Текст книги "Дикие"
Автор книги: Татьяна Иванова
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Что случилось? – воскликнула Валерия, подоспев на помощь Борису.
– Не знаю! – запричитала подруга. – Я поскользнулась, когда перепрыгивала через ручей и нога поехала куда-то в сторону. Я, наверное, ее сломала или вывихнула!
– Господи! – всплеснула руками Валерия. – Этого еще не хватало! Давай, обопрись на меня. – И подставила Насте плечо.
Они с трудом добрались до места, после чего Валерия, усадив Настю на плед, принялась осматривать ее ногу.
– Не волнуйся, Настюша, ни перелома ни вывиха тут нет, а калено распухло от того, что ты сильно потянула связки.
– Мне от этого не легче! Какая разница от чего я не могу наступать на ногу!
– Да, конечно, я все понимаю, – посочувствовала ей Валерия, – но это, по крайней мере, не так страшно.
– Да, что за несчастья нас преследуют, а Валерка? – отчаянно воскликнула Настя и чуть не расплакалась. – Сначала Юг обломился, а теперь, в придачу ко всему, и нога не функционирует!
– Ничего, ничего, Настюша! Сейчас я тебе ее перевяжу и станет легче. К счастью в нашей аптечке имеется эластичный бинт.
К счастью! – Валерия, на секунду закрыв глаза, снова увидела перед собой восхищенный взгляд Игоря, устремленный на нее, воспоминание о котором вызвало у нее скоростную пробежку мурашек по всему телу.
– Кому несчастье, а кому счастье! – подумала она. И спрятав от подруги счастливые глаза, вприпрыжку побежала за аптечкой.
Игорь еще издалека приметил Марийку, одиноко сидящую на телеге, и пристально всматривающуюся в толпу проходящих мимо людей.
– А где же Алексей? – мелькнула мысль. – Может он, не дождавшись его, сам решил отыскать их пристанище, а Марийку оставил в условленном месте? Но это же глупо! Каким образом он сможет отыскать их в лесу?!
Игорь взглянул на часы. – И опоздал – то всего на десять минут!
Вскоре Марийка и сама его заметила. Она спрыгнула с телеги и кинулась ему навстречу.
– Что случилось? – Игорь увидел встревоженное лицо девушки, и сердце его учащенно забилось, предчувствуя беду.
– Алешу стрельцы в приказ увели. – Заплакала Марийка и рассказала Игорю о том, как это случилось.
– Алеша послал меня за тобой, но я решила сначала забрать обоз и отправить холопов домой. Думаю, с лошадью-то оно сподручней будет Алешу вызволять!
– Молодец, правильно сделала!
– И еще я у Куренцовских людей выведала, где тот приказ находится, но им об случившемся покуда ничего не рассказала. Говорю, тятя, мол, велел мне в приказ к знакомому дядьке заглянуть, чтобы весточку ему передать.
– Умница! – Игорь похлопал Марийку по плечу.
– Да, умница! Не смогла вот Алешу-то уберечь! – и девушка, уткнувшись ему в грудь, заплакала.
– Так! – Игорь хлопнул себя по коленям. – Подожди, дай мне подумать! И, прежде всего, прекрати плакать, ты мне мешаешь. – Он вытащил из кармана носовой платок и протянул его Марийке.
– Жди меня здесь и никуда не уходи! – сказал он.
– А ты куда?
– Сбегаю к нашим и вернусь. Мне нужно кое – что взять. Да и девушек необходимо оповестить о случившемся. Возможно, им придется отправиться с нами. Поняла?
Марийка молча кивнула и принялась утирать слезы. А Игорь снова побежал в лес. Только теперь уже не вдоль реки, а по узкой тропинке наискосок, через поле, чтобы скоротать путь.
Валерия все еще утешала Настю, когда запыхавшийся Игорь появился на поляне.
– Что-то случилось? – воскликнула она, как только увидела его встревоженное лицо, раскрасневшееся от быстрого бега.
– К сожалению, случилось! – сказал молодой человек.
– Что?
– Алексей имел неосторожность сболтнуть лишнее, и его забрали стрельцы, а потом увели в приказ.
– Господи! – запричитала Настя. – Но ведь ты же его предупреждал, чтобы он ни с кем не связывался!
