Текст книги "Я надену платье цвета ночи"

Автор книги: Терри Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Пойдёмте со мной, дорогая. Вам обязательно нужно познакомиться с моей подругой, миссис Ягг, которая регулярно покупает ваши товары.

Тиффани отошла в сторонку. Настал, наконец, тот краткий момент, когда ей ничего не нужно было делать. Она окинула взглядом зал, заполненный разбившимися на небольшие группки людьми, и неожиданно заметила совершенно одинокую Герцогиню. Зачем Тиффани это сделала? Зачем подошла к ужасной женщине? «Может быть, – подумала она, – если уж мне предстоит схватка с чудовищем, будет невредно попрактиковаться». Однако, к её немалому изумлению, оказалось, что Герцогиня плачет.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросила Тиффани.

Её немедленно пронзили суровым взглядом, но слёзы продолжали течь.

– Она всё, что у меня есть, – сказала Герцогиня, глядя на Летицию, которая всё ещё ходила по пятам за Нянюшкой Ягг. – Я уверена, что Роланд будет очень внимательным мужем. Я надеюсь, она поймёт, что я хорошо подготовила её к встрече с реальным миром.

– Полагаю, она от вас многому научилась, это уж точно, – заметила Тиффани.

Теперь Герцогиня рассматривала ведьм. Не глядя на Тиффани, она спросила:

– Признаю, у нас были разногласия, юная леди, но не могла бы ты сейчас сказать мне, кто вон та ведьма, которая разговаривает с другой, очень высокой?

Тиффани глянула назад через плечо.

– О, это миссис Пруст. Из Анк-Морпорка, знаете ли. Ваша давняя подруга? Она о вас спрашивала буквально пять минут назад.

Герцогиня улыбнулась в ответ, но это была странная слабая улыбка. Если бы улыбки могли иметь цвет, эта определенно оказалась бы зелёной.

– О, – сказала она, и неожиданно слегка покачнулась. – Как, э… мило с её стороны. – Герцогиня кашлянула. – Я так рада, что вы с моей дочерью, кажется, подружились, и прощу прощения за некоторую несдержанность, проявленную мной в последние дни. Я также очень хочу извиниться перед тобой и трудолюбивой обслугой замка за излишнюю вспыльчивость, которая произросла исключительно из моего материнского стремления обеспечить своё дитя всем самым лучшим.

Она говорила очень осторожно, словно строила шаткую башенку из фраз, как из детских разноцветных кубиков, а между кубиков, – словно цемент между кирпичами – явственно виднелись несказанные слова: «Пожалуйста, пожалуйста, не говори никому, что я была танцовщицей варьете. Пожалуйста!»

– Ну разумеется, все мы были на нервах, – утешила её Тиффани. – Слово серебро, молчание золото, как говорится.

– К сожалению, с моей стороны вы видели маловато золота, – вздохнула Герцогиня. Тиффани заметила, что та держит в руке большой винный бокал, почти пустой. Герцогиня внимательно взглянула на Тиффани и продолжила: – Свадьба сразу после похорон. Думаешь, это прилично?

– Некоторые считают, что переносить уже назначенную свадьбу нельзя, это к неудачам, – ответила Тиффани.

– Ты веришь в удачу? – спросила Герцогиня.

– Я верю в неверие в удачу, – ответила Тиффани. – По правде говоря, ваша светлость, в такие моменты вселенная становится немного ближе к нам. Странные времена, когда что-то кончается и что-то начинается. Они опасны и могущественны. И мы это чувствуем, даже если толком не понимаем, что. Такие моменты не обязательно хорошие, но не обязательно и плохие. Фактически, всё зависит от того, кто мы есть.

Герцогиня посмотрела на пустой бокал в своей руке.

– Кажется, мне лучше пойти вздремнуть.

Она повернулась и направилась к лестнице, чуть не споткнувшись на первом шаге.

С другого конца зала донёсся взрыв смеха. Тиффани направилась вслед за Герцогиней, но на полпути притормозила, чтобы похлопать по плечу Летицию.

– На твоём месте, я бы поговорила с матерью, прежде чем она уйдёт наверх. Мне кажется, сейчас она будет рада с тобой поговорить. – Склонившись к уху Летиции, она добавила: – Только не рассказывай ей слишком много того, о чём узнала от Нянюшки Ягг.

