Текст книги "Сирена (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Нора улыбнулась воспоминанию. Она написала небольшой рассказ для занятий по английскому, из-за которого в ее католической школе разразился грандиозный скандал. Только вмешательство священника предотвратило ее представление целой команде врачей и сотрудников психиатрической лечебницы.

– Я предположила, что в этом вопросе ты был несколько предвзятым.

– Может, и был, – с улыбкой, признался он, – но я распознал талант, как только его увидел. Так, что ты будешь с ним делать? – кивнул Сорен в сторону Зака.

Нора наблюдала за своим редактором через двустороннее зеркало. Когда Гриффин придвинулся чересчур близко, Зак умудрился отстраниться, даже не сдвинувшись с места – типичный, английский трюк.

– На этот раз, дело не только в сексе. Не совсем. У Зака есть секреты, темные секреты. Я хочу ему помочь, но даже не знаю, с чего начать. Что ты думаешь?

Сорен посмотрел на нее и, поборов свою привычку, Нора сохранила с ним зрительный контакт. Раньше, оказываясь с ним в приватных ситуациях, как эта, она никогда не встречала его взгляд без разрешения. Но это было так давно. Вздохнув, Сорен покачал головой.

– Моя Элеонор... возможно, когда-нибудь, я научусь говорить тебе "нет".

С этими словами, он встал рядом с ней. Нора смотрела на его лицо, пока он изучал Зака через зеркало. За всю свою жизнь, она не встречала никого, столь проницательного, как Сорен. Он мог прочесть человека одним взглядом. Он знал, кем она станет с первой секунды, как ее увидел. Так говорил Сорен. Это была ее любимая сказка на ночь. "Расскажи мне о том дне", просила она.

"Элеонор", начинал он историю, всегда излагающуюся от третьего лица, пока она спускала свои рукава. Она стыдилась своего ожога на запястье. Но однажды, когда она потянулась к чашке, ткань задралась, и он увидел то, кем она была. На этом месте Нора постоянно сердито его перебивала, "А кем она была?" В ответ, он притягивал ее в свои объятия и отвечал "Она была моей".

– Вина, – высказывание Сорена вырвало ее из прошлого, – старая вина. Он тяжело с ней уживается, будто еще к ней не привык. Он не совершил никакого преступления, хотя может верить в обратное.

– Старая вина – я должна ее из него вытянуть, – сказала Нора, удивившись тому, что они с Сореном были одновременно и противниками, и сообщниками, – Его душат собственные тайны. И я обязана его сломать. Но как? Это его невыносимое британское чувство собственного достоинства совершенно непробиваемо. Последнее, что ему требуется – это оказаться на скамье под хорошей поркой.

– Согласен. Это его только оскорбит. Я видел подобную вину и раньше. Он причинил кому-то боль.

Услышав намек на учительский тон, Нора повернула голову на его последнее утверждение.

– Он причинил боль своей жене.

– Тогда ты знаешь, что нужно делать.

Сорен с гордостью улыбнулся. Она всегда была его лучшей ученицей.

– Сделать так, чтобы он причинил боль мне?

– Да, малышка. Сделать так, чтобы он причинил боль тебе.

* * *

– Значит, ты новый Максвелл Перкинс Норы, правильно? – спросил Гриффин у Истона.

– Я ее редактор. Но мы с Перкинсом придерживаемся весьма разнящейся философии редактирования.

– Вот и хорошо. Не хочется видеть, как книги Норы похерятся из-за того, что редактор не может держать свои руки подальше от ее прозы.

– Так, – спокойно спросил Зак, – ты читаешь?

Гриффин стрельнул в него неодобрительным взглядом.

– Я может и шлюшка, Макс, но я не тупая шлюшка. Я читаю книги Норы. Они потрясающие. Конечно, моя любимая книга та, которую она еще не написала.

– И это...?

– История Норы Сатерлин.

– Получилось бы увлекательное чтиво, – согласился Истон, – Он, действительно, собирается продержать ее всю ночь?

Зак глянул на свои часы. Сатерлин ушла совсем недавно, но он уже с нетерпением ждал ее возвращения.

– Если захочет. С той минуты, как он ступает в этот клуб, действует военное положение.

