Текст книги "Тайник"
Автор книги: Тоби Болл
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Сотрудники морга Ферала хорошо знали и относились к нему со смесью страха и любопытства, как, впрочем, и большинство муниципальных служащих. Никто не знал точно, кто он такой и какой властью обладает, но за ним стоял мэр, и потому его просьбы выполнялись неукоснительно.
В морге было чисто и светло. Сверкающие белой плиткой стены создавали возвышенную, почти неземную обстановку для временного пребывания мертвых тел. Все три секционных стола пустовали, тела находились в холодильнике за большой металлической дверью. Главный судмедэксперт Пуляткин, толстый коротышка с огромными ручищами, имел довольно странное лицо, которое занимало поразительно много места на его голове.
– Рад вас видеть, сэр, – приветствовал Пуляткин Ферала.
– Я тоже, мистер Пуляткин, – ответил тот, не вынимая рук из карманов, в одном из которых у него был спрятан короткий нож.
– Чему мы обязаны?
– Я ищу пропавшую женщину.
– Да?
– Белая, молодая, около тридцати.
– Это все? Что-нибудь еще о ней знаете?
– Она пропала три-четыре дня назад.
– Пойдемте.
Пуляткин повел Ферала в мертвецкую. Там было всего два градуса выше нуля, и Ферал поднял воротник. Трупы – их здесь было штук сорок – лежали под простынями на четырехэтажных стеллажах.
– Неопознанные у нас здесь, – сообщил Пуляткин, направляясь в дальний левый угол. – Кажется, там есть две женщины. Давайте посмотрим.
Пуляткин отвернул простыню, под которой оказалась разбитая мужская голова.
– Не то, – с нервным смешком произнес он.
Наконец он нашел двух неопознанных женщин и откинул с их лиц простыни.
– Здесь есть та, которую вы ищете?
– Я должен посмотреть поближе.
Сдвинув брови, Пуляткин разрешительно махнул рукой.
– Мне нужно остаться одному, – сказал Ферал.
Такая просьба исходила от него не впервые, и, привычно кивнув, Пуляткин удалился в прозекторскую. Посмотрев на лица, Ферал выбрал женщину, которая слегка напоминала Нору, но выглядела не столь привлекательно. Стащив с нее простыню, Ферал вытащил нож и стал отрезать у трупа мизинец. Кость поддавалась с трудом, но в конце концов он справился. Завернув мизинец в носовой платок, Ферал засунул его в карман пальто и закрыл труп простыней.
Возможно, Пуляткин не заметит потерю пальца. А если и углядит, то вряд ли станет поднимать шум. Раньше Ферал не раз оставался с трупами наедине, устраняя улики, имевшиеся на теле или внутри. Между ним и Пуляткиным было негласное соглашение о сохранении этих манипуляций в тайне. Если Пуляткин и обнаружит пропажу, то, вероятно, подумает, что палец этот указывал на некое лицо, имя которого мэр предпочел бы сохранить в тайне.
Когда Ферал вернулся в прозекторскую. Пуляткин мыл под краном скальпели.
– Вы нашли свою даму?
– Нет, – отрезал Ферал.
– Прекрасно. Возможно, она жива.
Ферал кивнул.
– Меня здесь не было.
– Да вы здесь вообще не появляетесь, – усмехнулся Пуляткин.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Паскис привез полную тележку дел в дальний угол Подвала, куда он за всю свою бытность архивариусом наведывался всего несколько раз. Там хранились дела почти столетней давности. Многие из них давно потеряли актуальность – преступники либо умерли, либо находились за той чертой, когда люди уже не в состоянии кому-нибудь навредить.
Вынув из внутреннего кармана пиджака коробку спичек, Паскис зажал ее в руке. За последние сутки он не раз представлял себе этот момент и все, что с ним будет связано. Что лучше: отсутствие памяти или ее подмена? Ведь архив – это официальная память Города. До последних событий Паскис был непоколебимо уверен, что она совершенно необходима для его правильной жизнедеятельности. И теперь, когда эту память безнадежно искажают и хранящиеся здесь сведения более не являются надежными, не лучше ли уничтожить их совсем?
