Текст книги "Ангел (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Хочешь сделать пару снимков и отправить друзьям?

Микаэль покачал головой и опустил взгляд обратно на город. В конце концов, у него не было друзей, чтобы показывать им какие-либо фотографии.

Вертолет сел на посадочную площадку какого-то здания в Адской Кухне, и солнце, наконец, спряталось за горизонтом. Микаэль последовал за Норой и Гриффином, подошедших к двери на крыше. В своих простых хлопковых брюках, белой рубашке и черном пиджаке он чувствовал себя ужасно нестильным по сравнению с Гриффином в его черных кожаных штанах и черной шелковой рубашке. Нора тоже надела черный костюм – шляпа, подтяжки, красная рубашка, черный галстук…

Когда они спустились по лестнице, Нора посмотрела назад и улыбнулась ему.

– Я буду рядом, малыш. Не волнуйся. Я заказала для нас отдельную комнату. Пойдешь туда первым, пока Грифф и я наведем тут панику.

– Я обожаю хорошую качественную панику, – сказал Гриффин, ухмыляясь, и сняв очки, сунул их в карман.

Микаэль моргнул и заставил себя отвести взгляд. Нужно было подумать, как заставить себя прекратить пялиться все время на Гриффина.

Они дошли до конца лестницы, и Микаэль услышал первые звуки музыки. Нора подошла к двери и громко постучала – три легких удара, а затем два потяжелее.

– Секретный код? – спросил Микаэль шепотом.

– Азбука Морзе для садо-мазо.

Глаза Микаэля расширились.

– В самом деле?

Гриффин пожал плечами и подмигнул ему.

– Понятия не имею.

Дверь открылась, и в коридор вышел мужчина. Микаэль посмотрел на него и затем снова. И еще раз.

– Мальчики, скажите привет моему другу Серому Волку, – сказала Нора, делая  элегантный и, очевидно, шутливый поклон мужчине который с легкостью мог бы по росту обогнать самого Отца С. – Также известному как…

– Большой Злой Серый Волк, – закончил за нее Гриффин, делая шаг вперед и протягивая руку. – Ты легенда.

Мужчина, в котором было, как подумал Микаэль, около метра девяносто, и мыщцы его впечатляли не меньше, чем рост, взял руку Гриффина и пожал ее. На вид ему было около сорока лет, и красота его казалась какой-то, как сказала бы Нора, "дьявольской". Он думал, что Гриффин был образцом мужского совершенства. Но женщинам, казалось, нравился внешний вид Брэда – щетина на подбородке и волоски на груди. Судя по тому, как улыбалась ему Нора, ей он точно нравился.

– Как поживает мой Большой Злой Серый Волк? – спросила она.

Он поднял темную бровь.

– Красная Шапочка Со Стеком, какого черта ты забрела в мой лес?

– Наживаю неприятности на свой зад. Поможешь?

– Я не знаю. Ты все еще с..., – голос Брэда затих, и он многозначительно посмотрел на Микаэля и Гриффина.

– С моим священником? – закончила она за него. – Да, до сих пор вместе. Не принимай это так близко к сердцу. Ты по-прежнему второй лучший садист в городе.

– Будь я проклят твоими похвалами, – сказал Брэд, гладя Нору по шее под подбородком. – Но я никогда не мог отказать тебе, зеленые глазки. Чего ты хочешь?

– Я зарезервировала место на шоу. Можешь провести нашего Младшего, чтобы никто не увидел?

Брэд посмотрел на Микаэля, переминающегося с ноги на ногу.

– Нора... сколько ему лет?

– Он совершеннолетний, – сказала она, не моргнув глазом.

– Совершеннолетний для чего?

Микаэль кашлянул.

– У меня есть водительские права.

– Боже, – сказал Брэд, смеясь и закатывая глаза. – Нор, да ты еще большая извращенка, чем Кингсли.

Нора захлопала ресницами.

– Ты мне льстишь. Пойдем.

Нора схватил Гриффина за рукав, и они оба порхнули на следующий пролет лестницы.

– Пойдем со мной, мальчик, – сказал Брэд голосом, который вдруг показался еще ниже, чем раньше.

