Текст книги "Обрученная с мечтой"
Автор книги: Тереза Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 43
Наступил день, когда Бренд должен был предстать перед Тингом. Как Уинсом боялась этого, с какой тоской ожидала! Бренд был спокоен, слишком спокоен, и большую часть времени проводил взаперти, вместе с Олафом и Торхоллом, совещаясь, как лучше поступить и что сказать судьям.
Уинсом только стискивала зубы. Она еще успеет поволноваться за мужа. Арни, Ольга и Освальд нехотя согласились остаться дома. Бренд не хотел подвергать их опасности, на случай если на Тинге начнется драка. Арни, надувшись, удалился в одну из комнат.
Уинсом должна была нарядиться ради такого события, но она все тянула, лениво слоняясь по дому, не желая вспоминать о том, что предстояло впереди им всем, особенно Бренду.
Она открывала один за другим сундуки, набитые теплыми одеялами, тончайшими тканями, подобных которым никогда не видела. Она поднесла отрез поближе к лампе, удивляясь, что рука просвечивает сквозь материю. Какое платье можно сшить из этого, и сколько слоев потребуется, чтобы не казаться голой?
Уинсом вспомнила все наряды, которые обычно носили норвежские женщины, но мысленно покачала головой. Да в такой одежде можно просто замерзнуть!
Уинсом отложила невесомую ткань и открыла другой сундук, но не смогла отыскать ничего подходящего к такому торжественному случаю. Может, стоит надеть платье из оленьей кожи… пусть поймут, что она чувствует – чужестранка в незнакомой стране, где нет ни друзей, ни знакомых. Да, лучше ничего не придумаешь!
Она пересекла большую, роскошно обставленную комнату, мельком замечая красивую резную кровать на возвышении, светильники тонкой работы, множество предметов, предназначенных для того, чтобы радовать глаз и тешить душу, отыскала индейский наряд под грудой норвежских туник, подаренных Брендом, – алых, желтых, фиолетовых, голубых. Замша платья потемнела, приобрела красивый коричневый оттенок, и Уинсом хорошенько встряхнула его, чтобы немного разгладить. Бахрома лежала на груди ровно, как любила Уинсом. Вынув из шкатулки большую брошь, усаженную гранатами, она приколола украшение на плече. Да, именно то, что нужно. Она, должно быть, неплохо выглядит. Брошь – единственная уступка норвежским обычаям. В остальном Уинсом будет следовать заветам беотаков, даже наденет мокасины.
Закончив одеваться, Уинсом провела по волосам деревянной расческой, тоже подаренной Брендом, и продолжала расчесываться до тех пор, пока густые длинные пряди не легли на плечи тяжелым водопадом, а отблески пламени из очага не заиграли на них черно-синими огнями.
Отложив гребень, Уинсом сделала шаг к двери, но тут же нерешительно остановилась. Так трудно покинуть эту уютную комнату! Конечно, она немного отвлеклась, пока готовилась предстать перед Тингом, но теперь тревожные мысли о Бренде не давали покоя.
Лгать себе Уинсом не могла: муж в беде, ужасная опасность грозит ему. Торхолл Храбрый не спасет Бренда, ведь мужчины твердо решили защищать Ингу. И ярл, уже не раз пытавшийся убить Бренда, не успокоится, пока не отомстит за смерть сына. Но каждый раз, когда Уинсом пыталась заговорить об этом, Бренд только улыбался, рассеянно гладил ее по плечу и уверял, будто знает, что делает.
Уинсом снова вздохнула, всем сердцем желая верить мужу и боясь, что он в самом деле знает, что делает, и пожертвует свободой и жизнью ради Инги.
Нет, она не ревновала к девушке, не опасалась соперничества. Ведь Бренд сказал, что только ее, Уинсом, любит и хочет видеть своей женой. Нет, самое страшное, если он решится пойти на все, чтобы девушке не грозила опасность, пожертвует собой, лишь бы спасти белокурую подругу детства.
Уинсом сжимала кулаки, пока не побелели костяшки пальцев. Если бы только она могла сказать всю правду перед Тингом, если бы только Бренда оправдали! Может, встать и объявить мужчинам, что не Бренд виновен в смерти Эйрика? Но тогда муж посчитает ее предательницей! О, что, что же ей делать?!
