Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

Даже не дождавшись, пока закроется дверь за главой внешней разведки Ватикана, Его Святейшество погрузился в размышления, устремив взгляд на шахматную доску. Несмотря на свои белоснежные одежды, символизирующие чистоту помыслов и души преемника Святого Петра, он предпочитал играть чёрными фигурами, позволяя противнику делать первый ход. Наблюдать и выжидать, чтобы потом перейти в молниеносное нападение и одержать победу, используя огрехи тактики врага…Этот жизненный постулат привел его на Святой Престол, оставив злопыхателей и конкурентов в борьбе за власть далеко позади. Весь мир ему представлялся расчерченным полем с расставленными на нём фигурами… Вот только в его воображении в игре, что велась человечеством испокон веков, не было чёрного и белого цвета – всё зависело от точки зрения игрока.

– В темноте все кошки серы… – прошептал Лев Тринадцатый и протянул руку к недвижной фигуре слона. Но помедлил, нахмурившись, оценил его положение на доске – и опустил её, так и не прикоснувшись. Возможно, стоит пожертвовать пешкой, чтобы расчистить путь епископу? А после размена незначительными фигурами придёт время атаковать…

***

Нинно Абразино, уже более пяти лет возглавляющий службу внешней разведки Святого Престола, скорым шагом удалялся от кабинета Верховного Понтифика, не обращая никакого внимания на торжественную, помпезную роскошь Апостольского дворца. К тому, что подавляло редких гостей в этих стенах, заставляло испытывать благоговейный трепет и внушало мысли о собственной незначительности и серости, он давно привык. Его взгляд легко скользил по шедеврам мировой культуры, за которые ценители отдали бы даже собственную жизнь – а здесь насчитывались десятки, если не сотни, картин кисти знаменитых мастеров, мраморные изваяния не меньшей редкости, бесчисленное множество драгоценных безделушек – отмечая лишь привычный порядок их расположения. Любая мелочь, оказавшаяся не на своём месте, привлекла бы его цепкий, натренированный взгляд, заставив тут же проанализировать – произошло это в результате оплошности нерадивой служанки, вытиравшей пыль и не удосужившейся восстановить прежний порядок, или же во дворце оказался посторонний, неумышленно или с умыслом что-то переставивший. А если последнее – был ли это официальный посетитель, милостиво допущенный в святая святых, или же незваный гость, проникший каким-то чудом мимо многочисленных постов охраны с недобрыми намерениями. И пока ответ не был бы найден, Нинно бы не успокоился. За эту дотошность и подозрительность, граничащую с паранойей, подчинённые за глаза называли егоsanguisuga – пиявка – что, естественно, было ему известно и нисколько не смущало. Сложно было оскорбить этим того, кто перенёс годы издевательств из-за своей фамилии. Это в благословенной родной Италии Абразино – известная и уважаемая семья, а в России… Нинно поморщился, вспомнив время, которое вынужденно провёл в этой варварской стране.

В то время его отец занимал должность личного телохранителя посла и по своим соображениям испросил разрешения привезти в Российскую империю старшего сына. Пока родитель исполнял свои обязанности при дипломатическом корпусе, юного Нинно определили в одно из столичных высших учебных заведений, со строгим наказом отца – не создавать проблем, которые могли бы заставить его пожалеть о принятом решении взять сына с собой. С этого момента младший Абразино на своей шкуре испытал, что значит пройти все круги ада. Мало того, что его фамилия, к которой ему чуть ли не с рождения прививали уважение, оказалась созвучной с обидным прозвищем, так ещё и внешность подлила масла в огонь. Низко скошенный лоб, маленькие чёрные глазки, прячущиеся в тени густых, нависающих бровей, широкий, словно расплюснутый многочисленными ударами нос… Всё эти отличительные признаки членов семьи Абразино, унаследованные от многоуважаемых предков, в Италии вызывали уважительное опасение, так как всё родичи Нинно были знаменитыми воинами и магами, отличавшимися огромной силой и смекалкой. В России же они порождали лишь сдавленные смешки у новых одноклассников и не вызывали у них желания сойтись ближе с тупым итальяшкой, Ниной-образиной. И в то, что за отталкивающей внешностью кроется высокий интеллект и недюжинные способности, не хотели верить даже преподаватели, с некоторой брезгливостью воспринявшие нового ученика.

Замкнувшись, скрывая свои чувства за непроницаемой равнодушной маской, что было особенно трудно для эмоционального итальянца, он стоически переносил всяческие издевательства и подначивания, не жалуясь отцу по причине гордости, но и не позволяя себе давать отпор насмешникам, боясь спровоцировать конфликт двух государств, так как окружали его отпрыски древних аристократических русских родов.

