Текст книги "Последний шаман Цитруса (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Опять шаманенок, да? – мрачно пробормотал Чернофф, помолчав.

– Не только, – исправил Мист. – Все они. Я не могу просить вас увезти Маргариту. Насколько я знаю, ее не к кому везти, – сделал ударение, чтобы Чернофф понял, он знает много, очень много. – Увезите Зака и Мэя.

– Ну, со Снежком уж я как-нибудь управлюсь, – все так же мрачно пообещал Чернофф.

– Да? – спросил Мист.

– Поверьте, мистер Джонс, я умею брать ситуацию под контроль, – сказал Чернофф.

– Тогда так, – подумав, заговорил Мист, – Зака увозите. Документы и самого Зака я вам предоставлю. Но его не вздумайте даже пытаться брать под контроль.

И предельно четко добавил:

– Зака не трогать.

– Да понял я, – раздраженно вздохнул тот.

Мист выдержал паузу. Продолжил.

– Касательно Мэя. Мне нужна информация. Предоставьте мне информацию по нему. И после решим. Но сначала Зак.

– Сначала, Джонс, – сказал Чернофф. – Где мои дети?

– Мои люди привезут…

– Нет, Джонс. Ваши люди пускай вытаскивают ваших детей. Думаю, у них достаточно дел нарисовалось после бури. А своих детей я вытащу сам.

– Я не могу разрешить гражданской технике идти по координатам, – сказал Мист. – Третья Зона.

– Мы высоко пойдем, – ответил Чернофф. – Так высоко, как ваши группы не ходят. Спустимся четко над бункером. Все, что будет нужно, открыть.

Мист поднял взгляд и уставился в пылающую рыжую пустошь впереди.

– Ладно, – сказал он. – Даю координаты и доступ к бункеру. Удачи.

Сжал и разжал пальцы, проверяя, насколько те слушаются его сейчас. Вбил команду в ком на запястье.

И снова поднял взгляд.

И на этот раз не щурился на оранжевые лучи. И не отворачивался.

– Ладно, – тихо повторил он, глядя вдаль, обращаясь уже не к Черноффу.

“Ладно”, – сказал он Цитрусу.

Хочешь воевать? Будем воевать.

Это мы умеем. Мы уже научились.

Глава 12. Сирена

Сирена взвыла поздним вечером.

Ивор как раз забрался в окно, бесшумно спрыгнул с подоконника на пол, шумно уселся на койку, стащил куртку, ботинки. Сунул в рот сигарету и достал из кармана зажигалку, когда завыло.

– Серьезно? – мрачно спросил он, покосившись на окно. – Я ж только влез! Теперь обратно лезть?

Он часто тайком от старших ускользал на свиданки по вечерам. Рэй даже не думал, что в Академии в принципе учится столько особей прекрасного пола, а Ивор их умудрялся находить, охмурять и по вечерам к ним бегать.

Рэй со вздохом протянул руку, не глядя поднял лежащую комком на кровати куртку и стряхнул, выравнивая. Куртка пропахла Иворовым куревом. Всё в их комнате пропахло.

***

Как-то раз к ним зашел Ким. Не в гости, конечно, по старой дружбе – Ким иногда делал обходы. То есть вламывался в комнаты без разрешения и проверял, чтобы было чисто, красиво и чтобы койки заправлены.

У них в комнате царил вечный бардак, за что от Кима влетало не раз. Но в тот раз там еще и дым выветриться не успел. Ким замер на пороге и уставился на Ивора, едва успевшего швырнуть в окно сигарету, не просто удивленно – изумленно в крайней степени.

Ивор выпустил струйку дыма через нос, уселся на подоконнике и скрестил руки на груди, вопросительно уставившись в ответ на Кима. Мол, чего смотришь, Джонс? Вопросы?

– Завтра вылет группой, – заговорил наконец Ким, – я планировал поставить вас с девятым в паре. Теперь не поставлю. Девятый снова будет криво летать. А вы, Дартаг, криво бегать, потому что бегать вы будете долго и устанете. А когда устаешь, бежишь криво.

– Произвол, – тут же заявил Ив. – Буду жаловаться.

– На здоровье, – кивнул Ким, разрешая.

– Наварху, – предупредил Ив.

– Ради бога, – согласился Ким.

– Я ведь просто тебе не нравлюсь, да? Так не нравлюсь, что даже фамилию вон запомнил.

