Текст книги "Обещаю вернуться никогда (СИ)"

Автор книги: Таусита Полуденная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Свою сам возьмёшь.

Ведьмак усмехнулся. Видимо, в эту ночь Ладимир свои силы переоценил.

Русалка медленно прихлёбывала чай. Ладимир положил мясо обратно на сковородку, взял горбушку чёрного хлеба и начал её жевать, запивая чаем.

Геральту не терпелось вернуться к своим грёзам, и он быстро расправился и с мясом, и с чаем. Его сотрапезники к тому времени тоже покончили со своим нехитрым завтраком. Русалка поднялась, чтобы, как обычно, убрать со стола, но тут вскочил Ладимир:

– Сядь, я сам уберу!

Ведьмак ухмыльнулся и вдруг увидел, что левая рука Русалки лежит в перевязи. Он вздрогнул, будто от удара током.

– Постоянно забываю, – вздохнула Русалка. – Лад, я лягу, наверное… Вроде и спала, а без толку…

– Ложись, конечно, – кивнул Ладимир. – Болит?

– Не так чтобы очень, но чувствуется. Обезболивающее, что ли, никудышное…

– Я сейчас в аптеку съезжу.

– Лад, не нужно, не мотайся. Боль терпимая, зачем лишний раз травиться.

– Ну ладно… но если вдруг что, скажи.

– Хорошо.

Русалка, поудобнее уложив больную руку, вжалась в спинку дивана и укрылась пледом. Ладимир заботливо поправил плед и начал убирать со стола. Геральт еле доел свою порцию и понёс тарелку на кухню.

Когда Ладимир взялся мыть посуду, Геральт снял с крючка полотенце и встал возле мойки.

– Что у Русалки с рукой? – спросил он.

Ладимир косо взглянул на него из-под чёлки:

– Ты что, вообще ничего не помнишь?

Ведьмак сдвинул брови.

– Ночью разболелось бедро, – медленно заговорил он. – Болело долго и так, что взвыть хотелось. А потом… – он пожал плечами. – Не помню. Я снова бредил?

– Было дело. Ты, похоже, вчера дымом надышался. Дым ядовитый, как и кровь этих тварей.

– Не думаю. У меня устойчивость к ядам. Когда я проснулся, боль ушла, словно её не было. Как это связано с рукой Русалки?

Ладимир вздохнул, отдал ведьмаку вилки и выключил воду.

– Бредил ты жутко, – сказал он. – Метался по кровати и звал эту свою… ах, прости, она же для тебя никто… Вилу, короче говоря. Аннушка села рядом с тобой, и ты сразу схватил её за руку… Так она с тобой до рассвета и просидела – вырваться из твоей хватки никакой возможности не было, а я не мог ей помочь, сам был… чуть получше тебя, но не настолько, чтобы встать. Ты, видимо, с каждым приступом боли сжимал её руку…

Ведьмак слушал с одеревеневшим лицом.

– Могу тебя обрадовать, сила у тебя медвежья. Особенно когда ты в бреду. Ты ей ладонь почти раскрошил. Трещины четвёртой и пятой пястных костей, а вторая вообще сломана. Как она не кричала, представить не могу.

Ведьмак стоял как громом поражённый. Ладимир открыто наблюдал за ним, сощурив глаза. Вдруг Геральт заорал:

– Чёрт!! – и что было силы хватил кулаком по столу.

Стол треснул, Ладимир подскочил.

– Сдурел? – спросил он. – Анюту разбудишь.

Геральт, не слушая его, кинулся на улицу.

Ладимир посмотрел ему вслед, усмехнулся и пошёл в дом. Он тоже не выспался, а кушетка в углу очень удачно пустовала.

========== Глава X ==========

Когда я проснулась, не сразу поняла, где нахожусь и почему у меня так болит рука. Быстро выяснилось и то, и другое. Я плотно уткнулась в спинку дивана носом и накрылась пледом с головой, и видно мне было не так уж чтобы много, а рука болела, потому что я на ней лежала. Кое-как, стараясь не тревожить левую руку, я села и завернулась в плед – мне было зябко, хотя Ладимир натопил печку. Сам он мирно спал на кушетке ведьмака, то есть на кушетке, которая принадлежала мне, но которую временно занимал ведьмак.