Микаэль сглотнул.

– Да сэр.

Они вошли в клуб через заднюю дверь. Микаэль опустил голову и уставился на обувь Брэда. Но не мог не взглянуть на творящееся внутри клуба сумасшествие. Всюду, куда хватало его взгляда, были знаменитости, или, по крайней мере, те, кто хотели ими быть, одетые в костюмы. Ну, они были одеты, как люди с определенными извращенными вкусами – ну или так должны были одеваться самые обычные люди, которые хотели, чтобы их считали фетишистами. Множество обтягивающих костюмов из латекса на слишком худых женщинах, и парни в кожаных жилетах и сбруе как на лошадях. Это больше походило на супер-клевый Хэллоуин для слишком богатых подростков, чем на секс-клуб.

– Вы работаете здесь? – спросил Микаэль, когда Брэд подвел его к охраняемой двери за красным занавесом.

– Ну кто-то же должен вносить долю реализма в это все. – Брэд закрыл за ними занавес и зажег свечи. – У меня есть свое собственное подземелье внизу – вот это реальная вещь. Спроси свою госпожу как-нибудь. Я принимаю там тех нескольких настоящих мазохистов, которые забредают в мои владения.

Микаэль уже хотел задать вопрос, когда в их ложу ворвались хохочущие Нора и Гриффин.

– Как все прошло? – спросил парень, глядя на еле держащуюся на ногах от смеха парочку.

– Идеально. Я спрятала лицо под шляпой, – сказала Нора, крутанув шляпу в руках и надев ее обратно под лихим углом. – Это привлекло их внимание. Наверняка, они подумали, что я еще более знаменита, чем кажусь. А затем Гриффин угрожал избить фотографов.

– Ты угрожал? – обратился парень к Гриффину. – А тебя не арестуют за такое?

Гриффин пожал плечами.

– Они обожают, когда им угрожают. Чувствуют себя ближе к знаменитостям. Плюс я заплатил две сотни, чтобы убедиться, что завтра мы будем на Шестой Странице.

– Миссия выполнена. – Нора взяла стакан красного вина у одетой в кожаный наряд официантки. – Шоу начинается, – в ее глазах заплясали чертики.

Напротив их ложи располагалась сцена. Когда свет в клубе погас, огни рампы засияли. Четверо молодых мужчин с обнаженными торсами  вынесли в паланкине красивую смуглую Амазонку. Клуб разразился аплодисментами.

– Ничего себе, – сказал Микаэль. – Она высокая.

– Она парень. – Гриффин подмигнул ему. – Госпожа Никс.

– Серьезно?

Помимо роста в этой Амазонке Микаэль не увидел никаких мужественных черт.

– Серьезно, – сказала Нора. – Там есть несколько горячих Доминантов внизу. Мужчины могут бить сильнее. Кто-то должен был это сказать. Хотя Госпожа Никс не уступает им.

Микаэль кивнул. Никс сейчас держала одного из молодых парней за горло. Она с силой прижала его к кресту Х-образной формы, а другие мужчины привязывали его руки.

– Андреевский Крест. – Нора наклонился над столом, громко шепча Микаэлю. – Слышал о Св. Андрее?

– Эм... о  мученике? – рискнул предположить парень.

Хотя он и был католиком, святых в этой религии было больше, чем звезд на небе.

– Точно, – сказала Нора, одобрительно улыбаясь. – Согласно легенде он просил, чтобы ему разрешили умереть на Х-образном кресте вместо Т-образного, так как чувствовал себя недостойным умереть так же, как его спаситель. Поэтому его привязали, а не прибили гвоздями.

– Бедный чувак. Его должно быть пытали перед смертью, – сказал Гриффин, и Нора хлопнула его по руке.

– Какая жуть, – сказал Микаэль, смеясь над рассказом. – Бедный Святой Андрей.

Они смотрели шоу в тишине следующие несколько минут. Никс держала девятихвостую плетку, используя для порки связанного молодого человека, который корчился и кричал на кресте.

– Она задерживает удары, – сказала Нора с понимающим взглядом. – Она вообще едва ли причиняет ему боль.

– Ты можешь это понять? – спросил Микаэль, весьма впечатленный.

