Текст книги "Дикие"

Автор книги: Татьяна Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Да, кто ее знает, Никита Владимирович! – пожал плечами Савелий Никонорович. А потом вопрошающе взглянул на собеседника.

– Может послать все же за ней в село, а, Никита Владимирович?

– Послать-то можно, но я заранее могу тебе сказать, что затея эта пустая! Во– первых, нет у нее никакого брата, как я тебе уже сказал! Во– вторых Кузьма мой самый верный слуга. Я его, почитай с юности знаю, а посему могу тебя уверить, что Марийку в Москву он ни с кем никогда не отпустит!

– Но, может, она сама втихую ушла с каким-нибудь проходимцем?

– Да ты, что! – разозлившись, воскликнул Никита Куренцов.

– Марийка моя крестница, и девушка нраву порядочного! Да и не посмела бы она без разрешения отца не токмо в Москву отправиться, а у себя по двору лишнего шага ступить!

– Да! – задумался Савелий Никонорович, – может он и прав!

– И потом, Савелий Никонорович, зареченские холопы только что привозили мне провизию из села, и пробыли в Москве почти неделю, до вчерашней ярмарки. Случись что с Марийкой, Кузьма непременно передал бы с ними весточку. А то, глядишь, и сам бы ко мне явился, чтоб попросить Марийку отыскать. Я ведь ему жизнью обязан и потому он мне как родной!

Последние слова Никиты Куренцова окончательно убедили Савелия Никоноровича в правоте собеседника.

– Конечно, порядочной девице совсем ни к чему вязаться с такими аферистами как его вчерашние арестанты, – подумал он. – И в самом деле, отколь с ними могла оказаться крестница Никиты Куренцова, – человека, приближенного к самому царю!

Он встал с лавки, извинился за нежданный визит еще раз и распрощался с хозяином.

– Ничего, Савелий Никонорович, можешь не извиняться! – сказал ему на прощание Никита Куренцов. – И правильно сделал, что пришел, у тебя ведь служба такая! – после чего проводил гостя до двери.

Начальник Тайного Приказа уже почти подошел к калитке куренцовского забора, и в этот момент услышал его голос.

– Слышь, Савелий Никонорович, а где теперь эти диковинки-то?

– Лежат у меня в секретном шкафу, под замком.

– Ну, я загляну к тебе на службу как-нибудь при случае, чтобы на них посмотреть. Ноне я в Тверь отправляюсь, а как возвернусь оттуда, так и загляну!

– Милости просим, Никита Владимирович! – ответил ему Савелий Никонорович.

Поиски по городу ничего не дали, и работники Тайного Приказа, распрощавшись со стрельцами, вернулись в свое заведение, окончательно расстроив Савелия Никоноровича этим сообщением.

– Что ж, так никого и не встретили? – допытывался он у Ивана Головинова.

– Никого, Савелий Никонорович! Токмо старика – книготорговца, да его соседей в овощном ряду, которые видели всю их компанию.

– Ну, что ж, завтра пойдете опять! И на рынок в первую очередь, потому, как все городские новости туда стекаются. Разделитесь на группы и будите расспрашивать про них каждого торговца! Может, найдутся такие, у кого они еще что-то меняли.

Следующий день и впрямь оказался более плодотворным, но только в плане информации, которая служила доказательством того, что незнакомцы действительно ходили по рынку и занимались обменом.

В Тайный приказ был доставлен малолетний торговец бусами, у которого Игорь с Валерией выменяли картинку и шкатулку на свои зеркала. По описанию мальчишки внешность крестьянки, пожелавшей приобрести картинку, полностью соответствовала внешности девицы, которая вышла через приемную вместе со вторым арестантом из здания Тайного приказа.

Одним словом, из немногочисленных сведений, собранных за эти два дня, Савелию Никоноровичу было известно только то, что компания аферистов, или божьих людей, как они себя называли, состояла из пяти человек, – трех девиц, и двух молодых людей.

– Да, не густо, подумал он, – такая информация вряд ли могла быть полезной. Ведь кроме рынка других следов пребывания незнакомцев в Москве отыскать так и не удалось.

На третий день Савелий Никонорович велел своим людям оповестить всех стрельцов, несущих дежурство при выезде из Москвы о приметах незнакомцев, а сам, мало, помалу, приступил к другим неотложным делам, накопившемся за это время в Приказе Тайных дел.

– Авось, что-нибудь и всплывет, – подумал он, не видя более никакого другого выхода из создавшегося положения.