Летиция собралась было спорить, но, взглянув в лицо Тиффани, передумала и направилась на перехват своей матери.

А рядом с Тиффани внезапно очутилась Матушка Ветровоск. Словно ни к кому не обращаясь, она произнесла, глядя в сторону:

– Хорошее у тебя тут владение. Прекрасные люди. И позволь ещё кое-что добавить. Он близко.

Тут Тиффани заметила, что все другие ведьмы – даже Высокая Худая Низкая Толстая Салли – столпились теперь позади Матушки Ветровоск. Тиффани оказалась в фокусе их пристальных взглядов, а когда столько ведьм смотрят ан тебя одновременно, ты ощущаешь себя, словно на солнцепёке.

– Вы что-то хотите мне сказать? – спросила Тиффани. – Хотите, я же вижу.

Настолько обеспокоенной Тиффани видела Матушку Ветровоск нечасто, а точнее, если вдуматься – никогда.

– Ты уверена, что справишься с Лукавым? Кстати, я вижу, ты всё ещё не носишь цвет ночи.

– Платье цвета ночи я надену, когда состарюсь, – ответила Тиффани. – Это вопрос свободы воли. Матушка, я знаю, зачем вы здесь. Чтобы убить меня, если я проиграю, да?

– Проклятье, – выругалась Матушка Ветровоск. – Ты ведьма, и хорошая. Но кое-кто полагает, что нам лучше настоятельно предложить тебе помощь.

– Нет, – отрезала Тиффани. – Моё владение. Моя ошибка. Моя проблема.

– И неважно, насколько трудная?

– Определённо!

– Ну что же, не могу не одобрить твою приверженность принципам и желаю… нет, не удачи, уверенности!

Среди ведьм поднялся ропот, но Матушка резко их оборвала:

– Она приняла решение, а это значит, леди, что так тому и быть.

– Да ему капец, – объявила с широкой улыбкой нянюшка Ягг. – Мне почти жаль уродца. Пни его по… в общем, пни, куда дотянешься, Тифф!

– Это твоя земля, – добавила миссис Пруст. – Как ведьма может проиграть кому-то на своей родной земле?

Матушка Ветровоск кивнула.

– Если ты позволишь гордости завладеть тобой, ты уже проиграла. Но если ты схватишь свою гордость за узду и оседлаешь, словно жеребца, тогда ты, вполне вероятно, уже победила. А теперь, полагаю, тебе пора заняться приготовлениями, мисс Тиффани Болит. У тебя есть план на завтра?

Тиффани посмотрела прямо в пронизывающие голубые глаза Матушки.

– Есть. Победить.

– Хороший план.

Миссис Пруст пожала Тиффани руку своей слегка колючей от бородавок рукой и сказала:

– По счастливому совпадению, девочка моя, мне тоже, кажется, предстоит в ближайшее время повергнуть чудовище…

Глава 14. СОЖЖЕНИЕ КОРОЛЯ

Тиффани знала, что этой ночью ей не уснуть, поэтому не стала и пытаться. Люди в главном зале разбились на небольшие группы и разговаривали, на столах еще оставалось вдоволь выпивки закуски. Возможно, как раз из-за выпивки никто не обращал внимания на тот факт, что запасы еды и алкоголя истощаются слишком быстро, зато Тиффани отлично слышала тихий шум под крышей, на стропилах. Разумеется, ведьмы и сами были широко известными мастерицами рассовывать еду по карманам «про запас», однако Фиглы явно превосходили их в этом искусстве (вероятно, просто брали количеством).

Тиффани бесцельно блуждала от одной группы гостей к другой, а когда Герцогиня, наконец, направилась вверх по лестнице, не последовала за ней. Очень старательно не последовала. Просто случайно пошла в том же направлении. А потом стремительно метнулась к закрывшейся за женщиной двери спальни, разумеется, не для того, чтобы подслушивать. Ну конечно, нет.

Она как раз успела услышать начало гневного вопля, а потом голос миссис Пруст:

– Ух ты, Дейрдра Киска! Сколько лет, сколько зим! И никаких блёсток, как вижу. Всё ещё способна сбить стройной ножкой цилиндр с головы мужчины?

Настала тишина.