– И часто Нора здесь бывает?

– Раньше постоянно. Приходилось. Но пару месяцев назад, она, казалось, исчезла с лица земли.

– Тогда, мы начали заниматься ее книгой, – объяснил Истон.

– И тогда она начала заниматься тобой, да? – улыбнулся ему Гриффин.

Зак старался не смущаться. В конце концов, с этим парнем у Норы периодически была интимная связь.

– Что ты имеешь в виду, говоря "приходилось"? – спросил Истон после непродолжительного молчания.

Но Гриффин только рассмеялся и ударил его по плечу.

– Пойдем. Проведаем нижний уровень.

* * *

– Мне, правда, нужно вернуться к своему гостю.

Нора не хотела оставлять Сорена, но знала, что это было необходимо. Одному Богу было известно о том, что сейчас болтал Заку Гриффин.

– Пока нет. Нам еще нужно продумать празднование нашей годовщины на той неделе. Или ты забыла, что за день выпадает на следующий четверг?

– Даже если я забуду все дни в году, этот я буду помнить. Но мы не станем его праздновать. Ни в этом году, ни когда-либо снова.

– Понятно.

Сорен пронзил ее холодным, оценивающим взглядом.

– Прошлогоднее пришлось тебе не по душе?

Прошлогоднее... то, что он сделал с ней в ту ночь, было прекрасно и жестоко, о чем даже было больно вспоминать.

"Если ты вернешься ко мне, ты прибежишь или приползешь?"

"Я прилечу".

Нора замотала головой, пытаясь забыть о том, как сильно она, до сих пор, его хотела.

– Прошлогоднее празднование было ошибкой. Этого не должно было произойти. Все зашло слишком далеко.

– Тебе никогда не нравится, пока не заходит слишком далеко.

– После той ночи, я чуть не потеряла Уеса.

– Верно. И что за обещание ты дала? Что если снова отдашься мне, то он уйдет? Верно?

– Но ты не можешь его винить, разве нет? Он не понимает нас.

– Уверен, что не понимает.

Протянув руку, Сорен приласкал ее щеку. Эти пальцы, подумала Нора. Эти руки. Руки, которые знали каждый уголок ее тела так, как их хозяин знал каждый уголок ее сердца.

– Моя Элеонор... создание Божьего Промысла.

– Божьего Промысла?

– Маленький секрет Господа. Он будет посылать тебе страдания, малышка, до тех пор, пока Он не сделает тебя мудрой.

– Больше никаких проповедей. Пожалуйста, – взмолилась она.

В ответ, на губах Сорена заиграла слабая улыбка.

– Если ты не приедешь ко мне на нашу годовщину, то мне придется преподнести твой подарок раньше. Хорошо, что он у меня с собой.

Вытащив некий предмет из своего кармана, он раскрыл ладонь, на котором лежал ключ с изящным белым бантом, вместо цепочки.

– Что это?

– Ключ от Белой Комнаты, конечно же. Там тебя ждет подарок на годовщину.

Со все еще раскрытой, ожидающей ладонью, Сорен шагнул к ней.

– Он девственник, Элеонор, – прошептал он ей на ухо, – ты можешь закрыть глаза и представить, что это Уесли.

Нора хотела отодвинуться и оттолкнуть его. За дверью ее ждал Зак. И ей нельзя было на это соглашаться. Подарки Сорена всегда походили на обоюдоострый меч, и принять его можно было только взявшись за лезвие.

Нора слышала голос разума, твердящий, что ей следовало найти Зака и вытащить его отсюда. Но потом она вспомнила, что обещала показать ему место, где не было ни вины, ни стыда и абсолютно нечего бояться. Она взяла ключ из руки Сорена.

– Как я вижу, Он не закончил с твоими страданиями, – произнес священник.

Нора не ответила. Сомкнув пальцы вокруг ключа так сильно, что его зубец впился в ладонь, она вышла из помещения в черный коридор. Чувствуя на себе взгляд Сорена, она так и не обернулась.

Глава 20

Зак последовал за Гриффином к балконной части бара. Облокотившись на перила, они наблюдали за происходящим внизу действом.

