Текст книги "Августовский рассвет (сборник)"

Автор книги: Теодор Константин

Соавторы: Драгош Викол,Аурел Михале
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Что касается его собственного отношения к людям, которыми он командовал, то оно не всегда было ровным. В первые месяцы войны Бобоча старался приблизить их к себе, но делал это с определенным расчетом. Он говорил себе, что тем быстрее сумеет отличиться, чем в большей степени его солдаты будут готовы жертвовать жизнью. И он был уверен, что его солдаты сделают это, если он хорошо будет к ним относиться.

До войны лейтенанта Бобочу считали самым жестоким офицером во всем гарнизоне. На занятиях ему нравилось мучить и избивать людей, и многие не выдерживали и дезертировали. Впрочем, из года в год в его взводе был самый высокий процент дезертиров.

Люди прозвали его бешеным, и лейтенант Бобоча, узнав об этом, как узнавал о многом другом, не рассердился. Напротив, в этом прозвище он видел доказательство того, что в отношениях с людьми он ведет себя в точном соответствии с презрением, которое он питает к этому мужичью.

На фронте он изменил отношение к людям и был уверен, что таким образом завоюет если не любовь, то по крайней мере их признательность.

Но он очень быстро убедился, что ошибся. Люди не тянулись к нему, не чувствовали признательности. Они продолжали ненавидеть и презирать его.

«Бешеная собака!.. Теперь заигрывает, потому что боится, как бы кто-нибудь из нас не расправился с ним во время атаки», – говорили солдаты.

Тот факт, что солдаты его взвода вместо благодарности за то, что их больше не бьют, презирают его, привел к другому открытию. Бобоча всю жизнь был одиноким, но только теперь он стал страдать от своего одиночества: он вдруг почувствовал, что это одиночество начинает точить его изнутри подобно душевной язве.

И тогда он еще сильнее возненавидел своих солдат. Он хотел, чтобы вечерами, когда на участке царило затишье, люди собирались возле него, готовые, разинув рот, ловить на лету любое его слово.

Но люди продолжали избегать его не только за его жестокость. Теперь они поняли, что их офицер хочет этой войны и продолжает ее поддерживать, в то время как они с каждым днем убеждаются, насколько она несправедлива и бесчеловечна.

«Напрасно! – говорил себе лейтенант Бобоча. – Как бы ни вел я себя с ними, эти грубияны будут держаться от меня подальше. Если случится, что меня ранят, они могут бросить меня, не протянув руку помощи».

Этого было достаточно, чтобы ненависть его сделалась еще сильнее. Он ненавидел их всех без разбора, но особенно тех, кого считал более смелым, более зубастым, могущим отплатить по старым счетам. Таких он убил бы собственной рукой без зазрения совести. Но поскольку это было далеко не легким делом, он косвенным путем толкал их в объятия смерти, поручая самые опасные задания. А поскольку война была жестокой, эти люди – сегодня один, завтра другой – погибали.

Но, к великой ярости лейтенанта, кроме погибших было немало других, готовых бросить ему вызов. В их темных взглядах он читал не только презрение, но и смутную и потому тем более пугающую угрозу.

Лейтенант Бобоча не проявлял особого интереса к политике. Она не привлекала его даже с точки зрения возможности занять более высокое место в социальной иерархии. А примеры подобного рода в их семье были. Его отец, бывший батрак, едва умевший расписываться, разбогател, стал депутатом, и перед ним дрожал весь уезд, а муж Иляны дважды был министром.

