Текст книги "Любовь под соснами (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Глава 27
Все беседки на улице оказались заняты, и молоденький услужливый официант с тоненькой полоской усов, напомнивших Кристине о Витьке, провел девушек в зал. Там из-за работающего кондиционера было значительно прохладнее. Официант помог Кристине сесть, не обращая внимания на спутницу. Она поймала взгляд мужчины в льняной рубашке за соседним столиком и улыбнулась уголками губ. Собираясь повеселиться, она надела голубой сарафан, открывающий загорелую спину и плечи, и в тон ему голубые босоножки на каблуках. Ярко-красный маникюр на руках и ногах, руки в кольцах. Она знала, что выглядит прекрасно. Подругу она заставила надеть черный шелковый комбинезон, который скрывал волосатые ноги, подчеркивая высокую грудь и покатые белые плечи. Выудив его из шкафа, Кристина с восторгом спросила, почему Зина его не носит. Та нехотя призналась, что купить такую экстравагантную вещицу заставила мама, а она чувствует себя в нем неуютно. Кристина рассмеялась.
– Это ужасно неуютно чувствовать себя красивой. Да-да.
Зина смутилась, поглаживая гладкую ткань.
– Думаешь, мне стоит обновить его?
– Уверена. Быстрее одевайся, и я займусь твоими волосами и макияжем.
В ресторане, листая меню, Кристина обнаружила, что ее тошнит от названий мясных блюд. Услужливая память тут же напомнила, что она чувствовала то же самое в вечер убийства, когда ужинала с Сергеем. Кристина еще немного порылась в памяти и обнаружила, что за весь месяц не съела ни то что мяса или котлет, а даже любимой прежде колбасы. Причем сама этого не заметила. И это при ее первой, «мясной», группе крови.
– Удивительно! – заметила Кристина после того, как она выбрала запеченного лосося, а Корзина мясо в гранатовом соусе, и официант, налив им по бокалу и поставив в ведерко со льдом бутылку белого вина, удалился. – Кажется, я становлюсь вегетарианкой.
Голубые глаза подруги округлились.
– Не может быть! Не делай этого. Как же тогда шашлыки на даче?
– Сама не знаю, – пожала плечами Кристина, подумав о том, есть ли здесь связь с той человеческой плотью, которую убивала она и животной, которую убивали другие. – И ведь это не результат убеждения или желания поправить здоровье, или похудеть…
– Смею заметить, что ты еще похудела, – перебила ее подруга.
– Возможно. Последнее время очень много всего произошло. Пришлось здорово понервничать.
– Ты так ничего и не рассказала про свою сделку века. Нет, потом, – перебила сама себя Зина, поднимая бокал. – Давай сначала выпьем за тебя. За самую талантливую и рисковую девушку. Мне это так в тебе нравится. За твою смелость, находчивость, умение поставить всех на место. За твою сексуальность. Заметь, когда ты вошла, все мужики, сидящие за столиками, повернули головы в твою сторону. За твою дисциплинированность, в конце концов. – Кристина удивленно подняла брови. – А что стоит только твоя ежедневная пробежка на озере?!
– Корзина, остынь. Тост должен быть кратким. Ты скажешь что-нибудь еще позже. А то я совсем зазнаюсь. – Кристина подумала, как ей все-таки повезло иметь такую подругу, которая не завидует, а искренне восхищается, и это натуральное женское восхищение, а не льстивое мужское, делало его более ценным. Может, она и в самом деле ничего? Сама ведь себя сделала.
Они выпили вина, и Кристина рассказала про последнюю сделку. На этот раз, словно что-то почувствовав, Корзина расспрашивала, куда именно Кристина ездила в тот вечер, когда Илария была у нее и в какой цвет покрашены стены в комнате.