– Я помню ваши фамилии, – отозвался Ким, развернулся и вышел.

– Сволочь, – тихо бросил Ив, когда дверь закрылась. И глянул на Рэя, ища поддержки. – Вот же ж сволочь, а… – и передразнил. – “Я помню ваши фамилии”!

– На ровном месте тебя обидел, да? – хмыкнул Рэй. – Вот ничего ты не делал, а он взял и летать не пустил.

– У него ничего на меня не было, – фыркнул Ив. – Никаких доказательств, что я что-то сделал не так. Потому что, думаешь, было бы у него что-то, он бы промолчал? Вот возьму и правда пожалуюсь.

Рэй качнул головой.

– Что? – спросил Ивор. – Нет, ты если хочешь мне что-то сказать, землянин, то ты скажи.

Ивор злился. Злить его еще больше, находясь в замкнутом пространстве, было, конечно, опасно. Но Рэю и правда было что сказать.

– У него ничего на тебя нет, потому что он предпочел не искать, Ив. А у тебя в комнате – запрещенные вещества. А за тобой – хранение и употребление. За это не просто на вылет не пускают – за это в Академию больше не пускают. Выгоняют и не пускают. Он поэтому промолчал, а не потому что у него на тебя ничего нет.

– Дава-ай, – протянул Ив, усаживаясь на койку и, не глядя, вытаскивая из-под матраса новую сигарету. – Делай из Джонса хорошего парня. Я посмотрю на это. На то, как у тебя получится. Потому что ничего у тебя не получится. Потому что хоть убей, он не хороший парень.

– Он Гайд, – напомнил Рэй. – А ты лучший в группе.

– Вот! – поднял палец левой руки Ивор. Правой он уже держал новую сигарету и с наслаждением затягивался. – Вот потому ему придется терпеть меня с моими вредными привычками. Потому что когда-нибудь…

– Ты спасешь мир, да, – вспомнил Рэй. – И орден за это вручат не только тебе, но и твоему Гайду. И все довольны.

– Тебя только жалко, – вздохнул Ив. – Расхреначишься же на взлете…

– Я очень постараюсь выжить, – проникновенно пообещал Рэй.

Через полгода он сдержал свое обещание. Ивор в целом тоже. Мир-то он спас. Не единолично, правда, вместе спасали. Но спас.

Предварительно порвав шнурок на ботинке.

***

Просто резко дернул в стороны, затягивая узел, и шнурок порвался.

– Серьезно? – второй раз за вечер пробормотал он. Отбросил в сторону ненужный кусок шнурка и завязал его остаток в куцый узелок.

– Джонсу это не понравится, – отметил Рэй.

– А Джонсу что-то вообще нравится? – хмыкнул Ив. – Кроме как гонять людей среди ночи под сиренами?

Рэй набросил пропахшую куревом куртку, вжикнул молнией.

Ивор не застегнул свою, подхватил оружие с тумбочки и шагнул к окну.

Они уже здорово натренировались собираться за пару секунд – и в окно.

Нормальные люди, конечно, по лестницам сбегали, но второй этаж – не высота. И быстрее так. Были даже гении, которые с третьего прыгали. И Рэй подозревал, что жили бы они с Ивом на третьем, они бы тоже были в числе гениев.

– Готов? – спросил он, окинул Рэя беглым взглядом, не дожидаясь ответа, выдохнул:

– Ну, поехали, – и сиганул в окно, даже не глянув, что там, внизу. А что ему глядеть? Он только что оттуда.

Рэй выглянул. И прыгнул следом.

Приземлились под окном и повернули к ровной каменной, будто отполированной – хотя тут всё такое было, будто отполированное и даже слегка блестящее – дороге, ведущей на плац. На дороге уже появились студенты из других групп. Из своей они пока никого не видели.

Собиралась Первая медленно. Летала быстро, а собиралась медленно.

Ивор наступил на большой круглый камень – те стояли вдоль дороги вместо бордюра, и Ивор обязательно наступал на какой-нибудь из них вместо того, чтоб обойти. Такая у него была форма самовыражения, одна из. Рэй обходил.

И пока он обходил на этот раз, Ивор решил не ждать – двинулся вперед по дороге. Дорога поблескивала, впереди широкой полосой над горизонтом высился темный Аквилон. Ивор шагал вперед легко и уверенно, сунув руки в карманы, не оборачиваясь – он знал, что Рэй идет следом на расстоянии шага.