Но! Начальник Тайного приказа опоздал, ибо наши путешественники преспокойно покинули столицу еще два дня назад, миновав ворота Ямской слободы верхом на телеге, принадлежащей отцу Марийки, и не вызвав при этом никаких подозрений у дежуривших на посту стрельцов.

Они добрались до своей замаскированной машины и провели весь день в лесу возле нее, а как только настала ночь, отправились назад в село по знакомому маршруту. Причем теперь их было уже не пятеро, а шестеро, ибо Борис слезно вымолил у Игоря разрешение взять его с собой.

– Дядька, ведь я никому нипочем не надобен! – убеждал он своего нового знакомого. – Возьмите меня с собой хоть на два денечка, уж зело мне охота побыть с вами, – божьими людьми.

– И чего тебе вдруг такая охота пристала? – поинтересовался Игорь.

– У вас много чего есть, а особливо еда всякая вкусная, – подкупая всех своей непосредственностью, признался паренек.

– А, что тут особенного, – вступилась за Борьку Настя. – Он сирота, и о нем никто не станет беспокоиться! Пусть пока побудет с нами, хоть отъестся немного!

– Ладно, – согласился Игорь, обрадовав паренька. – Побудешь в Зареченском, а потом вернешься домой. Ночью же, вместо Марийки, погонишь в село лошадь с телегой, такая работа как раз тебе впору придется.

Они прибыли в село перед рассветом, и немало удивились, увидев на пороге дома Виктора Владимировича в крестьянском кафтане, подпоясанном широким зеленым кушаком. Он стоял на ступеньках крыльца и держал в руках самодельную удочку и небольшую деревянную бадейку.

– Папа, никак, на рыбалку собрался?! – воскликнула Валерия.

– Точно! – сказал Алексей. – И охота же было ему вставать в такую рань!

Увидев машину, Виктор Владимирович бросил на крыльцо свои рыболовные снасти и поспешил навстречу ребятам.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он, обнимая Валерию, которая первой выскочила из машины и радостно бросилась ему на шею. – А то, я уже волноваться начал.

Валерия отпрянула от отца и засмеялась, окидывая его взглядом с ног до головы.

– Ну и наряд! Ты в нем такой смешной!

– Смешной?! Да ты что, Валерка! Кузьма подарил мне его от чистого сердца, и это один из самых лучших его кафтанов! И еще скажу тебе, дорогая моя, что для утренней рыбалки он просто незаменим!

– Так, надо полагать, что вы с Кузьмой отлично поладили? – поинтересовался Игорь, подходя в этот момент к Виктору Владимировичу, и подавая ему руку.

– Еще как поладили, особенно после того, как сходили на охоту. – Виктор Владимирович рассказал, как лихо им удалось заманить в загон лося.

– Кузьма решил забить его к вашему возвращению, а до той поры так и держит в загоне.

Подошедший следом Алексей поздоровался с отцом и удивился его раннему подъему.

– Да, мне, Алешка, и трех дней хватило, чтобы выспаться! Так чего ж я буду попусту в пастели валяться, да перекатываться с боку на бок. Мы с мамой и по грибы уже успели сходить.

– И много набрали? – поинтересовалась Валерия.

– Не то слово! Мама даже сокрушалась по поводу того, что у нее нет возможности замариновать их на зиму.

– Одним словом, отпуск в селе Зареченском доставляет вам немало удовольствия! – заключил Алексей.

– Ну, что ж, можно и так сказать! – согласился Виктор Владимирович.

– А вчера мы с Кузьмой еще и по маленькой пропустили!

– Да ну? – удивился Алексей. – И чем же он тебя угощал?

– Самогоночкой, медовушным первачком! Он ее как раз накануне выгнал.

– Ну, а вы-то как? Довольны своим походом? – в свою очередь поинтересовался Виктор Владимирович.

Ребята загадочно переглянулись.

– Еще как довольны! – ответил за всех Алексей, только вот Настя ногу вывихнула.

Они тихо вошли в избу, стараясь не разбудить спящих.

– Размещайтесь по своим местам, – шепотом скомандовал Виктор Владимирович, – а Борьку пока можете положить в сенях на заднем дворе. Валерка, постели ему там что-нибудь.

Валерия зажгла свечу, чтобы пройти через темные сени и, взяв Бориса за руку, подвела его к небольшой сенной коморке, в которой размещалась широкая лавка. И в этот самый момент услышала приглушенный хохот Кузьмы, доносящийся из-за двери. Девушка в недоумении остановилась. – С какой стати Кузьма находится в этой коморке в такой ранний час, да еще хохочет? – удивилась она. – Черт побери, может, у меня галлюцинация?