Она кивнула.

– Прежде всего, она бьет его ради шоу. Бьет медленно и ударяет всеми шнурками, а не их кончиками.

– Но выглядит так, что она бьет его изо всех сил.

Микаэль пригляделся к происходящему на сцене.

– Порка в полную силу – это деловое соглашение, – сказала Нора, протягивая руку и дотрагиваясь до лица Гриффина. – Есть разница между этим... – Она шлёпнула плоской ладонью по щеке мужчины. Гриффин вздохнул. – И этим.

Она повернула руку и щелкнула Гриффина по уху кончиками пальцев. Гриффин вздрогнул и поморщился.

– Ауч, Нор. Я бы сказал свое стоп-слово, но опять его забыл.

– Это утконос. Так что, да, она делает хорошее шоу, но ему совсем не больно. – Нора указала на сцену, где на кресте продолжал издавать громкие драматические крики молодой мужчина. – Можем спуститься в подземелье Брэда, Темный Лес, для достойного садо-мазо попозже. Там действуют правила РПСИ.

– РПСИ? – спросил Микаэль. – Что это вообще такое?

– РПСИ означает «Риск. Предупреждение. Согласование. Извращение.» -объяснила Нора. – В отличие от правил БРД.

– Безопасно, Разумно и Добровольно, – сказал Гриффин, закатив глаза, а Нора зевнула.

– Точно. БРД это такая скука. Это для мамочек и папочек с меховыми наручниками под кроватью в маленьких городках.

– РПСИ это для людей вроде нас, – сказала Нора. – Люди, которые делают все грубо, игра на грани, никаких стоп-слов, и так далее.

– Вы и Сорен когда-либо играли без стоп-слов?

Гриффин откинулся назад и уперся локтями в стенку ложи. Температура Микаэля подскочила от вида черной шелковой рубашки Гриффина, натянувшейся на его широкой груди.

Нора отрицательно покачала головой.

– Я сказала, что люблю играть по-жесткому. Но я вовсе не горю желанием умереть.

Перед ними на сцене Никс позволила гарему мужчин освободить парня от креста. Тот подполз на четвереньках к Госпоже и поцеловал ее затянутые в сапоги ноги.

– Ааах..., – вздохнула Нора. – Старые добрые времена. Я скучаю по преклонению перед ногами. Нет ничего сексуальнее мужчины-саба, целующего носки сапогов.

– Не могу с этим не согласиться, – закивал Гриффин.

– А вообще существует много мужчин сабов? – спросил Микаэль, глядя на молодого мужчину, проложившего дорожку поцелуев от ступни к колену Никс.

– Гораздо больше, чем люди хотят признать, – сказала Нора. – Особенно мужчины. Ты, Ангел, нечто особенное, но не уникален. Там, наверное, столько же мужчин-сабов, сколько и доминантов.

– В самом деле?

– Да, Мик, – вмешался Гриффин. – И это касается не только гей-сессий.

– Сексуальная фантазия номер 1 – это гетеросексуальные мужчины, занимающиеся сексом с красивой женщиной. – Нора сделала большой глоток вина. – А номер 2?

Гриффин усмехнулся и поднял два пальца. – Номер 2, – сказал он, – это быть связанным прекрасной женщиной и затем оттраханным ею. Даже я это люблю.

– И даже больше чем любишь, если я правильно помню…, – вздохнула с тоской Нора и подмигнула Гриффину.

– Если таких, как я, много, – спросил Микаэль, – Тогда почему…

– Почему ты чувствуешь себя таким одиноким?

Нора бросила на него долгий взгляд. Микаэль молча кивнул.

– Ты не одинок, – сказала она, Гриффин потянулся и по-дружески стиснул его колено.

К сожалению, это дружеское прикосновение вызвало более чем дружескую реакцию в боксерах Микаэля.

– Мужчины-сабы оплатили мой дом, Ангел, – продолжила Нора. – Они купили мне мои автомобили. Они сделали меня очень богатой женщиной. Я имела все, что хотела в своем подземелье – поэтов и художников, священников и раввинов, полицейских и грабителей.

– Копов?