В эти последние ночи они любили друг друга с чувством, похожим на отчаяние, словно Бренд навсегда прощался с ней. И Уинсом с ужасом думала, что так и может быть, что настанет день, когда она больше не увидит его.
Наконец Уинсом услыхала, как Бренд окликнул ее, и, сгорбившись, неохотно встала, всей душой желая задержаться еще немного. Но нетерпение в голосе мужа подстегнуло ее. Значит, ему хочется поскорее покончить с этим? Уинсом понимала, что ярл тоже мечтает заполучить земли Бренда и убить его самого – недаром, не тратя времени, постарался собрать Тинг.
Спустившись вниз, Уинсом подошла к Бренду, и тот вручил жене нарядный плащ из белого меха. Она попыталась заставить себя улыбнуться, выглядеть бодрой и веселой ради мужа, но губы уродливо растягивались, и Бренд, конечно, понимал, как плохо Уинсом. О, каким усталым он выглядит!
Темные волосы Уинсом красиво выделялись на белом меху.
Она прекрасна, подумал Бренд. Но главное – такая верная, добрая и искренняя! Он ощущал, как становится благороднее в ее присутствии, и, если только жена будет рядом, Бренд готов сразиться хоть с сотней Тингов!
Бренд улыбнулся в застенчивые глаза жены и, накинув на нее белый плащ, осторожно обернул хрупкие плечи и нагнулся, чтобы поцеловать розовые губки.
– Как ты прелестна, – пробормотал он, – как прелестна… Носи на…
Бренд замолчал, слова застревали в горле. Как он мог пожелать ей долго носить этот плащ, не зная, увидит ли жену завтра, или его уже не будет в живых. О моя красавица! Помоги мне, Тор… как выпутаться из этой ужасной ловушки?
Не обращая внимания на стоявших рядом Олафа и Торхолла, Бренд нежно поцеловал жену в губы.
– Я люблю тебя, – пробормотал он прерывающимся голосом. – И всегда буду любить, что бы ни случилось. Запомни это.
Уинсом резко отшатнулась.
– Бренд!
Она умоляюще глядела в серьезные синие глаза, словно искала ответа.
– Бренд? – спросила она снова, задыхаясь.
Он покачал головой.
– Все в порядке, Уинсом, мой Восторг, все в порядке!
Олаф, поддерживая Торхолла, пошел к двери. Бренд и Уинсом последовали за ними. Уинсом, наблюдая, как тяжело шаркает ногами Торхолл, припомнила слова Ольги, сказавшей только вчера, что живот Торхолла сжимается и уже не такой большой, а опухоль усохла. Уинсом удивилась, но Ольга заверила, что такое бывает.
Уинсом обернулась, помахала старухе и Освальду, стоявшим на пороге. Вскоре к Бренду присоединились Грольф и двадцать самых сильных и закаленных матросов с обоих кораблей, вооруженных мечами или дубинками.
Уинсом без улыбки поздоровалась с Грольфом. Матросы охраняли Большой Дом со времени переезда Бренда и его домашних. Именно Грольф настоял на мерах предосторожности, сказав, что не доверяет ярлу, который может попытаться поджечь и второй дом с тем, чтобы уж наверняка расправиться с Брендом. Уинсом и Олаф согласились с ним и убедили Бренда в необходимости остерегаться врага. Правда. Уинсом показалось, что Бренд немного уязвлен тем, что приходится быть обязанным молочному брату за спасение в ночь пожара и за заботу об охране дома, но он только поблагодарил Грольфа и сделал, как тот предлагал.
Уинсом, однако, очень радовалась присутствию Грольфа и его людей. Ни один житель Стевенджера – будь то сосед, друг или враг Бренда – не пришел навестить его, выразить одобрение, радость или недовольство возвращением хозяина Большого Дома. Уинсом находила такое равнодушие зловещим признаком, но старалась ничего не говорить мужу – у него и без этого было достаточно забот.
Они шагали не спеша, поскольку у Торхолла не было сил идти быстрее. Толстый слой снега глушил стук сапог. Белоснежные звездочки садились на лицо и волосы Уинсом. Дни были настолько коротки, что, хотя наступил всего лишь полдень, казалось, на землю спускаются сумерки.
