Текст книги "Любовь под соснами (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Глава 45
Когда Кристина вышла за калитку, она озиралась, словно впервые увидела это озеро, загорающих людей, вытоптанную тропинку и зеленую траву. Она подняла вверх глаза и засмотрелась сквозь игольчатые шапки сосен в голубое небо. Какой прекрасный мир, подумала она. Зачем же я лишила себя всего это? Почему сидела за забором, словно в клетке? Кристина медленно направилась к озеру, Витька шел следом. Некоторое время она смотрела на воду, потом повернулась и увидела такие родные зеленые глаза, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди от нежности. Снова лето и Витька рядом.
Его глаза ласкали ее лицо. Казалось, он читает мысли. Мир хорош, это правда. Внезапно ей стало больно. Как же невыносимо будет жить где-нибудь, кроме этого места. Она отвернулась и быстро пошла по дорожке вперед. Пусть Витька купит продуктов, потом они выпьют чаю, и она объяснит ему, что больше не может так жить. Невозможно жить с вырванным сердцем. Вся эта история произошла с ней, потому что она жутко влюбилась. И у нее просто не осталось сил для борьбы. Все, что ей нужно было тогда: его крепкие руки, его любовь и его присутствие. Если бы он был с ней, она перевернула бы для него мир. А он бросил ее, уехал. И скоро снова уедет, а если не уедет, то уйдет к жене и дочкам, вывернув ее наизнанку своей временной нежностью. И что удивительно, ему будет хорошо, он успеет и там и здесь, дома трахнет жену и почитает дочкам сказку, и даже на карьеру хватит времени, а она останется жалкой нищенкой. Страшное понимание навалилось так сильно, что она почувствовала, что сейчас ударит его. За все, что могло быть и не состоялось, за обман и потерянную веру в жизнь. Кристина замахнулась, но от резкого поворота закружилась голова и она, вместо того, чтобы ударить, лишь покачнулась и чуть не упала.
– Ты что?
Витька держал ее в своих руках так, как ей хотелось бы, чтобы он делал всю жизнь. Но это было временно. Она оттолкнула его, но он обнял ее за талию, и Кристину опять пронзило удивительное ощущения удобства, когда они были вместе. Ей было хорошо идти с ним под одним зонтом, когда был дождь, уютно под одеялом, когда их тела сплетались одним клубком после секса, уютно идти, обнявшись. Тела настолько подходили друг к другу, что, казалось, даже их сердца бились в такт. Вот и сейчас это сумасшедшее чувство комфорта мешало сбросить его руку и пойти вперед. Ее принадлежавшее ему тело желало чувствовать эту руку именно там, где она была, точно на том же месте, ни сантиметром ниже или выше и, несмотря на узкую тропинку, идти было удивительно удобно. И станет совсем волшебно, если еще обнять его. Он коснулся губами ее щеки.
– Обними меня, Крис.
Ее рука послушно легла на то место, где она должна была быть, и по Витькиному удовлетворенному вздоху она поняла, что для его тела это так же важно, и что она точно попала на то самое место, которому нужна теплота. Так бывало и в сексе, если она хотела, чтобы он закинул ее руки в вверх, он тут же это делал, если хотела, чтобы он провел губами, он проводил, оставляя полоску именно там, где в ней нуждались. Так не бывает! Но ведь есть!
Тяжелая сумка с продуктами не мешала Витьке обнимать ее за талию и на обратном пути. Кристина хотела бы поиронизировать, с чего бы он так осмелел, что не боится соседей, но слова замерли в горле, и она лишь крепче прижалась к нему, тут же ощутив, его более крепкое ответное движение руки. Его движения всегда продолжали ее движения и наоборот. Она уже успела забыть, как это здорово.
А еще лучше было выбирать вместе продукты в магазине, шутливо препираясь из-за сорта чая или кофе. Это было так, словно они – страшно подумать – вместе живут и сейчас придут домой и начнут готовить еду. Не сразу, после секса, конечно.
Едва оказавшись за забором, Витька, бросив сумку на траву, прижался к ее губам. Языки начали свой вальс, лаская друг друга.
– Крис, я больше не могу. Так хочу тебя. А тебя надо кормить.