– О, да. Чем большими и крутыми мужиками они притворяются, тем более вероятно, что им захочется, чтобы женщина обозвала их шлюхами и встала им на шею каблуком.

– Или парень.  – Гриффин смотрел только на Микаэля, произнося это.

– Так, тихо, мальчики, начинается второй акт.

Никс вывела свой гарем со сцены. Через несколько минут они вернулись, на этот раз Никс была в одеяниях римской богини. Она правила колесницей, которую тянули ее молодые мужчины. В их ртах были уздечки, на груди сбруя.

– О, Боже, игра в лошадок. Как очаровательно. Я обожаю лошадок. – Нора наклонилась вперед,  опираясь подбородком на руку. – Ими так весело управлять.

– Да ладно. – Гриффин закатил глаза. – Как будто ты когда-либо в своей жизни сидела на лошади.

Нора выпрямилась.

– Чтобы вы знали, Мастер Фиске, я каталась на лошади несколько раз в своей жизни. Ну ладно, три раза. Мой старый сосед по комнате, Уес, был из Кентукки. Видимо все в Кентукки умеют ездить на лошадях.

Гриффин пожал плечами.

– Не совсем. Только самые отъявленные богачи центрального Кентукки. Лошади очень дорогие животные.

Нора усмехнулась.

– Уес Райли? Богач? Пацан не мог позволить себе даже приличный автомобиль. Водил жук. Бедняга.

Микаэль посмотрел на улыбающуюся Нору. Улыбка Сатерлин казалась странной, вымученной. Совсем ничего общего с ее обычными улыбками.

– Райли?

Гриффин склонил голову и уставился на Нору.

– Как Кентуккские Райли?

– Ну да, он Райли, и он из Кентукки, – сказала Нора.

– Знаешь имена его родителей?

Гриффин отвернулся от скачек на сцене и сосредоточил все свое внимание на Норе. Сатерлин, казалось, внезапно растерялась.

– Ну, имя его матери Кэролайн. Я использовала его в своей недавно вышедшей книге. А имя его отца...

– Джексон. – Гриффин закончил фразу за нее. – Джексон Райли?

Глаза Норы расширились.

– Гриффин... откуда ты узнал?

Гриффин усмехнулся, а затем засмеялся.

– Гриффин..., – голос Норы стал угрожающе низким. – Почему ты смеешься?

С тяжелым выдохом Гриффин достал из кармана айфон, несколько раз нажал на что-то, а затем улыбнулся тому, что показалось на экране, и молча передал телефон Норе.

– Сукин сын, – выдохнула она.

Она медленно протянула телефон обратно Гриффину. Затем быстро встала из-за стола.

– Куда ты идешь? – спросил  Гриффин.

– Убедись, что Микаэль доберется домой в целости и сохранности. Я приеду домой попозже. Нужно кое-что проверить.

Нора исчезла в толпе, и Микаэль вдруг оказался наедине с Гриффином. Ему не нравилось, насколько сильно он желал этого.

– Гриффин? – прошептал Микаэль. – Что ты показал Норе?

Гриффин передал парню свой телефон. Микаэль взял его и внимательно посмотрел на экран. Понадобилась целая минута, чтобы собрать свои мысли насчет увиденного.

Микаэль смог выдавить только одно слово.

– Блять.

Глава 14

Сюзанна бродила по гостиной Отца Стернса, пока тот, извинившись, ушел переодеваться. Такой красивый дом... камин, сложенный из больших камней, сотни книг в кожаных переплетах и ​​самый красивый рояль, который она когда-либо видела. На верхней части фортепиано лежала книга со стихами Джона Донна. Открыв книгу на странице, заложенной старинной вышитой закладкой, она прочла:

«Приди ж в мои объятья, сделай милость,

И да свершится все, что не доснилось.»

– Мне разрешено читать Джона Донна, – послышался голос Отца Стернса у нее за спиной. – Он был священником.

– Англиканский священник, который написал анти-католические стихи, – напомнила она ему.

– Я не принимаю это близко к сердцу.

Сюзанна нервно улыбнулась, когда Отец Стернс забрал книгу и положил ее обратно на рояль. Он, очевидно, принял душ – его светлые волосы выглядели темнее – и он снова надел свой воротничок. Черт. Ей действительно понравилось любоваться на его горло.

