Текст книги "Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы"
Автор книги: Теннесси Уильямс
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Ф е л и ч е. Предлог, чтобы нарушить наше…
Клэр. Уединение? Да. Ну так что – порвать ее или оставить на крайний случай?
Ф е л и ч е. Крайний случай – его-то мы и ждем, не так ли?
К л э р. О, это вопрос, на который должен быть…
Ф е л и ч е. Ответ…
Клэр. Да, но его, наверное, должны задавать во всяких там анкетах или интервью…
Ф е л и ч е. Разные организации, такие…
Клэр. Которым самим все равно.
Ф е л и ч е. Да, и они пытаются быть объективными.
К л э р. Я положу визитку под бабушкину свадебную фотографию, на всякий случай…
Ф е л и ч е. Который возникнет скоро…
Клэр. Но так или иначе, а она там, и известно где. Ну, что у нас дальше? Я беру трубку? Нет, ракушку, прикладываю к уху и вспоминаю время, когда отец возил нас на побережье.
Ф е л и ч е. Возил нас на залив. (Снова включает магнитофон.)
Клэр. Морской залив – чайки, приливы, дюны…
Ф е л и ч е. Несмотря на протесты матери, он все же повез нас туда как-то летом. Мы были еще детьми, и как раз перед школой…
К л э р. А мама не захотела жить в «Лорелее» на самом берегу, и пришлось поселиться в «Коммерции», в деловом районе. Мы топали мимо муниципалитета в длиннющих халатах, а мама все время пилила папу: «Я ведь счета проверила. Еще денек – и выкатываемся».
Ф е л и ч е. Отец сначала просто лениво усмехался, лежа на песке, но в конце концов заорал на нее: «Иди обратно в свою «Коммерцию» и перепроверь еще раз. Вычитай, дели, но здесь больше не возникай! Из-за тебя и солнце скрылось!»
К л э р. И он поднял нас, и мы пошли в другое место…
Ф е л и ч е. Подальше от муниципалитета, мимо маяка, прямо в дюны. Там сбросил костюм – без него он был гораздо красивее, – и мы тоже разделились, и понес меня на своих гладких золотых плечах прямо в воду, бросил – и я сразу же научился плавать, будто умел всегда…
Клэр (iпоказывая на публику). Феличе, там кто-то сел спиной к сцене, он что – лекцию читает?
Феличе. Это же переводчик.
Клэр. Господи, и он переводит им то, что мы говорим?
Феличе. Конечно, и объясняет систему, по которой играем. Для этого он и пришел.
Клэр (чуть не плача). Но я не знаю, что дальше, я…
Феличе. Зато я знаю.
Клэр. Правда? И что же? Сидеть и весь день смотреть на вытертый ковер, на эту розу, ждать, когда она совсем завянет?
Ф е л и ч е. А что тебе еще делать? Или ты хочешь проявить активность и испортить пьесу?
К л э р. Да нет, ничего я не хочу. Вся моя активность в том, что я целый день, а иногда даже ночью брожу по дому, словно что-то замышляя. И, кажется, знаю что.
Ф е л и ч е. И что же?
К л э р. А то, что хочу выйти! Выйти – это крик души! – хочу выйти!
Ф е л и ч е. Ты хочешь выйти и кого-нибудь позвать?
Клэр. Да, выйду – и позову.
Ф е л и ч е. Так выходи!
Клэр. Одна? Только не одна!
Ф е л и ч е. В такой прекрасный вечер женщина сама может выйти и кого-нибудь позвать.
К л э р. А мы выйдем и позовем кого-нибудь вместе.
Ф е л и ч е. Я не могу, мне придется остаться.
Клэр. Это почему?
Ф е л и ч е. Охранять дом от…
К л э р. От кого?
Ф е л и ч е. От непрошенных гостей! Кто-то ведь должен остаться – так это буду я, а ты, Клэр, иди и зови. Сегодня утром, вставая, ты, наверное, уже знала, что этот день будет для тебя необычным, не таким, как все предыдущие. В этот день ты выйдешь и позовешь кого-то, будешь улыбаться, радостно болтать. Смотри, ты вымыла голову – она теперь стала пшеничного цвета. А как красиво заколоты волосы! А глаза – смыла серебристо-голубую краску, и теперь у тебя ну просто ангельский лик! С таким лицом да в такую погоду – ну давай же, действуй, зови! Знаешь, что тебе надо сделать? Везде, куда будешь заходить, говори так: «О, какая же я дура – выйти без сигарет!» Тебе, конечно, дадут, а ты сунь их в сумку, принеси домой, и мы с тобой покурим. Давай же, иди! (Открывает ей дверь.)
