Текст книги "Спроси у зеркала"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Это вы о том козле, который мне под юбку влез? О нет, он в данном случае такой же актер, как и мы с вашей Сливкой! Нет-нет, сбоку, обрезанная фигура. Разве вы с этим человеком не знакомы?
И только тогда Лариса вгляделась в того, кого считала на данной фотографии лишь досадной нечаянной помехой.
– Вале… Не может быть. Откуда вы его знаете?
Кристина довольно кивнула:
– Валера, Валера. Я вам битых полчаса толкую, что любимый у нас с вами один на двоих, а вы никак не хотите понимать намеков.
– То есть… Вы хотите сказать…
Лариса побледнела. Прямые плечи вдруг как-то осели, спина сгорбилась. Нет, нет, этого не может быть… Кто угодно, только не Валера! Он не мог ее предать, он же не Горожанинов! Он ее любит, ему никто не нужен, кроме нее…
– Я хочу сказать, – голос Кристины прозвучал неоправданно резко и категорично, улыбка напрочь сползла с ее лица. Теперь на нем читалось торжество. – Я хочу сказать, что ваш муж по совместительству является моим любовником. То есть скорее наоборот: мой любовник по совместительству является вашим мужем. Потому что сначала он стал моим любовником, и только спустя семь лет – вашим мужем. Да-да, дорогая моя, мы с ним делим это самое ложе уже четырнадцать лет!
Лариса молчала, потрясенная. Зато Кристина упивалась победой:
– А хотите знать, как мы с ним познакомились? Я уверена – вам это будет безумно интересно! Так вот, меня ему нашла мамочка! У него вообще очень своеобразная мамаша, правда? Уж такая заботливая – даже шлюху сыночку собственноручно выбирала! Да! Да, представьте себе – я не просто так согласилась на ее предложение, но и не за деньги! Мне никогда и никто не платил, и не смейте думать обо мне, как о шлюхе! Валера предпочитает называть меня своей наложницей – это, на его взгляд, более романтично. Мне негде было жить, а ваша драгоценная Изольда Ильинична предоставила мне эту самую квартирку взамен определенного рода услуг ее сыночку. И только теперь я понимаю, почему она остановила свой выбор на мне. Вам не кажется, что мы с вами довольно похожи? Нет, не лицом, конечно – куда мне до вашего лица. Но фигура, волосы… Да-да, фигура! Это сейчас я несколько поправилась, а вообще-то я такая же тоненькая, как и вы. Да и кожа у меня такая же смуглая, как у вас. Я не знаю, зачем им понадобилось наше с вами сходство. Неужели они еще тогда задумали этот спектакль? Однако я отвлеклась от основной темы. Так вот, это было четырнадцать лет назад, когда Валерику было шестнадцать. Вернее, почти шестнадцать. Он тогда еще совсем пацаном был, этаким птенчиком. Но уже тогда в постели был о-го-го, не воробей – гордый орел! Он четырнадцать лет ходит сюда, как к себе домой. И с работы, между прочим, едет не к вам, а ко мне. К вам он едет спать, а любит он меня. А вы, ваша свадьба… Думаете, зачем ему тот спектакль понадобился? Сами не догадываетесь? Я и сама сначала не догадывалась, он мне только потом сказал, после свадьбы, иначе я бы на это ни за что не согласилась – мне ведь было бы выгоднее, что б вы за другого замуж вышли. Он подстроил все так, чтобы эту сценку увидел ваш жених. Тот ведь наивно полагал, что такой сарафанчик в Москве имеет лишь одна особа. А по словам Валерика, сзади мы с вами потрясающе похожи – посмотрите сами, если бы вы не знали, что это я, да еще и одевали бы когда-нибудь этот сарафан, разве вы не подумали бы, что это вы сами стоите рядом со Сливкой? Одного я не понимаю – зачем он женился на вас? Он ведь любит меня, я знаю. Скорее всего, он от вас в чем-то зависит. Может, у вас родители какие-нибудь всемогущие? В общем, явно неспроста, и уж никак не по любви. Ему просто по какой-то причине был выгоден брак с вами, вот он и придумал тот невинный розыгрыш. А любит он меня. Если раньше я и сомневалась в этом, то после вашей свадьбы только убедилась. Это раньше он позволял себе по-хамски со мной обращаться. А после… Первое время после вашей женитьбы наши с ним отношения только ухудшились. Совсем ненадолго, зато конкретно. Я даже думала, что уже все кончено. А потом…
Кристина расплылась в улыбке и счастливо прикрыла глаза:
– Ммм!.. А потом нам с ним стало так здорово, как никогда до вас! Раньше он действительно обращался со мной, как со шлюхой – было дело, довелось всякого натерпеться. Зато потом… Последние семь лет – расцвет нашей любви. Он стал совсем другой, он стал такой нежный, такой ласковый. Правда, иногда ему хочется, как раньше, поиграть в шлюху и клиента, и тогда он очень многое себе позволяет. Но в общем и целом… Наши с ним отношения только выиграли от вашей свадьбы. И я бы, пожалуй, даже не стала ничего менять – меня все устраивает в наших отношениях, но… Видите ли, мне тридцать четыре года, и если я не рожу сейчас – я не рожу уже никогда. А родить мне хочется. К тому же, положа руку на сердце, мне просто надоело быть любовницей вашего мужа. Теперь я сама хочу стать его женой. Вы, как посредница, нам больше не нужны, у нас теперь и без вас полный ажур. Я отправляю вас в отставку.