– Марийка говорит, что он не виноват, и что эти стрельцы случайно подслушали их разговор.
– Что ж теперь делать? – воскликнула Валерия.
– Пока не знаю. Думаю, мне удастся что-то придумать. Безвыходных положений, как вы знаете, не бывает. – И он с оптимизмом взглянул на девушек. И только тут обратил внимание на то, что Настя сидит на пледе с забинтованной ногой.
– А это еще что такое? – он указал на повязку.
– Настя вывихнула ногу! – сообщила Валерия. – Они с Борькой еле сюда добрались.
Игорь всплеснул руками.
– Час от часу не легче! Выходит, двигаться теперь она не сможет! И мне ничего не остается, как оставить вас здесь под присмотром Бориса.
Боря, могу ли я на тебя положиться? – спросил он подростка, взглянув на него очень серьезно.
– Если девушек оставить с тобой, поручишься, что с ними ничего не случиться?
– А чего им сделается?
– Ну, мало ли чего! А вдруг сюда кто-то придет и захочет их обидеть?
– Да, кто ж их захочет обидеть? – усмехнулся Борька. – Я, почитай, здесь всю округу знаю.
– Вот и хорошо! – Игорь улыбнулся и дружески похлопал его по плечу.
– Потому я и прошу тебя остаться с ними до моего возвращения. Ты можешь мне пообещать, что никуда от них не отлучишься?
– Могу! – с гордостью ответил Борька и даже выпятил грудь от важности, осознавая всю серьезность доверенного ему дела.
– А я, когда вернусь, отблагодарю тебя.
– Я пойду с тобой! – воскликнула Валерия. – Пусть Борька приглядывает за Настей, а я пойду с тобой! Мало ли что может случиться и тебе понадобиться моя помощь! Нет, я просто обязана пойти с тобой и Марийкой!
И она, не дав Игорю возразить, призвала на помощь Настю.
– Настюша, разве я не права? Да мы бы вместе отправились на выручку Алешке, если б не твоя нога!
– Пусть она идет. – Мужественно сказала Настя. – Мало ли что! Вдруг она и впрямь будет нужнее там, чем здесь.
– Хорошо! – Кивнул Игорь, у которого на препирательства уже не оставалось времени.
– Тогда живо помоги мне собраться.
– Что?
– На вот, держи! – Игорь протянул ей пустую котомку. – Я буду подавать, а ты укладывай!
– Что укладывать?
– То, что нам может понадобиться!
– А….
– И без лишних вопросов! – перебил ее молодой человек.
Валерия послушно кивнула и развязала котомку. А Игорь подхватил свой большущий рюкзак, полный всякой всячины!
ГЛАВА 11
Стрельцы привели Алексея в Приказ тайных дел, и до выяснения обстоятельств, втолкнули в какую-то темную, крошечную коморку, не имеющую ни одного окна, затворив за ним дверь на щеколду.
Молодой человек попытался отыскать в этой кромешной тьме хоть какой-нибудь табурет или лавку, однако, пошарив вокруг, ничего не обнаружил. И тут он вспомнил, что у него в котомке лежит электрический фонарик, который находился в машине Игоря, и который он решил прихватить с собой на всякий случай.
– Надо же, как в воду глядел! – обрадовался он, и извлек наружу небольшой фонарик в черной пластмассовой оправе.
Осветив коморку, Алексей присвистнул, обнаружив, что в ней кроме стен пола и двух дверей, в одну из которых его ввели, ничего не имеется. Правда, на полу в самом углу, лежала небольшая охапка соломы.
– Ничего себе, сервис! Ну, попал! И сколько же они намерены меня тут продержать?!
Он кинул на пол котомку и мимоходом кинув брезгливый взгляд на немудреное соломенное ложе, опустился на него.
Однако коморка оказалась не только темной, но и невыносимо душной, и Алексей, просидев некоторое время, почувствовал, как у него по вискам заструился пот.