– Кто это там? – в свою очередь спросил у нее Борька.

– Похоже, хозяин! – ответила Валерия.

– А чего… – поинтересовался Борька, однако Валерия его перебила.

– Да, тихо ты, помолчи! – и, прислонившись к двери, заглянула в щель.

Картина, открывшаяся перед ней, была немногословной, однако, Валерия едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

Кузьма, перед которым стоял деревянный ковш с самогоном, полулежа на лавке, смотрел телевизор, да не что-нибудь, а знаменитый сериал "Ну, погоди" и хохотал от души.

Валерия повернулась к Борису.

– Кто там хохочет-то? – удивленно спросил паренек.

– Хозяин расслабляется по полной программе, – ответила она Борьке на своем непонятном языке, а потом снова взяла его за руку.

– Пошли отсюда, я тебя пристрою куда-нибудь в другое место.

До новолуния оставалось три дня, в течение которых Игорь серьезно приступил к процессу подготовки их возвращения в «свое время». «Фольцваген» теперь был стационарно установлен на небольшой поляне, находящейся на окраине села, и молодой ученый целыми днями «колдовал» возле него со своими проводами и всевозможными хитроумными устройствами. Порою он так увлекался этим занятием, что забывал вовремя приходить к обеду, который с великим старанием готовили девушки с Еленой Марковной и Онисьей.

– Ну, все, я больше не могу! – ворчал в таких случаях Алексей. – Если Игорька работа кормит, то моему молодому растущему организму до этого нет никакого дела!

– В самом деле! – поддерживала Настя жениха. – Если мы сейчас же не сядем за стол, то через минуту все окончательно остынет!

Валерия в этот момент ставила на стол чугунок с ароматными щавелевыми щами.

– Садитесь и ешьте! – распорядилась она. – Алешка, сходи за папой и Кузьмой.

– А где они?

– Курят у амбара.

– А как же Игорь? – забеспокоилась Софья, которая очень привязалась к молодому ученому после того, как он надарил ей уйму всевозможных диковинок.

– Я сама потом отнесу ему еду. – Сказала Валерия.

После возвращения из Москвы они ни разу не оставались наедине, и вообще вели себя так, словно между ними ничего не произошло. Однако Валерия чувствовала, что Игорь силой воли заставляет вести себя с ней отчужденно, и от своих принципов отступать не собирается. Она же безмерно страдала от неразделенной любви, и ей, положа руку на сердце, вовсе не хотелось мириться с тем, что они по возвращении домой больше никогда не увидятся.

– Неужели вскоре все это исчезнет, словно сон, оставив в ее душе только горестные воспоминания? – с болью в сердце думала она. – Да, быть такого не может! А, почему, собственно, не может? – Может! На что ей надеяться, если он даже боится взглянуть в ее сторону?

А если попросить у него телефон, сказать, что просто так, на всякий случай? Ведь здесь, в далеком прошлом, куда забросила их судьба, они оставили часть своей жизни, так почему бы не вспомнить об этом как-нибудь на досуге? – Нет! – тут же говорила она себе. Ибо уязвленная девичья гордость брала верх над ее страданием.

Сегодня же, в последний день перед возвращением, Валерия, две ночи подряд копившая слезы в подушку, не выдержала.

Сам случай предоставил ей шанс остаться с ним наедине! – рассуждала девушка, – и если она его упустит по собственной глупости, никогда себе этого не простит!

Она, едва притронувшись к еде, поспешно вышла из-за стола и, отыскав в сенях объемное лукошко, принялась собирать в него еду.

– Ты, что, уже поела? – удивилась Елена Марковна.

– Я больше не хочу, мама, у меня что-то желудок побаливает.

Настя с Алексеем, после этих слов многозначительно переглянулись. Они еще в ту ночь заметили, что во время купания между Игорем и Валерией что-то произошло, и, теряясь в догадках, наблюдали за ними все это время.

Валерия, взяв лукошко, вышла из избы и направилась к поляне, находящейся у самой опушки леса, где стояла машина Игоря. Поляна располагалась на возвышенном месте и хорошо просматривалась еще из села, и Валерия, пройдя три встречных двора, уже издалека увидела блестящий, залитый жарким послеполуденным солнцем, «Фольцваген», вольготно расположившийся среди зеленых кустарников. И как только эта картина предстала перед ней, сердце ее учащенно забилось, а шаги из быстрых и решительных, превратились в медленные и неуверенные.