Хозяйка прервала словесные излияния и посмотрела на часы. Лариса расценила этот жест, как намек на окончание аудиенции. Да ей и самой не хотелось здесь больше оставаться. Она уже узнала гораздо больше, чем хотела.
– Я могу забрать эти фотографии? – спросила она, с трудом поднимаясь из кресла.
Голос ее уже не был таким уверенным и даже высокомерным, как еще несколько минут назад. Теперь он был слабым и бесцветным.
– Да, конечно, – с готовностью отозвалась Кристина. – Только не надо спешить, задержитесь еще на несколько минут. Хотите кофе?
– Нет, – отрезала Лариса.
– Тогда, может, чаю? – настаивала хозяйка.
– Спасибо, нет! – ледяным тоном ответила Лариса и прошла в прихожую.
– Нет-нет, – преградила ей дорогу Кристина. – Не уходите, подождите еще несколько минут. Валера вот-вот должен подъехать. Если вы не застанете его здесь, он будет уверять вас, что я обыкновенная сумасшедшая, а он как будто не имеет ни малейшего отношения к тому спектаклю. Присядьте, вы же не хотите, чтобы он опять оставил вас в дураках? Кстати, сарафанчик тоже можете забрать, он мне больше не нужен. Зато вы сможете его продемонстрировать бывшему жениху как доказательство собственной целомудренности.
И Кристина всунула в ее руки свой сарафан. В это мгновение во входной двери заворочался ключ и через мгновение хорошо знакомый голос спросил недовольным тоном:
– Кристина, когда ты научишься закрывать дверь? Заходите люди добры…
В глазах его, столкнувшихся с раненным Ларисиным взглядом, сквозило бесконечное удивление и испуг.
Глава 7
Лариса не плакала. Как и несколько лет назад, после Генкиного предательства, очень хотелось плакать, но слез не было. Но не было и желания умереть, как тогда, семь лет назад. Напротив, наряду с болью и обидой за очередное предательство Лариса ощутила облегчение. Она семь лет, семь бесконечно долгих лет терзала себя вопросом: почему, почему, почему?! Но ответа не находила. И вот он, главный ответ ее жизни, сразу все встало на свои места. Но вместо того 'почему?' появилось другое. Почему Валера так поступил? Зачем он все это затеял?! Ведь он никогда не зависел от нее, как решила Кристина. Не было у Ларисы никаких влиятельных родителей. Скорее, Дидковские даже стеснялись столь скромных родственников, как ее родители. В кругу влиятельных банкиров рядовой музыкант и обыкновенная парикмахерша никогда бы не стали своими. Тогда почему, почему, почему?!