Тогда он сбросил с ног тяжелые калиги, растегнул ворот рубашки и снял с головы шапку. А потом, со злости, отклеил бороду и усы, которые его раздражали, но, на всякий случай, предусмотрительно положил их в карман шаровар. После этого он подложил себе под голову котомку и прикрыл глаза. Однако не только вздремнуть, но даже расслабиться ему не удалось. Воздух был настолько спертым, что казалось, того и гляди, он потеряет сознание. Он вскочил на ноги и подошел к двери, принявшись колотить в нее изо всех сил. Однако ничего не добившись, тоскливо отступил назад. И вдруг вспомнил о второй двери, которая находилась как раз напротив первой.
Он посветил на нее фонариком. Эта арочного типа дверь была очень тяжелой, обшитой плотным слоем дерева и металла, и Алексей подумал, что в нее стучаться и вовсе бесполезно. И тут его босые ноги уловили слабое шевеление воздуха, просочившегося в щель между полом и этой дверью.
– Фу! – с облегчением вздохнул он, подумав, что хоть тут ему удастся вдохнуть глоток свежего воздуха. Он перенес солому поближе к щели и прилег, облокотившись на дверь. И вдруг, к его великому удивлению, она стала медленно отворяться под тяжестью его тела, впуская в душную темную коморку не только поток свежего воздуха, но и дневной свет.
Алексей вскочил на ноги и заглянул в приоткрытую дверь. Перед его взором предстала просторная светлая горница с большим прямоугольным столом посередине, покрытым добротной суконной скатертью красного цвета. У стола по обе стороны стояли широкие дубовые лавки. Вдоль стен тоже повсюду стояли лавки, не считая только того места, где возвышался двухстворчатый массивный шкаф.
– Ничего себе! – удивился он. – И почему бы мне сюда не перебраться?! Не убьют же, в конце концов!
Алексей подхватил калиги и котомку, после чего несмело вошел в обнаруженную им комнату.
Он расположился на самой ближней к двери лавке у стены, решив вздремнуть, и подложил под голову котомку. Вскоре бессонная ночь и утомительная экскурсия по Москве, дали о себе знать, и он, свернувшись калачиком, преспокойно себе уснул.
А в соседней комнате, где находилась приемная делопроизводителей Приказа тайных дел, сидели Никита с Иваном. Они ожидали, когда появиться отлучившийся по служебным делам, окольничий Савелий Никонорович Бобруйский, заведовавший этим учреждением, которому они и решили передать с рук на руки своего арестанта, объявив об особо подозрительном его поведении. Дьяки и подьячьи, находящиеся тут же в приемной комнате, которые и составляли основной штат работников, посмеивались над стрельцами, ибо никто из них не предал особого значения их рассказу о том, что сему юнцу ведома дата смерти царя Алексея Михайловича.
– Да мало– ли кто чего взболтнет, а Никита Семенович? – сказал опытному стрельцу подьячий Афанасий Серебренников. – Их, болтунов-то вон сколько ноне развелось, хоть все приказы ими заполняй до отказа.
– Одно дело что сболтнуть, и совсем другое дело как! – Многозначительно заметил молодому служащему Никита. – Да и говорит он уж зело странно, я на своем веку отродясь таких речей не слыхивал, даже от иноземцев.
– А, может, он и впрямь ума лишился, как тебе девка поведала? – Высказал свое предположение дьякон Иван Головинов. – Может от умалишения он и речи ведет особо странные?
– Да, какой он умалишенный! – раздраженно воскликнул Никита. – Странный он какой-то, но не умалишенный, уж это я тебе точно скажу!
– Ну, коли ты так считаешь, давай мы его покуда и оформим в приказ. Бумагу составим какую положено, а потом и допрос учиним.
– Не! – ответил Никита упрямо. – Дождемся Савелия Никоноровича.
– Ох и влетит тебе от него, Никитка! – подзузыкнул тут же ехидный дьячок Прохор Семенов, и мелко засмеялся себе в бороду.
– Чего это влетит? – попенял ему Никита.
– А, чтоб людей по пустякам не беспокоил, а особливо таких важных как Савелий Никонорович, наш благодетель.
– По пустякам, говоришь?
И Никита запустил руку в карман своего кафтана.
– А это видел? – и он одну за другой, вытащил баночки из под спрайта и кока-коллы.
Все служащие как один уставились на незнакомые предметы.
– Что сие есть? – спросил Иван Головинов, первым нарушив возникшую тишину.