– Стены в комнате? – повторила удивленная Кристина и вдруг вспомнила, что тогда зачем-то наплела про покраску стен. Вот идиотка. Хорошо, что Корзину не вызывали для дачи показаний. Сдала бы с потрохами, сама того не зная. – Кристина улыбнулась. – Ох, я совсем забыла. Маляры меня обманули. Взяли какой-то более выгодный заказ. Ну, я все равно была занята. Так что спасибо, что помогла с мамой. Глотнув вина, Кристина начала рассказывать про сделку с Валерием. Зина слушала, не перебивая. И только после того, как они снова чокнулись, уточнила:
– Ты тогда сказала, что едешь куда-то в Подмосковье. Ты что, ездила так далеко за клиентом, который купил хату на Фрунзенской набережной?
Бог мой, как глупо я вру, ужаснулась Кристина. У Корзины хорошая память, надо быть осторожнее. Кристина опустила взгляд, быстро соображая. Про случайную смерть ей пришлось рассказать только Иларии, это лучше было сделать самой, чем она бы услышала от соседей. Конечно, Корзина и знать об этом не знала, а то быстро бы свела все факты воедино.
– Не хотела тебе говорить. Но эти два дела не имеют ничего общего. Там был земельный участок, в который я вложила часть своих денег. Но, к сожалению, обнаружились наследники, пришлось скинуть его задешево. А вот с Валерием я все отыграла назад. Ой, совсем забыла. Я же твои деньги принесла. С небольшими процентами. За услугу. – Кристина взяла в руки сумку.
– Ты обалдела! Какая услуга?! Я тебе просто так дала, – возмутилась Корзина.
– Бери и не раздумывай! – Кристина обрадовалась смене разговора. – Знаешь, наверно у меня такая скотская профессия, что я привыкла всех подкупать. Так что не обижайся сама и не обижай меня, – она вытащила конверт и подтолкнула его к подруге. – Сегодня я могу себе это позволить.
Лицо Зины вызывало гамму эмоций: она завидовала подруге, что та зарабатывает достаточно большие, по сравнению с ней, деньги, испытывала благодарность за неожиданную щедрость. И хотя деньги не имели большого значения, кормили ее родители, на шмотки она почти не тратилась, это все равно было приятно. К тому же Макс обмолвился, что попал в неприятную ситуацию. Теперь она сможет ему помочь. Увидит его благодарный взгляд. Может, он даже поцелует ее. В щечку.
– Спасибо, – Корзина спрятала конверт в сумку.
Инцидент помог, вопросов на щекотливую тему больше не задавалось, но несколько раз за вечер, Кристина ловила на себе задумчивый взгляд подруги. Выпив первую бутылку, Кристина хотела взять вторую, но Корзина убедила ее продолжить дома на диване. С тех пор, как Зина начала встречаться с Максом, она переехала от родителей в маленькую двухкомнатную квартиру в пятиэтажке, которая казалась Кристине тесной, захламленной и до неприличия несовременной, начиная с дурацких обоев в гостиной, имитирующих книжный шкаф и заканчивая занавесками «кошкин дом» в крохотной кухне. Единственным достоинством квартирки была чистота. Корзина обожала мыть полы, окна, раковины и прочее. Видимо, какая-то часть материального должна была уравновесить творческую профессию музыканта.
Прикончив вторую бутылку почти одна, Зина цедила из бокала, а Кристина развалилась на диване и потребовала массаж. Где и как Корзина научилась этому искусству, Кристина не знала, но всегда с удовольствием предоставляла ей свою загорелую мускулистую спину. Сбросив сарафан и, оставшись в одних трусиках, она растянулась на широкой кровати Корзины и, предвкушая удовольствие, закрыла глаза. Сильные музыкальные пальчики подруги совершали свой привычный разглаживающий и постукивающий ритуал. Кристина почувствовала, что засыпает, как вдруг почувствовала, что ее пытаются перевернуть на спину. Не открывая глаз и не вдаваясь в размышления, что с ней делают, она перевернулась и вдруг почувствовала, что ее нежно целуют в грудь, а потом в губы. Опьянение и усталость дня ослабили контроль и совершенно неожиданно для себя, она раскрыла губы в свою очередь, лаская грудь подруги и удивляясь приятным, не испытанным доселе ощущениям. Грудь у Корзины была упругая с розовыми сосками, сразу напрягшимися от ласки. Пальцы Корзины не хуже, а даже нежнее мужских, проникали в запретные места. Кристина открыла глаза, пытаясь поймать взгляд Корзины, но та, спрятала лицо у нее на груди, а когда, наконец, подняла, то умоляюще прошептала, чтобы ее не прогоняли. Она тянулась к ласке, как тянется маленький ребенок или бродячая собака, и Кристине стало ее жалко.
