Текст книги "Грязные улицы Небес"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Глава 27
БИБЛИЯ АТЕИСТА

Я проехал в глубь Пало Альто и остановился на тихой улочке. Взяв в руки тяжелый том, я заметил, что между страницами, примерно в середине, был вложен толстый конверт. Мне повезло, что он не выпал во время моего поспешного бегства. Надпись гласила: «Вскрыть после моей смерти». Почерк походил на тот, который я видел на рукописных работах Уолкера.

Джек-пот. И никто не нашел его, кроме меня!

На тот случай, если мне понадобится подбросить конверт полиции, я использовал для вскрытия матерчатые перчатки. Внутри находилось около дюжины страниц, напечатанных на тонкой старомодной бумаге. Из-за этого документ выглядел древним, хотя дата на первой странице лишь на несколько дней предваряла смерть Уолкера. Быстро осмотревшись по сторонам и убедившись, что в тихом переулке никого не было, я приступил к чтению.

«Тем, кого может заинтересовать мое послание.

Это не последняя воля, а некий вид завещания. Так как содержание не касается моих финансовых накоплений, я сомневаюсь, что юристы согласятся со мной. Поэтому я не доверил документ моим адвокатам. Если бы мои друзья были по-прежнему живы, я отдал бы его им. К сожалению, у меня не осталось такой возможности.

Мне приходится рисковать. Многие люди, если не все, отнесутся к моему рассказу как к невероятной истории. Однако кем бы вы ни были, я заверяю вас, что не страдаю помрачениями рассудка и обладаю доказательствами, которые вполне удовлетворяют меня. Некоторые из них я опишу в своем отчете.

Отныне я считаю „жизнь после смерти“ доказанным и не подлежащим сомнению фактом. Душа может существовать без тела. И хотя многие догмы и запреты организованных религий мира оказались действительно такими неверными, какими они виделись мне, я вынужден признать, что религиозные деятели правы в своих базовых концепциях. Отрицая их, мы с моими коллегами были не правы. Небеса и Ад существуют.

Посетив в Лос-Анджелесе конференцию Международного альянса атеистов, я прочитал участникам одну из моих редких лекций о вреде, причиняемом миру, и Америке в частности, приверженцами организованных религий: христианами, иудеями, исламистами и другими соцветиями в букете теизма. После окончания конференции ко мне подошел темнокожий мужчина с седыми волосами. Поначалу я принял его за афроамериканца. Чуть позже мне показалось, что он мог быть африканцем или жителем Карибских островов. Во всяком случае, мужчина говорил с британским акцентом. Этот джентльмен похвалил мое выступление и предложил пообщаться в приватной обстановке. Заинтригованный его важным видом, я согласился отобедать с ним в ресторане.

За чашкой кофе мой новый знакомый начал задавать вопросы – не столько касавшиеся лекции, сколько моих убеждений. Он спрашивал меня о Боге: абсурдна ли идея Творца или она просто маловероятна? Почему век за веком люди продолжали верить в нечто большее, чем их обычная жизнь?

Я не вполне понимал, к чему он затеял этот разговор. Когда темнокожий мужчина дал мне свою визитную карточку, гласившую: „Преподобный доктор Мозес Хабари“, я был разочарован. Он показался мне одним из тех священников, которые повсюду ищут потенциальных новообращенных. Хотя я не чувствовал враждебности к духовным лицам, как некоторые из моих коллег по конференции, мне все равно не хотелось тратить время на его шаткие убеждения (точнее, на какой-то ненаучный вздор). Хабари засмеялся и сказал, что в моих словах имелась доля истины. Однако он не искал слабовольных мужчин и женщин, которых можно было склонить к вере рассказами об адских наказаниях. Он нуждался в людях, сохранявших скептицизм и целостность личностей даже перед лицом пугающих откровений.

Термин „откровение“ вызвал у меня отвращение. Это была одна из кодовых фраз для фантазий христиан о конце света. Однако мне понравилась приятная компания доктора. Мы по-дружески поговорили на другие темы, не относившиеся к религии, и по его просьбе я согласился вести с ним переписку.