Клэр. Зачем ты открыл дверь?
Ф е л и ч е. Чтобы ты вышла.
К л э р. О, какое внимание! Ты так любезен – открыл дверь и хочешь, чтоб я вышла без перчаток и зонтика? Но все же тебе не хватает воображения, раз ты представил, что я выйду одна. (Несколько секунд они стоят у открытой двери и смотрят друг на друга: ее руки и губы дрожат, его рот кривится в легкой и нежной улыбке.) Представь-ка, вот я выхожу одна, а перед домом толпа, скорая помощь, полиция – все это уже однажды было… Нет, одна я не выйду. (Захлопывает дверь.) Да меня и ноги-то не понесут. А что до улыбок и разговоров, то на что я гожусь с кукольным выражением лица и слипшимися от пота волосами… О, да меня никто и не позовет – что ты, какие друзья?.. Разве кто-нибудь из цветных, какая-нибудь девка, – если ей позволят.
Ф е л и ч е. Это твоя идея, ты все кричала: «Выйду!» Ты, а не я.
К л э р. Да у меня и в мыслях не было – одной, без тебя, коль скоро ты в растрепанных чувствах…
Ф е л и ч е. А ты в каких?
Клэр. Нет – представь себе: я зову, а в ответ мне рев пожарных машин и пистолет – бабах! А я что, должна продолжать болтать и улыбаться? (На глазах у нее выступают слезы, а рука тянется к Фелине.) Да нет же, я вскочу и побегу, а сердце прямо там, на улице, и остановится!
Ф е л и ч е (улыбка исчезает с его лица). Я уверен был, что ты не выйдешь.
К л э р. И правильно, если имел в виду, что я не выйду одна. Но позвать? Уж это я сделаю, хотя бы по телефону! (Бросается к телефону и хватает трубку.)
Ф е л и ч е. Кому ты звонишь? Осторожно!
К л э р (в трубку). Диспетчер, соедините меня с отцом Уайли! Да, пожалуйста, очень срочно!
(Фелине пытается вырвать у нее трубку; несколько секунд они борются.)
Ф е л и ч е. Клэр!
Клэр. Отец Уайли, это Клэр Девото. Да, помните? Дочка…
Ф е л и ч е. Ты что? Совсем дошла?
Клэр (Фелине). Не мешай или он подумает, что я… (Опять в трубку.) Извините, отец Уайли, нас прервали. Мы с братом все еще живем в родительском доме после… после этого ужасного случая, в доме, о котором так лживо и зло было написано в «Пресс-Скимитар». Отец не убивал маму и себя, а…
Ф е л и ч е. Скажи ему, это мы их застрелили, что ж ты?
К л э р. В дом ворвался какой-то…
Ф е л и ч е. Монстр…
Клэр. Громила, он и убил наших родителей, но, по-моему, подозревают-то нас! Мы с братом Феличе окружены таким подозрением и злобой, что почти никогда не осмеливаемся выйти из дома. О, я не могу передать, какой мы испытали ужас, когда соседский сынок обстреливал дом из рогатки – да камнями! И мы знаем: это его родители дали ему рогатку и сказали: «Стреляй!» Ха! А вот и еще камень! И так целый день, а вечером люди замедляют шаг или останавливаются около нас, бросают какие-то обвинения или шлют оскорбительные письма. А в «Пресс-Скимитар» есть намек, что, мол, мы – рехнувшиеся дети отца, который выдавал себя за мистика. У него, отец Уайли, действительно была какая-то необыкновенная психическая энергия, мистическая сила Овена – а ведь это знак огня. (Всхлипывает.) Но почему так? Мы – приличные люди, никогда и мухи не обидели и старались жить тихо-мирно, однако…
Феличе (вырывая у нее трубку). Мистер Уайли, у сестры истерика.
Клэр. Нет, я…
Феличе. Она сегодня сама не своя, забудьте, что она наговорила, извините и… (Вешает трубку и дрожащей рукой вытирает со лба пот.) Что ж, очень мило! Наш единственный шанс – уединение, а ты все выболтала человеку, который решит, что его христианский долг – заточить нас в… (Тяжело дыша, она ковыляет к пианино.) Клэр!
(Она несколько раз берет одну и ту же высокую ноту. Он сбрасывает ее руку с клавиатуры и захлопывает крышку.)
К л э р. Не надо было произносить это слово! «Заточить»! Это слово…
Ф е л и ч е. О, да, – это же запретное слово! Раз нельзя произносить – значит, запретное, а все запретное становится более значительным!
Клэр. Тогда давай, тверди его без конца, ты, мерзкий выродок! (Фелине отворачивается.) Что, испугался? Смелости не хватает?