С тех пор одно упоминание Российской империи и всего, имеющего к ней косвенное или прямое отношение, вызывало в нём бурю отрицательных эмоций. И сегодня, когда Его Святейшество очертил круг первостепенных задач, что ставились перед его ведомством, подчеркнув их исключительный статус и приоритет, в его душе взыграло злобное торжество. Наконец-то он сумеет отомстить этим варварам за все, за каждое оскорбительное слово, за каждый презрительный взгляд! Пусть покрутятся они, точно ужи на раскалённой сковороде, даже не подозревая, что все беды, что вскорости их настигнут – дело рук того самого Нины-образины!

***

В это же время его английский коллега, граф Бредфорд, покидая кабинет королевы Елизаветы Второй не знал, за что хвататься в первую очередь – за голову, за сердце или за перо, чтобы начинать строчить указания для своих подчинённых.

Долгая, эмоциональная беседа с Её Величеством вызвала в нем противоречивые чувства. С одной стороны, он прекрасно понимал её желание вернуть внучку в лоно семьи, избавив от участи затворницы. С другой… Он осознавал, что разрыв дипломатических отношений с Российской империей, повлёкший за собой значительный спад в английской экономике и нанесший ущерб репутации всего государства в целом – целиком и полностью вина Маргарет Йоркской. Из-за своего раздутого самомнения и спесивости, девушка попыталась взвалить на себя обязанности, к которым людей готовят долгие годы. Шпионаж – дело тонкое, деликатное, требующее особых умений, и не преподают их в институтах для благородных девиц! Очередная блажь своенравной принцессы, успевшей попортить немало крови всему английскому двору за годы взросления и рьяно взявшейся за двор российский, привела ко многим бедам, и не видно им конца.

Сейчас, для того, чтобы выполнить волю королевы, придётся задействовать тщательно законспирированных агентов, что сумели затаиться на просторах Российской империи, не подпав под волну репрессий, что обрушилась на всех, кто имел хоть мало – мальское отношение к туманному Альбиону. А обстановка там в нынешние времена весьма неблагоприятна для иностранных лазутчиков – один неверный шаг, одно лишнее движение – и императорская Тайная канцелярия гостеприимно распахнет свои двери для гостей столицы… Вот только билет туда – в один конец, и оплачивается кровью.

Дойдя до своего кабинета, граф зачем-то оглянулся, будто ожидая увидеть преследующих его русских дознавателей, запер дверь, для пущей уверенности подергав её за ручку, потом со вздохом облегчения опустился в излюбленное кресло.

Итак, начать нужно с писем, в которых агентам в России будут даны указания готовить почву для побега Маргарет Йоркской из монастыря. А для того, чтобы у них были развязаны руки, и они могли действовать эффективнее, необходимо максимально отвлечь внимание всех служб. Составив для себя чёткий план действий, что всегда внушало ему уверенность, граф Бредфорд взялся за перо и принялся излагать свои мысли на бумаге.

***

Словно лавина, зародившаяся где-то у самой горной вершины от одного небольшого камешка или чересчур громкого звука, понеслась от высших чинов к их подчинённым волна указов, приказов и распоряжений. Организовать, собрать, подготовить, внедрить… Аналитики разрабатывали необходимые для созданных легенд документы, снабженцы лихорадочно перебирали свои запасы, чертыхаясь и кляня эту спешку, агенты настраивались на нужную волну, понимая, что на кону, ни много, ни мало – собственная жизнь.

И вот уже со всех сторон к границам Российской империи устремились иностранные лазутчики под разными личинами. Пересекали таможенные посты степенные купцы, ведя целые караваны телег, наполненных доверху заморскими товарами; грохотали разболтанными в долгом пути колёсами непритязательные кибитки, в которых ютились мамаши с горластыми младенцами; устало плелись богомольцы, то и дело осеняя себя размашистым крестом; проезжали на горделиво перебирающих длинными стройными ногами жеребцах наёмники, ищущие заработка и славы под сенью российских знамён.