Лариса сидела в машине чуть в стороне от парадного. Странно, как Валера мог не заметить ее БМВушечку? Ведь свою-то поставил буквально в пяти метрах!. И даже Роньку не заметил – а тот, бедолага, вон как мечется, ведь видел любимого своего Валерочку… Наверное, просто не ожидал увидеть здесь машину жены – настолько был уверен в безопасности, что даже не стал оглядываться по сторонам. Видимо, все его мысли были о предстоящем свидании с многолетней любовницей. Да еще и беременной…
Прошло пять минут, прошло десять, пятнадцать… Дидковский все не выходил. Сначала Лариса была уверена, что он выскочит вслед за нею, станет умолять ее о прощении, попытается объяснить, что все это ложь, что все это не может быть правдой даже в страшном сне. И еще была уверена, что он непременно найдет нужные слова, те самые, в которые она поверит безоговорочно. И тогда все снова будет хорошо, они опять будут вместе, и она никогда в жизни не будет вспоминать эту страшную отталкивающую женщину, она просто-напросто выбросит ее из головы, она сможет, сумеет забыть. Потому что все, что сказала Кристина – это неправда, потому что этого не может быть никогда, ни при каких условиях. Потому что Валера ее любит, любит, он не может ее не любить, потому что он всегда, всю жизнь был рядом, потому что только ему она может доверять, только на него может положиться в трудную минуту. Он – спаситель, он не может быть предателем!
Время ползло, шагало, летело. Время стремительно мчалось прочь. Уже начало смеркаться, а он все не выходил. И с каждой следующей минутой Лариса все больше начинала верить в этот кошмар: раз он не выходит, не бежит за нею, не пытается объяснить и успокоить – значит, ему просто нечего сказать, нечем возразить… Значит – все это правда… Правда?!!
Неожиданно для себя самой Лариса нажала на стартер. Хватит, сколько можно унижать себя ожиданием?! Решение пришло само собой: здесь, рядом, совсем рядом, в двух кварталах…
Ронни снова пришлось тосковать в салоне машины. Прихватив оба сарафана, Лариса поднялась к предательнице. Не ожидающая подвоха Сливка обрадовалась, увидев ее на пороге:
– Ой, Ларка! Какая ты молодец, что приехала! Привет, какими судьбами в наших пенатах?
Вместо ответного приветствия Лариса наотмашь влепила ей пощечину. Сливка отшатнулась испуганно, схватилась за побагровевшую щеку:
– Ты что? За что?!
Лариса молча со злостью сунула ей прямо под нос две руки, на каждой ладони по сарафану. Больше Юлька не требовала объяснений. Она стушевалась, ткнулась взглядом в пол, сказала тихо-тихо:
– Давай выйдем в подъезд, старики дома.
И тут же практически вытолкнула Ларису из квартиры собственной пышной грудью. Однако и сама тоже вышла, хотя имела возможность остаться за спасительной дверью – Лариса ни за что на свете не стала бы ломиться к ней силой.
Бывшие подруги через коридор на четыре квартиры, через лифтовую площадку, через общий балкон вышли на лестницу. Сливка достала из кармана халата мятую пачку дешевых сигарет и разовую зажигалку, угощающим жестом протянула Ларисе:
– Будешь?
Та лишь скривилась презрительно. Сливка дрожащей рукой вытянула сигарету, закурила:
– А я с твоего позволения… Я знала, я так и знала… Знала, что когда-нибудь это выплывет наружу. Недаром говорят: как ни прячь правду, а она все равно выберется на поверхность… Но мне не стыдно, что я участвовала в этом.
Она гордо вскинула голову, посмотрела прямо в Ларисины глаза. Хоть и говорила смело, даже несколько надменно, а во взгляде без труда читался страх и унижение.
– А почему мне, собственно, должно быть стыдно?! Я лишь вернула себе то, что мне принадлежало с самого детства! Это тебе должно быть стыдно, это ты украла у меня Генку! А я… А я… А ты мне уже все давно простила, так что нечего теперь тут кулаками махать, я тоже, между прочим, умею! Помнишь, ты сама сказала: 'Прощаю тебе, Сливка, все твои прегрешения оптом'. Оптом, так-то! И нечего тут!..
Внезапно пыл ее угас, и Сливка расплакалась горько-горько. Прижалась спиной к стене, свесила голову на грудь, беспомощно шморгнула носом:
– Я ведь думала, он ко мне вернется… По-настоящему, как к тебе… Чтобы жить без меня не мог, чтобы замуж позвал… А он… А он, сволочь…
Посмотрела жалобно на Ларису:
– Знаешь, подруга, ты не жалей, что так все произошло, он ведь действительно сволочь… Я ведь для тебя старалась – Валерка тебе гораздо больше подходит. Вот где бы ты сейчас была, выйди замуж за Генку? В полном дерьме! А так… Живешь в шикарном особняке, ездишь на БэЭмВухе с открытым верхом, как миллионерша из Беверли-Хиллз! Одета тоже не в барахло базарное… Думаешь, твой Геночка смог бы тебе обеспечить такой уровень? Фигушки, накоси, выкуси! Он только трахаться умеет, твой Геночка! Наш, наш Геночка! Он ведь таки вернулся ко мне, вернулся, как миленький! Правда, жениться, сволочь, не спешит. Да и я бы теперь за него вряд ли пошла бы – кому он теперь нужен, алкаш?!