На расположенной под ними платформе, стояла облаченная в кимоно, миловидная женщина с темными волосами, заколотыми зловещего вида палочками, которая обвивала черную веревку вокруг спокойно ожидающей перед ней обнаженной, фигуристой, рыжеволосой девушки.

– Это Леди Ной. Местная королева Азиатского Сибари.

Гриффин указал на двух дам внизу.

– А та лапочка, которую она обвязывает – Алисса Петровски.

– Петровски?

Фамилия показалась Заку смутно знакомой.

– Да, та самая Петровски. Падчерица губернатора. Саба с довольно дурной репутацией. Всерьез увлекается эксгибиционизмом.

– Заметно.

Истон пришел в восхищение, когда завершив свою работу, Леди Ной подвесила девушку в воздухе с помощью сложного веревочного плетения и подъемной системы. Саба прогнулась утонченным и асимметричным движением, явно пребывая в полной гармонии как со своей обнаженностью, так и в своем бондаже.

– А это агент Бернс – высокопоставленный сотрудник ФБР, – сказал Гриффин, указывая на мужчину, прикованному к кресту, и высекаемому девушкой вдвое младше него, – он тоже сабмиссив.

– Разве тебе позволяется мне все это рассказывать?

– А что? Ты собираешься это кому-нибудь передавать? Даже если и так, тебе никто не поверит. И если ты проронишь хоть слово, Кингсли Эдж сотрет тебя в порошок. Он следит за каждым из нас – часть членского взноса. Спорю на свой счет в банке, что у него уже имеется на тебя досье.

– На меня? Ты серьезно? – спросил Зак.

Он вспомнил, как многое, казалось, Сатерлин знала о нем в их первую встречу.

– Появляешься на расстоянии пяти метров от Норы, и твое досье готово. А, судя по всему, ты приближался к ней ближе, чем на пять гребаных метров.

– Я едва ли подходящий претендент на компромат, – запротестовал Зак.

– Неужели? Предпочитаешь, чтобы кто-нибудь узнал о том, что Нора тебе отсосала?

Залившись краской, Истон промолчал. Да, он, определенно, был подходящим претендентом.

– Понятно, – произнес он.

– Тебе стоит уяснить, Зак – Нора не какая-то случайная писательница эротических книг с необузданной сексуальной жизнью. Она, мать ее, королева Преисподней. А Кингсли, очевидно, наш король.

– А он? Кто он? – Истону даже не хотелось произносить его имени.

– А он тот, кто стоит выше и короля, и королевы.

– Император? – предположил Зак.

Гриффин усмехнулся.

– Бог.

– Бог, – повторил Истон, опустив взгляд на находящихся внизу почитателей.

Агента, о котором говорил Гриффин, теперь сняли с креста, и, надев на него ошейник, и прицепив к нему поводок, обтянутая в кожу девушка повела его на четвереньках по полу.

– Поверить не могу, что вы надеваете на людей ошейники, – произнес Зак с заново вспыхнувшим отвращением.

– Здесь ошейник – это все. Сабы обожают свои ошейники.

– Их носят все сабмиссивы?

– Не все. Сабы заведения, работающие в "Круге", носят клубные ошейники, показывающие, что они на службе. Они выглядят вот так, – сказал Гриффин, указывая на ошейник, который он носил в качестве наказания.

Это был обычный собачий ошейник, с которого свисал замок с маленькой, серебристой, заключенной в круг, цифрой восемь.

– Но в остальном, Дом использует ошейник либо в практических целях, либо для демонстрации любви, либо в обоих случаях.

Гриффин рассмеялся.

– Твою мать... видел бы ты Нору и Сорена, когда они, все еще, были вместе. Я появился здесь за год до того, как она от него ушла. Но я успел застать их золотое время. Обычно, кожаные ошейники бывают черными или коричневыми, правильно? Угадай, какого цвета был ее ошейник?

– Не знаю. Красным?

– Белым, – раздался позади них голос.

Обернувшись, Истон с Гриффином увидели наблюдающего за ними Сорена, в своем белом воротнике.

– Каким еще он мог быть?