– Зачем? – тут же возник вопрос. – Чтобы еще раз услышать отказ?

– Ну и пусть! – упрямо ответила она самой себе. – Ну и пусть! Мне все равно терять нечего!

– А вдруг…? А вдруг в последний момент перед расставанием он передумает? Вдруг чувства все же возьмут верх над его дурацкими старомодными принципами? Вдруг…? – Я только загляну ему в глаза! Только загляну! И если увижу в них хоть малейший намек на чувство, пусть даже запрятанное где-то в глубине, непременно постараюсь его отыскать и вытащить наружу! – с надеждой, упрямо пробивающей себе путь среди предательских сомнений, и вновь придающей уверенность, тут же подумала она. И, спустя минуту, вооружившись своей решимостью, перекинула лукошко из одной руки в другую, и решительно направилась навстречу предполагаемой удаче!

Она подошла к машине и окликнула Игоря, который в это время копался в салоне, но молодой ученый ее не услышал. Он был всецело увлечен своим занятием, да к тому же в внутри "Фольцвагена" что-то шумело и искрилось.

Она устремила на него свой взгляд, и через некоторое время почувствовала, как волнение вновь охватывает ее, а уверенность предательски уступает ему дорогу.

– Может уйти, пока он ее не заметил? – тут же промелькнула в голове трусливая мысль. – А лукошко? Что за бред! Не оставит же она его возле машины, а сама исчезнет без следа! А если вернуться с ним назад в деревню, как объяснить это маме и всем остальным? Господи, бред какой-то!

Она начинала злиться на свою нерешительность, и это обстоятельство придало ей силы. Шагнув поближе к машине, она больше ни о чем не раздумывая, открыла дверцу.

Игорь, не ожидавший хлопка, вздрогнул от неожиданности. Он повернул голову в ее сторону и тут же отключил шумную аппаратуру. А потом вышел из машины.

– Привет! – как можно непринужденней сказала Валерия, стараясь скрыть от него свое волнение.

– Привет! – ответил Игорь. – Что случилось?

– Ничего! Просто все беспокоились, что ты остался голодным, и отправили меня к тебе.

Она поставила перед ним лукошко с едой.

– Ты, что, принесла мне обед?

– Принесла!

Он благодарно ей улыбнулся.

– Вот здорово!

– Но он, кажется, остыл по дороге!

– Какая мелочь! Да я такой голодный, что даже и не замечу этого! Спасибо, Валерка, ты настоящий друг!

– Пожалуйста! – Валерия достала из лукошка мыльницу и полиэтиленовую бутылку с водой.

– Давай мыть руки.

Пока она поливала ему на руки, они оба молчали. Валерия от того, что окончательно растерялась и не знала что сказать, а Игорь, помимо волнения, которое ему с трудом удалось скрыть за парой незначительных фраз, испытывал еще и конфуз. Ведь он совсем не ожидал увидеть ее в этот миг! Однако пауза, усиливающая их обоюдное волнение, затягивалась, и Игорь спросил первое, что пришло ему на ум.

– И что у нас сегодня на обед? Из лукошка доносится такой аромат, что голова кружится.

– А… это мое первое серьезное кулинарное произведение. Рагу из лосятины, а на гарнир, увы, традиционная пшенка! И еще мамины щи!

– Отлично! – Игорь, стряхнув воду с ладоней, подошел к лукошку.

– Сколько же времени, часа три? Неужели я так безнадежно опоздал к обеду?

Валерия взглянула на свои ручные часы.

– Половина пятого.

– Ничего себе! – присвистнул он и уселся на траву.

Она расстелила перед ним льняную салфетку и принялась выкладывать на нее еду.

– Ты не составишь мне компанию?

– Спасибо, я уже пообедала. Ты ешь, а я пока прогуляюсь к ручью. – Ответила Валерия, чувствуя, что больше не в силах справляться со своим волнением.

Пока она спускалась с пологого овражка к ручью, протекающему у самого его основания, погода резко поменялась. Солнце скрылось за тучей, и через несколько мгновений, ясный, не предвещавший никакой перемены день, превратился в хмурый и пасмурный, который усугубил ее унылое настроение.

– Господи, ну почему, почему я так растерялась?! Вот ненормальная!

– Загляну в глаза, загляну в глаза! А сама даже головы поднять не осмелилась! – переживала Валерия, сетуя на самое себя!

