Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 03"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

Соавторы: Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Мария Галина,Владимир Гаков,Олег Овчинников,Кит Рид,Владислав Гончаров,Александр Ройфе,Э. Грант,Роберт Чейз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Юлий Буркин
ЛЮБИТЬ ДРАКОНА

_{Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВА}

– Это всё сказки, милая, сказки, – говорит Сергей раздраженно, положив вилку на край тарелки, – и ты сама это прекрасно понимаешь. Если уж ты уходишь, найди в себе силы сказать правду. Зачем унижать меня?

– Сережа, я не хочу никого унижать, ты мне очень дорог… – Я заставляю себя отпустить браслет, который машинально тереблю с того момента, как он мне его вернул. – Что я могу сделать, чтобы ты мне поверил?

– Сказать правду! Что может быть проще?!

– Я и так говорю тебе правду. Но ты не желаешь меня слушать… В конце концов, какая тебе разница, куда и к кому? Главное, что я ухожу.

Он поднялся.

– Не думал я, что ты можешь так… Так оскорбительно… Когда ты уезжала, я надеялся… Давай не будем тянуть эту комедию. Если ты захочешь мне что-то честно объяснить, позвони.

– Хорошо. – Я тоже поднимаюсь. – Если я захочу объяснить что-то еще, я позвоню.

Он кивает так, что видно: звонка он не ждет.

Популярный сюжет. Огнедышащий дракон взимает с бедных крестьян дань – самую красивую девушку деревни… Читая в юности подобное, всегда удивлялась глупости этой выдумки. Зачем гигантской рептилии нужны человеческие красавицы? Трахать их дракону едва ли интересно, ему, скорее всего, подай дракониху, да чтоб шкура пошипастее, а пасть поклыкастее. Жрать? Так вкус вряд ли зависит от внешности. Молодая, мясо нежное? Почему тогда он не требует свою дань детьми? С точки зрение литературы, это было бы не менее драматично. И какое значение имеет пол?.. Короче, чушь какая-то.

Став постарше, я и вовсе перестала задумываться на подобные темы: выдумки не заслуживают того, чтобы пытаться их осмыслить, тем паче дурные выдумки. Да и сказки я читать перестала.

А вот поди ж ты.

Южные звезды висят прямо над головой. Я валяюсь голая на циновке, одна на песчаном морском берегу. Из отелей туристической зоны ревет русская попса. Там все битком. И непонятно, зачем все эти люди приехали сюда, если их даже не тянет на море ночью. Неужели только загорать и «спариваться», как сказал бы Сергей?

А мне не хочется ни того, ни другого. Хочется только покоя. И в какой-то степени это большая удача, что люди тупы и пошлы: я уже неделю валяюсь тут, не боясь, что мне кто-то помешает. Попса поревет и стихнет. Часам к двум на берегу наступит полная тишина, обнажив дремотное хлюпанье воды из-под камней. Я в полусне. Я хочу проснуться сегодня, как и вчера, часов в пять от легкой утренней прохлады, добрести до своего номера…

Что это?! Я вздрагиваю и открываю глаза, разбуженная холодным прикосновением к плечу.

– Тс-с, – говорит мне кто-то, кого я пока так и не увидела. – Леж-жи, – добавляет он шепотом.

Я пытаюсь вскочить и оглянуться, но то, что миг назад лишь чуть касалось меня, теперь крепко прижимает мое плечо к песку.

– Пож-жалуйста, – я замечаю странный акцент. Не греческий и не испанский.

Сердце бьется тревожно, но я не столько испугана, сколько рассержена.

– Немедленно отпустите! – выкрикиваю я в полный голос.

– Пож-жалуйта, не уходить-те, – все так же шепотом произносит некто, и я обретаю свободу.

Проворно переворачиваюсь, одновременно становясь на колени, и вижу сидящее передо мной существо. Морозные мурашки пробегают по моей спине.

– Да, мама, да, иностранец. Да, в каком-то смысле, – я хмыкаю в трубку, думая, можно ли его считать богатым. В принципе, если продать золото и самоцветы, хранящиеся у него в пещере, то баснословно… Но мы ведь не станем этого делать. А то ведь так можно и шкуру на барабан пустить.