– Потом, – ее руки забрались под его футболку.
Витька взял ее на руки и внес на крылечко. Здесь пришлось остановиться, чтобы отпереть дверь. Дальше последовал совершенно сумасшедший наглый поцелуй в гостиной, от которого ей захотелось разорвать футболку прямо на нем. Витька встал на колени и поцеловал ее в живот, продвигаясь ниже. Его усы щекотали нежную кожу, она застонала, вцепляясь в его волосы, ощущая их мягкость и податливость. Они раздевали друг друга, целуя обнажающиеся места. Кожа прилипала к коже, руки тормозили в нужных местах, заставляя их обмирать от наслаждения. Когда с одеждой было покончено, он взял ее на руки и вошел в нее. Оба издали одновременный стон и замерли в блаженстве, осознавая свое единение и зависимость друг от друга.
До спальни они так и не добрались. Диванчик в гостиной остался нераздвинутым. Время остановилось, хотя стрелки настенных часов продолжали свой бег, до которого им не было никакого дела. А потом они лежали, свернувшись в один большой клубок с закрытыми глазами, удерживая свой мир внутри спокойной образовавшейся в телах нежности. Витька уткнулся ей в шею. Она обняла его рукой, не ощущая тяжести его тела.
«Если он сегодня уйдет, я не смогу больше жить», – поняла Кристина и зажмурилась, чтобы не заплакать. Она отдала всю себя, а то, что отдано не вернуть назад.
Витька открыл глаза.
– Не спишь?
Она мотнула головой. Спать? Как можно спать, когда тебя больше нет? Это тебе все нипочем. Ты отдаешься, забирая во много раз больше, чем отдал и веселой птицей, насвистывая, улетаешь по своим делам, дарить другим внимание и улыбки, а она остается растерянной, жалкой и несчастной, без возможности сделать что-нибудь даже для себя.
– Пойдем в душ? – Витька походил на довольного кота Матроскина из мультфильма.
Совместный душ был еще одним из их ритуалов, которые Кристина обожала. Обхватив его за шею и прижимаясь к нему, она вечно стояла бы под теплыми струями, чувствуя, как он намыливает ее тело. Она бы тоже помыла его, если бы остались силы разомкнуть руки.
– Ну что, выходим? – Витька повернул кран, выключая воду и блаженство.
Обычно это означало конец процесса. После душа они одевались, и Витька куда-то спешил, оставляя ее полностью удовлетворенной физически и с полным неудовлетворением в душе. У него всегда так много дел.
Невыносимо. Если он бросит ее и сейчас, она не выдержит.
Витька деловито подал ей полотенце, быстрыми точными движениями, вытирая свое ладное мускулистое тело, которое теперь уже стало только его. А еще пять минут назад было и ее.
– Крис, ты вытирайся, я пойду поставлю чайник, – он подошел к ней, прижался мокрыми усами к щеке. – Чаем я так тебя и не напоил.
– Угу, – Кристина отвернулась, чтобы скрыть слезы. Они выпьют чаю, и он уйдет к жене и дочкам.
Обмотав вокруг узких бедер полотенце и весело насвистывая, Витька вышел из ванной. Кристина начала вытираться, глотая слезы. Так больше невозможно. Надо поговорить. Сейчас они заварят чай, и она скажет ему правду. Пусть убирается и оставит ее в покое. Кристина заставила себя подкраситься. Надела короткую маечку, подчеркивающую похудевший животик и свободные льняные брючки. Волосы оставила распущенными. Посмотрелась в зеркало. Выглядела она хорошо. Почти как раньше. На бледном лице даже появился легкий румянец. Как долго можно питаться только сексом?
Кристина спустилась вниз и медленно направилась к столу, желая, чтобы Витька посмотрел на нее и сказал, что она хорошо выглядит. Но он деловито раскладывал по тарелкам нарезки сыра, колбасы. Движения у него были уверенными и точными. Словно у домашней хозяйки. Кристина почувствовала раздражение. Села на стул и закинула ногу за ногу. Витька удивительно ловко нарезал мягкий хлеб.
– Кушать подано, – Витька улыбнулся кошачьей улыбкой.
