Текст книги "Любовь под соснами (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6
Кристина ехала по Раменскому шоссе, когда зазвонил мобильный. Увидев, что номер не определился, нахмурилась. В трубке раздалось шуршание, кто-то громко задышал, а потом тишину разорвал дикий женский крик. Кристина поспешно нажала отбой и бросила мобильный на сидение рядом. В суматохе не заметила зажегшегося красного света. Выезжающая с перекрестка машина едва не врезалась в правый бок Кошки. Кристина чертыхнулась и, проехав по инерции несколько метров, свернула на обочину. Руки дрожали от страха.
Сволочь! Тебе не удастся меня напугать.
Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Такие звонки повторялись неоднократно, и каждый раз возвращали ее в тот зловещий вечер, когда и состоялось знакомство с Витькой. Что было бы с ней, если бы не он? Она вдруг почувствовала непреодолимое искушение набрать его номер. Так захотелось поговорить. Неважно о чем. Кристина уронила голову на руль и выключила радио. Не надо никому звонить. Она просто посидит в тишине и успокоится. Звонок – лишнее напоминание, что надо спешить. Иначе уберут ее. Ей просто необходимо остаться в живых. Даже не для себя, для мамы. Она пропадет без нее. Мамочка! Если бы я могла тебе все рассказать. Если бы ты могла пожалеть меня. Она одернула себя. Никакой жалости. Используй свой ум и трезво рассчитай ситуацию. Справедливость на твоей стороне. Она заслужила этот дом, который всеми правдами и неправдами пыталась отнять враждебница. У нее и так было все, потому что она родилась в столице, и она не имела никакого права подсылать к ней тех подонков.
Воспоминания неотвратимо наползали.
* * *
В тот вечер Кристина возвращалась после офисной вечеринки. Приехав на последней электричке, решила пройти пешком по берегу озера. Над соснами, глядя в воду, висела луна. Пахло хвоей и водой. Где-то вдалеке лаяли собаки. Она уверенно шла по знакомой тропинке. Чувство страха до того вечера ей было не присуще. Прямо перед ней из-за кустов выросла мужская фигура.
– Повеселиться не хочешь, девочка?
Второй что-то замычал за спиной. Они повалили ее на траву, прежде чем она успела испугаться. Страх пришел, когда один из них приблизил воняющий луком рот к ее лицу. Она крикнула, преодолевая спазм в горле. И этот ее слабый сдавленный крик и услышал Витька, который, как оказалось после, ехал с ней в одной электричке, но зашел в магазин за пивом, поэтому и отстал. Пивной бутылкой спаситель стукнул того, кто сдирал с нее трусики. Воспользовавшись его замешательством, быстро принялся за второго, ждущего своей очереди. Послышались удары, стоны и мат. Один, схватившись за голову, другой за живот, убежали.
Витька сел на траву рядом с Кристиной.
– Эй, с тобой все в порядке?
Она одернула платье и сквозь слезы помотала головой. Ей вдруг вспомнилась школа. Никогда после этого случая она не чувствовала себя чистой. Грязь прилипала к ней вместе с прикосновениями мужчин, которые с ней спали. Сегодня этой грязи стало еще больше. Невозможно забыть этот животный страх и липкие горячие пальцы. Упирающийся в голый живот член. Полсекунды и… Она почувствовала тошноту и на коленях отползла за дерево, где ее вырвало. Потом медленно, держась за ту же сосну, поднялась. Некоторое время постояла, ощущая под пальцами шершавую ласку коры.
Витька сидел на траве.
– Спасибо тебе. Что успел.
– Ничего. Главное оказаться в нужном месте и в нужный час.
Кристина села рядом с ним и расплакалась.
Он положил руку на ее плечо, назвал по имени.
– Откуда ты меня знаешь?
– Все знают девушку, которая так хорошо плавает и быстро бегает.
– Так ты здесь живешь? – она вся сжалась от того, что кроме того, что ей придется жить с этими воспоминаниями, она еще будет постоянно встречаться с человеком, который знает о ее позоре.
– Все останется между нами, – тихо сказал он, гладя ее по волосам.
– Но я-то не смогу забыть.
– Сможешь, если захочешь. Ничего не было.
