Текст книги "Замок Афродиты"

Автор книги: Тэш Сазервей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Нора вздохнула.

– Знаешь, Оскар, вот сейчас я начала сомневаться. Я ведь не особенно разглядывала его на пляже… Он был с усами и в очках. Голос? Но я ведь разговаривала с ним всего один раз. Я не уверена насчет голоса. Естественно, на пляже был вовсе не Лео. Уж его-то я бы как-нибудь узнала, даже с усами! – Нора усмехнулась, представив усы на розовощекой мордахе Кармера. – Кто-то третий. Кто-то же их нанял? Погоди, Оскар. – Вспомнив физиономию Лео, Нора, естественно, вспомнила о его катастрофе с компьютерами. – А ты, Оскар, случайно не отомстил Кармеру, раз ты не сомневался, что злодей именно он?

– Как я мог отомстить, Норри? У меня пока нет доказательств, чтобы обращаться в полицию.

– Полиция ни при чем. Ты мог отомстить и сам.

– О чем ты? Каким образом?

– Вчера кто-то прислал вирус Кармеру. В «Карме» полетела вся система! Пришел мастер, пыхтит второй день. Лео боится, как бы кто не похозяйничал с его банковским счетом.

– Что?!

– Мастер считает, что это не только вирус, но и хакер, который хочет обанкротить «Карму». Для опытного человека, Оскар, да еще зная банк и номер счета, это не очень сложно. Извини, но мой бывший муж подвязался на данном поприще, и я имею об этом некоторое представление.

Оскар прищурился и скривил губы.

– А уж не сама ли ты это сделала?

– На всякий случай, мы с тобой вчера ни на минуту не расставались! Ты даже не пошел в свою контору!

– Вот видишь, – глаза Оскара улыбались, – на вчерашний день у нас у обоих крепкое алиби!

– Ладно. – Нора тоже улыбнулась в знак примирения. – Но все-таки связь между твоей драгоценной и Кармером отпадает. – И, рассказав Оскару о второй таинственной переводчице с украденной сумочкой, подытожила: – Либо, Оскар, все уж чересчур лихо закручено, если жадный Лео пожертвовал своим агентством ради такого дела.

– Отчего же, – отреагировал Оскар, выслушав историю про «серенькую» дамочку и зоопарк. – Речь идет о восьмизначной цифре.

– Инвестиции в таком размере?!

– Гораздо больше, Нора. Сорок восемь миллионов – это только первое поступление. – Оскар приоткрыл дверцу со своей стороны. – Я на улице покурю?

Нора кивнула. Оскар вышел из машины. А Нора сидела и смотрела на клен. С него неуверенно слетел неведомо откуда взявшийся в июне первый желтый лист и с опаской кружился в воздухе.

– Поехали отсюда, – вернувшись, сказал Оскар и завел мотор. – Глупо двум взрослым людям торчать в чужом дворе. Посидим в каком-нибудь пабе, и ты мне расскажешь все, что знаешь.

– Но я рассказала тебе абсолютно все. – Нора почувствовала вдруг необыкновенную усталость.

– Нет не все. О чем вы говорили с Хэмпширом?

– Сначала он сделал вид, что не узнал меня, и стал грозить судом, как будто я вторая переводчица. Но если, Оскар, я ошибаюсь и на пляже был не Хэмпшир, то он действительно мог подумать так. Потом мы разобрались, я рассказала ему про «серенькую», и он заверил, что ты… – Нора покусала губы, – оплатишь мои услуги за информацию о твоей пропавшей жене. Ну еще и о том, что пропала и жена, и деньги и что ты даже дашь мне премию за эти самые услуги. Что, я не так его поняла?

Оскар пожал плечами, сосредоточившись на дороге.

– И тут мне вдруг показалось, – с усилием продолжила Нора, – что именно его я видела на пляже на Эгине. Я выпалила ему это в лицо, а он стал уверять, что на той неделе был у сестры в Манчестере, предложил позвонить ей по телефону. Я отказалась, убежала. Но не это важно! Главное, что Хэмпшир совершенно не удивился, что я была на эгинском пляже.

– Ну-ну, – произнес Оскар.

– А что он рассказал тебе о нашей встрече? Он ведь был у Кармера по твоему поручению?