Паскис зажег спичку и поднес к одному из дел. Папка вспыхнула не сразу – сначала лишь слегка задымилась. Спичка догорела, и Паскис бросил ее на пол. Вторая спичка справилась с делом лучше. Архивариус стал осторожно поворачивать папку, пока огонь не пополз вверх. Поставив дело на полку, он стал смотреть, как пламя перекидывается на соседние папки. Запах дыма напомнил ему, что надо торопиться, и он пошел по проходу, чтобы поджечь еще одно дело. Покончив с этим, вернулся к месту первого поджога и обнаружил, что пламя распространилось уже на три стеллажа и теперь его не так-то просто погасить.
Через десять проходов Паскис снова подпалил дела. Еще десять проходов между полками – и вспыхнул следующий костер. С абсолютным спокойствием и даже безмятежностью взирал он на дым и языки пламени, поднимавшиеся к потолку. Это было похоже на сон, вдруг ставший явью. Вся эта бумага сгорит в мгновение ока. Выйдя из лабиринта, Паскис увидел своих надсмотрщиков, которые о чем-то болтали, прислонившись к стене за спинами у печатающих машинисток.
Паскис нажал кнопку лифта.
– Эй, вы куда? – окликнул его один из полицейских.
– В туалет, с вашего позволения.
Никакой нервозности. Необычайная легкость.
Коп пожал плечами. Войдя в кабину лифта, Паскис бросил взгляд через закрывающуюся решетку.
Полицейские возобновили беседу. Машинистки были поглощены работой – пальцы так и летали по клавишам. Из глубины архива медленно тянулись струйки дыма.
Лифтер принюхался и сказал:
– Кажется, дымом пахнет.
После чего решительно загремел дверью. Паскис дипломатично промолчал.
В вестибюле все было спокойно. Никто не подозревал, что сотворил внизу архивариус. А ведь Подвал был уже охвачен огнем!
Паскис представил себе, что здесь будет твориться через несколько минут, всю ту панику, которая обычно возникает в замкнутом пространстве, заполненном людьми. Он направился к выходу.
– Вам чем-нибудь помочь, мистер Паскис? – спросил его полицейский, дежуривший у главного входа.
– Да. Если вас не затруднит, пошлите лифтера в Подвал. Мне кажется, там есть люди, которым срочно нужно наверх.
Коп добродушно пожал плечами.
– Конечно, мистер Паскис.
И направился к лифтам.
Архивариус с непроницаемым лицом какое-то время наблюдал за ним, потом выскользнул на улицу и пошел к дому Джуса Ван Воссена.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Кабинет Рыжего Генри украшал бар красного дерева, полный бутылок с дорогой выпивкой. Впрочем, открывался бар довольно редко. Генри держал себя в рамках. Он любил и часто употреблял пиво, но при его габаритах это никак не влияло на трезвость. Однако сейчас перед ним стоял высокий стакан виски со льдом, к которому мэр весьма энергично прикладывался. До банкета оставалось три часа, а события разворачивались не совсем так, как ему бы хотелось. Беспокоили поляки, и мэр распорядился, чтобы парни из БПД постоянно дежурили у их отеля, обеспечивая их безопасность.
Достав из деревянной шкатулки несколько сигар, Генри разложил их на столе. Он прихватит штук пять с собой: одну для Ринуса, или как там его, и четыре для себя. Мэр рассеянно перебирал толстые гаванские сигары, думая о том, что случилось с Берналем. Генри никогда не привязывался к людям. Сантименты были ему неведомы. Но кое-кого он терпел рядом с собой – особенно тех, кто вызывал в нем интерес или забавлял его. Берналь, как и Блок, и Альтабелли, как раз были из их числа.
Генри был расстроен смертью Берналя – в узком кругу общения это была ощутимая потеря – и озадачен его предательством. Почему Берналь пошел против него? Была ли здесь корысть или, наоборот, боязнь что-то потерять? Он не мог объяснить поведения Берналя, и это тревожило больше всего.