Несмотря на все это, когда началась война против России, Бобоча почувствовал, что должен согласиться с необходимостью этой войны. Зараженный энтузиазмом окружающих, рассчитывавших на молниеносную победу танковых дивизий Гитлера, он прикидывал: какой бы жадной до добычи ни была Германия, невозможно, чтобы при дележе и Румынии не перепала какая-нибудь косточка. А косточка от такой огромной страны может означать новые территории, которые, несомненно, будут разделены между теми, кто держит в руках власть. И поэтому, помимо Михая Храброго как ближайшей цели, он глядел дальше. Он думал о дележе добычи после войны, надеясь, что и ему перепадет именьице в несколько сот гектаров. Перспектива стать помещиком была очень соблазнительной. Он уже видел себя ведущим жизнь несколько экстравагантного вельможи в обстановке, отличающейся от обстановки в стране. Тогда ему будут льстить или, возможно, его даже будут любить.

Позднее каждое новое поражение в одинаковой мере огорчало и бесило его. Огорчало, потому что затрагивало его собственные интересы, и бесило, потому что он не находил ему объяснения.

Но его ненависть к солдатам после каждого поражения только усиливалась: он видел, что их радует каждое поражение армий Гитлера и Антонеску.

В истории было мало случаев, когда солдаты радовались своим собственным поражениям, но фактом оставалось то, что сотни и тысячи простых людей, составлявших румынскую армию, радовались и поражению под Сталинградом, и окружению в излучине Дона, и всем последующим поражениям.

Это и было главной причиной ненависти лейтенанта к солдатам. Он чувствовал их радость по поводу того, что его интересы поставлены на карту, и ненавидел их, как представителей мира, противостоящего его миру, мира, который он презирал, но которого начинал бояться.

Все это ему стало яснее после того, как он близко познакомился с майором Каменицей.

Позже этот майор Каменица укажет лейтенанту выход из ситуации, в которой Бобоча окажется помимо своей воли.

* * *

Лейтенант Бобоча почти до дна осушил фляжку с ромом, когда в укрытие пробрался майор Каменица.

Слегка охмелевший лейтенант с трудом поднялся со своего места.

– Имею честь приветствовать вас, господин майор!

– Приветствую тебя, Бобоча! Что нового у тебя на участке?

– Ничего особенного! Тихо…

– Тихо!.. Тихо? А ты знаешь…

В этот момент проснулся Марин:

– Здравия желаю, господин майор!

– Добрый вечер, парень! Я перебил твой сон?

– Да, я заснул, господин майор, – ответил солдат, боясь сказать что-нибудь лишнее, что могло бы вызвать неудовольствие майора.

Майор Каменица, заложив руки за спину, насмешливым взглядом смерил солдата с головы до ног:

– Вот ты, Мариникэ, объясни, почему вам, солдатам, нравится так много спать?

Солдат молчал, уставившись в землю. Он мысленно спрашивал себя, чем это он провинился, если спал, но выразить вслух свое недоумение не решился.

– Молчишь, Мариникэ? – продолжал майор. – Почему вам нравится так много спать?

– Ну, мы спим, когда устанем, господин майор. Я вот…

Но майор не дал ему продолжать:

– Что ты сочиняешь, Мариникэ? Румынский солдат, если ему позволить, может спать без перерыва целые сутки. Причина в другом. Подумай сам!..

Солдат растерянно продолжал смотреть в землю. Видно было, что он не расположен последовать совету майора «подумать».

– Ну? – спросил майор через несколько секунд.

– Откуда мне знать, господин майор?

– Э, дорогой ты мой! – притворно дружеским тоном воскликнул майор, хрустнув пальцами. – В твоем ответе и заключено решение проблемы. Думать надо, дорогой мой! Понимаешь? Но это, как мне кажется, нелегкое дело. Ну ладно, объясню тебе в другой раз. А сейчас прощу тебя продолжить сон в другом месте. Мне надо с господином лейтенантом обсудить кое-что конфиденциальное. Секретное, понимаешь?

Солдат поспешил покинуть укрытие, обрадованный, что избавился от вопросов майора.

Майор Каменица несколько мгновений смотрел ему вслед.

– Телефон работает? – спросил он, отыскивая в карманах сигарету.

– Конечно!