Настроение у меня было паршивое. Я чувствовала себя инвалидом. Лонгета оставляла свободными пальцы, только пользы от них было немного. Что самое плохое – я не могла расчесаться и переплести косу. Если мне случается проходить весь день с косой, заплетённой вчерашним вечером, я злюсь на всё и вся, поэтому стараюсь такого не допускать. Сейчас я ничего сделать не могла и не в первый раз пожалела, что оттолкнула Сваромира. Будь он здесь, он бы и руку мою подлечил, и косу бы заплёл… Да будь он здесь, с моей рукой ничего не случилось бы!

Меньше всего мне хотелось видеть ведьмака, и, когда он внезапно появился передо мной, я едва на него взглянула, но против воли задержала взгляд. Вид у него был сконфуженный.

Сконфуженный Геральт – это что-то новенькое.

– Прости меня за… руку, – запнувшись, проговорил он. – Я не хотел.

«Ещё бы ты хотел», – подумала я.

Не дождавшись ответа, он смутился ещё сильнее.

– Вот… отвар, – он нерешительно протянул мне чашку. Я не пошевелилась, и он, помедлив пару секунд, медленно поставил её на стол. – Он снимет боль.

«Отравить, что ли, решил, чтоб уж наверняка», – подумалось мне.

Отвечать ему я не собиралась и ждала, когда он снова исчезнет до ночи. Однако Геральт уселся в кресло, которое стояло у перегородки, и прикрыл глаза. Уходить он и не думал.

Я решила отправиться в конец огорода и заодно слегка пройтись. Нужно было собраться с мыслями. Меньше всего приходилось ожидать, что Геральт будет просить прощения и даже отвар для меня приготовит. В таких жестах не было ничего необычного, но я не думала, что ведьмак окажется на них способен.

Когда я вышла, Ладимир, который ни разу не спал, заявил ведьмаку:

– Паршивый из тебя ухажёр.

– Я просто извинился, – процедил Геральт сквозь зубы. – Она мне не нужна.

– Ну-ну, – хмыкнул Ладимир.

Проветрившись, я вернулась домой, взяла книгу и устроилась в уголке дивана.

Геральт бросил на меня взгляд.

«И чего он здесь торчит?» – удивилась я.

Мне пришлось удивиться ещё больше, когда ведьмак сел рядом со мной.

– Тебя причесать? – спросил он.

Я подумала, что ослышалась, но он смотрел на меня, ожидая ответа.

– А ты сможешь? – недоверчиво спросил я.

– Смогу.

Он принёс табуретку и мою расчёску. Я сомневалась. У меня очень легко путаются волосы, и, если он не сумеет их ни расчесать, ни заплести, будет беда. Как бы не потерять под его лапищами половину гривы… Тем не менее я опустилась на табуретку, пытаясь отделаться от мысли о том, что напрашиваюсь на самоубийство.

Похоже, Геральт и впрямь знал, что делает. Он разделил мои волосы на две части, как и я, и перекинул их мне через плечи. А потом, вместо того, чтобы расчёсывать всю массу волос сразу, отделял небольшую прядь, расчёсывал, опускал на мою спину и отделял следующую.

И самое странное, что действовал он очень аккуратно, ловко и осторожно, чего я никак не ожидала – ведь теми же самыми руками он искалечил мне кисть.

Когда вся масса волос оказалась за моей спиной, он разделил её на три части и заплёл косу.

– Спасибо, – пробормотала я, поднимаясь с табуретки.

– Не стоит, – ответил он и, немного помолчав, добавил: – Мне это было в радость.

Я недоверчиво взглянула на него. Он смотрел на меня, и мне вспомнился тот пронизанный солнцем взгляд, какой я встретила, столкнувшись с ним, когда он выходил из ванной. Смущённая собственными мыслями, я поспешно устроилась на диване и уткнулась в книгу.

Геральт отнёс табуретку на терраску, убрал расчёску и вновь принёс чашку с отваром, которую предусмотрительно поставил на печку. На этот раз я не стала отказываться.

Отвар оказался не такой уж гадостью, и после него боль действительно немного улеглась.

Вечером, после ужина, за мытьём посуды Геральт спросил у Ладимира:

– Как тебе на кушетке?

– Прекрасно! – сказал Ладимир.

– Можешь спать там.

Лад покосился на него.

– Вознамерился занять мою половину дивана? Да без проблем.