– Алкаш?! – сердце Ларисы похолодело.
– Ну, а ты думала?! Нет, не так, чтобы конченный… Но попивает, гад… По крайней мере, трезвый уж не помню когда и приходил. И все, как раньше, как будто он все еще пацан: позвонит, буркнет 'Выходи' – значит, свидание назначает. Догадайся, где? Туточки, прямо на этом самом месте. А чего – тут довольно тепло, вечерами темно, как у негра в жопе… А главное – народ тут ходит только тогда, когда лифт застрянет. Так что нормально, практически безопасно – очередное спасибо неизвестному архитектору. Ну а что, ты сама посуди – а где еще мы с ним можем уединиться? У него вечно кто-то дома, у меня мамашка вообще работу бросила, целыми днями из дому не выходит… А мы ж живые люди…
Лариса посмотрела на нее с жалостью и презрением. Господи, да как же она раньше общалась с этим ничтожеством? Почему каждый раз прощала? Развернулась молча и пошла к двери.
– Лар! Лар, ну подожди, чего ты! Я же тебе, как на духу! Я ж от тебя ничего не скрываю!
Неожиданно Лариса изменила намерение, вернулась, спросила в лоб:
– Я понимаю, зачем это было нужно тебе. Но зачем это понадобилось Валере?
Сливка улыбнулась беззлобно, несколько удивленно:
– Ну, блин, прикол! Так ты что, до сих пор так и не поняла? Да он же любил тебя всю жизнь, как я Геночку – вот тебе и вся разгадка. Он еще в детстве решил, что ты станешь его женой. Представь, как ему было больно… Нет, не ему, нам с ним было больно, когда вы с Генкой снюхались… Он, как и я, все ждал, все надеялся, что ваши шашни скоро закончатся. А дождался только приглашения на свадьбу в качестве свидетеля. Вот тогда-то он и придумал этот фокус с сарафаном. А что, здорово получилось, правда? Я не знаю, где он ту бабу нашел, но в сарафанчике она была на тебя ну очень похожа! Конечно, Генка купился, как пионер! Я бы и сама со спины не различила, тоже поверила бы…
Больше Ларису ничего не интересовало и, невзирая на возражения Сливки, она вышла на лифтовую площадку и нажала кнопку вызова. Она уже узнала все, что хотела. Только как-то не верилось после исповеди Кристины в Валеркину к ней любовь с самого детства. Вернее, она безоговорочно бы в нее поверила еще сегодня утром, и возможно, не так уж сильно и обиделась бы на него за этот спектакль. Нет, конечно, обиделась бы, посчитала бы подлостью высшей категории, но она хоть могла бы оправдать его. А теперь, после встречи с Кристиной…
Лариса спустилась вниз, зашла в другое парадное, и поднялась на третий этаж. Хорошо, что она всегда носит с собой все ключи. Вот он, их с Дидковским дом. Их первый дом. Здесь они провели первую брачную ночь, здесь прожили почти год после свадьбы. Как здесь пусто и неуютно… За семь лет Люся сюда ни разу не приехала. Всюду чувствовалось запустение, пахло пылью…
Нет, теперь не время для сантиментов, некогда нюни распускать! Пора исправлять ошибки, пора начинать жить собственным умом!
Дрожащей рукой Лариса набрала до боли знакомый номер:
– Гена, спустись на третий этаж.
Ответом ей была тишина.
– Гена, очень срочно! Оставь свои обиды дома и немедленно спускайся!
Горожанинов так и не ответил, молча повесил трубку. Однако Лариса почему-то была уверена – придет. Он обязательно придет, иначе просто не может быть!
И действительно, минут через десять тишину разорвал охрипший за шесть лет бездействия звонок.
Гена за прошедшие годы осунулся, несколько обрюзг, потерял былой шарм. Глаза стали какие-то тусклые, в волосах тут и там сквозила ранняя седина. Не сказал ни слова, прошел молча в комнату, сел в пыльное, как и все вокруг, кресло, и лишь тогда взглянул вопросительно, но опять же молча.