– Сергей? А что Сергей? Он мне не муж, и быть им, вроде бы, никогда не собирался… Думаю, переживет. Но ты ему пока ничего не говори. Незачем… Ой, мама, я давно уже взрослая… Нет-нет, голову я не потеряла. Вот она, на месте…

Неохота мне никому ничего объяснять. Я и сама-то ничего еще не понимаю… Что может быть умнее, чем подружиться с крокодилом?

– Работа? Я для того и звоню тебе. Позвони в салон, скажи, что задерживаюсь. Примерно на неделю… Сама не хочу… В конце концов, это мой салон!

Так и тянет бросить трубку, но нужно довести дело до конца.

– Звать очень странно… Драго. Нет, не венгр. Или венгр, я пока и сама не знаю. Мама, тут переговоры очень дорогие. Вернусь, все расскажу подробно. Все, целую, пока…

Блики костра падают на выложенные изумительной мозаикой и отшлифованные до зеркального блеска стены пещеры, и от этого в ней становится совсем светло. Скелеты сидят кружком, прислонившись спинами к стенам, в их ожерельях, перстнях и диадемах искорками поблескивают драгоценные камешки.

– А как звали эту? – спрашиваю я, указывая на скелет по левую руку от меня.

– 3-звали Гера, – говорит Драго, и печальная улыбка трогает его розово-серые губы. – Была вес-селая, смеш-шная… Недолго.

– Красивая?

– Оч-чень красивая…

Его глаза затягиваются нижними веками. Я с удивлением ощущаю укол ревности. Оказывается, можно ревновать и к скелетам. Он открывает глаза, поворачивается ко мне, и я вижу его узкие вертикальные зрачки. Мне кажется, что он сейчас засмеется, но нет, его оскал означает, скорее, горечь.

– Недолго. Потом была сварливая, злая. Потом болела. Долго. – Он зябко заворачивается в расслабленные кожистые крылья.

– Сколько тебе лет, Драго?

– Не знаю. Кажется, я был всегда.

Его сведения о мире отрывочны и противоречивы. Он живет скорее чувствами, чем информацией. Он не знает, откуда он взялся, и не знает, когда. Но он помнит время, когда таких, как он, на свете было несколько десятков. Все они были самцами, и все они как-то чувствовали друг друга.

Он говорит странную вещь: «Нас сделали люди, когда еще не одич-чали. Сделали из с-себя. Но мы не получ-чились». Ответа на вопрос «зачем?» он тоже не знает. Но помнит, как они исчезали, один за другим. Он переставал их чувствовать сразу вслед за вспышками боли. «Наверное, их убивали, – говорит он. – Люди такие с-смелые».

Смелые молодые люди, в доспехах и без, приходили к его пещере и вызывали на бой. Драться он не хотел. Но умирать хотелось еще меньше. И он убивал их, хотя и они нередко наносили ему серьезные раны. А питается он насекомыми, моллюсками и мелкими грызунами.

Женщины… Не он придумал этот обычай. Но они не хотели уходить от него, ведь он любил их. Они и не могли от него уйти. Одна девушка все-таки сбежала, в первую же ночь, но соплеменники побили ее камнями, а назавтра привели другую. В то же время всегда находились благородные драконоборцы, их оружие становилось все изощреннее, а приемы все хитрее…

Однажды совпали два события. Рядом с ним умерла его очередная возлюбленная, ее старость была долгой и тягостной, а смерть еще тяжелее. В то же время где-то вдалеке, послав ему импульс боли и отчаяния, погиб последний из его собратьев. Той же ночью он принял решение. В другую пещеру, на противоположный берег острова, он перенес свои сокровища, включая останки женщин, и затаился там на века, лишь редкими ночами позволяя себе полетать над морской гладью.

«Dragon in my soul!..» [5]5
  Дракон в моей душе!.. (англ.)


[Закрыть]По дороге в аэропорт бойкий водитель обшарпанного «фиата», как две капли похожего на нашу «оку», или наоборот, на ломаном английском поведал мне легенду о драконе этого острова. Я слушала, затаив дыхание, и буквально заглядывала ему в рот. В результате он возомнил о себе и обо мне невесть что и был сильно разочарован, когда я расплатилась деньгами.