Почти год наши контакты ограничивались редкими письмами. Хабари сообщал, что в последнее время он занимался чем-то очень важным. Он предложил мне ознакомиться с его проектом, но я ответил отказом, поскольку был загружен работой. Моя жена Молли умерла два года назад, и, честно говоря, у меня имелось свободное время. Однако я не упоминал об этом доктору. Тем не менее он решил, что я идеально подхожу для его проекта. Хотя наша переписка приобрела неторопливый темп (по одному письму в месяц, а то и в полтора), он начал присылать мне статьи, которые я считал, скорее, политическими, чем религиозными: о движении Третьего пути в Европе и других частях мира. Речь шла о поиске возможного пространства между левыми и правыми политическими партиями».

Читая рукопись покойного Эдварда Уолкера, я находил ее вполне понятной. Он был несколько многословным, поэтому я позволил себе пропустить две следующие страницы, повествовавшие о социальных интересах Хабари. Мне хотелось быстрее перейти (как тогда я с иронией думал) к более важному материалу.

«Настало время, когда доктор Хабари, ссылаясь на свой грандиозный проект, перестал использовать смутные термины о „религиозной свободе“ и „обретении нового пути, ведущего людей вперед“. Он начал говорить о своем детище как о реальном плане, уже запущенном в действие. И он описывал его как „идеальную возможность для таких персон, как вы, дорогой Эдвард“. Я дружил с Хабари достаточно долго, чтобы не подозревать его в мошенничестве и обращении неокрепших умов в свою неприхотливую ветвь христианства. Поэтому я согласился на откровенный разговор о его пресловутом проекте.

– Мы сделаем кое-что получше, дорогой Эдвард, – сказал он мне по телефону. – Я проведу для вас демонстрацию.

У меня не было никаких идей о том, что он задумал. Я предполагал, что мы поедем в религиозный центр с ограниченным доступом посетителей или посетим какую-то акцию милосердия. Многие духовные деятели, которым не удавалось „запудрить мне мозг своей белибердой“, иногда пытались получить от меня деньги. Щедрый вдовец казался им „дойной коровой“ – вероятным кандидатом для различных видов благотворительности.

Однажды в апреле два года назад Хабари приехал ко мне домой. Это был прекрасный весенний день. На абрикосах, посаженных у подъездной аллеи, распустились зеленые листья. Хабари усалил меня в свою битую старую машину и повез на другую сторону города. Он обещал показать мне нечто удивительное.

– Что бы вы ни увидели и ни почувствовали, сохраняйте благоразумие.

– К чему такие предупреждения? – с усмешкой спросил я. – Нам придется нарушать закон?

– Только законы физики, – ответил он. – Хотя на самом деле они останутся незыблемыми. Вы лишь увидите другие законы, которые находятся за ними.

Его сладкоречие смутило меня. Не хотел ли мой друг показать мне мраморную статую плачущей Мадонны? Или что-то более современное? Например, одну из самопровозглашенных жертв, которая была временно похищена НЛО? Но Хабари не раскрывал своих планов. Вскоре мы приехали в Стэнфордский госпиталь, припарковались на стоянке и, войдя в фойе, прошли в реанимационное отделение. Преподобный держал одну руку в кармане куртки. Его напряженный взгляд вызывал у меня беспокойство.

Когда мы оказались в пустом коридоре, он тихо произнес:

– Теперь молчите и не двигайтесь.

Он помахал рукой в воздухе. Ничего не случилось, и это не удивило меня. Но заметив, как Хабари смотрел на стену, будто там что-то происходило, я почувствовал тревогу. Затем он вытащил вторую руку из кармана. Сначала мне показалось, что он держал в ней магниевый факел или устройство с ослепительной дугой света. Однако эта дуга не искрила и не фонтанировала раскаленными частицами. Она просто сияла с такой интенсивностью, что мне пришлось отвернуться.

– Нет, Эдвард, – сказал доктор. – Будьте храбрыми. Смотрите, что сейчас произойдет!

Его рука крепко сжала мое плечо. Сияющий свет внезапно исчез, и перед нами в воздухе повисла другая дуга, похожая на дверной проем, сделанный из раскаленной проволоки. Он подтолкнул меня к отверстию. Честно говоря, я вскрикнул, ожидая ожогов. Но проем не излучал никакого тепла. Когда мы прошли через него, ничто не изменилось, кроме легкой перемены в освещении коридора. Плюс я заметил необычное эхо от наших шагов.