Опять же этот проклятый Фрингс, который вдруг так остервенился, что готов скорее пожертвовать своей подружкой – и не какой-нибудь, а самой Норой Аспен, – чем уступить хотя бы на йоту. Как этот чертов репортеришка разыскал Отто Самуэльсона? Должно быть, Берналь протрепался. Но почему? Генри перебирал в уме возможные причины, и все упирались в одно – план «Навахо». Это могло грозить катастрофой. Взвешивая, какие могут быть последствия, если устранить Фрингса руками Смита, Генри обнаружил, что его стакан пуст. Добавив в него льда из ведерка, мэр стал медленно наливать виски, наблюдая, как напиток затопляет ледяные кубики.
Виски «Четыре розы» приятно расслабило тело, однако мозг его заработал еще лихорадочнее. Куда делся Отто Самуэльсон? И, что еще важнее, где сейчас Борода? Что творится на фермах? Когда Тревор Рейд скрылся с краденым, Генри посчитал: то, что сделал с ним Борода, навсегда привяжет остальных к месту. Самуэльсон и вся эта компания – парни, конечно, крутые, но люди такого сорта обычно не рыпаются, когда их по-настоящему прижмешь. Борода же был из другого теста. Он казался среди них существом с другой планеты. Таким же, как Ферал. Нельзя сказать, чтобы они были похожи. Ферал был сдержан и образован и даже обладал своеобразной моралью, хотя и весьма извращенной. Борода же был форменным маньяком-убийцей. Но оба жили в каком-то другом измерении. Их нельзя было превзойти крутизной, потому что сами они не были крутыми. Их жестокость была совершенно иного рода. Именно поэтому они так и беспокоили Рыжего Генри, самого крутого из всех крутых.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
В камине плясал огонь, отбрасывая блики на лицо Ван Воссена. Напротив в глубоком кресле расположился Паскис. На этот раз на коленях у Ван Воссена не было металлической коробочки. Из патефона раздавался скрипичный концерт Баха. В воздухе витал запах трубочного табака.
– Вы подожгли архив?
Голос Ван Воссена звучал бесстрастно, глаза смотрели равнодушно, но по тому, как напряглось тело, Паскис понял, что он встревожен.
– Они все равно собирались его уничтожить. Исказить все сведения.
Паскиса била нервная дрожь – сказывалось напряжение сегодняшнего дня.
Ван Воссен кивнул:
– Лучше ничего, чем куча вранья.
Как и ожидал Паскис, он все понял правильно.
– Это было бы коллективным безумием.
Ван Воссен посасывал трубку и смотрел в огонь, избегая встречаться с Паскисом взглядом.
Какое-то время оба молчали, а потом Ван Воссен налил в стаканы коньяк из хрустального графина. Паскис не любил алкоголь, но из вежливости пригубил коричневую жидкость.
– Теперь ваша книга – единственный источник информации. Самый полный отчет об отправлении правосудия в Городе.
Ван Воссен молча покрутил стакан с коньяком. Паскис терпеливо ждал ответа. Испугается ли Ван Воссен такой ответственности или, наоборот, обрадуется своей миссии?
– У меня сложности с составлением книги, – наконец произнес Ван Воссен.
– Что вы имеете в виду?
– Я бы хотел знать, как вы организуете свою работу. По какому принципу? Ясно, что не по временному.
Его слова удивили Паскиса.
– В архиве все систематизировано по…
– В вашем архиве все расставлено как Бог на душу положит.
Паскис почувствовал, как в нем закипает гнев.
– Как Бог на душу положит? У нас используется сложная структурная система хранения. Она очень точно отражает характер преступлений.
Ван Воссен презрительно усмехнулся:
– Разве, мистер Паскис? Вы уверены, что не заталкиваете дела в категории только по каким-то общим признакам? Неужели преступления настолько одинаковы?
Паскис хотел было сказать «да», но что-то его удержало. На этот вопрос не было однозначного ответа. А если он не мог ответить утвердительно, зачем тогда архив и три десятка лет напряженного труда?
– Вы хорошо знали Абрамовича? – спросил Ван Воссен, переводя разговор в другое русло.
– Он был моим наставником.
– Вы были знакомы с ним до болезни?
– Ну, мне трудно сравнивать, но когда я поступил на службу, он уже был несколько не в себе.
– А вы знаете, почему он свихнулся?
Паскис не ответил. Он размышлял над этим два десятка лет и не пришел ни к какому определенному выводу.