Ф е л и ч е. Зачем же глупости делать? Наоборот, я попытаюсь себя убедить, что во всем этом есть какой-то здравый смысл.
Клэр. Ах, ты попытаешься! А я-то думала, ты не ведаешь преград, хотя и знаешь, где затормозить. (Он в бешенстве поворачивается к ней. Она улыбается и губами произносит слово «заточены», потом его шепчет. Он хватает подушку.) Заточены, заточены!
(Держа ее за плечи, он подушкой затыкает ей рот. Она сопротивляется – едва не задохнувшись.)
Ф е л и ч е. Так хорошо? Теперь порядок? Еще или хватит?
(Она кивает. Он бросает подушку в сторону. Какое-то время они молча смотрят друг на друга. Она не помнит, что делать дальше. Он показывает на пианино. Она поворачивается и нажимает ноту.)
Ф е л и ч е. Антракт – пять минут.
Клэр. Пятнадцать!
Ф е л и ч е (бросаясь за кулисы и опуская занавес). Десять!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕВо время антракта между «звездами», вероятно, была драка. Она все еще держится за локоть и корчится от боли, у него на лице – царапина. Оба тяжело дышат.
Ф е л и ч е (шепотом). Готова? (Она кивает – спектакль продолжается.) Кувшин с мыльной водой и соломинка – пускать пузыри.
Клэр. Вчера ты сказал: «Ничего не поделаешь, ничего».
Ф е л и ч е. В детстве мы пускали пузыри на запасной лестнице, а не в гостиной.
Клэр. Вообрази-ка: сидим сейчас прямо перед зрителями и пускаем пузыри! Но мы уже не дети, вот и приходится делать это из окна гостиной…
Ф е л и ч е. Даже если мы будем пускать пузыри из окна гостиной, это еще не значит, что у нас с мозгами все в порядке.
(Она подходит к нему и прикладывает к его поцарапанной щеке кусочек ваты. Он закрывает глаза, будто этот нежный жест привел его в блаженное состояние.)
К л э р. Ты выдохся, Феличе? (Он слегка покачивается.) Боюсь, я тоже.
Феличе. Придумай что-нибудь, пока я…
Клэр. Хорошо. А ты сядь и подыши спокойно. Отдохни немножко, а я… (Обхватив голову обеими руками, он садится на диван. Клэр тихо трогает клавишу, потом наклоняется и смотрит на авансцену.) Когда отец прекратил свои спиритические сеансы и астрологические прогнозы за несколько дней до этого… необъяснимого случая… Ну, а на самом-то деле он их не бросал…
Феличе. Во всяком случае по своей воле…
Клэр. Мама заперла его квадрант, карту ночного неба и личный гороскоп.
Ф е л и ч е. И оставила только потрепанную рубашку – я ее сейчас ношу: на ней его знак зодиака, асцендент и карта неба, каким оно было на рассвете того дня, когда здесь, в Нью-Бетесде, он появился на свет!
Клэр. Знаешь, мне казалось, он смирился. По крайней мере, не протестовал. Даже когда она завела речь о психиатрической больнице: «Я смотрю, ты опять поплыл. Хорошо бы тебе там отдохнуть. Ну что, сам отправишься или мне…» Он стал таким спокойным, что это спокойствие меня забеспокоило. Почти всегда сидел, где сейчас ты, и смотрел на потертый ковер, на эту розу посредине, как она вспыхивает словно угли, да-да вспыхивает словно угли, как его глаза – и твои тоже. А потом ковер загорелся. Когда горит ковер в деревянном доме, – горит весь дом. Феличе, вникни, этот дом – деревянный, и роза – вот-вот вспыхнет!
(Берет до диез. Он смотрит на нее яростным взглядом, но она опять берет эту ноту, на сей раз громче.)
Феличе (закрывая глаза). Реплику!
К л э р. Ты ведь придумал, что мы должны сегодня сделать?
Феличе. Да, и дольше откладывать нельзя.
Клэр. Написать жалобу..?
Ф е л и ч е. Да нет, какие там жалобы, ведь их даже не рассматривают! Нет. Сегодня мы должны выйти из дома.
Клэр. Куда-то пойдем или…
Феличе. На гроссмановский рынок.
Клэр. Туда?
Феличе. Да, именно туда!
Клэр. Но мы уже пробовали и не получилось.
Феличе. Потому что не было достаточно веской причины; да и погода не благоприятствовала.
К л э р. А сегодня..?
Феличе. Гораздо больше оснований. И я твердо знаю, что сегодня нам просто необходимо пойти на гроссмановский рынок, потому что… Не хотел тебе говорить, но… почтальон все же пробрался за преграду из подсолнухов и оставил уведомление – больше нам не будут…
Клэр. Доставлять продукты?