Утром Кристина проснулась от того, что Зина, оперевшись на руку, смотрела на нее, как смотрят в мелодрамах мужчины. И от этого щемяще влюбленного взгляда Кристина сразу все вспомнила. Не может быть, чтобы она занималась любовью с лучшей подругой?! Неужели она настолько порочна?! Она вопросительно посмотрела в Зинины голубые глаза, и та еле заметно кивнула. При этом если Кристина испытывала стыд и отчаяние, то подруга выглядела счастливой и умиротворенной. Видимо, собираясь продолжить вчерашнее, она положила руку на грудь Кристины.
– Оказывается, мы можем обходиться и без мужчин, – проворковала она каким-то новым голосом.
– Послушай, – мягко заметила Кристина, немного отодвигаясь к краю. – То, что произошло вчера, было не совсем правильно. Боюсь, столько пить нельзя.
– Ну вторую бутылку выпила в основном ты, моя маленькая алкашка, – назидательно заметила Корзина, удобно устраиваясь у нее на плече.
– Ну не хочешь ли ты сказать, что сделала это на трезвую голову?
– Я, наверное, давно влюблена в тебя, Ворона. Еще со школы. Но мне не приходило в голову, что все может быть так просто.
Просто? У Кристины пересохло в горле. О чем она говорит? О любви? Натворили глупостей по пьяни и теперь стыдно в глаза смотреть. Она вдруг вспомнила об Андрее. Как только он мог с Эдиком? Есть, конечно, некая притягательность, когда ты трогаешь подобное своему тело. Но в остальном… Пить нельзя. Тогда могла СПИДом заразиться, в этот раз чуть подругу не потеряла. Надо немедленно вправить мозг Корзине. Кристина чуть свела брови и села, опершись спиной на подушку, натянув одеяло на грудь. Вид у Корзины был томный и слегка невменяемый, она завладела пальцами Кристины и переплела их со своими. Кристина выдернула руку.
– Ты можешь меня услышать? То, что случилось, было ошибкой. Давай забудем и…
– Ты не любишь меня!
– Конечно, люблю, но как подругу.
– Ну, мы и останемся подругами. Разве тебе вчера не понравилось? Хуже, чем с Витькой?
При одном упоминании о Витьке сердце привычно заныло. Видел бы он ее сейчас. Да ни с кем и никогда не будет лучше, чем с ним. Но это было и прошло. Сейчас, когда не было возможности видеть его, стало немного легче. Осталась легкая грусть и то, что было плохо, понемногу сглаживалось, а то, что хорошо, улучшалось. Конечно, тело скучало по их сумасшедшему сексу, но по прошествии времени собственные переживания стали казаться странными. Она же ведь не собирается выходить замуж за Витьку.
Корзина, не сводя с нее глаз, ждала ответа. Кристина решила быть честной.
– То, о чем ты говоришь, невозможно.
Зина вся как-то поникла, съежилась. Голубые глаза стали влажными, рот скривился, словно она пыталась не заплакать. Кристина мгновенно почувствовала себя виноватой, попыталась свернуть разговор на Макса, напомнила, что он ей нравится. Но Зина только отрешенно сказала:
– Ему я тоже не нужна. Никому не нужна. Даже родители стыдятся, что я такая уродилась. Забудь об этом. Оставим все как есть. Она выбралась из постели и, накинув на себя халат, ушла в ванную.
Кристина начала одеваться. Захотелось как можно скорее покинуть эту тесную квартирку и больше никогда не встречаться с ее владелицей. Сейчас она, словно примерив ее шкурку, чувствовала себя несчастной и никому ненужной. Хотелось в душ, чтобы смыть со своего тела прикосновения женских рук.