– Меня начинает пугать твоя проницательность, – сказал ведьмак.

Ладимир то ли не понял его иронию, то ли сделал вид, что не понял.

– Я-то что, – скромно сказал он. – Вот Див – это да! Ты ещё подумать не успел, а он уже знает. Познакомишься с ним получше, сам убедишься.

Мне, естественно, о перемене спальных мест никто не сказал. Пока я была в ванной, Ладимир разложил диван, застелил его и куда-то смылся. Когда я вернулась в избу, оказалось, что и Геральта нет. Геральт меня мало беспокоил, он уже и хромал-то едва заметно, но Ладимиру лучше было бы лечь, а не шататься Бог знает где. Явился Геральт, чтобы расчесать меня на ночь. Потом он отправился в душ, а я легла спать и заснула почти мгновенно.

А потом… потом я лежала в его объятиях и целовала его лицо, не в силах поверить, что он здесь, рядом со мной.

– Геральт… Геральт… сколько же я тебя ждала…

– Вила… русалка моя…

И меня не смутило это имя, потому что я знала, что это он дал его мне.

– Геральт… я не думала, что ты придёшь. Я люблю тебя.

Он смотрел на меня, молчал и лишь прижимал к себе, подставляя лицо под мои поцелуи. Но я не ждала ответа, главное – чтобы он это знал. Пусть лучше не отвечает, слишком больно будет услышать его слова. Мне достаточно того, что он сейчас рядом и я могу целовать его и видеть, как он улыбается, будто не веря в происходящее.

– Вила… моя Вила… я тоже…

Он провёл рукой по моим волосам и поцеловал в губы. Его язык коснулся моего, и меня охватило странное чувство – будто сейчас всё так, как и должно быть.

Он нехотя оторвался от моих губ.

– Я люблю тебя.

Я смотрела на него, видела его лучистый взгляд… и начала понимать, что такое счастье.

Он целовал меня снова и снова. Я отвечала на его поцелуи, прижимаясь к его груди и забыв обо всём на свете.

========== Глава XI ==========

Небо только начало светлеть на востоке, когда у полуразрушенной фермы появились два всадника. Они в замешательстве смотрели по сторонам.

– И куда теперь? – поинтересовался один, черноволосый с неприятным лицом и ещё более неприятным голосом. – С него бы убыло от пары слов? Если это ему надо, пусть сам и едет. Мы здесь весь день провозимся.

– Не преувеличивай, – сказал второй.

Этот второй был высок и чрезмерно худощав. Его длинные волосы словно выцвели, и так же бледны были светло-зелёные прозрачные глаза. Лицо его было невыразительно, будто он носил маску, и голос звучал ровно и холодно. Он говорил не спеша и очень правильно, слегка растягивая слоги.

– Название деревни он же сказал.

– Величайшая благодарность ему за это! – фыркнул первый. – Деревня Куртино – она и есть. Только он забыл упомянуть, что здесь до чёрта лысого домов!

– Это что, – губы второго тронула лёгкая улыбка, неожиданная на его каменном лице, и глаза как будто потеплели. – Помню, в начале службы он меня отправил в Серебряный лог, Светомиру помощь понадобилась. А лог оказался высохшим руслом реки, и сторожка Светомирова стояла в километре от него. Несколько раз вдоль русла пролетел, прежде чем её увидел…

– Вот именно поэтому пусть сам едет, – второй развернул коня. – В следующий раз полностью адрес скажет.

– Подожди. Слышишь?

Они прислушались. Звонкий чистый голос старательно выводил: «Ой, там, на горе-э-э… ой, там, на круто-о-й… ой, там сидела-а пара-а-а голубе-э-эй…».

– Ладимир глотку дерёт, – удовлетворённо сказал первый. – И где-то рядом совсем.

– Не совсем, – сказал второй. – Пруд видишь? Звук отражается, слышимость хорошая. На том берегу.

Он пустил коня широкой рысью, за ним, не мешкая, тронулся его спутник. Они миновали плотину, проехали мимо свалки металлолома и поскакали на голос.

Ладимир сидел на порожке сарая, точил косу и разливался соловьём: «Голу-убка не ест, голу-убка не пьёт, да всё на гору-у плакати идё-о-от…».