Наконец они добрались до цели – большого деревянного здания на окраине города. Бренд объяснил Уинсом, что, когда Тинг собирался весной, мужчины располагались на Кейрн-Мидоу, холмистом участке, недалеко от города, главной достопримечательностью которого был высокий каменный курган, но сегодня из-за снега и холода было решено, что поспешно созванное собрание состоится в самом большом здании Стевенджера.
Здание было ярко освещено факелами. Когда Бренд и Уинсом подходили ближе, люди замолкали, отводя глаза, и сердце Уинсом сжалось от дурного предчувствия. Ничего хорошего это Бренду не сулит. Найдется ли у него хотя бы один сторонник?
Они уже хотели войти в зал, когда появился ярл со своими прихвостнями и направился к ним. Но у Бренда и Грольфа отряд был больше, и ярл, наверное, именно поэтому нахмурился и в последний момент отступил, пропуская вновь прибывших.
В зале горело множество светильников, толпились люди, но, как и на улице, все разговоры мгновенно прекращались при виде Бренда и его спутников.
Уинсом плотнее завернулась в великолепный белый мех и стиснула зубы. Пусть они обращаются с ней как с чужачкой, не все ли равно?! Ей, во всяком случае, это безразлично! Только тревога за Бренда не дает покоя! Он выглядит таким измученным, а щека подергивается – единственный признак того, что его задевает отношение соседей. Уинсом в который раз ощутила, как благодарна Грольфу за помощь и охрану. Он был настоящим братом Бренду, верным до конца, и доказал это, оставшись на стороне Бренда в трудную минуту, когда все остальные отвернулись.
Они уселись у стены, на специально отведенных местах. Уинсом гордо выпрямилась. Бренду не придется стыдиться за нее! Множество голубых глаз в этом зале были устремлены на прекрасную темноволосую женщину, кутавшуюся в белый меховой плащ и сидевшую рядом со светловолосым великаном-викингом. Люди перешептывались, задавали вопросы, но ни один не подошел к Бренду, чтобы узнать, кто она.
В этот момент вошел ярл со своей охраной, и взгляды всех присутствующих обратились к ним. Благодаря этому, Уинсом была избавлена от дальнейшего испытания, больше не пришлось выдерживать пристальный недружелюбный осмотр. Грузная фигура ярла выделялась в толпе. Он и его спутники проследовали к противоположной стене и шумно устроились на скамьях. Почти сразу же к ним стали подходить люди, кланяясь и улыбаясь, и Уинсом с презрением отвернулась. Видно, ярл и в самом деле обладал властью в этой общине.
Уинсом со сжавшимся сердцем вспомнила слова Бренда.
– Я всегда буду любить тебя. Что бы ни случилось…
Уинсом стиснула борта плаща. Что знает он такого, что неизвестно ей?
Голова внезапно закружилась, а в комнате стало слишком тепло. Ей захотелось сбросить тяжелый плащ, но почему-то трудно было сделать это среди стольких врагов, хотя Уинсом становилось все жарче, а щеки пылали огнем. Уинсом исподтишка оглядела комнату. Она никого не знала здесь, но любопытство победило. Чуть впереди стояла тоненькая миниатюрная девушка в черных мехах. Инга! Это Инга! Уинсом не видела ее с той ночи, когда был подожжен дом. Тогда девушка сказала, что поселится у друзей, поскольку не желает больше оставаться в доме ярла. Инга, как всегда, выглядела очаровательно, черный цвет великолепно оттенял белокурые волосы, толпа восторженных поклонников окружала ее.
Внимание Уинсом привлек глашатай, выступивший вперед и призвавший собравшихся соблюдать тишину и порядок. Послышался кашель, шорох одежды, люди поспешно устраивались на скамьях. Уинсом выжидающе наклонилась вперед. Начались выборы судей. Уинсом наблюдала, как двое богато одетых мужчин начали церемонию.
– Это местные вожди, – пояснил Бренд, и Уинсом подпрыгнула от неожиданности. – Тот высокий – приятель ярла Эйольфа и, конечно, изберет только его сторонников.
Бренд оказался прав. Судьи занимали места, бросая неприязненные взгляды в их сторону. Ярл самодовольно улыбался.
Когда были назначены все двадцать четыре судьи, вожди торжественно уселись.
– Теперь самое главное – убедить судей, – прошептал Бренд. – Это один из способов выиграть дело.