А потом затормозил, чтобы подождать. Слишком странное явление увидел впереди на дороге. Непривычного Кима Джонса.

Тот шел навстречу быстро, уверенно, чеканя шаг, будто ненадолго в него вселился сам наварх. Обычно он плыл ленивой и слегка опухшей тенью, а тут – маршировал. Еще и спешил.

“Настройки сбились”, – сказал бы Ивор, но, кажется, слишком удивился, чтоб говорить. Кима вообще тут не должно было быть. Он должен был стоять на плацу с другими Гайдами и контролировать построение.

– Что-то не так, – пробормотал Ив, когда он уже пролетал мимо, а Рэй одновременно с его репликой перехватил Кима за локоть.

– Что? – спросил тот круто разворачиваясь к ним. По крайней мере, раздражение из голоса никуда не делось. Зато взгляд тоже изменился – был не рассредоточенным, как обычно, наоборот – очень сосредоточенным. Впивающимся. И сейчас – в Рэя.

– Что случилось? – тихо спросил Рэй.

– Чужие, – ответил Ким, продолжая пристально смотреть в глаза. Будто изучал. Реакции ожидал. Будто Рэй и сейчас – как всегда – сдавал какой-то экзамен.

Или будто это Рэй во всем виноват, Чужих, гад, призвал, а Ким теперь пытался спросить этим взглядом: “Видишь, что ты наделал?”.

Именно из-за этого взгляда Рэю сначала показалось, что он шутит. Или врет. Хотелось думать, что он шутит или врет. Но подсознательно Рэй знал уже тогда, потом и сознательно понял: на некоторые темы Ким не шутил бы.

– Где? – спросил наконец Рэй, сдержав порыв уставиться в небо. Ивор уставился.

– На Цитрусе, – ответил Ким, выдрал локоть и жестом предупредил следующий вопрос. – Идите. Вам все скажут.

– А ты?

– Здесь останусь, – ответил Ким. – Цветы поливать. Щенков кормить. Вдруг щенки приблудятся.

Ивор фыркнул над ухом – ему нравилось про щенков.

– Идите вы, – пробормотал Рэй.

– Субординация, девятый, – напомнил Ким, развернулся и направился дальше – к корпусу. Наверное, проверять, не прячется ли кто под койкой. От Чужих под койкой не спрячешься. От Кима – тем более.

– Идите вы, мистер Джонс! – исправился Рэй, Ким, не глядя, отмахнулся.

А Рэй с трудом заставил себя развернуться и направиться к плацу.

– Хрень какая-то, – растерянно сказал он Ивору.

– Не парься, землянин, – тот тяжело хлопнул его по плечу. – На месте разберемся.

– Их же не бывает, – тоскливо пробормотал Рэй. Ему было страшно.

– Их не было, – исправил его Ивор. – Теперь есть. Наваляем им – опять не будет.

– Как у тебя все просто, – покосился на него Рэй. И спросил уже не у него – в пространство. – Почему мы?

– У Джонса спроси, – пожал плечами Ивор.

– Нет, – сказал Рэй, – ну, ты мне скажи. Почему мы? У Гряды есть Флот со всеми его пушками и боевыми крейсерами, а мы только на цэшки сели. Я не хочу лететь на своей цэшке к Чужим. Может, это такая проверка? Новый уровень проверок?

– Завали, землянин, – попросил Ивор. На плацу было много народу. Но все еще – толпой. Никто не спешил строиться. Все растерянно бродили, толкались, переговаривались. Гайды – в том числе. Те немногие, что были здесь.

– Но я...

– Слушай, – тихо сказал Ивор, неожиданно жестко схватив за локоть. Сказал в самое ухо – чтоб точно никто не услышал. – Всю эту мутотень оставь при себе. Свое “почему мы”. Нечего пацанам паниковать раньше времени.

Рэй посмотрел на него.

– Мы – потому что больше некому, понял? – тихо добил Ивор, отпустил и направился на плац.

А Рэй подумал о том, что Ивор не просто вырос – он стал совсем взрослым. Еще и поумнел, зараза, так что теперь Рэй чувствовал себя самым глупым даже в теоретических вопросах.

Конечно, их не стали бы бросать в бой с Чужими, если бы была возможность отбиться силами Флота. Зачем Гряде в бою с Чужими пацаны, которые еще вчера мяли цэшки и сносили ангары вместо целей?

