Текст книги "Высокие башни"
Автор книги: Томас Костейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Несколько дней спустя Фелисите появилась у месье Бенуа. На ней была бобровая шуба и фетровая шляпка с синими бантами. Она чудесно выглядела, и Бенуа, сидя у огня, мило ей улыбался.
– Вы воистину прелестны. Наш красивый молодой человек будет доволен невестой. Это точно.
Бенуа напялил на себя шерстяной халат. Он держал руки в карманах, чтобы согреться. На ногах были надеты матерчатые гетры.
Фелисите присела у огня и сказала:
– Мсье, ему придется принимать меня такой, какая я есть.
У Бенуа тотчас поменялось настроение.
– Послушайте, мадемуазель, – запротестовал он, – я ожидал услышать от вас совершенно иное. Во всей Франции не найти лучшего жениха.
Девушка хранила молчание, и он пристально вгляделся в нее, чтобы понять ее настоящие чувства.
– Мадемуазель, вам пора замуж. Вам уже двадцать один год. Неужели вы хотите остаться старой девой? Этого не может быть! Вы должны выйти замуж и побыстрее. Почему бы не связать свою жизнь с молодым человеком, предлагающим вам так много? Со временем он будет обладать титулом и займет высокое положение в обществе, станет богатым. Чего еще можно пожелать? – Бенуа понимал, что ему следует использовать все имеющиеся у него аргументы. – Неужели вам не известно, что если вы останетесь одинокой, из-за вас может серьезно пострадать один милый юноша?
Она резко выпрямилась.
– Что вы хотите сказать?
Бенуа понял, что заработал очков в свою пользу и с готовностью объяснил:
– Если этот молодой человек не женится в ближайшем времени, у него будут неприятности с церковью и законом. Вы знаете, что существует закон о холостяках, начиная с определенного возраста. К тому же, – Бенуа приблизил к Фелисите лицо, – у королевского судьи имеются три незамужние дочери. До меня дошли слухи, что он предложил старшую, толстую и самую некрасивую, этому юноше, и тот отказался. Судья вне себя от ярости. Я не верю в справедливость королевского судьи, если он станет рассматривать это дело.
– Мсье Бенуа, – заволновалась Фелисите, – этот закон давно не использовался.
– Закон есть закон, пока его не отменили. Все законы покойного короля, какими бы глупыми они ни были, тем не менее остаются действующими, – он быстро вернулся к прежней теме разговора и поднял вверх палец. – По-моему, вы недостаточно подумали над предложением. Вы знаете, что назначение мсье де Бьенвилля зависит от этого брака?
– Но почему, мсье? Зачем мне выходить замуж за этого молодого человека? Почему они просто не могут взять деньги? Им нужны только деньги.
Бенуа был доволен тем, что ему представляется возможность объяснить ситуацию.
– Наш новый регент Франции весьма блюдет, как бы поточнее выразиться, формальности. Если ему станет известно, что один из его служащих принял большую сумму денег за то, что повлиял на него при назначении кого-то на определенный пост, он обязательно накажет виновного. Значит, делу следует придать законную видимость. Приданое при замужестве! Никто не сможет ни к чему придраться, – он начал улыбаться и качать головой, оценивая сплетенную им и его хозяином паутину. – Все чудесно придумано! Семейство барона получает отобранную у них власть. Жозеф де Марья – необходимые деньги, мсье Августу достается милая и умненькая жена с приданым, благодаря которому он может все начать сначала. Вы, дитя мое, займете свое место в обществе, о котором даже и не мечтали. Я же получу небольшие комиссионные за услуги. Все остаются довольными.
– Хотела бы я, чтобы вы поняли, как я себя чувствую, – Фелисите стала терять выдержку. Руки, лежащие на коленях, затряслись. – У меня такое ощущение, что этот брак станет ошибкой, а возможно, и трагедией. Я изо всех сил пыталась уговорить себя, но мне это не удалось. Мсье Бенуа, я боюсь! Очень боюсь!
Бенуа не сводил с девушки испытующего взгляда. Он поднялся на ноги и двинулся в другой конец комнаты. В нескольких шагах от очага стоял жуткий холод. Старик вздрогнул и промолвил:
– В такую непогоду я ненавижу бедность, потому что не могу развести хороший огонь.
Через мгновение он вернулся и в руках у него было множество бумаг.