– Да Бог его знает. – Ответил Никита. – Посудины какие-то. Пил он из них, аккурат из вот этой дырки. – И он ткнул пальцем в зияющее отверстие банки. Дернул вот за эту штуковину, – Никита указал всем присутствующим на металлическое кольцо, – дырка сразу и получилась. Во! И вода тут была зело вкусна. Ванька вам подтвердит.
– Так вы, что и сами эту воду пробовали?
– А то!
– И как же вы не испугались, а вдруг он туда какого зелья подсыпал бы?
Удивился Афанасий Серебренников.
– Ха, что ж мы, совсем просты! – ухмыльнулся Никита. – Девка первой водицы – то и отхлебнула, а мы уж за ней следом.
– Да, зело вкусна была та вода! – подтвердил Иван, – только шипучая какая-то, за язык так и дерет.
После этого все присутствующие в приказе поочередно повертели в руках диковинные баночки, рассматривая их со всех сторон, и вернули Никите. А тот, поглядывая на них с победным видом и подозревая, что теперь никто не станет сомневаться в его правоте, насчет особой подозрительности поведения странного крестьянина, спокойно уселся на лавку.
Однако время шло, и Никита уже начал подумывать о том, что Савелий Никонорович, может, и вовсе не собирается сегодня в приказ возвращаться, да и им с Ванькой давно пора отправляться к своим постам.
– Ну, что Иван Степанович, – обратился он тогда к Ивану Головинову, – может и впрямь его допросить, покуда Савелий Никонорович не возвернется? А?
– То– то же! – ответил ему дьякон, и многозначительно поднял палец вверх.
– Что ж к нам уже и доверения нету? Конечно надо допросить! Пошли за ним в темную своего брата, пусть он приведет его сюда.
И Иван, понятливо кивнув, тут же отправился за арестантом, не дожидаясь повеления Никиты.
Он подошел к двери, откинул щеколду и распахнул ее настежь. Темная запущенная коморка тут же осветилась проникшем в нее слабым дневным светом, выпустив взамен волну спертого смрадного воздуха, который в тот же миг и ударил в нос Ивану.
– Эй, ты, а ну, выходи, давай! – крикнул он, и, не услышав никакого ответа, или хотя бы шевеления внутри коморки, принялся вглядываться в сумрачно освещенное пространство.
– Слышь, али нет, давай выходи, говорю! – повторил он еще раз свой приказ, и вновь не дождавшись ответа, вошел внутрь коморки. Однако Алексея там не оказалось. И тут взгляд стрельца упал на приоткрытую дверь, ведущую в трапезную.
– Ага, вот ты куда делся! – обрадовался Иван. – И чего это они дверь растворенной оставили, сроду такого не бывало. – И он, удивленно пожав плечами, направился в просторную горницу.
Увидев Алексея, свернувшегося на лавке калачиком, повернутого к стене, Иван возмущенно топнул ногой.
– А, ну-ка, поднимайся сей же час! – гаркнул он, что есть мочи. – Да, кто тебе позволил сюда войти?!
Алексей, который проснулся, как только услышал его шаги еще в соседней смрадной коморке, и теперь лежащий с открытыми глазами, предвидя подобный вопрос, приготовился к атаке. Он и не подумал вскакивать, а медленно повернулся к Ивану, не вставая с лавки, и в упор на него посмотрел.
– А, что ж не войти, коли дверь была отворена? Может вы для меня ее специально незапертой оставили?
Иван же, увидев его безбородое, безусое лицо, остолбенел на месте, и молча на него уставился расширенными от удивления глазами, и даже рот приоткрыл.
– Чего это с ним сделалось? – изумился он, и еще пристальней всмотрелся в ставшее вдруг совсем молодым лицо юноши. – А, может это и не он вовсе, а какой другой? Да, нет! Одежа вроде его, да и голос тот же!
Алексей, в свою очередь, тоже удивленный изменившимся выражением его лица, пытливо взглянул на стрельца, стараясь разгадать причину его изумления. И тут он вспомнил о своей бороде и усах, лежащих в кармане.
– Фу, ты, черт! – выругался он про себя, осознавая, что теперь уже поздно что-либо предпринимать.