Она принялась нервно расхаживать вдоль овражка и теребить в руке носовой платок, оказавшийся в кармане сарафана. А потом присела на корточки перед журчащим извилистым ручейком, уверенно пробивающим себе путь среди густых мшистых зарослей травы, и принялась наблюдать за движением сухих листьев ольховника, которые, друг за другом, сама же и подбрасывала в воду. За этим занятием ее и застал Игорь, спустившийся к ручью вслед за ней через некоторое время.

– Спасибо, все было очень вкусно! – произнес он традиционную фразу благодарности.

– Она ничего ему на это не ответила, и, кинув очередной листик в игривый поток воды, тяжело вздохнула.

Он опустился рядом с ней на корточки, сорвал сухую былинку и тоже бросил ее в воду.

– Надо полагать, ты пришла для того, чтобы попрощаться со мной перед отъездом?

– Надо полагать! – ответила Валерия, и, осмелившись, заглянула ему в глаза. Однако ей не удалось увидеть в них того, чего она так хотела. Его взгляд был грустным, и ничего кроме отчаянного чувства вины в нем не читалось.

– Валерка, ты… Ты прости меня!

– За что?

– За то, что вынуждена сейчас испытывать то, что испытываешь!

– Сейчас? Можно подумать, что потом я буду испытывать что-то другое! – горестно усмехнулась девушка. – Да я всегда теперь буду испытывать то, что испытываю, а потому, никогда тебя не прощу!

– Не простишь?

– Нет!

– Совсем, совсем?

– Совсем!

– Нисколечко?

– Ну, может, самую малость! – попыталась она отшутиться.

Игорь улыбнулся.

– Спасибо и на этом!

– Пожалуйста! – ответила она, и, отвернувшись от него, бросила очередной листик в воду.

Крупные, разлапистые капли дождя, пробивающие первый путь грозящему ненастью, уже изредка касались ее обнаженных плеч, заставляя съеживаться от озноба.

– Тебе холодно? – спросил Игорь.

– Нет!

Он улыбнулся и покачал головой, удивляясь ее ребячеству, а потом снял с себя футболку и прикрыл Валерии плечи и спину.

– Спасибо! – сухо сказала она, даже не повернув к нему головы.

– Не дуйся, тебе это совсем не идет! А, Валерка? Мне больше нравится, когда ты пикантно отшучиваешься!

– Разве тебе не все равно?

– Конечно, нет! Мне вовсе не хочется вспоминать тебя такой вот надутой индюшкой.

– А ты еще и вспоминать меня будешь?

– Непременно! Ты будешь самым сказочным моим воспоминанием.

– Почему сказочным?

– Потому, что сказки никогда не сбываются!

Валерия усмехнулась.

– Я не сказка, я реальная, сбыточная, но ты сам не желаешь признавать этой реальности!

– А, может, я ее боюсь? Может она мне не под силу?!

– Конечно! Да я в этом нисколько не сомневалась! Отказаться, это ведь всегда легче! Зачем создавать себе лишние трудности?! Ты, наверное, думаешь, – что я стану делать с этой девчонкой, когда у меня и своих дел по горло?!

Он засмеялся.

– И, что же я стану делать с этой девчонкой?

Она снова вздохнула.

– Любить ее!

Игорь нежно положил руку ей на плечо.

– По моему, мы уже обсуждали это!

– По моему, тоже! Ну, что ж, тогда еще раз прости за навязчивость!

Она резко приподнялась, и, стянув влажную футболку со своих плеч, сунула ее в руки Игорю.

– Я пойду! Посуду сам принесешь! – и больше не взглянув в его сторону, отправилась в деревню.

Он же стоял и смотрел ей вслед до тех пор, пока густая пелена зачастившего дождя, окончательно не скрыла ее из виду. Он стоял, предоставив себя безжалостному ненастью, и думал о том, какую нелепую штуку сыграла с ним судьба, да где?! – В семнадцатом столетии, куда он, подвергая себя непредсказуемому риску, и попал-то по своей собственной воле!

Ему был тридцать один год, и за все это время он никогда не любил так, как теперь! Конечно, его неоднократно посещала краткосрочная влюбленность, а отсюда и такие же увлечения, для которых он с трудом отыскивал время при своей неистребимой жажде к работе. Но сейчас! Сейчас это было совсем другое!

