!
Фелисите проводила Бенуа наверх, и в течение получаса из кабинета доносились громкие голоса. Наконец, барон вышел и указал Бенуа на лестницу.
– Убирайтесь, мсье Бенуа, и никогда тут не появляйтесь. Если вы придете, я вас не приму. Сегодня я напишу мсье де Марья, что больше не стану иметь с ним дел.
Бенуа пошел к лестнице. Барон сопровождал свои слова энергичной жестикуляцией, и поэтому Бенуа спешно отступил назад. За последние годы он сильно раздобрел и нетвердо держался на ногах. Старик оступился и скатился по лестнице. Услышав испуганные вопли и сильный шум, Фелисите прибежала из соседней комнаты. Бенуа лежал у подножия лестницы совершенно неподвижно. Лицо у него стало восковым. Девушка с ужасом подумала, что он разбился насмерть.
Она удивилась, почувствовав к нему жалость. Пусть он казался воплощением неприятностей и вселенского зла, она тем не менее понимала, как он одинок и к тому же презираем людьми. Она побежала к дому, на котором была вывеска желтого цвета с висящим над ней тазиком. Там работал парикмахер и человек, пускавший кровь. Ей повезло, – лекарь находился в тот момент дома.
– Пойдемте со мной! – попросила Фелисите. – Наш посетитель упал с лестницы. Я боюсь, он может умереть…
Лекарь пришел в дом барона, взглянул на Бенуа и спросил:
– Неужели кто-то станет жалеть, если он умрет?
Затем он приказал слугам, чтобы они побыстрее отнесли Бенуа в постель и раздели его. Слуги повиновались с большой неохотой.
– Кости целы, – заявил лекарь, осмотрев увечного, – но я никогда не видел подобных синяков и ушибов. Возможно, у него внутренние повреждения. Придется мне заняться обычным делом, – спасать никому не нужную жизнь.
Ему пришлось прибегнуть к множеству способов: пускать кровь, умащивать маслами и давать слабительное. Проделывая эти процедуры, он без умолку говорил:
– Так, кровь плохо течет… А для синяков у меня есть поистине чудодейственная мазь… Это очень сильный ушиб… Может быть, меня щедро наградят за труды… Господи, почему он такой толстый?
Все попытки оставались напрасными до тех пор, пока лекарь не попросил принести ему дюжину цыплят. Тушки разрезали посредине и стали по очереди напяливать их на голову пострадавшего. И когда на алтарь медицины был пожертвован последний цыпленок, Бенуа пошевелился и тихо застонал.
Лекарь с облегчением вздохнул:
– Это средство всегда помогает. Помнится, король Дании, страдавший от паралича, пошевелился только после того, как ему на голову водрузили шестьдесят седьмую курицу. Это было рекордное число загубленных цыплят. Здесь другое дело. Наш вонючий законник не такой крепкий орешек.
Он еще раз осмотрел пострадавшего и заявил, что Бенуа выживет.
– Возможно, я немного перестарался, – добавил он, глядя на вошедшего в комнату барона.
Барон жестом приказал слугам немедленно убрать из помещения трупики цыплят.
– Проследите, чтобы их сожгли. Я не желаю отведать из них мясной паштет.
После трех дней применения слабительного и разных отваров и припарок лекарь позволил Бенуа подняться с постели и одеться, чтобы возвратиться домой.
– Просто чудо, что вы так быстро поправились, – заметил он.
– За это чудо я благодарю юную леди, – заявил Бенуа, обращаясь к Фелисите. – Вы получите свою плату, но если бы не милая, добрая мадемуазель, я бы умер. Вне всякого сомнения.
Лекарь небрежно отмахнулся.
– Мне больше нравится получать плату, а не благодарность, потому что последнее я получаю чаще, чем деньги.
Когда лекарь ушел, Бенуа обратился к Фелисите:
– Вы много раз навещали меня, приносили вкусные вещи и даже улыбались, – он стал шарить в кармане, как бы желая достать кошелек с золотыми монетами. Однако передумал и вытащил пустую руку. – Я буду вам вечно благодарен.
Барон зашел к Бенуа перед тем, как он покинул дом.
– Прошу прощения за причиненные вам страдания, но это была ваша вина. Вы были невнимательны, стоя на лестнице.
Бенуа великодушно заявил:
– Это был несчастный случай.
– Что касается нашего предыдущего разговора, я остаюсь при своем мнении. Наше так называемое партнерство прекращается, и я не желаю больше переписываться с мсье де Марьей. А вас, господин Бенуа, я отныне не знаю.
