Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 29

Из блаженного забытья меня безжалостно вырвал нарастающий гул, что накатывал шумными волнами, бился в моей многострадальной голове, не позволяя вновь соскользнуть в мягкие объятия сна. Чувствуя, как подо мной в такт колышется и вздрагивает кровать, я в отчаянии подумал: «Какой идиот в шторм выходит из порта?! Так же можно угробить и корабль, и пассажиров… Стоп! Корабль?! Какой корабль?!! Я никуда не собирался, я вообще плавать не умею!!! У меня морская болезнь!»

Ощутив, как меня снова колыхнуло, от чего в желудке тоже поднялась ответная волна, моментально подкатившая к самому горлу, я судорожно сглотнул, заставив её опуститься, поморщился от её мерзкого послевкусия и попытался открыть глаза. Открытия века не состоялось. Ни левого, ни правого. Протяжно вздохнув, я собрался с силами и предпринял ещё одну попытку. Мои героические усилия не пропали даром, сквозь образовавшуюся щёлку в мою голову хлынул нестерпимо яркий свет, моментально вызвав острый приступ мигрени. Но я не собирался сдаваться! Упрямо тараща заслезившиеся глаза, я подождал, пока они привыкнут к освещению, проморгался и… Встретился взглядом с чёрными глазами Тэйни. Сначала я даже обрадовался. Куда бы меня в очередной раз не занесла судьба-злодейка, я тут не один, а рядом с родным, близким человеком! Сморгнув набежавшую опять непрошенную слезу и поспешно убедив себя, что это от режущего глаза света, а не от нахлынувшей сентиментальности, я собрался было выразить вслух всю мою радость от встречи с любимой наложницей, наперсницей и вообще… Но из моего рта вместо прочувствованной куртуазной речи вырвалось что-то нечленораздельное:

– Абр-р-р-хр-р… О-ох!..

С трудом отлепив непослушный язык от нёба, я задумчиво пошлепал губами, между тем со слабым любопытством озираясь вокруг. Все-таки, я впервые оказался на морском судне в этом мире… К моему изумлению, меня окружали знакомые до боли предметы интерьера. Представив, как некто, злобно хихикая, перетаскивает мой рабочий стол, сдергивает тяжёлые шторы, а главное – сдвигает с места мой излюбленный массивный шифоньер и умудряется затащить весь этот скарб в каюту неведомого корабля, стремясь ввести меня в заблуждение, ну, или сделать моё путешествие максимально комфортным, я понял, что никуда я не плыву, а вся эта качка и приступы морской болезни – всего лишь последствия моего вчерашнего… А что, кстати, было вчера?!

Бросив ещё один, более внимательный взгляд на Тэйни, я отметил и её немигающий холодный взгляд, и скрещенные на высокой груди руки. Почувствовав, что мне вот-вот придётся держать ответ за то, чего я даже не помню, я состроил максимально жалобную физиономию и страдальчески застонал в полный голос, стремясь вызвать в своей женщине хоть каплю участия и сочувствия… Размечтался! Скорее, можно было бы разжалобить каменного идола с острова Пасхи, чем непреклонную и жестокосердную меднокожую. Презрительно сморщив нос, она фыркнула, исчезла из моего поля зрения, в глубине комнаты раздался мелодичный звон и услаждающий и уши, и душу бульк…

Вскоре перед моим носом замаячил запотевший хрустальный бокал. Громко икнув и причмокнув от нетерпения, охватившего всё моё иссушенное тело, я дрожащими руками схватил его и жадно выхлебал содержимое. Сначала я почувствовал благословенную волну прохладной свежести, затем, точно гурман, вникающий во все оттенки вкуса нового, ранее не пробованного блюда, прислушался к своим ощущениям. За прохладой крылась едкая горечь, от которой моментально свело все лицевые мышцы, достигнув желудка, напиток, поданный вероломной индианкой, взорвался в нём обжигающей ментоловой бомбой. Мне вдруг почудилось, что раскрой я сейчас рот, то исторгну из себя потоки ледяного пламени… Как такое может быть, я не имел понятия, но был совершенно уверен, что именно так всё и произойдёт.

