Текст книги "Обрученная с мечтой"

Автор книги: Тереза Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 41

В конце концов Бренд предпочел выйти. Да и что ему оставалось? Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул наружу. Около двадцати человек, с факелами и оружием, ожидали у входа. Пламя плясало на мечах и отполированных лезвиях топоров. Бренд узнал ярла по массивной фигуре, закутанной в несколько теплых плащей. Он, казалось, наставлял своих людей, как лучше расправиться с врагом. Бренд пожал широкими плечами и уже хотел переступить порог и встретиться с врагами лицом к лицу, когда раздавшийся в глубине комнаты крик, остановил его.

– Подожди! Я с тобой!

Обернувшись, он увидел, что Торхолл, с трудом поднявшись со своего места возле очага, ковыляет к нему. В разразившейся суматохе о старике забыли, и теперь сердце Бренда сжалось при виде тяжело больного Торхолла, пытавшегося сразиться с врагом. Стыд снова охватил его при мысли о всех оскорблениях, которые пришлось вынести от него Торхоллу.

Бренд, подбежав к старику, подхватил его под руку, и, хотя тот весил немало, оба ухитрились добраться до двери. Дым был так густ, что Бренд почти ничего не видел и надеялся только, что у остальных хватило сообразительности выбраться через запасной лаз. Торхолл свалился без сил у самого входа, и Бренд, пыхтя, перетащил его через порог, в любую минуту ожидая получить удар топором в спину. Раздались громкие вопли мужчин, ожидавших в засаде между домом и амбаром. Сначала Бренду показалось, что его узнали и теперь готовы наброситься на добычу. Но свиста мечей не последовало, и Бренд, выпустив Торхолла, обернулся, чтоб узнать причину криков.

Негодяи, злобные, готовые на все наемники ярла Эйольфа, жестикулировали, показывая в направлении Стевенджера. Собаки оглушительно лаяли. Люди ярла собрались в кружок и о чем-то возбужденно переговаривались, не обращая внимания на стоявших людей. Кроме того, они даже не смотрели в сторону хозяина, хотя тот всячески старался привлечь их внимание.

Бренд вгляделся во мрак, прошитый оранжевыми огоньками, пытаясь понять, что происходит, но мешал угол дома. Но что бы ни испугало ожидавших бандитов, Бренд не сомневался, что они намеревались убить и его, и всех, кто был в доме – обычная тактика мстителей. Поджог и убийство – вот что ожидало несчастных. Но почему сидевшие в засаде хищники неожиданно попятились и отступают по заснеженной тропинке, ведущей к дому ярла?

Бренд оттащил Торхолла подальше и уложил на разостланную в снегу оленью шкуру. Неожиданные вопли заставили его вздрогнуть. Перед ярлом и его людьми, гордо выпрямившись, хотя и вздрагивая от холода, стояла Инга без плаща. Бренд подумал, что именно ее присутствие помешало им броситься на него и Торхолла, но тут же понял, что ошибся. Негодяи повернулись и ринулись назад, откуда пришли!

Бренд, не в силах прийти в себя от изумления, раскрыв рот, глядел им вслед. И тут снова послышался боевой клич. Из-за угла показался Грольф во главе человек пятнадцати своих самых сильных матросов, потрясающих мечами и дубинками.

– Покажем им! – вопил Грольф. – Покажем мерзавцам!

Его люди не нуждались в ободрении и с громкими криками помчались за убегавшими, пробиравшимися в глубоком снегу. Сзади барахталась увесистая фигура ярла. Бренд расхохотался при виде столь великолепного зрелища.

– За ними! – вторил он. – Схватить ублюдков! Грольф взмахнул мечом и бросился вперед. Бренд вбежал в горящий дом и обнаружил потерявшего сознание Освальда. Арни и Олаф помогли вытащить старика за порог. Инга, вызывающе подбоченившись, наблюдала за позорным бегством врагов. Но Уинсом и Ольги нигде не было. Сердце Бренда тревожно забилось. К этому времени они должны были уже выбраться на улицу!