– Не совсем по моему. У коммерческого директора достаточно более серьезных дел, чем наносить визиты в какие-то там агентства переводов. Тони сам вызвался. Он очень вспылил на Кармера, когда сегодня утром я предложил ему сравнить две версии – твой перевод и окончательный. Они ведь обе в его компьютере.

– А в твоем – нет?

– Мой пропал вместе с Глэдис и мобильником.

– Когда? Где?

– В Греции. В прошлый четверг.

Закат красиво расположился на небе.

Они заняли столик в садике, чтобы он мог курить, не мешая Норе. И Оскар начал свой рассказ.

Когда Хэмпшир просмотрел окончательный вариант перевода, который пришел во вторник вечером, он сказал:

– Вот это совсем другое дело. Похоже, более ли менее.

– Как это – более или менее? Я собирался поручить секретарше распечатать, раздать всем, чтобы дома ознакомились, и завтра с утра собрать совет директоров!

Хэмпшир пожимает плечами.

– Правильно, Оскар, распечатывай и собирай. Я дома тоже поработаю, перепроверю все и завтра сообщу на совете, если тут что-нибудь не то. Но и так давно ясно – не нужно связываться.

– Я твою позицию знаю. И меня не нужно учить, что правильно, а что нет. Но «более или менее» меня не устраивает. Ты уж сперва его проверь, Тони, будь добр.

В это время у Хэмпшира в кармане засигналил мобильник. Хэмпшир извиняется и отвечает:

– Алло… О, привет, Энн! – У него сестра Энн. – Ты меня прости, но мне сейчас совсем некогда разговаривать. – И вдруг меняется в лице!

Я, конечно, увидел, что он в лице переменился, но, учитывая серьезность вопроса, предложил ему заканчивать беседу с родственницей. Хэмпшир, виновато глядя на меня, пожал плечами, но слушать сестру продолжал, и в глазах совершеннейший ужас. Тут меня осеняет:

– Умер, что ли, кто?

– Потом, потом… – шепчет Хэмпшир, прикрывая микрофон. – Все живы пока, но от Энн в таком состоянии можно ожидать чего угодно!

Выясняется следующее. Его сестра, которая живет в Манчестере, повела младшую дочку к стоматологу – седьмой год, зубки меняются. Идут назад, а девочка ревмя ревет – перенервничала. Энн утешает ее и так и сяк, но малышка не успокаивается. А по пути им – контора ее мужа, девочкиного отца. Он однокурсник Тони, у него там свое дело, в Манчестере, они вместе учились университете. Энн и предлагает дочке навестить папочку и рассказать, какая, дескать, она умница – не плакала, совсем не испугалась доктора, ну и все такое.

Подходят к окну, Энн хотела поднять девочку, чтобы она сама папочке постучала. Но еще не успела взять ее на руки, как видит через жалюзи – то ли они неплотно прикрыты были, то ли одна планочка сломана – удивительную картину: своего мужа и какую-то особу в позе американского президента Клинтона и Моники Левински.

– Пиковая ситуация, – подытоживает Хэмпшир. – Энн на грани нервного срыва! Но ее муж – мой друг, а она – моя сестра. И детей трое…

– Знаешь что, – говорю ему я, – отправляйся-ка ты в Манчестер и решай свою семейную проблему. Конечно, сейчас мне без тебя как без рук, но уж как-нибудь дождемся твоего возвращения.

– А если опередят конкуренты?

– Во-первых, ты же сам, Тони, против этого проекта, тебе ли переживать? Во-вторых, может, и не опередят. Коммерческое предложение действует еще две недели.

Короче, Хэмпшир уехал, а я полночи этот документ читал. Да, забыл сказать. В воскресенье, когда я вернулся от матери, мы жутко поссорились с женой. Вот тогда я и спал в другой комнате.

Оскар вздохнул и виновато посмотрел на Нору.

– А в понедельник жена сама заявилась мириться ко мне в офис. С турами и билетами в Грецию. Мы помирились, она уехала, а я пообещал прибыть к ней на уикенд. Итак, смотри, Нора. Глэдис никак не могла действовать заодно с Хэмпширом. Она улетела в Грецию в понедельник, а он на машине только во вторник уехал в Манчестер.