Голубой сарафан – единственная ее одежда – сейчас казался неуместным и излишне сексуальным. Ей вдруг захотелось надеть мешковатые джинсы и водолазку под горло, чтобы никого больше не смущать своей излишней сексуальностью. Из ванной слышался шум воды, Кристина поспешила в прихожую и, не застегивая босоножек, чтобы не встретиться с той, кто еще сутки назад была ее подругой, тихо прикрыла за собой дверь. В электричке забилась в угол. Всю дорогу до Кратово в голове крутились воспоминания о Корзине. Возможно ли, чтобы они смогли вернуться к прежним отношениям? Противный тоненький голосок в мозгу нашептывал, что нет. Получается, что за последнее время она потеряла всех: Витьку, потому что сбежал, Сергея из-за того, что сунулся не в свое дело, Корзину из-за того, что та решила перекинуться на женскую любовь. Осталась только мама. Вот только, если бы она не болела, с ней можно было бы поделиться. Не всем, конечно. Все можно доверить только компьютеру. А вот если бы она могла рассказать про Корзину… Кристина вдруг почувствовала, что щеки залил жаркий румянец. Как же она могла?! Надо было сразу пресечь все отношения. Надо было… Включившийся звонок «Крестный отец» прервал мысли. Пока доставала телефон, успела подумать, что сердце уже не рвется при каждом звонке с мыслью, что это Витька. Голос Мухина звучал до противного сладенько. Даже приторно.
– Кристина, есть хорошая квартира на продажу в Филях. Надо съездить с хозяином пообщаться. Ты готова телефончик записать? Что-то шум там у тебя такой, еле слышно.
– Я в электричке еду, – буркнула Кристина, вытаскивая красную книжечку, без которой она никуда не ездила, и ручку.
– Не узнаю тебя. Ты, и на электричке? Такое возможно?
– Случается иногда, – буркнула Кристина.
– Пиши номер телефона. Квартирка на Большой Филевской. Двухкомнатная. Адрес он сам тебе скажет. Хозяина опусти по максимуму, ты это умеешь. Цену потом с тобой согласуем. Комиссионные побольше объяви, но так чтобы не оттолкнуть. Ну, скрытую, надеюсь, ты не сделаешь. – Кристина поморщилась. – Там мало квартир в этом районе. Ну не подведи. Завтра жду тебя в офисе. И еще знаешь, что?
– Что?
– Такие девушки, как ты, не должны ездить на электричках.
Кристина дала отбой и облокотилась на жесткую спинку сидения. Еще издевается, гад. Можно подумать, ей это нравится. Знать бы, что так получится с отмечанием, она бы лучше дома сидела. Да почему же она всех теряет? Кристина рассеянно полистала книжку. Что-то неуловимо не давало покоя. Она прокрутила в памяти свой разговор с Мухиным. Вроде бы она собиралась в Фили. Думала, буду в том районе, заеду. Но зачем?
Вспомнила, когда увидела Иларию. Они ужинали под кронами Петра и Павла, Кристина приготовила салат Капрезе [4]4
Салат Капрезе – любимое блюдо итальянцев, которые являются приверженцами правильного питания и здорового образа жизни. Салат готовится за считанные минуты и представляет собой сочетание полезных продуктов: спелых помидоров, ломтиков сыра Моцарелла, листьев базилика, оливкового масла и бальзамического уксуса.
[Закрыть]и воздушное картофельное пюре, так любимое мамой. Зашла речь об отце. Кристина призналась, что уже плохо помнит его. Мама с нежной и грустной улыбкой стала вспоминать, как они познакомились, как он сделал ей предложение. Кристина смотрела на мамино до сих пор красивое лицо, вдруг ощутив, неожиданную боль при мысли о том, что отец приезжал в Москву к любовнице. И тут ее осенило. Семья ее сводной сестры жила на Большой Филевской в доме двадцать. А теперь она будет продавать квартиру в том же доме. Что это? Очередные проделки кукольника?
Илария посмотрела на Кристину.
– Я, наверно, тебе надоела, ты меня не слушаешь. Никакой личной жизни у меня нет, а прошлое уже пересказано. Просто не знаю о чем с тобой поговорить. Расскажи, как прошла вечеринка с Зиной?
