Текст книги "Найди ее лицо"

Автор книги: Тед Бота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Оружие запрещено

Эд Барнс приехал в Хуарес на следующий день.

Жилистый мужчина за пятьдесят, с седыми волосами, коротко подстриженной бородкой и заразительной улыбкой, Барнс много лет работал газетным репортером. Он писал про организованную преступность в 1980-х годах, прежде чем стать военным корреспондентом для журналов «Тайм» и «Лайф». Местом его последней командировки был Ирак, где он находился с того времени, как был свергнут Саддам Хусейн.

В тот вечер Фрэнк и Барнс встретились в «Эль Акуэдукто» и заказали выпивку.

– У меня три дня, – сообщил Барнс. – Затем я должен возвращаться в Нью-Йорк и ехать в Россию. Думаете, получится написать за три дня?

– Конечно, – ответил Фрэнк. Он пребывал в приподнятом настроении из-за того, что Барнс приехал так быстро. – Мексиканцы сказали, что вы можете ходить куда угодно – в полицейский участок, лабораторию, познакомиться с коронером, доктором Санчес. Можете поговорить с Мануэлем Эспарсой. Он отличный парень.

Барнсу понравилась идея открытых дверей, но он тут же стал подозрительным.

– Полной свободы передвижения не существует, – сказал он Фрэнку. Материалы о Хуаресе, которые он прочел перед тем, как приехать, касались наркотрафика и убийств, связанных с наркокартелем. – Я читал, что по меньшей мере пятеро журналистов убиты из-за картеля. Другие тоже. Здесь людей еще расстреливают прямо на улицах.

– Да. – Фрэнк кивнул. К нему ежедневно поступала новая информация от Джан, пересылавшей по факсу статьи о Мексике, скачанные из Интернета. – Но полиция действительно хочет раскрыть убийства женщин. Они пригласили сюда Боба Ресслера, теперь вот меня. К тому же Мануэль по-настоящему полезен.

Барнс подумал, что Фрэнк переигрывает и выступает как инструмент рекламы от штата Чиуауа. Он так ему и сказал:

– На чьей же вы стороне?

Они посмеялись, а потом заказали по очередной «Маргарите».

– Сами увидите, – отозвался Фрэнк.

На следующее утро Фрэнк представил Барнса Эспарсе, и они присели на бортике гостиничного бассейна. Барнс стал спрашивать о feminicidios, но Эспарса сказал, что ему лучше задать их генеральному прокурору, встречу он организует.

Они втроем отправились знакомиться с коронером и взглянуть на бывшую полицейскую академию. Когда Барнс попросил показать ему вещественные доказательства, найденные вместе с женщинами, то испытал шок. Помещение, где хранились вещественные доказательства, не только плохо содержалось – трудно было установить, какой предмет одежды принадлежит какой из жертв, – но и замок на двери был таким хлипким, что его можно было сломать ударом ноги. Он достаточно долго писал о нашумевших преступлениях, чтобы понять: что-то не так.

– Это похоже на кусок дерьма, – шепнул он Фрэнку. – Они хоть немного заинтересованы в том, чтобы найти убийцу?

Беседа с генеральным прокурором, запланированная на вечер, была отменена. В качестве альтернативы Эспарса предложил Барнсу совершить поездку по Хуаресу, и Фрэнк присоединился к ним. Они проехали по старой части города, а затем побывали в нескольких промышленных парках, откуда после утренней смены выходили группки женщин.

– Знаете, – произнес Барнс, глядя на плохие дороги, – если не считать потока машин и фонарей, Хуарес напоминает мне Киншасу.

Это заявление было дурным знаком. Барнса все больше раздражало то, что они катаются по городу и не встречаются ни с кем из правительства. Когда они добрались до последней в тот день фабрики, солнце уже садилось. В прошлый раз Фрэнк был здесь днем. В полумраке это место казалось еще более зловещим, кое-где он не решился бы гулять один.

