Текст книги "Песни"

Автор книги: Тимур Шаов

О судьбе интеллигенции

 
Не хотел я пить, но пятница,
И к тому ж зашёл сосед.
Он поэт, а значит, пьяница,
Рифмы есть, а денег нет.
«Треснем, – говорит, – водки для потенции
Да поговорим ладком
О судьбе интеллигенции
В государстве воровском».
Как с ним не выпить! Бегает, как маятник,
В глазах горят бенгальские огни.
Ну, выходные, сами понимаете —
У мужиков критические дни.
 

 
По российской по традиции
Пили много, наповал.
Он надрался до кондиции,
А потом запричитал:
«Ой же сироты мы, сироты!
Это ж при живой стране!
Эх, до чего же эти ироды
Толерантные ко мне!»
Глянь, как они за Родину радели:
Перестроили бардак в бордель
И совсем бедняги похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
Похудели, похудели, похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
 

 
Не по лжи я жил, как следует,
Был горой за них всегда
И на каждом референдуме
Отвечал: «Да! Да! Нет! Да!».
Где ж вы, бедные иллюзии,
Либеральные мои?
Так реформами контузило,
Что нет напора у струи.
Уже стемнело, мы прилично с ним натрескались
И наливали мимо рюмок наугад.
Он все шумел, косил под Чернышевского:
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»
 

 
Он сказал: «Вставай, такой-сякой!», —
И пошли мы с ним в народ.
Он – с ненормативной лексикой,
Словно с песней, шел вперед.
Где, – кричал, – культурная общественность,
Вновь по кухням, вновь молчит?
А, сохранить хотите девственность
И оргазм получить! – Так не бывает.
Он написал на зданье тайной канцелярии:
«Даёшь капитализм с человеческим лицом!»,
Пририсовал зачем-то гениталии
В кубистском стиле, хренов Пикассо.
 

 
Поздно ночью мы пришли домой,
В коридоре я уснул без сил.
Ну, жена спросила, что со мной,
Тут сосед ей объяснил:
«Видишь ли, – говорит, – в стране тенденция,
Просто стыдно говорить: спит теперь интеллигенция,
Ну, а так как нету Герцена,
Значит, некому будить».
 

 
А жена говорит:
«Я вам, гадам, буду Герценом,
И эсеркою Каплан,
И Чубайсом вместе с Ельциным.
Марш, мерзавцы, по углам!»
У жены я спрашивал, где моя любимая.
Мне жена ответила скалкой между глаз.
А я у скалки спрашивал, где моя любимая.
В общем, выпил лишнего. Скорбный мой рассказ.
 

 
Вновь подойдёт к концу неделя быстротечная.
Пойду к соседу, вот он будет рад,
И дорешаем мы вопросы вечные,
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»
 

О, женщины

 
О, женщины волшебные!
Умны, нежны, тонки.
Мужья ваши никчемные,
Как рваные носки.
Все на «авось» надеются,
Взобравшись на диван,
И не мычат, не телятся,
Валяются, как хлам.
 

 
О, женщины приятные!
Чисты, просты, милы.
Мужья ваши отвратные,
Ленивые козлы.
Вы крест несёте с мукою,
А эти – пьют пивко,
Храпят, потеют, пукают
И пахнут табаком.
 

 
Бегут красотки резвые,
Эротикой дыша,
А их мужья нетрезвые
Не могут ни шиша
Для мужа надевается
Прозрачное белье,
А он, гад, нажирается,
Потом всю ночь блюет…
 

 
О, женщины красивые!
О, верности пример!
Мужья ваши ревнивые
Всё ищут адюльтер.
Давно уж дети выросли,
А он всё пристает:
«Ты на ночь помолилась ли?»
И головой трясет.
 

 
О, хрупкие и нервные
Марго и Натали,
Мужья ваши неверные,
Блукают, кобели.
С культурными запросами,
Примерные отцы,
В помаде и с засосами,
Домой идут самцы.
 

 
Плачь, Ярославна бедная,
Как плакала не раз —
Князь Игорь с печенегами
Играет в преферанс.
Продуется до крестика,
Придет – «Прости, малыш!»
Ты пожалеешь бестию,
Обнимешь и простишь.
 