Вместо ответа Лариса подала ему два одинаковых сарафана. Тот покрутил их в руках, не понимая, что это такое. Тогда Лариса протянула ему две фотографии:
– Узнаешь?
Горожанинов стиснул зубы. Лариса удовлетворенно кивнула:
– Узнаешь. Из-за этого ты отказался жениться? Из-за этого, да?
Все так же молча Гена кивнул, отведя взгляд в сторону.
– Поверил в эксклюзивность? Впрочем, в то время у меня тоже не было повода не верить этому. Но их оказалось два, смотри, – Лариса кивнула на заветные тряпочки с цепочками в его руках.
Горожанинов снова их покрутил, на этот раз внимательнее. Расправил один, взял за лямочки, отставил чуть в сторону. Повторил со вторым тот же номер, недоуменно уставился на Ларису.
– Да, их оказалось два. Но я этот сарафан ни разу не одевала – он для меня слишком открытый, я бы ни за что на свете не отважилась его надеть.
– А это? – Гена взглядом указал на фото.
Ларису немного огорчило его непонимание. С некоторой досадой она объяснила:
– Гена, если я не одевала этот сарафан, как я в нем могла оказаться на этом фото?!
Горожанинов возмутился:
– А кто же тогда?! Я же видел тебя своими собственными глазами! Вот же, вот, это же ты, смотри!
Он протягивал фотографии в пространство, не поднимаясь из кресла. Слепо тыкал их впереди себя и повторял без конца:
– Это же ты, ты! Смотри, это же ты!
– Если бы это была я, Гена, зачем бы я сейчас пришла? Сейчас, через семь лет? Зачем сама показала бы тебе фотографии, доказывающие продажность моей натуры?! Ты видел ее лицо? Не мое – ее, той, которая на фото?! Ты не мог видеть ее лица, потому что тогда ты не смог бы принять ее за меня! Они очень четко все спланировали и отрепетировали, она ни в коем случае не должна была повернуться к объективу лицом, потому что она совсем не похожа на меня, совсем-совсем, нисколечко! Теперь понимаешь, как жестоко тебя разыграли?
Горожанинов на мгновение задумался, потом спросил не совсем уверенно, но грозно:
– Кто?!!
– Думай, Гена, думай! Кто был рядом с тобой в тот момент? Кто привел тебя туда, в это место, чтобы ты увидел то, что тебе назойливо хотели продемонстрировать? И кто женился на мне вместо тебя?! Угадай с трех раз, кому все это было нужно?!!
Гена поразился:
– Валерка? – спросил недоверчиво. – Нет. Да нет же, чушь какая! Зачем ему это было надо?! Глупости! Да Валерка же…
И осекся. Неужели правда? Неужели его жестоко обманули, предали? И кто? Лучший друг?!!
– Но зачем? – он все еще отказывался верить в очевидное. – Я не понимаю, зачем?!!
Лариса вздохнула:
– Я тоже не понимаю. Еще сегодня утром я могла бы ответить – из-за любви, потому что он меня сильно любил. Но теперь оказалось, что он любил совсем не меня…
– Тогда зачем? И кто это на фотографии, если не ты?
– Вот на этот вопрос я могу ответить. Это Кристина, его любовница. Это она мне все рассказала, я только что от нее.
– Любовница? – недоверчиво переспросил Гена. – У Валерки есть любовница?!
Лариса возмутилась, обидевшись за родного мужа:
– А почему это тебя так удивляет? Ты полагаешь, у него не может быть любовницы?
Потом, поняв, что защищает подлого предателя, усмехнулась невесело, вздохнула:
– Да, Ген, я и сама до сегодняшнего дня была уверена, что он меня любит. А оказалось, что они уже четырнадцать лет вместе…
– Чушь какая, – не согласился Горожанинов. – Если они к тому времени давно были в близких отношениях, зачем ему понадобилось все это устраивать?! Он бы спокойненько женился на ней – и дело с концом.