А Иван, совсем ошалевший от его внезапной чудодейственной перемены, и испугавшийся подобного немыслимого превращения, повернулся и побежал прочь, чтобы доложить об этом присутствующим в приказе людям.
– Ну, вот, началось! – подумал Алексей, – теперь мне уж точно не выкрутиться.
И тут голову его посетила совершенно шальная мысль.
– А, пропадать, так пропадать! – решился он. – Во всяком случае, теперь я могу над ними поприкалываться, и прежде всего над этим дураком Иваном. Пусть сначала попробует доказать всем остальным, что видел меня без бороды и усов! – и, вынув из кармана свои причиндалы, Алексей любовно разгладил их ладошкой, а потом снова определил себе на лицо. Немного подумав, он отцепил от видеокамеры миниатюрный диктофон, и, закрепив его у себя под рукавом, наладил на запись.
– Вскоре, как и предполагал Алексей, тяжелая дверь вновь со скрипом отворилась и на темном фоне смердящей коморки появилась группа людей. Первым из них вошел в горницу Никита, и увидев Алексея в прежнем обличии, недоуменно уставился на брата.
– Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?
– А, он, небось, напился вчера до чертиков! – засмеялся Иван Головинов, – вот оно ему сегодня и аукается.
Иван, осмелев, вышел из-за спины брата, и, вылупив глаза, снова уставился на Алексея.
– Да не сойти мне с этого места, коли он только что не был без бороды! – воскликнул он, оправдываясь перед сослуживцами.
– Да ты, что! – строго топнул ногой Никита, – как такое может быть! Коль уж померещилось тебе, так и помалкивай теперь. Нечего людей – то смешить.
Все вокруг засмеялись над незадачливым стрельцом, и он, полон сомнения, недоуменно пожал плечами, а сам подумал, – да чего ж сие было-то, а ну и впрямь наваждение? Фу ты, черт! – И его рука автоматически потянулась к голове, нащупывая, не горяч ли лоб, а потом, вызвав у окружающих новую волну смеха, он перекрестился на образа, висящие в правом углу просторной горницы.
Никита же, срочным образом, перекинул свой взгляд на арестанта. И скорее, чтобы отвлечь внимание окружающих от своего нерадивого брата, обратился к нему, сидящему босым на лавке и невозмутимо следящему за происходящим.
– А ты, чего это тут расселся, а? И вообще, как ты посмел сюда заявиться, коль тебя в темную определили?
Алексей, придав своему лицу смиренное выражение, перекрестился под стать Ивану и тихо сказал.
– Бог повелел мне, вот я сюда и заявился. Он сказал мне, – Алеша вот дверь иди туда и приляг на скамеечку, ну я и пошел.
Все опять рассмеялись, а Афанасий Серебренников аж до слез.
– Эй вы! – строго спросил у сослуживцев Иван Головинов – кто из вас забыл защелкнуть эту дверь на щеколду?
И смех постепенно прекратился, и люди стали поглядывать друг на друга в ожидании, что кто-нибудь из них сейчас признается в совершении оплошности. Однако никто не мог ничего припомнить, все молчали. И тут в тишине снова прозвучал тихий голос Алексея.
– Да дверь-то была закрыта на щеколду. Но Бог сказал мне – иди Алеша, дверь тотчас же сама и отопрется.
После этих слов люди повернули головы в его сторону. И в толпе снова послышался короткий смешок Афанасия Серебренникова, прозвучавший как призыв ко всеобщему веселью, однако, все остальные почему-то не засмеялись на этот раз и смешок этот потонул в тишине.
– Да ты, видать, и впрямь с ума стронутый! – воскликнул Иван Головинов. – Или пытаешься нас шибко одурачить. А, ну, давай, обувайся и сей же час следуй за мной!
Алексей поднялся с лавки, но не стал обуваться, как повелел ему дьяк, а медленно проследовав мимо толпы, направился прямо к образам. Подойдя к иконам, трижды перекрестился, а потом, сложив руки крестом на груди, незаметно нащупал клавишу перемотки на диктофоне.
Иван Головинов, возмущенный таким пренебрежением к своей персоне, которое он не посмел бы стерпеть даже от самого настоящего умалишенного, а не только от этого афериста, открыл, было, рот. Однако Алексей, увидев его попытку, предупредительным жестом заставил дьяка замолчать.