Ода пиву

 
Колосится золотая нива,
Закрома забиты ячменём.
Родина меня напоит пивом —
Пенным материнским молоком.
Мысль изречённая банальна,
Но, однако ж, эта мысль важна:
«Пить шмурдяк, дружище, аморально,
Пиво пить почётно, старина!»
 

 
Пусть тяжело, и жёны смотрят криво,
Пусть снег и дождь, и перманентный град,
Но мы с тобой пойдём, браток, на пиво.
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!
 

 
Мерзко всё, безнравственно и лживо —
Декаданс, бордель, бардак, бедлам.
Из святынь осталось только пиво,
Кружка, как лампада, светит нам.
Пиво – это жидкое искусство,
Пенное барокко, рококо,
Праздник вкуса, обонянья буйство!
Впрям, концерт для пива с балыком.
 

 
Нас не понять тинейджерам сопливым,
Их поколенье выбирает лимонад.
А мы с тобой пойдем, браток, на пиво.
На пиво, брат, на пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!
 

 
Как-то ехал грека через реку,
Вынул рака, да и с пивом съел.
Пиво остаётся с человеком,
Будь он грек, черкес или мингрел.
Подкаблучники пускай впадают в ересь —
Дескать, «пенистое зелье вас убьёт!»
Пенистое – не от слова «пенис»,
А от слова «пена», дурачьё!
 

 
Как осетры на нерест рвутся молчаливо.
Как журавли к зиме на юг летят,
Так нас с тобой инстинкт ведет на пиво,
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!
 

 
И покуда есть в бродилках пиво,
А в реке есть вобла и тарань —
Будет человечество счастливым,
Воздавая пиву свою дань.
Выше кружки, золотая рота!
Не страшна нам трезвенников рать.
Им не вырвать сердце у народа.
Пиво у народа не отнять!
 

 
Стареет мир, года ползут неторопливо,
Но по утрам, который век подряд,
Они идут, идут, идут гуськом на пиво.
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво брат!
 

Отцы и дети

 
На тусовке потусили, в клубе поклубились,
На бульваре пили пиво, Шурик подошёл.
Пили, пили, пили, пили – напились, упилис,
Разломали две скамейки, было орошо.
У памятнка Гоголю Шурика стошнило,
Заблевал весь постамент, грубо говоря.
С криком «Гоголя не любишь!» дали ему в рыло.
Хорошо повеселились, день прошё не зря.
 

 
А мы, а мы в их возрасте читали,
И Холден Колфилд нам был парень в доску свой.
Бывало, что и мы, конечно, (ну бывало) выпивали,
Но в одной руке был стакан, в другой руке – Толстой.
А мы ловили кайф от мировой культуры,
И музыка была, и всяк был меломан.
Ну, а теперь какие времена – такие трубадуры…
У нас-то были «Beatles», а у этих кто? Билан!
 

 
На футбол «Спартак» – «Динамо» в пятницу ходили,
Подрались со спартачами, как заведено.
Били, били, били, били, били – победили,
А «Динамо» проиграл, но это всё равно.
В воскресенье встал в четыре, поздно, но не очень,
Ну, туда-сюда, покушал, даже не куря.
Сел у телевизора, просидел до ночи,
Что смотрел – не помню, в общем, день прошёл не зря.
 

 
А мы, а мы, мы марки собирали…
И ещё, бывало, выпьешь – и в музей, и – сердцу, и – уму.
А от ментов и мы (чего там говорить!) бывало, убегали.
Но детям нашим знать об этом ни к чему.
Но им музей – отстой, а им в театре скучно.
Островский – что для них? Не «Лес», а тёмный лес.
Упрёки и хулу приемлют равнодушно.
В ответ: «А чо? А чо?» – «Ничо! Учись, балбес!»
 

 
К Шурику на хату всей толпою завалили.
Паханы у Шурика попёрлись на моря.
Мы сломали дверь, сожгли ковёр, соседей затопили,
В общем, славно пошалили – день прошёл не зря.
Щас вернусь домой и только на диванчик лягу,
Только соберусь я в телевизор поглядеть,
Тут придёт пахан и разведёт свою бодягу,
И начнёт опять ворчать, нудеть, скрипеть, бухтеть.
 