Мастеровые, учёный люд, студиозы и беженцы, цыгане и бродячие циркачи… Пройдя проверку пограничными служивыми, что давно уже махнули рукой на все указания начальства и следили за всем лишь вполглаза, все они проворно колесили по дорожным трактам, посещали маленькие деревеньки и большие города, останавливались в скромных трактирах и гостевых домах, оставляя позади разгорающееся пламя народных волнений и бунтов. Бывало, молодая, крепкая бабенка, опрокинув стакан-другой забористого вина, пускала пьяную слезу и причитала: «Ирод! Отобрать дитя у матери, это ж где такое слыхано?!»… И подхватывал с другого конца едва освещённого, задымленного кухонным чадом трактира паломник, мрачно обнимающий замерзшими ладонями кружку пустого кипятку: «Не по божеским законам рядит император, быть беде!» И тут же подключались к возникающему яростному спору местные забулдыги, стучали кружками по столам, стараясь перекричать соседа, ибо главное правило пьяных разборок – прав тот, у кого глотка луженая, а кулак пудовый.

Недаром говорят, вода камень точит… Из мелких стычек, из обыденных кабацких разговоров, навеянных зелёным змием, росли и ширились волнения простого люда, и каждый, не замечая брёвна в своём глазу, с нескрываемым наслаждением обсуждал соринку в чужом. Основательно расшатанная усилиями чужестранных лазутчиков, всенародная любовь к Алексею Второму стала угасать. И всё чаще звучали призывы потребовать у тирана и деспота освободить несчастную императрицу, ибо не по-божески это – лишать наследника материнской любви и ласки…

Точно акулы, следующие на запах крови за китобойным судном, почуяв возможность поживы, подняли голову лихие людишки – любители удить рыбку в мутной воде; опасаясь грядущих событий, жадные чинуши спешно набивали карманы, презрев и законы империи, и слабый голос совести. Сбивались с ног солдаты, отряженные подавлять бунты, да карать их зачинщиков, и сами начинали недовольно роптать. Тьма, сотканная из дыма пожарищ, да чёрных мыслей, клубилась на окраинах великой державы. Но и в самом сердце империи, в столице уже назревала буря.

Глава 18

– Ма-а-алчать!!! – налившимися кровью от бешенства глазами я обвёл собравшихся за столом в малой приёмной. Галдеж, воцарившийся после доклада командира одной из бригад отдельного корпуса Пограничной стражи, тут же стих. Всматриваясь в лица советников, я с долей злорадства отмечал, как большинство отводят глаза, не желая встречаться взглядом со мной, неосознанно съеживаются, пытаясь спрятаться за соседа… Не выйдет, голубчики! Спасибо королю Артуру за идею с круглым столом, благодаря ему все вы у меня, как на ладони!

О том, что сегодняшнее заседание Высшего совета выдастся, мягко говоря, непростым, я знал заранее. Это для них появление бригадного генерала, Ивана Данилова, оказалось неприятной неожиданностью, как приступ медвежьей болезни в людном месте. А я уже сутки переваривал ту информацию, что поведал мне этот бравый служивый, сумевший пробиться сквозь все бюрократические препоны, чтобы донести до меня – мир в империи висит на волоске. Ведь все докладные записки, что слал он своему руководству в надежде, что те донесут тревожные вести до Высшего совета, канули в лету. На каком этапе они терялись – вестовые ли везли их не по назначению, или адресаты прятали поглубже под сукно – предстояло ещё разобраться. И больше всего вопросов у меня возникало к князю Меньшикову, министру финансов, что попутно являлся и Шефом отдельного корпуса Пограничной службы.

– Михаил Акимович! Я жду вашего слова. Хотелось бы узнать одно, с вашей стороны это – преступная небрежность или откровенный саботаж?! Что мне писать в сопроводительных документах для дознавателей Тайной канцелярии?

При последних словах князь слегка побледнел, но не потерял присутствия духа. Поднявшись, он негромко сказал:

– Я и сам – и поверьте, не меньше вашего, Ваше Величество, хотел бы разобраться в этом вопросе. Ибо отчёты, что доходили до меня, разительно отличаются от того, что сейчас докладывал уважаемый генерал…

Открыв свою папку, министр нервными движениями отбросил в сторону несколько листов и с видимым облегчением достал нужные, придвинув их ко мне:

– Соблаговолите ознакомиться, Алексей Александрович! Здесь сводные данные по восьми округам, поданные мне буквально пару недель назад начальником штаба, генералом-майором Ставрыгиным. Извольте убедиться – ни одного упоминания о каких-либо казусах на границе, ничего подозрительного. Всё в штатном режиме…

Я внимательно вчитывался в каждую строчку в поисках чего-то, что сигнализировало бы о проблемах в службе пограничников. Но натыкался лишь на стандартные фразы о затраченных средствах, о количестве пересекших границу, о выехавших из империи…

– А вот – жалобы на нехватку людей?..