Значит, Флот не справляется. И они, Академия Рейны, последний шанс Гряды.

“А значит, Гряда обречена”, – мрачно подумал Рэй.

И направился следом за Ивом на плац.

***

Через пять часов их кэриэр вышел к Цитрусу.

А Ивор оказался не прав.

Там дрался весь Флот. Сдавал позиции, как узнал потом Рэй, но постепенно, понемногу. Пытались удержаться.

И тогда наварх принял стратегическое решение давить массой. Бросить всех и вся туда, лишь бы не отступить. По сути дела, они могли уйти, говорил потом Мист. Добрая половина всех, кого разнесли на куски на орбите и в атмосфере, могла уйти. Детей можно было вообще не бросать, говорил Мист – и невероятно злился на наварха. Можно было отступить и закрыть за собой коридор. Да, оставить Цитрус, оставить передовые отряды, оставить население – кого не успели эвакуировать. А таких было много, потому что появились Чужие из ниоткуда, какое-то время висели над планетой, а потом, не реагируя ни на какие сигналы, атаковали. Наварх успел подвести Флот, но больше ничего сделать не успел – только вступить в драку. Эвакуацию проводили экстренно, скомкано, пока держали Чужих на орбите.

Когда силы Академии прибыли на место, эвакуацию уже не проводили. Все, кто остался на Цитрусе, были сами по себе. Наварх бросил в бой даже тех, кто должен был спасать население. Прикрылся стандартным “спасаем всю Гряду” и забил на оставшихся на планете.

Что другим группам говорили их Гайды, Рэй не знал. Ким со своими не общался, ни с кем. Закрылся в личной кабине кэриэра – и делайте, что хотите.

– Бунта ждет, – уверенно говорил Ивор. – Чтоб ответственность с себя снять. А вот хрен ему.

Может, он и впрямь ждал бунта. Ждал, что все поймут, что идут на самоубийство, и быстренько дезертируют. А может, схемы свои рассматривал. А может, три часа таращился на стену перед собой.

Это Ким Джонс, там все что угодно могло быть.

Всеобщее возбужденное напряжение сменялось мрачной усталостью. А потом обратно. Кто-то с кем-то поругался по дороге. Даже подраться пытались.

Драку разняли своими силами.

Ким не выходил.

И когда заветная дверь кабины отъехала в сторону, и Ким вышел, Рэй был готов увидеть, услышать все, что угодно. Но увидел лишь привычного скучающего и равнодушного Кима. Будто ничего не происходило вокруг. Будто они сидят в тренажерке, а он дает им вводные на очередной вылет.

– Цитрус, надеюсь, помним, – сказал он, обвел всех безразличным взглядом. – Птичек своих знаем. Летать и стрелять умеем, потому будем считать, что вы готовы. Все, что вам будет сейчас нужно, – летать, стрелять и слушать меня. Все уяснили? Галерка? Слушать каждое мое слово. Потому что видеть вы не будете ничего. Я руковожу операцией, радары у меня. У противника в боевом режиме отражатели, вы их не видите. Говорю стрелять по пустому месту – вы стреляете. Вопросы? Предложения? Нет? Хорошо. В таком случае сейчас каждый пойдет в свою птичку и всю кабину испишет номером, который вам присвоен. Этот номер – теперь вы. Потом вы отдохнете. Возможно, стоит почистить уши. Они вам пригодятся.

– А что там? – спросили из переднего ряда, с особым придыханием на слове “там”.

Ким коротко раздраженно вздохнул, небрежно щелкнул пальцами, и на смотровом экране вспыхнула трехмерная карта битвы. Исполосованный меридианами и параллелями вращался Цитрус, вокруг него на трех условных орбитах вращались вместе с ним и двигались с собственной скоростью точки и пятна разной величины. Зачем-то за каждой из них тянулся хвост-траектория, что делало всю картину еще более трудной запутанной.

– Там – это, – сказал Ким.

– Своими словами не перескажешь? – громко спросил Ивор с задних рядов. Они с Рэем привычно стояли подальше от Джонса. Галерка же.

Ким глянул на него задумчиво, будто его не видел – думал о своем. Но ответил.

– На данный момент Флот оттеснил противника на вторую орбиту, противник очагово подступает к первой.