Хабари попросил меня молчать. Это уберегло его от сотни моих вопросов. Он повел меня по коридору в другую часть госпиталя, где было много людей: медсестер, пациентов и ожидавших родственников. Все они сохраняли полную неподвижность, словно доисторические насекомые в кусках янтаря. Я не мог прикасаться к ним – нечто, похожее на магнитное сопротивление, удерживало мою руку от контактов с ними. Однако, подходя к ним, я видел, что они не были ограничены какой-то субстанцией. Скорее, время для них остановилось. Для них, но не для нас! Это открытие напугало меня.

– О, мой Бог, – сказал я Хабари. – Кто вы?

– Ваш друг, – с улыбкой ответил он. – И обещаю, что останусь им.

Обходя неподвижных людей, мы направились к палатам. Здесь тоже все замерло, словно время выключили переключателем. Пациенты и посетители выглядели как статуи. Пока мы шли среди них, я едва мог дышать. Маленький испанский мальчик, выбегавший из комнаты, замер в воздухе, касаясь пола только кончиком сандалии. Мы остановились около этой палаты, и я вновь испугался, потому что увидел там перемещавшиеся фигуры. Не все были такими! Медсестра и несколько родственников неподвижно стояли перед постелью пациента, ничем не отличаясь от людей в коридоре. Однако остальные вели себя обычным образом и о чем-то беседовали друг с другом. Невероятно, но мужчина, лежавший в кровати – примерно моего возраста и весь покрытый темными отвратительными пятнами, – имел двойника, который, подойдя к постели, с изумлением смотрел вниз на бездыханное тело!

Я был ошеломлен. С моих губ сорвался громкий вздох смущения. Одна из перемещавшихся фигур повернулась и посмотрела на нас. Не прямо, как на видимые объекты или на присутствовавших здесь людей, а словно на некое неуловимое движение, воспринятое уголком глаза. Я содрогнулся. Его глаза имели фацетное строение, как у насекомого. Лицо чудовища, лишь слегка похожее на человеческое, было покрыто ярко-красной и коричневой чешуей, напоминавшей кожу ящерицы.

Признаюсь, я решил сбежать. Схватив меня за руку, Хабари не позволил мне уйти.

– Не бойтесь, – сказал он. – Это существо не может видеть вас. Если вы будете вести себя тихо, он вернется к своим делам.

Я не хотел вести себя „тихо“. Мне хотелось выбежать из здания – вырваться из жуткого кошмара и всего того, что я видел в больничной палате. Однако хватка Хабари оказалась удивительно крепкой.

– Сейчас вы смотрите на обвинителя душ, – сказал мой проводник. – Многие люди назвали бы его демоном. Женщина у подножия кровати является ангелом. Она защищает мужчину, который только что умер. Видите, того человека, который стоит над усопшим телом? Это душа покойного Мортона Кима. Он был хорошим и добрым человеком. Я думаю, ему уготована счастливая жизнь после смерти.

Тварь с глазами жука больше не пялилась на нас, хотя Хабари говорил обычным голосом.

– Почему они не слышат вас? – спросил я. – Кто вы такой?

Хабари покачал головой. Его правая рука, которая несколько мгновений назад сияла, словно солнце, выглядела теперь почти обычно. Когда он приподнял ее, она лишь слегка светилась перламутровым светом.

– Они не слышат меня, потому что в данный момент я являюсь слугой великого существа, превосходящего их своим могуществом.

– Вы имеете в виду Бога?

Он улыбнулся:

– Мы все слуги Всевышнего – даже Рыбий хребет, который выступает здесь в роли адского обвинителя. Но мой поручитель более велик, чем земные ангелы и демоны. Давайте оставим их в покое. Пусть они занимаются своими делами.

Он вновь провел меня по коридорам, пока мы не вернулись к мерцавшей дыре, через которую вошли в пространство без времени. Когда мы шагнули в нее, все стало таким, каким было раньше. Через несколько секунд я увидел санитара, свернувшего за угол. Он двигался вполне естественным образом. Проходя мимо нас, мужчина бросил на меня безучастный взгляд и продолжил свой путь по коридору.

Хабари, ничего не объясняя, предложил мне вернуться домой. Он не читал нотаций, не просил пожертвований и не собирался обращать меня в адепты своей церкви. Очевидно, преподобный не нуждался в этом. Нереальная картина, увиденная мной, настолько выходила за рамки обычного мира, что я дрожал как в лихорадке. Хабари отвез меня в мой особняк, отвел в гостиную и налил мне бокал вина. Я чувствовал себя истощенным. Он выпил чашку чая, посидел немного со мной и уехал, пообещав вернуться на следующий день, чтобы обсудить наше так называемое „приключение“.