Кристина вдруг почувствовала, что умирает с голоду. Она съела бы все, что лежит на тарелках. Кажется, никогда в жизни так не хотелось есть. Разговор подождет. Сначала она поест.
– Я заварил молочный чай, он придаст тебе сил.
– Спасибо.
Как давно она мечтала о чае. Она сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Она никогда в жизни не пила такого вкусного чая, не ела такого вкусного сыра. Неудивительно, что голодание считается таким полезным, после него любые продукты кажутся восхитительными.
Но счастье не бывает ни долгим, ни вечным. Сжавшийся желудок Кристины не мог принять так много еды, сколько хотелось съесть. Два ломтика сыра и чай. Она откинулась на диван, наблюдая, как Витька делает себе еще один бутерброд с сыром и колбасой. Счастливый, он может много есть. Он не грустит. У него все хорошо.
– Вить, нам надо поговорить.
Он поперхнулся чаем, закашлялся. Коронная женская фраза, которую боятся не только герои-любовники, но и все мужчины. Странно, но до их встречи Кристина никогда не выясняла отношений. Она подобно мужчине расправляла крылышки и улетала из дома любовника, оставив после себя легкий аромат духов. Раньше ничто и никто не цеплял ее сердца. Секс только прибавлял сил.
Витька сделал глоток чаю и положил на тарелку недоеденный бутерброд.
– Хорошо, давай поговорим. Я и сам хотел.
Хотел сказать, что так больше не может продолжаться? Решил меня бросить, а напоследок трахнуть? Кристина вдруг почувствовала в себе прежние силы. Чай, что ли, помог? Ну уж нет, она сделает это первой. Ей не пережить, если он это скажет. Наверно и его замучили угрызения совести. Вот он сначала и уехал от греха подальше, а теперь решил расстаться. Но увидев ее в таком виде, решил накормить на прощанье. И не удержался, решил насладиться напоследок. Она сделала вдох, чтобы унять сердцебиение.
– Вить, нам лучше расстаться.
Он усмехнулся. Быстро пересел к ней на диван, взял ее лицо в ладони, проник глубоко языком. Потом быстро отстранился.
– И ты можешь от этого отказаться?
– Конечно да.
Он повторил пытку. Язык проник глубже, лаская все те места во рту, которые казались чуть раньше неприступными, а теперь умоляли о ласке.
– Уверена? – он отстранился, хитро улыбаясь, убежденный в своей мужской власти. А кто бы спорил, что у Витьки самая сильная власть над ней? Он такой страстный, такой нежный, ласковый. Такой весь для нее.
Кристина сглотнула. Кто бы когда-нибудь сказал, что перемешивание слюней и облизывание языков может быть таким волнующим. Наверно, она очень порочна. Но как такие чудесные ощущения могут быть неправильными? Остается только пожалеть тех, кто этого не знает. Не знает, как сладка минута первого вторжения, как сносит голову от легкого касания ладошек, случайного соприкосновения плеч.
Ей показалось или Витька искоса взглянул на часы. Это, возможно, случайное движение его глаз, завело Кристину. Он уже спешит. Конечно, семья требует внимания и заботы, а от нее он уже все получил и теперь понесет свое хорошее настроение туда.
Стоп! И хватит сантиментов. Лучше один раз зажаться, пережить эту боль, переплакать, перестрадать. Даже умереть. Лучше все, что угодно, кроме мыслей, что так он целует не ее одну. Лучше все, чем эта временная нежность. А честнее сказать – ворованная. Пусть убирается к своей жене. Отныне ей не нужно чужих слюней, не нужно ворованной нежности, пусть от нее ничего не останется, пусть она даже умрет. Не умрет, конечно, только чуть-чуть съежится душа и станет черствее сердце и больше никогда не почувствуешь такого желания.
Мой!
Чужой!
К черту все!
Кристина встала.
– Уходи! Не могу больше тебя делить. Я слишком влюбилась. Я хочу всего тебя и навсегда. Разорвать твою грудь и подержать в руках твое сердце, отдать тебе свое и чтобы мы больше не могли друг без друга. Пусть этот важный орган зависит от того тепла, который каждый из нас может дать другому.
– Крис, остановись!