* * *

Для большинства, коридоры и лестничные пролеты "Восьмого Круга" были лабиринтами, однако Нора знала их лучше собственного дома. Она могла найти нужное место даже с завязанными глазами. В прошлом, несколько раз, так и было.

Завернув сначала за один, потом за другой угол, она спустилась по короткой лестнице на самый нижний уровень здания. В конце тихого коридора располагалась дверь, совершенно идентичная остальным, за исключением того, что как она сама, так и ее ручка были полностью белого цвета. Встав у двери, Нора сделала несколько медленных, глубоких вдохов.

Она даже и представить не могла, кто или что ожидало ее за дверью. Белая Комната была зарезервирована только для Доминантов самого высокого уровня, куда не было привилегий допуска даже у Гриффина.

Медленно Нора открыла дверь, а на наружную ручку повесила свой стек, показывая, что помещение было занято. Дверь Белой Комнаты – одна из нескольких в клубе – была оборудована замком, но она не собиралась запираться с незнакомцем. Она усвоила этот урок не самым из приятных способов.

Нора осторожно вошла внутрь. В центре комнаты стояла железная кровать с четырьмя столбиками, заправленная роскошным, белоснежным постельным бельем и подушками, окружаясь белым, полупрозрачным балдахином. Несмотря на все притязания комнаты на чистоту и невинность, Нора из первых рук знала, что в ней происходили самые жуткие сексуальные акты в истории вселенной.

Подкравшись к кровати, она отодвинула балдахин. Посередине нее, лежа на боку, спал молодой парень. Нора внимательно оглядела его, с неистово колотящимся в груди сердцем. На вид, ему было около семнадцати лет. У него были прямые, черные волосы ниже плеч, и самые длинные и темные ресницы, которые она только видела. Они лежали на его бледных щеках, подрагивая во сне.

Взгляд Норы переместился к его телу. На парне была поношенная футболка, порванные на коленях джинсы, и белые носки, на пальце одного из которых зияла дыра. Он снял свою обувь, но остался в часах. Их ремешок был кожаным и таким же широким, как наручники для бондажа. Его второе запястье также было прикрыто широким браслетом. Парень был довольно высоким, но его конечности казались непропорционально большими. Он еще не успел сформироваться.

Вздохнув, Нора прокляла Сорена на чем свет стоит. Парень – ее подарок – был необыкновенно красивым. Наклонившись вперед, Нора смахнула выбившуюся прядь его волос, и заправила за ухо.

– Ох, Сорен, – прошептала она, и вздохнула про себя, – не стоило так беспокоиться.

* * *

Зак пытался найти подходящий ответ. Однако, в присутствии Сорена, на удивление, лишился дара речи. По-видимому, священник нашел его дискомфорт занимательным.

– Где Нора, Сэр? – спросил за него Гриффин.

– Какое-то время она будет занята делами клуба. И я подумал, что на время ее отсутствия, мне следует развлечь ее гостя, – великодушно произнес Сорен.

– Но Нора приказала мне оставаться...

Выбросив руку с молниеносной скоростью кобры, священник схватил Гриффина за горло. Истон шагнул вперед, но парень стрельнул в него предупреждающим взглядом. По крайней мере, он мог дышать.

– Мистер Истон, могу я называть вас Закари?

Прежде чем ответить, он попытался усмирить свою нервозность.

– А мне называть вас Отец Сорен? Или Сэр?

– Я понимаю, что вы не являетесь католиком. Ровно, как и частью данного сообщества. Потому, можете называть меня Сорен. Вы не хотите пройтись?

Истон чувствовал, что священник желал его компании по причине или причинам, о которых он не хотел знать, но решил воспользоваться этим, в качестве козыря.

– Вы отпустите Гриффина? – спросил он.

Судя по всему, эта идея позабавила Сорена.

– С трупом в руке, я буду едва ли расторопным гидом, согласны?

Зак взволнованно посмотрел на Гриффина, который – к счастью – по-прежнему, выглядел спокойным, даже, несмотря на то, что священник продолжал удерживать его в крепкой хватке.

– Согласен. Прогулка будет кстати.

Сорен отпустил Гриффина, и на шее парня, прямо под челюстью, Истон заметил ярко-красные отпечатки пальцев.

– Тогда, пойдем?