– Да, Ген, я этого тоже не понимаю, мне тоже это кажется таким нелогичным… Но ничего не поделаешь, это правда. Я, пожалуй, и сама засомневалась бы в ее рассказе, но понимаешь ли, в чем дело… Я ведь застала его там. Вернее, это он меня там застал… Ой, нет, вконец запуталась! Короче, она мне все рассказала, я уже собиралась уходить, и как раз пришел Валера. К ней, в этот вертеп! Видел бы ты эту квартирку! Не дом – один сплошной будуар, все такое розовое, зефирно-приторное, в рюшечках, в бантиках – так противно! Только заходишь на порог, и тут же понимаешь, что здесь не живут, а лишь предаются разврату! И тут в это розовое логово заходит мой муж…
До Горожанинова, кажется, только сейчас начал доходить истинный смысл ее слов. Не про розовое логово, не про вертеп. Про то, как жестоко его разыграли, как безапелляционно изломали, искрошили в стружку, в труху его жизнь. Нет, не его – их с Ларисой жизни!
– Значит… Постой, выходит…
Он задумчиво смотрел на Ларису, и никак не мог закончить, выразить свою мысль вслух, только вновь и вновь поражался открытию.
– Получается, что ты… Ты никогда не…
Лариса пришла ему на помощь:
– Да, Гена, я никогда не занималась такими гадостями. И я никогда не изменяла тебе…
Тут уже она стушевалась, вспомнив, что семь лет кряду спала в одной постели с другим мужчиной, с предателем, и иногда даже не просто спала, а…
– Ну, если не считать того, что было после замужества, – вышла она из сложной ситуации. – А на тот момент, Гена, я была тебе верна. Я любила тебя безумно, мне никто, кроме тебя, не был нужен…
– А как же… – Гена все еще сомневался. А может, разыгрывали его не тогда, может, это сейчас его жестоко разыгрывают? – Тогда почему же ты вышла за Валерку? Если любила меня – почему же ты вышла за Валерку?!
Лариса возмутилась:
– А сам не понимаешь?!! А что мне еще оставалось делать?! Я, между прочим, едва не сиганула с четырнадцатого этажа! Если бы Валерка не успел, если бы пришел хотя бы на полминуты позже – сейчас с тобой разговаривал бы очаровательный разложившийся трупик несостоявшейся супруги!
Помолчала несколько мгновений, вспоминая, как едва не сошла с ума в то памятное утро, добавила после тяжкого вздоха:
– Я не хотела жить… Было так больно… Я ведь не понимала причины. Мы не виделись с тобой всего лишь один день – помнишь, я накануне с родителями была у родственников допоздна? А утром ты позвонил. Я думала, ты шутишь, а ты и не думал шутить… Тогда я и… Даже записку родителям написала: простите, мол, не поминайте лихом… Уже ногу занесла, вот тогда Дидковского и принесло. Если бы я знала, что это он – не открыла бы, сиганула с балкона. Надеялась, что это ты одумался… А он… А он предложил замечательный выход, чтобы на меня не тыкали пальцами…
Лариса замолчала. Больше нечего было говорить. Молчал и Гена. За окном уже совсем стемнело, а они все молчали и молчали. Потом Гена покинул кресло, подошел к дивану, на котором сидела Лариса, присел рядышком:
– А я ведь так и не излечился от любви к тебе. Я ведь до сих пор тебя люблю. Ненавидел до потери сознания, теперь понимаю, что напрасно, но все-таки ненавидел… И любил. Не мог не любить… А ты?
Как когда-то давным-давно, в их первый день, когда они ехали в лифте, Гена поднял ее лицо за подбородок двумя пальцами, и смотрел в глаза долго-долго. Ларисино сознание помутилось: Геночка, миленький, любименький! Потянулась к нему всем своим существом…
Гена не успел ее поцеловать, только было потянулся, как тут же все и кончилось.
Вместо пьянящего поцелуя Лариса почувствовала жуткий симбиоз свежего перегара, немытого тела и нечищеных зубов, и ее чуть не стошнило. И тут же словно пелена с глаз упала: да разве этого человека она когда-то любила? Нет же, ее Геночка был другим, он был молодым, безумно красивым, веселым, даже бесшабашным. А теперь перед нею сидит осунувшийся бесформенный мужичок неопределенного возраста, опустившийся, давно не стриженный, неопрятный, не совсем трезвый… И если бы семь лет назад она, как и планировала, вышла за него замуж – это теперь был бы ее муж. Вот это – ее муж?!
Неприятное открытие поразило ее. В одно мгновение Гена перестал быть заманчивой мечтой и сладким воспоминанием. Вместо запрятанной глубоко-глубоко внутрь сознания любви к нему Лариса вдруг ощутила неприязнь, граничащую с отвращением. Отшатнулась от него, как от чумы:
– Нет, нет, Гена, я не за этим пришла!
– А зачем? – удивленно спросил он.