Тиффани поспешно удалилась, потому что дверь была очень толстой, и кто-нибудь мог заметить, как она стоит здесь, согнувшись и прижав ухо к замочной скважине.

Она вернулась в главный зал как раз вовремя, чтобы успеть поболтать с Высокой Худой Низкой Толстой Салли и миссис Неожиданность, которая, как Тиффани теперь поняла, была слепа. Прискорбный факт, но – для ведьмы – не трагедия. У них всегда было еще несколько дополнительных чувств в запасе.

А потом она спустилась в склеп.

Здесь повсюду громоздились горы цветов, но не самой гробнице Барона; мраморная крышка гроба была столь искусно сделана, что заслонять её от взоров (пусть даже розами) казалось кощунством. Каменщики высекли на мраморе изображение Барона, в боевом доспехе и с мечом; изображение столь реалистичное, что Барон, казалось, может в любой момент встать и уйти. В четырёх углах каменного гроба горели свечи.

Тиффани прошлась туда-сюда мимо других Баронов, изваянных в камне. Там и тут попадались изображения Баронесс с мирно сложенными на груди руками. Всё это было как-то… необычно. На Мелу не ставили надгробий. Камень слишком ценен. На здешних кладбищах не было никаких знаков, просто где-то в замке хранилась книга с выцветшими картами, на которых отмечали, кто где похоронен. Единственным обычным человеком, удостоившимся собственного мемориала, была Бабушка Болит, которая, если вдуматься, во многих отношениях обычным человеком никак не являлась. Железные колёса и пузатая печурка – всё, что осталось от её передвижной пастушьей хижины, – определённо простоят ещё не одну сотню лет. Они были сделаны из крепкого металла, а постоянно пасущиеся поблизости овцы выщипывали всю траву, оставляя местность вокруг ровной, словно стол. Кроме того, жир с бесконечно трущихся о колёса овечьих шкур работал как самая лучшая смазка, поддерживая колёса в прекрасном состоянии, словно их только вчера изготовили.

«В прежние дни рыцарь, прежде чем получить посвящение, проводил ночь в зале со своим оружием, моля богов, которые его слышат, дать ему силу и мудрость».

Тиффани была уверена, что слышала эти слова, если не ушами, то своим разумом. Она повернулась, и, глядя на изображения спящих рыцарей, принялась гадать, была ли права миссис Пруст, когда утверждала, что у камней тоже есть память.

«А что есть моё оружие?» – подумала она. Ответ пришёл незамедлительно: гордость. О, многие считают гордость грехом; говорят, она ведёт к падению. Но это неправда. Кузнец гордится хорошей ковкой; возчик гордится ухоженными лошадьми, которые блестят на солнце, как полированные каштаны; пастух гордится тем, что отогнал волка от стада; кухарка гордится своими пирожными. Мы гордимся, делая из своей жизни хорошую историю, которую не стыдно рассказать.

А ещё у меня есть страх – страх подвести друзей, и этот страх даёт мне силу победить все прочие страхи. Я не опозорю тех, кто учил меня.

А ещё у меня есть доверие, хотя я и сама на очень понимаю, чему доверяю.

– Гордость, страх и доверие, – сказала она вслух. Четыре свечи пред ней затрепетали пламенем, словно на ветру, и в этой вспышке света, она была уверена, ей явилась фигура старой ведьмы, тут же растаявшая в тенях каменного изваяния гробницы.

– Ах, да, – сказал Тиффани, – ещё у меня есть огонь.

И потом, сама не зная почему, добавила:

– Когда состарюсь, я надену платье цвета ночи. Но не сегодня.

Тиффани подняла свой фонарь повыше, и тени зашевелились, но одна, похожая на старуху в чёрном платье, пропала полностью. «А ещё я знаю, почему зайчиха прыгает в огонь, и завтра… Нет, сегодня, я тоже прыгну в него». Она улыбнулась.

Когда Тиффани вернулась в главный зал, другие ведьмы пристально уставились на неё со ступеней лестницы. Тиффани гадала, как поладили Матушка и миссис Пруст, учитывая, что обе они были гордыми и независимыми, словно кошки. Кажется, они ладили неплохо, болтая о-погоде, падении-нравов-среди-молодёжи, скандально-высоких-ценах-на-сыр и прочем подобном. Однако Нянюшка Ягг выглядела нетипично озабоченной. Вид нервничающей Нянюшки очень нервировал. Приближалась середина ночи – формально говоря, ведьмин час. На самом деле, ведьминым часом мог стать любой, по желанию ведьмы, однако вид сходящихся вверху циферблата стрелок всё равно навевал слегка суеверные мысли.