– И никакой я не тронутый! – тихо, но внушительно произнес он, нащупав клавишу воспроизведения звука. – А вот вы тут и впрямь тронутые, все как один!
И в этот самый момент, не успев дать присутствующим опомниться и возмутиться совершенно непостижимым, наглым поведением странного крестьянина, на весь зал зазвучали фразы только что закончившегося разговора.
… – Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?…
Алексей, стоящий под образами, повернулся к замершей на месте враждебной кучке людей, и еле сдерживая смех, увидел следующую картину.
В первый момент, услышав слова Никиты, люди взглянули на стрельца, удивившись, для чего ему понадобилось снова их повторять. Однако увидели, что рот его плотно закрыт, а сам он, услышав свой собственный голос, доносящийся неизвестно откуда, принялся удивленно оглядываться по сторонам. Сослуживцы недоуменно переглянулись. Лицо Никиты, между тем, побледнело, а глаза прямо-таки, полезли вон из орбит от обуявшего его суеверного ужаса. По мере дальнейшего повторения разговора каждый из присутствующих стал узнавать свой собственный голос, и бледный цвет на лицах притихших, изумленных людей стал доминирующим. Они панически стали вертеться во все стороны, пытаясь отыскать источник непонятно откуда доносящейся речи.
– Чего это? – прошептал трясущимися губами Никита, встретившись взглядом с Иваном Головиновым.
Но тот только еще шире раскрыл глаза и пожал плечами, ибо сердце его, наполнившись страхом, уже выпрыгивало из груди.
В этот момент стоящий сзади Афанасий Серебренников неожиданно шаркнул ногой, заставив всех вздрогнуть от испуга, и со словами – братцы, да это же нечистая сила, – опрометью припустился к двери, подавая пример остальным.
Они очутились в приемной в считанные секунды, отгородив себя от странного явления наглухо закрытой дверью. А седовласый Прохор Семенов, который бежал последним и затворял эту самую дверь, для пущей надежности все еще держался за скобу, словно боялся, что эта непонятно откуда звучащая речь ворвется в приемную следом за ними.
Почувствовав себя в относительной безопасности и немного отдышавшись, они вновь удивленно переглянулись.
– Во! – воскликнул Никита, первым нарушив тишину, и сел на лавку, ибо колени его сделались ватными.
– Это все его проделки! – и указал пальцем на дверь.
– Ясное дело, что его! – тут же подтвердил Иван. – А вы мне не поверили, что он был без усов и бороды.
– Да, как же это так можно? – заикаясь, спросил у Никиты Афанасий Серебренников.
– Да, кто ж его знает! – ответил тот, потирая от волнения руки. – Я же говорил вам, что он какой-то странный.
Слышь, Афонька, подай-ка воды дедушке. – Обратился к подьячему Прохор Семенов, отпустив, наконец, дверную скобу и усаживаясь на скамейку рядом с Никитой.
– И чего ж нам теперь с ним делать, а? – задался вопросом Иван Головинов, поочередно окидывая взглядом едва отдышавшихся людей.
Все молчали, вопросительно глядя друг на друга, и в наступившей тревожной тишине было слышно только, как нервно глотает воду дед Прохор.
Однако долго хранить молчание им не пришлось. Через минуту отворилась входная дверь, заставив вздрогнуть от испуга напряженных работников Приказа тайных дел, которые все как один ждали теперь подвоха с любой стороны, и на пороге появился молодой шустрый подьячий Андрей Краюшкин, который отсутствовал в приказе все это время.
– Ну, вот, Иван Степанович! – с ходу принялся докладывать он к Ивану Головинову, под начало к которому был приставлен. – Депешу я доставил! А купца того треклятого, так и не дождался ноне, потому, как баба его сообщила, что он может и до ночи задержится.
Иван Головинов молча уставился на своего подчиненного, и в голове его уже начал созревать авантюрный план.
– Молодец, Андрюша! – тут же похвалил он подьячего. – Ты ноне особливо шустер. Это ж надо, уже в трех местах побывал! А теперь, слышь, сходи, мил друг, в трапезную, да отведи арестанта, что там сидит в темную, да запри его с двух сторон, понял?
Молодой человек покорно кивнул, но не кинулся сей же час выполнять приказ начальника, а полюбопытствовал.
