Текст книги "Ангел (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Полагаю, вы не расслышали меня, – повторил Гриффин. – Я Гриффин Фиске. Я парень вашего сына. Приятно познакомиться.

На этот раз он произнес эти слова без улыбки и с тонким намеком на угрозу в голосе. Микаэль всегда думал о своем отце, как о крупном человеке – выше, мускулистее, чем он сам, но по сравнению с Гриффином, тот казался совсем низеньким и слабым.

– Кто ты такой, черт возьми? – потребовал отец.

Гриффин опасно улыбнулся, а Микаэль попытался приблизиться к матери, которая все еще стояла в оцепенении.

– Я чувствую, что повторяюсь. Мик, я повторяюсь? – спросил Гриффин.

– Мам, пап, – Мик попытался заговорить. – Гриффин и я…

– Заткнись, Микаэль, – приказал отец, – или клянусь Богом…

В чем его отец собирался поклясться Богу, так никто никогда и не узнает, потому что Гриффин поднял руку и громко щелкнул пальцами прямо перед лицом мужчины.

Громкий звук моментально заткнул отца Микаэля.

– Не делайте этого, – сказал Гриффин тоном непринужденной угрозы. – Не говорите ему заткнуться. Плохие вещи случаются с людьми, которые не обращаются с Миком так, как он того заслуживает.

– Не смей указывать мне, как разговаривать с моим сыном. С моим больным сыном извращенцем.

Микаэль вздрогнул при словах отца. Рядом с ним также вздрогнула и его мать.

– Кен, пожалуйста, – начала женщина. – Давайте успокоимся и просто поговорим об этом. Мы всегда знали, что Микаэль не был…

– Нормальным? – сказал отец. – Очевидно, нет. И это твоя вина, Мелисса. Ты позволяешь ему носить длинные волосы. Ты забрала его из католической школы. Ты избаловала его. Превратила в чертового пи…

Микаэль и его мать снова вздрогнули в унисон, потому что Гриффин одним быстрым движением впечатал отца Мика в стену. От того, как тот ударился плечом о плитку, в комнате раздался глухой стук.

– Гриффин, нет, – Микаэль умолял, испугавшись, что заявятся полицейские.

Но Фиске не обращал внимания. Он держал руку в центре груди отца Микаэля и прижимал того к стене, как насекомое в рамочке.

– Я сказал вам, что когда с Миком некрасиво обращаются, происходят плохие вещи, – произнес Гриффин, подступая ближе к отцу Микаэля и глядя на него с вызовом. – Я люблю вашего сына. И я изувечу вас, если вы когда-нибудь даже попытаетесь посмотреть на него искоса. Ваш "не нормальный" сын – самый талантливый художник-самоучка, которого я когда-либо видел. Он умный, замечательно катается на скейте, обладает большим чувством юмора и он самый добрый, скромный человек, которого я когда-либо встречал. Я так влюблен в него, что не могу даже трезво мыслить. Что хорошо, потому что очевидно, что я не нормальный. И он тоже. Кажется, я отвлекся. Со мной это иногда случается. Очень сложно меня заткнуть. Дело в том…, – произнес Гриффин, тыкая пальцем в грудь отца Мика с такой силой, что у того остался маленький круглый синяк. – Вашему мнению... в общем, как и всему остальному, здесь не рады. С Микаэлем все отлично. Теперь я забочусь о нем. Пошел вон.

Гриффин сделал пренебрежительный жест обеими руками, как будто отец Микаэля был просто мухой или бродячей кошкой, околачивающейся неподалёку.

– Он мой сын.

Отец Микаэля гневно указал пальцем в направлении Микаэля.

– Он моя собственность.

– Твоя что?

Микаэль съежился, чувствуя как внутри затрепетало сердце. Его назвали собственностью Гриффина, и это откликалось на самых глубоких уровнях разума.

– Моя. Собственность. Он принадлежит мне. Полностью его выбор. И вас больше нет в этом уравнении, – Гриффин продолжил. – Вы заставили его чувствовать себя ничтожеством. Следовательно, вам не следует находиться в его присутствии, пока не наступит день, когда вы сможете контролировать свои комплексы, чтобы держать свой рот на замке.

– Я плачу и даю ему пищу, одежду, крышу над головой с того дня, когда он родился.