 
А мы (скажет), а мы, а мы хотя б читали,
И Гекльберри Финн для нас был парень свой.
Культура, тра-ля-ля, ну, там, Тарковский, трали-вали.
(Обычно я молчу и киваю головой).
А, может (скажет) вас пороть? Эх вы, младое племя!
Нет среди вас орлов, как мы – богатырей…
А, уходя, вздохнёт и скажет: «Нет, в наше время
И снег-то был белей, и вода была мокрей».
 

Пара слов о кризисе

 
Ах, как было всё красиво,
Триумфально, горделиво:
В воздух чепчики и крики «Ура!»,
Много блеска, треска – это
Третий Рим времён расцвета!
Мать честная, это ж было вчера…
 

 
Ели, пили, деньги были.
Да мы валютой печь топили!
И плевали на соседей с крыльца.
Распальцовка, крест на пузе —
Жизнь бурлила, как джакузи…
Рассердили мы, как видно, Творца!
 

 
Накрылись биржи, закрылись банки.
И самый главный, наш рулевой,
Сидит угрюмый, как после пьянки,
И смотрит строго, как неродной:
 

 
Мол, мы ж старались для вас, поганцев,
Мы ж не щадили себя подчас.
Зачем Бог создал американцев?
Одни убытки от них у нас.
 

 
И участливые власти
Говорят: «Не в деньгах счастье,
Вы истратили бы их всё равно».
Утешают, как больного:
Мол, не Вам одним хреново.
Вон, сосед по койке помер давно.
 

 
Населенье – часть бодрится,
Часть плюёт, часть матерится,
Остальные тихо впали в хандру.
Бизнесмены, кто не в ссылке,
Чешут, бедные, в затылке.
Если так пойдёт, прочешут дыру.
 

 
Тут хоть чешите, хоть не чешите,
А все эксперты дают совет:
«Сливайте воду, мотор глушите,
Сушите… вёсла, тушите свет».
 

 
О, сколько чУдных ещё открытий
Сулит нам время! И всё равно
Кому-то даже полезно выйти
На свежий воздух… из казино.
 

 
Шёл я полем, видел чудо:
Девки мучали верблюда —
Называлось «ролевая игра».
Я к чему клоню? Про кризис
Всласть уже наговорились,
И давно уже о бабах пора.
 

 
Но эксперты снова: «Худо!
Это присказка покуда!
Сказка страшная нас ждёт впереди!».
Харе, маманя, настрадались,
Мы в девяностых наголодались.
Будет худо – мы экспертов съедим.
 

 
Но напоследок спрошу я, братцы:
«Нужны нам деньги?» О тож! И вам, и мне…
Эй, финансисты-рублепродавцы,
Верните бабки родной стране!
 

 
Во всём есть плюсы, как говорится,
А особливо – для россиян.
Бывает, ищешь повод, чтобы напиться,
А тут бах: кризис. Во! Давай стакан!
 

Патриотический марш

 
И какая меня муза укусила?
Я на власть чего-то гавкаю опять.
«Ну, не гавкай ты, – жена меня просила, —
Ты ж нагавкаешь, придурок, лет на пять!»
 

 
Грею зад в своем любимом мягком кресле.
Возраст, дети… Да, послушаю жену.
Мне пора уже писать иные песни.
О хорошем… Прямо щас вот и начну!
 

 
Хорошо у нас и летом и зимою,
И в провинции, и в центре хорошо!
По трезвянке хорошо, и с перепою,
И в одежде хорошо, и голышом.
 

 
Мы и строим, и куём, и созидаем,
Снов доблесть комсомольская кипит,
Мы опять другой такой страны не знаем,
А кто знает – пусть заткнется и сидит!
 

 
На добро чужое рот мы не раззявим,
Но ни крошки не уступим своего!
Человек у нас проходит, как хозяин,
Если бабки есть, конечно, у него!
 

 
Вперёд, Умытая Россия,
Страна невиданных щедрот!
С нами силы неземные, бог и вышки нефтяные!
Вперёд! Вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт…
 

 
Хорошо внизу и хорошо у власти,
Вместе движемся мы в этот вот «перёд».
Видим мы на горизонте наше счастье,
А кто не видит – пусть очки свои протрёт!
 

 
Но кое-что я должен прояснить публично.
Отношенье мое к власти таково:
Вот там как раз нехорошо… не хорошо там… Там отлично!
Гармонично! Динамично! Делово!
 