– Я слыхала, молодёжь вернулась с мальчишника, – сказала Нянюшка, – и они, кажется, позабыли, где оставили жениха. Вряд ли Роланд сам сможет оттуда уйти, потому что они спустили с него штаны и к чему-то его привязали. – Она кашлянула. – Обычное дело. Теоретически, свидетель жениха должен помнить, где всё это случилось, но, когда его нашли и спросили, он был в таком состоянии, что даже своё имя вспомнить мог.

Часы в зале пробили полночь; как всегда, не вовремя. Тиффани казалось, что каждый удар отдаётся звоном у неё в позвоночнике.

И тут прямо к ней промаршировал Престон. В последние дни Тиффани казалось, что аккуратный, подтянутый – и готовый придти на помощь – Престон всегда оказывался поблизости, куда бы она ни посмотрела.

– Слушай, Престон, – сказала она. – Мне некогда объяснять, да и ты всё равно, скорее всего, не поверишь… нет, вероятно, поверишь, если я тебе расскажу. Короче говоря, мне нужно пойти и убить чудовище, прежде чем оно убьёт меня.

– Тогда я защищу тебя, – объявил Престон. – В любом случае, мой старший командир валяется в свинарнике незнамо где, а свинья, вполне вероятно, уже принюхивается к его нижнему белью! Это недопустимо. В настоящий момент я – временный представитель местных властей!

– Ты? – фыркнула Тиффани.

Престон выпятил, как смог, тощую грудь.

– Фактически, да: солдаты замка назначили меня полноправным Стражником, чтобы они все могли спокойно выпить сегодня, а сержант сейчас блюет в раковину на кухне. Он воображал, что сумеет перепить миссис Ягг!

Он отдал честь.

– Я пойду с вами, мисс. И вы меня не остановите. Не в обиду будь сказано, разумеется. Властью, данной мне сержантом (на то время, пока он блюёт на кухне), я приказываю вам и вашей метле помочь мне в моих розысках, если вы не возражаете, конечно?

В высшей степени глупо задавать подобные вопросы ведьме. С другой стороны, это же спрашивал Престон.

– Ладно уж, – проворчала Тиффани. – Только метлу, смотри, не поцарапай. Но прежде мне нужно ещё кое-что сделать. Минутку.

Она прошла несколько шагов к открытой двери зала и прислонилась к холодной каменной стене.

– Я знаю, что Фиглы меня слышат, – сказала она.

– О, айе, – раздался голос в дюйме от её уха.

– Я не желаю, чтобы вы помогали мне. Это дело между каргами, ясно вам?

– О, айе, мы видим, что карги собрались тут в ватагу. Велика каргиная ночь сегодня.

– Я должна… – начала Тифани, но тут её посетила удачная мысль. – Мне предстоит сразиться с человеком без глаз. А другие карги собрались посмотреть, какой из меня боец. Значит, мне нельзя жульничать, пользуясь помощью Фиглов. Это важное правило. Конечно, я понимаю, что жульничество является уважаемой фигловской традицией, но карги не жульничают, – сказала она, понимая, что отчаянно врёт. – Если вы поможете, карги обязательно узнают, и станут меня презирать.

«А если я проиграю, – подумала Тиффани, – Фиглы вступятся за меня перед другими каргами, и это будет битва, которую мир не вдруг забудет. Ничего себе ситуация, а?»

Вслух она произнесла:

– Вы поняли? Один раз, всего лишь один раз вы сделаете так, как я вам велю, и не станете помогать.

– Айе, мы тя поняли. Но Дженни велела нам всегда за тобой приглядывать, ведаешь ли, потому что ты карга наших холмов, – возразил Роб.

– Позволь заметить, что кельды здесь нет, а я есть, – сказала Тиффани. – И я заявляю, что если вы поможете мне на этот раз, я не буду больше каргой ваших холмов. У меня тоже клятвы, ведаете ли. Клятвы карги, и прекрепкие. – Она услышала дружный стон и добавила: – Я не шучу. Главную каргу зовут Матушка Ветровоск, и вы её знаете. – Новый стон. – Слышу, что знаете. Пожалуйста, позвольте мне на этот раз сделать всё по-моему. Поняли?