– Но вам придется со мной общаться. Я уверен!
– Если вы еще раз сюда явитесь, вас не пустят на порог!
Глава 12
Наступило первое января тысяча семьсот семнадцатого года. Старый король умер два года назад. Наследник трона был слишком мал, и Францией правил регент – Филипп Орлеанский, безрассудный человек, находившийся под сильным влиянием шотландского банкира Джона Ло. До колонии доходили слухи о том, что Джон Ло замышлял великие планы, могущие сделать Францию богатейшим государством в мире или привести ее к банкротству. Война с Англией закончилась, и в районе залива Святого Лаврентия царило процветание.
В начале года было очень холодно, и дети и взрослые развлекались тем, что выцарапывали свои имена на заиндевевших стеклах.
Жюль Демоншел мог гордиться тем, что был главой самого большого семейства в Монреале – он имел девятнадцать детей. Их имена заняли все стекла. Список заканчивался именем шестимесячного Ипполита, которое пришлось написать на кухонном окне.
Его сосед Жорж Кадел был немало смущен, ибо не умел писать, и поэтому поставил у себя на окнах девять крестиков. Погода постоянно менялась, и оттепель чередовалась с морозом. С деревьев свисали огромные сосульки, словно бороды великанов, и принарядившийся народ, отправлявшийся с визитами к родственникам и друзьям, старался идти по середине улицы во избежание несчастных случаев. Хруст снега под ногами напоминал, что зима в самом разгаре.
Баронесса Лонгея принимала визитеров, сидя в кресле у очага. Ее колени окутывало красивое покрывало из стеганого толстого шелка, вышитого серебряными нитями. Клод-Элизабет не была сильной женщиной, и вчерашние празднества ее утомили.
Вечером по делам бродило много людей, поющих колядки. Им подавали пищу для бедных. Баронесса поддалась порыву и пригласила их в дом. Колядующим принесли горячий шоколад и булочки, и они спели все ее любимые песни. Фе-лисите была сильно занята и не видела, что среди певцов был Поликарп Бонне. Но потом она услышала, как кто-то спросил низким голосом:
– Вам нравится мой бас? Вожак ответил:
– Карп, если ты запоешь еще громче, разобьешь свой стеклянный глаз.
Фелисите удалось перекинуться с Карпом парой слов. Она засыпала его вопросами о Филиппе.
Он сказал ей, что хозяин очень занят и процветает, но у него почти все время скверное настроение. И поведал кое-что еще, сопровождая свои слова подмигиванием и покачиванием головы.
– Ему постоянно делают предложения, мадемуазель. Горожане желают видеть его мужем своих дочерей. Он всех благодарит и отвечает «нет», дескать, еще не готов для создания семьи. Если вы прислушаетесь к моему совету, – подмигивание и кивки стали чаще, – и кое-что сделаете, то облегчите ему жизнь. Отец Франсуа частенько беседует с ним и настаивает на браке. Вам известно, что существует закон против холостяков.
Баронесса веселилась весь вечер. Ей очень понравились колядки, и она даже подпевала певцам. Сейчас ей приходилось расплачиваться за веселье. Она плохо спала и не желала ничего есть, с трудом разговаривала с посетителями, которые все шли и шли. Со своими пышными белыми волосами, обрамлявшими лицо, Клод-Элизабет напоминала прелестную куколку, и ей то и дело отпускали комплименты.
Фелисите постоянно ловила на себе взгляд баронессы и ждала, когда та с ней заговорит. Эта минута настала, как только поредел поток посетителей, и барон отправился на кухню, собираясь одаривать слуг золотыми монетами.
– Фелисите!
– Да, мадам?
– Я ворошила прошлое. Обычно, я предаюсь воспоминаниям на Новый год. Дурная привычка, потому что потом я очень грущу. Сегодня я сердита… Я злюсь на Шарля.
Фелисите попыталась ее отвлечь.
– Мадам, вам не стоит обижаться на мсье Шарля в праздник!
– Однако я сержусь. И очень сильно. Мой муж постоянно что-то планирует… Жан-Батист должен был стать великим дипломатом, губернатором или даже министром. И что же получилось? Бедняга почти двадцать лет находится в настоящем гадюшнике. Так прошла его юность, и теперь настал черед самым лучшим годам, когда мужчина должен получать удовольствия от жизни. Сейчас он уже не губернатор и вынужден подчиняться чужим приказам. Мне очень нравится Жан-Батист, и я злюсь, думая о его напрасно загубленной жизни. Но когда я говорю об этом с Шарлем, а я часто это делаю, он раздувает ноздри, сверкает глазами и повторяет, что я ничего не понимаю. Дескать, в подобных случаях судьбы отдельных личностей не имеют никакого значения.