Победить дракона, оказывается, не так уж и сложно. Труднее победить дракона в себе. «Dragon in my soul!» – бил себя в грудь пылкий водитель, азартно заглядывая мне в глаза… Тот, кто побеждал дракона, думал, что становится хозяином его богатств, на самом же деле становился их рабом. Он оставался в пещере, трясся от жадности, страха и злобы, чах над златом и вскоре превращался в дракона сам. Эстафета, блин…

Такой же бред, как огонь изо рта… Еле удержалась от попыток доказать это.

Фен?! Какой, к черту, фен! Куда, интересно, я буду его включать?.. Так… Туфельки… Пусть будут. Покажу ему, покрасуюсь. Да и вообще, в отличие от него, я собираюсь иногда выходить в город. Я-то питаюсь не насекомыми и грызунами…

Сажусь на диван перед распахнутым чемоданом. Боже, что я творю? Куда я мчусь?.. «Аленький цветочек», твою мать!

…Ночные полеты в его крепких объятиях. Настоящее, не «окультуренное» для туристов, море – без волнорезов и искусственных островков. Дикий пустынный берег, заросший пучками пьянящего олеандра.

Здоровенные волны накатывают непрерывно и, если не научишься вовремя подпрыгивать, сбивают с ног. Так мы и прыгаем. Нас то и дело окатывает с головой, и тогда я визжу, а Драго хрипло смеется. Иногда он что-то выхватывает из воды и быстро закидывает себе в рот, а я тактично этого не замечаю…

Вскакиваю и продолжаю лихорадочно собирать чемодан, говоря себе: «Я же не насовсем! Я же еще вернусь!..»

Не думала, что начну скучать сразу. Обещала ему приехать следующим летом. Но срок намеченной разлуки начал сокращаться уже в самолете. А когда я зашла к себе в салон, послушала наших дам… Поговорила с Сергеем… Нет! Хочу сейчас! Недели мне вполне хватило, чтобы утрясти все дела.

Чемодан я не собираю, а лишь пересматриваю, поскольку и разобрать его еще не успела. Если дело так пойдет и дальше, то все, что в нем останется, будет смысл переложить в небольшую сумку…

Он сказал: «Не хоч-чу еще один скелет. Хочу, чтобы сама приш-шла и сама уш-шла…» Почему он не старится? Говорит, что совсем. Он бессмертный?

Смотрю на часы. Мама дорогая! Регистрация билетов через полчаса!.. А вот плеер я оставлю. И вот эти кассеты возьму – классику. Пусть послушает. Я уже включала Драго музыку, но ему не понравилось. Звук понравился, а музыка – нет. Но на кассетах у меня была одна попсовая дребедень. Попробуем познакомить вечного с вечной музыкой…

Звонит телефон, и я вздрагиваю, сразу почуяв недоброе. Хватаю трубку: «Алле! Алле?!» – и слышу:

– Наташ-ша…

– Да! Да! Что?!

Не зря, ох не зря я оставила ему мобильник. У самого входа, где еще ловилась сеть. Он посмеивался: мол, жил без этого полвечности и еще полвечности проживу… Но сам-то заставил меня надеть этот аквамариновый браслет. Я знала, что мы не будем звонить друг другу, но так хотелось тоже оставить хоть какую-то ниточку.

– Наташ-ша, ко мне приходил твой… С-сергей. Я не з-знаю, как мне…

И все. Батарейка! Конечно же, села батарейка!

Сентиментальная уродка. Сказала: «Услышишь звонок, не бери трубку, просто знай, что я тебя люблю…» И набирала свой номер по десять раз на дню, с умилением слушая гудки…

– Господи! Чего тут знать?! – бормочу я. – Убей эту сволочь, да и все! Так ведь нет, не убьет. Эта сволочь ведь не станет вызывать дракона на честный бой!..

Водитель озадаченно на меня косится. Лучше бы ехал быстрее. Впрочем, самолет от этого раньше не взлетит.

А ведь я могла догадаться, что Сергей поверил. На следующий день после нашего разговора он позвонил и спросил, почему археологи никогда не находили драконьих останков. Подловил. «Почему, почему!..» Да потому, что кости у них точно такие же, как у людей!.. А раз поверил в дракона, значит, поверил и в сокровища.