– Один? – переспросила Уинсом. – Значит, есть и другой?
– Грубая сила, – пояснил муж. – Если другого выхода не будет, придется драться.
Уинсом нервно поежилась. Что за странное представление о правосудии у этих северян!
– Что случится, если ты… – она сглотнула, – если тебя осудят и мы не сможем пробиться к выходу?
Затаив дыхание, она ждала ответа.
– Объявление вне закона, изгнание, может, большая пеня или присуждение всего имущества в пользу ярла, – пожал плечами Бренд. – Или… или смерть. По-всякому бывает.
Уинсом, застонав, стиснула кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Бренд посмотрел на нее, погладил по руке, но пальцы Уинсом по-прежнему оставались судорожно сжатыми.
– Не бойся за меня, мой Восторг, – шепнул он.
– Как я могу не бояться, – прошептала она в ответ, но тут же смолкла – один из людей ярла что-то объяснял суду. Уинсом напрягла слух, чтобы понять смысл слов тощего сутулого мужчины, говорившего нараспев, словно стихами.
Бренд наклонился вперед, явно поглощенный рассказом. Когда седой оратор закончил говорить, Бренд выпрямился и вздохнул.
– Он не сделал ни одной ошибки! Я надеялся…
– Почему? Я ничего не понимаю, – недоумевала Уинсом.
– Этот старик повторял законы. Ошибись он хоть раз, Тинг был бы распущен, а дело закрыто.
Бренд скривил губы.
– Но он все прочитал правильно. Значит, суд будет продолжаться.
Он поднялся и начал говорить. Сердце Уинсом бешено заколотилось. Все судьи выглядели суровыми неуступчивыми людьми. Закаленные тяжелым крестьянским трудом, побывавшие в разрушительных набегах, они не знали пощады ни к себе, ни к другим. Уинсом подумала, что, доведись ей стоять перед подобным собранием, она не смогла бы вымолвить ни слова. Но Бренд продолжал говорить так же нараспев, медленно, как предыдущий оратор; по-видимому, он запомнил свою речь наизусть. Два-три человека в публике кивали, но судьи, казалось, остались равнодушными. Наконец Бренд замолчал и сел. Уинсом дернула его за рукав.
– Что происходит? Ты говорил слишком быстро, и я почти ничего не поняла.
– Меня обвинили в убийстве Эйрика.
Уинсом охнула. Она ожидала этого, но теперь, когда Бренд произнес роковые слова здесь, в комнате полной недружелюбно настроенных людей, ужасная мысль о том, что может ожидать мужа, вновь поразила ее.
Бренд неотрывно глядел в глаза жены.
– Я объяснил им, что Эйрик заслуживал смерти. Если я смогу убедить их в этом, значит, не подвергнусь наказанию и буду свободен, свободен теперь навсегда…
– Но ярл? – воскликнула Уинсом и заметила, как несколько голов повернулись к ней. – Ярл… – повторила она уже шепотом. – Он, конечно?..
И, переведя взгляд с ярла на мужа, разъяренно прошипела;
– Бренд, почему ты не скажешь им правду?! Ведь Инга…
– Тише, – выдавил Бренд. – Никто не должен слышать это имя! Держи язык за зубами, Уинсом!
Уинсом не могла отвести от него взгляда, но все, на что она отважилась, – побелевшими пальцами вцепиться в густой мех плаща.
Она боялась, что не выдержит, завопит и бросится вон из комнаты, однако продолжала оставаться на месте, немая, неподвижная. На лице Бренда застыло выражение холодного отчаяния. Уинсом знала – он готов принести себя в жертву, и все в ней протестовало против этого. Никогда она не чувствовала себя такой несчастной.
Ярл вскочил с места.
– Гнусное преступление, – ощерился Эйольф. – У Бренда Бьорнсона не хватило мужества признаться в содеянном. Он убил моего сына и сбежал!
Тихий ропот пронесся по комнате. Не было у норвежцев худшего преступления, чем предательское убийство.
– У него не хватило храбрости признаться, – повторил ярл, – и вместо этого он скрылся под покровом ночи, оставив меня скорбеть о сыне.
Уинсом сжала кулаки и закусила губу, чтобы не закричать о невиновности Бренда.