– Мадемуазель Фелисите, – сказал Бенуа, усаживаясь, – вы мне нравитесь. Дитя мое, я к вам очень хорошо отношусь, и надеялся, что нам не придется вытаскивать козырную карту из рукава. – Он постучал по бумагам указательным пальцем. – У меня есть кое-какие доказательства. Ваш патрон вам полностью доверяет, и поэтому вам известно, когда Франции не повезло во время войны, здесь были торговцы, продававшие меха англичанам. Торговля продолжалась почти три года. Если регента ознакомят с этими фактами, провинившиеся понесут заслуженное наказание. В этих бумагах фигурирует имя одного торговца… Вы не желаете взглянуть?
– Нет, мсье.
– Нет?! Вы были бы поражены, узнав имя этого торговца.
– Мсье, вы ошибаетесь. Меня ничто не удивит. Я не забыла намеки и угрозы, которые вы отпускали в порывах гнева. Речь идет о бароне Лонгея.
– Барон был одним из этих торговцев. Здесь все доказательства.
Фелисите поднялась и взглянула на Бенуа.
– Нам не стоит обсуждать столь… возмутительные обвинения! Я не хуже вашего знаю, что эти бумаги фальшивка.
– Если они попадут в руки официальных лиц во Франции, барону несдобровать.
– Да, мсье Бенуа. Вы великолепно проделали свою работу.
– Хорошая кость никогда не достанется хорошей собаке, – улыбаясь промолвил старик, – эти доказательства будут отосланы во Францию со всеми необходимыми предосторожностями. Мне удалось на них наткнуться, и если я передам их де Марье, то сделаю это из патриотических побуждений. Из тех же побуждений он представит их своему господину. Таким образом, мы снимем с себя обвинения в том, что сами занимались подобной торговлей. Вам все ясно?
Фелисите ответила ему не сразу. Она поняла, что ей придется сделать и уже не смогла сдерживать слезы. Девушка вытерла глаза платком и спросила:
– Какие у нас гарантии, что назначение мсье де Бьенвил-ля состоится?
– Назначение будет сделано до того, как вы отправитесь во Францию.
– Мсье, вы все продумали, – напоследок воспротивилась девушка. Она настолько волновалась, что у нее дрожали колени. – Вы просто хотите меня запугать. Вы не собираетесь посылать бумаги во Францию.
Лицо Бенуа стало суровым и злобным.
– Неужели вы считаете, что я вздумал шантажировать вас? Дитя мое, я доведу дело до конца! Вы и только вы можете все остановить. Позвольте вам повторить: если об этом узнает регент, семейство ле Мойн полетит в тартарары!
Глава 13
Несмотря на холод, на следующее утро барон выехал из дома, чтобы поговорить о покупке новых земель. Фелисите осталась одна в его кабинете. Вскоре туда прибежала взволнованная служанка.
– Сюда пожаловал этот смешной человек со стеклянным глазом. Тот самый, который постоянно подмигивает и на что-то намекает. Если бы не обязанность, я бы никогда на него не обратила внимания. Вот так!
Фелисите подняла голову:
– Ты имеешь в виду мсье Бонне?
– Да, мадемуазель. Он расхаживает, как будто у него тик и говорит, что должен срочно повидать вас.
Карп действительно сильно нервничал. Когда Фелисите вошла в комнату, он ринулся к ней со всех ног и сразу заговорил:
– Его забрали, мадемуазель. В суд! Оштрафуют и, наверное, посадят в тюрьму, если мы ему не поможем. Суд начнется через несколько минут, и нам следует поспешить, или с ним расправится судья.
Фелисите испугалась. Она прекрасно понимала, что все это значит.
– Это касается твоего хозяина? – переспросила она, желая удостовериться в своей догадке.
Бонне энергично закивал.
– Они пришли полчаса назад, увидели, что там ничего нет, и сказали, что он дважды нарушил закон, и ему придется заплатить за это.
Фелисите коснулась его плеча.
– Не волнуйся и точно перескажи мне, что произошло. Как понять твои слова «там ничего нет»?
– Мадемуазель, это моя вина. Я привел торговца из Саул-та и показал ему барахло старика Киркинхеда, и он заплатил за все немалые денежки. Он собирается торговать этими вещами с индейцами вместо обычных бус и ситчика. Он купил все, кроме париков. Мадемуазель, их там восемь штук. Интересно, где ими разжился старик Киркинхед?