– А чего это тот арестант в трапезной очутился?
Иван Головинов, не ожидая такого вопроса, замолчал на короткое время, обдумывая ответ, чтобы, не дай Бог, не насторожить своего подчиненного.
– Да, Ванька вон двери перепутал, да доставил его туда вместо темной. – Кивнул он на стрельца. – А он, паршивец, там взял, да и заснул.
– Заснул? – удивился Андрей.
– Ага! Прямо на лавке. – Подтвердил Иван, все еще поглядывающий на окружающих ошалевшими глазами.
Никита ткнул Ивана в бок и строго на него взглянул, дабы тот больше не смел рта открывать, коли его никто ни о чем не спрашивал.
– А, чего ж вы сами-то до сей поры его в темную не спровадили, коль узнали, что он спит в трапезной? – удивился Андрей. – Послали бы вон, Афанасия, или меня дожидались? – и шутливо ухмыльнулся.
– Иди, ужо! – строго прикрикнул на Андрея Иван Головинов. – Ишь, похвалили его, а он туда же, уже и развольничался. Афанасию другое задание дадено, попуще твоего! Иди ужо!
Андрей, смело открыв дверь, направился в трапезную.
Он вошел в горницу и тут же увидел молодого крестьянина, вольготно расположившегося на лавке, закинувшего ногу на ногу.
А, ну, вставай, давай! – громогласно крикнул он, и вмиг очутившись возле арестанта, подхватил его калиги и котомку, швырнув все это в темную.
Алексей взглянул на него с любопытством, но не узнал в нем никого из своих недавних посетителей.
– А, новенького послали. – Лениво позевывая, сказал он. – Ну, что ж, хорошо!
Потом нехотя встал с лавки, решив пока не конфликтовать.
– Хоть бы воды дали или чего-нибудь поесть принесли, в животе целая революция!
– Чего это ты там сказываешь? – окинув крестьянина высокомерным взглядом, спросил подьячий, ничего не поняв из его речи – А, ну-ка, отправляйся ужо следом за своими пожитками.
– Хлеба, говорю, принеси и воды! – требовательно крикнул Алексей, обозлившись, – а то никуда с места не сдвинусь.
– Чего?! – возмущенно воскликнул Андрей. – Да я тебя сейчас как тыкну посильней, ты не только с места не сдвинешься, а побежишь со всех ног, куда тебя посылают! – он выхватил из-за пояса что-то наподобие небольшого штыка с серебряной рукояткой, и тут же приставил его к спине Алексея.
– Дикарь ненормальный! – воскликнул тот, однако тут же встал с лавки и отправился в темную.
Молодой подьячий закрыл за ним дверь на задвижку и, как ни в чем не бывало, снова отправился в приемную.
Появившись на пороге, он с удивлением отметил, что все находящиеся там с интересом на него уставились.
– Ну, чего? – спросил Иван Головинов. – Отвел?
– Отвел! – с готовностью ответил молодой человек.
– И, что же он?
– Он? – не понял Андрей и удивленно посмотрел на своего начальника.
– Он ничего не говорил, не сопротивлялся? – пытливо продолжал выведывать у него дьяк.
– Ну, немного посопротивлялся, а потом и пошел.
И Андрей, ощущая на себе любопытные, сверлящие его насквозь взгляды окружающих, сопровождаемые небывалой в этом людном помещении тишиной, начал вдруг понимать, что здесь происходит что-то неладное.
– Да, что это за арестант-то такой? – громко спросил он, обращаясь к сослуживцам.
– Может крестьянин, а может, какой шпион. – Тут же ответил ему Иван Головинов, отрезая тем самым, путь остальным присутствующим для объяснения причины их странного поведения ничего не знающему подьячему.
И тут во вновь наступившей тишине раздался низкий бас Ивана.
– Слышь, Андрюшка, а усы с бородой у него были ай нет?
Андрей, еще больше удивляясь странному вопросу, повернулся и внимательно посмотрел на брата Никиты.
– Усы с бородой? – конечно были. – И тут он вспомнил, что Алексей просил у него поесть.
– Я вообще не заприметил в вашем арестанте ничего странного, разве только то, что он уж очень бессовестно просил у меня хлеба и воды.