Зак нехотя оставлял Гриффина у балкона. Несмотря на игривость парня, он предпочел бы его веселую компанию священнику Сатерлин.

– Чем занимается Нора? – спросил Истон, когда выведя его с балконной части, Сорен направился в сторону неотмеченного выхода, располагающегося в противоположной стороне бара.

– Элеонор занимается чем и всегда, Закари – всем, чем хочет.

* * *

От прикосновения Норы, ресницы парня дрогнули и он проснулся. Ей пришлось прикусить губу, чтобы подавить смех, когда вскарабкавшись, он принял сидячее положение.

– Все в порядке. Не пугайся, – произнесла она, разговаривая с ним, словно с испуганным зверьком, – это всего лишь сон.

Парень смотрел на нее своими широко распахнутыми, серебристыми глазами. Его лицо раскраснелось, и он притянул колени к груди.

– Ты говоришь? – спросила Нора.

– Редко.

Проведя руками по своим длинным волосам, он заправил их за уши.

– Ты можешь поговорить со мной. Можешь сказать мне все, что хочешь. Я хочу с тобой пообщаться. Ты понимаешь?

Парень кивнул, Нора кивнула в ответ, и успокоилась, услышав его тихий, нервный смешок.

– Да, понимаю.

– Хороший мальчик. Ты знаешь кто я?

Он снова кивнул, и Нора приподняла свою бровь.

– Да. Отец С. рассказал мне о вас, и о том, что знает вас.

– И что именно он тебе рассказал? – спросила Нора.

– Что вы его старая подруга. То есть, не старая...

– Что мы уже давно друг друга знаем, – договорила она, придя ему на помощь.

– Точно. А еще он сказал, что вы самая красивая женщина из всех, которых он когда-либо встречал.

Нора слегка смутилась.

– Что еще он сказал?

Резко втянув в себя воздух, парень встретил ее взгляд.

– Сказал, что вы мне поможете.

Нора склонила голову набок, и, протянув руку, коснулась подъема его стопы.

– А тебе нужна помощь?

Сначала молодой парень ничего не отвечал. Затем, медленно расслабив обнимающие его колени руки, он принялся расстегивать свои часы, но его пальцы дрожали слишком сильно, отчего он раздосадовано выдохнул, – Простите, – сказал он.

– Давай. Позволь мне.

Парень вытянул свою руку. Расстегнув, Нора чуть не ахнула, увидев, почему он носил часы с таким широким браслетом. По центру его запястья пролегал белый шрам, перекрещивающийся множеством швов. Протянув вторую руку, он снял браслет и показал ей точно такой же зашитый шрам. Очевидно, порезы полностью зажили. Полагаясь на свои знания о шрамах, Нора решила, что его попытка самоубийства была совершена около года назад.

– Из-за чего? – спросила она.

– Мой отец узнал..., – парень тяжело вдохнул, – он нашел в моей комнате некоторые вещи. Увидел синяки и ожоги, и заявил, что отказывается иметь сына-психопата. А через пару месяцев ушел. Мама... после этого, она не в себе.

– Это не твоя вина, – сказала Нора, – и психопат – твой отец, а не ты. А ушел он по своим собственным причинам. Моя семья тоже оставляет желать лучшего.

– Я знаю. Отец С. рассказал мне и об этом. И что у нас много общего. Я не мог поверить, когда он поведал мне о вашем знакомстве.

– Ты знал меня до того, как он обо мне рассказал?

– Да, – залившись краской, ответил парень, – я читал ваши книги.

Нора провела вверх-вниз по его предплечьям, очерчивая кончиками пальцев его шрамы.

– Он сказал, что если я продержусь целый год, не причинив себе боль, то позволит мне встретиться с вами, – прошептал парень, – иногда, это было единственное, что удерживало меня от повторной попытки.

У Норы сжалось сердце. Ей было ненавистно, что в одно мгновение, необыкновенное милосердие Сорена возвращало ей всю их восемнадцатилетнюю любовь. Посмотрев наверх, она встретилась с его глазами. Они сияли, как полированное серебро; зрачки были расширены.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Микаэль.

– Микаэль... Микаэль являлся главным архангелом Господа. Микаэль, тебе когда-нибудь говорили, что ты красив?

