Текст книги "Иван Федоров"

Автор книги: Татьяна Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Часто мастера-доброписцы в конце книги указывали свое имя и социальное положение. Исследователи установили, что приблизительно половина их происходила из духовного сословия, а остальные были мирянами. У доброписцев бытовал обычай в конце книги в поэтических словах изъявлять свою радость и гордость от хорошо выполненной работы: «Как радуется мореплаватель, переплывший пучину морскую, так радуется доброписец, окончивший книгу»; «Как радуется жених о невесте, так радуется и писец, видя последний лист».

Книги были дороги и доступны далеко не всем, покупка книги становилась важным событием. На многих старинных книгах сохранились записи о том, кто и у кого приобрел эту книгу, а также указаны свидетели, которые в случае необходимости могли подтвердить сделку и уберечь книгу от незаконных посягательств. Возможных похитчиков предостерегали, грозя им Божьим судом.

Конечно, при переписывании книг вручную были неизбежны ошибки. Это понимали и сами доброписцы. Часто они заранее предупреждали читателя о вероятных промахах, «ибо писал не Дух Святой, не Ангел, а рука грешна и бренна», и просили «не клясть» мастера, а по возможности исправлять допущенные им ошибки. Однако наряду с образованными, любящими книги и уважающими свой труд доброписцами встречались люди недобросовестные и невежественные, которые занимались переписыванием книг лишь ради заработка. Работа таких переписчиков изобиловала ошибками, которые кочевали из книги в книгу, множась и наслаиваясь одна на другую. В конце концов, подобная «порча книг» стала настоящим бедствием и вызвала беспокойство многих книжных людей. Так, митрополит Иоасаф в предисловии к составленному им сборнику с неудовольствием замечает: «Писал с разных списков… и обретох в списках оных много неисправностей. И елико возможно моему худому разуму, сие исправлял, а елико невозможно – сие оставлял, пусть имущие разум больше нашего исправят неисправное и дополнят недостаточное».

Как уже было сказано, над созданием рукописной книги трудилось несколько мастеров, но бывало и так, что один мастер владел несколькими отраслями «книжного рукоделия». С большой долей вероятности можно предположить, что Иван Федоров, впоследствии, уже при создании печатных книг показавший себя как великолепный мастер шрифта и искуснейший художник-орнаменталист, в юности овладел ремеслом доброписца и рисовальщика.

* * *

К отцу Федору зашел его давний друг – доброписец Дорофей. Но отца Федора не случилось дома, и занимать гостя разговором пришлось Ивану. Поговорили о погоде, о недавнем приезде в Москву иностранных послов, а потом своротили на книжное рукоделие, кото рое больше всего занимало старого Дорофея и в чем уже начинал понимать толк шестнадцатилетний Иван.

Похваставшись своими успехами в этом многотрудном деле, Иван показал собственноручно им переписанную и украшенную «Псалтырь».

Дорофей медленно перелистал страницы, одобрительно кивая головой, и сказал:

– Хорошо! Хоть ты и молод, а делу уже новычен. Жаль, что не у меня ты учился. Такой ученик – гордость учителю.

Иван вздохнул:

– Учитель мой, Кузьмич, царствие ему небесное, в прошлую осень помер. Добрый он был человек, хоть и пьяница, не тем будь помянут. Из-за этой его слабости вышла у нас с ним однажды еще в школе история. Рассказать?

– Расскажи, – согласился Дорофей.

– Кузьмич в свободное время подрабатывал переписыванием книг. И вот, как увидел он, что я пишу не хуже его самого и заставки красиво рисую, так приспособил меня помогать ему переписывать книги. Поначалу небольшие, конечно – те, по которым ребят грамоте учат.

И вот как-то раз пришел в школу богатый купец. Важный, весь в соболях и бархате – будто боярин. Привел своего сына.

– Сможешь, – спрашивает, – выучить моего Васюту грамоте?

– Отчего ж не смогу, – отвечает Кузьмич. – Если сам Васюта не будет лениться – выучу.

– Только, – говорит купец, – невместно моему сыну с другими мальчишками по общей Азбуке учиться. Перепиши для него Азбуку, да поскорее. Хочу, чтобы была у Васюты своя книга и непременно с красными буквицами.

–  Ладно, – ответил Кузьмич, – перепишу.

