Текст книги "Мю Цефея. Шторм и штиль (альманах)"

Автор книги: Татьяна Леванова

Соавторы: Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Юлия Рыженкова,Сергей Игнатьев,Александра Давыдова,Вадим Картушов,Юлия Ткачева,Станислав Бескаравайный,Дмитрий Витер,Ольга Цветкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

В районе 2000-го – полет сам по себе теряет фантастичность. Это чисто технический проект вроде уже состоявшегося полета на Луну. Задача сопоставима с постройкой километрового небоскреба или подводного города. Уже можно сделать, но еще просто нет денег или не принято политическое решение.

Чтобы сохранить хоть какую-то сюжетную интригу, претендовать на фантастичность – человека на Марсе приходится просто забывать и превращать его в Робинзона Крузо. В условной книге «Полет на Марс» 2030 года издания можно будет прочитать скорее о сложных бюрократическо-политических интригах и хозяйственных комбинациях, которые позволят выделить средства на «почти бесполезное дело». Но где там сюжет? Где борьба личностей? Где коллизия? Это будет крайне скучное чтиво, если только автор не повторит стилистику Сирина Н. Паркинсона – остроумную сатиру на бюрократию.

Потому в «Параграфе 78» Андрей Лазарчук вообще свел описание полета на Марс к пересказу реалити-шоу – со скандалами и глупостями, – то есть к симуляции сюжета.

Если персонаж по ходу действия обретает все большее могущество – причем рост его возможностей заведомо превышает скорость прогресса, – то сюжет приходится «сдвигать вправо», выдумывать все более сказочные допущения. Если идет «сдвиг влево» – возможности персонажей уменьшаются, и сюжет постепенно обретает научность, а потом и обыденность. Тут лучший пример – сериал «Больница Никербокер», где на практически документальном уровне показаны медицинские достижения 1900 года. Но главный герой, который благодаря наркотикам ощущает себя чуть не сверхчеловеком и работает за троих, при перебоях с поставками морфия скатывается буквально на скотский уровень.

И тут мы подбираемся к проблеме: фантастика как «мечты и страхи эпохи» требует специфической коллизии, персонажей, декораций, которые воплощают собой некое противоречие, причем оно будет задано изменившимися по сравнению с нашим миром условиями. Но если конфликта нет, то фантастика деградирует просто до костюмированного шоу. В этом шоу можно спрятать детектив, социальную драму, женский роман – но звездолеты будут просто декорациями, от которых можно отказаться в любую секунду.

Что же происходит, когда мы «отыгрываем назад» – опускаемся по шкале времени, но сохраняем сюжет? Персонажи получают в свое распоряжение возможности, каковых тогда иметь не могли. И конфликты, в которых они участвовали, обретают фантастическое содержание.

Основа ретрофутуризма – это некая фора для человека или техники, которую они получают на прошлых этапах развития, не упираясь в типичные тупики нашего прогресса.

Разумеется, фору лучше давать не случайным персонажам в истории, но кому-то знакомому, пытаясь еще украсить Золотой век. Так воплотятся наши старые мечты. Но само ее получение не означает последующей утопии.

Тут самый яркий пример – «Машина различий» Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга. Стимпанк в своем чистейшем выражении.

Среди основных допущений – не просто возможность постройки механического счетного устройства Бэббиджа (его современные модели вполне работоспособны), но «компьютерная революция». Она происходит не в США ХХ века, но в Британии XIX столетия. В спрессованной форме нам будто показывают все сложности: смог, революция, опасность тоталитарного контроля над информацией и т. п. В финале продемонстрировано наступление самой настоящей технологической сингулярности – саморастущего царства механических компьютеров.

Устранены проблемы – технические и политические, – которые не дали реализоваться компьютерной революции во времена королевы Виктории. При этом персонажи в романе соответствуют позапрошлому веку. Общество не переживает тотальных войн, характерных для века ХХ. Получилось сочетание викторианского джентльмена (или авантюриста, или проститутки, или политика) с механическим компьютером.

А если еще добавить возможностей, почти не поменяв «культурный код», сдвинуть сюжет «вправо и вниз»?

Мы получим книгу «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» Сюзанны Кларк – мир Британии 1810-х годов, в котором появляется поначалу магия таланта, а потом и весь он становится волшебным.

Аналогично и в фильме «Бразилья» Терри Гиллиама: показано государство, воплотившее идеалы кафкианского «Замка» и оруэлловского «1984». Уровень технологии как раз «похож на 1970-е». Но реальная история показывает, что подобные бюрократические структуры просто невозможны и от внутренних противоречий (сложно обрабатывать такие большие объемы информации) сами же и гибнут (а если возможность появляется – то она вступает в противоречие с интересами части группировок). Лишь сейчас мы подбираемся к возможностям бюрократии из «Бразильи».