Дом не был уничтожен окончательно – толстые земляные стены, мокрые от снега, не загорались, только сухая крыша была объята пламенем. Но удушливый дым было невозможно вынести, и Бренд понял, что необходимо немедленно отыскать женщин. Мышцы на шее викинга вздулись так, что, казалось, вот-вот лопнут, но он продолжал изо всех сил выкрикивать имя жены. Прижимая к лицу одеяло, он побежал обратно в дом, лихорадочно заглядывая во все углы.

– Уинсом, – окликал он. – Уинсом!

Где же она? Он пробирался через комнату, натыкаясь на опрокинутые скамьи и столы, но дым немилосердно слепил глаза. Огонь все разгорался, и Бренд едва успел увернуться от большого обломка горящей крыши. Отступив, он через мгновение рванулся вперед, хотя более мудрый и менее отчаявшийся человек поспешил бы уйти.

– Уинсом! – снова позвал Бренд. Ответа не было. Он снова двинулся вперед, но на пути встала огненная стена.

– Уинсом!

Бренд повернулся и заковылял к двери, кое-как выбрался наружу. Может, ей все-таки удалось спастись! Хоть бы это оказалось правдой!

– Уинсом! – кричал он, лихорадочно озираясь. – Уинсом!

Отчаянные крики почти перекрывали рев пламени.

– Бренд! Я здесь!

Уинсом бросилась навстречу мужу, и тот сжал ее в объятиях, осыпая поцелуями лицо.

– Уинсом, Уинсом, я думал, что потерял тебя!

– О Бренд, – всхлипывала Уинсом, уткнувшись в плечо мужа. – Ты жив! Я так боялась за тебя!

– Тише, мой Восторг, я жив и здоров. Главное, что с тобой ничего не случилось!

Слезы катились по его щекам, и он все сильнее стискивал жену. Как она дорога ему! Как он боялся, что потерял ее! Облегчение было настолько велико, что Бренд пошатнулся.

– Ты превратила меня в хнычущего младенца, – прошептал он. – Я, кажется, вот-вот сознание потеряю!

Уинсом, протянув руку, вытерла ему глаза.

– Слезы? – изумленно охнула она. – Ты плачешь из-за меня? О Бренд, ты меня любишь!

– Конечно!

– Правда?!

И внезапно все сомнения в его любви, страхи, что он предпочитает Ингу, растаяли, словно сгорев в пожаре. Этот человек любил ее, любил горячо, искренне, страстно. Разве не он только что рисковал жизнью, чтобы спасти ее из горящего дома?

Она приникла к нему еще теснее.

– О Бренд, я так люблю тебя!

Они целовались, не обращая внимания на грязь, сажу, перемазанную одежду и потрескивание огня. Только громкий, радостный крик Грольфа вернул их к реальности. Гордо толкая перед собой жирного обмякшего ярла, он остановился перед Брендом.

– Вот, привел ярла, – объявил он.

Бренд разъяренно уставился на человека, только сейчас уничтожившего его дом и замышлявшего убить его. Невысокий, средних лет, толстобрюхий, закутанный в дорогие меха.

– Разве настоящий мужчина будет сжигать женщин и стариков? – потребовал ответа викинг.

– Бабы и дряхлые развалины! Других сторонников тебе не найти, – ощерился ярл.

Бренд проницательно посмотрел на дядюшку.

– Пытался уничтожить нас в горящем доме, поскольку сомневаешься, что Тинг меня обвинит. Не очень-то ты уверен в себе!

Ярл на мгновение отвел глаза, но тут же уставился на Бренда.

– Так ты вправду убил моего сына, – рявкнул он, сверкая крохотными, полными ненависти глазками. – Хотел бы я видеть того свидетеля, о котором так много болтают!

Бренд повернулся к Торхоллу, лежавшему на оленьей шкуре, разостланной прямо на снегу. Ярл проследил за направлением его взгляда.

– Ага, значит, это Торхолл Храбрый! Я так и думал!

– Поздравляешь себя с мудрым решением расправиться с его семьей? – спокойно осведомился Бренд.

Ярл даже подпрыгнул от неожиданности.

– Замолчи!

– А тебе только этого и надо! – зарычал Бренд. – Хочешь, чтобы я рта не раскрывал, пока ты, желая отомстить за сына, убиваешь любого, кого заподозришь.