Феличе. Доставлять продукты на ступеньки дома…
К л э р. А я знала! Ведь срок оплаты счетов давно уже истек.
Ф е л и ч е. И потому мы должны пойти на гроссмановский рынок, прямо в контору мистера Гроссмана и поговорить с ним лично.
К л э р. В его контору! А где она? Наверное, ютится где-нибудь в никому не известном уголке этого заброшенного лабиринта…
Ф е л и ч е. Попросим клерка указать нам контору Гроссмана и проводить к ней.
Клэр. Если клерк нас увидит, то сделает вид, что и не заметил вовсе.
Ф е л и ч е. Не сделает. Ведь мы войдем туда с важным видом, словно пара…
Клэр. Преуспевающих, платежеспособных покупателей?
Ф е л и ч е. Да, и скажем им: «Пожалуйста, проведите нас к мистеру Гроссману.» Мы должны убедить его, что, несмотря на всю дурную славу и на все обвинения, страховая компания «Акме» все же выплатит нам отцовский страховой полис, ну скажем, первого числа следующего месяца, да-да, первого сентября.
К л э р. Но ты же знаешь, что этого не будет – они прислали какую-то отписку, из трех предложений в ответ на наш запрос на двадцати страницах – а мыто писали и переписывали целую неделю! (Они стоят на авансцене в разных углах, не глядя друг на друга.) И ведь…
Ф е л и ч е (делая быстрый шаг). Страховая компания «Акме»…
Клэр (делая быстрый шаг). Сообщила, что деньги по страховке…
Ф е л и ч е (делая быстрый шаг). Конфискованы.
Клэр (делая быстрый шаг). Да, страховка может оказаться недействительной…
Ф е л и ч е (делая быстрый шаг). В случае…
Клэр (делая быстрый шаг). Да, в случае, если страхователь… (Умолкает, затыкая рот кулаком.)
Ф е л и ч е (делая быстрый шаг). В случае, если страхователь убил сначала жену, потом себя и…
К л э р. К сожалению, забыл про своих детей.
Ф е л и ч е. Это называется «юридическим крючкотворством»…
(Они вновь поворачиваются друг к другу.)
Клэр. Что ты знаешь о законотворчестве, Феличе?
Ф е л и ч е. Я знаю, что в ряде случаев юридическим крючкотворством нужно пренебречь в интересах человека… Мы должны сказать о том, что видели, а видели только мы: мать сначала убила отца, потом себя и…
Клэр. Легкое вранье – это одно, а абсолютная противоположность истине – совсем другое.
Ф е л и ч е (бешено). Какая истина заключена в куске металла, взорвавшегося от рук человека, которого довели до сумасшествия?.. (Пауза). Ну? Так что? Мы будем и дальше жить с этим или забудем?
Клэр. Порой наш страх это…
Ф е л и ч е. Наш собственный знак…
Клэр. Мужества…
Ф е л и ч е. Верно! Так дверь все еще открыта. Мы идем?
(После паузы она отходит от него на шаг.)
Клэр. Посмотри-ка, на улице есть люди?
Ф е л и ч е. Конечно, есть, на улице всегда есть люди; улицы и созданы для того, чтобы по ним ходили.
К л э р. Я имею в виду тех парней. Ты же знаешь, тех жутких, они…
Ф е л и ч е. О да. Ты встала на тротуаре и крикнула им: «Стойте!» Заткнула пальцами уши и кричала: «Стойте, стойте!» Они остановились, а потом перешли на другую сторону. Я хочу спросить: «Боже, ну для чего ты это делала? Почему так кричала?»
Клэр (вместе с ним). Они уставились на меня, ухмылялись и…
Ф е л и ч е (вместе с ней). Ты сказала, они тебя обругали.
Клэр (вместе с ним). Да, и тем же мерзким словом, которое написано на нашем заборе.
Фел иче (вместе с ней). Да, ты говорила. Но я смотрел – на заборе ничего нет!
Клэр (вместе с ним). Но если ты ничего не слышал, почему тогда не пошел в гастроном один? Почему побежал со мной домой?
Ф е л и ч е (вместе с ней). Потому что ты обезумела, и я за тебя испугался – мало ли что ты можешь…
Клэр (вместе с ним). И что, ты подумал, я сделаю?
Ф е л и ч е (вместе с ней). То, что сделали отец и мать, когда…
Клэр (вместе с ним). Довольно, дальше играть нельзя.
Ф е л и ч е. Давай дальше!
Клэр. Реплику!