 
Но отдыхать им надо чаще, в самом деле!
Шутка ль, круглый год сидишь, руководишь!
Хорошо, ще нэ згинэли Куршавели,
Ще не вмэрли Цюрих, Лондон и Париж!
 

 
Вперёд, Умытая Россия,
Пора вылазить из болот!
Ой, вы, кони вороные,
Ой, вы, вышки нефтяные,
Вперёд, вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт.
 

 
Так вот встанешь утром, оглядишь отчизну —
Хорошо!
Прослезишься, выпьешь, хрустнешь огурцом,
И, как Тютчева, потянет к монархизму,
И к монарху с человеческим лицом!
 

 
А кое-кто ругает всё, всё сразу, чохом,
Говорит, что не туда процесс зашёл.
Даже если кое-что у нас и плохо,
То в конечном счете это хорошо.
 

 
Кто-то ноет про имперские замашки
И кричит про деспотию и грабёж.
Успокойтесь, сядьте, выпейте рюмашку!
Посидите чуть…
Ну-у-у?..
А щас?
Ну, правда ж, хорошо?
 

 
Насра… Нас радуют свершенья трудовые!
Нессы… Не сыпятся с небес на нас блага!
Насса… На самом деле мы же мирные, не злые…
Но кто не с нами – обобьём рога!
 

 
Вперед, Умытая Россия,
Страна невиданных щедрот!
Есть съестное, есть спиртное, разливное, нефтяное,
Вперёд, вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт.
 

 
Наконец-то спел я честно
Вам про то, как всё чудесно! Хорошо! Хорошо!
Мы не плачем, мы не ноем,
Наш мы новый мир построим! Хорошо! Хорошо!
И на вахте, и в забое,
И в горячке, и в запое – хорошо! Хорошо!
Вот и написал, как Тютчев!
Прямо Тютчев, даже лучше! Хорошо!
Ой, хорошо!
Ой, хорошо… ой, как хорошо…
Хорошо…
Хорошо.
Хорошо!
 

Пегас, Муза и лирический герой

 
На обочине культурного процесса
Вольно дышится и видно далеко,
Я сижу в обличье дикого черкеса,
Откупориваю сабелькой пивко.
А процесс культурный протекает мимо,
И оттуда что-то ласково поют.
Над процессом – два прелестных херувима.
Так красиво, просто завидки берут.
 

 
Там поэты на породистых пегасах,
Там Психея, и Эвтерпа, и Амур,
С ними дамы в кринолинах и атласах,
Там высокая культура от-культюр.
Как меня завидят, дёргаются нервно,
И, зажав носы платками, говорят:
«Фу, мюжик, enfant terrible, пахнет скверно,
С этим рылом лезет в наш калашный ряд.
А сыграй-ка нам, мюжик,
Айне кляйне нахтмюзик.
Что, не можешь? Эх ты, лапоть,
Вон отсюда сей же миг!»
 

 
Мой пегас подкован криво,
У него из пакли грива
И общипанные крылья,
Куцый хвост, как пистолет.
Нрав весёлый, скачет-квасит,
Встретит лошадь – отпегасит,
Он шакалит на помойках,
Но вообще-то он эстет.
 

 
Вот же фрукт: ни конь ни птица,
Всё бы ржать ему, глумиться.
У других людей пегасы —
Любо-дорого глядеть.
У людей ахалкетинцы,
Рысаки и кабардинцы.
Дамы видят нас с пегасом,
Начинают вновь трындеть:
Фу, мюжик, – сразу в крик.
Сразу в крик: Фу, мюжик!
Фи, мюжик! Ой мюжик!
Сразу в крик: Фу, мюжик!
 

 
Моя Муза – из Советского Союза,
Торговала раньше пивом на разлив,
Называет меня «вшивый мой Карузо»
И подмигивает, плечи оголив.
Пьёт, скандалит, носит тюлевые платья.
«Что за жизнь, – кричит, – отгулов не дают!
Я к Митяеву уйду, там больше платят».
Зря пугает, там её не подберут.
 

 
Мой лирический герой – он не лиричен,
Он циничен, мой лирический герой,
Он порочен, не приручен, ироничен,
Я-то добрый сам, а он чего-то злой.
Я хороший, тихий, славный, неприметный,
А он шумный, он гуляка и нахал,
И всё время кроет лексикой абсцентной,
Я и слов таких-то сроду не слыхал.
 