Телефон Сергея не отвечает. Эс-эм-эс? Отправляю сообщение: «Ti gde?» – и тут же получаю ответ: «Na ostrove». «Podozdi men’a, – кидаю я. – Skoro budu!» Нет ответа. Опять пытаюсь позвонить, но на этот раз «абонент активировал ограничение входящей связи»…

Меня трясет. Уж конечно, не ревность погнала его туда. Это раньше, когда женщины не имели права голоса, мужчины дрались за них, убивая соперников… Теперь, когда выбираем мы, нас же, если что, и убивают. Значит, сокровища?.. Бог ты мой, и я его любила!.. Почти.

Лечу. Еду. Бегу… Драго, милый мой дракон, я смогу тебя защитить! Главное – успеть.

«…Гигантское дерево Иггдрасиль, согласно верованиям норманнов, простирается от небесного свода до глубин подземного царства – хеля. Дракон по имени Нидхегг беспрестанно подгрызает корни Иггдрасиля, прядя нити человеческих судеб. Коза, глодающая кору мирового дерева, дает похожее на мед молоко, чтобы вскормить героев-драконоборцев…»

Бред.

«…Чтобы установить порядок мироздания и свет отделить от тьмы, Тору необходимо победить драконов, кои являют собой воплощение хаоса. Когда, наконец, он убьет выползшего из воды Ермунганда, он и сам падет, отравленный предсмертным дыханием зверя…»

Ермунганда, блин! Какой только бредятины тут не написано. Когда я в ожидании вылета суетливо металась по аэровокзалу, на глаза мне попалась красочная обложка в витрине книжного ларька: «Энциклопедия драконов». Я, конечно, понимала, что написанное там будет ересью, но что такой безнадежной, все-таки не ожидала.

«…Чинимые драконами бедствия порой трудно отличить от других несчастий. Наводнение, например, могло явиться следствием затяжных ливней, а могло случиться и оттого, что в верховьях реки дракон баламутил воду своим хвостом…»

Хвостом!!!

«…Рыцарь сразу понял, в чем состоит его долг. Он вышел на бой с драконом в шипастых латах, позволил тому обвить себя и попробовать задушить. Змей сильно поранился о торчащие из кирасы шипы и издох…»

Взяла эту идиотскую книгу даже не из любопытства, а чисто машинально… Нужно же было чем-то занять себя в самолете. Впрочем, купилась я и на почудившуюся мистику: никогда раньше никаких книг о драконах я не видела, а тут – поди ж ты! Справедливости ради замечу, что оформлена книга великолепно. Но текст…

«…Известно также о путнике, сумевшем одолеть дракона, забросив ему в пасть шарик из смоченной в дегте соломы: внутри дракона было горячо, как в печке, поэтому шарик, попав туда, взорвался, и зверь погиб…»

«…В канун Белтейна в небе послышался шум, от которого у беременных женщин случились выкидыши, и на фоне облаков появились два темных силуэта. В начале это были два бьющихся друг с другом орла, затем они превратились в медведей и с ревом продолжили свою схватку, потом стали двумя петухами, дерущимися так, что летели перья. Наконец, белый и красный драконы показались в своем истинном обличье, но лишь на мгновение, ибо тут же спустились с небес и превратились в двух поросят. Продолжая драться и визжа, кинулись они в котел и принялись пить мед. А как напились допьяна, сразу же уснули…»

Вот такая беда. Пытаясь успокоиться и отвлечься от тревожных мыслей, толку от которых все равно никакого, я с остервенением листала «Энциклопедию», пытаясь найти в ней хотя бы крупицу здравого смысла.

«…Подземные драконы охраняли сокрытые в земных недрах драгоценные каменья и металлы. У каждого из таких драконов имелась огромная жемчужина, способная приумножить все, к чему ни прикоснется, а также дающая мудрость и власть над людьми. Человек, коснувшись такой жемчужины, окаменевал и оставался так сколь угодно долго…»

«…Самым свирепым из горных змеев был чешуйчатый Тацльвурм, поедавший отбившихся от стада коров и заблудившихся детей в Швейцарских и Австрийских Альпах…»

Только и правды, что чешуя… Заметили… Но больше всего взбесил китаец Ли Куй-мэн:

«…Желтый дракон не любит общества. Привольно носится он в небесной пустыне, приходя и уходя, как совершенная гармония. Он может быть велик или, напротив, мал, виден или невидим, длинен или короток, жив или мертв. Мудрость и добродетель его безмерны…»

Если бы в самолете открывались иллюминаторы, я бы, наверное, вышвырнула к собакам эту дрянную «Энциклопедию»… Но внезапно в разделе «Западная Европа» наткнулась на фразу:

«…Наевшись нежной девичьей плоти, дракон надолго переставал беспокоить крестьян. Однако отношения между девами и драконами отнюдь не всегда отличались такой простотой и ясностью…»

Вот это точно. Вот это факт. И я спрятала книжку в сумочку.