Ф е л и ч е. Несколько дней назад ты…
Клэр. Нет, ты, ты, а не я! Я не могу спать в доме, где спрятан пистолет. Скажи, где ты его спрятал. Мы его сломаем, выбросим вместе! Реплику!
Ф е л и ч е (спокойно). Я вынул из него патроны, а куда положил, – как нарочно, забыл.
Клэр. «Как нарочно, забыл!» Врешь же! Даже во сне помнишь. Феличе, в доме живет смерть, и ты знаешь, где она прячется.
Феличе (диким голосом). Итак: ты хочешь жить в домах с запертыми дверьми?
Клэр. Это у тебя мания запирать двери после своей психушки!
Феличе. Да, однажды я имел удовольствие – испытать все это – удобство, безопасность, благотворное влияние…
Клэр. Запертых дверей!
Феличе. Психушки!
Клэр. Что поделаешь, раз ты позволил себе утратить всякий контакт с реальностью.
Феличе. Что реального осталось в этом…
Клэр. Перестал разговаривать! Смотрел и не узнавал!
Феличе. Да, онемел и ослеп…
К л э р. А я? Я ведь тоже была здесь!
Ф е л и ч е. О, не думаю, чтобы и ты после всего понимала, где находишься! Ты…
Клэр. Достаточно, чтобы по утрам вставать, а не прятаться весь день под одеялом!
Феличе. Это говорит о стремлении…
К л э р. О возможности…
Феличе. Следовать своим привычкам!
Клэр. Это служит доказательством…
Ф е л и ч е. К черту доказательства!
Клэр. Тихо ты! Отдай пистолет, я отнесу его в подвал и там разобью топором. Только тогда наконец в этом доме можно будет спокойно спать.
Феличе. Иногда сам не знаешь, почему не спится. (Силы покидают его. Шаги становятся медленнее, он изможден. Они идут навстречу друг другу из разных концов авансцены.)
Клэр. Потребность что-то найти…
Ф е л и ч е. В пустых карманах?
К л э р. Не всегда ж они пустые! Иногда я кладу туда свой камень, но и он не приносит мне счастья!
(Пауза, Тяжело дыша, они смотрят друг на друга, Очень медленно, с потерянным видом он притворяет дверь – почти до конца,)
Ф е л и ч е. Да, у тебя ангельский лик! Нет, я больше не могу – даже и не проси! – не могу в тебя больше целиться, словно ты какая-то невообразимая мишень. И даже вывести за дверь не могу: ее нельзя закрыть, не заперев на замок, – вот я ее и не закрыл. Клэр, дверь все еще открыта.
Клэр (с улыбкой, в которой легкая грусть). Да, она приоткрыта, но этого вполне достаточно, чтобы уловить смысл происходящего…
Ф е л и ч е (вместе с ее последними словами). Так мы идем или даже эту возможность упустим?
Клэр. Мы идем – и сейчас же. Так даже вопрос не стоял, ты ведь знаешь.
Ф е л и ч е. Хорошо. Наконец-то согласилась.
(Пауза,)
Клэр (напуская на себя требовательный вид). Но ты ведь не одет как следует. Для такого выдающегося случая я хочу, чтобы ты хорошо выглядел. Закрой-ка на минутку дверь.
Ф е л и ч е. Если ее сейчас закрыть, она может уже никогда не открыться.
К л э р. Я только – только поднимусь и принесу твой летний пиджак и к нему какой-нибудь хороший галстук. (Идет в глубь сцены,) О, а ведь ступенек-то нет!
Ф е л и ч е. Декорацию не достроили.
Клэр. Знаю-знаю, ты мне говорил. (Смотрит на авансцену,) Я поднялась наверх, а ты остался в гостиной один.
Ф е л и ч е. Да, я остался один в этой комнате, с открытой дверью. С улицы доносились какие-то голоса, крики, дьявольский смех. «Психи, психи, психи, пси-и-хи!» И я ее захлопнул, а ведь только что сказал…
Клэр. Ты сказал, что она может уже никогда не открыться. (Внезапно поворачивается и смотрит на авансцену.) О, так ты еще здесь!
Ф е л и ч е. Да, конечно. Жду тебя.
К л э р. А разве я долго…?
Ф е л и ч е. Нет, но я не был уверен, что ты и в самом деле вернешься.
К л э р. А я вернулась, и вот твой пиджак, а вот галстук. (Протягивает пустые руки.)
Ф е л и ч е. Но их не видно.
К л э р (с притворной улыбкой). Надень же свой невидимый пиджак и невидимый галстук.
Ф е л и ч е. Я покажу это жестами…
К л э р. А, какая разница! Причешись!
Ф е л и ч е. Где расческа?
К л э р. Во внутреннем кармане. Я ее туда положила.