 
Ну и так как я не классик,
Сам воздвиг себе Парнасик,
Невысокий, двухметровый,
А по мне-то в самый раз,
Аккуратный, рукотворный,
С деревянною уборной,
Стол, скамейка, три берёзки —
Персональный мой Парнас.
 

 
Под столом лежит гитара
И пустая стеклотара,
На рассохшейся скамейке
Томик Фрейдкина раскрыт.
И живём, как в коммуналке:
Муза в виде приживалки,
Да пегас мой тугудумский,
Да герой мой паразит.
Паразит, паразит,
Ой, герой-паразит!
Ой, паразит мой герой,
Ой, паразит…
 

 
А вдали Парнасы высятся грядою,
Там лавинами метафоры шумят,
Строфы строго проплывают чередою,
А над ними рифмы звучные парят.
А тут сидишь и ищешь рифму к слову «днище»,
Собираешься «дружище» написать,
Эти трое мне орут: «Пиши – козлище!»,
Вынуждают под их дудочку плясать.
 

 
Тут у нас приют убогого пиита,
Эти трое пишут пульку на песке
С шумом, руганью: «А ваша дама бита!»
Атмосфера, как в портовом бардаке.
Господа, а не сбряцать ли нам на лире,
Миру что-то типа «Мцыри» рассказать?
А пегас кричит: Какие, на фиг, Мцыри!
Не видишь, я прикупил на мизере туза.
 

 
Я спел бы сладко, ласково
«Ля-ля» – по типу Баскова,
И чтобы не по матери,
А чтоб как херувим,
И чтобы без политики,
Чтоб прослезились критики:
«Какой светильник разума!
А мы его гнобим».
 

 
Бардак в моей гостинице,
Коньяк в моей чернильнице,
Конь скачет, Муза красится,
Герой ушёл в запой.
Какие, блин, наперсники,
Такие, блин, и песенки —
Ну что напишешь путного
С такою шантрапой.
Шантрапой, ой,
С такой шантрапой,
Шантрапой, шантрапой,
Шантрапой…
 

 
Дует свежий ветерок… И если честно,
Это свинство мне по нраву самому:
Обмакнёшь язык в чернильницу – прелестно!
Нет, ребята, нам меняться ни к чему.
Так что буду греть на солнце своё днище
И в процесс культурный камушки бросать.
Ну а кто там морщит нос? Отвянь, козлище!
Вот опять – хотел «дружище» написать.
 

 
Ну и всё.
 

Песнь о бодуне

 
Вставай, похмельная страна, пропели петухи,
Настало время Бодуна – расплаты за грехи.
Бодун придёт, как Командор, огромный, мрачный, злой,
Раздавит вас, как помидор, тяжёлою рукой.
 

 
Вот Солнца шар от двух бортов поднялся над Землёй
И хрип, и стон из тысяч ртов слились в протяжный вой.
Мой друг, не время клясть судьбу, – Бодун стучит в твой дом.
Вставай, народ! Все на борьбу с проклятым Бодуном!
 

 
Мерещатся малиновые хари,
Во рту – сушняк, пустыня Калахари,
Хотя вчера, как будто, не бухали.
По две бутылки – это ж не размах!
 

 
И, как плохой актёр, ты будешь снова
Играть царя Бориса Бодунова,
Кричать: «Полцарства за стакан спиртного!»
Мол, мальчики кровавые в глазах.
 

 
Иной юнец хлебнет вина, с утра кричит: «Бодун!»
Да ты не нюхал Бодуна, неопытный пачкун!
А истинный Бодун крупней, он страшен, как война.
Не знаешь, правда, что страшней: Бодун или жена.
 

 
Он интернационален, есть у чукчей, у славян.
Бодунидзе, Бодунович, Бодуненко, Бодунян.
Все мы родом из Союза, всем народам нелегко:
Бодунас, Бодунбердыев, Бодуниди, Бодунко.
 

 
Но в мире он один такой, он лишь у нас в ходу.
Родной, кондовый, боевой, российский, наш Бодун.
И ни цена нам не страшна, ни крики трезвых жён,
Девиз «Ни дня без Бодуна!» давно у нас внедрён.
 