– Никуда она в понедельник не улетела, – твердо возразила Нора. – Она до вечера вторника изображала «серенькую» переводчицу, а потом они вместе замечательно могли уехать с Хэмпширом хоть в Грецию, хоть куда еще. Ты не можешь знать точно, где они были, потому что ты, хоть и беседовал с обоими периодически, но по мобильному!

Оскар вставил новую сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Затянулся, выпустил дым.

– Что ж, Глэдис в роли серенькой мышки я представить могу. Когда мы познакомились, она и была такой – слабенькой, робкой… Кстати, когда мы познакомились, она тоже, как и ты, не хотела, чтобы я купил ей вечернее платье. Извини, Нора, я понимаю, тебе неприятны мои воспоминания…

– Неважно, – буркнула Нора.

– Но действовать заодно с Хэмпширом она не могла! Они едва выносят друг друга!

– Показуха.

– Нет. Тони я верю, как себе. Он с самого начала был против этого проекта. И я должен был послушаться, а не действовать ему наперекор. Понимаешь, когда началась ерунда с переводами, у меня даже возникло подозрение, что он нарочно тянет время. И оно словно работало на него – проблемы в семье потребовали его отъезда, значит, и окончательное решение по проекту откладывалось еще на неделю.

Вот с такими мыслями, дарлинг, я и изучал этот документ со вторника на среду. Да, жесткий, да непростой проект, но никакого криминала я не нашел. Конечно, Нора, как и ты, я обратил внимание на несообразность – «протокол вступает в силу», – но ведь Хэмпшир предупреждал меня, что перевод еще надо подработать, и я посчитал, что имеется в виду «соглашение». Это ведь и был черновой протокол соглашений или намерений.

В среду утром я пригласил к себе коммерческого и финансового директоров и юрисконсульта. Они тоже не нашли в документе ничего вздорного и согласились со мной, что в той фразе речь идет именно о соглашении. То есть, открыв в афинском «Посейдон-банке» расчетный счет и официально уведомив об этом первую сторону, вторая сторона тем самым выражает свое согласие на участие в проекте. А непосредственно договор и прочие документы разрабатываются, что называется, в рабочем порядке, хотя с открытием счета сразу же можно начинать поэтапное финансирование и мы уже имеем право вносить изменения в земельный кадастр.

– То есть регистрировать себя собственниками упомянутых в документе островов Кикладского архипелага?

– Соображаешь, Норри. Правильно. Но в случае нашего дальнейшего отказа от совместных действий санкции к нам будут предъявлены самые жесткие и я, как хозяин строительной компании, рискую всей своей собственностью.

– Принудительное исполнение судебного решения, – хмыкнула Нора.

– Вот-вот, дарлинг, потому-то Хэмпшир и был против: с какой стати нам становиться временными собственниками каких-то греческих островов, да еще самим же брать ипотечный кредит под эту эфемерную собственность? Хотя в принципе в строительстве бывают еще и не такие головокружительные схемы, лишь бы была соблюдена законность.

Итак, советуюсь я в среду с директорами, с юрисконсультом, сообщаю им мнение Хэмпшира.

– Ну, он перестраховщик известный, – говорят они. – А проект стоящий. Надо браться. Такие космические объемы редкость, и документация по строительству очень качественная. А раз денег будет много, значит, мы без проблем уложимся в сроки, может даже с опережением. – И все расходятся составлять всякие планы и графики, с тем чтобы уже на следующей неделе подписывать договор с греками.

Звоню Хэмпширу, рассказываю.

– Что ж, Оскар, – говорит он, – решил, значит, решил. А я тут никак родственников помирить не могу!

– Ничего, – говорю я. – Можешь спокойно заниматься миротворчеством до воскресенья. А в понедельник чтоб в восемь утра был в офисе! Во вторник или в среду берем с собой юрисконсульта и летим в Афины. Открываем счет и – за дело.

– Ох, хорошо бы, испанцы или американцы нас к тому времени обскакали! Ну не нравится, Оскар, мне эта затея.

– А мне, – говорю, – «Замок Афродиты» очень даже нравится.

– Да, красивое название… – вздыхает он, – но не больше. Только, Оскар, давай не будем ссориться. – И просит меня не предпринимать никаких кардинальных мер до понедельника.