Вспыхнув, парень замотал головой,

– Нет.

– Ты красив, ангел.

Нора пробежала руками по его длинным, черным волосам. Вздохнув от удовольствия, Микаэль закрыл глаза и открыл их, когда она отняла руку. В потаенном уголке своего разума, Нора понимала, что где-то там, Зак находился наедине с Сореном, но она не станет торопить этот момент, ни за что на свете. Она знала, что ей не следовало быть здесь, оставляя своего редактора на милость священнику. Но она вспомнила, как Сорен спас ее никчемную жизнь, сказав ей, кем она была, и кем она могла быть. Она понимала, почему Микаэль пытался покончить с собой. Нора никогда не прибегала к суициду, но не могла отрицать, что Сорен спас ее жизнь не один раз.

Оглядев Микаэля, она сказала себе, что обязана остаться, и помочь ему любым возможным способом.

– Микаэль, сегодня я собираюсь лишить тебя девственности.

Если ее и одолевали сомнения в том, что парень был слишком молодым и слишком хрупким, они испарились, когда он посмотрел ей прямо в глаза, не моргая, и впервые за это время, не боясь.

– Отец С. сказал, что это вы и сделаете.

* * *

Священник Сатерлин оказался молчаливым гидом. У Истона было ощущение, что Сорен хотел его разговорить, поэтому проверял, как долго продержится его безмолвие. Нора, должно быть, переняла эту хитрость у него.

Зак последовал за ним через выход из бара, затем вниз по нескольким длинным проходам и коридорам. Несмотря на то, что Сорен говорил мало, Истон не оставался в тишине. Большинство дверей были открытыми, и он мог видеть происходящее внутри каждого помещения. Когда они прошли еще одну комнату – на этот раз, закрытую – он услышал женский крик. Зак остановился, неуверенный в том, что предпринять, но Сорен, несомненно, услышавший крик, продолжил свое шествие, словно этот звук был совершенно заурядным, и не стоил его внимания. Что, вероятно, так и было.

Они обогнули еще один угол.

– Я знаю, что вы пытаетесь сделать, – наконец, сказал Зак, – Вы пытаетесь напугать меня персональной прогулкой по Аду. Нора уже рассказала мне, что она Домина. Она рассказала мне все. И я понимаю, что вы всего лишь стараетесь меня от нее отвратить. Но это не сработает.

Священник холодно улыбнулся, и Истон понял, что тот был непоколебимым.

– Элеонор создает впечатление весьма общительного человека, вы не находите? Она всегда следует философии, что прятаться лучше на видном месте. Но ваше измышление я принимаю за обиду. Я бы никогда не стал отвращать вас от женщины, которую вы больше всего желаете. Элеонор именно такая женщина, я прав?

Зак не ответил. Он пытался смутить Сорена взглядом, но тот лишь улыбнулся и продолжил путь.

– Нам еще есть на что посмотреть. Пойдемте.

Истон нехотя подчинился.

– Вы можете задавать любые интересующие вас вопросы, Закари.

– Ваш голос, – начал он, гадая, станет ли священник раскрывать личные моменты, – у вас английский акцент. Едва уловимый, но он присутствует.

– Очень хорошо, – одобрительно отозвался Сорен, – Вы должны были это заметить. Большинство американцев не замечают. Они просто считают, что я чересчур образованный. Я родился в Америке, но ребенком учился в Англии. Мой отец был англичанином. Он был воплощением зла. Ежедневно я молюсь, чтобы акцент был единственным, что я от него унаследовал.

– Вы соблазнили молодую девушку из своей паствы. Не думаете ли вы, что это и есть воплощение зла?

– С тех пор, как я стал священником, Элеонор является единственной женщиной, с которой я был интимно близок. И никаких детей, уверяю вас. Но вы можете задать ей вопрос, возникало ли у нее чувство оскорбления или злоупотребления. Надеюсь, ответ, который вы услышите, окажется информативным.

– Почему вы продолжаете ее так называть?

У Истона не получалось сопоставить его Нору с Элеонор Сорена.

– Она сменила имя уже много лет назад.