Пещеры достигла уже в сумерках. Что я ожидала там увидеть? Солдат с пушками и огнеметами? Толпу журналистов? Ничего такого там не было. Но не было и гранитной глыбы, всегда надежно укрывавшей вход от непрошеных взглядов. И это было еще страшнее.

Я не смогла заставить себя войти туда сразу. Я слишком сильно боялась того, что могла увидеть. Присев на камень, выкурила сигарету, прислушиваясь к стуку своего сердца и заставляя высохнуть навернувшиеся слезы. И лишь затем, оставив сумку у входа, иду внутрь.

…Иногда выпрямившись в полный рост, а иногда и встав на карачки, двигаюсь знакомыми переходами, кляня себя за то, что не догадалась прихватить фонарик. Но кто мог ожидать такого поворота событий? Время от времени, в моменты самой острой необходимости, щелкаю зажигалкой и успеваю сориентироваться за те несколько секунд, пока не обжигает пальцы.

И вот я в центральном зале. Щелкаю в очередной раз. Но помещение слишком велико: огонек отражается в полированных стенах, а тьма от этого кажется только кромешнее. Гашу зажигалку, чтобы зря не тратить газ. Нужен костер. Осторожно ступаю вслепую, выставив вперед руки. На что-то с хрустом наступаю, присаживаюсь на корточки, шарю руками… Так и есть! Хворост. Я в середине пещеры. Память меня не подвела.

Пламя занялось, и уже понятно, что костер не потухнет, пока не прогорит. В пещере сразу становится светло, я поднимаю голову… И цепенею от ужаса. Прямо передо мной в странной, неестественной позе стоит Сергей. Он стоит, опустившись на одно колено и наклонясь вперед, а шаткое равновесие удерживает, упершись в пол левой рукой. В правой же он держит перед собой что-то светлое, блестящее и округлое. Я вижу его желтое, как воск, лицо и оскал исступленного блаженства на нем.

– Сергей… – выдыхаю я, но уже понимаю, что он не очнется. И картина действительно не меняется.

Немного придя в себя, я поднимаюсь и обхожу кругом это нелепое изваяние. Теперь понятно, что в руке у него жемчужина. Все-таки жемчужина! Размером с яблоко. Какой же была породившая ее морская зверюга!..

Пещера пуста. Нет ни сокровищ, ни скелетов, ни Драго. И не надо большого ума, чтобы понять: он решил, что я предала его. А разве нет? Недаром немцы говорят: «Что знают двое, то знает и свинья»… Как я посмела рассказать?! Вновь, как и сотни лет назад, он сменил свое жилище. А мне оставил на память лишь браслет месопотамской принцессы и консервированного любовника.

Я ложусь на пол возле костра, и слезы начинают душить меня. Неужели я больше никогда его не увижу?.. Я буду искать. Хотя бы для того, чтобы объяснить ему: я не предавала. Пусть я потрачу на поиски жизнь, зачем она мне теперь?.. Я закрываю глаза, чтобы только не видеть жутко-счастливую улыбку Сергея.

…Мне снится, будто я листаю «Энциклопедию», нахожу статью про магическую жемчужину, убеждаюсь, что все в ней правда, читаю дальше, и мне становится ясно, где и как разыскать Драго… И от радости я пробуждаюсь. А от жара и треска горящего хвороста просыпаюсь окончательно. Костер полыхает вовсю. Я отодвигаюсь, сажусь…

Держа в лапе плеер, Драго, с наушниками на голове, сидит напротив меня. Я вскакиваю на ноги, делаю к нему шаг… Нерешительно останавливаюсь, снова опускаюсь на пол.

– Драго, милый, – говорю я. – Прости меня. Я не хотела, честное слово…

– Не слыш-шу! – перебивает он меня и показывает когтистым пальцем на наушники. Потом снимает их и спрашивает:

– Наташ-ша, этот Бах, он ч-человек?