Дал купец Кузьмичу задаток за работу, и в тот же день начали мы Азбуку для купецкого сына переписывать. Кузьмич с начала до середины, я – с середины до конца. Писал я дома по вечерам с великим усердием и недели через две закончил. Получилось так красиво, ровно и чисто, что даже отдавать было жалко. Сутра понес Кузьмичу готовую работу. А был тот день праздничным, и Кузьмич начал его праздновать по своему обыкновению. Когда я пришел, он сидел за столом, а перед ним стоял штоф красного вина, наполовину уже пустой, и его любимая большая чарка.

Взял Кузьмич переписанную мною часть книги, перелистал, положил на стол рядом со штофом, посмотрел на меня и воскликнул: «Ай, молодец, Иванушка! Мне и самому лучше не сделать». Тут потянулся он меня обнять, но поскольку в глазах у него, верно, уже двоилось, поворотился он совсем не в ту сторону и локтем зацепил полную чарку. Красное вино полилось на стол и, к великому моему ужасу; на переписанные листы. Я схватил свою работу, стал отряхивать, но верхний лист был испорчен безнадежно, а два других подмочены с углов.

Кузьмич тоже испугался и даже, кажется, протрезвел немного. «Ничего, – говорит. – Листы не нумерованы, вынем попорченные, никто и не заметит». – «Да как же так можно? – изумился я. – Уж лучше я перепишу еще раз». Но Кузьмич во хмелю становился обидчивым и упрямым. Стукнул он по столу кулаком и закричал: «Ты что, указывать мне вздумал? Как я сказал, так и будет!» Скомкал испорченные листы и бросил в печку; сложил мою часть работы вместе со своей, подравнял края и убрал в поставец на полку. Я не посмел с ним спорить и пошел домой.

Весь день меня мучила мысль, что по нашей вине купецкий сын выучится неправильно и потом будет неправильно учить своих детей, что с нашей порченой книги станут переписывать другие доброписцы, и, в конце концов, все так перепутается, что даже самые ученые люди ничего не смогут понять.

Ночью, когда все в доме заснули, я потихоньку встал, засветил лучину и, пристроившись в сенях на лавке, до рассвета переписал заново все три испорченных листа. Потом еще по темноте вышел из дому и побежал к школьной избе. Кузьмичева собака меня знала и не залаяла. Окошко по случаю жары было отворено. Я влез в избу, отыскал в поставце на полке нашу Азбуку и вложил вновь написанные листы туда, где им надобно быть. Кузьмич так ничего и не узнал, а я очень был рад, что снял с души такую тяжесть.

Дорофей слушал серьезно, а когда Иван закончил свой рассказ, тяжело вздохнул и сказал:

– А ведь неисправные книги и вправду беда. И ничего с этой бедой не поделаешь. Всегда будут среди писцов и нерадивые, и ленивые, и невежественные.

– Дядя Дорофей, – спросил Иван, – а правду говорят, что в иных землях книги не переписывают доброписцы, а печатает машина? Такую книгу достаточно один раз выверить, и дальше машина уже не ошибется.

Дорофей с сомнением покачал головой:

– Слышал я, что и впрямь есть такая машина, да только Божеское ли это дело, Священное Писание печатать?

– Почему же не Божеское? – возразил Иван. – Ставят ведь печати на разных важных бумагах. – Затем, подумав, добавил: – И на пряниках узоры печатают.

Дорофей рассердился:

–  Ты, парень, думай, что говоришь! То пряники, а то – Священное Писание!

Иван смутился:

– Да я ничего. Просто подумал, что как на пряничных досках режут узоры, так же можно на доске и буквы вырезать.

Дорофей строго сказал:

–  Жили мы без печатных книг и дальше проживем!

Иван ничего не ответил, но про себя подумал: «А хорошо бы все-таки сделать так, чтобы в книгах не было ошибок!»

ПРЕДЫСТОРИЯ И НАЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПЕЧАТНОГО ДЕЛА

История ума представляет две главные эпохи – изобретение букв и типографии: все другие были их следствием. Чтение и письмо открывает человеку новый мир – особенно в наше время, при нынешних успехах разума.