Пока я с выпученными глазами приходил в себя, опасливо прислушиваясь к собственному организму, Тэйни едва заметно кивнула кому-то, и меня неожиданно подхватили с двух сторон под белы рученьки и мягко, но весьма настойчиво потянули в сторону ванной комнаты. Слабо перебирая ногами, я краснел, бледнел и пытался убедить двух учениц моей наложницы, что вполне способен справиться сам, но был безжалостно раздет, засунут в пенную воду и отмыт в четыре руки… Такой смеси стыда, возбуждения и возмущения мне не доводилось испытывать давно! Мои алеющие уши, торчащие над водой точно два путеводных маяка, могли бы воспламенить весь дворец, но на деле породили лишь озорные искорки в глазах моих нянек.

Спустя четверть часа, что показалась мне вечностью, я, вымытый, выбритый и надушенный, стоял навытяжку перед суровой Тэйни. Всё также молча она оглядела меня и выражение её лица чуть смягчилось. Ободренный такой переменой, я отважился поинтересоваться:

– Милая, надеюсь, после таких испытаний я заслужил вкусный завтрак?

Двадцатью минутами ранее я и помыслить не мог о еде, но сейчас мне казалось, что я способен расправиться с целым мамонтом. Желательно, уже умерщвленным чужими руками, гуманным способом и поданным в виде стейков и шницелей с румяной корочкой… Тэйни, приподняв бровь, глянула в сторону кровати, и я увидел, что, пока я принимал водные процедуры, уже был накрыт небольшой прикроватный столик. Не теряя времени даром, я схватил свежую булочку и откусил сразу половину, наливая в кружку свежезаваренный чай. Правда, перед тем, как сделать из неё глоток, я сперва подозрительно принюхался. Ещё одной порции ведьминского зелья я мог бы и не пережить… Пока я утолял внезапно проснувшийся зверский аппетит, Тэйни хранила молчание, задумчиво кроша длинными пальцами кусочек булочки. Заметив, что я начал жевать медленнее, вспомнив о манерах, она негромко произнесла:

– Ты вернулся не один.

Я изумлённо вскинул бровь. В моей памяти всплывали отрывочные картины прошлого вечера. Внезапно меня прошибло холодным потом – уж не ту ли самую повариху я притащил во дворец?! Тэйни, словно почувствовав моё смятение, слегка усмехнулась и уточнила:

– Твой друг тоже во дворце. Возможно, в лесу воцарился мир, лев подружился с ягненком, и больше не осталось достойных врагов для двух сильных и смелых воинов? И они решили уничтожить себя сами?

– Э-э-э… Понимаешь… – я попытался как-то объяснить Тэйни причину вчерашнего загула, – Вчера я получил письмо с дурными вестями… И как-то всё так сложилось, столько в последнее время на меня навалилось… Ну, имею я право, в конце концов, немного расслабиться?!

Меднокожая неодобрительно посмотрела на меня, поджав полные губы.

– Недостойно воина проявлять слабость. Дурные вести требуют решительных действий, а не забытья! Что смогло так напугать царя леса?

Я слабо запротестовал:

– Вовсе и не напугать! Что так сразу… Понимаешь, мы много говорили о войне, что должна вот-вот разразиться… Но каждый из моих советников, как и я, в глубине души был уверен, что мы сумеем её предотвратить. Мы прилагали к этому много усилий, но всему есть предел. Мы пытались быть дипломатичными – у нас ничего не вышло. Иногда, чтобы доказать свою правоту, одних слов мало – приходится пускать в ход кулаки. И вот – впереди сражения, кровь, гибель многих людей. Разных людей! Не все из них заслуживают смерти, понимаешь?! За что придется воевать народу? За меня? А стою ли я этого?! Если бы можно было мне самому выйти и принять бой! Почему кто-то должен расхлебывать кашу, заваренную мной?!!