– Карп, эти вещи принадлежали твоему хозяину и достались ему по наследству. Почему он не может их продать, если у него есть желание?
Бонне заговорил трагическим шепотом.
– Мой хозяин – холостяк. Согласно закону холостяки не имеют права торговать с индейцами. Так решили, чтобы было меньше холостяков. Они говорят, когда мой хозяин продал этот хлам, он занимался торговлей с индейцами и тем самым нарушил закон.
– Когда начнется слушание дела? Карп вновь пришел в возбуждение.
– С минуты на минуту! Мы должны бежать, иначе его посадят в тюрьму!
Фелисите овладела сильная паника, и она с трудом накинула шубу поверх шерстяного платья.
– Если бы здесь был мсье Шарль! – повторила она в ужасе. – Он знает, что надо делать!
Они добежали до рю Сен-Пол и увидели Бенуа, хромавшего по улице, опираясь на толстую трость. Увидев Фелисите и ее спутника, он остановился.
– Вы уже все знаете, – промолвил он, а я собирался вам рассказать сам. Судья занимается подобной ерундой! В следующий раз они арестуют меня за то, что я не чищу дымоход раз в месяц!
– Почему они пристали к моему хозяину? – возмутился подмастерье Филиппа. – В Монреале десятки холостяков. Они всех станут арестовывать? Я тоже холостяк! Стало быть, арестуют и меня?
– Действие закона распространяется только на некоторых холостяков, – нетерпеливо объяснил Бенуа. – Всем известно, Поликарп, что ты делал предложение нескольким девушкам, и все они тебе отказали!
– Неправда! – возмутился Карп. – Одной из них я подходил. Неважно, что это была вдова с шестью детьми. Она владела землей возле реки и домом с розовыми ставнями и красной дверью. Стены дома толщиной в два фута и знак, чтобы отпугивать разную нечесть. У нее были деньги и еще один дом и две коровы.
– У нас нет времени, чтобы слушать тебя. Мы спешим в суд, – заявил Бенуа.
Но Карп пожелал поставить точки над «и», чтобы его считали таким же нарушителем закона, как и Филиппа.
– Я мог бы на ней жениться, но не сделал этого, – гнул свое Карп. – Меня не смущало то, что она такая дебелая, и шестеро детей – Тереза, Анжелика, Гуиллам, Генриетта, Бланшфлер и Доминик, самый младший – не остановили бы меня. Я не смог смириться с тем, что она развешивала по всей комнате вонючие пеленки малыша, и я задевал за них лицом каждый раз, когда подходил к двери. Я ей сообщил, что не женюсь, и отдал золотую печатку, принадлежавшую ее первому мужу. Поэтому я остался холостяком, и меня тоже могут привлечь к суду.
– Поликарп, даже если бы ты отказывал каждой вдове в Новой Франции, они все равно не обратят на тебя внимания, – заявил Бенуа и тихо обратился к Фелисите: – Вам, наверно, понятно, что через вас и вашего преданного друга Филиппа они пытаются навредить семейству ле Мойн и в особенности барону Шарлю.
Фелисите припомнила трех маленьких сплетниц в школе, сидевших перед ней, и ей страшно захотелось повторить тот самый знаменитый удар ногой. Всю жизнь ее преследуют злобные сплетни, приносящие свои горькие плоды. Если Бенуа прав, то это только начало серьезных неприятностей.
Подходя к семинарии, где должно было слушаться дело Филиппа, Фелисите увидела множество народа. Горожане торопливо шагали по улицам, и перед зданием собралась огромная толпа. Когда прибыло такое странное трио, по толпе пробежал шепот. Симпатии людей были явно на стороне Филиппа. До Фелисите донеслось:
– Позор! Какой приятный молодой человек!
– Скоро они станут нам указывать, когда мы должны ложиться спать и как часто следует мыть ноги!
Человек с рыжими волосами и сверкающими карими глазами залез на столб и громогласно произнес:
– Десять лет назад в тюрьму посадили солдата, которого должны были повесить весной, но в тюрьме было настолько холодно, что они его вздернули сразу, заявив, что было бы жестоко позволить ему жить в подобных условиях. Вот и королевскому судье не нравится, если люди живут холостяками, он желает надеть на них хомут брака.
Судебное помещение было переполнено, но какие-то крепкие молодые люди протолкнули Фелисите внутрь. Один из них подмигнул ей и сказал:
– Вы имеете полное право находиться здесь.