– Им следовало установить здесь несколько фонарей, – буркнул Фрэнк и тут же почувствовал себя дураком. Нужно постоянно напоминать себе, что он в чужой стране.

– Возможно, женщины садятся в машину по собственной воле, – проговорил Эспарса. – Возможно, их никто не похищает. По крайней мере на первых порах.

Они поехали по Лердо, одной из главных улиц возле Рио-Гранде, известной своими магазинами свадебных нарядов. Затем миновали несколько баров на менее пристойных улицах, вроде Марискаль и Хуарес, а потом остановились у одного из них под названием «У Люси». Фрэнк и Барнс замешкались, прежде чем войти. То, что дома для них было бы обычным делом, здесь внезапно покрылось туманом подозрения. Поговаривали, что это то самое место, куда девушек приводили, прежде чем убить. Большая вывеска перед входом объявляла, что оружие здесь запрещено.

Мужчин обыскали при входе в бар, просторный и слабо освещенный, с темными стенами, цветными фонариками и столами без скатертей – не из тех гостеприимных мест, где вам захотелось бы задержаться надолго. У стойки стояли несколько женщин, Эспарса назвал их ficheras, чью благосклонность можно было купить за несколько порций выпивки.

Снаружи у стены выстроилось с полдюжины проституток. Они не были красивы, но пахли такой чистотой, словно только что приняли ванну, и этот аромат окутывал мужчин, проходивших мимо. Фрэнк попытался не обращать на запах внимания; в каждой мексиканской женщине он видел только потенциальную жертву.

Эспарса объяснил, что, хоть проституция и опасное ремесло, игра стоит свеч. Продавая свое тело, женщины могут заработать сотню долларов за ночь, а работая в maquilas, они приносят домой, при хорошем раскладе, долларов тридцать в неделю.

В тот вечер в баре «Эль Акуэдукто» Барнс выплеснул свою досаду. Генеральный прокурор водит его за нос. Он отменил и вторую встречу, назначенную на следующее утро. Фрэнк подошел к Эспарсе, который ждал выпивку у стойки бара.

– Неужели генеральный прокурор не понимает, что поступает некрасиво? Я думал, вам нужно распространить информацию в Америке. Так у вас ничего не получится.

– Знаю. Я еще раз позвоню ему.

Беседа все же была назначена на следующий день, правда, с заместителем генерального прокурора, Оскаром Валадесом.

Без девушки из Чиуауа комната выглядела непривычно: такое ощущение, что одна из девушек сошла с автобуса, а ее оставшиеся подруги вдруг притихли.

Барнс отснял несколько пленок с работами Фрэнка. Фрэнк ходил вокруг стола, обдумывая, что он сделал на сегодняшний день. Каждая из девушек, казалось, излучала невинность. Или ему это только представилось? Они не походили на ficheras или проституток, а власти именно такой вариант постоянно подсказывали. Девушки, созданные им, вовсе не выглядели жесткими. Или, может, он просто их такими создавал?

Для него это были четыре молодые женщины, вполне довольные собой. Девушка без нижней челюсти – более нелюдимая, чем другие, более занятая своими мыслями, более замкнутая. Девушка с искривленным носом – теплая и дружелюбная, в ее присутствии хотелось улыбаться. Двух других ему еще предстояло узнать.

В кровати он прочитал последний факс от Джан, который ему подсунули под дверь. Она что-нибудь писала ему почти каждый день. Рассказывала, что делает, о женщине на работе, которая с ней постоянно ругается, о котах Бое и Гае.

Когда он выключил свет, его взгляд переместился на окутанные темнотой головы. Его вдруг поразило то, как вторая девушка смотрит вверх – вопросительно, мечтательно, – в то время как девушка слева от нее осторожно улыбалась. Фрэнк подумал, не исказил ли он их тем, что придал каждому из лиц слишком явную эмоциональную окраску. Импровизации важны, но, поддавшись творческому порыву, можно провалить всю работу.