– Я сказал, чтобы мне позвонили сюда, если меня будет искать полковник. Но лучше, если бы он меня не разыскивал.

– Почему?

– Очень просто. Он может искать меня только для того, чтобы сообщить, что завтра мы атакуем. Это было бы ужасно! После всего того, что мы с тобой затеяли… Однако не думаю, что мы двинемся так скоро. Все-таки мы правильно выбрали дату. Знаешь, я не хотел бы получить пулю именно теперь, под занавес.

– Да-да, вы правы, господин майор, – быстро согласился с ним лейтенант Бобоча. При мысли, что он может умереть именно теперь, у него по спине пробежали мурашки.

– Только людям мы не можем доверять.

– А мы и не нуждаемся в их доверии, – ответил Бобоча. – Мы их проведем, как провели Белдие.

– Белдие у нас в кармане. Бедняга! Слабоват умом. Так что… Ну ты тоже, Бобоча, большим глупцом был. Что ты, с твоими способностями, потерял на передовой?

– Так сложились обстоятельства, господин майор. А потом, может быть, ложно понятая гордость…

– Ты еще сам не знаешь, какой ты ценный человек!

– Преувеличиваете, господин майор! – запротестовал лейтенант, польщенный, однако, похвалой майора. Впрочем, как он мог устоять перед искушением поверить майору, когда тот был первым человеком, произнесшим слова похвалы по его адресу.

– Вовсе не преувеличиваю. Посмотрите на него! Человек, так умеющий тянуть людей за язык, выведывать их секреты, четыре года находится на передовой. Ты не представляешь, какой силой мог бы стать! Если тебя поставить в благоприятные условия, ты можешь держать в своих руках всех деятелей государства. Дорогой Бобоча, я рад, что имел случай ближе познакомиться с тобой и отметить тебя. Думаю, одним из ярких доказательств твоего таланта является ловкость, с какой тебе удалось выявить болячку Сфата.

– А ведь если честно, господин майор, то он сам мне во всем признался.

– В том-то и заключается твой талант! Теперь Сфат служит нам, потому что служит самому себе!

– В конечном счете у него больше причин бояться, чем у меня.

Майор Каменица посмотрел на него будто с сочувствием. В слабом свете фонаря продолговатое лицо майора казалось сильно постаревшим.

– Ты так думаешь? Посмотрим, что ему было терять: жизнь? Маловероятно. Дали бы несколько лет тюрьмы. Но ты…

– Меня не за что сажать, – поспешил уточнить лейтенант Бобоча.

– Действительно, нет никаких причин сажать тебя за решетку. Но все же ты должен намного больше бояться… завтрашнего дня. Дорогой мой, было время, когда я интересовался книгами. Тогда я читал кое-что и о большевизме. Да, в то время я много читал и мечтал стать актером.

– А вместо этого сделались офицером…

– Точнее, думаю, надо бы сказать: стал офицером.

– Разве в этом есть какая-нибудь разница?

Майор фальшиво, по-актерски, рассмеялся.

– Очень большая! Я не сделался, а стал офицером. Если принять твою формулировку, то я должен признать, что это было обдуманное действие, что я старался, прилагал усилия, чтобы сделать военную карьеру. На самом деле я просто стал офицером. С таким же успехом я мог стать адвокатом, преподавателем или просто уличным полицейским. То, что я стал офицером, – чистая случайность. К чему я тебе все это говорю? О чем шла речь?

– О том, что в свое время вы кое-что читали про большевизм.

– Точно! – воскликнул майор с просветлевшим лицом. – Так вот послушай, что я тебе предскажу на основании этого чтения. Во-первых, ты и твои близкие потеряете имение. Во-вторых, тебя выгонят из армии. Ты, конечно, читаешь приходящие из дому газеты? Там говорится о народной армии. Думаю, ты понимаешь, что невозможно представить себе народную армию, в рядах которой будут служить офицеры – сыновья помещиков. Одним словом, ты на собственной шкуре познаешь, что такое диктатура пролетариата.