– Ну что ты, мамочка. – Кристина вдруг взглянула в мамины грустные глаза и решила рассказать ей часть правды. Наверно, она не права, что все скрывает от нее. – Мне всегда с тобой интересно. Я просто вдруг вспомнила, что Мухин сегодня предложил мне продавать квартиру на Большой Филевской в доме двадцать. – Она сделала паузу, выжидающе глядя на мать.
Илария вспомнила адрес мгновенно.
– Бог мой! Тот самый дом. Не может быть?!
Кристина скорчила гримаску.
– Судьба любит сюрпризы, мам. Как думаешь, мне стоит зайти и посмотреть на сестричку?
– Ты поднимешься по тем же ступенькам, где ходил твой отец. – глаза Иларии наполнились слезами, и Кристина мгновенно пожалела, что завела этот разговор.
– Не думаю, что она принимала его дома, мам. Это же риск. Она была замужем.
– Как знать?! Если очень хотела его видеть, могла и рисковать. Это сейчас гостиницы везде с почасовой оплатой. Интересно, как можно заранее понять, сколько часов тебе понадобится?
– Три, – машинально заметила Кристина, вспомнив, что Витька заказывал номер на три часа.
– А ты откуда знаешь? Была там?
– Слышала от подруги, – неудачно соврала Кристина, засунув в рот последний кружочек помидора с моцареллой, посыпанный базиликом.
– Уж не от Зины ли? – Илария смотрела укоризненно, а потом махнула рукой. – Хорошо, что он уехал.
Кристина, прожевав помидор, кивнула, подумав о том, что это очень плохо. Все ее тело и губы скучали по Витькиным рукам и жадным наглым поцелуям. Никто и никогда больше не поцелует ее так. Ни с кем она не испытает такого единения, когда он в ней. Пусть даже они занимались этим в гадких номерах, насквозь пропитанных продажным сексом.
– Ты делай, как считаешь нужным, девочка моя. Если хочешь посмотреть на свою сестренку, посмотри. Только расскажи мне потом. И не бойся меня расстроить, я сильнее, чем ты думаешь. А потом, вдруг вы подружитесь? У тебя же никого нет.
– Для того чтобы мы подружились, мне придется объявить себя сестрой, а это ни к чему. И я еще не знаю, готова ли я ее увидеть.
– Так как прошел праздник с Зиной? – спросила Илария, явно желая отвлечь дочь, но Кристина, рассказывая о первой части праздника, которая была неплоха и умалчивая о второй, еще больше расстроилась.
Проводив маму до спальни, она поднялась к себе в комнату. Состояние хуже некуда. Спать не хотелось, а следовало, судя по тому, что уже было одиннадцать, а на завтрашнее утро назначена встреча на Филевской. Ну ладно. Она немножко попишет роман о своей жизни.
Глава 28
Перечитав последнюю главу и, подправив опечатки и похожие слова, Кристина задумалась. Интересно, если верить тому, что еще до рождения каждый выбирает себе определенный жизненный путь, почему ее угораздило выбрать такой дурацкий?
История с Андреем была как две капли воды похожа на историю с Корзиной. Снова под воздействием спиртного ее понесло с сексом. Правда, тогда им удалось остаться друзьями. Несчастье помогло.
* * *
Голос Андрея с трудом пробивался через разделяющие нас километры.
– Я возвращаюсь домой, ты сможешь заказать мне билет на завтра и встретить меня в аэропорту?
– Но что случилось?
– Чувствую себя отвратительно. Так ты поможешь мне?
– Господи, ну конечно.
Ледяные пальцы сжали сердце. У Андрея был такой голос, словно там, среди всех этих прекрасных фьордов, фотографии которых они так долго рассматривали перед отъездом, он умирает. Вспомнился вечер, когда я, словно настоящая жена помогала ему собирать чемодан. Гладила джинсы, рубашки. Он сидел напротив и смотрел на меня с улыбкой, которая вынимала душу. Не нужно было ему уезжать. «Но он сбежал туда из-за тебя», – заметил внутренний голосок. С этим я полностью согласна. А я ведь хотела, как лучше. А получилось, как всегда в ее жизни. Не то, чтобы плохо, а просто отвратительно.