Бренд встал. Сердце Уинсом было готово разорваться. Все, что совершил Бренд… объездил землю в поисках Торхолла, привез его назад… так не поступают преступники, неужели судьи не понимают этого?! Неужели не оправдают Бренда?
Она взглянула на строгие, суровые, словно высеченные из камня лица судей, на Торхолла, сидевшего неподалеку, и заметила, что глаза старика закрыты, словно от боли. Наверное, опять живот не дает ему покоя.
Уинсом, тяжело вздохнув, опустила голову. Она любила Бренда, гордилась им, но никто не знал, насколько благороден этот человек, которого она называла своим мужем.
Она, сжавшись, ждала речи Бренда.
ГЛАВА 44
– Эйрик, – решительно объявил Бренд, – заслуживал смерти.
Ярл взметнулся со скамьи.
– Мой сын не был ни в чем повинен! Я знаю, чего ты добиваешься! Хочешь очернить его, чтобы оправдаться и убедить добрых людей Стевенджера, что сослужил им хорошую службу.
Он погрозил пальцем Бренду, и Уинсом показалось, что ярл с удовольствием вцепился бы в глотку.
– Так я говорю тебе, не выйдет! Никто, никто не поверит твоим лживым речам!
Он злобно уставился на судей, как бы призывая их опровергнуть его слова, и сел.
В комнате на мгновение воцарилась тишина. Бренд в продолжение страстной речи ярла оставался стоять, и теперь снова заговорил.
– Ко времени своей смерти Эйрик Эйольфсон оттолкнул почти всех своих друзей постоянными ссорами и драками, обычно он пытался напасть на них, когда был пьян.
– Подумаешь, что такое небольшая стычка между приятелями? – воскликнул ярл. – Обычное дело!
Он оглядел комнату и победоносно ухмыльнулся, заметив, как кивают судьи.
– Эйрик нападал на меня несколько раз, – неумолимо продолжал Бренд.
Ярл выпрямился, но ничего не сказал, настороженно наблюдая за каждым движением Бренда. Уинсом вздрогнула, увидев змеиную злобу в этих маленьких глазках.
– В последний раз он и его новые дружки-негодяи напали на меня втроем, с кинжалами, и мне едва удалось спасти свою жизнь…
– Неправда! – завопил ярл, – неправда! Но что и ожидать от человека, который подло бежит, совершив убийство! – презрительно бросил ярл. Видя, что многие судьи вновь одобрительно кивают, Уинсом похолодела от ужаса. Реплики ярла еще больше ухудшат положение Бренда.
Но, прежде чем Бренд успел что-то сказать, поднялась Инга. Тоненькую девушку в черных мехах было трудно разглядеть в толпе мужчин, но Уинсом не спускала с нее глаз, наблюдая, как Инга со спокойной решимостью направляется к судьям. Взгляды присутствующих обратились к Инге, по залу пробежал шепоток – не часто женщина осмеливалась предстать перед Тингом.
– Эйрик заслуживал смерти, – начала Инга высоким дрожащим голосом. – Он пытался изнасиловать меня!
Ярл раскрыл рот от изумления, но тут же, опомнившись, прорычал.
– Но вы же были обручены, какое же тут насилие?! А ты была нареченной Эйрика! Почему бы ему не взять тебя?
– Nej. Nej, – воскликнула Инга. – Он… он пытался взять меня силой! Требовал, чтобы я…
Голос изменил девушке, она закрыла лицо руками. Присутствующие молча, напряженно ожидали, пока она придет в себя.
– Ну же, успокойся, – раздраженно пробормотал ярл. – Довольно этой чепухи…
Судьи начали о чем-то переговариваться между собой.
Строгий, косматый, как медведь, судья, поднял руку.
– Пусть говорит, – велел он, и остальные судьи согласно закивали. – Мы должны знать правду.
Ярл рухнул на скамью, встревоженно оглядываясь на слушателей.
– Глупая женщина…
Но никто не обращал на него внимания. Все взоры были устремлены на бледное прелестное личико Инги. Она опустила руки, губы дрожали, глаза были полны слез.
– Он… У Эйрика был нож, – хрипло продолжала она, – и он сказал, что… если… если я не покорюсь, он убьет меня!
Молчание в комнате было почти ощутимым; все, казалось, боялись дышать.