– Деньги? – Гриффин выпрямился. – Все дело в деньгах? Деньги у меня есть. Сколько вы хотите за него?

– Прости? – повторил отец Микаэля.

– Сколько вы хотите за вашего сына? Я выпишу вам чек прямо сейчас, чтобы навсегда вычеркнуть вас из нашей жизни.

– Гриффин, не давай ему ни копейки. – Слова вырвались сами собой. – Он не заслуживает этого.

Он не заслуживает этого. Неужели он сказал это вслух? На самом деле он подразумевал: «Я не заслуживаю ни копейки, которую ты тратишь на меня». Ведь Гриффин так высоко ценил его, обращался как с самым редким и драгоценным сокровищем. Микаэль начал думать, может, он и в самом деле таким был.

– Нет, он не заслуживает этого, – ответил Гриффин, сунув руку в задний карман джинсов и вытаскивая бумажник. – Но ты заслуживаешь жизнь без него. Разве не ты говорил мне, что он записывает текущую сумму алиментов, которую выплачивается в чеках? Так что мы имеем? Какова общая сумма?

– Гриффин..., – умолял Микаэль.

– Сорок две тысячи триста долларов, – сказала мать Микаэля громким, ясным голосом, ее глаза встретились с Гриффином. – И если бы у меня были деньги, я отдала бы все до копейки, чтобы избавиться от него тоже.

Микаэль видел, как встречаются взгляды Гриффина и его матери. Что-то происходило между ними, что Микаэль видел, но не понимал.

– Давайте округлим. Пятьдесят тысяч? – Гриффин схватил отца Микаэля за плечо и развернул, толкая лицом в стену. Затем, используя его спину как плоскую поверхность, Гриффин заполнил чек. – Сегодня я чувствую себя щедрым. Мы округлим до шестидесяти девяти тысяч. Обожаю цифру 69. Надо записать это на всякий случай. За шестьдесят девять и вашего прекрасного сына.

Гриффин развернул отца Мика, вырвал чек из книжки и засунул в карман пиджака мужчины напротив.

– В этом я хорош, – сказал Гриффин. – Не так ли, Мик? Ты вроде говорил, что он был брокером?

Микаэль кивнул.

– У Гамильтона.

– Отлично, – сказал Гриффин в знак одобрения. – Мой отец Джон Фиске. Слышали о нем?

Отец Микаэля не сказал ни слова, но его широко-раскрытые глаза дали понять, что он прекрасно знал, кто такой отец Гриффина и каков общий капитал Фиске младшего.

– Иди, папа, – сказал Микаэль. – Ты хочешь, чтобы я был твоим сыном, не больше, чем я хочу видеть тебя своим отцом. Теперь тебе больше не нужно им быть.

– Вас только что бросили. – Гриффин похлопал отца Ангела по макушке. – Отстой, понимаю. О,  до свидания.

И еще раз Гриффин сделал прогоняющий жест руками. Отец Микаэля смотрел на всех собравшихся взглядом полным нескрываемой ненависти.

Он выскочил из кухни и побежал по коридору, Гриффин следовал за ним по пятам, несомненно желая убедиться, что тот и в самом деле уберется прочь. Микаэль и его мать шли следом.

Выйдя на лужайку, отец Микаэля обернулся.

– Это грех, ты же знаешь? – сказал мужчина, его взгляд метался между Микаэлем и Гриффином. – Секс между двумя мужчинами. Это против природы и против Бога. Это просто мерзость. Ты ходишь в церковь, Микаэль, и знаешь все.

– Если это мерзость, папа, то только потому, что ты все делаешь неправильно. Ты просто напрягись, а потом расслабься. Сразу пойдет, – Микаэль почти выкрикнул слова.

Качая головой с отвращением, отец Микаэля сел в машину и уехал. Гриффин посмотрел на Мика, и они оба взорвались от безудержного смеха.

– Ты всегда выкрикиваешь грязные советы перед домом? – спросил Гриффин, прижимая Микаэля к себе для быстрого поцелуя.

– Что? А ты нет? – Микаэль все еще смеялся, вырываясь из объятий Гриффина. Именно тогда он увидел, что его мать молча стоит на крыльце. – Мама... ох, мама, мне так жаль... – сказал Мик, его сердце готово было ухнуть в пятки. – Я даже не подумал, что…соседи, я…

Женщина сделала два шага вперед и сжала его в объятиях.