Министр коротко усмехнулся:

– Такие жалобы повторяются из года в год. А в последнее время участились, сами понимаете, военные учения оттягивают людей, да и текучка… Молодые ребята приходят на границу в поисках романтики, приключений, а получают рутину – один купец похож на другого, иностранный акцент иноземных гостей очень быстро перестаёт развлекать и вызывает лишь раздражение, а обязанность изо дня в день твердить одни и те же правила, выполнять одни и те же действия…

Князь понял, что увлёкся, махнул рукой:

– Эх, да что там… Я не жалуюсь, это естественный отбор, остаются самые стойкие, на кого можно положиться…

Тут он осёкся, вспомнив о том, что прозвучало в докладе бригадного генерала. И глухо проговорил:

– По крайней мере, так было… А вот то, что не хватает магов – это факт, и об этом я не раз говорил здесь. Если раньше студенты старших курсов Магический академии зачастую проходили практику именно в Пограничной службе, то сейчас эта метода почему-то незаслуженно забыта…

– Вот именно, студенты!!! Напомню, это ещё дети! И не след им рисковать жизнью и Даром, выполняя обязанности, рассчитанные на опытных магов! Вы желаете затыкать ваши бреши юными недоучками, в которых бурлит жажда быстрой славы? Вам напомнить, сколько глупых стычек случалось в те времена, о которых вы изволите грустить?! И какие нелепые потери мы несли?

Ректор упомянутой Академии вскочил со своего места, гневно топорща седую бороду и возмущённо глядя на Меньшикова. Тот, дав выход накопившемуся напряжению, тоже повысил голос:

– Дети, говорите? Неопытные, недоучки?! Тогда грош цена вашему образованию, если студенты старших курсов могут проявить себя только в тепличных условиях!!! И на что они будут годны, если все их испытания будут заключаться в паре ярмарочных фокусов, показанных на защищённых полигонах в присутствии роты лекарей, готовых самоотверженно лепить свинцовые примочки на каждый синяк?

Я с немалым интересом вслушивался в их перепалку, лишний раз убеждаясь в том, что верно утверждение – хочешь услышать правду, выведи собеседника из себя. Но вопросы высшего образования могут и подождать, а ситуация на границе требовала незамедлительных решений.

– Остановитесь, господа! Ваши прения перенесём на более позднее время, а сейчас хотел бы обратить внимание вот на что…

Я покопался в листках, что передал мне князь Меньшиков:

– Вы, Михаил Акимович, правы… Судя по этим документам, просьба выделить больше рядовых и магов – дело обыденное. Вот только обратите внимание – несколько бригад в последних рапортах об этом не упоминают. К ним было отправлено подкрепление?

– Нет. Я бы знал об этом, но увы, людей брать неоткуда…

Министр схватил упомянутые бумаги, быстро пробежал их глазами, потом перевёл взгляд на свои записи:

– Ваше Величество, мне нужно проверить эти данные, возможно, вы правы, и за этим что-то кроется!

– Что ж, пока вы будете изучать необходимые документы, я передаю отдельный корпус Пограничной службы в ведение Василия Андреевича Голицына.

Меньшиков вскинул протестующе голову:

– Но, Алексей Александрович, такое возможно лишь тогда, когда империя находится на военном положении!

Я ответил ему твёрдым взглядом:

– А вы считаете, что всё происходящее – всего лишь мелкое недоразумение?! Василий Андреевич…

Тот вскочил со своего места, вытянувшись в струнку и устремив на меня ожидающий взгляд.

– Необходимо провести инспекцию пограничных постов, выделяйте все силы, что сочтете нужными, лучше, как говорится, перебдеть… Особенно если мои опасения верны. Готовьтесь к тому, что придётся столкнуться с нечистыми на руку офицерами, и речь идёт не о незначительной мзде, что платят купцы для того, чтобы при досмотре бойцы закрывали глаза на некоторые запрещённые товары… Всё указывает на государственную измену! Сами понимаете, слишком подозрительным выглядит то, что одновременно в нескольких приграничных областях вдруг разгорелись народные бунты. Такое ощущение, что всё происходит по одному сценарию – кто-то сознательно мутит воду, умело разжигает недовольство в народе…

– И в том немалая наша вина… – послышалось откуда-то из-за стола.

– Кто-то хочет высказаться? Так прошу, поясните нам, к каким выводам вы пришли после всего вышеизложенного? – я переводил взгляд с одного советника на другого, ожидая ответа. Тут со своего места, к моему немалому изумлению, поднялся отец Никанор, который лишь недавно вошёл в состав Высшего совета. Впервые я с ним встретился, когда решал вопрос с расторжением браков моих сестер. Благодаря его ненавязчивым, но весьма дальновидным советам и весьма значительной помощи в оформлении необходимых бумаг, мы вышли из той неприятной ситуации без потерь, даже с некоторым выигрышем. С тех пор я частенько общался с ним, когда возникали вопросы касательно взаимодействия светской и религиозной власти в империи.