Черноволосый припустил коня галопом, намереваясь перемахнуть через загородку, но товарищ его остановил. Они подъехали к рабице, спешились, ослабили подпруги, отстегнули поводья и отправили лошадей пастись, а сами через калитку зашли на участок и приблизились к певцу, который знай себе распевал: «Голу-убка моя-а, сиза-акрылая-а-а, чего ж ты такая печа-альная-а-а?».

– Глухарь на току, – процедил сквозь зубы черноволосый. – Только себя и слышит.

Ладимир допел наконец: «Я и ходила-а, и выбирала-а, а нету такого, как я-а потеря-ала», – художественно провёл оселком по лезвию косы, поднял голову и от неожиданности вскочил, взяв косу на плечо, словно ружьё.

Перед ним стояли двое гостей.

Ладимир переводил взгляд с одного на другого. Собственно, по уставу ему полагалось кланяться, но Ладимир, как и прочие воины, в отношении младших князей уставом пренебрегал. Только для Леда Серебряного, брата Дива, делали исключение.

И если Леда увидеть здесь не было так уж удивительно, то что тут делал Шива, да ещё в компании Серебряного, становилось совсем непонятно.

В конце концов, Ладимир склонил голову, но так, чтобы было ясно, что это относится только к Леду.

– Здравствуй, Ладимир, – едва заметно улыбнувшись, сказал Лед. – Князь Див сказал, – он слегка замялся, – сказал, что кого-то… вернуть надо.

Ладимир отлично знал манеру Дива Мирославича изъясняться и Леда понял сразу .

– Да, я… сейчас схожу за ним, – ответил он и побрёл к дому, бормоча про себя: – Эх, всю малину я ему обломал. Впрочем, сам виноват, он бы ещё до морковкина заговенья протянул…

Дома было тихо. Ладимир осторожно приблизился к дивану. Видно было только Геральта. Аннушка, несомненно, тоже была здесь, но из-за широкой спины ведьмака её не было видно совсем.

– Геральт! – тихонько позвал Ладимир. – Геральт!

Никакой реакции.

– Зараза, – прошипел Ладимир.

Меньше всего на свете ему хотелось трясти ведьмака за плечо, потому что он не без оснований полагал, что незамедлительно получит в морду. Если бы он был на месте Геральта, точно бы врезал. Реакцией Ладимир обладал превосходной, однако Геральт мало ему уступал.

Но делать было нечего. Ладимир вздохнул и легонько потряс ведьмака, готовый в любую секунду отскочить назад.

Ему повезло. Геральт пошевелился, приподнялся на локте и вполоборота посмотрел на него, еле разлепив веки.

– Ты очумел? Что тебе надо?

– Вставай, – сказал Ладимир. – За тобой приехали.

Геральт тотчас проснулся.

– Князь?

– Целых два, но Дива среди них нет. Давай живее, они ждут.

Ладимир направился к двери. Не прошло и минуты, как его нагнал ведьмак – в одних штанах. Ладимир вздёрнул бровь и критически оглядел его костюм.

– Что застыл? – спросил Геральт. – Пошли.

Они прошли через огород. Шива ходил туда-сюда мимо анисовки, Лед не торопясь скармливал своему жеребцу яблоко за яблоком. Жеребец Шивы стоял рядом и завистливо сопел, принюхиваясь к аромату яблок, которыми с таким аппетитом хрустел его товарищ. Лед и не думал его угощать, не желая остаться без руки, а хозяину сейчас дела до него не было. В огород лошадей не пустили, и только и оставалось, что принюхиваться и исходить слюной.

Князья одновременно оглянулись на звук шагов. Серебряный отдал своему вороному последнее яблоко и встал возле Шивы.

Геральт шёл, всматриваясь в незнакомцев, и у сухой яблони вдруг замедлил шаг, но почти сразу нагнал Ладимира. Только теперь он не сводил глаз с Шивы.

Шива тем временем тоже разглядел спутника Ладимира, и вид у него был такой, словно он не верил своим глазам. Он шагнул назад, оказавшись, таким образом, за спиной Леда.

Ладимир всё прекрасно видел. Посматривая на Шиву, он сказал, указывая на Геральта:

– Геральт, Белый Волк. Ведьмак, – и добавил, обращаясь к ведьмаку: – Князь Лед Серебряный, князь Шива.

Шива круто отвернулся к загородке, хотя толку от этого уже не было.