«Об этом поговорим утром»

День шестнадцатый

Первая встреча Барнса на следующий день была со Стивеном Слэйтером. Фрэнку пока не было ясно, как этот американец вписывается в расследование. Он не раз видел его в офисе «Фискалиа микста».

Толстяк и проныра Слэйтер раньше работал советником по безопасности при генеральном прокуроре, а до того в казино Лас-Вегаса. Барнсу он не понравился, и беседа вышла скомканной. Только в самом конце Слэйтер в несвойственной для себя манере сделал откровенное признание: «Если бы не „Международная амнистия“, которая непрерывно наседает на правительство с требованием хоть что-то сделать с feminicidios, – сказал он, – мы никогда не привлекли бы экспертов извне, вроде Ресслера и Фрэнка».

Это откровение подтверждало заявления «Амнистии» о том, что правительству Чиуауа и полиции наплевать на убийства, а международную поддержку они призвали, просто чтобы ослабить общественное давление на себя. Фрэнк и Ресслер всего лишь исполняли роль оконных наличников… а теперь, косвенно, и Барнс.

Мужчины возвращались назад в «Люцерну» в молчании. В то же утро Барнс поговорил с заместителем генерального прокурора, и когда вернулся в гостиницу, они с Фрэнком встретились в «Эль Акуэдукто». После того как они заказали по кружке пива, Барнс высказал то, что думали они оба:

– Не нужно быть специалистом, чтобы увидеть: здесь что-то не так. Я думал, будет здорово приехать сюда и получить через вас доступ к полиции. Но каждый раз, когда я оказываюсь с ними, такое впечатление, что мы все в коконах. Я печенью чувствую это.

Интервью со Слэйтером стало поворотным пунктом. До этого все складывалось так, словно два человека договорились избегать обсуждения проблем и вопросов, которые возникали ежедневно.

Фрэнк понимал, что Барнс прав. Он пытался оставаться лояльным полиции не только потому, что она предоставила ему пять голов, но и потому, что ему нравился Эспарса. И все-таки было слишком много такого, что не укладывалось в голове. За две недели он собрал или подслушал кое-какую, возможно, и не предназначенную для него информацию – от ооновской команды или даже от Эспарсы, – о том, что полиция сжигает вещественные доказательства, теряет улики, перемешивает пробы на ДНК, пытает подозреваемых в бывшей полицейской академии. В Мексике, подозревал он, уже какое-то время все идет очень неправильно.

– Убийства кажутся слишком организованными, – высказался Фрэнк. – Когда я увидел в первый раз кресты все вместе, то понял: это означает, что все тела были обнаружены в одном месте. Когда я узнал, что тела разложились или превратились в скелеты, стало понятно: происходит неладное.

– Здесь все слишком четко и структурировано. Как могло получиться, что никто не наткнулся на трупы, когда они были свежие? Мне кажется, полиция прятала трупы специально. Возможно, копов использовали втемную, приказав никого не подпускать к железнодорожным путям и пустырю. Как еще могли эти тела оказаться там и не быть обнаруженными столь длительное время?

– Фрэнк, – Барнс коварно улыбнулся, – вы больше не похожи на их пропагандиста. Может, вам стоит вступить в «Амнистию»?

Фрэнк не рассмеялся.

– Я просто пытаюсь сделать так, чтобы все эти женщины были опознаны.

Со времен Анны Дюваль возвращение жертвам имен всегда было смыслом его скульптурной работы. Конечно, был и азарт в том, чтобы обеспечить идентификацию, решить головоломку, а может, и убийцу поймать. В Хуаресе все это, конечно, было, но ставки намного выше. Он не только впервые работал за пределами Соединенных Штатов, но у него было пять попыток, чтобы помочь раскрыть одно из самых шокирующих преступлений в мире.

– Они сказали вам, как собираются использовать ваши бюсты? – поинтересовался Барнс. – Вы вообще спрашивали у них? Собираются ли они расклеить листовки с их изображениями на автобусных остановках и опрашивать людей об этих женщинах?