Она не знала, сколько они так просидели, пока он не набрался храбрости и не предложил пойти к нему выпить. Она покорно пошла за ним и весь вечер преданно заглядывала в глаза, подобно спасенной собачонке. А потом он ее поцеловал. Этим своим наглым поцелуем. Никто никогда не целовал ее так. И не обнимал. Она до сих пор не знает, было ли это оттого, что ее тело раскрывалось ему навстречу, и каждый нерв замирал от наслаждения, или он просто делал это лучше других и не ленился. Сексом ведь тоже надо уметь заниматься. Нужны способности. И у Витьки они определенно были. Ну и еще, конечно, дело было в ней. Она не помнила после которого раза они добрались до кровати. Началось все на шкуре перед камином. Продолжилось на диване. Потом он унес ее в постель. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой. Каждый раз, когда он входил в нее, она замирала, и они какое-то время не двигались, тая от неземного наслаждения. Когда мука становилась невыносимой, он проникал глубже, и они начинали двигаться навстречу друг другу, чтобы потом вместе улететь. Это было не похоже на обычный оргазм, про это хотелось сказать, что так не бывает, и даже так не должно быть, потому что это слишком сладкая мука.
Они заснули, обнявшись, а потом настало утро и, войдя в гостиную, Кристина обнаружила на тумбочке фотографию, где был ее уже любимый Витька с крашеной блондинкой и двумя дочками. Она не поверила глазам. Может, это сестра? Не мог же он шептать ей все эти нежности, если женат? Это нечестно. Она вернулась в спальню и разбудила его. Сунула под нос фотографию.
– Кто это?
– М-м-м, – Витька переводил сонный взгляд с Кристины на снимок. Потом нахмурился и, взяв рамку из ее рук, положил на столик фотографией вниз. – Садись. Я все объясню.
– Так ты женат? – Кристина чувствовала, что сейчас расплачется. Переход из блаженного состояния счастья в состояние предательства был слишком резким и неожиданным. Не в силах стоять, она присела на краешек кровати. Он попытался ее обнять, но она оттолкнула руку. Молчание. Слышно лишь их дыхание. Он отвел волосы с ее лица. Поцеловал. Кожа, соприкоснувшись, начала танец желания. Всего этого не может быть, если он женат. Зачем тогда эта встреча? Чтобы ее подразнить? Он обнимал ее все крепче. Внутри шла борьба разума и тела. Уйди! Останься! Уйди, он чужой! Тело выиграло. Она осталась. Но решила про себя, что это в последний раз.
Потом Витька просил прощения, говорил, что думал, что она знает про его семью. Ведь они же пару раз встречались. Но Кристина не помнила его лица, словно кукольник прикрывал ее глаза в тот миг, когда они встречались, чтобы она не видела Витьку с женой и дочками.
– Где они?
– В Турции.
– И когда приезжают?
Он опустил голову. Долго молчал.
– Говори!
– Сегодня. – он взял ее руку, поднес к губам. – Я так давно тебя хотел. Ты такая красивая.
Она покачала головой, отметая его слова и разделяя их. Потом нашла в себе силы встать.
– Ладно, будем считать, что я расплатилась с тобой за спасение.
– Кристина!
Она выдавила улыбку, откинула назад волосы, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться обратно в спасительное тепло его рук.
– Больше ничего не будет.
– Но почему?
– Я не встречаюсь с чужими мужьями.
– Но тебе же было хорошо? Да? Ты же запуталась при счете оргазмов.
Она разозлилась. Так он еще и Казановой себя считает.
– Знаешь, не больше, чем с другими. Я просто люблю секс, и оргазм приходит ко мне без приглашения.
Витька сник. Съежился.
– А у меня так, как с тобой, ни с кем не было.
Ей захотелось плакать. Обнять его и плакать вместе с ним над их дурацкими судьбами. Но она только вскинула голову и вышла из комнаты. Нашла свою сумку, причесалась, придирчиво рассматривая в зеркало разорванное у выреза платье. В такую рань вполне можно успеть добежать до дома и никого не встретить. Да и мама еще спит. С порога повернулась к нему.
– Привет жене и дочкам.
Он молча захлопнул за ней дверь.