Кем бы вы ни были, мой неизвестный читатель, вам, наверное, пришло в голову уже несколько возможных объяснений. Мои переживания могли быть вызваны гипнозом, наркотиками или, возможно, психической болезнью. Я тоже так думал, поэтому, проведя бессонную ночь, с нетерпением ожидал приезда Хабари. Я даже злился на него. По-видимому, он ожидал такую реакцию. Преподобный предложил мне совершить еще одну прогулку – на этот раз в жилой многоквартирный дом в районе Рэйвенсвуда.

– Печальная смерть от удара электрическим током, – сказал он. – Неисправная сушилка для волос.

Сцена была такой же, но без докторов и медсестер. Приехавшие санитары уложили тело женщины на носилки, но когда мы прошли через сиявшее отверстие, ее душа уже выскользнула из тела. Взглянув на медиков и убитую горем внучку, она зарыдала от горя. Казалось, ее сердце разрывалось на части. Через пару минут появились ангел-адвокат и демон-обвинитель. Первый был молодым человеком со светлым симпатичным лицом. Второй не имел головы, но обладал морщинистой физиономией в середине обнаженного торса. Мертвая женщина отпрянула от него, но ангел подошел к ней и начал тихо успокаивать ее.

– Клевещущий ястреб, – сказал Хабари, кивнув головой на безголового демона. – Он очень талантливый обвинитель. Однако сегодня ему не на что надеяться.

Затем появился судья.

Однажды на день рождения одного из моих мальчиков мы купили забавную игрушку – устройство, которое крепилось к шлангу, как насадка разбрызгивателя. Эта штука распыляла воду во всех направлениях и вертелась, словно карусель. Детям она нравилась, и они играли с ней все лето. Когда лучи солнца падали на нее под нужным углом, среди брызг возникала чудесная сияющая радуга. Она оставалась на одном месте, хотя струи воды поднимались и падали, а насадка не переставала вращаться. Небесный судья походил на ту радугу – застывшие переливы света. Но он имел грозный и пугающий вид.

– Мы должны уйти, – прошептал Хабари. – Главенствующие отличаются от младших ангелов. Этот может обнаружить нас, если мы останемся здесь слишком долго.

Несколько следующих дней доктор демонстрировал мне потрясающие события, происходившие за пределами знакомой реальности. В конечном счете я признал, что даже если он мистифицировал меня, то делал это просто замечательно. Однажды я уступил его уговорам и сказал, что готов услышать правду. Настоящую правду. Но ему не нужен был еще один последователь. Он хотел от меня нечто большее.

– Эдвард, – спросил он в одну из наших встреч, – какой смысл сдаваться деспотическим правилам и потворствовать хулиганскому использованию высших сил, с которыми вы сражались всю жизнь? Вы отстаивали ваши убеждения, даже когда это было трудно. Ваше сердце вело вас к собственной правде.

– Но я ошибался. Небеса и Ад существуют. Мои убеждения оказались неверными.

– Да, но только из-за природы конфликта. Ваши чувства не обманывали вас.

Я сказал, что его слова смутили меня. О каком конфликте он говорил?

Весь долгий вечер Хабари объяснял мне суть явлений. Оказывается, на Небесах имелась фракция инакомыслящих существ. Немного странно, верно? И до смешного старомодно! Эти ангелы считали, что судьба людей капризна – что неоспоримые доселе приговоры, налагаемые на вечные души, были малоосмысленными, – а сами Небеса деградировали из-за рутинных и диктаторских правил. Вместо безвременного дома для утомленных душ они превратились в застенки с попранной свободой. Закостенелая догма отняла у людей право, данное им от рождения – великий дар, которым их благословил Создатель. Вышеназванные инакомыслящие существа решили, что пришло время для перемен. Это они стояли за Обществом волхвов, организованном Хабари – благотворительной организации совершенно другого вида, чем я подозревал!

Когда он выразил свое недовольство нынешней администрацией Небес, я почувствовал небольшую тревогу.

– О, Господи! Так вы… слуга дьявола?

Уверовав в Небеса, я начал признавать и Ад. Неужели под доброй маской философа Хабари скрывался косой взгляд великого врага человечества?