H. М. Карамзин

Процесс книгопечатания в упрощенном виде сводится к следующему: рельефные изображения отдельных букв, отлитые в зеркальном отражении из прочного металла (мастера-печатники называют их «литеры», что по-латыни означает «буквы»), вкладываются в рамку по размеру страницы, так, чтобы получился нужный текст. Этот процесс называется набором. Затем на литеры наносится краска, сверху накладывается лист бумаги и при помощи особого пресса – печатного станка плотно прижимается к литерам. Пресс поднимается, лист снимается – оттиск страницы готов. Таким образом, суть и смысл книгопечатания заключается в том, что при помощи относительно небольшого количества литер, используя их многократно в разных сочетаниях, можно отпечатать любой текст в любом количестве экземпляров.

Путь человечества к этому изобретению начался с незапамятных времен.

Принцип печати – воспроизведение изображения путем оттиска – был известен людям задолго до того, как человечество научилось читать и писать. Древнейшие сохранившиеся до наших дней приспособления для печати относятся к эпохе каменного века. С помощью торцовых и боковых поверхностей различных палочек и косточек, костяных или деревянных гребешков наши далекие предки оттискивали ритмичные орнаменты на глиняных сосудах. Разнообразные штампы, использовавшиеся для разных целей, были широко распространены в эпоху Древнего мира. В Шумерском царстве, Древнем Египте и Вавилоне, Древней Греции и в Риме правители и чиновники скрепляли штампами-печатями документы, мастера-ремесленники ставили свои клейма-штампы на кирпичи, посуду и другие изделия, чеканщики монет использовали штемпели-чеканы.

О возможности воспроизвести при помощи печати большого объема текстов впервые задумались на Востоке. В VI веке в Китае был изобретен способ печатания текста с резной доски. Текст страницы в зеркальном отображении вырезался на доске и отпечатывался на бумаге. Этот способ получил название «табличного». Самая древняя сохранившаяся до нашего времени книга, напечатанная таким способом, – индийское сочинение «Алмазная Сутра», переведенное на китайский язык. Представляет она собой свиток, склеенный из семи листов, на шести из них напечатан текст, на седьмом – гравюра, изображающая Будду. Надпись в конце книги сообщает, что она была напечатана 11 мая 868 года мастером Ван Чи. Но этот способ был несовершенен. Вырезание текста на досках было делом очень трудоемким, занимавшим много времени, деревянные доски быстро изнашивались, так что с них можно было отпечатать лишь небольшое количество экземпляров, а главное – с определенного набора досок можно было печатать лишь одну определенную книгу.

В середине XI века китайский кузнец Би Шен впервые в истории человечества применил принцип набора отдельными элементами. Из глины он лепил прямоугольные брусочки, на верхней плоскости при помощи заостренной палочки выдавливал иероглифы в зеркальном отображении и обжигал брусочки на огне. Затем вкладывал их в железную рамку, закрепляя при помощи смолы. Так получалась печатная форма. Изобретение Би Шена проникло в Корею, затем – в Японию и другие страны Востока. В качестве диковинки китайские книги были известны и в Европе. Причем итальянец Павло Джовио, живший в XVI веке, утверждал, что китайские печатные книги задолго до начала книгопечатания в Европе попадали на Запад «через посредство скифов или московитов». Если это утверждение справедливо, то Русь увидела печатные книги раньше, чем Европа.

Однако Европа была далека от Востока, и европейцам пришлось изобретать книгопечатание самостоятельно.

Важным моментом, приблизившим открытие принципа книгопечатания в Европе, стало появление штампов, изображение с которых оттискивалось не рельефно на мягком материале – воске, глине и т. д., как в древности, а при помощи краски на плоской поверхности. Когда появились такие штампы – неизвестно, но самый ранний документ с такой печатью, сохранившийся на территории Европы, датируется серединой XIII века. Примечательно, что мастером, изготовившим печать, с которой сделан этот оттиск, был русский человек – золотых дел мастер по имени Кузьма.

В 1245 году папа римский Иннокентий IV отправил посольство к монгольскому хану Куйуку – внуку Чингисхана. Монгольский хан принял папское посольство немилостиво, распорядился не давать послам ни еды, ни питья. «И если бы Господь не предуготовил нам некоего русского по имени Кузьма…. который оказал нам поддержку, мы, как полагаем, умерли бы», – писал один из участников посольства монах Джованни дель Плано Карпини. Шло первое десятилетие татаро-монгольского ига. Вероятно, Кузьма был пленником и хорошо понимал бедственное положение людей, оказавшихся вдали от родины. Он тайком кормил послов, а потом, когда хан все-таки изменил свое к ним отношение, показывал им достопримечательности ханской ставки, в числе которых были вещи, изготовленные Кузьмой. Карпини описывает трон монгольского хана, изготовленный Кузьмой, и восклицает: «Человек, изготовивший эту изумительную вещь, должен быть великим мастером!»