Рэй машинально отметил, как старательно Ким избегает слова “Чужие”, давно уже привычное, среди флотских – так точно, потому что наварх его твердил постоянно. Возможно, так Ким пытался снизить уровень панических настроений. Либо просто не хотел повторять за папой.

– Несколько крупных судов пытаются снизиться. Нас бросают на одну из точек снижения, – ровно продолжал Ким. – Задача – сдержать и уничтожить судна помельче. После этого – найти брешь в защитном поле крупного. Не дать войти в атмосферу. В атмосфере они работают в огневом режиме. На орбите глушат машины импульсами. Потому не забывайте о капсулах, капсулы на механике. Если машина глохнет, выходите в капсуле, вас потом подберут. Всё ясно?

Всё было ясно. Ким тогда не уточнил, что то судна помельче – это боевые крейсеры, в несколько раз больше и маневреннее их собственных цэшек. Что ходят они под защитным полем, которое можно пробить в определенных точках, но для этого нужно успеть прицелиться, но их физически нихрена не видно, и нужную точку может вычислить лишь Гайд. И к тому моменту тебя с девяностопроцентной вероятностью грохнут.

Ким не уточнил, что крупные суда, что пытаются снизиться, размером с крупный земной город.

Не уточнил и тот факт, что Чужие перегруппировались, а Флот за ними категорически не успевает. Почти все корабли основных групп удерживали на второй орбите несколько десятков крупных боевых крейсеров Чужих, а основная масса мелких шла на сближение с Цитрусом, окружив плотными сферами гигантов.

Правильно, наверное, сделал, что не уточнил. Все равно, кроме Гайдов, никто ничего не видел. Так чего детей заранее пугать?

– Еще вопросы? Или начнем наконец работать? – спросил Ким.

Все неуверенно переглянулись. А Ивор вдруг рявкнул:

– Чего стали?! По машинам, парни!

И его послушались – бросились врассыпную.

– Тебе надо поработать над командным голосом, Джонс! – весело сообщил ему Ивор.

– Спасибо, десятый, – равнодушно бросил Ким. – Вы, может, тоже в машину пройти соизволите?

– Я тебе соизволю, – угрожающе пробормотал себе под нос Ивор, – я соизволю…

Но направился к своей птичке.

Их с Рэем шлюзы были рядом.

Так было всегда. Соседние шлюзы, соседние птички, соседние места на тренажерах. Одна комната с соседними койками.

Соседние дома на одной улице.

И забор между ними, который очень просто было перемахнуть.

– Ив, – сказал Рэй.

– Собираешься обниматься, землянин? – с опаской уточнил тот. – Поплакать на плече друга? Сказать проникновенную речь о боевом товариществе?

– Иди ты! – фыркнул Рэй, толкнул его кулаком в плечо.

– Сам иди, – отозвался Ив. И уже нырнув в шлюз, добавил. – Придурок.

– Я слышал! – прокричал Рэй ему вслед.

– Я знаю! – гулко отозвался Ивор.

Створка шлюза закрылась.

Насовсем.

***

Потом, уже после Вторжения, Рэй очень долго не мог осознать произошедшего. Умом понимал, что Ивора больше не увидит, но этот факт будто не касался его. Не вызывал ничего. Не слишком беспокоил.

А потом, сидя в палате рядом с Мистом, который большую часть времени валялся в бессознательном состоянии, Рэй вдруг подумал, что Ивор так и не успел поменять свой оборванный шнурок. И это показалось ему чертовски несправедливым.

Он вскочил, прошелся от окна к двери и обратно, а потом подпер спиной стену, пару раз судорожно вдохнул воздух и разрыдался наконец в полный голос. Сполз по стене на пол, спрятал лицо в ладонях и продолжил рыдать.

Взрослый уже мужик. Остановивший и Вторжение, и наварха с его Омегой. И даже наварха, который пытался прорваться к Мисту в палату. Продолжил рыдать из-за шнурка.

Он даже засмеялся, так глупо это было, но смех снова перешел во всхлипы.

– Приплыли, – слабо прошептал лежащий на койке Мист. – Рэй, возьми пару дней отпуска. Слетай на Землю, отдохни.

– Я не... с Земли, – пробормотал Рэй, приходя в себя и пытаясь отдышаться.

– Я знаю, откуда ты, – даже шепотом Мист бывал очень раздраженным. – И знаю, что домой ты не полетишь.