– Ты убил моего сына! – завопил ярл. – Если бы не ты, Эйрик был бы жив и здоров!

Бренд смотрел в сверкающие глаза врага. Душа ярла была так полна ненависти, что никакие слова и уверения не могли проникнуть через эту толстую стену. Он молча глядел на дядю, брата отца, пославшего убийц к племяннику, уничтожившего его дом.

Бренд с отвращением отвернулся и стал рассматривать пепелище. Теперь у Освальда и Ольги не осталось убежища, хотя у Бренда был еще один дом. Он всегда мог переехать туда. Но старики? У них ничего нет!

Бренд, нервно сузив глаза, вновь повернулся к ярлу.

– Отпусти его, – приказал он Грольфу. – А ты, дядя, убирайся! Путь до твоего дома неблизкий!

Ярл не двинулся с места.

– Встретимся на Тинге, – процедил он наконец, искоса глядя на женщин и мужчин, спокойно стоявших за спиной Бренда.

– Я хочу справедливости! Хочу заполучить твои земли, фермы, скот! Все! Но этого недостаточно, чтобы возместить мне смерть сына! Месть! Месть – вот что терзает мне душу!

Он почти визжал, бледно-голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Бренд мрачно наблюдал за ним.

– Встретимся на Тинге, – повторил он. – Посмотрим, на чьей стороне окажется правосудие!

Он повернулся спиной к ярлу и отошел, устало вытирая лоб рукой. Необходимо как можно скорее устроить стариков. Они долго не выдержат на холоде без теплой одежды.

– Соберите все плащи и одеяла, какие сможете найти, – приказал Бренд, и Олаф побежал к дымящимся развалинам. Вскоре он вернулся с грязной, полуобугленной одеждой и раздал ее погорельцам, а потом вновь направился в дом и вынес оттуда мертвого пса Бьярни. Ольга и Освальд со слезами смотрели, как Олаф осторожно кладет труп животного на снег.

Бренд обнял за плечи Ольгу и Уинсом. Грольф поднял Торхолла. За ними последовала Инга с грудой истлевших одеял. Позади процессии, настороженно озираясь, шагали матросы Грольфа.

– Пойдем, – решил Бренд. – Переночуем в деревне. Больше ничего не остается.

Погорельцы медленно направились к Стевенджеру, осторожно обходя ярла, словно того не было здесь. Ярл наблюдал за ними горящими ненавистью глазами.

– Я уничтожил бы всех, – пробормотал он, – даже женщин.

Потом, топнув ногой, повернулся и зашагал в холодный одинокий дом.

ГЛАВА 42

– Уинсом, – прошептал Бренд. Они лежали наверху, в доме Бренда, на огромной резкой деревянной кровати. Внизу спали измученные Ольга, Олаф, Освальд и Арни.

– Это Большой Дом, – объяснил Бренд жене, – назван так, потому что принадлежал предкам отца, и к тому же очень велик – двухэтажный, выстроенный из дерева, и потолки повыше обычных.

Уинсом сразу понравилось новое жилище, выстроенное на вершине холма, возвышавшегося над окружающими полянами. Она долго в недоумении бродила по комнатам, не представляя, как будет здесь жить. Конечно, Уинсом предпочла бы, чтобы дом был круглым, как вигвамы в родной деревне, но, поскольку норвежцы таких вигвамов не строили, она попросту пожала плечами и смирилась с формой и видом «Гнезда Тора» – таково было настоящее название дома.

Бренд признался Уинсом, что не любит жить здесь, и даже подарил кровать родителей – высоко ценимое наследство – и велел сделать для себя новую, оставив только два вышитых матерью гобелена. Слишком много ужасных воспоминаний будили в нем эти комнаты: кровожадные коварные замыслы матери, готовой на все, чтобы стать хозяйкой этого места, долгие отлучки отца, жизнь у ярла на правах приемного сына…

Уинсом расслышала нотки грусти в голосе Бренда, когда тот рассказывал о своем детстве, и поклялась, что отныне муж будет знать одну лишь ласку, любовь и тепло. Но сначала они должны поговорить начистоту и все выяснить.