– Конечно, – смеюсь я сквозь слезы. – А кто же еще?

– По-моему, драк-кон, – качает он головой. □

Роберт Чейз
НЕВИДИМКИ

_{Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО}

В час ужина студенческая столовая превращалась в дискуссионный клуб: критиковали профессуру, обсуждали учебные программы. Студенты английского факультета безжалостно поносили преподавателей, чье отвращение к собственному предмету достигало такой степени, что они готовы были разорвать его в клочья. Студенты-юристы иронически отдавали должное профессорам, способным вывернуть 14-ю поправку в оправдание того, что в данном месяце считалось политически корректным.

В этот вечер пришел черед Джули Хендерсон. Остренькие черты лица девушки напомнили Рику Уорнеру гремлина на картинке, которую он видел давным-давно. Тип прически явно выбрала для нее мать, когда девушке было не больше десяти лет. Сердитые глаза неопределенного цвета щурились на мир сквозь очки в темной оправе.

– На своей родине, в Колорадо, я часто бродила по нагорьям. По ночам я глядела на небо и поражалась его безмолвному блистанию. Мне казалось, что нет ничего заманчивее, чем работать в обсерватории и все глубже заглядывать в ночь. Я читала научно-популярные книги, и астрономия представлялась мне изумительной, уже почти собранной мозаичной картинкой.

– А теперь? – осведомился Рик, заглатывая неаппетитный горошек.

Страдальческий вздох.

– А теперь картинка рассыпалась ко всем чертям.

– Ну, не сгущай краски, – сказал Рик, стараясь, чтобы голос звучал сочувственно.

Джули раздраженно схватила салфетку и нарисовала круг.

– Вот Вселенная. Со всем, что она включает.

– Угу. – Мясной рулет вкусом уступал вате, что, впрочем, если вспомнить прошлые подвиги университетской столовой, было, наверное, к лучшему.

– Вот этот радиус показывает пропорцию тяжелых элементов во Вселенной. То, из чего в основном состоим ты, я и планеты. Не более трехсотой доли процента. Этот клинышек – звезды. Полпроцента. Свободный водород и гелий составляют сногсшибательные четыре процента.

Рик нахмурился, ощущая, что он кое-что упустил.

– Ну а остальные… э… девяносто пять процентов?

– Эту часть, – сказала Джули, очерчивая солидный сегмент, – принято считать темной материей. А вот этот сегмент, то есть почти треть целого, возможно, темная энергия.

Салфетка порвалась, едва Джули попыталась заштриховать долю темной энергии, но ручка продолжала двигаться взад-вперед, пока салфетка не превратилась в сплошную бахрому.

– А не объяснишь ли ты словами, понятными жалкому биологу, что такое темная материя и темная энергия? – спросил Рик.

Клокочущему смеху Джули позавидовала бы даже колдунья из «Белоснежки». Студенты за тремя соседними столиками обернулись, несколько секунд испуганно смотрели на нее и лишь после этого возобновили свои разговоры.

– Никто не знает! Никто ни малейшего понятия не имеет! А вернее, всяческих идей хоть отбавляй, причем подавляющее большинство ближе к метафизике и теологии, чем к тому, что я считаю наукой. Мы беспомощны, будто слепые котята, а нас тычут носом в факт, что в самом лучшем случае нам известно пять процентов происходящего.

– Ну, Джули, это уж чересчур, – сказал Ларри Рид, ставя свой поднос рядом с ее. В двенадцать лет Ларри был потрясен, наткнувшись на «Оду к Западному ветру» Шелли. И теперь метил в магистры в области английской литературы. Убедившись, что его консультант знает все о Деррида и Фуко, и ничего – о Байроне и Шелли, он бродил по университету с выражением непреходящей скорби на лице. – По-моему, ты дашь сто очков вперед любому из нас.

Он посмотрел на Рика, словно подначивая его перекрыть рекордно мрачный стон души Джули.

Рик покачал головой.

– У меня есть только мои кишечнополостные. Nausithoe и Phronima, Cunina и Arctapodema. И мириады их микроскопических родичей.

– А что они делают? – спросила Джули. Судя по ее тону, вопрос был задан просто из вежливости.