– Я больше не могу, – по ее щекам текли слезы. – Я уже прошу пожалеть меня. Я уже на дне. Ты так любил меня, что я уже на дне. – она усмехнулась. – Любовь должна поднимать, а не опускать. Я не хочу жить покалеченной. Я любила тебя и у тебя все хорошо. У тебя есть работа, семья, карьера. А я потеряла все, за что боролась.
Он бросился к ней, обнимая и целуя. Из последних сил, она оттолкнула его.
– Меня унижают твои временные ласки.
Его лицо скривилось. И в нем не стало привычной насмешки, даже тонкие усики стали серьезными и опущенными, а зеленые глаза чуть более прозрачными, чем обычно.
– Ты не даешь мне сказать, я приехал, потому что прочитал твою книгу.
Кристина дернулась, словно он дал ей пощечину. Черт, а ведь она совсем забыла про книгу. Она вовсе не предназначалась для Витьки. Она писала ее сначала для Сергея, потом для себя, чтобы выговориться и не сойти с ума.
– Откуда ты… – она остановилась, погребенная под новым грузом. Как она могла забыть, что публично призналась в трех убийствах?
– Ты… я… – Кристина покраснела, язык провалился куда-то глубоко, не желая выговаривать оправдания.
– Хочешь знать откуда? Твоя подруга прислала мне ссылку на твою страницу в Самиздате.
– Какая подруга? – машинально спросила Кристина.
– Ты говорила, что у тебя одна-единственная подруга.
– Корзина?
Мысли вихрем пронеслись в голове. Так вот кто был этот Садко. Не зря ей казалось, что он знает правду. Кристина усмехнулась. Надо же, какой себе Корзина ник выбрала. Наверно рассчитывала, что она догадается. И действительно это было проще простого: Садко тоже играл на гуслях, как и сама Корзина.
– Да, твоя подруга нашла меня через Фейсбук и прислала мне ссылку на твой роман.
Кристина сжалась в комочек, желая исчезнуть, провалиться, умереть, но только не присутствовать. Сейчас она чувствовала себя окончательно преданной и опозоренной. Даже больше, чем тогда с Петровичем. Слезы высохли, боль превратилась в засохшую грязь. Теперь хватит чистить перышки. Она Ворона и питается падалью. И пусть все держатся от нее подальше. Она вздернула подбородок, пытаясь сохранить гордость. Душу нельзя открывать даже компьютеру и уж тем более нельзя вывешивать в сети под псевдонимом. И не надо считать других глупее, чем они есть на самом деле. Корзина прекрасно вычислила и сдала ее самому важному человеку в ее жизни.
– Уходи! Это уже не важно.
Витька встал.
Сердце упало на пол и растекалось по квадратикам плитки. Он сейчас уйдет.
Кристина закрыла глаза, положила голову на руки. Только не кричать, не плакать, не просить. Молчать. Сохранить проклятую гордость. Пусть идет. С такими, как она не остаются. На свете полно хороших баб, не запачканных в грязи.
Кристина настолько погрузилась в свою боль, что не услышала шагов и не сразу поверила теплоте рук на плечах, шепоту горячих губ и прижавшемуся к ней лицу.
– Я принимаю тебя такой, какая ты есть. И если ты убивала тогда, я верю, что у тебя не было другого выхода. И если даже он был, то я тоже его не вижу, потому что вижу мир твоими глазами. И я пришел к тебе.
– Что?
Она отстранилась, но он прижал ее голову к себе и зашептал в самое ухо.
– Я пришел к тебе жить. Ты возьмешь меня?
Кристина отстранилась, но, увидев боль в его глазах, снова прижалась к нему.
– А что с ней? Она тебя отпустит? А как же дочки? Аленка?
Витька вздохнул. Отодвинулся.
– Она нашла другого. – он усмехнулся. – Съездила в Турцию отдохнуть и вот… А я не хочу, чтобы какой-то турок воспитывал наших детей. Мы договорились, что Аленка будет жить со мной, а Катюша пока с родителями. Ты вроде ладила с Аленкой? Я не могу ее оставить.
Кристина вспомнила красивую, похожую на Витьку, девчушку с толстой косой. Она такая вся, словно ее. Его дочка.