Не помнила, как вернулась домой, зарылась в подушку. Болело все тело, душа, сердце. Хотелось выть и кричать от боли. Ну не могла же она влюбиться за одну ночь? Надо все забыть. И до и после. Ничего не было в этот вечер, ее никто не пытался изнасиловать, и она не встретилась с Витькой. Забыть не получилось. Витька начал вместе с ней бегать, приходил на озеро, когда она загорала. Она не знала, что делать. Видеть его было и мучение, и счастье.
* * *
Когда Кристина почувствовала, что успокоилась, вырулила на дорогу. Одна мысль о том, что она планирует очередное убийство, заставила ее собраться. Итак, если она все-таки хочет использовать отек Квинке, надо узнать о нем побольше. Неплохо получить консультацию врача. Когда начнется приступ, возле врагини не должно быть ни мобильного телефона, ни других людей, которых можно позвать на помощь. И уж там совершенно явно не должно быть ее, Кристины. Ей нужно полное алиби. Значит, нужен помощник. И место, где их никто не потревожит. И где найти такое место?
За размышлениями сама не заметила, как добралась до Кратово. Подъехала к воротам, вышла из машины. Сразу наткнулась на Витьку. Вроде бы он прогуливается с дочкой вокруг озера. Обменялись приветами. Кристина почувствовала, как сжалось сердце.
– И где ты была всю ночь? – спросил он вполголоса.
Кристина поперхнулась воздухом и закашлялась от подобной наглости. Он что, следит за ней? Ну, сейчас она ему покажет.
Она наклонилась к самому его уху, чтобы не слышала дочка и отчетливо произнесла:
– У любовника.
С удовлетворением заметила, что от боли уголок рта задрожал, губы сжались.
– Почему?
Она усмехнулась. Действительно почему? Когда умираешь от желания переспать с одним, а спишь с другим. Перевела взгляд на ясные серые глаза Аленки. Какая красивая у Витьки дочка.
– Как дела, Аленка?
– Хорошо. А мы вчера за тобой заходили, чтобы в бадмик поиграть…
И что же вам с мамой-то не играется, а?
Ей вдруг стало жалко Витьку и до смерти захотелось его поцеловать. Все тело уже обжигало привычное желание. Ну, вот же он рядом и так же хочет ее, как она. И зачем спрашивается она к Сережке-то ездила? Не помогло ведь.
– Давайте сегодня поиграем, – улыбнулась Кристина девочке. – Я сейчас немножко поработаю, а часиков в пять выйду. Договорились?
– Конечно! – обрадовалась Аленка. – А купаться будем? У меня уже получается на воде держаться, а плавать по-собачьи.
– Конечно, будем. И сегодня я буду учить тебя плавать по-человечьи. Называется брассом.
– Здорово! – Аленка захлопала в ладоши. – А моя мама плавать не умеет.
Витька покраснел, а Кристина еле удержалась от иронического замечания. Подошла к багажнику и достала пакеты с продуктами.
– Ну что, пока-пока.
– Пока, – откликнулась девочка, в то время как Витька грустно смотрел на нее. И такая в его глазах была нежность, что у нее снова перехватило дыхание. Она заторопилась по дорожке с пакетами к дому. Интересно, сможет ли она убедить Витьку стать соучастником убийства? Нервно хихикнула. Бросила пакеты на стол и поднялась в комнату Иларии. Мама лежала в своей обычной позе: руки скрещены на груди. Кристина села на краешек, поцеловала в щеку.
– Привет, мамуль. Как ты?
– Не очень, – покачала головой Илария. Хотела чаю попить, вот чашку разбила.
– Я сейчас заварю чаю.
– Не надо. Я молока выпила. Сделаешь мне укол?
Кристина обратила внимание, что сегодня мама не переоделась, как она это обычно делала по утрам, а так и осталась в ночной рубашке. Даже не причесалась. У Кристины сжалось сердце. Не нужно было оставлять ее одну.
Кристина ловким привычным движением откупорила ампулу, наполнила шприц и сделала укол. Ей показалось или мама еще похудела?
Илария лежала с закрытыми глазами, Кристина сидела с ней, пока та не задремала. Потом встала и вышла на балкон. До боли вцепилась в перила. Ну почему на свете нет лекарства, которое может помочь? Как же это тяжело, когда твой самый близкий человек страдает. В кухне она налила себе любимый коктейль – мартини с водкой и поставила вариться куриный бульон.