– Уинсом? – снова спросил Бренд. – Ты чем-то расстроена, мой Восторг?

Уинсом неохотно отвела глаза от искусно вышитого гобелена, изображавшего схватку между жеребцами: два скакуна схватились в смертельной битве, стараясь покусать и изувечить друг друга.

Зажженные свечи и красивые масляные светильники отбрасывали мягкий свет на стены комнаты, на резные деревянные сундуки, наполненные одеждой, которая, как сказал Бренд, предназначена для нее и добыта в набегах. На одном сундуке лежала открытая шкатулка с драгоценностями, подаренными мужем, – теперь Уинсом стала гордой владелицей прекрасного серебряного филигранного ожерелья, трех больших брошей – серебряной, с гранатами и янтарем. Но главным сокровищем оказались серебряные филигранные браслеты, усыпанные драгоценными рубинами, которые носили выше локтя. Когда Бренд преподнес ей браслеты, Уинсом с восторгом схватила их и надевала с тех пор при любой возможности. Даже теперь, сидя обнаженной на постели, Уинсом натянула украшения. Рубины таинственно поблескивали, и Уинсом против воли то и дело бросала восхищенные взгляды на кровавые камни.

Бренд не сводил глаз с жены. Как она прекрасна! Темные густые волосы разметались по плечам, огромные карие глаза радостно сверкают, голова чуть опущена… сердце его вновь наполнилось горячей любовью к этой женщине.

Наконец она взглянула на мужа.

– Ты просто ошеломил меня, Бренд, – вздохнула она, настороженно присматриваясь к нему.

– Чем же, дорогая женушка? – недоуменно спросил он.

– С тех пор как наш дом сожгли, и мы поселились здесь, ты только и знаешь, что делаешь мне подарки.

– И это тебе не по нраву, мой Восторг? – Бренд поднял светлые брови. – Не может быть, любовь моя. Многие женщины хотели бы иметь подобные затруднения!

Уинсом нерешительно улыбнулась, поняв, что муж шутит.

– Я… я просто… просто хотела знать. Ты вправду любишь меня?

Она затаила дыхание, боясь того, что может услышать сейчас, Бренд ударил ладонью по лбу.

– И ты еще спрашиваешь? Это после того, как я бросился за тобой в горящий дом? У тебя хватает духу говорить такое?..

– Ш-ш-ш, – прошептала Уинсом, зажимая рот ему ладонью. Бренд лизнул ее пальцы, и она, словно обжегшись, отдернула руку. – Я хочу знать. Я должна знать.

– Ja, я люблю тебя, – ответил Бренд и, задумчиво разглядывая жену, откинулся на мягкие подушки, заложив руки за голову. Уинсом нежно прижалась к нему.

– Я тоже люблю тебя, Бренд, – призналась она.

– Правда? – грустно спросил он.

Уинсом подняла глаза, встревоженная печальными нотками в голосе мужа.

– Да, конечно да, как ты можешь сомневаться?

– Ах, Уинсом, – вздохнул Бренд, – если бы я только мог все сделать по-другому…

– Только не говори, что не хотел жениться на мне! – воскликнула она.

– Нет-нет, Уинсом, совсем не то, – убеждал он, сжимая ее в объятиях. Сила его рук, сила любви, немного успокоила Уинсом, и она облегченно вздохнула.

– Я должен был поступить не так – нужно было не похищать тебя, а спросить, не хочешь ли ехать со мной.

Взгляды темно-карих и синих глаз встретились и застыли.

– Я поехала бы с тобой, Бренд, потому что ты лучший из всех, кого я встречала.

– Но ты не знала меня, – возразил он. – Мы так мало были вместе! И, боюсь, я причинил тебе ужасное зло…

– Какое? – охнула она.

– Тем, что лишил тебя родины, увез от родных…

– Бренд, – умоляюще начала она, взяв его за руку, – мы уже говорили об этом. Сначала я отправилась с тобой против воли, но потом все изменилось. Ты женился на мне, никогда ничем не обидел, обращался как с благородной дамой. Даже был уверен, что спасаешь меня.

Бренд грустно качнул головой.

– Именно так и было. Либо муж Фрейды, либо она сама обязательно расправились бы с тобой. Уинсом серьезно посмотрела на мужа.