– Вы играете? – Она указала на фортепиано.

– Я научился играть на фортепиано даже раньше, чем выучил английский язык. Меня научила моя мать.

– Ваша мать-датчанка?

Отец Стернс жестом указал на кресло и сам присел напротив девушки. Солнце уже зашло, и только одна маленькая лампа отбрасывала слабый свет в комнате.

– Моей матери исполнилось восемнадцать лет, когда она приехала в Соединенные Штаты. Получила музыкальное образование в консерватории в Нью-Гемпшире. Стипендии хватало лишь на то, чтобы покрыть обучение. Так она нашла работу в качестве няни в доме моего отца. Его жена только что родила дочь.

– Ваша сестра Элизабет, верно?

– Да. У жены моего отца была трудная беременность, тяжелые роды. После Элизабет, она больше не смогла иметь  детей. На время ее восстановления моя мать стала матерью для Элизабет.

– И привлекла внимание вашего отца? – спросила Сюзанна, улыбаясь.

Она могла представить, к чему это привело.

– К сожалению, да.

Отец Стернс не улыбнулся. Улыбка Сюзанны исчезла при слове «к сожалению», и это объяснило все.

– О, мой Бог, – прошептала она.

– Мой отец был монстром. И я не преуменьшаю. Его гнев по отношению к своей жене на неспособность дать ему больше детей... он выместил его на моей матери. Он насиловал ее до тех пор, пока она не забеременела. Она жила в качестве заложницы,  потому что он угрожал причинить боль Элизабет, если она расскажет кому-либо или сбежит.

Сюзанна прикрыла рот рукой.

– Я родился через десять месяцев после того, как она стала жить с моим отцом. Спустя несколько лет врач, который помогал мне родиться, рассказал, что он никогда не видел ничего подобного... молодую женщину, которая рожала в муках в полнейшей тишине. Она не хотела кричать. Моему отцу это бы слишком понравилось.

– Он был садистом?

Отец Стернс медленно кивнул.

– Я родился вскоре после полуночи 21 декабря. Она назвала мне Сорен в честь ее деда. Врач записал это имя на подлинном свидетельстве рождения, которое спрятал от моего отца. В официальном свидетельстве я назван Марк Леннокс Стернс. Маркусом звали моего отца. Вот почему я предпочитаю, чтобы меня звали любым именем, но только не этим.

Сначала Сюзанна ничего не ответила.

– 21 декабря, – повторила она. – Самая длинная ночь в году.

– Это была самая длинная ночь в жизни моей матери, как она однажды призналась мне. Хотя я был рожден от насилия, она любила меня. И оставалась в доме ее насильника, чтобы ухаживать за мной. Мой отец хотел вырастить меня, как своего ребенка, его и его жены. Вероятно, у него бы уже никогда не родился еще один сын, чтобы унаследовать фамилию и богатство. Когда он счел меня достаточно взрослым, он отправил меня в школу в Англии. Мать вернулась в Данию и потратила годы на мои поиски. Мой отец к тому времени скопил невероятное богатство и власть. Она никому не могла рассказать о том, что случилось с ней.

Сюзанна встала и подошла к холодному камину. Никому не могла рассказать...

– Мой брат Адам, – начала она и сделала глубокий вдох. – Он любил Церковь. Он был алтарным служкой в возрасте десяти лет... и уже тогда решил, что хочет быть священником.

Она повернулась и встретилась глазами с Отцом Стернсом. Он ничего не сказал, только кивнул, чтобы Сюзанна продолжила.

– Мы нашли… после того как он выстрелил себе в голову в возрасте двадцати восьми... записку, в которой говорилось, что его насиловал наш священник. Неоднократно, в течение многих лет. Католическая церковь скопила невероятное богатство и власть..., – процитировала она Отца Стернса. – Он тоже никому не рассказал.

Отец Стернс подошел к ней. Он с нежностью положил руку на ее лицо, и она увидела свои слезы на его пальцах.

– Так как он покончил жизнь самоубийством, церковь не позволила захоронить его по-католически. Гребаная католическая церковь, – сказала она, проглотив комок в горле, чувствовавшийся как камень.