Включила ноутбук. Перечитала написанное.
* * *
Как только я поправилась, мама заговорила, что мне нужно учиться. Петрович пообещал помочь. И вот однажды вечером, взирая на меня с видом фокусника, владелец рынков и наших душ объявил, что я устроена в школу. В лучшую из школ. Он посмотрел на маму в надежде поймать ее взгляд благодарности, но она раскладывала мясо с картошкой по тарелкам и отреагировала слабым величественным кивком. Мол, она благодарна. Если бы мама повела себя иначе, мне было бы больно. Но этот вежливый высокомерный кивок поставил Петровича на место. За все заплачено.
Что означает, войти в любой класс за два месяца до окончания года, когда ты пропустила целую четверть? Забыла добавить, что в школе изучали английский с первого класса. С моим словарным запасом я казалась смешной самой себе. Наверно, ни к чему упоминать, что я снова стала Вороной. Прозвище странным образом тут же утвердилось за мной, словно я не уехала на сотни километров из родного города. Но если там помнили про мой перочинный ножик, то здесь никто об этом ничего не знал.
Мальчишки, испытав первые поллюции, подкарауливали девчонок на лестнице и в коридоре. Школьницы возбужденно галдели в туалете и боялись выйти. Я была слишком погружена в семейные дела, чтобы обращать внимание на прыщавых пацанов. Этой ночью я услышала мамин плач в ванной и вновь почувствовала себя виноватой. Одноклассники высыпали на меня гурьбой из-под лестницы на первом этаже.
Прижатая к стене я запоминала лица тех, кто лез ко мне под юбку. Я так сосредоточилась, что почти не чувствовала липких пальцев, словно это было не мое тело и спокойно стояла. Позже, один из тех пацанов, который меня не тронул, скажет, что взгляд моих глаз пригвоздил его к полу. Он только смотрел, поэтому избегнул моей последующей мести.
Мне нравилось возвращаться из школы по бульвару, но в тот день запах сирени казался мне гнилым и приторным, а новенькие зеленые листочки излишне вульгарными. Мне хотелось спрятаться и зализать раны. Казалось, что каждый прохожий знает о моем позоре. Я была почти уверена, что на моей синей школьной юбке есть пятна, а колготки порваны и заляпаны грязью. Несколько раз по пути я останавливалась и проверяла. На колготках не было ни стрелки, ни зацепки, а юбка выглядела чистой и удивительно отглаженной, несмотря на комкающие ее клешни будущих мужиков. Грязной была я внутри. Отпечатки пальцев остались в душе. Я знала, что никогда не стану прежней.
Вдруг мне стало понятно, почему после переезда исчезли наши традиционные поцелуи. Мама боялась испачкать меня, а я, зная, что она спит с этим самодовольным, толстым, уродливым снаружи и внутри человеком, брезговала подойти первой, боясь ощутить резкий запах его туалетной воды, которой он обливался.
Больше всего в тот день моего позора мне хотелось подойти к маме. Маленькие и большие мужчины сравняли наши года и запачкали нас грязью. Но дома никого не было. На журнальном столике валялась пачка «салема», и я, вытянув длинную сигарету, отправилась на балкон. Сосед Миша, пялившийся на меня уже давно, нарисовался сразу. Я вытащила стул и удобно устроилась. Кашлянув пару раз, я вполне прилично начала пускать дым. Видя такое, сосед бросил парочку комментариев и предложил выпить пива на брудершафт. Я согласилась и уже через пару минут, передав мне две бутылки, он удивительно ловко прошелся по перилам. Пиво пошло еще лучше, чем первая сигарета и уже очень скоро мы заключили сделку. Я сняла лифчик и разрешила ему потрогать грудь, в обмен на то, что он поможет мне подкараулить обидчиков. Гладя мою грудь, сосед так возбудился, что кончил прямо в штаны.