Лейтенант Бобоча вздохнул:

– Вы уже говорили мне об этом. Хотя, убей меня бог, я все равно не понимаю, что означает эта самая диктатура пролетариата.

– То, что я тебе предсказывал, – это и есть претворение в жизнь диктатуры пролетариата. Диктатура пролетариата означает, что с вершины пирамиды ты скатишься в самый низ. Это означает, что если ты не подохнешь с голоду, то будешь получать заработную плату, выполняя, возможно, черную работу, которую ты сейчас презираешь! Диктатура пролетариата означает для тебя самое наихудшее, что можно себе представить, и в этом случае я прав, говоря, что у тебя больше поводов бояться того, что тебе уготовило будущее.

Лейтенант Бобоча ничего не ответил. Он только утвердительно кивнул головой и вздохнул. Потом инстинктивно поднес ко рту фляжку. Убедившись, что она пуста, он со злостью бросил ее в стену.

– Время тянется страшно медленно. До завтрашней ночи еще целая вечность.

Майор актерским жестом провел ладонью по лицу и спросил:

– Ты подумал, кого поставить завтра часовым?

– Подумал. Кроме Белдие, никого другого не вижу.

Майор поморщился:

– Не очень удачное решение! Белдие может нам понадобиться для другого дела.

– Никому другому я не могу доверять. А все из-за этого большевика Чури! Как мне не повезло, что он именно в моем взводе! Я так старался избавиться от него, не пропустил ни одного случая послать его на самое опасное задание, но он будто заколдован. Пуля его не берет. Вот я и боюсь, как бы этот проклятый Чуря не пронюхал чего и не спутал нам карты.

Майор хихикнул:

– Надо принять меры, дорогой, чтобы он не смог этого сделать. Поэтому я и сказал, что Белдие может нам понадобиться для другого дела.

– Возможно, я возьму это дело на себя.

Майор с удивлением посмотрел на него. Он явно не ожидал такого ответа.

– Да? Дорогой Бобоча, ты человек сюрпризов. А я-то думал, что хорошо знаю тебя… Должен сказать, что я не думал о таком решении, но, возможно, придется прибегнуть к нему. Ты прав: все зависит от часового. Так что в конце концов все равно придется положиться на Белдие. Если, конечно, до завтрашнего вечера я не найду другого решения.

– Я убежден, что найдете, господин майор! – ответил лейтенант, бесконечно веривший в способности майора Каменицы.

Впервые за четыре года войны кто-либо из офицеров, да еще более высокий по званию, искал дружбы Бобочи. Это было так непривычно, что прошло много недель, прежде чем он понял, почему майор так часто заходит в его укрытие на передовой. Мысль, что Каменица приходит сюда потому, что ему нравится беседовать с ним, льстила лейтенанту. Тем более что он сам не считал себя приятным собеседником. Он никогда не был общительным, а за годы фронта одичал еще больше. Другие офицеры в перерывах между боями собирались вместе, чтобы поболтать или сыграть в карты. К лейтенанту Бобоче никто не заходил, и он не ходил ни к кому. Такое одиночество должно было привести к граничащей с безумием скуке. Но в действительности Бобоча никогда не скучал, и в этом заключалась одна из странных особенностей его натуры.

Не может быть большей скуки, чем сидеть в окопе или укрытии, ожидая начала атаки или контратаки противника. И так день, два, неделю. Для таких случаев лейтенант Бобоча открыл секрет, как не мучиться скукой. Он мог много часов подряд лежать на спине, заложив руки за голову и ни о чем не думая. Он забывал о самом себе, о том, где находится. Хотя он бодрствовал, его мозг дремал, и он утрачивал чувство времени. В подобных случаях у него не было ни желаний, ни сожалений о чем-либо.