– Он прав, мадам. Все будет хорошо. Мсье Ло имеет огромное влияние на регента и хочет, чтобы в Луизиане проживало как можно больше переселенцев. Она станет богатой и сильной колонией. Все средства хороши, когда победа близка!
– Но что принесет нам победа? Все награды получили другие!
– Мадам я не считаю награды слишком существенными. Если нам удастся удержать реку для Франции, это станет наградой для всех.
– А сейчас давай поговорим о том, что Шарль творит с твоей жизнью, – заявила баронесса. – О, я знаю, когда тебе сделали предложение, он прикинулся справедливым и даже сказал, что ты должна все решить сама… Тем не менее все время показывал, что против твоего брака. Сколько раз тебе предлагали выйти замуж?
– Четыре.
– А тот самый выгодный брак, о котором он говорит! Из этого ничего не получится, пока Шарль не отошлет тебя во Францию и там не распространятся слухи о твоем большом приданом. Какого мужа ты сможешь заполучить? Старого обедневшего вдовца с титулом, с костлявыми коленками и постоянным хриплым кашлем…
– Мадам, у меня еще много времени.
– Как бы не так! – недовольно заявила баронесса. – Тебе двадцать один год. Большинство твоих сверстниц уже замужем и нарожали кучу ребятишек. – Она помолчала, а затем внезапно рассмеялась. – Откровенно говоря, твои одногодки поблекли, и бедра у них стали широкими и дряблыми. Тебе это не грозит!
– Мадам, в этой жизни есть кое-что более важное, нежели брак.
– Не для тебя! Не для других женщин! – Клод-Элизабет энергично покачала головой. – Не забывай про несчастного Филиппа. Сначала я была согласна с Шарлем и не желала, чтобы ты выходила за него замуж. Но теперь меня терзают сомнения. Он – милый молодой человек и обладает привлекательной наружностью. Из него вышел бы хороший муж для тебя.
Фелисите сильно побледнела и откинулась в кресле, как бы стараясь избежать удара.
– Я наблюдала за бедным юношей. Когда ты отказалась выйти за него замуж, он очень изменился. Филипп постоянно молчит, и его ничто не интересует, кроме работы. Вчера я видела его на улице и обратила внимание, что седина уже тронула его виски.
Фелисите чуть слышно прошептала:
– Они начали седеть год назад.
В эту минуту вновь прибыли посетители. Баронесса растерянно взглянула на них и тихо посетовала:
– Пресвятая Дева Мария, какой тяжелый день! Мне так хочется очутиться в постели!
В течение следующего получаса Фелисите ухаживала за гостями. Но из головы у нее не выходили слова баронессы о Филиппе. Действительно, он сильно изменился. Всегда такой живой и веселый, он стал с того вечера, когда барон отказался выдать за него Фелисите, тихим, замкнутым, суровым и несчастным человеком. Что еще хуже: он никогда не забывал о разнице в их положении, и когда они недавно встретились, назвал ее «мадемуазель». Он больше не заговаривал о расширении дела. Неужели останется скромным мастеровым до конца дней своих и не захочет изменить свою жизнь?
Все были несказанно изумлены, когда пожаловал один из самых поздних посетителей. Это был Бенуа. Его шуба из меха настолько обтрепалась и облезла, что никто бы не смог догадаться, какому животному некогда принадлежала шкура, ставшая зимней одеждой для законника. Одна из служанок подошла к Фелисите и прошептала ей на ухо:
– Мадемуазель, нам приказано не пускать его в дом. Что делать?
Фелисите различила оплывшее лицо представителя де Марья, смотревшего на нее с порога. Никто не помог ему снять шубу. В руке он сжимал побитую молью шляпу.
– Поскольку он уже вошел, я с ним поговорю, – ответила Фелисите служанке.
Казалось, девушка интересовала Бенуа сильнее, чем прежде. Законник внимательно оглядывал ее с ног до головы, и что-то постоянно бормотал, кивая. Когда она подошла к нему, он сказал:
– Я ценю женщин за походку, а вы ступаете легко и грациозно, как кошечка, – он поднял вверх грязный палец. – Вы не сможете мне помешать. Ничего не выйдет. Я должен его увидеть. Три года меня не пускали в этот дом, но я ждал. И вот сейчас я здесь и собираюсь повидать могущественного барона Лонгея.