– Он сошел с ума, потому что искал принцип. Принцип, или теорию, или систему, которые могли бы охватить все преступления, проходившие через его руки. Он пытался найти модель – и не смог, надорвался, потому что такой модели не существует. Он искал Бога в человеческих деяниях, а обнаружил лишь разрозненные поступки тысяч людей. Никакой системы, никаких моделей, никакого смысла. Вот поэтому мне так трудно логически выстроить то, что я написал.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
Подписание контракта должно было происходить в бывшем манеже, перестроенном в огромный бальный зал. Прислонившись к устроенному по этому случаю бару, Рыжий Генри наблюдал за приготовлениями к торжеству. На стенах развесили огромные американские и польские флаги. Столы декорировали в бело-красных и бело-красно-синих тонах. Между столами сновали официанты, расставляя бокалы и приборы, на кухню возили тележки с продуктами. Генри мрачно наблюдал за приготовлениями, с удовольствием отмечая нервозность и даже страх служащих.
На сцене в конце зала расположился джаз-оркестр: музыканты настраивали инструменты и исполняли отрывки из смутно знакомых произведений. Звуки музыки сливались со звоном посуды, хлопаньем дверей и болтовней на дюжине языков. Мэр допивал свою пинту пива. Он постепенно пьянел, чувствуя, как его охватывает приятная агрессивность.
Хлопнула дверь служебного входа, и с той стороны послышались шаги. Обернувшись, Генри увидел Педжу, нерешительно семенящего к нему. По глазам своего помощника мэр понял, что тот пришел не с лучшими новостями, и поскреб голову свободной рукой.
– Ну, давай выкладывай, – проворчал он вместо приветствия.
Педжа отвел глаза в сторону.
– Да, сэр. Поляки… ну, в общем, они не придут.
Генри уставился куда-то вдаль, стараясь сохранить самообладание.
– Поляки не придут? – переспросил он, отчетливо выговаривая каждое слово.
– Мне кажется, они выходят из дела. Не хотят подписывать контракт.
Генри какое-то время переваривал эту новость, потом допил пиво и швырнул стакан на пол с такой силой, что тот разлетелся на мельчайшие осколки. Педжа вздрогнул, но быстро справился с собой.
– Тебе кажется, или так и есть на самом деле?
– На самом деле, сэр. Мне сам Ринус об этом сказал.
– И по какой причине, по-твоему, они передумали в самый последний момент?
– Я узнавал. Полицейские, которые дежурят у отеля, сказали, что туда приходила одна активистка с фабрики Берналя. Возможно, она встречалась с Ринусом.
– «Возможно, она встречалась с Ринусом», – передразнил его мэр. – Это Карла Хольстром?
– Похоже, да.
– И они ее пропустили? Эта профсоюзная шлюшка подваливает к отелю, где живут серьезные бизнесмены, как раз перед подписанием важного договора, и они вот так просто пропускают ее?
Голос Генри звучал все громче, и официанты стали беспокойно оглядываться в его сторону.
– Я сказал об этом, а они ответили, что не поступало никаких указаний на этот счет.
– А своих мозгов у них нет, что ли?
– Они очень дисциплинированные, вы же сами знаете. Говорят, что их поставили просто дежурить и контролировать ситуацию.
Генри сам всегда настаивал на их безоговорочной дисциплине.
– Значит, эта Карла встречается с Ринусом, и после этого он решает вообще не строить здесь фабрику. Так, что ли?
– Нет, он выразился несколько иначе. Сказал, что хочет рассмотреть и другие возможности.
– Один черт. Если он отвалит отсюда, ничего не подписав, то уже не вернется, – вздохнул Генри. – Интересно, что она им наплела? Может, подкупила? Или подлегла под всех подряд?
Педжа пожал плечами.
– Ринус об этом не распространялся.
– Принесите мне пива, – заорал Генри.
Его так и подмывало пойти в отель, схватить проклятого Ринуса за воротник и приволочь сюда, чтобы он подписал этот чертов контракт, выпил своего хренового польского пива и больше не выкидывал фортели. Но опыт подсказывал мэру, что лучше переждать. Пусть переварят то, что им сказала эта красная сучка. Генри поговорит с поляками утром, призвав на помощь всю свою силу убеждения, и они сломаются. Не многие могли ему противостоять.