Вначале он не осознавал, каким лекарством от скуки и одиночества может быть это состояние, которое пришло к нему чисто случайно. Позже он пытался вызвать его намеренно, и это удавалось.

Все же когда он понял, что майор Каменица рискует приходить в его укрытие не по долгу, он был польщен и ожидал этих визитов с нетерпением.

Дружба между ними завязалась вскоре после того, как их дивизия вступила в Трансильванию. Основу их полка составляли оставшиеся в живых после боев в Молдавии, а также офицеры и солдаты из других частей.

Так попал в полк и майор Каменица. Он был человеком одаренным от природы, с выразительным, подвижным лицом, на котором часто отражалось внутреннее состояние майора.

И все же мимика была лишь вспомогательным средством. Главным его средством был голос: вибрирующий, с совершенной дикцией, то торжественный, то нежный, то гневный, иронический, вызывающий, искренний.

Поэтому абсолютно во всех обстоятельствах создавалось впечатление, что майор видит себя на сцене, играющим последовательно, в зависимости от необходимости, разные роли – от трагедии до клоунады.

Конечно, трудно было ожидать, что у человека с таким актерским талантом окажутся военные способности. И не случайно некоторые офицеры, особенно те, кто понимал, что майор, несмотря на некоторую одаренность, был беззастенчивым алчным ничтожеством, высмеивали его, говоря, что, став офицером, а не актером, он лишил себя единственной возможности стать знаменитым.

В отличие от лейтенанта Бобочи майор Каменица был очень общительным и, когда хотел, умел завоевывать симпатию.

Для тех, кто хорошо знал его, не было ничего удивительного в том, что он возымел слабость именно к лейтенанту Бобоче.

– Видишь, дорогой Бобоча, – сказал как-то ему майор, вызвав его на КП батальона, – из всех офицеров батальона только ты и Михэилэ – кадровые офицеры. Остальные резервисты. Многие деловые ребята, но все же резервисты. Хотя за годы войны они поднатаскались, все равно остались резервистами. Лично я ничего против них не имею, но я чувствовал бы себя лучше, если бы батальон был укомплектован только кадровыми офицерами.

Но я ведь тоже человек и тоже чувствую потребность перекинуться словом с кем-нибудь из настоящих офицеров, а не с этими резервистами, каждый из которых только и мечтает о дне, когда снова наденет сюртук. Во всем батальоне вас только двое. Ты знаешь Михэилэ? Он до такой степени глуп, что приводит меня в отчаяние. Значит, остаешься только ты, и, хочешь не хочешь, тебе придется меня терпеть.

– Что вы, господин майор! Это для меня большая честь! Но я далеко не общительный человек, и, боюсь, вы сделали не очень хороший выбор.

– Действительно, ты не очень разговорчив, зато я за двоих, – пошутил майор.

Если бы лейтенант Бобоча не был так польщен дружбой, выказываемой майором, он принял бы объяснение Каменицы с большими оговорками, поскольку капитан Михэилэ был вовсе не глуп, как его охарактеризовал майор, а напротив, весьма интеллигентен и к тому же общителен.

Правда заключалась не в этом. Майор сблизился с лейтенантом Бобочей совсем по иным причинам. В нем он видел человека, с помощью которого рассчитывал привести в исполнение свой план. Поначалу этот план был грандиозным, но постепенно, по мере того как майор Каменица убеждался, что не может довериться людям, на которых рассчитывал, был сведен до скромных размеров, а именно до размеров того, что он надеялся осуществить с помощью Бобочи. Но и этот план легко мог подвести их под суд военного трибунала.

Биография майора Каменицы была биографией интеллигентской никчемности. Он происходил из зажиточной крестьянской семьи. Из троих братьев только ему одному довелось получить образование. Одаренный живым умом и хорошей памятью, Каменица с успехом сдал экзамены на бакалавра. Случилось так, что в университете свежеиспеченный студент консерватории и филологического факультета понравился одной из сокурсниц, дочке довольно известного промышленника. Она была богатой и красивой, но абсолютно бесталанной, что, впрочем, сама хорошо сознавала. Но чтобы не очень скучать, она должна была чем-то заниматься. К тому же она была убеждена, что, если решится стать артисткой, ее красота и деньги отца смогут восполнить отсутствие таланта.