И был, как всегда, прав.

Дома Рэя никто не ждал.

– Лети на Землю. Там всякие, – Мист слабо шевельнул ладонью, обозначая неопределенный жест, – рекреации. Бабочки. Цветочки. Песни. Психология. Как ты любишь.

– Пош-шел ты, – процедил сквозь зубы Рэй, все еще сидя под стенкой. Собираясь с силами, чтобы подняться.

– Я бы пошел, дорогой, – проникновенно проговорил Мист. – Но не могу, пока не поднимут. И не поведут.

– Видишь, – вздохнул Рэй и таки собрался. Рывком встал на ноги. – Какая к черту Земля. Мне еще тебя поднимать.

– И Базу строить, – напомнил Мист.

– И Базу строить, – отозвался Рэй.

И тоскливо глянул в окно. В небо, будто в нем могло было быть видно Землю. Он бы слетал, только заранее знал откуда-то: никакие бабочки-цветочки и тамошние психологи ему не помогут.

Да и некогда ему. Тут у него Мист.

Там у него – Цитрус.

Глава 13. Мэй

– Наверное, про нас забыли, – пробормотала Гоша сквозь сон. Она крутилась, поудобнее устраиваясь на его коленях, но коленей ей было мало, она то и дело сползала на пол и никак не могла применить в полной мере свой фирменный защитный механизм: забить на проблему и поспать. Авось, сама собой решится как-нибудь.

Вокруг было тихо, как в гробу.

Да они и были в гробу. В огромном таком, каменном. Под землей. И сверху заметала песками буря.

“А если она затянется на сутки? Двое? До нас же не доберутся”, – думал Снежок, но молчал. В тишине у Гоши все еще были шансы уснуть.

Гоша была неудобной и твердой. Мелкая, худющая, сплошные кости, когти да зубы. Она давила ему на ноги, стена врезалась в спину, и казалось, на голову вот-вот рухнет потолок.

А Снежок знал, каково это – когда на голову падает потолок. Это Заку хорошо – Зак обо всем, что падало, забыл. А Снежок помнит. Просто никому не говорит, чтоб ничего не усложнять.

Заку вообще хорошо. Ну, было, по крайней мере. Сейчас-то ему вряд ли… хоть как-то. И “хорошо” не совсем то слово. Не тому Снежок завидовал. Не хорошо – просто. Заку было просто.

Все понятно, все расписано, все легко. И на борд встать, и со стены прыгнуть, и тестовые симуляции в реальном времени под запись пройти. Разбомбил пару-тройку недругов, погонял по свалкам, нашел побрякушку для Гоши и прилетел к ним, весь из себя открытый, чуткий, внимательный. Улыбчивый и светлый. И не только к Гоше тянется – если б одной Гоше, это Снежок еще понял бы. Но он же так ко всем. И даже к самому Снежку. Который, вроде как, конкурентом должен был стать. Но нет – еще один его в младшие братья без спросу записал.

Снежок списал бы это на то, что выглядит даже младше, чем он есть. А ребенок – он и на Цитрусе ребенок. Никто его всерьез не воспринимает. Для всех он – мелкий. А значит, в определенной мере проект можно даже назвать удачным.

Но на этот раз дело было не в Снежке с его детским лицом и большими глазами. Дело было в Заке. Зак так не только с ним, Зак так со всеми. Начиная с дорогой ему Гоши и заканчивая его отцом, которого Зак терпеть не может. Но берет себя в руки, и ласково с ним, и нежно. Снежок так не смог бы. Придушил бы старика рано или поздно, пока тот спит. Чтоб старик и сам не мучился, и никого не мучил. А потом Снежок, конечно же, убедил бы себя, что так было надо. Что это он во благо. Даже не убеждал бы – знал бы заранее. Логично же.

А Зак каждый день собирается с силами. И каждый день улыбается Гоше. И каждый день, сволочь, решает свои тесты и побеждает противников, а потом гоняет на сломанном борде, а свой, целый, отдает. А потом закрывает бункер и в гордом одиночестве мчится спасать всех.

И ты уже не просто завидуешь, не просто злишься, ты ненавидишь его всем сердцем за его долбаную правильность, за идиотский героизм, за то, что он всем старший брат. И тебе – в том числе.

Хоть ты и не просил.

И больше всего ненавидишь за то, что он, скорее всего, не вернется. Что бросил тебя одного. И ее – одну. И всех здесь, потому что без него все останутся одинокими. И перегрызут друг друга.