Мы подкараулили их в кустах. Мои небольшие порезы их нагленьких сморщенных органов нанесли больше морального, чем физического вреда. Но я никогда больше не видела их с девчонками и от души надеюсь, что их петушки надолго опустили гребни. Справедливости ради придется заметить, что сексуальный интерес моего соседа ко мне тоже угас. Когда мы возвращались домой, он сказал, что никогда не видел у девчонок такого выражения лица, как у меня.
– Блин, ты же могла их зарезать. Они же теперь на всю жизнь напуганы. Я ж не думал, что ты с ножом. А ты тащилась от этого. Ты… – он покачал головой в такт тем словам, которые не решился произнести и озадаченно сплюнул сквозь зубы. – Я лучше это, пойду.
– Сигарету дай и проваливай, – потребовала я.
Он достал пачку и молча протянул мне. Я вытащила мятую сигарету и с наслаждением затянулась. Ворона отомстила.
Дома я достала нож и долго смотрела на него. В комнату, как всегда без стука, ввалился Петрович. Мысль, которая появилась у меня при его появлении, меня испугала. Он как-то вздрогнул, подошел ближе и взял нож у меня из рук.
– Странные у тебя игрушки. Зачем он тебе?
Я усмехнулась.
– Для самообороны.
– Ну ты, если кто тебя обижает, скажи. Я понимаю, – его сальный взгляд задержался у меня на груди, – Ты девушка красивая. А парням много чего хочется в их возрасте.
Я представила, как я рассказываю Петровичу, что меня облапали. Вряд ли он будет разбираться. Скорее скажет, что я так себя вела и что у меня слишком короткая юбка. Я нахмурилась и равнодушно бросила:
– Спасибо, разберусь сама.
Он хмыкнул.
– А ты не проста, Кристина. Когда вырастешь, возьму тебя в помощницы. Характер у тебя, что надо. Мужикам не всем так повезло.
Откуда он мог знать про мой характер? Психолог хренов. Да когда я вырасту, я тебя убью.
Неужели я произнесла свою мысль?
Да!
* * *
Пальцы быстро забегали по клавиатуре. События тех дней забыть невозможно, как и невозможно не знать, что если бы не кучка негодяев, обладающих властью, тех событий могло не произойти. И тогда не было бы ни постыдного бегства из родного города, ни подвала, ни рынка, ни Петровича. Кристина знала, что мама пыталась, именно пыталась заработать денег, чтобы уйти от него и начать жить самостоятельно. Вот и работала с температурой на холоде. Боялась деньги потерять. Были хорошие дни для торговли. Праздники. В итоге потеряла здоровье. А может это и просто судьба. Недавно читала в какой-то книге, что каждая душа перед рождением выбирает свой путь, который должна пройти, чтобы чему-то научиться. И те души, которые выбирают сложный путь, более правы, чем другие. Так что не завидуйте тем, у кого жизнь легкая. Они тратят время попусту. Может, оно все так и есть в высших материях, но ей-то, здесь и сейчас, очень тяжело. Хотя надо признать, что сейчас все же гораздо легче, чем тогда.
Глава 7
Мамина болезнь развивалась постепенно. Главным ее признаком можно назвать усталость. Если раньше мама легко поднималась на четвертый этаж – у Петровича мы жили в доме без лифта – то теперь стала останавливаться на каждой площадке. Жаловалась на головокружение, несколько раз падала. Ела удивительно мало. Дома при любой возможности ложилась на диван. Петрович уговаривал ее пойти к врачу, но она отмахивалась, ссылаясь на последствия гриппа. В ее движениях появилась неуверенность, словно она выпила лишнего. Конечно, мама перестала участвовать в вечеринках Петровича и все чаще оставалась дома.
И вот однажды, когда утром она не смогла самостоятельно встать с постели, я вызвала врача. После постановки диагноза Петрович впервые не вернулся домой на ночь. Мы поужинали вдвоем и устроились на диване перед телевизором. Я держала маму за руку. Показывали фильм, содержание которого я не могла уловить, поскольку в голове крутился один и тот же вопрос: что делать дальше? Мама, словно услышав его, тихо сказала:
– Боюсь, нам придется отсюда уехать. Ни один мужчина не станет жить с больной женщиной.