– Ты прав. Мне грозила опасность, а ты пришел на помощь, – шепнула она, прижимая его руку к тому месту, где бешено билось ее сердце.

– О, какими словами мне убедить тебя в своей любви, в том, что мне никто не нужен, кроме тебя?

– Не знаю, Уинсом, – тяжело вздохнул Бренд, но тут же медленно расплылся в улыбке. – А что, если ты обнимешь меня покрепче и станешь ласкать, пока дух не перехватит? Тогда, может, поверю в силу твоей любви.

Уинсом уставилась на мужа. Хотя он явно шутил, было в его глазах что-то, заставившее принять его слова всерьез. Только сейчас поняла она, как сильно нуждался в любви этот несгибаемый воин, белокурый великан, просоленный морской волк.

Бренд смущенно откашлялся и сказал:

– Поверь, Уинсом, мне не так-то легко довериться женщине.

И, заметив вопросительный взгляд жены, добавил:

– Моя мать… видишь ли, мне было трудно довериться ей. Я обнаружил, что она не всегда говорила правду, а чаще просто лгала, и… боюсь, перенес недоверие к ней на тебя, по крайней мере вначале. Я почему-то все время ожидал, что ты будешь говорить одно, а думать другое.

– Знаю, – кивнула Уинсом.

Бренд упрямо сжал челюсти и нахмурился.

– Поэтому мне трудно поверить даже сейчас, что ты можешь любить меня и хотеть стать моей женой, ведь именно я увез тебя, не дав другого выбора.

Он пристально вглядывался в лицо жены.

– Скажи честно, Уинсом, все как есть, и, если хочешь, я дам тебе свободу. Ты в самом деле любишь меня? Хочешь остаться и жить со мной? Если нет, клянусь Тором, что отвезу тебя на родину, и никогда ни в чем не упрекну. Одно лишь слово – и все будет как пожелаешь.

Бренд ждал, затаив дыхание, чувствуя, как бьет в висках кровь. Он отчаянно любил жену, но не мог больше удерживать силой. Казалось, прошла вечность, вечность страданий и мук.

– Я люблю тебя, Бренд, всегда любила. И останусь с тобой.

– Ах, любовь моя, – хрипло выдохнул он, стиснув ее в объятиях. Он овладел бы этой прекрасной женщиной, единственной на свете, но она слегка отстранила его. Бренд почувствовал, как она отодвигается, и разжал руки. Лицо его вновь омрачилось.

– Бренд, – тихо начала Уинсом, – я хотела бы спросить тебя об одной вещи.

Бренд взглянул в глаза жены и наконец кивнул, убедившись, что она не отвергает его, а просто хочет убедиться в чем-то.

– Спрашивай, Уинсом.

Он вновь откинулся на подушки, скрестив руки на широкой груди, и стал ждать.

Уинсом чувствовала слабость при одном лишь взгляде на мужа. Он так красив. И неулыбчив. И она любит его больше жизни.

– Бренд, я говорила, что хочу остаться с тобой. Теперь я должна спросить тебя о том же.

Бренд удивленно нахмурился.

– Скажи, а ты… ты хочешь быть со мной? Или… Она запнулась, отвела глаза и нервно вцепилась в одеяло.

– Или собираешься оставить меня и жениться на Инге?

– Инге? – непонимающе переспросил Бренд. – При чем тут Инга?

– Но ты ведь любишь ее?

– Люблю, и что из этого?

– Значит, хочешь жениться на ней?

– Нет, – твердо заверил Бренд, снова сцепив зубы и недоуменно пожимая плечами, – вовсе нет. Зачем, спрашивается? Какой в этом смысл?

– Но… но если любишь ее, и… она так прекрасна…

– Ja, – согласился Бренд, – прекрасна. Но я знал Ингу с детства. И относился к ней, как к сестре. Это вовсе не то чувство, какое я испытываю к тебе.

И он, потянувшись к жене, осыпал ее поцелуями. Мысли Уинсом путались. Она не могла думать ясно, когда его губы оказывались повсюду!

– Но, Бренд! – воскликнула она наконец, – я говорю серьезно!