– Я и не собираюсь, – говорю я, а сам думаю: а не махнуть ли мне прямо завтра в Афины одному и не открыть ли счет, пока не опередили конкуренты? Решение принято, чего еще выжидать? Да и потом мне все равно в пятницу в Грецию лететь: я же пообещал провести уикенд с Глэдис. Что мешает мне полететь в четверг? Аппарат компании работает, а я хозяин или нет? Имею я право провести с женой пару денечков?

Прилетаю в Афины, открываю счет и радуюсь: сколько времени для следующей недели сэкономил. Еду на Эгину, в отель, и там, Нора Бруксберри, встречаю тебя. – Оскар вздохнул. – Землетрясение!

– Бедолага – сказала Нора и погладила его руку.

Он хмыкнул.

– Да уж! Когда ты отправилась на пляж менять сумки, я спустился в бар и сразу же позвонил Хэмпширу. Дескать, я твою сестрицу теперь понимаю, как никто, – застал Глэдис на пляже с итальянцем. Я же не хочу, Норри, впутывать тебя, потому и вру, что застал сам.

Хэмпшир ахает, дескать, ты их убил сразу?

– Нет, – говорю, – они были так увлечены друг другом, что меня даже и не заметили.

– Они, что, сексовали прямо на пляже среди бела дня?

– Нет, конечно, но то, что они любовники, однозначно. Короче, Тони, я сейчас же посылаю грекам имейл с указанием счета! Не хватало еще, чтобы эти макаронники увели не только мою жену, но еще и «Замок Афродиты»!

– Я все понимаю, Оскар, но, пожалуйста, возьми себя в руки, – просит Хэмпшир. – И полегче с макаронниками! А вообще с чего ты взял, что он итальянец?

– Он отгадывал кроссворд в итальянской газете. Такой, знаешь, смазливый, с усами.

– Как же вовремя я бороду сбрил, я ведь тоже отчасти макаронник! – пытается шутить Хэмпшир. – Не то бы ты подумал, что это был я! Но как ты их разглядел? Особенно газету? В подзорную трубу?

Я не успел ничего придумать в ответ, потому что в бар вошла, ты, Нора, и я быстро распрощался с Хэмпширом. Естественно, в тот момент у меня и мыслей не возникало, что Глэдис, усатый итальянец, Кармер и «Замок Афродиты» как-то связаны между собой. Просто некий любовник. На самом деле я давно подозревал, что Глэдис неверна мне, но, знаешь, Нора, я винил во всем ее красоту, разницу в возрасте и свою глупую ревность. Хоть все почему-то не любили Глэдис и мы с ней часто ссорились из-за ее лишних трат, но с точки зрения верности Глэдис была безупречна. Выясняется, что нет…

– Но, может быть, действительно, Оскар, на пляже был не любовник, а соучастник? Не могла же она действовать одна? И потом, она ведь явно пришла на пляж без него, одна, а он появился в соседнем шезлонге в тот момент, когда она отходила, чтобы соседство выглядело случайным. Как бы иначе усатый перепутал наши с ней одинаковые вещи?

– Мы уже обсуждали это, Нора. Любовник, или соучастник, или оба в одном лице – что меняется? – Оскар помолчал. – И не надо жалеть меня, дарлинг, все в прошлом. – Он вздохнул и продолжил: – А потом на террасе ты вдруг рассказываешь мне о своих проблемах. Подробнейшим образом! Я чуть не свихнулся от такого невероятного совпадения! Мне не терпелось уйти, чтобы самому все проверить, – в моем компьютере были обе версии. Если честно, я даже про измену жены забыл на какое-то время. Я думал только о том, что Тони прав – нечистое тут дело. Но, повторяю, связывать это с Глэдис и итальянцем у меня пока еще в мыслях не было.

– Мог бы сразу сказать мне, что я, оказывается, переводила для твоей фирмы.

– Да не хотел я тебя впутывать, дарлинг! Неужели ты мне не веришь?

– Сейчас – да, верю. Но когда ты с сумкой ворвался в мой номер и стал обвинять меня в сговоре!

– Прости, Нора, но тогда я был искренен. К сожалению.

– Когда же ты прозрел? Когда сбежала твоя драгоценная?

– Погоди. И вообще, язвить не обязательно. Рассказываю. Итак, я тогда ушел от тебя.

Оскар открыл ключом восьмой номер. По ошеломительному благоуханию «Шанели» и образцовому порядку было ясно, что здесь обитает его жена. Неверная жена!