Сможет тот, кто любит. Папа бы смог. Я об этом сказала. Мама только покачала головой. Что, мол, она и в нем не уверена. Я как-то немного обиделась за отца, но не стала спорить, только положила голову на мамино плечо и прошептала, как она мне тогда, возле подвала: «Мы как-нибудь справимся». Теперь это ложилось на меня. А ведь меня никто не возьмет на работу. Две проблемы: мамина болезнь и мои дурацкие четырнадцать лет. Ну почему кукольнику не угодно было подождать хотя бы до восемнадцати?
Всю неделю Петрович нас избегал. Возвращался, когда мы уже спали, уходил, когда еще спали. Обстановка накалялась. И вот как-то, когда я, пытаясь отвлечься, читала, в замке повернулся ключ. Мама поехала сдавать очередные анализы, так что я была одна. Я съежилась на диване, предчувствуя неизбежный разговор. Петрович разделся и прошел на кухню. Всю эту неделю готовила я. Под четким маминым руководством. На обед у нас был суп с фрикадельками и овощная запеканка. Я, несмотря на то, что выходить ужасно не хотелось, пересилила себя и решила подать ему обед вместо мамы. Когда я вошла, он стоял у окна, переплетя пальцы за спиной. Я видела его коротко подстриженные, обрамляющие лысину волосы и сутулую спину. Я нерешительно остановилась в дверях, не решаясь поздороваться. Он обернулся. Нахмурился.
– Где мать?
– У врача.
– Похоже, она теперь все время будет ходить по врачам.
– Я могу разогреть вам обед, – быстро сказала я. – Есть суп с фрикадельками и запеканка.
Петрович пристально меня рассматривал. Я и раньше ловила его заинтересованные взгляды, но и другие мужчины тоже глазели на меня. С моей большой грудью и округлыми формами я выглядела, как говорили, на все семнадцать. Сегодня на мне была футболка в обтяжку и легкие свободные брючки.
– Ты опять готовила обед? – с нажимом спросил он, не отрывая взгляда от моей груди.
– Мама не очень хорошо себя чувствовала.
– Понятно.
Он опустился на маленький кожаный диванчик, закинув ногу за ногу. Я поставила на плиту суп и присела напротив на табуретку. Поднять глаз я не решалась. Боялась, что он услышит, как колотится мое сердце. Сейчас он скажет, чтобы мы убирались. Сейчас он… Но он молчал. В кухне слышалось шипение конфорки, да чирикала за окном птичка. Мне вдруг вспомнился наш подвал, и как тетя Галя убеждала маму переспать с этим ничтожеством. Тогда заболела я, и мама согласилась. Мысль появилась в моей голове так быстро, что я даже не успела испугаться и как следует ее обдумать.
Моя очередь. Моя очередь спать с этим типом, потому что это единственный выход остаться в тепле и возможность получать от него деньги. Мой взгляд упал на его пухлые короткие пальцы и уткнулся в перстень с бриллиантом. Бриллиант полыхнул голубым светом и погас. Иногда украшения еще больше подчеркивают уродство. Я представила, как его руки скользят по маминым покатым плечам, и мне стало тошно. Ему нужно было выбрать какую-нибудь толстуху с двойным подбородком, а не мою мамочку с ее неземной красотой.
– Я чувствую себя подлецом, но не могу больше молчать, – вдруг необычно тихо заговорил Петрович. – Я ведь не виноват в болезни твоей матери. Я делал для вас все, что нужно было. Ведь у тебя же лучшая школа, хорошая одежда и еда? – он заглянул мне в глаза. Я кивнула. – Но мы не женаты, и я не могу… – он остановился. – Нет, Кристина, я буду честен, я не хочу жить с больной женщиной. – он выдохнул. На лбу выступили капли пота. Я по-прежнему молчала. – Есть ли у вас какие-нибудь родственники в Москве, которые могли бы о вас позаботиться?
– Нет, – коротко ответила я и подняла голову. Удивительно, но мой страх вдруг прошел. Сердце выровняло свои удары, а мне даже стало жарко от злости. Ты заботился? Да за все было уплачено. Животное с поросячьими глазками смотрело в стол, разглядывая лежащие на нем собственные руки. На плите закипел суп. Я поднялась и выключила его, а потом уперлась руками на стол.