– Ваше Величество! Вы правы, говоря, что всё это похоже на спланированную акцию. Но рассудите сами, повод для разжигания бунтов вы дали сами, вы, можно сказать, вручили оружие в руки своих противников…

– Это каким же образом? Извольте пояснить! – прищурился я. Вот удара с этой стороны я никак не ожидал!

– Ну как же… Вы сами слышали, с чего начинаются выступления – с вашей супруги, юной императрицы… Неопределённость её судьбы, мрачные тайны, связанные с вашим союзом, освящённым Церковью…

– У всех этих мрачных тайн, как вы изволили выразиться, одна разгадка – предательство! И вам об этом известно не хуже, чем другим присутствующим!

Отец Никанор взглянул на меня усталыми, понимающими глазами, и мне внезапно стало стыдно за свой тон. А он мягко напомнил:

– Простые люди далеко от высокой политики. Зато они твёрдо знают одно – обеты, что приносят супруги перед Богом и людьми – не пустые слова. И нести ответственность за своих жён – святая обязанность каждого мужчины.

В комнате послышались сдержанные одобрительные шепотки. А Никита Вавилов не удержался и назидательно поднял палец кверху:

– Всыпать негоднице горячих, да напомнить о том, что негоже жене супротив мужа идти! Глядишь, присмирела бы, да всё чин – чином бы пошло… А так не по-христиански выходит – и жена не жена, и императрица не императрица… Непорядок!

Священник посмотрел на меня и вздохнул:

– Вот вам яркий пример рассуждений, что ведутся в каждом кабаке, на каждой завалинке… И как тут заставить их замолчать? Силой не получится, только хуже будет. Надо что-то решать, Ваше Величество!

Я поморщился, но сдержал закипающее во мне негодование. Ощущение, будто меня с размаху окунули лицом в грязь, что была делом моих же рук, не отличалось приятностью. Но мне хватало здравости рассудка признать, что во многом отец Никанор прав. Все мои заслуги перед империей могли быть перечеркнуты одной ошибкой. А значит, пока это ещё было возможно, требовалось её исправить. Я выпрямился, оглядев советников, задержался взглядом на князе Долгоруком.

– Что ж, вынужден признать, вы во многом правы. Но должен вам сообщить, что этот вопрос тревожит и меня. И если вам показалось, что я бездействую – могу вас в этом разубедить. Недавно я имел приватную беседу с уважаемым Сергеем Ивановичем на эту тему, и мы пришли к выводу, что необходимо встретиться с мадам Маргарет и обсудить все детали нашего официального развода, после которого она сможет покинуть стены Кожеозерского монастыря. Поскольку она является подданной Российской империи и учитывая некоторые нюансы, что привели нас к разрыву супружеских отношений, покинуть пределы империи она не сможет, но будет проживать в одном из поместий, принадлежащем роду Романовых, получит пансион, соответствующий её высокому положению и будет участвовать в воспитании нашего сына. Все эти условия будут озвучены ей князем Долгоруким.

Оживлённый гомон пронёсся по малой приёмной, и на меня устремились взгляды советников. Я поднял руку, призывая всех к тишине и продолжил:

– Более того, я прекрасно понимаю, что государство нуждается в императрице. Посему также сообщаю вам, что в скором времени после того, как произойдёт развод с Маргарет Йоркской, будет объявлено о моей помолвке с девушкой из древнего и уважаемого русского рода. На этом, полагаю, мы пока можем закрыть обсуждение этой темы. Давайте перейдем к другим делам, требующим нашего внимания.

И пока все приходили в себя от озвученных мною новостей и про себя гадали, кто же эта девушка, которой предстоит стать русской императрицей, я встретился взглядом с министром иностранных дел. Понял ли он, почему я не произнёс вслух имя его дочери – не знаю. Но для себя я решил – во-первых, мне нужно поговорить с самой Анной. Да, она ещё ребёнок, но если сама идея выйти за меня замуж покажется ей отталкивающей, принуждать её к этому и позволять делать это её родителям в угоду политическим выгодам я не стану. В конце концов, есть много достойных невест среди русских дворянских родов, и мало кто откажется от подобной чести. Ну, а во-вторых – пока миссия Долгорукого по решению вопроса с Маргарет не увенчается успехом, говорить о следующем браке вообще не имеет смысла.