– Конечно. Здесь так много места. Аленка может жить на втором этаже в комнате… – внезапно Кристина хлопнула себя по лбу. – Черт. Какая я дура. Ведь Двенадцать сосен проданы. Ну, почти проданы. У меня нет дома, Вить. Я потеряла его. Мне некуда вас взять.
Витька прижал ее к себе.
– Я не позволю никому купить Двенадцать сосен. Мы выкрутимся.
– Но как?
– Потом, Крис. Я не хочу сейчас о деньгах. Давай просто пойдем в спальню. Я так тебя хочу.
Глава 46
Уютно устроившись у Витьки на плече и свернувшись с ним одним комочком, Кристина задремала. Ей снилось, что она в воде, еще не тонет, но уже не может плыть, ноги и руки запутались в водорослях, и она, хоть и видит берег, не может туда попасть. Никого нет вокруг, чтобы позвать на помощь. Гигантским куполом нависли над темным небом сосны. Зловещим серпом зажегся золотой месяц. Страшное чувство тоски в сердце, ослабевшее тело с веревками вместо мышц.
Телефонный звонок выдернул в реальность. Она, еще во власти сна, не понимая где находится, приподнялась на кровати, но увидев Витьку, снова прижалась к нему. Он улыбнулся.
– Телефон звонит.
– Пусть звонит, я не хочу ни с кем разговаривать. Обними меня, мне снился сон, что я тону и совсем одна.
– Ты больше не одна, – он крепко обхватил ее двумя руками.
– Неужели ты снова хочешь?
Он залюбовался ее счастливыми глазами.
– Только чуть-чуть войти, почувствовать, как это хорошо. Ни с чем незабываемое и несравнимое ощущение быть внутри тебя.
Телефон настойчиво зазвонил снова.
– Не обращай внимания, – Кристина подвинула бедра навстречу, чтобы он глубже вошел в нее. Где-то там внутри укрылось наслаждение, сладко отзывавшееся в сердце при каждом глубоком толчке. Оргазм начинался медленно, захватывая всю ее женскую суть и отдавая Витьке и забирая его мужскую, возвещая о себе краткими, ни с чем несравнимыми сладкими намеками на обещания большого взрыва.
Уставшие и удовлетворенные, они снова растянулись рядом, держась за руки, чтобы дать подсохнуть мокрым телам. И даже сейчас он умудрялся ласкать ее взглядом.
– Так как с тобой – только с тобой.
Кристина улыбнулась.
– Я не думала, что смогу еще кончить. Удивительно, что у меня не наступает насыщения.
– Ты снова хочешь? – он хитро сощурился.
– Чуть по… – телефон зазвонил снова. – Да что же это такое? Почему людям не дают побыть вместе после разлуки? Кому же так неймется? Я сейчас его вырублю, – она кошачьим движением спрыгнула с постели и достала из-под кучи, набросанной в беспорядке в порыве желания одежды телефон и тут же отбросила его, словно он укусил ее.
– Это Никита, – Кристина застыла посреди комнаты. В ответ на Витькин непонимающий взгляд, пояснила. – Агент из банка, который продает мой дом. Он хочет договориться на завтра, чтобы внести аванс.
– Скажи ему, что ты больше не продаешь, – подперев голову рукой, Витька серьезно смотрел ей в глаза.
Кристина выключила звук телефона и села на кровать, закутавшись в халат.
– Вить, давай поговорим серьезно. Ты даже не знаешь, сколько я должна. Никита нашел покупателей, они хотят внести аванс, – на ее счастливом удовлетворенном лице начала проступать боль. – А покупателя нельзя потерять. Я должна кучу денег. Сама не могу представить, что Двенадцать сосен будут проданы. Я никогда больше не смогу купить такого места, где мне было бы так хорошо.
– Крис, иди сюда, – он отвернул край одеяла, и она снова забралась в спасительное тепло его рук, уткнулась в курчавые волосики на груди, стараясь не плакать.
Витька нежно перебирал ее волосы, что-то обдумывая. Потом, когда она подняла лицо, серьезно посмотрел ей в глаза.