Повисла пауза, а потом голос Роба Всякограба сказал:

– Очч, айе.

– Прекрасно, – облегчённо вздохнула Тиффани и отправилась разыскивать свою метлу.

Когда они поднялись выше башенок замка, идея прихватить с собой Престона уже не казалась Тиффани такой уж удачной.

– Почему ты не предупредил, что боишься летать? – спросила она.

– Не слишком честный вопрос, – откликнулся Престон. – Я ведь раньше никогда не летал.

Набрав приличную высоту, Тиффани решила оценить погодные условия. Над горами висели тучи, там порой полыхали летние молнии. Вдалеке слышался грохот грома. Гроза в горах – обычное дело. Туман рассеялся, луна стояла высоко; идеальная ночь. А ещё ощущался лёгкий бриз. Тиффани на него очень рассчитывала. Престон обнимал её за талию; Тиффани не могла решить, рассчитывала она на это или нет.

Теперь они достигли равнин почти у самого подножия Мела. Даже в лунном свете были ясно различимы аккуратные чёрные многоугольники выжженных полей. Крестьяне всегда тщательно следили, чтобы огонь не вышел из под контроля. Кто знает, что он тогда спалит? Наконец, они добрались до последнего не выжженного поля. Оно по традиции звалось «Королём». Обычно, когда жгли Короля, половина деревни собиралась туда, чтобы поймать кроликов, бегущих от огня. Это должно было случиться сегодня, но все были заняты… другими делами.

Курятники и свинарники располагались прямо над полем, выше по склону. Считалось, что Король такой урожайный, потому что их владельцам было проще опорожнять тачки с навозом на Короля, нежели тащить их ещё куда-то.

Тиффани и Престон приземлились около свинарников, под обычный истерический визг поросят, которые, вне зависимости от того, что на самом деле происходит, полагали, будто весь мир только и думает, как бы распилить их на полутуши.

Тиффани принюхалась. Воняло свиньями, однако она был уверена, полностью уверена, что сможет учуять призрака, когда и если он объявится здесь. Свиньи, как ни крути, пахли естественно; призрак же, со своей стороны, вонял так, что свиньи показались бы рядом с ним просто фиалками. Тиффани поёжилась. Ветер пробирал до костей.

– Ты уверена, что сможешь убить его? – прошептал Престон.

– Думаю, я могу принудить его к самоубийству. Но, Престон, я строго воспрещаю тебе оказывать мне какую-либо помощь.

– Извини, – возразил Престон, – но я временный уполномоченный представитель властей, не забыла? Ты не имеешь права приказывать мне, мисс Болит, если не возражаешь, конечно.

– Хочешь сказать, твоё чувство долга и необходимость подчиняться начальству означают, что ты обязан вмешаться?

– Ну, да, мисс, – признал Престон. – А также ещё кое-какие соображения.

– Тогда ты нужен мне, Престон, действительно нужен. Я думаю, что справлюсь сама, но, если ты поможешь, это многое упростит. Мне нужно, чтоб ты…

Она была почти уверена, что призрак не сможет подслушать, но всё равно понизила голос почти до шёпота, и Престон выслушал её, не моргнув глазом. А потом просто сказал:

– Звучит несложно, мисс. Ты можешь положиться на мои временные полномочия.

– Фуу! Как я сюда попал?

Нечто серое, липкое, отчаянно воняющее свиным навозом и пивом попыталось подняться, опираясь на стенку свинарника. Тиффани знала, что это Роланд, но лишь потому, что сразу два жениха, вышвырнутых в свинарник одновременно были бы крайне маловероятны. Он поднимался, словно некая тварь из болота, обтекая…. ну, просто обтекая, неважно, чем. Не стоит вдаваться в детали. От него со шмяканьем отваливались куски, лучше не думать, чего.

Он икнул.

– У меня в спальне откуда-то взялась огромная свинья, а ещё я потерял штаны, – сказал Роланд, его голос звучал невнятно под воздействием алкоголя. Молодой Барон огляделся, и на него снизошло не столько озарение, сколько разрыхление: – Я не у себя в спальне, кажется? – пробормотал он и сполз обратно в навоз.