– Он был пьян… я… о…
Инга снова уткнулась в ладони и зарыдала навзрыд. Уинсом хотелось подбежать к ней, потребовать, чтобы Инга продолжала рассказ. Она была так близка к тому, чтобы сказать правду! Всем своим существом Уинсом побуждала девушку признаться. Скажи, что случилось, Инга, скажи, что случилось потом, безмолвно молила она. И неожиданно в комнате словно стало светлее, а мужчины уже не казались такими чужими и недобрыми. Да, на некоторых лицах написано смущение, а судьи перешептывались между собой, и Уинсом впервые начала надеяться, что истина выплывет наружу.
Ярл – уже в который раз – вскочил с места, голубые глаза яростно выкачены и налиты гневом.
– Они были обручены! Она должна была покориться! Говорю же, они были женихом и невестой! Что ей стоило?!
Он презрительно щелкнул пальцами.
– Подумаешь, переспала с парнем!
Его прихвостни, как по команде, уставились на девушку, одобрительно переговариваясь. Уинсом вздрогнула.
Опасность поистине висела в воздухе. Эти люди ненавидели Ингу. Ненавидели всей душой.
– Она ничтожество, нищая сирота, – продолжал ярл Эйольф. – Мой сын должен был унаследовать титул ярла. Она же никто и ничто! Кто будет слушать ее болтовню!
– Почему же, – спросил суровый судья, – если она никто и ничто, ты позволил своему сыну обручиться с этой девушкой?
Прежде, чем ответить, ярл вновь оглядел комнату.
– Она послушна и сговорчива, – пробормотал он наконец.
– Видно, не слишком сговорчива, – язвительно бросил судья.
Несколько угрюмых смешков были ответом на его слова.
Ярл развел руками и пожал плечами.
– Ну же, – упрашивал он, – хватит этой болтовни. Я желаю отомстить за смерть сына. Бренд Бьорнсон убил Эйрика…
– Нет! – невольно вскрикнула Инга, но тут же, опомнившись, замолчала и взглянула сначала на Бренда, а потом на ярла. Глубоко вздохнув, девушка, пошатываясь, встала перед тучным коротышкой ярлом.
– Я выскажу все, что должна, – храбро выдавила она, хотя голос ей не повиновался. – Твой сын силой заставил меня согласиться на помолвку.
Голос Инги постепенно окреп.
– Ты тоже вынуждал меня обручиться с Эйриком. У меня не было выбора. Обыкновенная девушка, без власти, денег и земель.
Она показала на ярла Эйольфа трясущимся пальцем.
– Но теперь у меня появилось оружие. Я скажу всему городу, всем людям правду о тебе. О твоем сыне!
– Инга, довольно, – пролаял ярл.
Губы девушки презрительно скривились, показывая белые мелкие зубы.
– Этот человек украл мое наследство! В его комнате я нашла запрятанный пергамент, в котором перечислены некоторые товары и указано довольно большое количество золота, и все это принадлежало человеку по имени Гаральд Каменный Топор, приехавшему в Стевенджер с Юга вместе с женой и маленькой дочерью, Ингой.
Тишина в комнате сгустилась, став почти зловещей: присутствующие пытались осмыслить сказанное Ингой.
– Этого золота было вполне достаточно, чтобы купить ту самую землю, на которой выстроен дом ярла, да еще хватило бы на приобретение двух кораблей и трех ферм. Руны, начертанные на пергаменте, говорят, что мой отец прибыл в Стевенджер богатым человеком. Что случилось с ним? С его женой? Куда делось золото? Все годы, проведенные в доме ярла, мне твердили, что я всего-навсего нищая сирота. Именно это внушали мне ярл и его… его сын. Но я была наследницей большого состояния. Он украл у меня все! Ограбил беззащитного младенца!
– Вздор, – проворчал Эйольф. – Брось эти россказни, Инга. Сядь и замолчи.
Уинсом скрипнула зубами. Как жаль, что Инге много лет пришлось терпеть подобное обращение!
– Я не закончила, – спокойно возразила девушка. – Старые слуги в доме ярла рассказали мне, что Эйольф разбогател вскоре после того, как взял меня в дом. Странно, не правда ли?
– Это и есть твои свидетели? – рассмеялся ярл. – Жалкий сброд!
Он старался говорить небрежно, но Уинсом заметила горевшую в маленьких глазках неутолимую ненависть.