В конце я почти кричал, озвучив вслух свои тайные мысли, что терзали меня уже давно. Вскинув глаза, я ожидал увидеть в ответном взгляде Тэйни многое – и сочувствие, и жалость, и даже брезгливость и разочарование… Но увидел лишь искреннее недоумение.

– Почему ты так говоришь? Война – это хорошо. Война – это правильно. Это… – она замялась, пытаясь подобрать правильное слово, – Это как испытание. Только в сражениях юноши становятся настоящими воинами, только на грани жизни и смерти они осознают своё предназначение. Мирная жизнь – как болото. Что она может дать?

– Можно спокойно жить, работать, любить, рожать детей, не боясь за их жизнь!

– И кем они вырастут, не зная тяжести оружия? Не попробовав пряного вкуса крови врага? Племя, порождающее слабых духом, обречено на гибель! Его не примут духи предков, от них отвернутся покровители!

Она гордо выпрямилась, в её чертах проскользнуло что-то хищное, блеснули крепкие зубы из-под приподнявшейся в неслышном рычании верхней губы. И в моей памяти ожило воспоминание, как она стояла обнажённая, прекрасная, словно ожившее воплощение богини-воительницы, поставив ногу на поверженного англичанина…

– Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, чего ты стоишь! Моё племя всегда воевало, наши противники были сильны, быстры и смертоносны! И каждая победа над ними – это была победа над собой и во имя предков. Когда против тебя достойный враг – это борьба духа. Чем больше побед, тем сильнее твой дух. И когда ты предстанешь перед Великим Духом, ты будешь гордо стоять перед ним, зная, что ты заслужил место в Доме Солнца!

Воительница приблизилась ко мне вплотную и настойчиво заглянула в мои глаза, словно в окна некогда покинутого отчего дома, пытаясь найти что-то родное, близкое:

– Вы говорили много слов, журчащих, точно лесной ручеёк – и они утекали, не оставляя ничего вам, питая чужие помыслы и желания! Вы проявляли слабость там, где нужна была сила. Вы отступали там, где надо было идти вперёд. Из охотников вы превратились в добычу! Там… – она указала куда-то в сторону двери моей спальни, – тебя ждут старейшины твоей страны…

Я запоздало вспомнил, что, действительно, на сегодня назначил внеочередное заседание Совета, на котором предстояло обсудить тактику и стратегию в предстоящих битвах. А Тэйни, сверкая чёрными глазами, в которых пробегали знакомые жёлтые искры, воинственно продолжала:

– … И ты должен показать им, что царь леса не подвержен страху! Что предстоящая битва радует твоё сердце. Если ты, вступив на тропу войны, поддашься слабости, начнёшь искать пути отступления – ты проиграешь, даже не встретившись лицом к лицу с врагом. Не слушай слабых духом, обрати свой слух к бывалым воинам.

Я слушал её и чувствовал, будто серая, душащая меня в последние дни пелена вдруг исчезла. Впервые за долгое время я вдохнул полной грудью чистый воздух и с восторгом осознал, насколько он свеж и сладок! В моём теле бурлила сила, каждая жилка пела от переполнившей меня энергии. Порывисто схватив в охапку замершую девушку, я напористо захватил её губы в плен своих, затем, оторвавшись от неё, решительно шагнул за порог своего убежища, ощущая готовность бросить вызов всему миру. И уже не увидел, как на полных, чувственных губах моей дикарки зазмеилась одобрительная, горделивая улыбка.

Глава 30

На волне энтузиазма, замешанного на чудодейственном зелье Тэйни и её заразительном мировоззрении, я стремительно вынесся из комнаты, переполошив своим появлением караульных. После краткого замешательства, часть бравых гвардейцев проследовала за мной, остальные вновь заняли свои места у императорских покоев.