Отпуская послов, хан отправил с ними грамоту папе римскому, скрепленную оттиском золотой печати, также вырезанной Кузьмой. Эта грамота хранится в архивах Ватикана. Она была обнаружена в 1922 году французским историком П. Пеллио и произвела сенсацию: оттиск печати работы мастера Кузьмы – древнейший из сохранившихся до нашего времени аналогичных оттисков.

С XIV века во многих европейских странах получил распространение табличный способ печати. В Германии, Франции, Голландии, Италии с резных досок печатают молитвенники, учебники, календари. Отпечатанные таким способом книги были дешевле рукописных, но все же достаточно дороги, поскольку, как и на Востоке, способ был сложен и трудоемок, а деревянные доски быстро изнашивались, не позволяя сделать большое количество экземпляров.

Прорыв в печатном деле произошел в 1450 году, когда немецкий мастер Иоганн Гутенберг изобрел способ печати при помощи подвижных литер, изготовленных из металла.

Биографические данные о Гутенберге, так же как и об Иване Федорове, достаточно скудны. Датой его рождения условно считается 24 июня (день памяти его небесного покровителя – Иоанна Крестителя) 1400 года. Родился он в городе Майнце, в семье богатого купца. Отец Гутенберга, исполнявший обязанности контролера монетного двора, должен был входить в тонкости чеканки, штамповки, литья и прочих умений, связанных с металлом. Знакомство Гутенберга с этими ремеслами пригодилось ему в его дальнейшей деятельности.

Майнц был вольным городом, важную роль в нем играли ремесленные цехи, постоянно конфликтовавшие с городской верхушкой, к которой принадлежала семья Гутенберга. В начале 1430-х годов в результате одного из таких конфликтов Гутенберг был вынужден покинуть родной город и обосноваться в Эльзасе, в городе Страсбурге, где, вероятно, и предпринял первые опыты книгопечатания. Как проходили эти первые опыты, можно только догадываться. Сохранились документы, что в Страсбурге Гутенберг с тремя компаньонами основал предприятие по изготовлению зеркал. Однако некоторые исследователи предполагают, что под «зеркалами» он подразумевал нравоучительные книги, в названиях которых в Средние века часто фигурировало слово «зеркало» – например «Зеркало спасения человечества».

Гутенберг сознательно окружал свою деятельность тайной. Дело было новое, и мастер проявлял осторожность, вероятно, опасаясь как неудачи, так и недоброжелательства окружающих. Известно, что Гутенберг заключил соглашение с неким Андреа Дритценом относительно использования какого-то своего секретного изобретения, но Дритцен умер, а с его наследниками Гутенберг не пожелал иметь дела: когда они предъявили свои права, он предпочел выплатить им денежную компенсацию, но не открыл секрета своего изобретения. Естественно предположить, что оно было связано с книгопечатанием. Некоторое время спустя завеса тайны приоткрылась и современники узнали, чем занимается Гутенберг: золотых дел мастер Ганс Дюне, выступая по какому-то делу свидетелем в суде, сообщил, что он работал у Гутенберга над тем, что «относится к печатанию».

С чего именно начинал свою типографскую деятельность Гутенберг – неизвестно. Скорее всего, он печатал небольшие брошюры, календари, листовки. Самое первое произведение, вышедшее из самой первой в Европе типографии, сохранившееся до наших дней – один листок из религиозной брошюры «Сивиллина книга» (в научной литературе он получил название «Фрагмент о Страшном суде») предположительно датируется 1445 годом.

Хотя, как мы уже видели, попытки книгопечатания предпринимались издавна, именно Гутенбергу принадлежит слава первого типографа. Он вывел искусство книгопечатания на принципиально новый уровень благодаря трем своим изобретениям. Во-первых, он начал отливать литеры из металла. Делалось это следующим образом: сначала из твердого металла изготавливался штамп (его называют «пунсон») с рельефным изображением буквенного знака в зеркальном изображении. Пунсон вдавливался в более мягкий металл (медь), получалось углубленное изображение знака – «матрица». В матрицу заливался расплавленный свинец, когда он застывал, получалась рельефная литера. Отлив достаточное количество литер, можно было приступать к набору из них текста. Искусный наборщик мог набрать до 2500 букв в час.