Закончив разговор, я быстро прошла в комнату Андрея и достала кредитную карту, которую он оставил на тот случай, если с ним что-то случится и понадобятся деньги. Я тогда удивилась, что он совсем не боится, даже как-то это прокомментировала, а он сказал спокойно так, тихо, что у него никого не осталось, кроме меня. И что если не верить мне, то тогда кому? Я сглотнула ком в горле. То же самое слишком часто говорила мама. Есть две страшные вещи на свете: одиночество и болезнь. И одно из них порождает другое, независимо от того, что приходит первым.
Андрей выглядел ужасно. Про таких говорят – не жилец. Он медленно, покачиваясь, шел между пассажирами и при одном взгляде на его лицо можно было понять, что он умирает. Черная обтягивающая шапочка придавала его бледному лицу синюшный оттенок. На лице появилась сыпь, которой не было до отъезда. Мне хотелось уткнуться в его плечо и заплакать. Рядом с ним я чувствовала себя неприлично здоровой. Он слабо улыбнулся, не прикасаясь ко мне.
– Зд орово, что ты здесь. Боюсь, у меня даже нет сил идти за багажом.
Я беспомощно огляделась, куда бы его посадить, но наши аэропорты не предусмотрены для больных людей. Черт бы побрал всех, кто думает только о здоровых. Пока я ждала его чемодан, Андрей сидел на полу, прислонившись к стене. По дороге к машине, он умудрялся шутить и подбадривать меня. И от этих шуток у меня бегали мурашки. И это при том, что у меня все-таки имелась многолетняя привычка справляться со страданиями близкого человека.
С этого дня его здоровье начало стремительно ухудшаться. Исчезли наши прогулки вокруг озера и воскресные шашлыки. К тому же наступил ноябрь. Обнаженные деревья, мокрые темные стволы сосен и грязь под ногами. Как обычно, осенью у мамы тоже наступило обострение, и я разрывалась между двумя постелями и порой напоминала себе попугая, постоянно произносящего поддерживающие слова, в которые никто не верил. Андрей отказался от химиотерапии и принимал лишь витамин С. Сколько я не пыталась его заставить, говорил, что если уж ему суждено умереть, то лучше побыстрее, чтобы не мучить меня.
Иногда мое терпение лопалось, и я, надев плащ с капюшоном – зонты я всегда терпеть не могла – и резиновые сапоги отправлялась в одиночестве гулять вокруг озера. Капли дождя смешивались с моими слезами, которые я, наконец, могла не скрывать. Озеру не нужны мои лживые слова и одобрение. Здесь я могла ненадолго остаться сама собой. Никогда не думала, что мне будет так тяжело. Судьба в очередной раз наказала меня. То, что изначально планировалось быть сделкой, превратилось в настоящее страдание из-за близкого человека. Когда и как Андрей умудрился влезть в мою душу, я не знала.
Скорее всего, это случилось в тот первый день нашего знакомства, когда я впервые осталась у него на ночь, и он сидел возле меня, пока я не заснула. На мою беду Андрей оказался интересным человеком: добрым, умным, думающим. Для того чтобы занять его, я скачивала нам одни и те же романы, которые мы слушали порознь: он на диване дома, я в основном в машине, пока стояла в бесконечных пробках в город и из него. Вечером нас ждала приятная беседа и споры по поводу услышанного-прочитанного. Мама иногда присоединялась к нам. И это были хорошие вечера, когда я, откупорив бутылку вина, я смотрела на них двоих, закутанных в пледы, и поглощенных спорами. Я радовалась, что в тот момент, окунувшись в вымышленный мир, они забывали о своем. В нашей гостиной было жарко от горящего камина, но эти двое все равно полулежали в креслах, закутанные в одеяла. У тех, кто болен, нарушен энергообмен, им всегда холодно.