– Я узнала, что мои родители гостили в доме ярла, и тут их постигла ужасная гибель.
Инга задохнулась, не в силах говорить.
– Они… они оба умерли в ночь после ужина за столом ярла.
Ярл взметнулся с места, бешено вращая глазами.
– Ложь! – заревел он.
– Не тебе это отрицать! – гневно воскликнула Инга. – Слуги не молчат, даже твои слуги! Я жила в твоем доме достаточно долго, и там еще остались рабы, которые помнят тот вечер! Как получилось, что умерли только мои родители, а никто в доме даже не заболел! Ты погубил их! Убил моих родителей, украл их золото, обездолил меня, а когда я выросла, вынудил обручиться со своим негодяем-сыном!
Ярл Эйольф побледнел, как полотно, и только потрясенно моргал.
– Ложь, – пробормотал он снова, но на этот раз голос не повиновался ему, – все это ложь…
– Это ты говоришь о лжи? О мести и преступлениях? Ты лишил меня родителей, их любви, наследства, всего на свете! Да ведь суд должен потребовать твоей смерти за все злые деяния! И я вовсе не ничтожество!
– Правильно, – пробормотала Уинсом.
– Инга, Инга, – сурово покачал головой судья. – У тебя есть доказательство сказанного тобой? Это слишком серьезные обвинения.
Инга трясущимися руками вынула из рукава свернутый пергамент из овечьей кожи.
– Вот, здесь все сказано, – выдохнула она, стараясь взять себя в руки.
– Посмотрим, – сказал судья и, развернув потрескивающий свиток, начал молча читать. Потом, нахмурившись, пустил документ по кругу. Многие не умели читать и, осмотрев пергамент, поспешно передавали его соседям. Когда, наконец, взлохмаченный судья, который, очевидно, был главным, начал читать вслух, в комнате воцарилась мертвая тишина. Судья громко откашлялся.
– Руны на пергаменте удостоверяют все, что ты сказала насчет золота и безвременной гибели Гаральда и его жены. Но есть ли кто-то, кто бы мог выступить вперед и подтвердить, что твои родители умерли после ужина в доме ярла?
Ярл разразился воплями ярости, вынудившими судью бросить строгий взгляд в его сторону и поднять брови. Ярл послушно смолк, но стиснул зубы от злости. Судья вновь обернулся к Инге.
– Есть ли у тебя свидетели? – повторил он. – Хотя бы слуга или раб?
Инга опустила глаза и покачала головой.
– Они все боятся ярла. Все, кто осмеливался говорить со мной с глазу на глаз, предупреждали, что никогда не предстанут перед Тингом. Они страшатся мести ярла.
Последние слова она произнесла так тихо, что Уинсом едва расслышала девушку.
Инга выглядела совершенно обессиленной, и Уинсом, закрыв глаза, вздохнула, мучаясь тем, что одно слово девушки могло избавить Бренда от страшной судьбы. Три слова, три коротких слова: «я сделала это». Инга была так близка к тому, чтобы сказать правду о том, что произошло на самом деле.
Уинсом безмолвно ломала руки, больше ничем не выдавая сжигавшей душу тревоги. Она всем существом рвалась встать и открыть судьям истину. Правда, тогда Бренд посчитает ее предательницей и будет глубоко оскорблен, но промолчать – значит, обречь его на жизнь изгнанника или, того хуже, верную смерть. Поэтому Уинсом застыла в нерешительности, не зная, что предпринять.
Бренд встал, и Уинсом потрясенно уставилась на мужа, прекрасно понимая, что он сейчас сделает. Принесет себя в жертву ради Инги. Словно сам Один, кровожадный бог, явился потребовать жизнь мужа, ведь он любил видеть в своем святилище трупы погубленных людей… Бессмысленная жертва!
– С Ингой поступили несправедливо, – громко, решительно начал Бренд. – Ярл Эйольф обобрал ее, убил родителей…
– Погодите! – завопил ярл, вскакивая. – Это все сплетни! Сплетни, основанные на словах женщины и ничем не подкрепленные, кроме дурацкого пергамента, который легко подделать! Ни один суд не осмелится признать меня виновным!
Он бросил Вызывающий взгляд на судей, словно подстрекая их возразить, и Уинсом еще раз уверилась, что плохо придется тому, кто осмелится пойти против этого человека.