Он замер, не в силах вспомнить, когда в последний раз мама обнимала его вот так.

– Мама? – Микаэль обнял в ответ.

– Я соскучилась по тебе, малыш. Слишком долгое лето без тебя.

Микаэль взглянул на Гриффина, который только пожал плечами и одними губами прошептал ему – «женщины».

Мать, похоже, не была готова отпустить его пока что, поэтому Микаэль прижался еще крепче и закрыл глаза.

– Я тоже по тебе скучал, мама.

Наконец она отступила и стерла слезу с лица. Обращаясь к Гриффину, женщина протянула руку.

– Приятно встретиться с вами, Гриффин.

Гриффин посмотрел на ее руку и закатил глаза, сделал шаг вперед и обнял так сильно, что поднял в воздух.

– Гриффин, ты должен опустить мою маму на землю.

Фиске поставил ее на ноги. Микаэль посмотрел на Гриффина, а затем на мать и снова на него.

– Ну что, – предложил Мик. – Как насчет ланча?

Глава 25

Войдя в святилище Пресвятого Сердца, Сюзанна нашла его пустым. Она приняла окончательное решение, и ей нужно было поговорить с ним; обсудить несколько важных вопросов, но она пришла не из-за них. На самом деле Сюзанне хотелось извиниться за свои подозрения и поблагодарить за то, что ей помогли поверить, если не в Бога, то по крайней мере, хотя бы в одного священника.

Бродя по периметру святилища, она изучала фрески на стене, образы страданий Христа с римскими цифрами, выгравированными сверху. Она остановилась перед одной, где была изображена женщина на коленях перед Иисусом, протягивающая свой платок. Сюзанна нахмурила брови и попыталась вспомнить имя женщины, но никак не могла вспомнить, когда последний раз молилась перед Стояниями Крестного пути. Быть может, она никогда этого и не делала.

– Как же тебя зовут? – спросила она вслух, пытаясь найти в сумочке свой айфон.

– Вероника, – раздался голос позади нее.

Сюзанна повернулась и увидела женщину, стоящую  у дальней скамьи, со скрещенными на груди руками. На ней была узкая черная юбка, обтягивающая ее стройные бедра, туфли на высоких каблуках, приталенная красная блузка и таинственная легкая улыбка на потрясающе красивом лице. Женщина выглядела знакомой. Чрезвычайно знакомой.

– О, Боже, – сказала Сюзанна, внезапно осознав, кто перед ней. – Вы Нора Сатерлин.

Женщина кивнула, опустила руки и завела прядь волнистых черных волос за ухо.

– Так точно, – сказала она с такой улыбкой, что Сюзанна поняла, что этой женщ

ине, скорее всего, никогда не приходилось испытывать чувство вины. – А вы Сюзанна Кантер. Вы еще красивее, чем он рассказывал.

Сюзанна покраснела и сунула трясущиеся руки в задние карманы джинсов. Отец Стернс казался ей угрожающим, но она никогда не чувствовала себя хоть наполовину так нервно, как в компании Норы Сатерлин.

– Хм..., – журналистка начала фразу и закатила глаза от собственной неловкости. – Что ж, зато вы красивы так, как он и описывал.

Нора Сатерлин, в отличие от нее, не покраснела. Она продолжала смотреть на Сюзанну с мрачной проницательностью во взгляде.

– Один вопрос, – сказала Сатерлин.

Сюзанна моргнула.

– Один? У вас ко мне один вопрос?

Сатерлин наклонила голову.

– Вы преследовали его все лето. Шпионили за ним. Ворвались в дом священника. Вы даже ездили к его сестре. Вы настырная. Я могу это понять. Однако пора оставить нас в покое. Вы знаете, что он не угроза своей пастве. Могу предположить, что вы здесь все еще  по другим причинам. Причины угадывать не нужно, потому что, давайте будем честными, мы обе видели его во плоти.

Румянец Сюзанны стал более очевидным, потому что она не могла отрицать правдивость слов Сатерлин. Ее влечение к Отцу Стернсу было еще слишком свежим, чтобы стараться отрицать.

– Да, – призналась Сюзанна. – Я видела его.

Сатерлин подняла бровь, очевидно, услышав глубокую истину в словах. Она снова улыбнулась, размыкая сомкнутые на груди руки, и села на подлокотник скамьи.