По пути ко мне присоединился Иван Нарышкин, появившийся откуда-то из глубин дворцовых коридоров. Ничего из его внешнего облика не выдавало последствий вчерашнего разгула: как всегда подтянутый, аккуратный, с бесстрастным выражением свежевыбритого лица, сопровождаемый шлейфом тонкого аромата модного нынче одеколона. И только в его глазах, красноту которых он пытался скрыть саркастическим прищуром, можно было прочитать некую тоску и желание оказаться сейчас не в величественных стенах дворца и даже не в уютных застенках родной Тайной Канцелярии, а где-нибудь в трактире, с объемистой кружкой пенного…

– Ваше Величество… – прямо на ходу он изобразил нечто вроде приличествующего случаю поклона. Потом несколько замялся, подбирая слова, оглянувшись зачем-то на дверь моих покоев. – Позвольте поинтересоваться, а госпожа Алгомская… Она тоже сопровождает вас? – Иван с легким беспокойством заглянул за моё плечо, но натолкнулся на полный иронии взгляд гвардейца и тут же перевёл глаза на меня.

К тому, что моя персональная охранница легко может оставаться незримой, уже привыкли все. Я усмехнулся и отрицательно мотнул головой. Надо же, госпожа! В голове тут же возник образ Тэйни в кожаных ремнях, с плёткой в руке, в сапогах-чулках на высоком каблуке… А в этом что-то эдакое есть! Особенно, если этот образ дополнить её взглядом, с которым она следила за моим утренним возвращением в мир трезвости и здравого рассудка…

Иван заметно расслабился, в его взгляде отразилось неприкрытое облегчение, а я заподозрил, что не только меня с утра потчевали диковинным напитком родом из иноземных джунглей… И совершенно некстати подумал – мог ли я быть уверен, что Тэйни на самом деле не последовала за мной незамеченной? Ну, в конце концов, чего я не знаю, того и нет. А если кто и спрятался за спиной без моего ведома – я не виноват!

В малой приёмной уже собралось изрядное количество народу. Никто и не думал рассаживаться по местам, то тут, то там кучковались единомышленники, бурно что-то обсуждая и бросая подозрительные взгляды на своих оппонентов. Видимо, пока я пытался убежать от проблем, старательно разыскивая по совету древних истину в вине, недобрые новости разлетелись по дворцу. Хотя, приказа хранить молчание я никому и не отдавал – смысла в этом уже не было никакого.

При моём появлении воцарилась напряжённая тишина. Иван незаметной тенью скользнул за моей спиной, тут же пристроившись к одной из компаний советников, а я прошествовал к своему месту, невольно ежась в перекрестье внимательных взглядов. Устроившись в своём кресле, я почувствовал себя немного увереннее. Глубоко вздохнув, я попытался вновь вызвать в себе ту бурю эмоций, что так искусно пробудила недавно Тэйни.

– Итак, господа, думаю, мне нет нужды делать вид, что вы не в курсе происходящего и детально озвучивать то, что вы и так уже знаете. Позвольте сразу перейти к делу…

Я окинул взглядом собравшихся, отметив с неудовольствием, что несколько мест за столом остались пустыми, а вместо некоторых представителей высшей аристократии на заседании присутствуют их доверенные лица. С удивлением понял, что не вижу среди собравшихся и князя Долгорукого. Его место занимал представительного вида юноша, что явно чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому замер в весьма гордой, но неудобной позе с идеально прямой спиной и задранным кверху подбородком. Личного помощника Сергея Ивановича я встречал всего пару раз, но, судя по отзывам князя, это был толковый молодой человек, несмотря на низкое происхождение.

– Павел… – его имя я запомнил только благодаря тому, что он оказался тёзкой моего сына, – соблаговолите пояснить, почему отсутствует сам министр? Кажется, я ясно дал понять, что его присутствие на сегодняшнем Совете крайне необходимо.

Юноша встрепенулся, его лицо тотчас же покрылось нервными красными пятнами, он вскочил, отвесил низкий поклон, чуть не стукнувшись при этом о поверхность стола.