Лариса на мгновение задумалась. А действительно, зачем? Зачем ворошить прошлое? Разве его можно вернуть? Разве можно поворотить время вспять, отмотать назад, как кинопленку? Зачем? Ах, как все глупо, как бессмысленно!
– Затем, чтобы объяснить тебе, что я порядочная женщина. Мне бы не хотелось, чтобы ты до конца жизни считал меня шлюхой. Просто решила рассказать тебе правду.
– Да, – согласился Горожанинов. – Но раз это правда, раз ты мне не изменяла – что мешает нам снова быть вместе? Ты же меня не предавала…
Ларисе вдруг стало так противно. Господи, неужели она могла когда-то любить этого человека?!
– Да, я тебя не предавала! – гордо заявила она. – Я была честна и верна тебе, мне не в чем себя упрекнуть! А ты? А ты был со мной честен? Ты не предал меня, бросив без объяснений?!
– Я-ааа?!! Я?!! – вскинулся Горожанинов. – А в чем ты можешь меня упрекнуть?! Это ты своего Дидковского упрекай, это он все подстроил, а я, между прочим, такая же жертва, как и ты!
– Жертва? – едко усмехнулась Лариса. – Ты был бы жертвой, если бы от тебя ничего не зависело.
– А что, что, по-твоему, от меня могло зависеть?! Мне показали красноречивую картинку – что мне еще оставалось делать?!
– Ты мог бы попытаться разобраться во всем. Ты мог бы не поверить своим глазам. Ты мог бы потребовать у меня объяснений. Вместо этого ты просто отказался от меня. Ты даже не объяснил причину, ты просто меня бросил…
– А что мне было объяснять? – кипятился Гена. – Что?!! Я ведь был уверен, что это была ты!
– Ты мог бы поинтересоваться, почему я это сделала. Мог бы упрекнуть меня в подлости или еще в чем-нибудь, тогда я переспросила бы, за что. В конце концов, ты мог бы банально отхлестать меня по щекам! Я бы, естественно, этого не простила, но тогда правда выплыла бы наружу, понимаешь?! Но ты ничего не стал делать, ничего не стал выяснять, ты просто бросил меня перед свадьбой.
– Потому что мне все было понятно. Я ничего не хотел выяснять, я не хотел смотреть в твои лживые глаза. Я же поверил, что это была ты, там… – ты! Я же собственными глазами видел, как тот нерусский кабан влез тебе ручищей в самое… Я же тебя ненавидел!!!
– Вот-вот, – согласилась Лариса. – Ненавидел, это точно. Потому что если бы ты меня любил, ты ни за что не поверил бы в это. Даже если и видел бы собственными глазами. Ты подошел бы к ней, ко мне, как ты думал, прямо там, прямо там взглянул бы в мои подлые глаза, отхлестал бы по щекам – если бы любил, конечно. Если бы любил так сильно, как я! И тогда все встало бы на свои места, тогда ты бы понял, что это жестокий розыгрыш. Но ты предпочел гордо удалиться! И это ты называешь любовью?!
Горожанинов резко поднялся, пафосно выбросил вперед руку, как плохой актер дешевенького театра, и провозгласил:
– Да, это я называю любовью! И очень сомневаюсь в твоей любви! Иначе ты не подвергла бы сомнению мои чувства! Ты вот семь лет как сыр в масле кувыркалась, забавлялась со своим Валериком. А я, между прочим, страдал!
– Ага, – презрительно фыркнула Лариса. – Страдал. Ты безмерно страдал от того, что тискать Сливку приходится в заплеванном подъезде, как прыщавому пацану. Знаешь, Гена? Валера, конечно, редкая сволочь, но все-таки я ему безмерно благодарна за ту подлость. Он спас меня от слабохарактерного ничтожества, которое к тридцати годам не научилось даже обслуживать собственные желания! Иди, Гена, иди к мамочке с папочкой, они утешат! Они и накормят, и напоят, и спать уложат. Иди, Гена, спокойно ночи!
Горожанинов в изумлении выпучил глаза: да как она смеет? Вот так, с ним?! Да кто она такая, да что она о себе возразила?! Развернулся и гордо прошагал в прихожую. И лишь перед самой дверью презрительно произнес:
– Слава Богу, я не женился на тебе! Хорошенькая же из тебя получилась жена, что даже урод Валерка и тот к любовнице сбежал!
И захлопнул за собою дверь.