К лешему! – подумал он. Сейчас главное – разобраться с документом. С женой – потом, в рабочем порядке…

Оскар прикрыл дверь за собой, швырнул в кресло саквояж, пиджак, трофейную сумку. Подошел к журнальному столику, поместил на него кейс с лэп-топом, открыл, включил его и обернулся, услышав, как распахнулась дверь.

– О! Мое солнышко! – воскликнула Глэдис, выронила из рук какой-то пакет и с разбегу бросилась ему на шею. – Наконец-то! Я все дни так тебя ждала! Я так боялась выходить из номера!

– Ждала? – Он резко отпихнул ее. – С кем ты меня ждала?

– Ну вот, – она отступила, губы задрожали, – начинается…

– Что начинается? – Он схватил трофейную сумку и затряс ею перед лицом жены. – Как ты можешь это объяснить?

– Что – это? – По нежной щеке Глэдис скользнула первая слезинка. Изящные руки нервно затеребили на груди оборочки летнего платьица. – Ты!.. Я…

– Откуда у тебя эта сумка?

Густые ресницы дрожали, слезы потекли обильнее.

– У меня никогда в жизни не могло быть такой безвкусицы!

– Не могло быть? А это что? – Оскар вытряхнул на диван из сумки все ее содержимое. – Это твои духи! Это только ты льешь на себя «Шанель» литрами!

– Но, любимый! Зачем, зачем… – Глэдис прижала тонкие пальцы к вискам, откидывая назад пышные волосы. – Зачем, о… Зачем мне духи, чулки, помада на пляже?

– А ключ? Зачем он тебе на пляже?

– Какой ключ?

– Ключ от этого самого номера! – Оскар скользнул глазами по комнате, вспоминая, куда он бросил ключ.

– Ключ? Что с тобой, любимый? Ключ до сих пор в двери! Я так обрадовалась, когда тебя увидела…

Оскар метнулся к двери. Действительно, ключ невинно торчал с той стороны.

– Я всего лишь на пятнадцать минут спустилась в бар, – лепетала Глэдис. – За сигаретами, но в холле – бутик, там были такие миленькие галстуки. Я не удержалась и купила парочку тебе! – Она подняла с пола свой пакет и выудила оттуда несколько галстуков. – А ключ я нарочно оставила в двери. Я же… – Она приблизилась к мужу и робко погладила его по руке, протягивая ему свою добычу, – каждую минуту ждала: вот ты войдешь… Я почти не покидала номер!.. Я ведь пообещала тебе, что больше никогда не буду бездумно тратить деньги. Но галстуки… Они такие красивые… Они ведь для тебя!

Огромные заплаканные глаза жены смотрели с нежностью и испугом. Галстуки в прозрачном глянце обертки укоризненно поблескивали. Ключ торчал в замке. Оскар помотал головой. Вытащил ключ из двери. Повертел его в руках. Сунул жене. Она что-то нежно пролепетала. Он схватил сумку с дивана, выскочил из номера, метнулся к лестнице и, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел на третий этаж.

После ссоры с Норой он вернулся еще более разъяренным. Хлопнул дверью. Глэдис даже не обернулась. Она старательно укладывала вещи в чемоданы.

– Что это значит?! – заорал он.

– Я ухожу от тебя, – тускло произнесла она. – Я больше не могу. Я живой человек, а не твоя заводная кукла.

– Прекрасно! – сказал он. – Прекрасно. Я тоже живой человек, а не счет в банке!

Глэдис передернула плечами, но не оторвалась от своего занятия. Оскар плюхнулся в кресло, где были его саквояж и пиджак. Полез в карман, достал сигареты, зажигалку, закурил. Машинально посмотрел на часы. Четверть пятого.

– Прекрасно, – повторил он еще раз. – Улетаем. А завтра прямо с утра – к адвокатам.

– Я тебя не тороплю. – Глэдис через голову сняла платье. Как обычно, под ним практически не было белья. – Можешь поплавать в море до понедельника. Номер оплачен. Имеешь право. – Она не спеша натягивала чулки, облачалась в светлый костюм, расчесывала волосы, красила губы – гибкие движения завораживали.