Был бы нормальным человеком – как хорошо было бы. Ругались бы с ним. Иногда, возможно, даже за Гошу. Подрались бы – и он, скорее всего, победил бы, здоровый кабан. Не разговаривали бы и плевались друг другу вслед. И Снежок не летал бы с ними на этих досках, и Гошу бы не пускал.

И сидели б они сейчас с Гошей на каком-нибудь складе отцовского дрома, пили бы запрещенную гадость, жевали б конфеты. А Зак бы в своем подвале курил бы какую-нибудь шаманскую дрянь. И никто не увидел бы бурю. И все были бы живы.

А с бурей разобрались бы без них. Они в конце концов, просто дети. Почему они должны разбираться с их бурями?

“Сколько можно разбираться с их бурями?” – устало подумал Снежок, откинул голову назад, уперся уже не затылком – макушкой в твердую холодную стену и уставился в темный потолок.

Без Зака они станут злее.

Без Зака Гоша сожрет всех вокруг.

И хорошо. И будут знать, как бросать их посреди бури. Не справились сами с бурей – с Гошей не справятся и подавно.

Возможно, потому их не спешат вытаскивать. Мист умный, так, по крайней мере, все говорят. Значит, Мист догадывается, что его ждет. Мист очень не хочет, чтобы безумная девка-диверсантка, пытаясь отомстить за любимого, расхерачила всю Базу, которую он так старательно возводил.

А если серьезно, ей даже не нужно будет уничтожать Базу физически. Ей достаточно поднять бучу. Она может, она, черт возьми, свидетель. Мист не сделал ничего, чтобы попытаться загнать Зака в бункер. Это можно использовать против него. Гибель в песках подростка по вине либо по халатности Кима Джонса – это настоящий удар и по Базе, и по Мисту, и по самому наварху. По гребаному Флоту в целом.

Так что да, если Гоша захочет, она тут все уничтожит, и это не преувеличение.

И потому о них, скорее всего, не забыли. Их просто не хотят забирать. Мист может сказать всем, что дети погибли втроем.

И запечатать бункер. А для верности пустить сюда еще какой-нибудь газ. Или просто взорвать. И никто ему не помешает – Рэй даже не знает, что они здесь. Рэй наверняка сам где-то среди бури – по такой тихой погоде странно было бы, если б они не поперли добивать Вторую. Хорошо еще, если Рэй сам выживет. А уж им-то он точно не поможет.

Снежок крепко зажмурился, выгоняя из головы параноидальный бред. Зажмурился до цветных пятен перед глазами.

Нет. Всё не так работает. Мист, может, как раз и так, но именно потому у него есть Рэй. И даже не нужно, чтоб Рэй знал о чем-либо. И совсем он Мисту не для координации и организации, и даже не как советник нужен, особо приближенный и самый главный, и даже не как специалист в какой-то сфере – Зак прав, Рэй совершенно не специалист. Ни в чем. Черт, он даже не военный, если на то пошло. По нему ведь видно – он совсем не военный. И вряд ли кого-то там как-то очень героически спас. Нет у него той смерти в глазах, которую несут они все.

Мист держит его рядом совсем по другим причинам. Мисту, так же, как Снежку, нужен человек без смерти в глазах. Настоящий живой человек. О котором можно мысленно спросить себя: “А что бы сделал он?”. Мист умный, и именно потому понимает, что иногда этот вопрос стоит себе задавать. Иногда решение не должно быть рациональным. Иногда решение должно быть человеческим. Добрым. Снежок, старательно копируя Зака, не раз убеждался – это работает. Работает быть человеком. А с этим, с человеческим, у Миста серьезные проблемы, это Снежок тоже давно понял. Рыбак, как говорится, рыбака.

И сейчас он очень надеялся, что прав в своих рассуждениях и выводах. Потому что Рэй никогда не бросил бы в бункере детей. Даже тех, которые потом, выйдя наружу, уничтожат к чертовой матери мир, пытаясь отомстить гребаной планете за потерю своего человека. Человека-то рядом не будет, чтоб их остановить. И они понемногу забудут ответ на вопрос: “Что сделал бы он?”.

– Гоша, – сказал Снежок, – если… когда нас вытащат, ты ведь не будешь делать ничего, о чем потом пожалеешь?