– Она была рождена Элеонор, и в Элеонор я влюбился. За последние пять лет она принимала жизненные решения, которые я не одобряю. Я предпочитаю напоминать ей, кем она была, а не кем стала. Она может отказаться от своего имени, и от своего прошлого. Но я этого не сделаю никогда.

Слова Сорена пробудили очередные воспоминания.

– Она от этого не отказывается, – сказал Зак, желая доказать, что знал о Сатерлин то, чего не знал священник, – не совсем. Недавно, я был на ее автограф-сессии. Там, она читала каким-то детям. Они звали ее Элли.

Истон посмотрел на Сорена, у которого его откровение вызвало лишь легкую улыбку.

– Это да, – произнес Сорен, когда пройдя под аркой, они оказались в другом коридоре, – Элеонор всегда ладила с детьми.

* * *

Поднявшись с постели, Нора потянула Микаэля за собой. Приказав ему стоять на месте, она встала на колени, залезла под кровать, и, вытащив металлический чемоданчик, ввела цифровую комбинацию, и с лязгом открыла замки.

– Тебе страшно? – спросила она.

– Немного, – Микаэль не отрывал от нее глаз.

– Я дам тебе кое-что, что поможет тебе справиться со страхом. Это называется "стоп-слово".

– Я читал о стоп-словах... в ваших книгах.

– Хорошо. Так как ты ангел, твоим стоп-словом будет "крылья".

– Крылья, – повторил он.

Порывшись в чемодане, Нора достала необходимые предметы – веревку, презервативы, ножницы.

– Если в какой-нибудь момент, ты захочешь все прекратить и отправиться домой, просто скажи "крылья" и мы остановимся. Мы все рано или поздно произносим свои стоп-слова. Это в порядке вещей.

Закрыв чемодан, и убрав его обратно под кровать, Нора поднялась и повернулась к нему лицом. Микаэль без обуви и Нора на высоченных каблуках, были почти одного роста.

– Давай попрактикуемся, – сказала она, – Я попрошу тебя кое-что сделать, и для того, чтобы прекратить действие, ты воспользуешься своим стоп-словом. Хорошо?

– Хорошо.

Сделав шаг назад, Нора оглядела парня с головы до ног.

– Сними свою одежду, – приказала она.

Подняв руку, Микаэль схватился за воротник своей футболки.

– Подожди, – сказала она, и парень остановился, – тебе полагалось произнести твое стоп-слово, ангел.

Он медленно опустил руку.

– Но что, если я не хочу?

Улыбнувшись, Нора подошла к нему так близко, что почти слышала громкое биение его сердца.

– Тогда не надо.

Снова подняв руку, Микаэль стянул свою футболку, нагнувшись, снял носки. Но когда он добрался до верхней пуговицы своих джинсов, смелость его, по-видимому, покинула.

– Давай помогу, – произнесла она.

Протянув руки, Нора положила их ему на живот, и пробралась к его поясу и пуговицам на ширинке. Быстро разделавшись с ними, она скользнула рукой в джинсы.

– Без белья, – сказала она и Микаэль, в очередной раз, залился краской, – Ты, действительно, один из нас?

Его губы оказались возле ее уха.

– Я хочу им быть.

Парень вздрогнул, когда Нора взяла его в свою руку. Она провела по его твердой длине, и отпустила, чтобы он избавился от своих джинсов. Выступив из них, Микаэль предстал перед ней абсолютно обнаженным.

– Ты знаешь, что это такое? – спросила она, опустившись на пол.

– Наручники, – ответил он.

– Очень хорошо. Наручники для бондажа. Две пары. Одна для лодыжек.

Скрепив один наручник вокруг его левой ноги, она повторила процесс с правой, и встала.

– А эта для запястий. Они тебе понравятся.

Микаэль протянул руки. Нора взяла его левое запястье. Поднеся к своим губам, она медленно поцеловала его шрам. Парень вдохнул, когда ее губы коснулись изуродованной кожи. Застегнув наручник вокруг запястья, она поцеловала другой шрам. Сцепив вторую руку, Нора отошла назад.