Но банкет отменять он не будет. Мэр улыбнулся Педже, хотя улыбка скорее напоминала волчий оскал.
– Не говори никому, что дело не выгорело. Праздник не отменяется. Скажи, что поляки просто чем-то отравились. Понял? Такое бывает.
Педжа просиял.
– Вы с ними поговорите?
– Завтра.
– Проявите все свое обаяние? – подмигнул сразу оживший Педжа.
Молодой мексиканец принес Генри пиво. Тот молча взял его и сразу наполовину осушил стакан. Потом повернулся к Педже.
– Да уж, обаяния будет навалом, – заявил он, допивая пиво.
Мэр подал Педже знак, чтобы тот подошел поближе.
– Вот что ты сделаешь. Я не собираюсь терпеть этих сволочных профсоюзников и всю эту красную шваль. Свяжись с Мартенсом из БПД. Пусть бросит все силы, чтобы найти Дотеля и эту девку. К утру оба должны быть мертвы. Скажи Мартенсу, что от этого зависит его карьера.
Педжа с готовностью кивнул, радуясь, что под прицел попал кто-то другой.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Когда ее тюремщик вошел в комнату, Нора читала «Отелло», книгу она нашла в книжном шкафу. Эту трагедию несколько лет назад она видела на сцене, и сейчас перед глазами вставали сцены из спектакля. Женщина оторвала глаза от книги, больше не пугаясь его внезапных появлений.
Что-то в нем изменилось. Что именно, понять было трудно, но перемены были налицо. Чуть меньше непреклонности во взгляде? Чуть больше напряжения на обычно бесстрастном лице? Что за этим крылось? Сексуальный интерес, который она искусно разжигала? Или что-то еще? Была ли это прелюдия к каким-то действиям? Может быть, он готовился что-то для нее сделать? Эта мысль пугала женщину, но в то же время давала какую-то надежду. Плотина дала чуть заметную трещину, во мраке мелькнул слабый лучик. Оставалось подумать, что с этим делать.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
Заходящее солнце окрасило небо в багряные тона, чуть подцветив пурпуром перистые облака. Пул шел в Низину кружным путем, стараясь выбирать самые дальние улицы и глухие переулки. Его левая рука была туго забинтована. Время от времени он лез в карман, чтобы нащупать там пистолет Энрике. Он в жизни ни разу ни в кого не стрелял. Обычно бывало достаточно показать пистолет или пальнуть в воздух. Люди, как правило, не торопятся на тот свет.
Но сейчас ситуация была иная. Раньше оружие просто добавляло ему уверенности. Теперь же он знал, что при столкновении с БПД ему придется стрелять на поражение, и это пугало. Стараясь избежать такого развития событий, он с величайшей осторожностью подкрадывался к приюту Святого Марка, где надеялся застать Каспера Просницкого.
Карла отпускала его с большой неохотой.
– Мы же его и так достали. Поляки не подпишут контракт, и Генри лопнет от злости.
Как ей это удалось? Она сказала, что знает, как говорить с подобными людьми. Ей было известно, чего они опасаются в Америке, и она сыграла на этих страхах. Организованная преступность.Карла сказала, что после открытия фабрики они непременно столкнутся с вандализмом и воровством. К ним наведается один из людей Генри – она описала Смита, – и им придется платить полиции за защиту. Проблемы с рабочими.Она сказала им, что лично будет вовлекать их рабочих в профсоюз. Если же те будут сопротивляться, сумеет найти способы их организовать.
Ринус с облегчением выслушал ее. Поляки не совсем доверяли мэру. Ринус сказал, что они приехали в Америку не для того, чтобы их прессовали. То, как нажимал на них Генри, вынуждая подписывать контракт, заставило их насторожиться. Визит Карлы укрепил опасения и дал повод отказаться от контракта.
– Так что теперь нет никакой нужды искать мальчишку, – с просительной интонацией сказала Карла, отлично понимая, что дело никак не связано с давлением на мэра. Теперь это было что-то другое.