Для этой девицы, которая к восемнадцати годам успела изумить своим поведением и образом жизни подруг, начинающий студент Илие Каменица, появившийся из провинции, мог быть лишь верной жертвой, тем более что девица считала себя влюбленной впервые в жизни.

Самовольная по натуре, привыкшая получать все, что захочет, она ввела его в свой круг, представила своим женихом. Безумно влюбленный в эту красивую девицу, польщенный в своем честолюбии и ослепленный внешним лоском, обеспечиваемым наличием денег, он изо всех сил старался, во-первых, отделаться от всего, что напоминало ему о прошлом, а во-вторых, во всем подражать тем, в чей круг он попал. И это ему отлично удавалось, главным образом благодаря способности быстро приспосабливаться к любому положению. Кроме того, он приобрел относительную экономическую независимость благодаря своему будущему тестю, который тут же предложил ему должность на одном из своих предприятий с окладом, о котором Каменица не смел даже мечтать.

Целый год он считался неофициальным женихом дочери промышленника. Между тем пришло отрезвление. Он давно перестал любить свою невесту. Ему претила развращенность этой восемнадцатилетней девицы. Но поскольку у него появился вкус к деньгам и легкой жизни, он, сам порочный, согласился стать ее законным мужем, хотя она меняла любовников каждый месяц.

Но нескольку то, что она приняла за настоящую страсть, было не чем иным, как капризом, правда довольно затянувшимся, однажды она появилась с новым женихом. Каменица был попросту уволен. Увольнение сопровождалось и утратой поста, столь великодушно предоставленного ему тестем, теперь уже бывшим.

Однако немилость, в которую он впал, не означала полного крушения молодого Каменицы. Обладающий способностью приноравливаться к любой ситуации, за год, пока был женихом, он сумел приобрести минимум испорченности, необходимой для того, чтобы, спекулируя положением будущего зятя промышленника, завязать личные связи, благодаря которым в его бюджет поступали отнюдь не малые суммы.

Так случилось, что после отставки он не пошел ко дну, а удержался на поверхности и продолжал вращаться в прежнем кругу. В результате через короткое время, используя накопленный опыт, он сделался женихом дочери одного банкира, а затем и его зятем.

Но бывшего студента консерватории преследовали неудачи. Банк – на самом деле обычная лавка бывшего вороватого, но хитрого менялы – лопнул. Банкир убежал за границу, прихватив деньги своих вкладчиков, в том числе и приданое своей дочери.

После такой катастрофы – а это была действительно катастрофа, потому что он имел неосторожность вложить в банк своего тестя и свои собственные сбережения – Каменица, взбешенный, развелся.

Было ему тогда двадцать три года. Разоренный в один день, не имея никакого занятия, он стал серьезно задумываться о завтрашнем дне. Один из его знакомых подсказал идею о военной карьере и обещал облегчить ему поступление в военное училище.

Через два года Каменица вышел из училища младшим лейтенантом. Он был немного постарше остальных выпускников, но благодаря манерам и опыту, приобретенным за время, пока он вращался в так называемом высшем свете, у него было больше шансов на быстрое продвижение. С другой стороны, не обделенный природой, он легко вызывал любопытство женщин, и успех ему был обеспечен благодаря их покровительству – особенно тех из них, кто перешагнул порог первой молодости.

Личное обаяние и протекция женщин помогли ему преодолеть инерцию и равнодушие. Высокие оценки, как и продвижение, он заслуживал, проявив еще в военном училище незаурядные военные способности.