Она почуяла призрака. Его запах выделялся среди запахов свинарника, словно лиса среди кур. А потом призрак заговорил, голосом, полным ужаса и гниения: Я чую тебя, ведьма, и других тоже. Мне на них плевать, но это тело… не слишком прочное, и у него есть свои потребности. Я же силён. Я иду. Ты не сможешь спасти всех. Сомневаюсь, что твоя дьявольская метла сможет унести четверых. Кого ты оставишь? Может, лучше оставить всех? Докучливую конкурентку, парня, отвергшего тебя, и навязчивого юношу? О, я знаю, как ты мыслишь, ведьма!

«Но ведь я так не думаю, – сказала себе Тиффани. – Да, мне понравился Роланд в свинарнике, но ведь люди не просто люди, они люди в определённых обстоятельствах».

Но не ты. Ты вообще уже не человек.

Рядом с ней, с ужасным хлюпающим звуком Престон вытащил Роланда из свинарника, невзирая на протесты свиноматки. Как им обоим повезло, что они не слышат этого ужасного голоса.

Она задумалась. Четверо? Докучливая конкурентка? Но ведь здесь только она, Роланд и Престон, так?

Тиффани посмотрела на дальний конец поля, накрытый лунной тенью от замка. И увидела быстро бегущую к ним белую человеческую фигурку.

Видимо, это Летиция. Никто, кроме неё, не мог постоянно излучать такой белый свет. Разум Тиффани лихорадочно занялся тактической алгеброй.

– Престон, прочь. Быстро возьми метлу.

Престон кивнул, а потом с улыбкой отдал честь.

– К вашим услугам, мисс.

Летиция подбежала в вихре дорогостоящих белых тапочек. Она застыла столбом, увидев Роланда, который достаточно протрезвел, чтобы попытаться прикрыть руками то, о чём Тиффани отныне и навсегда будет думать, как о его «интимностях». Раздался хлюпающий звук, потому что он с ног до головы был покрыт свиным навозом.

– Один из его приятелей сказал мне, что они швырнули его ради смеха в свинарник! – с возмущением крикнула Летиция. – Друзья, называется!

– Полагаю, они считают, что друзья для этого и нужны, – рассеянно заметила Тиффани.

Сама она в это время думала: «Сработает ли мой трюк? Всё ли я учла? Точно ли я знаю, что собираюсь делать? И с кем я сейчас говорю? Кажется, мне нужен знак, всего лишь знак».

Раздался шорох. Тиффани посмотрела вниз. На неё в ответ посмотрела зайчиха, а потом спокойно развернулась и неспеша скрылась в стерне.

– Что ж, вот и знак, – сказала Тиффани и ощутила, как нарастает паника. Что это – знамение, или просто зайчиха, которая слишком стара, чтобы немедленно удрать, завидев людей? В конце концов, это невежливо – требовать второго знака в подтверждение того, что первый не был простым совпадением.

В этот момент, в этот самый момент Роланд начал петь, вероятно, просто потому, что был пьян, а может и потому, что Летиция принялась трудолюбиво оттирать его от грязи, крепко зажмурив глаза, чтобы, будучи незамужней девушкой, не увидеть раньше времени чего-нибудь неприличного или неожиданного. Песня Роланда звучала так: «О, как приятно летом на рассвете дня, увидеть кукурузные поля, где птахи малые так радостно поют, и жаворонки славу солнцу воздают…»

Он замолк на минуту.

– Отец всегда пел эту песню, когда мы бродили по полям… – пробормотал Роланд.

Он был как раз на той стадии, когда пьяницы начинают рыдать, и слёзы, смывая навоз, чертили розовые дорожки на его щеках.

«Спасибо», – подумала Тиффани. Знамение есть знамение. Ты просто выбираешь то, которое работает. Они все стояли на большом поле, последнем оставшемся с ещё несожжённой стернёй. А зайчиха мчится, огня не боится. О, да, знамения. Они всегда очень важны.

– Слушайте меня, вы, оба. Я не потреплю возражений, потому что ты, Роланд, вдребезги пьян, а ты, Летиция, ведьма, – тут Летиция радостно улыбнулась, – которая младше меня. Следовательно, вы оба будете делать то, что я скажу. Тогда у нас всех будет шанс живыми вернуться в замок.