Во-вторых, Гутенберг изобрел типографскую краску. При печати с деревянных досок использовались краски на водной основе, но на металл они не ложились. Гутенберг создал рецепт новой краски – густой и жирной.

В-третьих, он сконструировал типографский станок, усовершенствовав и приспособив для новых целей пресс, использовавшийся в виноделии. Существует легенда, что когда Гутенберг впервые показал печатный станок одному из своих учеников, тот разочарованно воскликнул: «Да это же обычный пресс, которым давят виноград!» На что Гутенберг ответил: «Из-под этого пресса польется напиток, утоляющий самую высокую жажду человека – жажду знания!» В середине XIX века в подвале дома, где находилась типография Гутенберга, нашли остатки его станка. На поперечном брусе вырезаны инициалы мастера и дата – 1441 год.

Известный немецкий ученый Фриц Функе так определяет историческую роль Гутенберга: «С изобретением Гутенбергом способа отливки литер, наборной техники, печатной краски и печатного станка были созданы основы современного типографского процесса, который применяется во всем мире».

Вскоре Гутенберг вернулся в свой родной Майнц, где продолжал трудиться как печатник. Он печатал небольшие, пользующиеся широким спросом книжки, в частности, выпустил двадцать четыре издания латинской грамматики Элия Доната – самого распространенного в то время учебника, астрологический и медицинский календари. Эти издания выходили без указания даты и имени издателя.

Первой крупной работой Гутенберга стало грандиозное издание полной латинской Библии, к которому он приступил в начале 1450-х годов. Это книга большого формата, насчитывающая 1282 страницы. Гутенберг напечатал 150 экземпляров на бумаге и 35 – на пергамене. (До наших дней сохранилось 48 экземпляров, 12 из них – на пергамене.) Полная страница Библии Гутенберга включает в себя 42 строки, поэтому ученые называют это издание «42-строчным».

Работа над 42-строчной Библией сопровождалась большими трудностями. Гутенберг не имел никакого капитала, а типография требовала денег. Он занял 800 гульденов – очень большие деньги (хороший дом в городе стоил в то время от 80 до 100 гульденов) – у богатого майнцского бюргера Иоганна Фуста, на которые закупил материалы и оборудование, нанял рабочих. Работа над Библией продолжалась несколько лет. Два года спустя Фуст пожелал стать компаньоном по «книжному предприятию» и внес в дело свой пай – еще 800 гульденов. Вскоре заимодавец потребовал возвращения долга, причем попытался представить и вторые 800 гульденов данными заимообразно. Вместе с процентами набежала огромная сумма в 2020 гульденов. Компаньоны обратились в суд. Разбирательство длилось долго, суд признал часть требований Фуста неправомерными, но все же Гутенбергу пришлось отдать Фусту в счет долга значительную часть типографского оборудования и почти весь тираж отпечатанной Библии.

На основе типографии Гутенберга Фуст открыл свое издательское дело. Ближайший помощник Гутенберга Петер Шеффер женился на дочери Фуста, покинул своего патрона и перешел на службу к тестю. Вскоре из их типографии вышла книга «Майнцская псалтырь», судя по великолепному качеству печати, начатая еще при участии Гутенберга. Текст предваряли знаменательные слова: «Книга издана с помощью искусного изготовления литер, без какого-либо писания пером». Имя Гутенберга – изобретателя, сделавшего возможным создание книги «без какого-либо писания пером», упомянуто не было.

Потеряв типографию, Гутенберг предположительно на какое-то время перебрался в город Бамберг, где напечатал еще одно издание Библии, которое в отличие от первого называют 36-строчным (также по количеству строк на странице). Средства для работы предоставил тамошний богатый горожанин Альбрехт Пфистер. Но, судя по всему, в Бамберге повторилась та же история, что и в Майнце, – Пфистер отобрал у мастера плоды его труда и основал свою типографию. Во всяком случае, в изданиях Пфистера были использованы шрифты, принадлежавшие Гутенбергу.

О дальнейшей типографской деятельности Гутенберга ничего неизвестно. Возможно, стареющий мастер, устав бороться с недобросовестными компаньонами, нуждой и лишениями, отошел от работы. Последние годы он доживал на пенсию, пожалованную ему архиепископом Адольфом Нассауским.