Чтобы сейчас написать новую «Принцессу Марса», надо сдвинуть действие в 1900-е, дав землянам несколько технологических «козырей». Джон Картер с пулеметом, ракетным ранцем и добрым словом станет действовать куда энергичнее, но понятия не будет иметь, что делать с Великой депрессией.

Равно как и попаданцы, прибывающие в 1940-й, дают фору Советскому Союзу в грядущей войне и крайне редко представляют, как спасти социализм.

Но отдельные, изолированные примеры – всегда недостаточны.

Чтобы проверить, как работает модель, надо разобрать широкий жанр в фантастике.

Выберем «биопанк» – сумму допущений, связанных с воздействием на жизнь, с иной жизнью на Земле, с биотехнологиями. Каждое событие в биологии/кибернетике/географии/астрономии отбрасывает, отсекает часть допущений, превращая их использование в тот самый ретрофутуризм. Но так же меняются и персонажи…

Низшая ступень – обнаружение на Земле иного вида разумных существ сходного с нами происхождения. Снежный человек как самый простой вариант. Контакт с иным разумом, но без полета в космос. По уровню допущения это «альтернативная история».

В «Затерянном мире» Артура Конан Дойла или «Земле Санникова» Владимира Обручева образ не-человека был понятен. Питекантропы и неандертальцы во всей красе. Но после 1930-х для таких существ просто не осталось мест обитания.

А люди, которые вступали с ним в контакт, – это не столько первопроходцы, сколько созерцатели, мыслители, отчасти гуманисты, которые могут увидеть то, что не замечают другие. Такие как в «Детях земли» Генри Формена. Снежный человек окончательно перестал быть актуальной фантастикой в 1970-х – его вытеснило развитие компьютерных биологических моделей и генетической экспертизы. Если сейчас по единственному волоску можно фактически восстановить облик живого существа, то в снежного человека верят только туристы, вернувшиеся с озера Лох-Несс.

Равно и не очень близкие нам биологические виды. «Война с саламандрами» ушла в прошлое, и сейчас ее постановка в декорациях 1930-х сделала бы честь европейскому кинематографу.

Но воскрешать образ гуманиста той эпохи в современной Европе сейчас так же сложно, как в современной Америке детально воскресить образ Аттикуса Финча из «Убить пересмешника».

Следующая ступень биопанка – это иное, неизвестное качество биосферы – гилозоизм. Разумная Гея, общее сознание всего живого. Имеет очень длинную историю философского осмысления.

Последние произведения, которые еще сохраняли научно-философский характер, – «Обширней и медлительней империй» Ле Гуин, «Неукротимая планета» (1960) Гарри Гаррисона. Развитие кибернетики, теории систем, генетики буквально раздавило это допущение. Сюжет надо сдвигать либо в прошлое, либо в сторону увеличения возможностей живого. Что и сделал Владимир Кузьменко в трилогии «Древо жизни» (1991) – кибернетические и биологические сверхсистемы равно обладают сознанием, фактически творят чудеса. Аналогично и фильм «Аватар» вертится вокруг сказочного теперь допущения о переносе сознания на другой носитель чисто биологическими средствами – и весь фильм по сути ретрофутуризм: старые герои, развертывание фабрики по лекалам ХХ века и т. п.

Телепатия без технического костыля больше не воспринимается как что-то научное. Лишь как мистическое. Поэтому, когда сюжет совмещает современность и сообщество телепатов, надо как-то отделять «волшебников» от возможностей мгновенного обмена эсэмэсками, от возможности смотреть на своем телефоне все новости мира и заодно подслушивать бурчание своего ребенка в кроватке. Потому уровень обмена информацией, который показан в фэнтезийном «Гарри Поттере», – это образ старой мечты. А отношение к прессе – еще более инфантильное, чем возможно среди волшебников-долгожителей…

Очередная ступень – получение новых качеств организмов благодаря селекции.

«Дюна» Фрэнка Герберта – это торжество селекции, когда пророческий дар у людей получается в результате программы выведения, действовавшей десятки поколений.

Но подобное требует четкой социальной организации, причем крайне устойчивой. Особого отношения к детям, смерти которых может не препятствовать и родная мать. В нашей реальности это сложнее. Даже система индийских каст не дает гарантии, а уж попытки рассказывать про современные евгенические проекты, которые конспиративно продолжают вести в изолированных университетах («Багровые реки», 2000), – сейчас выглядят анекдотически. Так что генетическая программа выведения спокойно перекочевала в жанр фэнтези, и Анджей Сапковский использовал ее в «Ведьмаке».

Что до других видов – то скорость и пределы селекции сейчас уже хорошо понятны, фантастическими быть не могут. Предельный случай показан в «Гаттаке» – родители выбирают лишь лучшие варианты своих будущих детей – но для воплощения такого проекта потребовалось «заморозить» социальную структуру и показать все действие в стилистике 1950-х.