Ф е л и ч е. Правда? Да, спасибо… (Делает жест – достает расческу из невидимого пиджака.)
К л э р. О, дай я это сделаю! (Приглаживает пальцами его волосы.)
Ф е л и ч е. Достаточно. Так хорошо.
Клэр. Постой спокойно еще минутку.
Ф е л и ч е. Нет-нет, достаточно Клэр.
Клэр. Да, так хорошо, теперь ты джентльмен – ну как такому не отпустить в кредит, да у нас в Нью-Бе-тесде – в любом магазине!
Ф е л и ч е. Гммм…
К л э р. А ведь дверь-то закрыта. Почему ты закрыл ее?
Ф е л и ч е. Потому что летит пыль.
Клэр. Как летит, если ветра нет?
Ф е л и ч е. Был, потому я и…
Клэр. Закрыл дверь. А ты в состоянии открыть ее еще раз?
Ф е л и ч е. Да, конечно. (Опять включает магнитофон. Затем, после небольшого колебания, распахивает дверь настежь.)
Клэр. Чего же ты ждешь?
Ф е л и ч е. Жду, чтобы ты вышла.
Клэр. Иди первый. Я за тобой.
Ф е л и ч е. Но откуда я знаю, пойдешь ты или нет?
Клэр. Если я что-то решаю – то уже окончательно.
Ф е л и ч е. Тогда и выходи первой.
К л э р. А ты за мной? И только я выйду – ты тут же и защелкнешь…
(Хватает ее за руку и насильно тащит к двери.
Она тяжело дышит.)
Ф е л и ч е. Выходи!
Клэр. Посмотри, есть ли…
Ф е л и ч е. Никаких парней на улице нет!
Клэр. Можно мне шляпу-то поправить?
Ф е л и ч е. Перестань заниматься ерундой. Ведь день-то не вечен – и ты это знаешь. Выходи! (Он толкает ее в отрытую дверь. Она тихо вскрикивает. Он закрывает дверь и выходит, лицом к публике.) Здесь в спектакле должна быть маленькая пауза, пока я пройду за сцену осветить фасад. (Уходит за сцену.)
Клэр (испуганным шепотом). О Господи, не оставляй меня здесь одну!
Ф е л и ч е. Только на секунду, на одну секунду. (Он идет за кулисы. Дверь освещается янтарным светом. Он возвращается, берет ее за руку и проводит немного вперед.) Какой прекрасный день!
Клэр (напряженно). Да!
Ф е л и ч е. Лучше и не придумаешь, если вообще можно придумывать дни.
Клэр. Да!
Ф е л и ч е. Не понимаю, чего мы здесь ждем. А ты? (Клэр качает головой и пытается засмеяться.) Стоим, будто такси ждем. А отсюда до Гроссмана всего-то полквартала.
К л э р. Не знаю почему, но меня трясет. Ничего не могу с собой поделать. На мистера Гроссмана это произведет плохое впечатление.
Ф е л и ч е. Назад ты уже не вернешься. Я тебе не позволю.
Клэр. Феличе, пока ты будешь у мистера Гроссмана, я могла бы позвонить в бюро помощи – тем людям, которых мы не хотели принять у себя. Теперь я могла бы пригласить их к нам и ответить на все вопросы. И мы могли бы получить от них помощь, даже если мистер Гроссман нам не поверит.
Ф е л и ч е. Клэр, перестань морочить мне голову. Пошли.
К л э р. Я что-то забыла в доме.
Ф е л и ч е. Что?
Клэр. Свой, свою…
Ф е л и ч е. Видишь, ты даже не знаешь что, значит, не важно.
Клэр. Нет важно, даже очень… Ах, вату, я затыкаю ею нос, когда идет кровь, а это может произойти почти в любое время. Вон какая пыль от известки!
(Она быстро поворачивается к двери, но он становится у нее на пути, заслоняя дверь руками. Она негромко вскрикивает и бежит к окну. Он тоже бросается к окну и не дает ей в него влезть.)
Ф е л и ч е. В окно ты не влезешь!
Клэр. Нет влезу! Пусти, я должна! У меня сердце болит!
Ф е л и ч е. Я что – насильно должен тащить тебя к Гроссману?
Клэр. Как только попаду в дом – тут же позвоню в бюро помощи, клянусь тебе!
Ф е л и ч е. Врунья! Врунья и трусиха!
К л э р. О Феличе, я… (Бежит к двери. Он остается у окна. Она заходит в интерьер и, сжимая руки, смотрит на него из комнаты. Он перешагивает через низкий подоконник, и секунду они молча смотрят друг на друга.)