Микаэль оглядел наручники на запястьях. Посмотрел вниз, на лодыжки. Встретившись с ним взглядом, в нем она увидела себя в восемнадцать лет, когда Сорен начал ее обучение. В тот момент, когда он впервые сказал ей, кем она для него станет, и когда придет время, как всецело он будет ею обладать... она посмотрела на свои зафиксированные запястья, лодыжки и впервые поняла, как выглядит любовь.

– Спасибо, – выдохнул Микаэль.

Нора многозначительно кашлянула.

– Спасибо... Госпожа.

Глава 21

Сорен привел Зака в другой коридор, как ни странно, пустынный и тихий. Несмотря на тишину, он был куда более красочным и ярким, нежели остальные, менее примечательные, показанные священником помещения и проходы. Здесь каждая дверь была расписана: одна – вызывающими СМ сценами, другая – пугающими рисунками. На одной из дверей изображалась имитация геральдического герба с единорогом, орально удовлетворяющим грифона. У Истона не возникло никаких сомнений в том, кому принадлежала эта комната. Они оказались перед дверью, исписанной одними словами.

– "Мы тут все ненормальные", зачитал он вслух знаменитую цитату из книги "Алиса в стране чудес", проходящую по двери готическим шрифтом, – думаю, она права.

– Это отношение к нашему сумасшествию. Когда-то садомазохизм считался психическим заболеванием. Теперь, для многих психологов это объект изучения, а не насмешек. Один из десяти человек признается, что экспериментировал с СМ... хотя я бы не удивился, если бы показатели поднялись выше.

– Я бы оказался в числе оставшихся девяти.

– Уверен, это изменится. Элеонор умеет убеждать.

Сорен послал Заку улыбку, которую – по его мнению – большинство женщин нашли бы очаровательной, он же счел ее настораживающей.

– Она не приобщит меня к этому, – Истон махнул рукой в сторону зловеще закрытых дверей.

– Все должны это попробовать, хоть раз. СМ оказывает довольно любопытное действие на тех, кто его практикует.

Теперь Сорен создавал впечатление профессионала.

– Доминант получает всплеск адреналина, в то время, как сабмиссив попадает в состоянии эйфории, приравнивающееся к наркотическому эффекту. Но для большинства из нас, физические ощущения – последнее, ради чего мы это делаем.

– А ради чего вы это делаете?

Священник сделал паузу, по-видимому, обдумывая вопрос.

– Назвать то, что было у меня с Элеонор "блаженством", по меньшей мере, оскорбление. Обладая ею, доминируя над ней, обучая ее реагировать на малейший приказ, только на движение моего пальца, только на изменение моего тона; любить кого-то так сильно, когда допускается лишь полное и безоговорочное владение... есть чистейшее удовольствие.

– Но она вас оставила, – напомнил ему Зак.

– Неподчинение – такое же доказательство власти, как и подчинение. Вы не можете быть бунтовщиком, если не признали государство. Вы не можете быть еретиком, если не уверовали. Я могу оставить священство, но все равно буду священником. Церковь будет процветать и со мной, и без меня. Некоторые клятвы – всего лишь обещания. Но некоторые из них священны. Такие, как брачные, – добавил Сорен, на мгновение, встретив взгляд собеседника, – да, она меня оставила, и я ее отпустил. Но она вернется. Тем не менее, думается, сочетание удовольствия и боли не единственное, что вас тревожит, верно?

– Тревожит иерархия. Женщины, порабощенные мужчинами. Веками они боролись против подобного отношения, и, все же, здесь...

– И, все же, здесь они добровольно и смело выбирают изучение тех аспектов своей сексуальности, которые считаются социально неприемлемыми. Очередное исследование выявило, что у невероятно высокого процента женщин имеются фантазии, связанные с насилием. Какова вероятность того, что ваша жена относится к не помышляющему о подобном меньшинству?

– Я не буду обсуждать фантазии моей жены с вами.

– А вы когда-нибудь обсуждали их с ней? Простите. Вам не обязательно на это отвечать, – подчеркнуто и бесцеремонно сказал Сорен.

Истон понимал, что священник вовсе не просил прощения.

– Да, в клубе следуют структуре власти. Некоторым требуется иерархия, так как они были рождены нижними. Другим требуется иерархия, так как они были рождены Верхними.