– Ваше Императорское Величество! Его Сиятельство всего лишь задерживается, дожидаясь вестового с границы. Полагаю, вскоре он прибудет и сам все объяснит…

– Ну что ж, в крайнем случае, вы озвучите Сергею Ивановичу все, что услышите сегодня.

Я перевёл взгляд на генерала Голицына. По его запыленному, измятому мундиру можно было с уверенностью сказать, что сюда он явился прямиком с дороги, практически с корабля на бал, даже не озаботившись отдыхом.

– Василий Андреевич, вам слово. Не вижу надобности зачитывать ваше письмо, коль уж вы лично присутствуете здесь, презрев все законы времени и пространства… Я ожидал, что вы сумеете добраться до столицы, в лучшем случае, лишь к вечеру.

Я выжидательно уставился на генерала, втайне радуясь, что на время переложил с себя обязанности оратора. Точно так же все остальные устремили на него кто испуганные, кто расчетливые или просто пристальные взгляды. Ничуть не смущаясь подобным вниманием, Голицын бодро вскочил со своего места, по излюбленной привычке подкрутил и без того задорно торчащий ус и неожиданно гаркнул во всю мощь своих генеральских лёгких:

– Ваше Величество! Ежели нужда припечет, так можно и наизнанку вывернуться, лишь бы для пользы государственного дела! Загнал пару лошадей, но то разве потеря? Недаром говорят, кто предупрежден, тот вооружён. Вот я и поспешал, дабы вручить в ваши руки оружие посерьёзнее…

Оглядев советников, он продолжил, чуть снизив громкость речи и тем самым заставив прислушиваться к себе ещё внимательней:

– Я старый солдат и не знаю слов дипломатии. Может, оно так нынче и положено – тишком, украдкой, без должного объявления войны каким серьёзным документом? Но то высокие материи, в них пущай политесы разводят специально тому обученные люди…

Он вперил горящий взгляд в князя Салтыкова, которого, по какой-то неведомой мне причине, невзлюбил с первого дня появления в Совете. Тот сначала попытался участвовать в этом поединке взглядов, но не выдержал напора бывалого вояки, смешался, отвёл глаза, что-то недовольно буркнул себе под нос. Генерал удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Мы обучены другому – если тебя бьют по правой щеке, увернись и врежь слева, да так, чтоб до кровавых соплей! Чтоб всё в голове у вражины перевернулось, да мысли лезть на тебя испарились! Пардон, если кого шокировал…

Он отвесил поклон и насмешливо глянул на побледневших то ли от возмущения, то ли от испуга политиков.

– Вот потому и докладываю вам, Ваше Величество – попытка противника перейти границу была пресечена доблестными служивыми Пограничного корпуса, пленные вскорости будут доставлены в Петербург, о причинах вероломного нападения пусть пытают их дознаватели, а наше дело – по-прежнему держать границу на замке! Вот только поясните мне, господа хорошие, какими полномочиями я располагаю? Или нам опять выжидать, не зная, с какой стороны прилетит следующая оплеуха? Или пора уже переходить в наступление, чтобы показать, на чьей стороне сила и правда, чтобы более неповадно было!..

– Нельзя давать повода! Лучше уж худой мир… Вы понимаете, в какое положение можете нас поставить?!

Возмущённый Салтыков дождался возможности отомстить генералу за его насмешки в свою сторону и вскочил, пылая праведным гневом:

– Ещё надо разобраться, насколько правомерно было это ваше… пресекательство! Быть может, вы что-то не так поняли? Или, того хуже, это ваши солдафоны захотели славы и почёта, да полезли куда не след! Вы представляете, сколько различных международных прожектов сейчас окажется под угрозой? Какие мы можем понести потери?!