Преподобный засмеялся. Нет, он громко захохотал. Наконец, переведя дыхание, он попытался успокоить меня:

– Я не являюсь его прислужником. Положение обитателей Ада намного хуже, чем у жителей Небес. Безусловно, некоторое количество отправленных туда душ заслуживало лучшей участи. Однако большинство грешников, собранных там, совершили настолько ужасные преступления, что любой Творец имел бы право на их мгновенное уничтожение. Милость Бога и Его великие планы по-прежнему являются таинством, превосходящим наше понимание.

Он покачал головой.

– Нет, Эдвард, мы с моими коллегами стремимся к другому. Вы помните те статьи, которые я присылал вам? О политической философии?

– Конечно, – ответил я. – Как же это называлось? Вы говорите о Третьем пути?

Прелюдия закончилась. Пенни упало на пол.

– Вы выбрали срединную дорогу? Создали подрывную секту?

– Мы не столько хотим отделяться от Небес, сколько надеемся на сосуществование, – ответил Хабари. – Отсюда возникло и наше называние – волхвы. Мудрые люди принесли три дара, которые представляли собой три разных пути. Вот к чему мы стремимся. К среднему направлению. К третьему способу.

Он начал рассказывать, что его коллеги нашли (или, возможно, создали) пространство для душ мертвых. Оно находилось за пределами смертной земли, однако не принадлежало Небесам и Аду. Новые волхвы решили дать шанс свободомыслящим людям, которые совершали добрые дела, но не желали попадать в закостенелую, перевязанную правилами жизнь после смерти, где счастье навязывалось свыше. Бунтари хотели освободить прогрессивные души и помочь им извлечь пользу из альтернативного пути.

– Мы стараемся для таких людей, как вы, – сказал он, похлопав меня по руке. – Вы идеальный кандидат. Вы можете стать первым, хотя и не единственным. Вскоре мы приступим к реализации проекта.

Я спросил его, не боится ли он Божьего гнева. Что Создатель подумает о них… и о нас? Впервые в жизни я серьезно задумался о ревнивом Боге Ветхого Завета, и перспективы ужаснули меня.

– Я никогда не видел Всевышнего, – ответил Хабари. – Мне довелось общаться с верховными ангелами, возглавляющими небесную иерархию. И они тоже говорили, что никогда не видели Бога и не получали свидетельств Его управления небесным хозяйством. Мы не сопротивляемся Господу, Эдвард. Мы против небесной инертности.

– А вдруг это одно и то же? Вы не боитесь совершить ошибку?

– Я молюсь об успехе нашего начинания, – сказал преподобный. – Все мы молимся об этом. И вскоре мы получим ответ Господа – во всяком случае, так подсказывает мне логика. Я верю, что Всевышний, Которому каждый из нас служит в своем сердце, уже давно знает о наших намерениях. Пока Он не предпринял никаких мер, чтобы приостановить проект. Разве это не предполагает, что Его не тревожит наша деятельность? Возможно, Он даже одобряет все, что мы делаем.

Какое-то время я задумчиво смотрел на машинописные строки Уолкера. Наверное, мои чувства совпадали с его впечатлениями: несчастная жертва кораблекрушения почти подплыла к берегу и вдруг поняла, что течение уносит ее в море. Неужели его история была реальной? Являлся ли Хабари представителем какой-то диссидентской фракции на Небесах? Или он выполнял приказы Элигора? А вдруг он и был самим Элигором? В любом случае существо, называвшее себя Мозесом Хабари, имело не совсем понятные способности. Преподобный провел живого человека через „молнию“ и показал ему души покойных людей – причем ни обвинитель, ни адвокат не знали о его присутствии. Он делал то, что выходило за пределы правил. Я назвал бы это магией. Верховные ангелы и демоны могли совершать поступки, невозможные для существ низкого ранга, однако, появляясь на земле или в пространствах вне времени, они были ограничены строгими соглашениями. Я не сомневался, что Хабари и его партнеры (если он не относился к породе одиночек) довольно часто нарушали правила, но как им удавалось оставаться безнаказанными? Наша система гарантировала, что верховные ангелы и князья Ада не будут носиться по бренной земле, нарушая договоренности. Я просто не представлял себе, как кто-то мог обходить все законы и вытворять при этом то, что делал Хабари.

Мне не хватало ответов. Я чувствовал себя, как Вудвард и Бернштейн, [36]36
  Журналисты – участники Уотергейтского скандала.