Следующая ступень – воздействие на организм с целью совершенствования, причем хирургически-медикаментозное. «Остров доктора Моро» – «Собачье сердце» – «Цветы для Элджерона» – три этапных произведения. Животное можно сделать умнее, превратив фактически в человека, а умственно отсталого индивида – довести до уровня гения.

Еще в середине ХХ века авторы сталкивались с двумя вполне очевидными проблемами: во-первых, это воспитание нового субъекта (требуется «Пигмалион» Бернарда Шоу), во-вторых, при достижении граничных для человека возможностей приходилось изобретать что-то мистическое.

Но подоспела концепция «технологической сингулярности» – развиваться можно бесконечно, просто нужна другая элементная база. Фильм «Газонокосильщик», равно как и повесть Теда Чана «Понимание», подразумевают, что сверхразуму понадобится новый носитель.

Получается, что допущение «трансформация личности» сдвигается на графике вправо вместе с периферией технического прогресса.

Отдельная проблема – воскрешение умершего. Постепенно задача из чисто сказочной становится научной. Остановка клинической смерти, заморозка, хранение информации с мозга в компьютере и т. п. Но можно сделать «откат вниз» – отнеся действие в прошлое и будто забыв о части проблем, как в полнометражном мультфильме «Империя мертвых» (2015).

Следующая ступень – мутации – создание случайных качеств в живых существах. По сути, это бросание костей. Прием использовался гигантское число раз, и редкий супергерой обходится в своей родословной без радиации. Лучший тут пример «Отклонение от нормы» Джона Уиндема – мутанты-телепаты в будущем мире после ядерной войны.

Но что стало ясно уже с середины ХХ века? Мутации практически всегда вредны, без длительного эволюционного отбора дают разве что проблемы со здоровьем. К началу XXI века была фактически отброшена концепция пассионарности Льва Гумилева – не нашли в геноме описанных им микромутаций. Для образа мутации как позитивного инструмента развития требуется именно посткатастрофический мир, где современного генетического программирования уже нет и вся надежда лишь на случайный «бросок костей». Если добавить к этой надежде немного удачи, каких-то изменений, невозможных в рамках биологии, – то мы снова получим ретрофутуризм.

Врачи в таком мире должны работать чуть не методами доктора Менгеле, но притом быть уверенными, что несут людям добро. Разумеется, бо́льшая часть авторов будет описывать борцов с подобными докторами.

Потом идет клонирование.

Удачные качества индивида слишком ценны, чтобы их терять, – и тут вспоминается судьба Дункана Айдахо в «Мессии Дюны», снова и снова его тело выращивают до боевых кондиций. Равно как современным звездолетам не нужен зоопарк на борту, а хватает образцов ДНК, что показано в фильме «Пандорум».

Но и это – уже ретрофутуризм. 3D-печать органов – буквально выбросила в мусорную корзину планы по клонированию «детишек на запчасти». Душещипательная повесть Кира Булычева «Ваня + Даша = любовь» (2001) о судьбе клонов, которых воспитывают в духе самопожертвования и готовят для будущих операций, сейчас выглядит избыточной тратой средств и заведомо неосуществимым проектом. Ведь для него нужны натуральные компрачикосы, которые смогут фактически открыто действовать десятки лет подряд.

Следующий шаг – переход к генетическому программированию.

Поначалу это программирование связано исключительно с искусственным оплодотворением, когда переписывается генокод единственной клетки, из которой должен вырасти организм. Но в 2017-м появилась технология, позволяющая менять генетический код каждой отдельной клетки живущего существа – вирусом доставляя необходимые участки кода. И это не просто открывает ряд новых возможностей, но принципиально сближает биологическое и техническое начало.

Техника – это система, у которой точно есть проект или хотя бы осознаваемый алгоритм изготовления. До сих пор техника не может самовоспроизводиться, как популяция организмов, потому ее надо рассматривать как некую часть, дополнение человеческой культуры. Техника воспроизводится, но осознание при этом исчезает, тогда получается «Сталь разящая» Евгения Лукина: после войны уцелели противопехотные комплексы, у которых есть несколько стадий существования и жесткая установка убивать любого человека с металлом в руках. Потому люди перешли на кочевой образ жизни, откатились в средневековье – на фоне постоянно воскресающих машин.

Биологический организм – воспроизводится, но генокод при этом не осознается, не «оцифровывается», новые организмы не проектируются.