– Похоже, нам придется выбраться из кровати и сесть за подсчеты. Как ты смотришь, чтобы сделать это за чаем.
Глядя на колонку цифр с калькулятором в руке, Витька улыбнулся.
– Слушай, но это гораздо меньше, чем я думал. Это я вполне смогу потянуть. Когда нужны деньги?
– Вчера, – усмехнулась Кристина, нервно облизывая губы. Ей вдруг стало неудобно, она никогда не думала, что наделает долгов, да еще впадет в депрессию. – На самом деле гораздо раньше. И если бы проклятый Мухин заплатил мне мою зарплату за Филевскую, я погасила бы два первых взноса. Черт, а ведь когда-то я была хорошим риэлтором.
– Успокойся, у тебя все впереди. Я верю в тебя. Так что, звони и скажи, что ты не продаешь.
– Правда?
– Да, это мой шанс хоть как-то поправить статус. Думаешь, легко мужчине будет переезжать к тебе с дочерью?
– Вить, ну прекрати, – она обняла его за шею. – Я просто счастлива, что ты теперь весь мой. И я уже люблю Аленку. Я научу ее плавать, мы будем вместе бегать, мы… – Кристина остановилась, глядя на дергавшийся уголок его рта. – Что-то не так?
– Ты просто чудо. Не знаю, почему мне так повезло.
Она улыбнулась, лаская его взглядом и крепче прижимаясь к его плечу.
Кристина потянулась за конфетой и вдруг, прямо напротив, совершенно отчетливо увидела Марину. Кристина вздрогнула. Уронила конфету на стол. Некоторое время сидела уставившись перед собой, не слушая, как Витька что-то говорит. Счастье, только что укутывающее их двоих покрывалом, растворилось в воздухе, оставляя вместо тепла пронизывающий холод. Кристина вдруг осознала, Марина появилась, чтобы напомнить: убийца не имеет права на счастье. К таким, как она, возвращаются только когда их хотят использовать.
Какая же она идиотка. Витька пришел к ней не потому что сделал выбор, а потому что ему негде жить. И он тоже любит это место у озера. И если она когда-нибудь захочет заявить о своих правах или поставить его на место, он легко может сдать ее, предоставив в качестве доказательства ее же книгу. И спасать ее больше некому, Сергей благополучно предпочел иметь рядом с собой богатенькую невинность. Так же потом и сделает Витька. Он перезимует с ней, расправит крылышки, и уйдет к другой, потому что если бы он любил, он бы принял решение независимо от того, бросила его жена или нет.
– Крис, ты что? – он вдруг заметил, как она побледнела.
– Но я ведь убийца, Витька. Я убила троих человек. Как ты будешь жить со мной? Как ты хочешь, чтобы я воспитывала твою дочь?
– Зачем ты снова начинаешь? Я уже сказал, что прочитал твою книгу и поэтому приехал.
Кристина недоверчиво покачала головой.
– Нет, ты приехал, чтобы решить проблему с женой. И ты никогда бы не ушел ко мне, если бы она не предпочла тебе турка. Вы, мужчины, слишком трусливы, чтобы сделать выбор в пользу любви. Для вас есть только секс, а этим можно заниматься и с любовницей, а потом приходить в дом, принося жене прикосновения ее рук и запах ее тела. И вам даже не стыдно за это. Через какое-то время вы неплохо исполняете парочку супружеских долгов, пропитываясь уже запахами законной половины и, осознав, что все-таки чего-то не хватает, делаете маленький перерыв, чтобы нижний дружок оказался на высоте, и отправляетесь к любовнице. Разве это не так, Витенька? – Кристина развернулась к нему, поджав под себя босую ступню.
Витька казался сбитым с толку, видимо, не мог понять, почему ее вдруг понесло. Мужчины никогда не поймут, что нас несет только тогда, когда они начинают вытирать ноги о коврик нашей души. И возмущаются, когда мы откровенно говорим, что поняли вашу игру и пытаемся отнять коврик, чтобы хотя бы попытаться отмыть грязь.
– Слушай, ну я не понимаю, почему для тебя это так важно? И зачем, вообще, это обсуждать?
– Ты не понимаешь?!