Лед не хуже Ладимира видел странное поведение своего спутника, но, согласно привычке, сохранил бесстрастное выражение лица и слегка склонил голову.

Геральт сразу понял, кто из двух князей главный, и решил Шиву оставить на потом. Он лёгким кивком ответил Леду и заговорил:

– Боюсь, произошла ошибка и вы напрасно потратили время на поездку сюда. Моя рана ещё слишком свежа для путешествий.

Шива выругался сквозь зубы. Ладимир, чтобы скрыть улыбку, задрал голову и принялся рассматривать яблоки высоко в ветвях.

Лед пришёл в недоумение. Див недвусмысленно дал понять, что этого «кого-то», кого он не счёл нужным назвать, нужно вернуть как можно скорее, потому что «Ладимир уже на стенку лезет». Вот только Ладимир ни на какую стенку не лез, а чужак хромал еле заметно для свежей раны.

Серебряный оглянулся на Шиву, и ему стало ясно, что тот понимает ещё меньше.

Ладимир закончил наблюдение за яблоками и спросил, невинно улыбаясь:

– Чаю хотите?

– Спасибо, охотно, – с облегчением ответил Лед, опередив Шиву, который начал было бурно возражать. – Только лошадей расседлаем.

Князья пошли к лошадям.

– Оставайся, если хочешь, а я поеду, – сказал Шива. – У меня вообще выходной сегодня.

– Поедешь, – ответил Лед, рассёдлывая жеребца. – После чая.

– Я не собираюсь заходить в этот дом!

Лед посмотрел на него ничего не выражающим взглядом, и Шива понял, что чая не избежать.

– Так будет невежливо, – сказал Серебряный.

Ладимир и ведьмак тем временем шли к дому.

– Шива, надо полагать, правая рука у Великого Князя? – спросил Геральт.

– Нет, обычный младший князь. Не понимаю, на кой ляд он сюда притащился. Правая рука – Серебряный.

– Он дружен с Шивой?

– Вовсе нет, с чего ты взял? – удивился Ладимир. – У Леда друзей раз, два и обчёлся, и Шива в их число не входит, да и никто из младших князей.

Немного помолчав, Геральт сказал:

– Шива меня нанимал.

– А, так вот почему у него рожу перекосило, когда он тебя увидел!

Ладимир едва руки не потёр от удовольствия, но сдержался. На терраске он спросил у Геральта:

– Может, останешься? На стол поможешь накрыть…

– Без меня управишься, – ответил Геральт и пошёл в дом.

…Я проснулась на рассвете. Мне снился прекрасный сон: будто Геральт лежал рядом и обнимал меня… Сон был удивительно правдоподобен, но всё же это был только сон…

Или нет?

Блаженную негу, которая баюкала меня, будто тёплое море, как рукой сняло, и я резко села.

В доме, кроме меня, никого не было.

Я глубоко вдохнула. Геральт никоим образом не мог оказаться на диване, здесь спал Ладимир. Меня прошибло холодным потом от мысли, что это его я обнимала и шептала ему всякую любовную чепуху. А ведь наверняка ему, он, зараза, не стал бы меня будить и отпихивать.

И как я теперь в глаза ему смотреть буду?! Ему-то что, его ничего смутить не может. Господи, мы с ним хотя бы не целовались? Или… Нет, целовались, точно. Я даже помнила его вкус. Чего я совсем не помнила, так этого того, было что-то после поцелуев или нет. Вроде нет… ночная рубашка на месте, во всяком случае.

Вот влипла…

Я легла и накрылась одеялом с головой, прижавшись лбом к стене. Что теперь делать? «Извини, Лад, я перепутала?». А то он сам не знает, я же его Геральтом называла!

А всё ведьмак виноват, сволочь этакая! Вот ведь, полюбится сатана пуще ясного сокола!

Скрипнула дверь. Возвращается, провались он на ровном месте. Тристан между собой и Изольдой меч клал, чтобы непотребные мысли в голову не лезли. Меча у меня нет, но кочергу положить можно было бы. Огрев предварительно Ладимира по лбу. По справедливости, кочергой надо бы огреть Геральта, но Ладимир тоже хорош, мог бы разбудить, а не слушать бредни сумасшедшей! Пусть теперь расплачивается за себя и за Геральта!

Жалко, кочерга возле печки стоит… отличная вещь, зря я отказалась от привычки держать её в изголовье…

Он лёг рядом со мной, обнял и по-хозяйски притянул к себе.