Зато переводу в Бухарест он был обязан исключительно протекции женщин. Вернувшись в Бухарест, он стал снова посещать общество, к которому так рвался, пока учился в училище и служил в отдаленных гарнизонах. Будучи оптимистом, он надеялся, что теперь, после двух провалов, он сумеет прибрать к рукам богатую девушку, которая обеспечила бы ему хотя бы относительную экономическую независимость.

Но счастье не торопилось протянуть ему руку помощи.

Возмужавший, подтянутый, в военной форме, он пользовался большим успехом у женщин. И все же ни одной из них не улыбалась перспектива стать женой бедного офицеришки.

Месяцы непосредственно перед началом войны он по-прежнему посещал свет, который если не отвергал, то и не принимал его полностью. Каменица делал отчаянные усилия удержаться на поверхности. И это ему удавалось благодаря различным махинациям, с помощью которых он приумножал свое жалованье. Во всех этих махинациях важную роль опять-таки играли женщины.

Капитан Каменица, восхищавшийся германской военной машиной, как и многие другие, был уверен, что для танковых армий Гитлера война в России будет всего лишь молниеносной триумфальной прогулкой до Урала.

Благодаря протекции женщин после начала войны он сумел устроиться в тылу, а вскоре ему доверили руководство специальной службой, ведавшей трофеями. Это было как раз то, чего он хотел. В выполнение порученной ему задачи он вложил всю свою энергию и способности и успешно справился с нею. Особенно в отношении своих собственных интересов. Целые грузовики, груженные до отказа разным имуществом, направлялись в Бухарест. Там его доверенное лицо превращало это имущество в деньги или ценности, начиная от драгоценностей и кончая долларами.

Усердие, которое он развил, чтобы разбогатеть, вызвало у многих зависть. Немало нашлось желающих под прикрытием официальной миссии по «перемещению» имущества положить в свой собственный карман. Строго конфиденциальное донесение информировало, что майор обогатился за счет имущества, подлежащего «перемещению». Специально созданная комиссия установила факты намного более серьезные, чем говорилось в донесении. И все же комиссия, щедро «подмазанная», составила протокол, в котором истина была просто поставлена с ног на голову.

Несмотря на все это, в результате вмешательства неведомых сил усердный капитан Илие Каменица был всего лишь направлен на передовую, где ему поручили командовать ротой.

Таким образом капитан Каменица попал на фронт.

Оттуда, из России, потекли письма к женщинам, которые его в свое время приласкали. В письмах он умолял походатайствовать, чтобы его вернули в Румынию или, по крайней мере, перевели куда-нибудь в тыл. Но, по-видимому, за это время бывшие любовницы успели забыть его, потому что ни одна из них не замолвила за него ни словечка.

Так он и остался на фронте, проклиная забывших его любовниц и судьбу, которая лишила его доходного места.

«Еще бы несколько месяцев побыть там – и я стал бы человеком», – с горечью думал он каждый раз, вспоминая специальную службу.

Через год пребывания на фронте его повысили до майора, и он получил под свое командование батальон. Продвижение обрадовало Каменицу, и в первую очередь потому, что, по его мнению, у него теперь было больше шансов остаться в живых. А у него были причины желать этого: за шесть месяцев пребывания около трофеев он сумел сколотить небольшое состояние, которое он скромно называл сбережениями и с помощью которого, если вложить его после войны в какое-нибудь выгодное дельце, надеялся быстро разбогатеть.

Но после поражения гитлеровцев под Сталинградом и Курском, после разгрома армий Антонеску в Молдавии развеялись и мечты майора Каменицы.

* * *

Еще до прорыва фронта в Молдавии майор Каменица, как и многие другие, понял, что все потеряно и что укрепленная позиция обороны не выдержит наступления советских танков. Но, понимая в отличие от других офицеров бесполезность сопротивления, майор Каменица понял и нечто другое, а именно – что советское наступление будет означать не только вывод из борьбы румынской армии, но и начало социальных потрясений, последствия которых ужасали его.