– По большей части умирают. Я пытаюсь нащупать идею стратегии «хищник – жертва» у прозрачных животных…

– Прозрачных? – переспросил Эрл Данкен. Второкурсник-юрист, он вечно спал на ходу по причине не то скуки, не то бурно проведенной ночи. Впервые на памяти Рика он казался полностью проснувшимся.

– Их называют прозрачными, – терпеливо объяснил Рик, – хотя На самом деле это не верно. Полупрозрачные будет точнее. Но как бы то ни было, протяженность их жизни для моих целей слишком коротка. Если я не найду способа продлить ее, мне придется подыскать другую тему для диссертации.

* * *

Лаборатория, где работал Рик, являла собой сочетание утилитарного аскетизма с видимым беспорядком, какое знакомо всякому, кто когда-либо работал в подобной лаборатории. Рик не замечал хаоса, целенаправленно следуя в угол, который деканат без особого энтузиазма отвел для его исследований.

Рика перехватил Артур Санторини, назначенный ему в ассистенты студент. Нос, словно созданный для открывания консервных банок, и копна рыжих волос придавали Артуру непостижимое сходство с диснеевским персонажем.

– Рик, я нашел решение нашей проблемы!

– Отлично. Значит, ты нашел способ сохранять наших полипчиков живыми?

Артур бросил на руководителя суровый взгляд, словно обвиняя в попытке сменить тему.

– Не совсем. Но я понял, что их пожирает.

– Э… неплохо, – протянул Рик с некоторым сомнением. – Давай выкладывай.

– Помнишь, ты подумал, что арктаподему уничтожает вирус?

Рик кивнул. Случайная мысль, рожденная отчаянием. В морской воде вирусов хоть отбавляй – и что из этого? Рик понятия не имел, какой именно поражает разные виды кишечнополостных с такой свирепостью, что они распадаются прямо на глазах.

– Я подумал, что неплохо бы приглядеться к некоторым с помощью электронного микроскопа, который Кьюпер позволяет нам включать.

– Эта рухлядь? – сказал Рик. – Никто больше подобными методиками не пользуется. Кьюпер получил распоряжение пожертвовать его Смитсоновскому музею окаменелостей, но Кьюперу лень оформлять бумаги.

– Верно. Ну так я высушил особь…

Самая сложная часть процедуры – высушить особи так, чтобы они не съежились. А когда дело касается существ, которые, как арктаподема, состоят на 90 процентов из воды, трудности возрастают стократно.

– …затем я поместил ее в напылитель, чтобы добавить золотого покрытия для обеспечения контраста. Но только прежде для сравнения я сделал снимок с пятикратным увеличением.

Артур протянул снимок Рику. Картинка выглядела угнетающе знакомой. Нормальная арктаподема имела классическую форму медузы – точь-в-точь купол над залом, где он играл в теннис зимой. У этой правая половина распалась. Полупрозрачные лохмотья отплывали в разные стороны, продолжая распадаться.

– А когда ты поместил образчик в вакуумную колонну?

– А я ее туда вообще не помещал. – Лицо Артура расколола маниакальная ухмылка, будто он проделал особенно сложный фокус и подбивал Рика найти ему разгадку.

«Терпение», – одернул себя Рик.

– И почему же ты не поместил ее туда? – задал он вопрос, которого Артур явно ждал.

– Потому что когда вынул образчик из напылителя, то увидел вот это. – Торжественным жестом Артур протянул Рику герметизированный в вакууме образчик. Рик с минуту разглядывал его, все больше хмурясь.

– Но это же не та. Эта арктаподема пожирается… ну, не знаю, чем.

– Вот фотография образчика, увеличенная до размеров той, которую я только что показал тебе, – сказал Артур. – Сравни их.

Рик положил снимок рядом с первым. Мельчайшие отличия, в основном следствие временного промежутка между съемками… если не считать чего-то слева от особи…

Оно деловито пожирало арктаподему.

– Почему я не вижу эту штуку на другом фото?

– А потому, что она НЕВИДИМА! – победоносно объявил Артур.

– Этого не может быть… – Артур поперхнулся. В столовой он назвал своих подопечных прозрачными. Общепринятый термин. Но, как он тогда же оговорился, они были всего лишь полупрозрачными, хотя под водой из-за малой величины их было нелегко разглядеть.