Шлюха! – подумал Оскар, но промолчал и ушел курить на террасу. Внизу люди наслаждались морем и солнцем. Оскар испытывал отчаянную тоску.

В аэропорту они поменяли билеты – жена демонстративно забрала у него свой паспорт и положила в сумочку. До отлета оставалось еще много времени. Оскар предложил пообедать, Глэдис, кивнула безучастно. Они пошли в ресторан, сели за столик. Официант принес меню. Оскар вопросительно посмотрел на жену.

– Закажи сам, – выдавила она. – Мне нужно в дамскую комнату.

Через пару минут она вернулась и растерянно сообщила:

– Меня опять вырвало. По-моему, я беременна.

– Что?!

– Дорогой, думаю, теперь это уже не имеет никакого значения. И потом, я еще не знаю точно.

– А по-моему, имеет значение!

– Давай поговорим об этом, когда я побываю у гинеколога. А сейчас я очень хочу есть. Может, меня и тошнит от голода?

Глэдис ела с аппетитом, но не кидала на мужа ни нежных взоров, не пыталась заговорить с ним, как обычно после очередной ссоры, а Оскар только пил и курил. Беременна? Но ключ и сумка? Усатый итальянец? Нора? Как все это увязать между собой? Допустим, бывшая одноклассница была кем-то подослана, а он как последний идиот занялся с ней любовью… Но кем? И зачем Нора рассказала ему о своих проблемах с переводом? А ключ? Больше всего волновал ключ. Как же он мог забыть в двери самое главное вещественное доказательство!

Когда принесли десерт, Глэдис опять направилась в дамскую комнату. Оскар ел мороженое. Он с детства любил мороженое. Оно жирное, думал Оскар, а я много выпил, как бы в самолете не развезло… Выходит, Глэдис ко всему еще и беременна… Ну и что мне теперь делать?..

У мороженого оказался непривычно пикантный вкус. Оскар с удовольствием прикончил свою порцию и посмотрел на порцию жены. Что же она так долго? Может, мне пока и ее десерт съесть? Вернется, закажу еще, решил он.

Оскар съел мороженое жены. Но она не возвращалась! Оскар услышал, как объявили посадку на их рейс. Подозвал официанта, расплатился и, чувствуя себя полным идиотом и оглядываясь по сторонам, решил пробраться в дамскую комнату.

Естественно, Глэдис не было и там! Проклятье!.. Эта стерва сбежала к своему итальянцу! Сколько вранья! Теперь Оскар уже больше не сомневался и в том, что про беременность Глэдис наврала тоже: даже если допустить, что в туалете ей стало плохо, то уж мужа-то разыскали бы в первую очередь.

Может быть, вернуться на Эгину и провести уикенд с Норой? – закралась дерзкая мыслишка. Впрочем, кто ее знает, эту Нору, и вообще: прежде нужно разобраться с одной женой, а потом думать о новой…

Тут радио опять напомнило о рейсе Афины – Лондон, и Оскара словно током ударило. Сделка! Проект! Документ! Два варианта перевода! Вот что нужно делать прежде всего. Нет, сейчас я полечу в Лондон, думал Оскар, направляясь к магнитному детектору, и с юрисконсультом перечитаю оба перевода. Именно с юрисконсультом! Тоже мне, эксперт, потешался он над хэмпширской осторожностью, а сам явного подвоха не разглядел.

Перед контролем Оскар отдал служащему аэропорта свой кейс, снял с руки часы на браслете, вытащил из кармана ключи, перочинный нож, зажигалку. Надо достать еще мобильный – зачем подвергать его испытанию магнитами? Но мобильного на месте не оказалось. Оскар полез в другой карман – нет и там. Неужели потерял? Обидно. Или оставил у Норы? Нет, там он не звонил никому. Последний раз он пользовался телефоном в баре, когда разговаривал с Хэмпширом, а потом появилась Нора… Ох уж эта Нора!

Оскар прошел через детектор. Сотрудник аэропорта тем временем открывал его кейс.

– Будьте любезны, осторожнее, – по-английски попросил его Оскар. – Там ноутбук очень доро… – И онемел: вместо ноутбука кейс заполняли глянцевые дамские журналы!

– Да вы шутник, сэр. – Служащий многозначительно подмигнул и пошевелил губами, определенно изображая похоть.