– Я никогда не жалею о том, что сделано, мелкий, – пробормотала она и снова принялась крутиться у него на коленях. – И сейчас ударю тебя и не пожалею об этом. Спать мешаешь.

– И что? – спросил Снежок. – Легче станет, если ударишь? Не станет же.

Гоша перевернулась на спину, уперлась твердыми лопатками ему в ноги и с раздраженным вздохом распахнула глаза. Сна в них не было.

– Легче станет, когда я этого мудака убью, – отчеканила Гоша.

– Вот о чем я говорю, – кивнул Снежок. – Не надо никого убивать…

– А ты не говори, – холодно перебила она. – Экономь воздух.

– Воздух здесь на цикле. Ты же сама сказала.

– Я не сказала, – процедила Гоша, – я спросила. У Зака. Зак ответил бы. А ты нихрена не ответишь, потому что нихрена не знаешь. Только мямлишь!

Бессильно рыкнула себе под нос, резко вскочила и прошлась по бункеру.

– Я мямлю? – угрожающе спросил Снежок, поднимаясь. – Я тихо говорил, чтоб ты поспать могла!

– Так ты меня жале-ел, – с деланным пониманием протянула Гоша. И тут же сменила тон. – Мне не нужна жалость, мелкий, ничья и уж точно не твоя!

– Так я и не буду больше жалеть, – пожал он плечами. – Придется прекратить жалеть. Надо ж тебя как-то на место поставить.

– Меня?! – возмущенно задохнулась Гоша. – Кто меня ставить куда собрался?! Ты?!

И бросилась на него.

Снежок перехватил ее руку, выкрутил, дернул, разворачивая Гошу так, чтоб обхватить ее со спины. Она зарычала и вцепилась зубами в руку. До крови. И ногами принялась молотить. И пытаться достать локтем.

– Да… уймись… ты… – цедил он, с трудом ее удерживая.

Но унялась она, лишь когда оба заметили: подъемник опускается. Как тот уплыл вверх, внимания не обратили – не до того было. И вот теперь он плавно и неотвратимо полз вниз. На подъемнике возвышалась гигантская темная фигура отца.

Снежок отпустил Гошу, и та отпрыгнула в сторону, тяжело дыша и вытирая окровавленные губы. Снежок прижал ладонь к рваной ране на руке – Гоша не просто укусила, она попыталась нанести максимум ущерба.

В мертвой тишине подъемник опустился вниз. Замер на полу, притих под ногами отца, и только тогда отец сделал шаг вперед. И грозно спросил, переводя взгляд со Снежка на Гошу:

– Я что сказал? Я сказал не общаться с этим парнем. Он ненормальный, он опасен, хоть теперь вы это видите? Теперь до вас дошло, почему с ним нельзя дружить?

“Так не говорят о погибших”, – подумал Снежок и покосился на Гошу. Та как раз глянула на него. И изумрудами сверкнули в полумраке кошачьи глаза. И на окровавленных губах вспыхнула короткая торжествующая ухмылка.

– Они еще переглядываются! – возмутился отец, но был совсем не страшным.

Теперь ничто не было страшным, теперь всё снова было хорошо.

Даже бури больше не были страшны, наверное. Зак ведь, получается, победил бурю? Утер ей нос тем, что выжил, – так точно.

***

– Нет, – сказал отец, когда его крейсер пошел на взлет над бункером. Взмыл в небо так резко, будто за ними гнался кто.

Снежок пристегнулся и молчал, поглаживая забинтованную руку. Понимал, чем чревато сейчас завязывать беседу. Гоша же, которая никогда не умела промолчать вовремя, открыла была рот, чтобы что-то сказать, что Чернофф оборвал ее своим грозным: “Нет”.

– В молчанку, значит, будем играть, – пробормотала она, надувшись.

Чернофф не ответил.

Так и промолчали всю дорогу. А дома, как только вошли и сбросили покрытую песком обувь, так же коротко кивнул ей, указывая на второй этаж. На ее комнату. Домашний арест, значит.

“Могло быть и хуже”, – подумал Снежок, и тут же стало хуже, потому что ему Чернофф сказал:

– Со мной, – и неспешно направился в кабинет.

– Эй! – возмутилась Гоша и схватила Снежка за руку, останавливая от шага следом. Шагнула следом сама, прикрывая его собой, и уставилась отцу в глаза. – Ты что удумал, бать?