– Иди, Андрюша, присядь-ка на свое место и отдохни. – Сказал подьячему Иван Головинов и вновь умолк.
В этот момент Никита встал с лавки.
– Ну, прощевайте теперь! – сказал он, – и, сделав несколько шагов к двери, позвал за собой Ивана.
– Нет уж, погодь немного! – строго сказал Иван Головинов. Ты, Никита Семенович, еще должен сдать его нам по всей форме и бумагу подписать!
Никита остановился на полпути.
– Да, нам с Ванюхой ужо давно пора на посты, а то, глядишь, и от своего начальства взашей получим!
– Ничего! Я, при случае, замолвлю за вас словечко! – не отступал Иван Головинов.
Никита нехотя опустился на лавку.
– Ну, так давай, Иван Степанович, думай поскорей, чего теперь с ним делать-то?!
– Да я только тем и занимаюсь, что думаю! И хочешь – не хочешь, а сюда его привесть все ж придется!
– Слушай, Андрюшка! Ты, видать, поладил с этим арестантом-то! – вновь обратился к подьячему Иван Головинов. – А, ну-ка, сходи теперь к нему в темную и отнеси ему хлеба, да воды, и погляди, чего он и как. Да, погляди внимательно, и коль заметишь чего странное, нам доложишь.
– А чего глядеть-то? – не понял подьячий.
Иван Головинов строго на него взглянул.
– Ну, особливо-то на чего глядеть? – извиняясь, все же уточнил Андрей.
– А на что глаз ляжет!
Андрей шустро сбегал за хлебом в соседнюю горницу, где хранилась провизия для арестантов, – несвежий черствый хлеб и вода, – и вновь вернулся в приемную.
– Ну, стало быть, я пошел! – он еще раз взглянул на Ивана Головинова.
– Значит, отдать ему еду и, поглядев на него вертаться сюда?
– Ну, да! – ответил тот, – иди ужо!
Андрей сделал несколько торопливых шагов к двери.
– Постой! – окликнул его Иван Головинов.
– Коли ничего особого за ним не приметишь, дождись, покуда он поест, а потом приведи его сюда, понял?
– Понял! – и шустрый подьячий скрылся за дверью приемной.
Однако не прошло и пяти минут, как дверь с шумом распахнулась, и Андрей с бледным лицом и испуганными глазами вновь предстал перед ними с тем же куском хлеба, с которым и ушел. Однако ковшика с водой в его руках уже не было.
– Что случилось? – воскликнул Иван Головинов.
– Там… Он, это! – подьячий трясущейся рукой указал на дверь.
– Чего? – испуганно прошептал Афанасий Серебренников. – Сказывай ужо!
– Я открыл дверь-то, а на меня оттуда что-то как пыхнет, аж глаза заломило! Не то огонь, не то еще чего! Во, и сейчас даже, как глаза-то закрою, это в них так и стоит!
– Да, ты толком сказывай, чего это-то? – нервно крикнул Иван Головинов.
– Да, кто ж его знает! Говорю, на огонь походит, а может и не на огонь, раз тепла от него не было. А коли по блеску судить так и на солнце походит, только маленькое очень, потому как смотреть на него невозможно, зело ярко! Ведь он, арестант этот ваш, его мне аж к самому лику приставил и начал им водить во все стороны.
– А ты чего? – спросил Никита.
– А я испужался, да ковшик с водой и выронил, а потом назад побежал, вот и все!
Все вновь замолчали, осмысливая услышанное, а взволнованный подьячий опустился прямо тут же у порога на пол.
– Я теперь ни за что не пойду закрывать за ним дверь, Иван Степанович. – Сказал он, прислонившись к стене. – Теперь черед кого-нибудь другого!
– Так ты, дурень, и дверь оставил открытой! – отчаянно воскликнул Иван Головинов.
Поглядел бы я, как вы б ее закрыли! – обиженно запричитал Андрей, которому после испытанного страха перед неизведанным, гнев начальника казался сущим пустяком.
– Так! Стало быть, арестант твой теперь уже и не в темной и не в трапезной, а гуляет невесть где! – раздраженно воскликнул Иван Головинов, поглядывая на Никиту Проскурина так, словно тот был во всем виноват.