Но Оскару было сейчас вовсе не до дерзкого работника аэропорта. От лавины вопросов, обрушившихся на его голову, он остолбенел. Обнадеживало единственное – он еще не уведомил греков, что открыл в «Посейдон-банке» расчетный счет. Но если Глэдис – а компьютер и мобильник, вне всяких сомнений, украла она – имеет какое-то отношение к проекту, то заявлять в полицию о ее исчезновении бесполезно. Глэдис его жена, и никто не поверит, что она действует без его ведома. Впрочем, Глэдис могла уволочь ноутбук и просто из вредности: она ведь не любит, когда он работает дома, хотя всегда интересуется его деловыми проблемами и даже пару раз давала толковый совет, когда дело касалось протокольного поведения…

– Все в порядке, сэр, – официально заверил Оскара беспардонный аэропортовец. – Пожалуйста, не задерживайте очередь, сэр, проходите.

Леший с ним, с ноутбуком! – размышлял в самолете Оскар. Хуже, что нет мобильного. Без него он не мог связаться с Хэмпширом – номер мобильного Тони был записан только там в памяти, а наизусть Оскар его не помнил. Фамилией сестры Хэмпшира по мужу он не интересовался никогда, а если тот и упоминал ее когда-нибудь, то Оскар наверняка не обратил внимания. Оставалось только надеяться, что Хэмпшир телепатически почувствует, как он нужен своему шефу, и сам позвонит ему в ближайшее время. Хотя куда? Пропал же мобильный. Ладно, не дозвонится на мобильный, начнет искать шефа в эгинской гостинице. А там скажут: супруги Уильямс отбыли. Супруги… Ха! Да Тони и не знает, в какой они гостинице. Он терпеть не может Глэдис и отговаривал Оскара жениться на ней. И от «Замка Афродиты» отговаривал… Ну почему этот Тони Хэмпшир вечно прав?..

В пятницу в восемь утра секретарша хозяина «Хай билдинг» была откровенно изумлена.

– Вы разве не в Греции, мистер Уильямс?

– Бетти, я открою вам секрет. – Оскар понизил голос и произнес с видом заговорщика: – У меня сломался ноутбук, вот и пришлось вернуться, я же постоянно должен быть в курсе.

– Как обидно, такой красивый, дорогой…

– Полно, полно, Бетти. Свяжитесь с отделом Хэмпшира, пусть быстренько перешлют мне в кабинет обе версии перевода по Кикладскому комплексу. И часа два не пускайте ко мне никого и ни с кем не соединяйте! Меня нет.

Через пять минут Оскар уже сравнивал два перевода на экране своего кабинетного компьютера. А еще через две минуты селектор торопливо заговорил виноватым голоском Бетти:

– Мистер Уильямс, мистер Катаракис из Афин на проводе. Извините, что отрываю, но он говорит, что получил от вас вчера уведомление об открытии счета, отправил вам подтверждение и пару вопросов, и очень волнуется, получили вы его послание или нет? Я ему сказала, что у вас были проблемы с компьютером. Может быть, говорить не стоило? Но, насколько я знаю, это ведь важный проект, иначе бы я не решилась вас беспокоить…

– Спасибо, Бетти, вы все сделали правильно, – хрипловато поблагодарил Оскар, медленно приходя в себя, и поднял трубку.

Сначала грек в восточной манере и на великолепном английском бесконечно интересовался здоровьем мистера Уильямса и его близких, что дало Оскару возможность сосредоточиться. Вывод напрашивался один: кто-то воспользовался похищенным ноутбуком, чтобы сообщить грекам некий расчетный счет якобы от его имени. Кто же? Сообщник-любовник Глэдис? Она сама не в состоянии составить деловое письмо. Или в состоянии? И всегда врала, давным-давно задумав авантюру?

Голова раскалывалась. Ладно, решил Оскар, сейчас главное – исправить положение. Как удачно, что он пожаловался секретарше на сломанный ноутбук! Конечно, проблемы с неисправной техникой выглядят неубедительно, тем не менее… Впрочем, неизвестно еще, что задумали греки, Оскар так и сказал Катаракису: дескать, что-то там стряслось с компьютером – путает корреспонденцию и сам отправляет, куда захочет не пойми что: кусок от одного письма и кусок от другого. Так неудобно перед клиентами и компаньонами!