Со своего места Фелисите могла видеть только голову и плечи судьи. В отдельности от плотного тела голова выглядела надменной и не производила должного впечатления. Плечи могли бы несколько скрасить неприглядную картину, но всем и каждому было известно, что он заплатил из своего кармана за мантию, отделанную горностаевым мехом на вороте и обшлагах. На стене позади него висела бронзовая доска с латинским изречением.
– Молодой человек, вы нам не объяснили собственное упрямство, – говорил судья. Его голос звучал очень торжественно, и Фелисите вспомнила, как барон когда-то сказал о нем: «Помпезное старое ничтожество».
Она не видела Филиппа, но до нее отчетливо донеслось откуда-то справа от возвышения, на котором находились судья и прокурор:
– Господин судья, брак заключается на всю жизнь, и я волен самостоятельно распоряжаться своей судьбой.
Фелисите стала пробираться вперед, улыбаясь и шепотом извинясь. Наконец ей удалось занять более удобное место. Теперь ей был виден судья до самых кончиков небольших аккуратных башмаков. Справа виднелся профиль Филиппа.
– Брак, – резко заявил судья, – это институт, управляемый законом. Филипп Жирар, у тебя нет выбора. Ты не хочешь жениться и тем самым нарушил закон короля. К тому же ты заключил сделку с человеком, который будет торговать с индейцами, а посему тебе грозит суровое наказание.
Судья медленно обвел глазами переполненный зал, как бы ища поддержки. Он мельком скользнул по Фелисите взглядом, а потом удивленно и внимательно посмотрел на нее. Удостоверившись, что это действительно Фелисите, он криво усмехнулся.
– Возможно, ты не повинуешься приказам нашего короля, потому что тебе отказала твоя избранница? – спросил он Филиппа. Тот ничего не ответил.
Судья задал следующий вопрос, не сводя глаз с Фелисите.
– Должно быть, тебе не стоило метить так высоко? – ответа опять не последовало, и судья возмущенно стукнул кулаком по столу. – Я спрашиваю тебя не для того, чтобы слышать собственный голос, мне необходима информация!
– Мсье, я не женился по некоторым соображениям. Вот все, что я могу вам сказать.
Судья нахмурился, но решил зайти с другой стороны.
– Ты из поместья Лонгей?
– Да. Я рос в поместье мсье Шарля ле Мойна. Постепенно стало ясно, что судья ненавидит богатое и известное семейство ле Мойн. Он с издевкой спросил:
– Признайся, ты себя чувствуешь подсудным государственным законам, потому что у тебя влиятельные покровители?
– Нет, мсье, – ответил Филипп.
– Меня удивляет, почему знатный дворянин не присутствует здесь, чтобы приказать оставить в покое человека, необходимого ему для тайных дел? – в голосе судьи слышалась насмешка. – Говорят, вы занимаетесь тем, чтобы упрочить благо семейства, и не думаете о процветании нашего государства.
Судья был страшно доволен тем, что смог публично ужалить семейство ле Мойн и продолжил задавать вопросы на удивление дружелюбным тоном.
– Собирался ли обвиняемый когда-либо жениться? Возможно, его отказ вступить в брак обусловлен причинами сугубо материального характера? Может быть, его мастерская съела все накопления?
Слушая, как Филипп тихо и спокойно отвечает на все эти вопросы, Фелисите подумала: «Как ты изменился! В прежнее время ты не позволил бы этому нахалу так унижать себя! Ты боролся за правду изо всех сил! Филипп, милый Филипп! Раньше ты никого не боялся!»
Судья отбросил ложную симпатию и мрачно уставился на Филиппа.
– Ты что, собираешься всю жизнь изображать из себя отвергнутого любовника с разбитым сердцем?!
– Мсье, позвольте спросить! – воскликнула Фелисите.
Судья очень обрадовался, ибо он формулировал свои вопросы так, чтобы вовлечь ее в обсуждение. Он кивнул и улыбнулся, напомнив Фелисите в этот миг кота, который уже собрался закогтить мышонка.
– Пожалуйста, мадемуазель. Суд готов вас выслушать. Девушка вышла вперед, чтобы ее было всем хорошо видно. Филипп заволновался и начал говорить:
– Мадемуазель, не стоит…
Судья разъярился и приказал ему не мешать свидетелю. Фелисите не сводила с Филиппа глаз и грустно думала: «Филипп, ты ничего не скажешь сам, и мне придется вступиться за тебя».