Те перспективы, которые людям открывают биотехнологии, – сейчас и есть фронтир «биопанка». Если совмещать эти перспективы с прогрессивными рассуждениями о будущем общества – может получиться что-то вроде «Счета по головам» Дэвида Марусека. Если же представить, что цивилизация потерпела крах, откатилась в своем развитии, но биотехнологии остаются куда более совершенными, чем у нас, а кризисы не забыты – то получится «Золотой ключ» Михаила Харитонова. Казалось бы, ретрофутуризм, поскольку часть социальных структур после войны упростилась или просто исчезла. Но историческое время окончательно не прервалось. Разумные животные, населяющие Землю вместо людей, помнят о человечестве и живут в тех кризисах, что им оставили люди…

Итог прост. Ретрофутуризм стоит на трех китах:

– героях прежних времен, их образах в искусстве;

– ощущениях от достижений вчерашнего дня, которые еще не успели поблекнуть в пыли дня сегодняшнего;

– собственно форе, которую можно дать «героям прежних времен».

Рецензии

Мария Гинзбург «След молота»
(автор рецензии Зеленый Медведь)

Пока немецкие войска в декабре 1941 года пробивались к Москве, на оккупированных территориях продолжалась борьба с захватчиками, но уже партизанская. Пытаясь уничтожить их неуловимые отряды, немцы устраивают карательную операцию, отправив латышей из охранной дивизии и усилив их танковым подразделением. Так гитлеровцы оказываются в глухом краю среди заснеженных лесов, топких болот и зловещих тайн, в которые не стоило бы соваться людям. Но именно ради оккультных экспериментов туда же прибывает экспедиция из Аненербе, собирающаяся на практике проверить действенность своих методов, далеких от морали и человечности.

На фоне и без того весьма жестоких исторических событий – бесчинства озлобленных на коммунистов латышских карателей, последствия немецкой оккупации и борьбы с партизанами – Гинзбург закручивает жуткую кроваво-снежную вьюгу, активно переплетая мистику и хоррор. Исследователи Аненербе объединили теории рунологов с разработками электроторсионного генератора, чтобы добиться полного контроля над сознаниями. Сперва человеческими, а затем и сверхъестественных сущностей. Но амбиции, тщеславие и беспринципность, сошедшиеся вместе, становятся гремучей смесью. И катастрофа с выпотрошенными, замороженными трупами, опустевшими домами и разбуженными иными силами неизбежна.

В этой истории Гинзбург явно тяготеет к мрачным, кровавым и даже грязным тонам. Если отстраниться от военного фона с проработкой матчасти, от оккультизма экспериментов, то останутся люди: танкисты-немцы, латыши, партизаны, исследователи из Аненербе. У большинства героев в душе скопилась лишь злоба и мерзость. Лишь немногие сохранили человечность, пусть и спрятав ее за рационализмом или долгом. Но может ли тяжелое, страшное и холодное время стать оправданием для слабости?

Итог: жесткий мистический хоррор в антураже Второй мировой войны.

Ссылка на книгу https://ridero.ru/books/sled_molota/

Андрей Лысяков «Обратно на небо. Том 1»
(автор рецензии Зеленый Медведь)

Тема звездных ковчегов в последнее время, увы, встречается в фантастике все реже и реже. В первом томе «Обратно на небо» Лысяков использует ее классический гуманитарно-социальный вариант, когда в центре внимания оказывается зарождение нового общества, построение иерархии и выработка законов, традиций, норм. Несмотря на клишированное начало с амнезией главного героя, будущего инструктора, дальше события развиваются гораздо интереснее. Эму, как он себя называет, знакомится с обязанностями и принимается за работу. А именно – за ускоренное воспитание находящегося в анабиозе «генофонда» – сотни мужских и женских особей с интеллектом младенцев во взрослых телах. Только от инструктора зависит, каких норм эти люди и их потомки будут придерживаться, где для них пройдет граница между добром и злом, долгом и запретом.

Из плюсов этой истории – за ней интересно наблюдать, автору удалось подобрать поучительные и занятные проблемы, с которыми сталкивается Эму, а также способы их решения. Стремительное становление и взросление сразу десятков персонажей привносят в сюжет пестрое разнообразие ситуаций. Из минусов же – большое число критичных допущений, на которые пошел автор, чтобы обеспечить герою полную свободу действий. Вторая сюжетная линия получилась не столь насыщенной. Мы наблюдаем за блужданиями одного из пассажиров другого «галеона» по коридорам внезапно ставшего тюрьмой корабля. Отжать бы эту линию от лишних разговоров и малоосмысленных описаний – тогда восприятие всей книги стало бы более цельным. С другой стороны, благодаря постоянным переключениям между двумя историями уже сейчас крайне трудно заскучать, а обрываются они на полуслове в самый напряженный момент…

Итог: неплохая социально-пионерская вариация на тему «звездного ковчега» и колонизации.

Ссылка на книгу https://ridero.ru/books/obratno_na_nebo/