Феличе. Если мы не можем пройти полтора квартала до гроссмановского рынка, тогда мы не сможем больше жить вместе ни в этом доме, ни вообще где-либо – только в разных зданиях. Поэтому слушай, Клэр: или ты выйдешь, и мы пройдем всю эту процедуру у Гроссмана, или я ухожу навсегда, и ты останешься здесь одна.
К л э р. Ты же знаешь, что я сделаю, если останусь одна.
Ф е л и ч е. Да, поэтому я беру ее за руку и кричу прямо в лицо: «А ну-ка выходи!» И тащу к двери.
К л э р. А я, я за что-то ухватилась, вцепилась… вцепилась – насмерть!
Ф е л и ч е. Да уж, вцепилась!
Клэр. Вцепилась в то, чего нет на сцене, – в стойку перил, двумя руками – и оторвать он меня не смог.
Ф е л и ч е. Ну и оставайся одна! Я ведь уйду и не приду никогда! Буду идти себе, идти, идти и идти. И все дальше и дальше!
К л э р. А я буду ждать!
Ф е л и ч е. Чего?
Клэр. Тебя!
Ф е л и ч е. Долго же тебе придется ждать, дольше, чем ты думаешь. Итак, я ухожу. Прощай! (Отходит от окна.)
Клэр (кричит ему вслед). Но только ненадолго! Возвращайся скорее!
Ф е л и ч е. Как же! (Выходит на авансцену и, тяжело дыша, рассказывает публике.) Надеюсь, зрители представят себе фасад дома – а я как раз перед ним и стою, – он закрыт подсолнухами, и меня почти не видно. Итак, я стою там – и ни шагу дальше. Без нее я не могу существовать. Нет, не оставлю ее одну. Я брошен на произвол судьбы, мне так холодно. А позади дом. Чувствую, как он тихо дышит мне в спину и даже греет. Словно любимая рядом. Я уже сдался. А он такой старый, обветшалый, теплый, и словно успокаивает, шепчет: «Ну не уходи же! Брось эту затею. Войди и останься.» Приказывает, но так нежно! И что было делать? Конечно, подчиниться. (Поворачивается и входит в дом.) И я вернулся, тихо-тихо. А на сестру даже не взглянул.
Клэр. Нам стыдно смотреть друг другу в глаза. Стыдно, потому что так быстро сдались.
Ф е л и ч е. Пауза, тишина – мы сидим, не глядя друг на друга…
К л э р. С виноватым видом.
Ф е л и ч е. Ничто не сотрясает дом. Ни бурных сцен, ни упреков, ни оскорблений.
К л э р. И только дневной свет.
Ф е л и ч е. Да, неправдоподобно золотой дневной свет на…
Клэр. Мебели, которая гораздо старше нас…
Ф е л и ч е. Теперь я понимаю: этот дом превратился в тюрьму.
К л э р. Я тоже вижу – это тюрьма, но что ж тут удивительного? Феличе, что я сделала с визиткой из бюро помощи?
Феличе. По-моему, ты положила ее под…
К л э р. О, под бабушкину свадебную фотографию. (Достает визитку и идет к телефону.) Сейчас я их позову!
Феличе. Думаю, самое время.
Клэр (нерешительно поднимая трубку). Держу – а гудка нет. Прямо не могу, хочу закричать: «Ну помогите же, помогите!»
Феличе. Так он…
Клэр (вешая трубку). Иногда замолкает, совсем ненадолго, а потом опять включается, ты же знаешь.
Феличе. Да, знаю. Конечно.
Клэр. Ну что, побудем здесь, может, опять заработает?
Феличе. Дождемся, что бюро закроют. Может, лучше пойти к соседям – и позвонить от них? Скажем, наш почему-то не работает.
Клэр. Правильно. Так почему ты не идешь?
Феличе. Пойди ты. Такие вещи у тебя лучше получаются. Но посмотри! (Показывает на окно.) Вон же соседка снимает с веревки белье. Крикни ей.
(Клэр затаила дыхание. Потом бросается к окну и кричит, задыхаясь.)
Клэр. Пожалуйста, можно я… пожалуйста, можно мы…
Феличе. Слишком тихо, громче!
Клэр (отходя от окна). И ты действительно вообразил, что я буду звонить в бюро помощи и просить на глазах у этих злобных соседей, звонить по их телефону и в их присутствии? Ведь это они дали рогатку своему сыночку, чтобы он нас обстреливал!
(Небольшая пауза.)
Ф е л и ч е. Ты спрашивала, что делает человек, когда ему уже ничего не остается.
Клэр. Такого я не спрашивала. (Немного помедлив, окунает соломинку в мыльную воду.)