Фрэнк не знал. Он полагал, что будет так же, как в Америке.

– Они мне не говорили.

– Видимо, и не скажут. Вероятно, то, что сказал Слэйтер, правда – и вас просто используют.

– Вас тоже, – огрызнулся Фрэнк.

Барнс допил пиво. Его и удивил поворот дел в Хуаресе, и не удивил. Мексика навевала воспоминания о том, чему он был свидетелем в 1970-х годах в Америке, когда ушел на год из журналистики, чтобы поработать спецагентом в среде организованной преступности в Нью-Йорке.

– Тот опыт научил меня, что коррупция повсюду и ни один коп не хочет вмешиваться в жизнь могущественных людей, – сказал он. – Подтверждение этому – сегодняшняя комната для хранения вещественных доказательств в академии. Такое впечатление, что расследование намеренно обрекли на провал… или на то, чтобы оно никогда не принесло успеха. – Он поставил пустую кружку на стол и встал. – Я наслушался правительственных оценок происходящего. Теперь хочу побеседовать с родными некоторых из убитых женщин.

Планировалось, что Барнс уедет на следующий день. Это был день его рождения, первый за семь лет день рождения в Северной Америке – предыдущий год он провел в Пешаваре, а до этого в Нигерии, – и ему хотелось побыть в кругу семьи. Но теперь все переменилось.

– Думаю, что останусь еще на несколько дней, – сказал он.

Он нашел в гостинице официанта, готового вместе с ним отправиться в семьи некоторых из убитых девушек и быть его переводчиком. Они собрались поездить по округе.

Фрэнк вернулся к себе в номер, но не мог работать. Слова Слэйтера неотступно преследовали его. Он чувствовал себя обманутым.

Когда вечером зашел Эспарса, Фрэнк рассказал ему о том, что говорил Слэйтер. До сих пор он был откровенен с мексиканцем и не видел причин менять свое отношение к нему.

– Это заставляет чувствовать себя немного идиотом, – сказал он.

– Что по этому поводу сказал Барнс? – спросил Эспарса.

– Разозлился. Он считает, что нас используют. Теперь хочет побеседовать с некоторыми семьями.

Эспарса внезапно разволновался. Фрэнк подумал, что это из-за высказываний Слэйтера об «Амнистии», но ошибся.

– Для чего ему беседовать с семьями? – спросил Эспарса.

– Он журналист. Это его работа.

– Но мы не для того позвали его сюда.

– Что вы имеете в виду? Я думал, вы позвали его сюда, чтобы придать гласности все эти убийства.

Эспарса зло взглянул и принялся играть ключами.

– Об этом поговорим утром, – буркнул он и ушел.

Лучшие «Маргариты» в Мексике

День семнадцатый

Фрэнк спустился в фойе вместе с Эспарсой. Их ожидали несколько человек из офиса генерального прокурора, в том числе Оскар Валадес, генеральный контролер по патентам города Чиуауа, еще один прокурор и высокая женщина из офиса Эспарсы, Энджи.

Барнс подошел к ним через несколько минут, и все направились в гостиничный ресторан. Когда были сдвинуты два стола, чтобы вместить всю группу, они расселись и официант принял заказ.

Эспарса разговаривал с прокурором и генконтролером по-испански, и Фрэнк был уверен, что говорили они об интервью со Слэйтером. Он услышал, как тот упомянул Барнса и то, что тот намерен беседовать с родственниками убитых женщин. Оба постоянно кивали на Валадеса.

– Расскажите ему, – говорили они. – Расскажите ему.

Когда Эспарса наконец стал рассказывать, Валадес внимательно слушал. Он медленно кивал по мере того, как переваривал то, что говорил Эспарса.

Фрэнк и Барнс раскуривали сигары, купленные в «Санборнс», когда заместитель генерального прокурора встал и ударил ладонями по столу. Все замолчали. Валадес что-то по-испански бросил Эспарсе, и тот повернулся к американцам.