И поэтому майор, хотя он командовал батальоном на фронте под Яссами, каким-то путем добился отпуска на десять дней. Он помчался в Бухарест с надеждой бежать за границу. Эта надежда была безумной, если принять во внимание, что майор Каменица абсолютно не был склонен к авантюрам.

У него имелось пятьсот тысяч лей в иностранной валюте и другие различные ценности еще на сумму двести тысяч лей. С таким капиталом можно было попытать счастья в какой-нибудь другой стране.

Прибыв в Бухарест, он первым делом обменял на иностранную валюту и остальные деньги и затем стал изыскивать возможность без риска перейти границу. Такой возможности он не нашел, но встретил человека, который предложил перевести его с минимальным риском. Не имея другого выбора, Каменица согласился. Но ему опять не повезло. Человек, который вызвался переправить его через границу и за это потребовал комиссионные вперед, оказался мошенником. В назначенный час и в назначенном месте майор Каменица напрасно прождал его целых два часа.

Это случилось накануне того дня, когда у майора кончался срок отпуска. Взбешенный, он в ту же ночь сел в поезд на Яссы. Однако он не терял надежды и возвращался в полк с твердой решимостью в самом ближайшем будущем добиться нового отпуска. В первый раз его провели за нос, но во второй раз такого не случится.

Между тем произошло то, чего майор Каменица боялся. Он предвидел, что это произойдет, но надеялся, что позже. Советское наступление под Яссами и Кишиневом началось, и весь фронт рухнул.

Но случилось и то, чего майор Каменица не мог даже предвидеть: разбитая, уставшая от четырех лет войны армия за двое суток повернула оружие против навязанных ей силой союзников – гитлеровцев.

Это было так неожиданно, что майор Каменица не сразу пришел в себя. А когда это случилось, он уже воевал вместе со своим батальоном против немцев за освобождение Трансильвании.

Отрезвление пришло быстро. И каждый день приносил все новые подтверждения его предположений в отношении развития политической обстановки в стране. В перерывах между боями, особенно ночью, он слушал по батальонной радиостанции поступавшие из Румынии вести. Таким же образом он узнал, что каждый день приносит новые победы трудящимся массам, которые, являясь хозяевами на улицах, заводах и фабриках, наносили удар за ударом по эксплуататорским классам, отчаянно пытавшимся сохранить свои позиции и привилегии.

Майор Каменица не строил никаких иллюзий относительно исхода борьбы в тылу, в стране. И делал это не на основании теоретических выкладок, а просто потому, что правильно интерпретировал настроения солдатских масс вокруг него. Он с горечью убедился, что в большинстве своем солдаты на фронте держат сторону тех, кто ведет борьбу за свержение бояр. Более того, солдаты, сражаясь с упорством и ненавистью против своих бывших союзников, сами того не осознавая, фактически вливались в ряды тех, кто боролся за справедливое будущее.

В передачах по радио, в газетах, приходивших на фронт, которые он читал с жадным любопытством, стараясь предугадать, что готовит ему будущее, и отыскивая скрытый смысл в каждом слове политических деятелей, его внимание особенно привлек один лозунг: «Все для фронта, все для победы!» От находящихся в тылу лозунг требовал прилагать неустанные усилия для удовлетворения нужд фронта, а от сражавшихся на фронте – не отступать ни перед какими жертвами, с тем чтобы приблизить победу. Каждый раз, когда Каменица слышал этот лозунг по радио или читал в газетах, его охватывала ярость, потому что призыву, содержащемуся в этом лозунге, следовали тысячи и сотни тысяч румынских солдат на фронте. Они сражались яростно, с ненавистью, с непреодолимым желанием как можно скорее покончить с гитлеровцами и вернуться домой после стольких лет войны. А еще больше его бесило то, что он сам, помимо своей воли, подчинялся требованию этого лозунга.