– Я сказала, один вопрос, и это именно то, что я имею в виду, мисс Кантер. Вы можете спросить у меня один вопрос. – Сатерлин подняла один палец. – А я отвечу. Честно. Без всяких уверток или отрицания. Я скажу вам правду, только правду и ничего кроме правды на один вопрос, который вы мне зададите.

Глаза Сюзанны округлились от удивления.

– А потом вы скажете мне, что я выиграла в лотерею, – сказала она, не веря своим ушам.

– Если только лотерею правдивости. Но за приз назначена цена. Я отвечу на вопрос, но ответ не должен попасть на пленку. И вы не можете использовать то, что я расскажу, чтобы причинить ему вред. Вы не станете попытаться выяснить что-то еще из того, что я скажу. Если хоть одно мое слово появится в печати, придется попросить Кингсли уничтожить вашу карьеру так основательно, что вам не удастся стать даже ведущей прогноза погоды, как предлагал ваш старый профессор. Вы это понимаете?

С трудом сглотнув, Сюзанна кивнула. Она слышала угрозу в голосе Сатерлин и знала, что та говорила на полном серьезе. Даже то, что она смогла узнать о старом профессоре, предложившем ей вести прогноз погоды, было знаком, что в мире этой женщины не было никакой необходимости задерживаться хотя бы на момент дольше, чем это необходимо.

– Как только  я дам свой ответ, – Сатерлин продолжила, – Вы оставите меня, Кингсли и Сорена в покое. Мы перестанем существовать для вас. Вы прогоните нас из ваших мыслей, памяти, вашей речи и лексикона. Вы принимаете это?

Она не могла себе представить, как можно было полностью изгнать Отца Стернса из памяти. Тело все еще покалывало, когда она представляла его руки на ее руках. Но она попытается. Ради истины, она попытается.

– Хорошо. Я принимаю. В любом случае, в ближайшее время я отправляюсь в Ирак. Пора двигаться дальше.

– Да, – сказала Сатерлин. – Это точно. Теперь задавайте свой вопрос, и мы сможем двигаться дальше.

Сюзанне не пришлось задумываться ни на секунду, чтобы найти вопрос.

– Вы и Отец Стернс спите вместе?

Если она думала, что такой вопрос обеспокоит Сатерлин, то сейчас была очень разочарована. Сатерлин не выглядела ни испуганной, ни шокированной вопросом. Она остановила свои темно-зеленые глаза на лице Сюзанны.

– Вы действительно хотите потратить свой единственный вопрос на то, что и так уже знаете? – спросила Сатерлин.

Сердце Сюзанны ухнуло вниз. Она надеялась... верила... по крайней мере, ей хотелось верить... Но это не имело значения. Сатерлин была девственницей даже в девятнадцать лет. Всякий раз, когда она и ее священник занимались любовью, она была, по крайней мере, совершеннолетней.

– Нет, я полагаю, нет. – Сюзанна тяжело вздохнула. – Как насчет этого? Конфликт интересов, о котором говорилось в анонимном послании, что это такое? Это его сестра Элизабет? Она практически призналась в убийстве своего отца.

– Она действительно убила своего отца и призналась Сорену, но он отказался раскрывать ее исповедь. Я подслушала это на похоронах. И он целых семнадцать лет беспокоился, что Элизабет выяснит, что я это слышала. Но нет, церковь заботил не этот конфликт интересов.

– Тогда что это?

– Отец Сорена был очень богатым человеком, когда умер. Ему досталась половина состояния жены в разводе, и с его безжалостной деловой хваткой он утроил деньги к старости. А когда он умер, то оставил каждый цент своему единственному сыну. Почти полмиллиарда долларов.

Сюзанна ахнула.

– Но... его отец отослал сына подальше после того, что случилось с Элизабет. Чуть не убил его.

– Правда. Но когда оказалось, что у него больше не будет сыновей, и никаких отношений с дочерью, то у него была возможность очистить свое сердце... ну или что у него там было вместо сердца. Но деньги не стали средством примирения. Это была взятка. Священники принимали обеты бедности. Чтобы унаследовать все деньги, Сорен должен был бы оставить священство. Но ничто и никто не заставят его когда-либо оставить его сан.

– Так что же он сделал?

Сатерлин усмехнулась.