– У него есть предложение, – перевел Эспарса. – Он хотел бы отвести вас в другой ресторан, тот, что любит губернатор.

Принесли их напитки, и официанты приготовились принять заказ на еду. Фрэнк и Барнс не понимали, что происходит, но думали, что, являясь гостями мексиканцев, должны следовать за остальными. Не расплатившись за напитки, они вышли из гостиницы и проехали несколько кварталов до другого ресторана.

К тому времени, когда они туда добрались, прокурор исчез. Когда все расселись по местам, один из служащих офиса генерального прокурора сказал, что Фрэнк и Барнс должны отведать «Маргариту» – здесь они лучшие в Мексике, – поэтому каждый из них заказал по порции, в то время как остальные ограничились пивом и содовой. Пока напитки не принесли, человек, порекомендовавший «Маргариту», пошел переговорить с метрдотелем.

Не успел Фрэнк допить свою «Маргариту», как почувствовал тошноту. Он подумал, что это, возможно, плохая реакция на аппетайзер, который он съел по совету Эспарсы, – перец, фаршированный сыром. Он пошел в туалет и попытался проблеваться, но не смог.

Вернувшись за стол, Фрэнк ощутил сонливость. Энджи погладила его по руке, подбадривая. Он задремал прямо над тарелкой и проснулся через полчаса. Только тогда заметил, что и Барнс выглядит не очень здорово. После еды обоим мужчинам пришлось помогать садиться в машину.

В «Люцерне» Барнс сказал, что собирается вздремнуть и готов встретиться с Фрэнком в «Эль Акуэдукто» в восемь. Если его не будет, пусть Фрэнк позвонит ему утром.

Когда Фрэнк оказался в номере, его вырвало, и он почувствовал себя лучше. Он надел джинсы и майку и вернулся к своим бюстам.

В последние два дня он все меньше занимался отделкой лиц и все больше времени тратил на волосы. Дважды изменил прическу у второй девушки, убрав волосы за ухо и сделав прямой пробор, но затем вернулся к первоначальному виду.

Незадолго до восьми часов вечера он пошел в «Эль Акуэдукто», чтобы встретиться с Барнсом, но того не было. Выпив стакан «Калафии», Фрэнк вернулся к себе и работал над бюстом до часа ночи.

Поздней ночью его комната, казалось, начинала жить своей жизнью. Он повсюду видел лица – в складках штор, в рисунке напольной плитки в ванной комнате. Платяной шкаф становился гигантским зданием, огромным и угловатым, как фабрика-maquila. Он везде видел лица, носы, глаза.

День восемнадцатый

Через пять часов Фрэнк проснулся, чтобы приступить к работе. Как и было условлено, позвонил Барнсу в восемь утра, но трубку никто не снял. Он отправился поплавать в бассейн, потом позавтракал. Вернувшись в комнату, осмотрел то, что сделал за прошлую ночь. Волосы второй девушки его порадовали.

Фрэнк обошел вокруг бюстов, почти незаметно прикасаясь к ним – то пригладит глаз, то легко проведет палочкой по щеке, то углубит линию между губ, то потрогает мочку уха.

Играл Гленн Миллер, потом Малер.

Фрэнк сделал несколько приседаний и наклонов, пятнадцать минут подремал, затем сказал телохранителю, что идет в бассейн, а сам тайком направился в «Санборнс». В восемь вечера он спустился в «Эль Акуэдукто», где дежурила Джеки.

– А где ваш приятель? – спросила она.

– Который? – Фрэнк совершенно забыл о Барнсе. Последний раз он видел его после ленча, во время которого им обоим стало плохо.

– Журналист, – напомнила она.

– Вы видели его сегодня? – спросил Фрэнк.

Она покачала головой:

– Может, он куда-нибудь поехал, работает?