 
Бодает нищих, богачей и даже, вот беда,
Не к ночи сказано – вождей бодает иногда.
Глядишь на Родину порой, приходит мысль одна —
Верхи командуют страной, похоже, с Бодуна.
 

 
Бодун есть состоянье организма,
Когда бессильны панадол и клизма,
И только пиво в духе классицизма
Даёт терапевтический эффект.
 

 
Мир обретает контуры и краски
И можно встать на ноги без опаски,
И можно прыгать в половецкой пляске
Или дремать спокойно на софе.
 

 
Я бросил пить, пришёл мой срок, я стал совсем другой,
Но, как бетховенский сурок, бодун всегда со мной.
Я повторяю день за днём – пусть знает весь народ:
Тот, кто придёт к нам с бодуном, от бодуна падёт.
 

Песня гинеколога

 
…Итак, подсудимый! Потрудитесь объяснить суду
каким образом вы, гинеколог женской консультации,
смогли пойти на убийство?
 

 
Сперва пришла на консультацию
Богиня, Афродита, Грация…
И вся такая длинноногая,
Что ошалел сперва немного я.
Разделась до, пардон, дез-а-белье,
Стоит в прозрачном шёлковом белье…
Хоть доктор, но от этого белья,
Слегка растерян и смущён был я…
 

 
Пока смотрел, пока пальпировал,
Признаться: чуть не изнасиловал.
Ну, посмотрел, говорю: «Беременна!»,
Ну, успокоил: «Это временно!»
Пройдёт, мол, через девять месяцев…
Она в слезах, кричит: повесится,
Мол: несмываемый семье позор!..
Ну пожалел её: направил на аборт.
 

 
Потом пришла совсем зелёная
Семиклашка несмышлёная.
Пришла довольно своевременно,
Диагноз тот же, мол: беременна.
Она сидит, так глупо улыбается,
Так вот, говорит, откуда дети появляются!
 

 
А Васька рыжий, что с соседнего двора
Сказал что это, мол невинная игра!
Ну и повёл меня играть в кустах,
«Закрой глаза, – говорит, – да и считай до ста!»
Ушла смеясь, одёрнув платьице:
Теперь со мною не расплатится!
 

 
Потом ещё были три бабушки,
Две продавщицы – обе лабушки,
Штук пять студенток, плюс уборщица,
Актриса, парикмахер, школьница,
Модистка, модельер, рабочая
И прочая, и прочая, и прочая…
 

 
Эрозии, аборты, зеркала…
От женщин кругом голова пошла,
Работал, не жалея сил я там,
И был морально изнасилован…
Иду домой, а спать так хочется!..
Гляжу: в подъезде ктой-то топчется…
Гляжу: блестят два чёрных глаза,
Гляжу: стоит цыганка Аза…
 

 
Эй, говорит, касатик, дай рубля,
Перед тобой разденусь до нуля!
За десять тыщ щипнуть позволила,
Но это чашу переполнило!
Я зарычал: «Молись-ка Аза!
Ты довела меня, зараза!»
Достал я скальпельное лезвие
И порешил её, болезную…
 

 
Прервалась жизнь бесполезная —
На месте кончилась болезная…
Судите сами, гражданин судья,
Ведь в этом деле невиновен я!
Виновна тут моя профессия,
Шерше ля фам, о гражданин судья!
Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашей женской консультации!
 

Песня дельтапланеристов

 
Широка страна родная, стережёт ее конвой.
Я над нею пролетаю, как фанера над Москвой.
По земле ходите сами, это, Господи, уволь.
Я лечу на дельтаплане, как на «Боинге» король.
 

 
Буря небо матом кроет, где-то что-то там крутя,
Я, как Карлсон, мчусь стрелою, поднимаюсь ввысь, шутя.
Я летаю над полями, над посевами кружа,
Я плююся вниз слюнями, удобряю урожай.
 

 
Вижу голеньких влюблённых, кверху попками во ржи,
И недоенных бурёнок, мирно срущих у межи,
Вижу пьяных трактористов, вижу трезвую козу,
Демократов, коммунистов, копошащихся внизу.
 