– Сюзанна, мне так жаль.

Отец Стернс мягко погладил по ее щеке подушечками пальцев.

– Вы только что назвали меня Сюзанна, не мисс Кантер.

Он улыбнулся.

– Да.

– Тогда как мне называть вас теперь?

– Дети в церкви уже много лет зовут меня Отец С. Звучит не так устрашающе, как Отец Стернс, я полагаю.  Близкие мне люди, те, кто действительно знают меня, зовут меня Сорен.

– Я хотела бы узнать вас... Сорен.

– Вы уже начали, – сказал он, отходя и вновь садясь в кресло.

– Могу ли я спросить, как называет вас Нора Сатерлин?

Снова опустившись в кресло, Сюзанна вытянула ноги, и посмотрела на него.

– Элеонор зовет меня именами всех персонажей своих книг, – сказал он, и они оба рассмеялись. – Но в основном Сореном. Она говорит, что мое имя звучит достаточно претенциозно.

– Не могу поверить, что она сказала это вам. Серьезно, я встречала генералов, но они были невинными младенцами по сравнению с вами.

– Элеонор – бесстрашная женщина и всегда была.

– Вы очень нежно о ней отзываетесь. Не говорите мне, что вы не близки.

– Мы близки. У нее была неприятная стычка с законом в возрасте пятнадцати лет. Судья заставил меня быть надзирателем в ее общественных работах. Ее родители не хотели заниматься ею после того случая. Полагаю, можно сказать, что мне пришлось заменить ей отца.

– Вы гордитесь тем, какой она стала? – спросила Сюзанна, уверенная в ответе.

Эротическая писательница, Госпожа... плохая девочка.

– Я не мог бы гордиться ею больше. Ее жизнерадостность, интеллект, сила... мы все должны стать такими, как она.

– Она сильная?

Сюзанна видела фотографии Норы Сатерлин – краешком глаза.

– Достаточно сильная, чтобы даже я мог быть слабым рядом с ней.

Сюзанна улыбнулась.

– Вы слабый? Думаю, что хотела бы это увидеть.

Сорен обратил свой взгляд на нее, и тот был самым холодным, тяжелым и острым, который Сюзанна когда-либо видела. Ее кровь похолодела, руки онемели, а сердце затрепетало.

– Уверяю вас, – сказал он с тихой угрозой, – вы бы не захотели.

Сюзанна хотела вздрогнуть, спрятаться, отвернуться, убежать... но что-то удерживало ее там, не давая уйти. Да, он запугал ее до смерти. Но за этой каменной стеной, которая была Отцом Стернсом, показалась тень чего-то еще, того, что было спрятано под священническим воротничком. Она должна была увидеть его, должна была узнать.

– Расскажите мне об Элеонор, – сказала она, каким-то образом интуитивно понимая, что узнать ее поможет узнать его. – Ничего секретного. Ничего личного. Просто о ней. Какая она?

– Какая Элеонор? – Он чуть не рассмеялся на заданный вопрос. – Точно так же вы могли бы спросить меня, какой Бог. Она не Бог, но ее почти так же трудно описать. Это может занять всю ночь.

Сюзанна откинулась в кресле и посмотрела на него... орлиный нос, сильная линия мужественной челюсти, четко-очерченные губы. Ее взгляд скользнул на его руки. Руки пианиста, изящные, ловкие, аккуратные. Каким было бы их прикосновение на ней... в ней? Она хотела увидеть его слабым. Она хотела увидеть его любым, каким смогла бы.

– У меня есть целая ночь.

* * *

Держась подальше от центра, Нора взяла такси и дала водителю адрес на Манхэттене.

– Вы уверены? – спросил водитель. – Это не…

– Просто езжайте, – приказала Нора, и водитель моментально заткнулся. Через несколько минут они подъехали к черно-белому трехэтажному особняку. Нора бросила деньги на переднее сидение салона и вышла без слов. Промчавшись вверх по ступенькам, она открыла двери, и на нее тут же оскалились четыре ротвейлера.

– Шшшш... сидеть, малыши.