– Нет! – Витька пожал плечами. – Ведь я же здесь, с тобой. Разве не это важно? Зачем копаться в прошлом, когда можно наслаждаться настоящим?
– И как долго мне отпущено сего наслаждения? – Кристина сузила глаза. – Ведь ты не ко мне приехал и вовсе не потому, что прочитал книгу, ты приехал, чтобы спасти свою семью. Но твоя жена устала отмываться от моих запахов и решила завести другого. Только вот понимаешь, она оказалась более честной и даже более сильной: она сразу объявила тебе о том, что не может жить с двумя.
Витька побледнел, на шее мелко задергался кадык. Он даже отодвинулся от нее. Сердце у Кристины сжалось. Счастье помахало ручкой. Между ними валялись лишь острые обломки нежности, впивающиеся в бока.
– Зачем ты лезешь в мою жизнь? Тебе не понять, что это значит – выбирать между семьей, где есть дети и…
Он остановился.
– И… – Кристина смотрела с вызовом, чувствуя себя удивительно спокойной. Этот Витька не был тем Витькой, которого она любила. Этот Витька был трусом. Впрочем, трусом он был всегда, только раньше она не хотела этого видеть. Любой мужик, превращающий хождение к любовнице в порядок вещей, трус. А она всегда ненавидела трусов. – Ты даже слова-то не придумал. Не хватает смелости называть вещи своими именами? Хочешь, я сделаю это за тебя? Выбирать тебе нужно было между законно-скучным трахом и страстно-греховным.
– Да причем здесь секс? У меня дети. Я не мог разрушить то, что создавал годами. Ты думаешь, если бы уходил я, а не она, мне дали бы возможность забрать Аленку? Да она из обычной женской вредности запретила бы мне даже встречаться с ними.
– Никто не может запретить отцу воспитывать своих детей. И для этого вовсе необязательно оставаться с женщиной, которую ты разлюбил. Более того, это унизительно.
Кристина вдруг поняла, почему начала эти разборки. Из-за матери. Она помнила застывшее унижение на ее лице, когда та рассказывала о найденном письме. Ей было больно вспоминать об этом, даже спустя годы после смерти отца. И причиной той боли был именно обман. Было бы гораздо легче, если бы отец честно пришел к ней и сказал, что полюбил другую, и что та ждет ребенка. Мама сильная, она бы отпустила его с миром в душе, несмотря на боль. Никто не виноват, когда приходит любовь, надо только иметь мужество ее принять, а не стыдливо прятать в тайных встречах, звонках и письмах. Если бы так сложилось, Марина выросла бы другим человеком. Да и что от себя скрывать, и она сама не стала бы убийцей. Они с ней, две девочки, выросшие на обмане отца, и одна другой стоят. Да и Андрюшка, если бы его воспитывал другой человек, а не обманщик-отец, возможно, не стал бы жалким гомиком.
Кристина опустила голову на руки, опершись на журнальный столик. Как все, оказывается, глубоко. Гораздо глубже, чем она представляла. Какой же кукольник хитрец. И как он наказывает жестоко. Всех. Никого не пожалев. Не послушались голоса любви, не хватило смелости, нате вам проклятия на души ваши и пороки пороков на души ваших детей.
И тут вдруг Кристину осенило, что мама бы не заболела, если бы на ее теле не оставляли чужих запахов. Мы все каким-то образом связаны.
На плечо Кристины легла Витькина рука, и сердечку мгновенно стало теплее. Какое же счастье так чувствовать.
– Тебе плохо?
Она подняла голову, посмотрела в такие любимые глаза: для нее нет и не будет никого лучше Витьки. Но как же больно, от того, что ее половинка трусливо плетется по жизни, не пытаясь бороться и отрицая самое главное чудо, подаренное судьбой. Не будет другого Витьки и такого слияния друг в друге. И пусть она столько всего наворотила в жизни, нужно попытаться встать на ноги и сделать смелый поступок ради своей любви. Не принимать подачек. Все или ничего. Кристина легко, почти нежно освободилась от его руки и пересела напротив, чтобы избавиться от чувства, которое до сих пор диктовало ей тело, заставляя предавать душу.