– Мадемуазель, что вы желаете нам сказать?
– Господин судья, желаете ли вы ввергнуть наш город в пучину смятения и хаоса, чтобы люди все время проводили в суде? Возможно, вы хотите, чтобы все пошло прахом?
Судья нахмурился.
– Этот… этот вопрос не имеет отношения к делу. Вы мешаете вершить правосудие.
– Напротив, – заявила Фелисите, – я задала прямой вопрос, и он связан с каждым жителем Монреаля.
Девушка оглядела зал и увидела, что все присутствующие очень внимательно ее слушают и одобряют смелость.
– Ни для кого не секрет, что закон о браке давно устарел, и его не применяли более тридцати лет. Всем также известно, что если закон не отменен, на него можно сослаться, как вы и делаете сегодня, господин судья. В таком случае у меня возникает еще один вопрос. Если этот закон действует, остаются в силу и другие законы, изданные в одно время с ним?
Судья кивнул.
– Все законы покойного короля действующие.
– Значит, если опираются на один старый закон, то можно опираться и на остальные законы? – радостно воскликнула девушка.
Присутствующие принялись изо всех сил поддерживать девушку, и судья долго не мог их успокоить, хотя он громко стучал по столу молотком. Затем судья мрачно посмотрел на Фелисите, схватил металлическую линейку и стал колотить ею по медной табличке.
– Если шум не прекратится, все тотчас освободят помещение! – заявил он.
Воцарилась мертвая тишина. Людям было интересно дослушать до конца.
Судья недовольно заявил Фелисите:
– Если я захочу, смогу применять старые законы в любое удобное для меня время. Вам все ясно, мадемуазель?
– Разумеется, но меня этот ответ не удовлетворяет. Я требую, чтобы сегодня вспомнили закон, согласно которому родители должны женить сыновей или выдавать замуж дочерей, иначе им придется платить штраф. Возраст вступления в брак юношей составляет двадцать лет, а девушек – шестнадцать! Господин судья, в городе немало родителей, нарушивших этот закон. А один уважаемый гражданин Монреаля, – она пристально взглянула на судью, и за ней повернули головы все присутствующие в зале, – имеет трех незамужних дочерей – девятнадцати, восемнадцати и семнадцати лет… Судья побагровел и грубо оборвал девушку:
– Упомянутый отец все, наверняка, сделал, чтобы выдать замуж своих дочерей.
– Господин судья, мы все на это надеемся, – ласково ответила Фелисите, – потому что он уже трижды нарушил закон, и ему придется худо, если вновь станут опираться на старые законы. Вы со мной согласны?
Судья насупил брови и не ответил.
– Теперь, господин судья, мне хотелось бы упомянуть о лицензии-разрешении держать домашних слуг. Существует положение, по которому все граждане, имеющие домашних слуг, должны приобретать соответствующую лицензию или платить штраф. Я знаю, господин судья, что у вас тоже есть слуга. Я не спрашиваю, имеется ли у вас лицензия, потому что было бы несправедливо выделять только одного человека, если нарушителей этого закона множество. Я точно знаю, что более двадцати лет в городе не покупались подобные лицензии. Если я ошибаюсь, прошу вас меня поправить!
Судья с такой злобой глядел на Фелисите, что она должна была испугаться. Но девушка пошла дальше.
– По приказу его величества короля Людовика XIV сумму в двадцать ливров обязались выплатить молодому человеку, женившемуся в двадцать лет, и девушке, если она выходила замуж в шестнадцать, – она обратилась к людям, находившимся в зале. – Кто из вас вступал в брак в этом возрасте?
Послышались крики: – Я! Я! И я!
– Но никто не получил двадцати ливров! Друзья мои, я предлагаю отправить королю петицию и потребовать, чтобы вам сейчас заплатили причитающиеся деньги. Хотя закон не применялся уже более тридцати лет!
В зале раздался страшный шум, и судье вновь пришлось воспользоваться линейкой.
– Теперь, что касается остальных выплат, – продолжила Фелисите. – Если в семье десять детей, то по существующему положению им должны платить пенсии из денег, посылаемых в Канаду его величеством. Это составляет триста ливров в год! Более того, если в семье двенадцать детей, сумма увеличивается до четырехсот ливров в год! Мне хотелось бы узнать, сколько казна задолжала многодетным семьям Монреаля, если этот закон действующий? Мсье судья, представьте себе сотни людей, стоящих у ваших дверей и требующих деньги, если вы по-прежнему ссылаетесь на старые законы!