 
Разных тварей миллионы проплывают подо мной,
Города и регионы, зло, добро, любовь, разбой,
«Менатепы», «Инкомбанки», богадельни, нищета,
Голубые, лесбиянки, кони, люди, суета…
 

 
Вижу женщин разномастных – и горят мои глаза,
До безумия прекрасных, жаль, потрогать их нельзя.
Я на них не строю планы, изнурил себя постом,
Первым делом – дельтапланы, ну а девушки – потом!
 

 
Высоту я набираю, даль прозрачна и тиха,
Украину наблюдаю и республику Саха,
Кучму с гарными хохлами, Лукашенку с бульбашами,
Китовани с пистолетом и Гейдара с минаретом,
Плюс – Шаймиева с ордою, плюс – Дудаева с дудою,
Плюс – Ниязова с Кораном, плюс – родного со стаканом.
Я летаю над кремлями, над лесами и полями,
Над приличными людями, над столичными…
Астрономам разных стран мой известен дельтаплан!
 

 
Сам Господь тому порука – мир земной открылся мне,
Дельтаплан такая штука! – философская вполне!
Ну так выпьем, кто захочет, за полёты на Руси,
Если можно, Авва Отче, рюмку ближе поднеси!
Если можно, Авва Отче, рюмку ближе поднеси!
 

Гимн риэлтора

 
Молились люди о жилье и Бог молитву услышал
Господь риэлтора создал божественной рукой
Ведь даже Карлсону иметь необходимо крышу…
(Ну, мы не в смысле бандюков, а в смысле – «дом с трубой».
 

 
Хотите новенький коттедж? Вы намекните только!
Хотите коммунальный рай? Да тоже нет проблем:
В обмен на комнату в Кремле предложим дачу в Горках,
Один клиент уже живёт, вполне доволен всем!
 

 
Что нам двушка – распашонка, что хрущевские дома?!
Лягушонку в коробчонке переселим в терема!
Что нам стоит дом построить, что нам стоит офис снять?!
Землю роем мы, не ноем,
Подберём, найдём, устроим
Мы шампанское откроем…
Будет Муха – Цокотуха новосёлкою!
Эх!
Давай, риэлтор,
Открылся рынок!
Вперёд, риэлтор,
Некогда скучать!
Вопрос квартирный —
Такой противный!
Но кто-то должен
Его решать?!
 

 
Один клиент-интеллигент, плакучий, словно ива.
Другой клиент – весь на понтах, цепочка в три кило.
И всем же надо угодить и сделать всем красиво,
Чтобы один сказал: «Мерси», другой: «Не западло!».
 

 
Пока сто справок соберешь – так похудеешь резко,
Сам в группу риска попадешь и сдвинешься вполне:
Менты, связисты, СЭС, Собес, УБЭП, ООН, ЮНЕСКО!
И БТИ, и ПНД, и Ё-ка-лэ-ме-не!
 

 
Чёрный маклер, что ж ты вьешься над клиента головой?
Ты добычи не дождешься, лучший маклер золотой,
А весна сменяет лето, жизнь проходит набегу
А чукча в чуме ждет агента, хочет чум размером с ГУМ!
Давай, риэлтор,
Открылся рынок!
Вперёд, риэлтор,
Некогда скучать!
Вопрос квартирный —
Такой интимный!
Но кто-то должен
Его решать?!
 

 
Мне кажется, ведь я – люблю мужчин, умеющих принять правильное решение, особенно если они касаются моей жилплощади!
Клиент всегда прав! Клиент всегда прав? Клиент всегда прав!
 

 
Но понять клиента можно и сомненья его гложут
И жена его тиранит, мол, агент тебя обманет
И тиранит его теща: расширяй быстрей жилплощадь
На работе шеф гоняет, а в подъезде так воняет
 

 
И нервируют соседи – тети Клавы, дяди Пети…
Он боится аферистов, проходимцев и юристов,
И нотариуса тоже, а задний ход уж дать не может
Отписать пора бумагу… Но трясет его, беднягу,
 

 
В страхе он не видит света…
Вот если мы учтем все это,
То тогда клиент, конечно,
Как и мент, извечно прав.
 

 
Вперёд, риэлтор,
Открылся рынок!
Пора, риэлтор,
Сделку заключить!
Невроз квартирный —
Такой противный!
Но кто-то должен
Его лечить?!
 

 
А всё-таки чума хотелось побольше, однако…