– Неужели это так срочно?
Бенуа приложил к уху руку и наклонился к Фелисите.
– Неважно.
Появилось несколько посетителей, и ей не захотелось затевать спор. Фелисите чуть повысила голос:
– Я поговорю с мсье Шарлем. Это не займет много времени. А вы подождите, пожалуйста, здесь.
Слуги не ожидали, что хозяин останется в своем кабинете в первый день нового года. Вечером на его стол составили с подоконников комнатные растения, чтобы они не замерзли, и до сих пор не убрали на место. Барон с удовольствием наблюдал за разными цветами, так что когда он и Бенуа уселись напротив друг друга за столом, их разделила зеленая завеса.
Бенуа протянул руку между геранью и бегонией и положил перед бароном миниатюру, написанную на слоновой кости. Барон мельком взглянул на изображенное там лицо.
– Красив, не так ли? – спросил Бенуа.
– Наверно.
– Он смелый, умный и настойчивый…
– Я не приглядывался и не пытался найти в нем все эти добродетели.
Бенуа забрал миниатюру и положил ее на стол рядом с собой.
– Мы поговорим об этом позже. Он завел разговор о человеке, который не давал покоя не только Франции, но и всей Европе.
– Барон, вы знаете, что Джон Л о планирует использовать Луизиану в качестве приманки, чтобы французы вкладывали туда средства. Дабы подкрепить мечту, он должен обеспечить быстрое развитие колонии. Мне точно известно, что он собирается прислать восемь судов с новыми переселенцами в течение ближайших двух лет. Кроме того, необходимо немедленно приступить к строительству города. Я даже не спрашиваю, понимаете ли вы, что это означает?
Барон верил великим планам господина Ло и недовольно фыркнул.
– До мне доходили слухи о восьми судах. Это официально решение?
– Да.
– Я понимаю, что колония станет стремительно развиваться. Но будут ли расти доходы после того, как этот шотландец приведет Францию на грань банкротства? Возможно, и так, но нас рассудит только время – он заговорил громче. – Вероятно, этот умный иностранец принесет пользу Луизиане, но его сумасшедшие идеи грозят банкротством Франции!
– Регент так не считает, и решил претворить в жизнь все планы.
– Филипп Орлеанский желает настоять на своем, а выгода Франции его не интересует, – заявил барон.
Бенуа некоторое время молчал и не сводил взгляда с барона. Потом он придвинулся к столу, отставил горшки и облокотился на столешницу.
– Барон, вы проницательный человек. Самый умный из всех, кого я знаю. Мне надо сказать вам что-то очень важное. Вы это поняли, когда я пришел в ваш дом, полный гостей, и не смогли мне отказать.
Барон ждал продолжения речи.
– Антуан Кроза отказался от привилегий торговли. Они для него оказались убыточными. И для тех, кто сотрудничал с ним. В частности для Жозефа де Марья.
Бенуа говорил четко и подчеркивал каждое слово:
– Жозеф де Марья может восстановить вашего брата мсье де Бьенвилля на пост губернатора Луизианы.
Барон был опытным торговцем и ничем не выдал себя. Внешне он оставался спокойным и не заинтересованным и продолжал играть песочницей, стоявшей на столе. Но в душе у него бушевала буря. Он понимал, что семейству ле Мойн предложили контроль над окрестностями Миссисипи. Возможно ли, что де Марья имеет такое влияние на регента, чтобы выполнить подобное обещание? Это была блестящая перспектива. Он не верил планам господина Ло, но осознавал, что колония может достичь процветания.
Бенуа продолжал говорить так же внушительно.
– Вы считаете, что мсье де Марья сулит вам невыполнимое… Господин барон, не сомневайтесь! К нему прислушивается регент, и в нужный момент он покажет господину Ло прекрасный послужной список вашего брата. Шотландец желает, чтобы в критический период провинцией правил способный человек. Барон, если потянуть за нужные ниточки, ваш брат снова станет губернатором и сможет питаться плодами процветания. Но если вы промешкаете, это место получит посторонний человек.
К этой минуте барон полностью пришел в себя и скептически произнес:
– Какова цена услуги, мсье Бенуа?
Бенуа сразу превратился в опытного посредника и быстро заговорил:
– Барон, она невелика, сущие пустяки. Я буду с вами честен, даже если это мне повредит. К несчастью, мсье де Марья потерпел неудачу…
Барон его прервал.
– В компании Кроза.