– То, что сделает любой хороший священник. Он отдал десятую часть. Он передал десять процентов от всех денег церкви. Пять процентов ушли его старой католической школе в штате Мэн. И пять процентов для этой епархии. Остальное он разделил пополам и отдал каждой сестре. Для себя он не оставил и цента.

Сюзанна прикрыла рот рукой и отвернулась. В голове у нее щелкали цифры. Пять процентов из пяти сотен миллионов долларов было...

– Двадцать пять миллионов долларов, – выдохнула Сюзанна. Она повернулась обратно. – Он отдал все этой епархии?

– Да. Вы знаете, как это работает. Приходских священников постоянно переводят с места на место. Тем не менее, Сорен жил тут в течение почти двадцати лет. Как он получил такую свободу? Он купил ее.

– Я задавалась вопросом, почему они не уговорили его уехать или пойти вверх по карьерной лестнице.

– Ему здесь нравится.

Он оберегал свою частную жизнь, поняла Сюзанна.

– Как бы вы назвали попытку продвижения вверх человека, который  пожертвовал двадцатью пятью миллионами долларов в вашу фирму? – спросила Сатерлин.

– Конфликт интересов, – прошептала Сюзанна. – Я думала, что... Я думала, он может быть хищником. Или, вы знаете, потому что... у него с вами был...

– Секс? Вы думали, конфликт интересов был в сексе? – Сатерлин рассмеялась, как будто это было самое смешное, что она когда-либо слышала. – Это католическая церковь, мисс Кантер. И католическая церковь закрывала глаза на секс в течение двух тысяч лет. Деньги – вот что заставляет их нервничать.

Сюзанна покачала головой. Слишком много мыслей внутри.

– Он отдал все это? Каждый цент?

Сатерлин кивнула.

– Ага. Упрямая задница этот священник. Когда он и Мари-Лаура поженились, он получил доступ к его обширному целевому фонду. После того, как она умерла, он отдал каждую монетку. Он был рожден, чтобы стать священником. Деньги его не интересуют. Это конфликт интересов. Теперь, если вы меня извините, я вернусь к своей жизни, не беспокоясь о репортерше, которая может причинить вред Сорену.

– Вы называете его Сореном? – спросила Сюзанна, вопрос вырвался, прежде чем она смогла его остановить.

– Конечно, да. Это его имя. Почему вы спрашиваете?

– Он сказал, что только близкие и дорогие ему люди, которым он доверяет, знают это имя. И они знают его настоящего.

– Это очень правдиво.

– Как долго вы называли его Сореном?

Лицо Сатерлин смягчилось, она перевела взгляд от Сюзанны к улыбке на нарисованном лице Вероники, протягивающей льняной платок упавшему Христу.

После долгого молчания Сатерлин посмотрела на Сюзанну.

– С того дня, как мы познакомились.

Помолчав, Сюзанна кивнула. Эти шесть слов сказали ей все, что было необходимо узнать. Отец Стернс и Нора Сатерлин делили что-то, связь, близость, ... глубокую и необъяснимую, неприкасаемую и недостижимую для простых смертных. Вечером, когда Сюзанна попросила его заняться с ней любовью, он сказал, что не принадлежит себе. Она думала, что он имел в виду, что принадлежит Богу или Церкви. Теперь она знала, что он имел в виду Нору Сатерлин.

– Я ухожу, – сказала Сатерлин. – И вам тоже пора.

– Можно хотя бы, по крайней мере, попрощаться с ним. Или мне не позволено? – спросила Сюзанна.

В вопросе не было сарказма. Что Нора Сатерлин прикажет ей, то она  и сделает.

– Я разрешаю вам. Вы действительно ему понравились. Мне нет, но я немного предвзята.

– Я это вижу.

Сатерлин задрала подбородок при словах Сюзанны, понимая, что ее недопоняли. Медленно Нора подошла к ней, ее бедра плавно покачивались при каждым шаге вперед. Никогда прежде Сюзанна не сталкивалась с таким явным, животно-притягательным и сексуальным созданием.

– Нет, вы не можете этого видеть, – сказала Сатерлин, вставая перед ней. – Вы не видите ничего. Ни меня. Ни его. Ни нас. Нас не существует, помните? Вы знаете, кто я?

Сюзанна пожала плечами в замешательстве.