В 1468 году Гутенберг скончался в своем родном городе Майнце.

Изобретатель книгопечатания не был одинок в своих исканиях. В XV веке идея печатания книг при помощи подвижных литер носилась в воздухе. Одновременно с Гутенбергом в разных странах люди разных профессий, происходящие из разных сословий, увлеченно экспериментируют в этой области. Имена некоторых таких экспериментаторов история сохранила.

Так, в городе Брюгге не позднее 1445 года (то есть в то же время, когда производил свои первые опыты и Гутенберг) местным книготорговцем была отпечатана набольшая книжечка под названием «Доктринале» («Учение»). В послесловии к ней говорится: «Взгляни, как красиво настоящее сочинение; <…> сопоставь эту книгу со всякой другой; посмотри, как чисто и отчетливо напечатал ее Иоанн Брито, гражданин из Брюгге, который без всяких учителей изобрел достойное удивления искусство и не менее удивительное орудие производства». Не исключено, что Иоанн Брито действительно параллельно с Гутенбергом изобрел свой способ печати.

В Италии книгопечатанием занимался врач и поэт Памфилио Кастальди. В одной из итальянских хроник говорится, что именно он был первым печатником в Европе. Однако документально подтверждено лишь то, что он печатал книги в Милане в конце 1460-х годов, то есть через двадцать с лишним лет после появления типографии Гутенберга. Тем не менее в родном городе Кастальди – Фельтре ему установлен памятник, как изобретателю книгопечатания.

В архиве французского города Авиньона сохранились документы, сообщающие, что в 1444–1446 годах серебряных дел мастер Прокопий Вальдфогель, приехавший из Праги, придумал какой-то метод «искусственного письма». Но был ли этот метод книгопечатанием – неизвестно.

Еще об одном претенденте на роль первопечатника, уроженце голландского города Гарлема, в местных преданиях сохранился красочный рассказ. Однажды гарлемский пономарь Лоренц Янсон Костер гулял в буковой роще со своими маленькими внуками. Дети весело гонялись друг за другом, а Костер, срезав с дерева толстую ветку, присел на траву и стал мастерить для них полезную игрушку – набор кубиков с вырезанными на них буквами. Такие кубики в то время применялись для обучения грамоте. Расшалившиеся дети с криками налетели на дедушку и заплясали вокруг него, не замечая, что втаптывают в землю рассыпавшиеся кубики. Когда Костер, приструнив детей, стал собирать кубики, то обратил внимание, что на влажной после недавно прошедшего дождя земле остались оттиски букв, повернутые в обратную сторону. Костер заинтересовался полученным эффектом и дома вырезал алфавит уже в зеркальном отображении. А затем на его основе отлил набор букв из свинца и напечатал с их помощью небольшую книжку «Зеркало человеческого спасения».

Такая книжка действительно существует, один из ее экземпляров даже оказался в России в царствование Петра I, но дата выхода в свет на ней не указана. Так что невозможно сказать, появилась она раньше первых гутенберговских книг или позже. Тем не менее голландцы считают свою страну родиной европейского книгопечатания, и на одной из главных площадей Гарлема стоит памятник Лоренцу Янсону Костеру, сооруженный в 1823 году.

Несомненно, работа всех этих (и, вероятно, многих других, имена которых остались неизвестными) изобретателей и экспериментаторов в области книгопечатания заслуживает глубокого уважения и памяти потомков, но именно изобретение Гутенберга получило широкое распространение и легло в основу европейского печатного дела.

Хотя первые типографы старались держать свое изобретение в тайне (так, Фуст брал со своих рабочих клятву о неразглашении секретов производства), всего за пятьдесят лет книгопечатание распространилось по всей Европе. Первые типографии в Италии появились в 1465 году, в 1468-м – в Швейцарии, в 1469-м – в Нидерландах, в 1470-м – во Франции, в 1473-м – в Венгрии, в 1474-м – в Испании, в 1476-м – в Англии и Польше, в 1478-м – в Чехии, в 1482-м – в Австрии и Дании, в 1483-м – в Швеции, в 1487-м – в Португалии, в 1493 году – в Черногории. Во всех странах были свои первопечатники, являющиеся гордостью каждой национальной культуры.

Книги, отпечатанные с момента изобретения книгопечатания Гутенбергом и до начала XVI века, называют инкунабулами (от латинского in cunabulum – «в колыбели»).