– Мне известно только одно: кое-какие спекуляции, в которые он вложил огромные суммы денег, лопнули как мыльный пузырь. Он не мог себе позволить подобных потерь. И сейчас, когда людям, у которых есть голова на плечах и необходимые капиталы, представляется возможность неслыханно разбогатеть, он вынужден оставаться в стороне.
– Он надеется получить от меня средства, чтобы с головой окунуться в сумасшедшие прожекты этого ненормального шотландца?
– Нет, что вы, барон! – Бенуа вытянул руки вперед ладонями, как бы отталкивая от себя столь нелепое предположение. – Мы с вами не можем знать, что на уме у Жозефа де Марья. Не исключено, что вы правы, и он с удовольствием примет деньги, чтобы воспользоваться разбродом и шатанием, наступившим сейчас на рынке. Имеется недвижимость, которую можно приобрести за сущую безделицу. Прекрасные поместья, дома в Париже и так далее.
– В первый раз я могу с вами согласиться, де Марья предпочитает, чтобы рисковали другие люди, а сам пожинает плоды их неудач. Ближе к делу. Какова его цена?
Бенуа вновь протянул барону миниатюрку.
– Это его сын Август Жозеф Годри де Марья. Насколько мне известно, он обладает многими положительными качествами.
Барон вспомнил, что де Марья постоянно нахваливал своего единственного сына, и нетерпеливо промолвил:
– Я не стану спорить с тем, что вы скажете об этом идеальном молодом человеке, новом герое, но переходите наконец к делу.
– Его сын был женат, но… но, к несчастью, овдовел. Брак не был счастливым. И люди даже намекали на некий скандал. Теперь этому милому молодому человеку трудно найти жену в соответствующих слоях общества и, к тому же, еще состоятельную. Вам уже ясен мой намек?
– Неужели я должен искать подходящую жену этому несчастному, не сумевшему добиться успеха с первой попытки?
– Таково условие, барон. Его сыну предложили пост в провинции, и вы должны снабдить его такой суммой, чтобы молодая пара могла жить на широкую ногу и не беспокоиться о будущем. Предполагается, что мсье де Марья так же будет выделена доля, чтобы он мог ее использовать в качестве первоначального капитала.
Барон возмущенно воскликнул:
– А невеста, Бенуа? Кто выйдет замуж за этого подозрительного молодого человека?
Бенуа сделал вид, что страшно удивлен.
– Кто? Неужели вы до сих пор не догадались? Я поражен! Конечно, ваша милая подопечная, заботливая помощница, которая чудесно управляется со всеми бумагами и вашими бухгалтерскими книгами. Прелестная юная леди с серыми глазами и стройной фигуркой – мадемуазель Фелисите!
Барон был настолько поражен, что едва выговорил: «Фелисите!» Он никак не мог прийти в себя.
– Именно так. Я ее расхваливал в каждом письме к де Марья. На самом деле я очень ценю вашу славную Фелисите.
На лице Шарля ле Мойна удивление сменилось озабоченностью. Он решил сначала тщательно обдумать полученное предложение, а потом уже что-то говорить.
– Мне все ясно, де Марья опасается открыто принимать деньги, чтобы никто не мог сказать, что это взятка.
– Правильно, детали я сообщу позже.
– Расскажите мне подробнее о скандале. Возможно, сын де Марья был виновен в смерти жены? Может, отличался непристойным поведением? Почему молодого человека отсылают в провинцию и почему его гордый и обожающий отец желает женить свое чадо на сироте?
– Я не могу ответить ни на один из ваших вопросов, и сейчас нет времени, чтобы все выяснять. Если хотите, чтобы мсье де Бьенвилль вновь занял свой пост, следует действовать очень быстро. Мы не можем зря терять время в ожидании донесений о моральных качествах нашего потенциального жениха. Мы должны сразу принять это предложение, чтобы де Марья смог предотвратить любые попытки назначить в Луизиану другого человека.
Барон не поднимал глаз. В душе росло ликование. Снова иметь возможность контролировать Луизиану! Сделать так, чтобы окрестности Миссисипи вновь оставались у Франции!
– Мне надо подумать, – сказал он, – это весьма непростое решение. Если моя воспитанница не захочет выйти замуж, мы ничего не сможем поделать. Вам это ясно?
Бенуа облегченно вздохнул. Он очень боялся услышать иной ответ.
– Если она станет сомневаться, пришлите ее ко мне. Думаю, что я смогу ее убедить. Даю вам слово.
Барон испытывал настолько противоречивые эмоции, что не сразу ответил.
– Я с ней поговорю, – медленно и неохотно заявил он. – Бенуа, пока я могу вам обещать только это.