Все четыре собаки заскулили и сели на задние лапы. Обычно она любила немного поиграть с собаками, у которых была ужасная репутация, но еще и просто бездна любви и привязанности. Нора поднялась на третий этаж и пошла по коридору. В конце зала она открыла дверь в кабинет Кингсли.

Файлы... ей нужны файлы. Нора осмотрела офис. Так много шкафов. Она не знала, с чего начать.

Сатерлин открыла верхний ящик первого шкафа и увидела ряды файлов, аккуратно помеченных по имени – фамилия, запятая, имя и номер. В третьем шкафу во втором ящике снизу она нашла файл Райли, Уесли (Джон), 1312. Нора открыла папку.

– О Боже, черт бы тебя побрал.

 Она закрыла папку, захлопнула ящик и прислонилась к поверхности шкафа из черного дерева. Она забыла, что Кингсли закодировал все свои файлы. Нет, поправила себя Сатерлин, Кингсли и Джульетта закодировали свои файлы. И Джульетта, красивая Гаитянка и секретарша Кингсли, обожала делать все, чтобы разозлить своего босса. Включая и возможность помочь Норе расшифровать один из файлов. Открыв досье снова, Нора пересчитала страницы – четыре. Наверняка, Джульетта могла бы...

– Chérie? Что ты здесь делаешь?

Нора даже не повернулась.

– Уже полночь, Кинг. Джульетте не станет холодно и одиноко в постели без тебя?

– Пару минут без меня она переживет. И ты не ответила на мой вопрос.

– Хотела почитать чего-нибудь легкого на ночь. – Она снова пролистала файл, надеясь понять хоть что-то. – Как ты узнал, что я здесь?

– Я поставил в офис сигнализацию.

Нора резко посмотрела на Кингсли. Сигнализация? Кингсли даже двери в своем особняке не запирал, не то что ставил сигнализацию. Он любил хвастаться его чувством защищенности. Все в Нью-Йорке, по крайней мере, уголовные элементы, знали, что лучше не перебегать дорожку Кингсли Эджу.

– Кто бы ни украл мой файл... ты боишься его, не так ли? – спросила Нора.

– Oui. И это означает, что тебе тоже должно быть страшно. Это означает, что ты не должна появляться в городе без разрешения своего хозяина.

Кингсли встал прямо перед Норой. Поверх файла Сатерлин видела обнаженный торс мужчины – оливковая кожа, с великолепно развитой мускулатурой и вся в старых шрамах, как внутри, так и снаружи. Кингсли забрал папку из ее рук, и Нора неохотно встретилась с ним глазами.

– Зачем ты здесь? – спросил Кингсли, его голос был мягким, но не безобидным.

Нора ничего не ответила.

– Ответь мне, – сказал Кингсли.

Нора бросила на него свирепый взгляд. Ей мог приказывать только Сорен, и больше никто.

– Что ты здесь делаешь? Ты должна быть на севере штата с Гриффином. Никак не в моем офисе посреди ночи.

Нора промолчала. Кингсли, одетый только в темно-серые брюки и расстегнутую белую рубашку, взглянул на надпись на папке.

– Ааа, – кивнул он. – Понятно. Твой питомец... ты скучаешь по нему.

– Уесли был моим лучшим другом и соседом по комнате. А не домашним питомцем. А сегодня мы ходили на пони-шоу, и я заговорила о лошадях и Уесли и Кентукки, а Гриффин…

– А Гриффин знает. И ты теперь тоже.

– Скажи мне, кем был мой сосед, – потребовала Нора. – Гриффин показал мне его фотографию. Уес был на Кентуккском Дерби и разговаривал с принцем Гарри. Принцем Гарри. И на фото было написано…

– "Принц Кентукки сравнивает гонки с принцем Англии", – Кингсли закончил за нее, открывая последнюю страницу файла и показывая ей ту самую фотографию. – Я хорошо об этом знаю.

– Черт побери. Ты знал. Ты знал, кто он, и не сказал мне. Как ты мог так поступить?

– Он никогда не говорил тебе. Это был его выбор. И это не я должен был тебе рассказывать обо всем.

– Сейчас как раз такое время. Расскажи мне, кто такой мой сосед.

Кингсли подошел к столу и уселся на его краю.