Скотина!

Я собралась послать его куда подальше, но что-то меня остановило. Что-то было не так. Хотя бы то, что Ладимир ростом был чуть выше меня и телосложением напоминал анатомическое пособие, а у меня было такое чувство, будто я прижимаюсь спиной к медведю гризли.

Я повернулась и оказалась нос к носу с Геральтом.

– Всё-таки я тебя разбудил, – сказал он, заправляя выбившуюся прядь мне за ухо.

Боюсь, в тот момент я выглядела совершенно неромантично. Тяжело быть романтичной, когда ты на самом деле – обалдевшая от удивления сова.

Его губы тронула улыбка (никогда бы не подумала, что он способен улыбаться), и он сказал:

– Только не говори мне, что хотела увидеть здесь Ладимира. Не поверю.

Всё-таки ночью рядом был он.

Помолчав и немного придя в себя, я осмелилась взглянуть на него.

– Ты прав. Не хотела.

Он снова улыбнулся (как же менялось его лицо, когда он улыбался!) и поцеловал меня в лоб. Я несмело прижалась к нему, слушая, как бьётся его сердце.

Да, это его я целовала и ему говорила о любви… кстати, а с чего вдруг? Странно всё это. В том, что мы целовались, не приходилось сомневаться, я прекрасно помнила его движения и манеру слегка касаться губами моих губ, прежде чем поцеловать, и вкус его ощущала до сих пор. Или… вдруг у меня просто воображение разыгралось? Положим, чрезмерно разыгралось, но всё же?

Господи, да что же на самом деле было? Говорила я ему, что люблю его, или нет? Он сказал, что любит меня, но этого точно въяве быть не могло.

И вообще, что он на диване делает?! Ладимира посетила очередная чудная идея? Ох, попадись он мне…

Меня смущало ещё то, что Геральт слишком уж целомудренно себя вёл по сравнению с тем, каким он был ночью. Один поцелуй в лоб, и всё. Ёжкин кот… а может, он и ночью вёл себя точно так же, и это я набрасывалась на него с жаркими поцелуями?! Стыд-то какой…

Мне ясно представилась картина: тёмной полуночью Ладимир поднимается, идёт в закуток, вытаскивает оттуда мирно спящего ведьмака, кладёт на диван, а сам ложится на кушетку и наблюдает, посмеиваясь в кулачок, как ничего не подозревающий ведьмак оказывается под градом поцелуев, объятий и страстных признаний в любви… И теперь Геральт не знает, чего от меня ждать. Вдруг я его изнасилую?

Хотя не похоже было, чтобы он боялся…

Нарисованная моим воображением картина хоть и выглядела измышлением шизофреника, но в представление Ладимира о юморе укладывалась.

Да и вообще… есть у меня привычка за деревьями леса не видеть. Откуда вдруг взялась столь пылкая любовь к ведьмаку, если накануне я едва выносила его присутствие?

Впрочем… так ли уж «вдруг»?

Я стала припоминать, как относилась к Геральту на протяжении всего времени, что он здесь был. Вот я вижу его в поле… потом в избе на диване, и не этого красавца с солнечными глазами, а вымотанного болью старика… Я чувствовала к нему жалость, хотелось приласкать его, как бездомного котёнка. Вот он выходит из душа, и я стою перед ним, словно заворожённая, не в силах оторвать от него взгляда, и он смотрит на меня лучащимися будто от солнечного света глазами… и я понимаю, что именно его ждала всю жизнь. Потом выяснилось, что у него есть любимая женщина и приёмная дочь, я для него пустое место, и то, что мне виделось в нём раньше, всего лишь причуда моего воображения. А потом приехал Сваромир.

Нет, не был мне Геральт безразличен. Я испытывала к нему симпатию, если не сказать больше, обиду на него, ненависть, но не равнодушие.

Сложный получался клубок, и я понимала, что вот так, за одну минуту, его распутать не смогу. Главный вопрос был, как вести себя сейчас. Хочу я быть с Геральтом или нет?