Однако эта тварь была прозрачной при хорошем освещении в пробирке.

– Сколько наших подопытных еще осталось? – внезапно спросил Рик.

– Примерно половина.

– Ну так за работу!

Особей оказалось достаточно для еще пятнадцати пробирок. У восьми не обнаружилось ничего необычного. Семь превращались в бахрому. Рик уже начал считать это типичным признаком нападения невидимок. Напыление выявило каждую. К удивлению исследователя они настолько отличались друг от друга, что вполне могли принадлежать к разным видам. Еще более поражало другое: некоторые части тела у трех существ были как будто твердыми.

– Вот этот – вылитый таракан, – сказал Артур. – Каким образом он придает прозрачность своему панцирю?

– Понятия не имею, – признался Рик. Он откинулся и посмотрел на настенные часы. Каким-то образом день остался позади. Урчание в животе напомнило ему, что он с утра ничего не ел. – Но, думаю, тема моей диссертации изменилась. Собственно говоря, мне следует поговорить со Старзингером теперь же, пока он еще у себя.

* * *

Плотного сложения, коротко подстриженный и словно бы перманентно недовыбритый, Влад Старзингер больше смахивал на отставного сержанта морской пехоты, любителя дорогих костюмов, нежели на университетского профессора. Рик его побаивался. И теперь, сидя напротив наставника, Рик опасался, что Старзингер сочтет фотографии розыгрышем и вышвырнет шутника из своего кабинета.

– Вы доложите об этом на научной конференции через неделю, – сказал Старзингер без всяких предисловий.

Рик заморгал, на мгновение лишившись дара речи.

– Я не уверен, что успею подготовить доклад за это время. Кроме того, срок представления доклада для конференции давно истек.

Старзингер нетерпеливо отмахнулся от этих возражений.

– Я знаком с организаторами. Они уже два года скулят, что все самое интересное сначала оказывается в интернете. Теперь-то они будут довольны. Ну, а подготовка… я не сомневаюсь, что ваш доклад не посрамит университет.

* * *

Рик размышлял о своем предстоящем выступлении, меряя шагами дорогу домой. Ему очень повезло найти недорогую квартиру всего в трех кварталах от университета. Хозяйка, миссис Розенбаум, показывая ее новому постояльцу, все время словно извинялась.

– Помещение полуподвальное, – объяснила она. – Вероятно, вам не подойдет, если вы занимаетесь искусством.

Рик заверил ее, что он биолог, а потому дневной свет для него необязателен.

– Район не опасен? – осведомился Рик.

– Мне пришлось установить решетки на нижних окнах, – ответила она скорбно.

Квартира состояла из спальни с полноценной ванной, жилой комнаты и кухоньки. Стены обеих комнат украшали стереоколонки.

– Остались от прежнего жильца, музыковеда, – объяснила миссис Розенбаум. – Почти все свое время он тратил на озвучивание квартиры. Ну и денег на квартплату почти не оставалось.

И еще в обеих комнатах жужжали напольные вентиляторы, направленные в сторону двери. Перед каждым стоял освежитель воздуха.

Пока Рик обходил комнаты, в нос ему били ароматы роз, имбиря и ванили. Там, где они смешивались, запах чуть ли не сшибал с ног.

– Я их отключу, – заявил Рик. – Лучше просто открыть окна.

– Я бы не советовала, – сказала миссис Розенбаум.

– Почему? – спросил новый жилец, когда стало ясно, что сама хозяйка продолжать не намерена.

Наступила многозначительная пауза, завершившаяся вздохом, таким долгим и глубоким, что Рик испугался, как бы миссис Розенбаум не провалилась внутрь себя.

– Дело вот в чем, – сказала она тоном, который больше всего подошел бы для признания в ограблении сиротского приюта. – Это ведь старый район, знаете? Канализацию, наверное, проложили лет сто назад. И она практически объединяет две системы: верхнюю – для стока дождевой воды и нижнюю – для… хм… всего прочего. А в прошлом году с побережья налетел ураган. Когда он добрался сюда, ветер почти стих, но дождя вполне хватило. Город затопило. Из канализации все всплыло. Ну прямо-таки все! Потом вода спала, и по всему подвалу остался слой грязи толщиной в три дюйма. А запах и не пытайтесь вообразить. Все равно не получится.