– Мне уже не плохо. Мне сейчас хорошо. Я поняла одну вещь и сейчас попытаюсь тебе ее объяснить. Я очень люблю тебя, Вить, так люблю, как никого не любила и уже не полюблю, потому что мы, хоть ты и не веришь, половинки. – на лице Витьки появилось знакомое выражение, какое бывало раньше, когда она пыталась что-то ему сказать, но он, не дослушав, тащил ее в постель со словами, что проблемы им ни к чему, лучше уж заняться сексом. Она улыбнулась уголками губ, удивляясь спокойному ритму сердца и чувству любви, которое он снова вызывал в ней. Только это чувство было другого порядка: не схватить в охапку и утащить в постель, а отпустить, прощая и любя, потому что одна только страсть теперь не принесет удовлетворения. – И от этого мне еще больнее, что ты меня не любишь. И ведь ты меня не полюбишь, раз еще не полюбил.
– Если я что-то не говорю, это не значит, что я этого не чувствую.
– Если бы ты меня любил, слова распирали бы тебя и просились наружу. Ты не смог бы сдержаться. А ты себя контролировал, не говорил лишнего, не давал обещаний, не звонил лишний раз, чтобы не вселять надежду. Я была тебе нужна лишь на то время, которое ты для меня выделял. И тебе было плевать, как я живу, когда тебя нет.
– Но я боялся, что если мы будем что-то менять, мы все испортим: ты перестанешь меня хотеть или я перестану. У нас появится быт, он съест наши чувства.
– Неужели ты, правда, наивно надеялся, что мы не растеряем это в чужих, снятых за деньги, постелях? Неужели ты не думал, что туда, куда ты водил меня, водят проституток и когда ты доставал из бумажника деньги, мне казалось, что это плата за мое тело?
Витька вздрогнул.
– Крис, ну прости меня за это. Я не знал, что ты так чувствуешь. Мне было хорошо с тобой в этих гостиницах.
– И знаешь, почему тебе было хорошо, а мне плохо? Знаешь почему, когда ты, насвистывая, удалялся по своим делам или к жене, я не знала, куда деть себя, все еще желающую быть с тобой, но уже благополучно брошенную ради новых свершений в твоей безупречной жизни? Потому что я на самом деле тебе отдавалась вся, а ты давал мне попользоваться своим телом. И пусть даже ты по-настоящему любил меня в постели, чтобы мне было хорошо, там это и заканчивалось. И сейчас, когда ты пришел ко мне, ты не пришел ко мне с распахнутой душой, потому что ты уже не мог без меня, это не было твоим выстраданным решением, мне просто повезло с обстоятельствами, и ты снова ничего не принес мне.
Витька выглядел до того растерянно, что ей даже захотелось рассмеяться и взъерошить его кудрявые волосы, а потом целовать до одури, забыться в нежности рук и языков. Снова вырвать у судьбы эту ночь, час, минуту.
Стоп!
Нельзя снова предавать себя. Он должен принадлежать ей целиком или не нужен вовсе. На Витькином лице читалась почти обида: да что же я должен-то принести еще? Я же здесь.
– Вить, я хочу твое сердце.
– Что?
– Да, именно так. Я хочу, чтобы ты отдал мне свое сердечко, чтобы я могла подержать его в руках, погладить, поцеловать и отдать тебе взамен свое. Я хочу, чтобы твоя душа, наконец, вылезла из тела и обняла мою.
– А как же тогда наш секс?
Кристина улыбнулась и поднялась, чувствуя неожиданную легкость. Ах вот как, оказывается, бывает, когда находишь смелость быть самой собой. И это чувство сильнее боли предстоящей разлуки. Он не понимает, не выстрадал, слишком легко складывались их отношения, слишком рано она бросила ему свою душу под ботинки. Он-то ей не ничего не бросил, даже самого маленького клочечка, чтобы не так больно было после этого столь превозносимого секса оставаться без себя самой.
– Уходи! – тихо, но твердо произнесла Кристина.
– Ты знаешь, что ты сумасшедшая? Любая бы баба на твоем месте радовалась такому исходу, а ты начинаешь копать, куда не надо?
– Вот и иди к этой любой. А я хочу твое сердце.
– Ты ненормальная.
– Вот и держишь от меня подальше.