– Я тоже, – послышался приглушенный ответ.

Бренд зарылся лицом в ее волосы, а горячие губы медленно прокладывали дорожку к ее груди.

Придя в отчаяние, Уинсом вцепилась в белокурые пряди и приподняла его голову. Темные глаза блеснули пламенем, и Бренд на миг увидел перед собой неукротимую дикарку, истинного потомка индейцев-скрелингов.

– Как ты можешь любить калеку? – вскрикнула она.

И не успел звук ее голоса затихнуть, как Уинсом уставилась на мужа с невыразимым страхом.

– Нет, нет, – простонала она. – Я не должна была говорить это…

– Уинсом!

Бренд мгновенно вскочил и попытался отнять ее руки, прижатые к губам, словно она пыталась загнать обратно неосторожные слова.

– О, почему я проболталась, зачем…

– Значит, вот оно что, – медленно протянул Бренд. – Я должен был догадаться…

Уинсом полными ужаса глазами наблюдала за мужем.

Теперь он будет жалеть ее, скажет, что она права… Что-то холодное сжало сердце, и Уинсом поняла, что их любви настал конец.

– Бренд, – простонала она, закрыв лицо. – Уходи. Я не могу…

– Уинсом, взгляни на меня. Взгляни на меня! Он силой оторвал ее руки от лица.

– Я люблю тебя, слышишь?! И ногу твою люблю! И каждый кусочек тела! И не собираюсь покидать тебя и жениться на Инге только потому, что у нее обе ноги одинаковые!

– Собираешься, – жалобно всхлипнула Уинсом.

– Ни за что, – заверил Бренд и приподнял жену за локти. – Подумай сама, разве похоже, что я предпочитаю Ингу или любую другую женщину такой женщине, как ты, только потому, что у тебя одна нога короче?

Он презрительно фыркнул.

– Я знаю: так поступили твой отец и Храбрая Душа.

Уинсом покачала головой и что-то пробормотала.

– Знаю, – безжалостно продолжал Бренд. – Сама говорила. Он выбрал другую, Красную Утку, или что-то вроде этого.

Глаза Бренда зловеще блеснули.

– Ну так вот, это его ошибка, не моя. Я полюбил тебя, потому что ты прекрасна, и не только телом, но и духом… нет ничего лучше и добрее твоей души!

Оба, задыхаясь, уставились друг на друга, не зная, что делать дальше.

– Кроме того, я почти не помню о твоей ноге, – чуть мягче пояснил Бренд. – Просто вижу, что ты иногда прихрамываешь и быстро устаешь, но в моих глазах ты такая же, как и все остальные, здоровые женщины.

Уинсом, вздохнув, безмолвно протянула к нему руки. Бренд обнял жену.

– Ах, Уинсом, Уинсом, – прошептал он ей на ухо, притягивая к себе, – я так люблю тебя. И ни за что не покину ради другой. Только ты одна в моем сердце!

Бренд немного отстранил ее и, нагнувшись, откинул покрывало с левой ноги, покрывая поцелуями искалеченное бедро.

– Нет, нет! – вскрикнула Уинсом, пытаясь оттянуть его голову, – не надо!

Но силы были неравны. Бренд проложил влажную дорожку до самого колена и вниз, к щиколотке, и, превратив жену в плачущее беспомощное создание, проделал то же самое, только уже от щиколотки к бедру.

– Теперь видишь? – прошептал он. – Веришь, что люблю тебя? Никакие стройные ножки не смогут увести меня от тебя, понимаешь?

– Да, – прорыдала Уинсом, – понимаю.

– Вот и хорошо, – кивнул он, пытаясь перевести дыхание и немного успокоиться.

Уинсом самозабвенно бросилась ему на шею.

– О Бренд, – охнула она, – я чувствую твою любовь, чувствую каждым уголком души!

– Наконец-то, – улыбнулся Бренд. – Ах, Уинсом, мой Восторг, я благословляю шторм, забросивший меня в Стромфьорд.

– Шторм? – удивилась она.

– Именно шторм принес меня к тебе, моя неукротимая любовь.

А потом они любили друг друга, страстно, бурно, отчаянно, зная, что их сердца исцелились, а раны зажили.