Ф е л и ч е. Вместо того, чтобы позвать соседку, – пускать в окно пузыри! Они красивы, конечно, как и твой камень, но это значит, что мы сдались, и мы это знаем… А теперь я легонько дотрагиваюсь до ее руки – это сигнал: я готов произнести очередную реплику из «Спектакля для двоих». (Трогает ее руку.) Клэр, вчера, или позавчера, или сегодня, ты говорила, что где-то видела коробку с патронами от отцовского пистолета.
Клэр. Нет, нет, я не…
Ф е л и ч е. Говори не «нет», а «да», Клэр… И затем я достаю эту часть реквизита, которую она всегда ненавидела и боялась настолько, что даже отказывается помнить, что в пьесе есть патроны.
К л э р. Я сказала – без них можно обойтись! (Из-под кипы лежащих на пианино нот Фелине достает пистолет.) Он что – всегда там лежал?
Ф е л и ч е. Пистолет и патроны – ты нашла их позавчера – нигде и никогда не фигурировали, ни в одном из представлений этой пьесы. Сейчас я вынимаю холостые и вставляю боевые, причем проделываю это с таким хладнокровием, будто выбрасываю из вазы увядшие цветы и ставлю туда свежие. Да, с таким хладнокровием, что… (Но его пальцы дрожат, и пистолет падает на пол. Клэр зевает, а затем смеется, затаив дыхание.) Прекрати! (Клэр закрывает рот ладонью.) А теперь я… (Пауза.)
Клэр. Ты забыл, что дальше? Ужас! Ведь и я не помню.
Ф е л и ч е. Нет, не забыл. Дальше я кладу пистолет на середину столика – за ним мы обсуждали отношение природы к особям, которые считаются уникумами, – а потом… (Кладет пистолет на столик и умолкает.)
К л э р. И что дальше? Не помнишь?
Ф е л и ч е. Помню… однако сейчас я… (Включает магнитофон.) Беру соломинку, погружаю ее в воду и пускаю пузыри из окна гостиной, и мне абсолютно наплевать, что подумают соседи. Конечно, иногда мыльные пузыри, не взлетев, лопаются, но на этот раз, представьте, они взлетают в золотом свете дня, над золотыми головками подсолнухов. А потом я поворачиваюсь к сестренке, у которой ангельский лик, и говорю ей: «Посмотри же! Ты видишь?»
Клэр. Да, вон тот очень красивый и все еще не лопнул!
Ф е л и ч е. Иногда мы смотрим на мир одними глазами – и притом одновременно.
Клэр. Да, до тех пор пока нас не запрут в разных зданиях и не будут выпускать в разное время под прицелом всевидящего ока, тебя – санитаров, меня же – сиделок. (Берет ноту.) О, как же долго, как долго мы ездили вместе, а теперь приходит время расстаться. Да, снова к подсолнухам и мыльным пузырям – с дороги не свернешь, даже если она ведет назад… (Смотрит на публику.) Баловни природы свое отыграли. (Фелине не реагирует.) Феличе, представление окончено! (Она останавливает пленку – гитарную мелодию.)
(После представления.)
Клэр продолжая). Надень-ка пальто. А я свое. (Он ошеломленно на нее смотрит.) Феличе, выходи из образа. Зрители ушли, зал совсем опустел.
Феличе. Ушли? Уже? Все?
Клэр (доставая пальто из-за дивана). А ты и правда не заметил, как они встали и ушли?
Ф е л и ч е. Я был весь в игре.
Клэр. Ты был, а они нет, вот они и ушли.
Ф е л и ч е. Но ты делала в тексте купюры, и это все испортило.
К л э р. Я начала их делать только тогда, когда обстановка стала как в тубдиспансере.
Феличе. Была бы тоже вся в игре – они бы не ушли.
Клэр. Господи, а то я не старалась! Пока сиденьями не захлопали и…
Ф е л и ч е. А я, когда вхожу в роль, уже ничего не слышу. Я теряюсь в ней…
Клэр. Так не растворяйся, не теряйся! Каково потеряться в лесу, среди волков!
Ф е л и ч е. Ха!
Клэр. Ладно, давай кончать это глупое пикирование. Какой смысл вымещать друг на друге наше недовольство этими идиотами! Давай надевай! (Вытаскивает из рукава его поношенного мехового пальто рваный грязно-белый шелковый шарф и пытается засунуть под воротник.)
Ф е л и ч е. Прекрати сейчас же! Что я, сам что ль не могу, если надо… Этот шарф из пьесы «Нижние глубины»…
(Бросает шарф на пол. Она поднимает, и на этот раз он позволяет ей просунуть его под воротник. Он все еще тяжело дышит и с несчастным видом смотрит куда-то в сторону.)