Я вздохнула и обнаружила, что всё это время гладила шрам над правым соском ведьмака, и Геральт и не думал отстраняться. Значит, будь что будет. Кидаться на него с поцелуями не буду, но и избегать его не стану. Хотя… как же хочется поцеловать его в губы! И этот шрам, напоминающий звезду, над правым соском… и этот, тянущийся от солнечного сплетения почти до пупка…

Так, стоп. Такими темпами можно ниже пупка опуститься, а Геральт имеет обыкновение спать в том же наряде, что и Ладимир. И тогда, чего доброго, как бы я его и вправду не изнасиловала.

Я попыталась перевести мысли в другое русло, и мне это даже удалось.

– Геральт…

– Мм?

– Ты лежишь на больной руке.

– Лишь бы не на твоей, – усмехнулся он.

– Мне пока везёт.

Спустя пару минут стало ясно, что позу он менять не собирается.

– Геральт…

– Она не болит.

– Геральт!

Он тяжело вздохнул и перевернулся на спину. Я легонько прижалась к его руке. Он обнял меня, так что я оказалась у его бока, взял мою больную руку и положил себе на грудь. Впору было радоваться, что лонгета ограничивала движения моей кисти. Утомившаяся от бесконечных загадок и киданий от счастья к стыду и обратно, я не заметила, как заснула.

Чаепитие тем временем шло своим чередом. Шива решил приняться за Ладимира. Он сильно нервничал; в спокойном состоянии он бы этого не сделал, попытки вытянуть из Ладимира больше того, что тот считал нужным сказать, ничем хорошим не заканчивались.

– Как это понимать? – шипел Шива. – Нам было велено вернуть ведьмака, а он, видите ли, никуда не собирается! Рана у него якобы свежая, хотя он почти не хромает!

– А почему, собственно, Див Воронович сам не приехал? – спросил Ладимир.

– Ладимир, вопросы здесь задаю я. Не виляй.

– Зато отвечать вам или нет, зависит только от моей доброй воли. В данный момент она спит глубоким сном.

– Наглец! – прошипел Шива, но это было всё, что он мог сделать.

Странная субординация, царившая в Братстве с согласия Дива, обязывала Ладимира отвечать только Великому Князю. На младших князей он мог вовсе не обращать внимания, если это не приносило урон Братству. Ладимир мастерски распознавал критические ситуации, и сейчас ситуация явно критической не была.

Лед, в отличие от Шивы, всё понял, едва только расслышал за дверью женский голос. Он спокойно ответил Ладимиру:

– Его минувшей ночью Равана привёз почти без чувств.

– Чёрт, так и знал…

– Когда он пришёл в себя, сразу вспомнил о твоём звонке и вызвал меня.

– А сейчас он как?

– Лучше, – помедлив, ответил Лед.

Ладимиру эта секундная задержка не понравилась. Серебряный врать не умел. Вероятнее всего, Див ненадолго очнулся, перед тем как снова впасть в забытьё. «А я, дурак, ему звонил, – ругал себя Ладимир. – Можно же было сообразить, что если у меня нога болеть начала из-за этой проклятой погоды, ему тоже несладко пришлось. Правда, когда я ему звонил, нога только начинала ныть, я и не думал, что она разболится…».

Шива просидел молча до конца чаепития. Ладимир проводил гостей, убрал со стола и прислушался к тому, что творилось в доме. Там было тихо. Он посмотрел на оставленную возле сарая косу, немного подумал, проскользнул в комнату и уютно устроился на кушетке – подремать.

…По приезде в Москву князья разъехались. Шива, оставив жеребца в конюшне при Ставке, отправился домой, Лед заглянул в кабинет Дива и обнаружил там Бересклета, который ругался с Джентаю. Бересклет требовал усилить разведчиками отряд кольчужников Аскольда, который охранял Драконьи Врата, Джентаю не соглашался. Лед оставил товарища упражняться в остроумии и поехал домой к Диву.

Вышло так, что князя ему удалось повидать только вечером, когда Див нашёл в себе силы спуститься на кухню поужинать. Из свиты на месте был один Мстислав, который поел рано и уже улёгся спать, так что это был тот редкий случай, когда братьям выпала возможность поесть только в обществе друг друга.

Как всегда после приступов боли, Диву есть не хотелось. Однако приходилось себя пересиливать, чтобы справиться со слабостью, и он угрюмо возил ложкой в золотистом бульоне. Лед заметил, что он ещё больше не в духе, чем обычно.

Брацлав поставил столовый прибор перед Ледом и исчез.

– Ну что, вернули? – спросил Див, едва дверь за Брацлавом закрылась.