[Закрыть]обсуждавшие в гараже „Глубокую глотку“ [37]37
  Кличка их тайного «источника сведений».


[Закрыть]– как раз перед тем, как их история дошла до Белого дома. Хотя вряд ли эти репортеры полагали, что их расследование вскроет угрозу не только для бессмертных душ, но и для основ вселенной.

Мне вновь захотелось напиться. Переборов себя, я вернулся к чтению неординарного письма, которое прежде хранилось в Библии атеиста.

Но даже когда я подключился к проекту, за дни и недели до ключевого момента, мне было трудно поверить в замысел Хабари и его коллег. Меня одолевали сомнения. Сработает ли их эксперимент? (По словам преподобного, это был бы беспрецедентный случай, поскольку ни одна душа не похищалась еще у Небес и Ада.) Соответственно, первое „извлечение“ (как он называл его) нам следовало провести по регламенту военной операции – с заботой, точностью и идеальным планированием времени. „Волхвы“ не могли ожидать, когда их первый доброволец умрет естественной смертью. Не нужно говорить, что эта новость опечалила меня.

– Вы наш идеальный кандидат, – льстил мне Хабари. – Однако поймите! Ожидая вашу естественную смерть, мы позволим нашим соперникам забрать сотни или тысячи доступных душ.

Естественно, я поинтересовался, не могут ли они найти другого вольнодумца, уже готового к смерти. Он дал мне отрицательный ответ. Вероятно, когда метод будет проверен, объяснил преподобный, они смогут проводить подобные замены. Сейчас же им требовался человек, не только сильный телом и умом, но и полностью осознававший все возможные последствия.

– А как насчет моей жены? Ведь тогда я потеряю шанс на воссоединение с ней!

Уверовав в жизнь после смерти, я мечтал о встрече с Молли. Хабари печально вздохнул.

– Даже если бы вы увидели свою покойную супругу, то не узнали бы ее, – ответил он. – И она не узнала бы вас. Души мертвых не сохраняют воспоминаний о земной жизни. Те, кто повелевает нами от имени Всевышнего, ничего не говорят об этом, но мы знаем, что умершие люди не остаются прежними. По крайней мере, не на Небесах. В Аду – другое дело. Там грешники вечно вспоминают о своих преступлениях. Это еще одна причина для третьего пути. У нас далеко идущие планы, и хотя я не могу рассказывать вам о них, возможно, однажды вы и ваша Молли снова будете вместе – раз и навсегда.

Какое-то время я горевал о жене, но затем, после долгих изысканий по теме человеческих душ (которые еще совсем недавно казались мне нелепой гипотезой), у меня сформировалось окончательное решение. Я согласился стать подопытным кроликом. Мы с Хабари начали планировать мою смерть…»

Я пропустил пару следующих страниц, где Уолкер описывал свою подготовку к уходу из жизни. Он привел в порядок свои дела и позаботился о наследовании имущества. Конечно, он не был первым, кто замышлял самоубийство, но определенно открывал список лиц, собиравшихся облапошить Небеса и Ад. Я восхищался Уолкером. Его поступок требовал мужества – настоящей храбрости. Подобно первым астронавтам, он действовал в одиночку. И он не надеялся на славу в том случае, если ему удастся осуществить задуманное. Эдвард даже в шутку называл себя «после-навтом», заимствовав этот термин у преподобного Хабари.

Уолкер был разочарован, узнав о тривиальном способе самоубийства. Ему предстояло прикрепить шланг к выхлопной трубе его «БМВ» седьмой серии. Другой конец шланга полагалось вывести в салон машины. Все остальное должны были сделать Хабари и его «люди» (на мой взгляд, довольно сомнительный термин для таких существ). Мне не известно, чем закончился их эксперимент. Однако душа Уолкера определенно куда-тоделась. Я сам был тому свидетелем.

Он закончил письмо стихами неизвестного мне поэта (позже я узнал, что они принадлежали Р. У. Раймонду): [38]38
  Британский литератор, наставник и покровитель юного Толкиена.


[Закрыть]

 
Жизнь вечна, и любовь бессмертна, а смерть – лишь горизонт вдали.
Но что такое горизонт, как не ограничение нашего зрения.
 

В конце последней страницы стояла подпись:

Ваш, исполненный надежды,

Эдвард Лайнс Уолкер