– Я предлагаю вам сделку. – Наверно, здесь сработал его инстинкт торговца и в его глазках, сменяя удивление, загорелся интерес. – Я буду спать с вами вместо мамы, если вы не выгоните нас на улицу.
– Ты?! – его взгляд опять уперся в мою грудь, нависающую на уровне его лица. Должна ли я снять футболку для пущей убедительности? Тоненький голосок в мозгу запищал, что я погублю себя. – Нет, я не могу. Потом еще посадишь меня. За растление малолетних.
– Зачем мне это? – я опустилась на стул и спокойно продолжила. – Кроме этого, я еще буду готовить и убирать в квартире. Моя единственная просьба, чтобы мама ни о чем не узнала. Вы скажете ей, что любите ее и пообещаете о ней заботиться. – он все еще ощупывал меня глазами, пытаясь понять, стоит ли со мной связываться, когда я предложила поесть супчику.
Он хрипло попросил меня подойти. Я остановилась перед ним. Он положил руки мне на грудь и начал мять ее своими волосатыми толстыми пальцами.
– Сними футболку. Я хочу на них посмотреть.
– Только посмотреть, – удивительно спокойно объявила я. – Все остальное будет после того, как вы дадите мне обещание. – он кивнул.
Момент, пока я снимала футболку и лифчик, показался мне очень долгим. Растянутым во времени. Я осознавала, что еще могу успеть убежать и вернуть все назад. Сказать, что пошутила. Но так же остро я понимала, что не могу позволить нам снова оказаться беженками. Обнаженная до пояса, словно на приеме у врача, я встала перед ним. Искаженное от похоти лицо Петровича стало еще безобразнее, чем обычно. Он рывком расстегнул брюки и вытащил маленький толстый член.
– Возьми его в руку, – прохрипел он. – Я больше не могу.
В воздухе сильно пахнуло потом. Как только мои пальцы коснулись его горячей и склизкой плоти, я чуть не умерла от накатившей волны отвращения. Петрович протяжно застонал, а я ощутила резкий, еще более тошнотворный запах. Оказывается, так пахнет сперма. Его член обмяк, лицо расслабилось. Мне показалось, что впервые этот считающий себя пупом земли человечек почувствовал себя неудобно. Я видела, что он смотрел на меня, но сосредоточила все свое внимание на пятнышках капнувшей на синюю плитку спермы. Так и не застегивая штаны, он протиснулся мимо меня в ванную. Я растерла пятна тапком и стала надевать лифчик. Похоже, я все-таки волновалась, потому что никак не могла застегнуть крючки. А мне не хотелось, чтобы он увидел меня поспешно одевающейся. Нет, скорее испуганно прячущей свою слишком большую для моего возраста грудь, которой я стеснялась. В ванной послышался шум воды, и я поняла, что Петрович принимает душ. Наконец справившись с лифчиком, я натянула футболку и опустилась на стул, уперев голову в руки. В голове теснились разные мысли, но одной из них была та, что я не смогу лечь с ним в постель. Скорее умру от отвращения.
Но мама-то смогла. Ради меня. Значит, и я должна ради нее. Я опустила руки и села прямее. Потом встала и, открыв окно, высунулась в него. Морозный воздух обжег лицо, напоминая, что на улице слишком холодно, чтобы покинуть спасительное тепло и снова превратиться в беженок. Я все еще смотрела в окно, когда услышала его шаги. Петрович переоделся в банный халат. Некоторое время мы молчали, глядя друг друга.
– Так мы можем остаться? – тихо, но внятно спросила я.
Он вздохнул.
– Ты, наверно, считаешь меня животным. Но ты очень сексуальна. Тебе не дашь твоих четырнадцати. У тебя еще… э-э-э… никого не было?
Я нетерпеливо кивнула, ожидая ответа на мой вопрос.
– Как же ты любишь мать, Кристина.
– Так же как и она меня, – парировала я.
Повисла пауза. Наконец, Петрович шумно выдохнул воздух.
– Вы можете остаться.
Я прижалась лбом к стеклу. Через некоторое время услышала, как хлопнула входная дверь. Если бы у меня были силы, я пошла бы в душ. Но в то же время я отчетливо понимала, что мне не смыть следов его рук. Грязь навсегда прилипла к моему телу, превратив меня в женщину.