– Вы... писательница.

– Так и есть. А еще я  одна из самых известных Доминатрикс во всем мире. Я была номером один у Кингсли. Вы знали это?

Сюзанна снова сглотнула.

– Я, наверное, слышала некоторые слухи.

– Верьте им, – сказала Сатерлин. – И знайте, что они только верхушка айсберга. Я когда-то заставила техасского скотоводческого барона выплатить мне пятьдесят тысяч долларов, чтобы я заклеймила его своей собственной железной печатью. Я заставила генерального директора Силиконовой долины заплатить мне шестьдесят тысяч долларов, чтобы я помочилась на его лицо. Я отправляла богатых и известных в больницу. И за возможность этого они платили втрое. У меня есть целое досье для полиции, здоровенное, как член Кингсли, и все же я никогда не была осуждена за какое-либо преступление, будучи взрослой. Почему? Полицейские и адвокаты, судьи живут в кармане Кингсли. И один или парочка из них живут в моем. В городе я могу спокойно откосить даже от убийства.

Сюзанна расправила плечи и посмотрела Сатерлин прямо в глаза, на это потребовалось все ее мужество.

– Вы мне угрожаете, мисс Сатерлин?

Нора только улыбнулась.

– Нет, конечно, нет. Все, что я хочу сказать, что я сделаю все, чтобы защитить его. Абсолютно все. Но нет никакой необходимости беспокоиться. Я делала людям больно. Я причиняла им сильную боль. Оставляла шрамы на некоторых клиентах. Некоторые шрамы снаружи, другие внутри. Но всю боль, которую я причиняю... все это было по обоюдному согласию. Я никогда не смогу навредить кому-то без разрешения. Все, что я хочу сказать, мисс Кантер, так это..., – Сатерлин наклонилась вперед и оставила легкий, мягкий, очень пугающий поцелуй на губах Сюзанны перед тем, как отодвинуться всего на сантиметр и прошептать, – Все всегда случается в первый раз.

И с этим Сатерлин сделала один шаг назад. Затем другой. Потом она повернулась на каблуках и вышла из церкви.

Сюзанна глубоко вздохнула. Она подняла руку и увидела, что та дрожит. Зоны военных действий, напомнила она себе. Она была в зонах боевых действий. Эта женщина не должна ее пугать.

Собираясь вернуть хотя бы толику ее достоинства обратно, Сюзанна выбежала из святилища и увидела, как Нора Сатерлин идет к Порше, подъехавшему к обочине.

– Подождите! – позвала она, и Сатерлин обернулась.

– Да?

– Просто еще один вопрос... пожалуйста.

Нора ухмыльнулась.

– Еще один. Но пусть он хотя бы будет хорошим.

Сюзанна кивнула.

– Какой он... Вы понимаете, в постели? Я должна знать. Никто никогда так не привлекал меня в моей жизни. И я никогда не смогу быть с ним. Можете просто сказать мне на словах?

Сатерлин выглядела совершенно потрясенной вопросом.

– В постели? Я и Сорен? Мы не спим вместе, – сказала Сатерлин.

– Но... но я спросила, если вы спали. А вы сказали не задавать таких вопросов, на которые уже знаешь ответы.

Сатерлин кивнула.

– Точно. Конечно, мы не любовники. – Она опустила шикарные черные солнцезащитные очки на глаза. – Он священник. Это отвратительно.

И снова Сатерлин повернулась на каблуках и пошла прочь. На этот раз Сюзанна отпустила ее.

Она наблюдала, как Нора подошла к Порше. Из автомобиля вышли двое мужчин. Нет, не двое мужчин. Один мужчина и один подросток. Старший –  Гриффин Фиске. А парнем помоложе был... Сюзанна прищурилась. Красивый молодой человек, кем бы он ни был. Почти ангельский внешний вид. Черные волосы до плеч, глаза такие яркие, серебряные, что она могла видеть их отблеск на десять метров вперед, бледная кожа, худой, каким бывают только подростки... даже его запястья казались хрупкими, как у детей. Сюзанна более внимательно посмотрел на них, увидев марлевые повязки. Бинты? Она соотнесла все. Микаэль Димир – мальчик, который перерезал себе вены в храме – ему сейчас было около семнадцати. Гриффин Фиске и Нора Сатерлин обменялись быстрым поцелуем, а парень, Микаэль, снял бинты с запястий. Сатерлин скользнула по ним рукой, прежде чем быстро поцеловала его в губы. Парень откинулся на грудь Гриффина Фиске, который властно обвил своей рукой его тело.