Как-то раз, выпив лишний бокал вина, я призналась Андрею в своем графоманстве. И в том, что с тех пор, как стала писать сама, мне стало гораздо интереснее читать. Я учусь у каждого автора сюжету и построению фраз, завидую ему и спорю, восхищаюсь или презираю. Он долго смотрел на меня с каким-то новым выражением. На совсем еще недавно красивом лице, теперь покрытом струпьями, застыла грустная улыбка.
– Я подозревал что-то в этом роде. Теперь я понимаю, что тебе помогает жить с нами твой вымышленный мир, в который ты уходишь, когда пишешь. Без этого тебе бы пришлось совсем тяжко.
Это было так правильно, что я не нашла ответа. Только ждала, что он попросит меня дать ему почитать какое-нибудь мое творение. Хотя вряд ли его заинтересовали бы мои любовные романы, а фантастики у меня не было. Как-то она у меня не писалась и не читалась, хотя Рэя Брэдбери я очень уважала. А еще мне безумно нравился рассказ Уэллса «Дверь в стене».
– Почитаешь мне что-нибудь сегодня из того, что ты написала?
– Ну, я думаю, что тебе не очень-то интересно про… – я замялась.
– Ты пишешь любовные романы?
– Не совсем. Я пытаюсь писать о жизни.
– А в ней всегда есть любовь. Помнишь, как у Высоцкого
Я поля влюбленным постелю,
пусть поют во сне и наяву.
– Я живу, и значит, я люблю
Я люблю, и значит, я живу, —
закончила Кристина. – Обожаю эту песню и, вообще, все его тексты. Слушаю иногда в машине и думаю, как он мог писать так точно и пронзительно. А я пишу коряво. Никогда не могу выразить точно мысли, которые появляются у меня в голове.
– Может, ты предоставишь мне возможность составить собственное мнение?
– Хорошо. Я выберу что-нибудь.
– Иди сюда, поближе, – попросил он. Я подошла, он взял мою руку и поднес к губам. – Я прожил много лет, считая себя голубым, но благодаря твоей сексуальности, какой-то совершенно особенной притягательной женской энергии, тебе за один раз удалось изменить мое отвращение к себе самому. Болезнь, поселившаяся в моем теле, есть всего лишь следствие этого отвращения к телу, неспособному испытывать ощущения, для которого оно предназначено. В глубине души я никогда не считал правильным, что я сплю с мужчинами и искал способ прекратить это. Несколько раз пробовал заняться сексом с женщинами. Но у меня ничего не получилось. Единственная женщина, с которой у меня была эрекция и оргазм – это ты. – я смутилась, чувствуя, что покраснела. Неужели тот раз, за который я себя так ругала, оказался таким важным для него? Неужели все-таки это было правильно? – Тебе удалось стереть грязь, которая годами прилипала к моему телу вместе с неправильными прикосновениями мужских рук. Я понял, как это здорово гладить женскую грудь, как здорово ощущать ладонями гладкую кожу, как… – он тоже смутился. – Когда я уехал, не было ни одной ночи, чтобы я не вспоминал тебя и появляющееся желание при мысли о женщине, какое бывает у каждого нормального мужика, но которого не было у меня, несказанно радовало меня. И сейчас, пользуясь случаем, хочу сказать тебе… – я подняла глаза и тут же опустила их, испугавшись нежности, появившейся на его страдающем лице. – Я… полюбил тебя, и мое тело, даже такое больное, перестало быть мне отвратительно только из-за того, что ты в тот раз захотела меня. Ты очистила меня и спасла, – его обветренные губы уткнулись в мою ладонь.
Я не знала, что ему сказать. Это было и будет самое лучшее и безнадежное признание в любви в моей дурацкой жизни. И я знаю по собственному опыту, что это правда. Что-то подобное я испытала в четырнадцать, когда после рук сорокалетнего мужика к моему только что выросшему из детства тела прикоснулись руки моего ровесника.
Я молча легла рядом и обняла своего мужа. Свободной рукой он перебирал мои волосы. Сейчас его рука была подобна руке брата. То, что ему удалось испытать в тот раз, невозвратимо унесла болезнь. «Дверь в стене», которая хоть раз в жизни открывается, навсегда оставляет чувство неудовлетворенности настоящим.