– Во-первых, скажи мне,  зачем тебе это. Ты отослала его подальше. Он ушел.

Нора положила руку на сердце.

– Не здесь. Отсюда он не ушел.

– Он заслуживает лучшего, чем это, le  prêtre does.

Нора не могла с этим поспорить.

– Я знаю. Я знаю, что это так. Ты хотел, чтобы я вернулась к Сорену.

– Я просто хотел, чтобы le prêtre снова был счастливым. По какой-то причине, ты делаешь его счастливым. Но это...  – Он поднял файл. – Это не сделает кого-то счастливым.

Нора вздохнула. Она подошла к столу Кингсли и рухнула в кресло напротив.

– Я собиралась вернуться к нему, к Сорену.

Она посмотрела на голые ноги Кингсли. Так странно видеть его не в его фирменных сапогах для верховой езды. Только секс мог вытащить его из сапог. Где-то в глубине дома ждала и гадала, куда же подевался хозяин, Джульетта. Но ей придется подождать.

Кингсли рассмеялся низким смехом.

– Сколько ты выпила сегодня, maîtresse? Ты уже вернулась к нему.

Нора улыбнулась.

– Нет... Я имею в виду, я собиралась вернуться к Сорену полтора года тому назад. Это было в среду в сентябре. Та целая неделя... Я не знаю, почему, но всю ту неделю я едва могла дышать, настолько скучала по Сорену. У меня были хорошие и плохие дни без него. Тот день начинался плохо. Так плохо, что я решила сдаться, смириться и упасть перед Сореном на колени, пока он не заберет меня обратно. Но я этого не сделала. И знаешь почему?

Сначала Кингсли ничего не ответил. Через десять ударов сердца он, наконец, спросил.

– Pourquoi?

– Потому что это был первый день, когда мне дали тот глупый курс по письму в Йоркском университете, и я зашла в класс и увидела эти красивые большие карие глаза, смотревшие на меня так, будто никогда ничего подобного не встречала. Я встретила Уесли. И я просто забыла. Я забыла, что хотела вернуться к Сорену. – Нора проглотила слезы в горле.  – Упс.

– Я притворюсь, что никогда этого не слышал.

Нора грустно рассмеялась.

– Я пришла к тебе той ночью, помнишь, Кинг?

Нора встретилась с ним взглядом, и позволила ее мыслям и телу наполниться воспоминаниями – гонки по Манхэттену, бег вверх по лестнице... почти как сегодня.

– Ты крепко спал в своей постели, и я заползла к тебе, взяла тебя за запястья, пока ты спал...

Кингсли резко вдохнул и отвернулся. У них было правило никогда не говорить о той стороне Кингсли.

– Oui, я помню.

– Я горела, – призналась Сатерлин. – Тем парнем на моем курсе в Йорке. Уесли. Я не могла позволить своим чувствам стать очевидными. И выместила все на тебе. – Нора встретилась с темными глазами Кингсли. – Та ночь, возможно, была первой ночью, которую  мы провели вместе, не фантазируя об одном и том же человеке.

Кингсли молчал. И Нора ничего не ответила.

– Я думал пару раз, люблю ли я le  prêtre больше чем ты, chérie. Теперь я знаю, что да.

– Кингсли... – Нора сильно зажмурилась, но вниз покатилась одна крохотная слезинка. – Я знаю, что ты понимаешь, каково это любить кого-то настолько сильно и не иметь возможность получить его. Пожалуйста... я умоляю тебя сегодня.

– Если используешь любую деталь этой информации, чтобы навредить le prêtre... – голос Кингсли затих, и угроза так и осталась невысказанной.

Он не должен говорить. Она и Кингсли не стали друзьями, и никогда ими не были. Они были как Иаков и Исайя для Сорена. По крайней мере, так думал Кингсли. И сейчас если она навредит Сорену... между ними больше не будет соперничества. Это будет настоящая война.

Так тому и быть.

Бросив на нее последний взгляд, Кингсли взял со стола элегантные очки в тонкой оправе, и, надев их, открыл файл.

Он читал. Нора слушала. И к рассвету она знала одну вещь.

Уесли солгал ей.