Микаэль Димир... с Гриффином Фиске? Какого черта…

– Иисусе, что же это за церковь? – спросила себя вслух Сюзанна.

– Моя церковь, – произнес знакомый голос позади нее.

Сюзанна улыбнулась, глядя, как Нора Сатерлин похлопала парня, Микаэля Димира, по щеке. Она оглянулась, подняла вверх очки, немного высокомерно подмигнула Сюзанне и направилась к БМВ на стоянке.

– Вы когда-нибудь хотели вытрясти душу из этой женщины? – спросила Сюзанна.

Отец Стернс сделал тяжелый и многозначительный вздох.

– Каждый день своей жизни.

Смеясь, Сюзанна повернулась и посмотрела на него. В его руках был небольшой, но изысканный букет белых роз.

– Для меня? – поддразнила она.

– Нет. – Легкая улыбка сошла с его лица, придавая мужчине вид глубокого сожаления. – Для Адама. Я думаю, пришло время вам навестить могилу вашего брата.

Сюзанна замолчала. Ее горло сжалось. Слезы навернулись на глаза.

– Я пойду с вами. Вы не будете одиноки, – сказал Отец Стернс, вручая ей цветы. Сюзанна прижала их к груди.

– Хорошо, – прошептала она, затем посмотрела на него и попыталась улыбнуться сквозь слезы. – Он похоронен…

– Я знаю, где он. Я также знаю, где он похоронен. Пойдем. Я буду ждать вас там.

Сюзанна не могла выговорить ни слова благодарности. Она просто направилась к своей машине и поехала на городское кладбище, где семья оставила лежать ее брата. Общая земля. Неосвященная земля. Когда она добралась до могилы, Отец Стернс был уже там, склонив его безупречно-светлую голову в немой молитве.

– Я до сих пор ненавижу церковь за отказ в католическом погребении, – призналась Сюзанна, положив цветы на могилу.

Опустившись на колени, она выдернула несколько диких сорняков из могильной плиты.

Адам Габриэль Кантер. Родился 3 июля 1978, умер 1 ноября 2006 года. Господь дал ему покой от всех врагов его. IIЦарств 7: 1

– Я не могу винить вас, – сказал отец Стернс. – Но я могу с этим помочь.

Сюзанна подняла голову и увидела, как Отец Стернс достает флакон святой воды из кармана. Открыв его, он окропил землю.

Святая вода.

К святой воде, пролившейся на землю, добавились собственные слезы Сюзанны.

– Вы молитесь за него, не так ли? – спросила Сюзанна. – Я не могу. Во мне просто нет достаточно веры для молитвы. Но для меня будет много значить, если это сделаете вы.

– Я буду молиться за него и за вас, Сюзанна, каждый день.

– Я никогда не увижу вас снова, не так ли?

Отец Стернс не улыбнулся.

– Я думаю, что нашим путям было суждено пересечься. И, возможно, лучше, если они не пересекутся вновь. Не в этой жизни в любом случае.

Сюзанна поняла намек.

– Спасибо вам за все. За Адама. За то вы, что хороший священник, хороший человек.

– Я  человек, и мне свойственно ошибаться, как и всем. Но спасибо. Ваша вера в меня обнадеживает. Может быть, когда-нибудь вы найдете веру и в Него.

– Может быть, – сказала она. – Но не стоит сильно на это рассчитывать.

Отец Стернс кивнул. Он протянул руку и погладил ее по изгибу скулы.

– До свидания, Сюзанна. Если вам когда-нибудь по-настоящему будет нужна помощь, вы знаете, где меня найти.

– Зоны военного действия, – напомнила она ему с улыбкой. – Я могу о себе позаботиться.

Его пальцы задели ее губы, как мягким поцелуем.

– Я знаю, что можете.

Он опустил руку и зашагал прочь. На краю кладбища она увидела ожидающий его Роллс-Ройс.

– Ваш трастовый фонд, – Сюзанна крикнула, вдруг вспомнив последний вопрос. – Нора Сатерлин сказала, что вы отдали свой трастовый фонд. Кому?