Выходя из бара, Фрэнк заметил Карлоса, официанта, который должен был быть переводчиком Барнса. Фрэнк вернулся к себе в номер и снова попробовал дозвониться до журналиста, но ответа не было. Ложась в двенадцать часов спать, он уже знал, что готов сделать гипсовые формы всех четырех голов.

День девятнадцатый

На следующее утро Фрэнк в третий раз позвонил в номер Барнсу. Его приятель снял трубку, его голос был слабым.

– Где вы были вчера? – спросил Фрэнк. – Я вас нигде не видел.

– Что вы имеете в виду? – отозвался Барнс.

– Я вчера вас нигде не видел.

На другом конце провода повисла тишина.

– Боже! Думаю, я спал с тех пор, когда в последний раз видел вас.

Это означало, что он находился в кровати больше двадцати четырех часов.

Барнс застонал:

– Это те «Маргариты»!

Они встретились за завтраком, и Фрэнк сказал Барнсу, что убежден в том, что им что-то подмешали. Журналист рассмеялся.

– Сами подумайте, – продолжал Фрэнк. – Обычно вы в состоянии перепить любого, даже копа, а тут одна «Маргарита» уложила вас на целый день? Невероятно.

Припомнив, что происходило в ресторане, они поняли, что много разных моментов должны были заставить их насторожиться. Резкая реакция заместителя генерального прокурора, когда он узнал о Слэйтере и Барнсе. Быстрая и необъяснимая смена ресторанов. Непонятное исчезновение прокурора. Предложение таинственного человека выпить «Маргариту», за которым последовала его беседа с метрдотелем.

– Это могло быть предупреждением, – сказал Фрэнк.

Барнс согласился. Если мексиканцы боятся, что родственники убитых станут кивать на полицию, то, возможно, они задумали не позволить Барнсу встречаться и беседовать с ними. И добились своего. Они знали, что он планирует уезжать в тот день и не сможет провести ни одного интервью, если его вывести из игры.

Быстро проглотив свой кофе, Барнс встал с кресла:

– Мне нужно побеседовать с некоторыми людьми.

Барнс уехал из «Люцерны» с официантом Карлосом. Первым делом они навестили женщину, которая собирала сведения обо всех убитых в Хуаресе женщинах, потом повидались с представителем «Амнистии». Воспользовавшись несколькими полученными именами (всегда давали только имя, и всегда лишь одного из родственников жертвы убийства, но никогда адреса, потому что Анапра – не то место, где имелись адреса. К тому же люди были настроены слишком подозрительно, чтобы сообщать ему детали), Барнс и Карлос въехали в лабиринт лачуг.

Большинство людей боялись разговаривать с ним и даже указывать дорогу. Сначала Барнс подумал, что это, возможно, генетический страх перед незнакомцами, он сталкивался с этим в странах «третьего мира». Потом понял, что это был страх мести – то, с чем он сталкивался, работая по мафии.

Семьи, в которых ему удавалось беседовать, считали, что полиция сама придумывает убийц, вроде Шарифа Египтянина или двух водителей автобуса, и что у нее нет намерения искать настоящих преступников. Некоторые полагали, что сами полицейские и есть убийцы.

Барнс встретился с матерями двух убитых девушек. Одна сказала, что ее дочь убили за день до того, как она должна была получить новую работу. Девушка ушла из дома купить кое-что в магазине и наткнулась на полицейских, которые ее забрали – все это видела ее подруга, – а позднее было обнаружено ее тело.

Другая женщина сообщила, что сразу после того, как она обратилась в полицию, кто-то напал на нее с ножом. Это было предупреждение больше не касаться этого дела.

Барнс вернулся в гостиницу и сообщил Фрэнку, что ему нужен еще один день, чтобы все подчистить. Фрэнк знал: ему будет не хватать компаньона. Он уже не понимал, кому верить и на кого полагаться.

После того как Барнс ушел, Фрэнк в последний раз взглянул на глиняные бюсты, а затем нацарапал свое имя на задней части плеча каждой из девушек.