Они оба слушали, замерев на месте, хотя Роланд слегка покачивался.

– Когда я скомандую, – продолжила Тиффани, – каждый из вас должен схватить меня за руку и бежать! Поворачивайте, когда я поверну, останавливайтесь, когда я остановлюсь. Хотя лично я сильно сомневаюсь, что мне захочется остановиться. Но, самое главное, не бойтесь и верьте мне. Я знаю, что делаю, я в этом почти уверена. – Тут Тиффани поняла, что последняя фраза прозвучала не слишком убедительно, но они, кажется, не обратили внимания. И добавила: – А когда я скажу «прыгайте!» вам нужно прыгнуть изо всех сил, словно сам чёрт гонится за вами, потому что, собственно, так оно и будет.

Вонь внезапно стала просто невыносимой. В мозг Тиффани словно ударили кувалдой чистой ненависти.

«Кровь застыла, пальцы лёд, Что-то страшное грядёт, – подумала она, вглядываясь в ночной сумрак. И мысленно добавила: – В ушах звон, в носу свербит, Что-то злое к нам спешит». Это последнее – чтобы не бормотать себе под нос, сканируя дальний край поля на предмет какого-нибудь движения.

И вот, там появилась чья-то смутная фигура.

Плотно сложённый человек шёл к ним через поле. Он двигался медленно, однако постепенно увеличивал скорость. В движениях была заметна неловкость. «Когда он завладевает чьим-то телом, то поглощает и душу, делает её своей частью. Нет выхода, нет спасения». Вот что ей говорила Эскарина. В твари, чьи мысли так воняют, нет ни капли добра, никакой надежды на искупление.

Тиффани стиснула руки всё ещё спорящей парочки и бегом потащила их за собой. Этот… монстр находился между ними и замком. И двигался медленнее, чем Тиффани ожидала. Она рискнула бросить на него ещё один взгляд, и заметила блеск металла у него в руках. Ножи.

– Скорей!

– Моя обувь не приспособлена для пробежек, – указала Летиция.

– У меня голова болит, – ныл Роланд.

Тиффани тащила их к центру поля, игнорируя все жалобы, а также высокие сухие стебли кукурузы, которые цеплялись за одежду, путались в волосах, царапались и кололи ноги. «Бег» троицы скорее напоминал ленивую трусцу. Тварь упорно преследовала. Если они повернут к замку, к безопасности, существо перехватит их…

Впрочем, ему тоже было непросто бежать, и Тиффани гадала, можно ли заставить тело преодолеть собственные возможности, если ты не чувствуешь его ужасную боль, не ощущаешь горящих лёгких, не слышишь грохота сердца и треска костей? После долгих увёрток миссис Пруст рассказала, ей, наконец, что творил Макинтош. Рассказала шёпотом, словно сами эти слова могли загрязнить воздух. По сравнению с таким кошмаром, что значит убийство маленькой певчей птички? Однако именно оно почему-то засело в мозгу, как самое непростительное преступление.

Нет прощения за удушенную песню. Нет искупления за убийство надежды во тьме. Я знаю тебя.

Ты – то, что шептало в ухо Пусту, когда он избивал свою дочь. Ты – первый аккорд злой музыки.

Ты выглядывал из-за плеча человека, подобравшего первый камень. Я думаю, ты – часть нас, и поэтому мы никогда от тебя не избавимся насовсем, но зато мы можем превратить твою жизнь в ад.

Нет прощения. Нет искупления.

Бросив взгляд назад, Тиффани увидела, что призрак стал ближе, теперь можно было разглядеть его лицо. Она удвоила усилия, волоча уставшую и сопротивляющуюся парочку по стерне. Собравшись с духом, она просипела:

– Посмотрите на него! Посмотрите на это! Вы хотите, чтобы оно нас догнало?

Раздался короткий вскрик Летиции и стон внезапного протрезвления её будущего мужа. Покрасневшие глаза невезучего Макинтоша были широко распахнуты, рот кривила застывшая яростная улыбка. Тварь попыталась было сократить разрыв, но жених с невестой нашли в своём страхе источник новых сил: теперь уже они тащили Тиффани за собой.