– А навязывать ей своего сына…
Бренд с отвращением покачал головой, мельком взглянув в бледное лицо ярла.
– Инга защищала свою честь. И можно ли ее осуждать? Она и так много страдала…
– Молчать! – велел лохматый судья и, грозно хмурясь, посмотрел сначала на ярла, потом на Бренда, жестом приказав спорщикам сесть, и, когда те повиновались, продолжал.
– Документ, представленный Ингой, свидетельствует о страшных преступлениях. Суд решит, должен ли ярл Эйольф понести наказание.
По залу разнесся вопль бешенства, но судья только поднял брови.
– Но мы собрались здесь с тем, чтобы установить, кто в действительности убил Эйрика Эйольфсона?
Молчание встретило вопрос судьи. Бренд нервно дернулся, и Уинсом поняла, что сейчас муж встанет и признается в преступлении которого не совершал.
– Нет, – умоляюще шепнула она, – нет! О Бренд, пожалуйста, не надо!
– Я должен, – пробормотал он так тихо, что лишь она могла слышать. – Они убьют Ингу. У меня по крайней мере есть возможность спастись.
Уинсом, промолчав, опустила глаза на побелевшие от напряжения костяшки сжатых в кулаки пальцев. Бренд поднялся.
– Я…
Но тут в зале прозвенел ясный чистый голос Торхолла Храброго.
– Эйрика убил я!
Все повернулись к сгорбленному, державшемуся за живот старику.
– Это я, – сказал он снова, медленно выпрямился и вызывающе обвел глазами комнату. Ошеломленное молчание было ему ответом.
– Но… но…
Бренд ошеломленно уставился на Торхолла, в который раз поняв, как справедливо дано ему прозвище. Старик был настоящим храбрецом и, зная, что умирает, решил защитить бедную девушку. Бренд почтительно поклонился Торхоллу, заметив, как его лицо исказила страдальческая гримаса.
– Я не любил его, – продолжал Торхолл. – Эйрик заслуживал смерти. Поэтому я прикончил его.
Бесстрастные слова Торхолла произвели на слушателей действие зажженного факела, поднесенного к сухому дереву. Ярл никак не мог прийти в себя.
– Закрой рот, – обратился к нему Торхолл. – Твой сын был последним мерзавцем!
Мужчины повскакивали с мест. Некоторые – очевидно, люди ярла – схватили Торхолла и потащили было обмякшего старика к выходу, но тут вмешались судьи.
– Прекратите! Прекратите! – завопил лохматый судья. – Оставьте его в покое!
Мужчины, нерешительно поглядывая на матросов Бренда и Грольфа, повиновались. Торхолл вырвался из цепких пальцев, привел в порядок одежду и намеренно-решительно двинулся к судьям. Те с любопытством уставились на старика. Торхолл, немного помедлив; повернулся к собравшимся.
– Я ударил Эйрика кинжалом, – спокойно объявил он. – Негодяй пытался взять силой молодую девушку. Она кричала. Я воткнул в грудь Эйрика его же собственный нож.
Торхолл гордо глядел на судей, словно вызывая на бой всех одновременно.
Уинсом, потрясенная, приподнялась со скамьи. Никогда она не встречала человека храбрее Торхолла. Он снял тяжелую ношу с плеч Инги и Бренда. И самой Уинсом. Крохотный огонек надежды загорелся в ней с новой силой. Из них только Торхоллу нечего было терять.
И тут новая мысль поразила Уинсом: возможно, умирая, Торхолл нашел ради чего жить. Он жертвует собой из-за Инги и Бренда. Это истинная любовь к людям.
Ей почему-то стало грустно, и Уинсом, проглотив комок слез, грозивший задушить, чуть повернулась к Бренду. Тот предостерегающе взглянул на жену, приказывая молчать. Та еле заметно кивнула. Настал час Торхолла, и он сейчас здесь главный.
Уинсом искоса взглянула на Ингу, бледную, потрясенно застывшую с полуоткрытым ртом. И тут, не веря собственным глазам, Уинсом увидела, как по лицу девушки медленно расплылась улыбка. Значит, она знала и тоже приняла эту жертву. Нет, не во имя Одина Торхолл Храбрый признался в преступлении, которого не совершал, а для гораздо более могущественного и высокого божества. Любви.