Правительство Новой Франции обанкротится и придется закрывать суды, потому что никто не станет платить королевским судьям.
В зале поднялась буря негодования. Судья напрасно колотил линейкой. Затем он сделал знак судебному исполнителю, стоявшему у входа. Тот вытащил изо рта незажженную трубку, ибо в зале судебных заседаний не позволялось курить, и широко распахнул двери.
– Все сейчас покинут зал! – заорал судебный исполнитель. Его никто не услышал, но все поняли, что он имел в виду, и в зале воцарилась тишина.
Судья довольно долго размышлял над тем, что предпринять. Наконец он с отвращением заявил:
– Дело Филиппа Жерара считается закрытым, – и поднялся с кресла.
Бенуа удалось протолкаться в зал суда, и он с интересом следил за происходившими там дебатами. Увидев Фелисите и Филиппа, покидавших вместе зал суда, старый законник покачал головой, и подумал: «Эта девушка слишком хороша для сынка де Марьи!»
Даже зимним днем пляс д'Арме, служившая для города рынком, кишела людьми. Они стояли группками, о чем-то спорили и бурно жестикулировали. Через площадь проносились сани с колокольчиками, и кучера громко кричали и погоняли лошадей. В тавернах стоял шум и гвалт, и когда открывались двери, оттуда доносились дразнящие запахи.
Фелисите и Филипп, не обращая ни на кого внимания, направились в сторону рю Се-Пол. Они долго молчали, а потом Филипп заметил:
– Судья не на шутку обозлился.
– Ну и что? Это отвратительный, злобный старик! К тому же он несправедлив. Надеюсь, что ни одна из его дочерей никогда не выйдет замуж!
– Ты очень смелая, и я тобой любовался.
Они долго шли до часовни и, не сговариваясь, вошли внутрь. Там были люди, стоявшие на коленях перед святынями, и старый сутулый священник. Фелисите и Филипп уселись на заднюю скамью. Потом молодые люди преклонили колени, перекрестились и потупили головы к молитве.
Через несколько минут Фелисите прошептала, не поднимая глаз.
– Филипп!
– Да, Фелисите?
– Я должна тебе кое-что сказать.
Она оставалась в том же положении. Так было легче говорить неприятные вещи, но девушка не могла подыскать правильные слова.
– Филипп, мне придется выйти замуж…
Юноша долго был недвижим, и Фелисите подумала, что, возможно, он ее не расслышал, но потом он ответил голосом, в котором звучала безнадежность.
– Я знал, что такое когда-нибудь случится! А теперь все произойдет очень быстро.
Дверь открылась, и пламя свечей затрепетало. Молодые люди подождали, пока мимо них пройдут верующие.
– Кто этот счастливчик?
– Сын де Марьи. Я выйду за него летом в Париже.
– Сын де Марьи!
Казалось, он хотел еще что-то добавить, но после длинной паузы передумал и снова потупился.
Старый священник шаркал ногами, идя с закрытыми глазами вдоль прохода. Он остановился возле них и шепотом предупредил:
– Никакой болтовни, молодые люди. Сюда приходят для молитв и преклонения, а не для разговоров.
Они могли бы объяснить ему, что пришли в часовню помолиться и вместе прочитать бесчисленное количество раз общую молитву, поскольку в будущем им уже не придется ее читать вдвоем. Но они просто встали и вышли на улицу.
Фелисите и Филипп остановились у кропильницы, не в силах расстаться. Им следовало много сказать друг другу, но они молчали. Да разве можно было что-то объяснить обычными словами! Молодые люди, наверно, так и распрощались бы, если бы Фелисите не нарушила молчание:
– Ты помнишь, как когда-то я сказала, что если семейству ле Мойн понадобится помощь, то даже девушка вроде меня должна быть готова помочь им любым способом.
– Помню, – Филипп принужденно улыбнулся. – Значит, ты собираешься помочь им таким способом?
– Да, Филипп, – шепнула она ему. Они долго молчали.
– Я решил бросить все и отправиться в Луизиану. Возможно, принесу там какую-то пользу, – заявил Филипп.
– Я уверена, – девушка с трудом находила нужные слова, – тебе там будет лучше.
И тут они простились. Фелисите повернула направо, а Филипп – налево.