Отец Стернс продолжал идти.

– Роллс-Ройсы сами себя не купят, правда, Сюзанна?

Он остановился, повернулся и подмигнул ей прежде, чем снова продолжить идти. Подмигивание казалось таким знакомым. Нора Сатерлин подмигнула ей точно так. Точно... так...

И Сюзанна поняла то, что нужно было понять.

Она смотрела ему вслед, католическому священнику, который  в одиночку правил всем извращенным миром, Преисподней Нью-Йорка. Герой сюжета века шагал, все дальше удаляясь от нее. Всего одним телефонным звонком она могла бы уничтожить его, разрушить епархию, принести еще больше стыда и позора на голову католической церкви, чем все самые ужасные, но не такие глобальные сексуальные скандалы, вместе взятые.

– Нора Сатерлин…, – она вздохнула, глядя, как любовник эротической писательницы усаживается на заднее сиденье Роллса. – Ты чертовски везучая сучка.

Сюзанна повернулась к могиле Адама и улыбнулась.

– Я скучаю по тебе, старший братец, – сказала она, затем поцеловала кончики пальцев и коснулась надгробия.

Она оставит все так. В следующий раз, когда сможет прийти на могилу, то останется немного дольше. Сюзанна вытащила телефон  и нажала на первый номер в ее скоростном наборе.

– Эй, привет, – сказала она, услышав Патрика.

– Привет, ты в порядке? – спросил он.

– На самом деле просто замечательно. Избавилась от всей этой истории Отца Стернса раз и навсегда.

– Хорошо. Покончила с этим?

– Полностью. Это была даже не сестра, ты оказался прав. Он пожертвовал деньги, которые заставили церковь понервничать. Он не станет епископом, хотя, наверное, ему стоило. Но неважно. Хочешь пообедать?

Она напряглась, потому что Патрик ответил не сразу.

– Я не знаю. Это просто обед? Или свидание?

Сюзанна ответила ему точно такой же паузой прежде, чем заговорить.

– Это свидание.

* * *

Микаэль послушно закрыл глаза, стараясь не чихнуть и не вздрогнуть.

– Это смешно, Нора, – сказал он. – Я чувствую себя так, будто  выхожу замуж.

Нора усмехнулась.

– Ничего особенно официального или страшного. Церемония получения ошейника тут, в  Восьмом Круге только предлог, чтобы публично унизить саба и постебаться над влюбленным доминантом. Гриффину достанется оооочень много подколок.

– А подводка для парней – это тоже часть унижения? – Микаэль открыл глаза, когда Нора закончила подводить их карандашом для глаз.

– Я знаю Гриффина. Он обмочится от восторга, когда увидит твои подведенные глаза. Одна из его слабостей.

– Отлично. – Он сделал быстрый вдох. – Не могу поверить, что это реально. Это реально, да?

Нора сделала шаг назад и наклонила его лицо в тусклом свете, затем одобрительно кивнула на результат дел ее собственных рук.

– Да. Очень реально. А еще реальнее оно покажется, когда перестанет быть веселым. Впервые Гриффин настаивает на том, что тебе не очень нравится... Вся эта суматоха с ошейниками просто сшибает с ног. Но она того стоит. Ты находишь своего Дома, и это полностью того стоит. Просто наслаждайся медовым месяцем, пока он не закончился.

Микаэль посмотрел на Нору, та надевала на карандаш колпачок и убирала его. Сегодня ночью она выглядела так необычно во всем белом. Белая юбка, белая блузка, белый ошейник вокруг ее шеи. Он был тоже во всем белом – белые брюки, никакой обуви, босиком, белая рубашка на пуговицах с рукавами, закатанных до локтей.

– Кстати о медовом месяце. Завтра на неделю он берет меня с собой на Ки-Уэст.

Нора поправила свой ошейник.

– Хороший выбор для однополых пар. Вы уже выяснили, как насчет места жилья во время учебы?

– Да. У него будет дом, куда легко добраться на скоростном поезде. Я просто буду жить в общежитии в будние дни, а у него на выходных.

– Ты собираешься рассказать всем в школе, что ты бисексуальный саб, да еще в ошейнике, самого богатого наследничка трастовых фондов в Нью-Йорке?

– Может быть, не в этом семестре.

Нора усмехнулась.

– Отлично сказано. Твоя мама приняла это все?