Когда Пул подошел к приюту Святого Марка, то уже изрядно вымотался. Прячась за угол, он минут пять наблюдал за входом в здание, высматривая, нет ли чего подозрительного. Наконец решился выйти из укрытия и быстрыми шагами пошел к двери. Заперто. Как ухитрились запереть эту полуразвалившуюся дверь? Пул толкнул дверь посильнее, и на этот раз створка немного подалась. Ее чем-то забаррикадировали изнутри.
Пул отступил назад, пригнулся и попытался пойти на таран. Удар остро отозвался в покалеченной руке, и Пул долго тряс ею, тщетно пытаясь унять боль. Теперь дверь приоткрылась достаточно широко, чтобы проникнуть внутрь. В темноте чувствовалось какое-то движение, еле слышные шорохи, легкое колебание воздуха.
– Это Пул, – громким шепотом произнес Этан. – Я приходил сюда позавчера. Вы еще отвели меня наверх к святому отцу.
Никто не ответил. Пул вытащил фонарик и посветил себе в лицо. Впереди у лестницы возникло какое-то движение. Детский голос спросил:
– Вы пришли к Касперу?
– Да. Он здесь?
Мальчик не ответил и, судя по звуку шагов, побежал вверх по лестнице, то ли испугавшись, то ли для того, чтобы позвать Каспера.
На лестнице вновь послышался шум шагов – на этот раз спускалось не меньше троих. На площадке второго этажа Пул увидел свет фонаря. Внизу у лестницы шаги вдруг затихли. Мальчик, державший фонарь, по-видимому, шел вторым – на освещенный пятачок пола падала чья-то длинная тень. Один из пришедших заговорил, и по движению тени Пул понял, что он стоит впереди.
– Кто вы? – спросил тоненький голосок, который, впрочем, не казался испуганным.
– Этан Пул. Можешь звать меня Этан. Ты Каспер Просницкий?
На лестнице послышались приглушенные голоса, тень на полу заплясала.
– Чего вы хотите?
– Чего я хочу? – переспросил Пул.
Парнишка утвердительно хмыкнул. Пул решил, что он не расслышал или чего-то не понял.
– Каспер, твоя мать просила найти тебя. Поэтому я и пришел.
Молчание.
– Ее зовут Лина.
– Вы врете.
– Послушай, Каспер. Почему вы кидаете эти бомбы?
На лестнице опять произошел обмен мнениями. Мальчик присел на корточки, и тень съежилась.
– Это не я.
– Каспер, я знаю, что это ты. Я здесь не для того, чтобы тебя наказывать или забирать. Мне просто нужно знать, почему вы устраиваете эти взрывы, и почему твоя мать просила меня разыскать тебя. Каспер, я хочу знать, почему они убили твою мать. Ведь ты знаешь, что ее убили?
Снова последовало молчание, которое Пул не стал нарушать.
Наконец мальчишка заговорил:
– Приходил один человек. С рыжей бородой. Он пришел и сказал нам, кто убил наших пап и мам. Все нам рассказал.
И парнишка яростно выкрикнул:
– Рыжий Генри, Ян Блок, Родриго Берналь, Альтабелли! Мы теперь всех их знаем.
Значит, это был Борода. Пул знал его еще до высылки. При мысли, что Борода полез к детям, он непроизвольно сжал кулаки. Что ему было надо?
– Он хотел, чтобы вы их убили?
Мальчик снова хмыкнул.
– Он принес бомбы и показал, как их взрывать.
– Он принес вам взрывчатку, показал, как делать бомбы и сказал, кому их подкладывать?
Значит, Борода решил использовать детей, чтобы отомстить Рыжему Генри и всей его шайке.
Сняв шляпу, Пул почесал забинтованной рукой в затылке и водрузил шляпу на место, придав ей необходимый наклон.
– А остальные бомбы сейчас на складах?
– Нет.
– Нет?
– Сегодня приходил тот человек и забрал их. Он сегодня был.
Боже правый. Борода забрал взрывчатку. Значит, решил больше не связываться с детьми или сильно торопился. Почему? Ответ был очевиден, но в связи с ним возникало много тревожных вопросов. Прежде всего – что делать в этой ситуации ему, Пулу? Оставить все как есть, как того хотела Карла?
Этан все еще раздумывал, когда за дверью послышались шаги. Кто-то поднимался с улицы по гранитной лестнице.