У Драконов было не принято разговаривать во время еды, но здесь встреча за обедом нередко была единственным шансом обсудить важные дела, и Леду пришлось смириться. Див и сам не любил подобных разговоров. Раз он этим пренебрёг, значит, ситуация с ведьмаком его тревожила.

Или очень не хотелось есть.

– Нет, – ответил Серебряный.

Ложка замерла в тарелке, и Див уставился на него.

– Почему?

– Геральт сказал, что его рана слишком свежа для путешествий.

– Свежа?! – удивился Див.

– Див, у него, похоже, невеста.

У атроксов не было понятия «любовница» или того, что в русском языке начали называть «гёрлфренд», как не было понятия отношений до свадьбы, и Лед не желал мириться с реалиями мира, в котором ему приходилось жить.

Див ухмыльнулся и настолько повеселел, что даже проглотил ложку бульона.

– А Ладимир что? – спросил он.

– Вполне спокоен. Во всяком случае, я не заметил, чтобы он… лазил по стенкам.

Див усмехнулся.

– Это устойчивое выражение. Означает «находиться в крайнем отчаянии».

Лед улыбнулся в ответ:

– Я подозревал, но не был уверен.

– Правильно, от Ладимира всего можно ждать. По крышам он лазает, почему бы ему невзначай не залезть на стену… Ведьмака ты видел?

– Да. Хорошо выглядит и хромает еле заметно.

– Надо будет наведаться.

Наступила недолгая тишина, которую прервал Лед:

– Почему ты мне сразу не сказал, что мы едем за ведьмаком?

– Был не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы. К тому же, если бы Шива знал, кого надо вернуть, он бы поехал только под дулом пистолета.

– Да, похоже, Геральт ему… очень неприятен.

– Шива его нанимал.

Лед знал Дива лучше, чем кто бы то ни было, но иногда и его князь ставил в тупик. Как сейчас, например.

Серебряный помолчал, пытаясь самостоятельно отгадать загадку. Когда у него это не получилось, он, поколебавшись и убедившись, что Див доел бульон, спросил:

– Значит, это тот самый ведьмак, который тебя конвоировал?

Див кивнул.

Лед ещё помолчал и наконец осторожно произнёс:

– Див, я… не понимаю. Ты чем-то обязан ему?

Див ответил не сразу.

– Можно сказать и так.

Лед склонил голову, совершенно удовлетворённый этим ответом.

…Проснулась я только в начале второго пополудни. Геральт снова лежал на боку, я уткнулась лицом в его грудь, а он обнимал меня и гладил по голове. Всё было хорошо, пока я не вспомнила свои ночные приключения и размышления на рассвете. Похоже, и ночью, и ранним утром здравый смысл со мной попрощался. Нет, это же надо – расцеловывать грудь незнакомого… ладно, полузнакомого мужчины?! Пусть даже только мысленно. Ещё и волосатую к тому же. Нет, явно мой рассудок помрачился. Разве, будь иначе, стала бы я думать о том, чтобы поцеловать шрам над правым соском… шрам, рассекающий его грудь… и ещё один, у основания шеи… и…

Так, стоп! Я, похоже, по жизни не в своём уме.

Ну и ладно.

Всё же я смутилась и решила подниматься с постели от греха подальше. Наша совместная ночь напоминала ружьё, висящее на стене во время спектакля – раз оно есть, то непременно выстрелит.

Геральт не протестовал, и вновь я не поняла по его поведению, насколько далеко зашла ночью. Похоже, поцелуев не было… мало того, если и было что-то подобное, то только с моей стороны, а ведьмак вёл себя, как благовоспитанная институтка…

За завтраком я упорно смотрела в свою тарелку. Геральт помалкивал. Ладимир наблюдал за нами, и чем дальше, тем более недовольным становилось его лицо. Наконец он отбросил вилку, выпрямился и поинтересовался:

– Так, ребят, я не понял. Вы что, всю ночь за ручки держались?

Я едва не нырнула носом в тарелку и покраснела, как помидор. Он сам-то, интересно, где был? Если на кушетке, то всё прекрасно слышал и знал о прошедшей ночи больше, чем я.

Геральт ни капли не смутился. Он тоже выпрямился и насмешливо взглянул на Ладимира:

– Сказать тебе, за что она меня держала, или сам догадаешься?