– Но, по-моему, мистер Уильямс, это-то как раз цельное и вполне нормальное письмо. Вы уведомляете, что вчера открыли в «Посейдон-банке» счет, и указываете его номер. Мы вам тут же ответили, а от вас – ни слова!

Глэдис, окончательно решил Оскар. То-то она ни с того ни с сего поехала в Грецию. Ей нужно было открыть счет в том же самом отделении того же самого банка!

– Может быть, мы не будем торопиться, мистер Катаракис? – осторожно начал Оскар, еще не зная, чем закончит.

И вдруг грек – сама любезность! – сорвался.

– Мистер Уильямс, сваливать что-то на технику – это несерьезно! Вы сотрудничаете с нами или нет? Нас тоже, знаете ли, инвесторы подгоняют, могут найти себе и другой проект. Многие мечтают, чтобы им вложили такие средства! Если мы сегодня поставим инвесторов в известность, то первая инвестиция на вашем счете будет уже в понедельник! Во вторник – самое позднее! – Катаракис шумно выдохнул.

– Мистер Катаракис, мне действительно очень неловко, – не узнавая собственный голос, заворковал Оскар, – что получилось так, но, прошу вас, пожалуйста, давайте уточним наш счет. Это чистая правда, что у меня забарахлил компьютер!

– На свете есть факс.

– Отличная идея, мистер Катаракис! Как же я забыл о его существовании?! – Лицо Оскара горело: что подумает о нем этот грек? – А не могли бы вы, мистер Катаракис, все-таки сказать мне, какой счет указан в том письме? Может быть, все правильно? Мне так неловко, мистер Катаракис… – Оскар презирал себя, с каким удовольствием он сейчас провалился бы сквозь землю, но грек молчал, лишь равномерно дыша в трубку. – Может быть, мистер Катаракис, я вчера напрасно довел до слез свою секретаршу?

– Может быть, мистер Уильямс.

Наконец-то грек подал голос! Оскар замер.

– Итак, мистер Уильямс, предлагаю следующее. Вы пришлете нам факс, в котором будет ваш счет и все прочее, а также там будет сказано, что ваш вчерашний имейл, отправленный нам… э… в шестнадцать часов двенадцать минут, считать недействительным.

Оскар растерялся: официальное сообщение об открытии счета означает, что «Хай билдинг констракшн» вступает в сделку со всеми вытекающими отсюда последствиями. И это – теперь уж без сомнения! – сомнительная сделка, поскольку Катаракис так откровенно давит…

– По-моему, нам пришла в голову неплохая идея. Как вы считаете, мистер Уильямс? – со своей прежней масляной интонацией поинтересовался грек.

Это тебе пришла, подумал Оскар, но не нам. Мне так лично вообще никакие идеи, кроме как послать тебя подальше, не приходят. Вслух, однако, грека поддержал:

– Несомненно, мистер Катаракис. Идея замечательная. Мы сейчас же начинаем готовить факс. Просто замечательная идея!

И тут вдруг произошло чудо: Катаракис раскатисто захохотал, да так, что у Оскара даже заломило ухо.

– Послушайте, Уильямс, – давился грек от смеха, – я не знаю, что там у вас с секретаршей, но вы уж, пожалуйста, будьте поаккуратней, не сломайте хотя бы факс! Эх, молодость!

Оскар набрал в грудь воздух, чтобы рявкнуть на зарвавшегося эллина, но тот безмятежно продолжил:

– Вы, пожалуйста, Уильямс, пришлите нам факс не позже понедельника, и забудем о вчерашнем письме. Кстати, ваша секретарша не итальянка? А то там вместо английского «end» кое-где просто «е». «Е», кажется, союз «и» по-итальянски, если я не ошибаюсь?

Стиснув зубы и тоскуя о подмоченной репутации, Оскар заставил себя произнести в таком же амикошонском тоне:

– Ха! Надеюсь, Катаракис, это останется между нами? Я слышал о греческой проницательности, но вы просто феномен!

Грек усмехнулся польщенно.

– Бросьте, житейское дело. Я и сам когда-то был молод. – Он помолчал и вернулся к своей обычной манере: – Мы же, мистер Уильямс, со своей стороны смеем надеяться, что вы посетите Афины на следующей неделе, где мы в рабочем порядке сможем согласовать наши дальнейшие действия.