– Потери? – вскинулся Никита Вавилов. – А я вам могу поведать о потерях, ежели желаете… Я вот давеча вернулся из Польши, там у меня деловые интересы имеются. Вы имеете представление, что там творится? Мне пришлось таиться, скрывать, что я русский! Иначе, не сносить бы мне головы. Злой народишко-то на нас, а кто сию злобу в них взращивает – неведомо мне. Одно вижу – всё это неспроста! Закрыл я свои лавки от греха подальше, да вывез капитал. При себе – оно надёжнее будет, многие погорели из нашенских, да биты были нещадно. Не дай Боже, прознают, что ты русский – можно не только с имуществом распрощаться, и с головой тоже! И что вы думаете, пересёк я границу, всё, на родимой стороне, вздохнуть бы с облегчением… Ан нет! У нас тоже самое деется! Где поближе к границе людишки живут – донельзя озлоблены! Кум у меня – из неметчины предки некогда перебегли к нам, да в нём иностранщины только и осталося, что имя с фамилиёй – едва спасся, когда добрые соседушки с вилами заявились! Так что, скажу я вам, Ваши Сиятельства, война – она-то уже идёт, хошь признавай, хошь нет. Как по мне, так правильно генерал молвит – собраться надо, да вдарить хорошенько, чтоб дурь повыбивать, чтоб неповадно было! И ежели надобно будет, я изыщу средства, чтобы вооружить пару-тройку парней!

Воинственно топорща рыжую бородку, купец и промышленник оглядел высокое собрание, но возражений не дождался и сёл на место, тяжко отдуваясь после своей речи. Я выждал, но никто больше не обладал должной смелостью, чтобы высказаться столь же откровенно. И медленно произнёс:

– Я склонен более доверять мнению генерала. И вам, уважаемый Никита Макарыч, спасибо за честность. Действительно, не слишком ли часто мы стали оглядываться на кем-то принятые правила, выдерживать паузы, вежливо улыбаться, пока наши так называемые друзья и партнёры по различным проектам… – я бросил пронзительный взгляд на князя Салтыкова, заставив его вжаться в спинку кресла, – … пока они плюют на всё наши договорённости. Да что там, они плюют прямо на нас! И если вы полагаете, что для должной защиты нашей Империи и наших подданных, нам нужна какая-то бумага от иностранных держав, что замыслили тайком отжать наши земли – то тогда проще сразу поднять лапки и выкинуть белый флаг!

Вы ждёте от них благородства? Объявление во всеуслышание: «Иду на Вы!»?! Так не дождетесь, на такое способны русские богатыри, но не польские рыцари…

Тишину, воцарившуюся после моих слов, прервал громкий скрип открывающейся двери. В помещение вошёл князь Долгорукий. Только взглянув на его непривычно хмурое лицо, на опустившиеся точно под незримым грузом плечи, я понял, что вести, которых он ожидал, оказались недобрыми. Остановившись у входа, Сергей Иванович не торопился занять своё место за столом, исподлобья оглядывая собравшихся. Потом глухо бросил:

– Прошу покорно простить за опоздание, но на то была причина… Услышал обрывок вашей речи, Алексей Александрович, смею добавить к ней вот что… – он вздохнул, бросил тяжёлую кожаную папку на стол, заставив многих непроизвольно вздрогнуть от неожиданно громкого звука, – … Кто желал официального подтверждения тому, что против Российской Империи развязана война – наш посол в польско-литовским государстве, Речи Посполитой, был жестоко убит на территории нашего представительства в городе Кракове. Судьба остальных дипломатов, как и их семей, пока неизвестна. По официальной версии, Дмитрий Толстой – наш посол – был объявлен шпионом, подрывавшим своими действиями устои государства, казнённым на основаниях анонимного доноса!

По залу понёсся общий вздох, молодого дипломата, занимавшего эту должность, знали многие, и весть о его смерти на чужбине оказалась ошеломительной. Князь Долгорукий, который лично назначил убитого на этот пост, тяжко вздохнул и бесцветным, лишённым эмоций голосом спросил:

– Этого достаточно для официального признания того факта, что все мирные соглашения нарушены и началась война?