Они просто мчались наперегонки по полю. Теперь всё зависело от Престона. Как ни странно, Тиффани ощущала уверенность. «Престону можно доверять», – подумала она, но тут позади раздался жуткий всхлип. Призрак погонял чужое тело всё яростней, и её даже послышался отчётливый свист длинных ножей, рассекающих воздух. Теперь всё зависело от правильного выбора нужного момента. Престону действительно можно доверять. Он же всё правильно понял, не так ли? Ну разумеется, так. Она верила в Престона.

Позже она вспоминала только тишину, нарушаемую лишь треском кукурузных стеблей, тяжёлым дыханием Летиции с Роландом, да жутким сипением их преследователя. Но тишина была внезапно нарушена голосом Лукавого у неё в голове.

Ты готовишь ловушку. Дрянь! Думаешь, меня так легко опять обмануть? Маленькие девочки, играющие с огнём, получают лишь ожоги, и ты будешь гореть, о, я обещаю тебе, ты будешь гореть. Где тогда окажется гордость ведьм! О, сосуды греха! Служанки бесчестия! Осквернительницы всего святого!

Тиффани не сводила глаз с дальнего края поля, по её щекам текли слёзы. Она не могла их остановить. Казалось, эту гнусь невозможно выгнать из своей головы; она просачивалась, словно яд, капая в уши и растекаясь огнём под кожей.

Свист рассекаемого ножами воздуха заставил беглецов удвоить усилия, но так не могло продолжаться долго. Что там, виднеется впереди? Неужели Престон? А кто тогда стоит рядом с ним? Похожа на старую ведьму в остроконечной шляпе. Под взглядом Тиффани, фигура ведьмы словно растаяла в воздухе.

Внезапно вспыхнул огонь, и Тиффани услышала треск, с которым он расцвёл пред ней, словно рассвет, яркие точки искр добавились к звёздам на небе. Ветер дул сильно, и она снова ощутила мерзкий голос у себя в голове: Ты будешь гореть. Ты будешь гореть!

Ветер дул, огонь полыхал, и стена пламени неслась им навстречу со скоростью ветра. Тиффани взглянула вниз, и увидела, что зайчиха вернулась: теперь зверёк без видимых усилий бежал рядом; зайчиха взглянула на Тиффани и прибавила ходу, лапы мелькали, она неслась прямо к огню, бежала изо всех сил.

– Бегите! – велела Тиффани. – Огонь вам не повредит, если будете делать, как я скажу! Бегите быстро! Роланд, беги ради Летиции. Летиция, беги ради Роланда.

Огонь был уже прямо перед ними. «Мне нужна сила, – подумала Тиффани. – Мне нужна власть». И вспомнила слова Нянюшки Ягг: «Мир меняется. Мир течёт. В этом власть, девочка моя».

Свадьбы и похороны – время силы… да, свадьбы. Тиффани ещё крепче вцепилась в руки своих друзей. И вот, она пришла. Ревущая стена огня…

– Прыгайте! – скомандовала Тиффани.

И, когда они прыгнули, выкрикнула:

– Прыгай, шлюха, скачи, негодяй.

Они взмыли в воздух, и тут огонь добрался до них.

Время застыло. Внизу мелькнул кролик, спасающийся от огня. «Он всегда бежит прочь, – подумала Тиффани. – Он бежит от огня, но огонь его настигнет. Потому что огонь движется гораздо быстрее, чем тело из плоти и крови».

Теперь Тиффани парила в воздухе, окружённая шаром жёлтого пламени. Мимо стремительно пронеслась зайчиха, создание, счастливое в своей стихии скорости. «Мы не такие быстрые, как ты, – подумала Тиффани. – Нас обожжёт». Она посмотрела направо и налево, на жениха и невесту, которые смотрели прямо вперёд, словно загипнотизированные, и подтянула их к себе поближе. «Я женю тебя, Роланд. Я же говорила, что так и будет».

Из этого огня она творила красоту.

– Возвращайся в ад, из которого пришёл, Лукавый! – крикнула она. А потом снова: – Прыгай, шлюха! Скачи, негодяй! И вечен ваш брак, пока есть ад и рай!

«Вот вам и свадьба, – подумала она. – Новое начало».

На несколько секунд это место стало местом силы и власти. О, да, власти.

А потом они рухнули позади стены огня и покатились по земле. Тиффани была к этому готова, она тут же вскочила на ноги и принялась затаптывать маленькие язычки пламени и горящие угольки.