Им овладело глубокое чувство к этой девочке, великое до самозабвения и такое устойчивое по своей силе, что захватывало дух! И теперь, глядя на ее удаляющийся силуэт, то исчезающий в туманном дождливом потоке, то вновь выплывающий из его редеющей пелены, и радующий его в этот миг своим внезапным появлением, он понимал, что будет любить ее вечно! Что чувство это может быть радужным и ярким, таким, как теперь, оттого, что она все еще находится рядом, и он испытывает несказанное наслаждение, глядя на нее. А может быть и скрытым, затаенным, мучительным, со щемящими сердце воспоминаниями, после того, как они расстанутся.

Ах, как хотелось ему сейчас сорваться с места, и, догнав ее мокрую от слез и дождя, заключить в свои объятия, да так, чтоб уж никогда не отпускать!

Но!!! Но она была молода! Слишком молода, чтобы он мог быть уверенным в ее ответных чувствах! И чтобы он мог позволить себе посягнуть на ее молодость!

….До отправления оставалось несколько минут, а они все еще не могли распрощаться друг с другом. Елена Марковна давала медицинские напутствия Онисье, а та благодарила ее от всей души.

– Ах, Еленочка! Да ты меня так вразумила, что я теперь и сама знахаркой стала!

– Вот эти таблетки особенно необходимы Сенечке. Запомни, будешь давать только по половинке! Он еще слишком мал. Дуняше дашь еще две таблетки из зеленой коробочки, я тебе ее крестиком пометила!

– Спасибо тебе, Елена, благодетельница ты наша!

– Сама же будешь принимать витамины. И не вздумай переутомляться, как в прошлый раз, а не то я твоего своевольного Кузьму с неба достану!

Онисья засмеялась и принялась осыпать Елену Марковну поцелуями.

Виктор Владимирович с Алексеем что-то поспешно объясняли Кузьме на прощание, и уже в который раз поочередно жали ему руку, пытаясь уйти. Валерия утешала Софью, у которой стояли слезы в глазах.

– Ах, Софьюшка, да будет тебе плакать! Ты жди и мы, может, снова к тебе в гости наведаемся. – Обнадежила она девчушку, и озорно потеребила ее за косу. Потом подошла к Марийке и с пониманием на нее взглянула. Лицо девушки было бледным, казалось, что она тоже вот, вот расплачется.

– Эта понимает, что мы уже никогда не вернемся, – подумала Валерия и участливо положила руку на плечо Марийке.

– Она несчастна точно так же, как и я. И угораздило же ее втюриться в Алешку! Это ж такой черствяк! Ведь у него даже не хватает ума подойти к ней и попрощаться!

Марийка поймала участливый взгляд Валерии, и гордо выпрямив спину, с вызовом на нее посмотрела. – Нечего меня жалеть! – Говорил ее взгляд, – переживу как-нибудь!

Валерия улыбнулась.

– Прощай, Марийка. Я очень тебя люблю, и буду по тебе скучать. – Она поцеловала подругу в щеку, и отвернулась, чтобы уйти.

Марийка, не выдержав, бросилась ей на шею.

– Я никогда тебя не забуду, никогда!

Они обнялись, а потом Валерия сняла с себя плеер и наушники.

– Вот, возьми на память!

– Не! – возразила Марийка и даже сделала шаг назад в знак протеста.

– Возьми! – Валерия накинула ей на шею свой подарок.

– И это возьми! – она вытащила из кармана два диска.

Потом попутно попрощалось с остальными зареченцами, пришедшими их проводить, отыскивая глазами Борьку. Но, так и не обнаружив паренька, пожелала удачи всем остальным и направилась в сторону машин, стоящих на окраине поляны.

Игорь в этот момент вышел из своего "Фольцвагена".

– Виктор Владимирович, нам пора! – крикнул он находящемуся дальше всех от него отцу Валерии.

– Мама, пошли! – сказала Валерия, и, взяв Елену Марковну за руку, потянула за собой.

Когда все расселись по машинам, Игорь заставил зареченцев отправиться восвояси.

– Быстро все от машины, в деревню! – скомандовал он. – На нас даже смотреть нельзя, а не то, все как один угодите на небо!

Как только люди скрылись из виду, Игорь включил свое оборудование и через несколько минут свист сирены оповестил участников эксперимента о начале перемещения, а потом они испытали незабываемое ощущение всех его последующих этапов, пока, наконец, не очнувшись от забытья, поняли, что находятся в родной столице!

Зареченцы стояли у опушки деревни, прислушиваясь к свисту, доносящемуся с поляны, и вскоре, открыв рты от изумления, увидели, как три загадочных объекта незнакомцев дружно, друг за другом, поднялись ввысь, стремительно превратившись в туманные коконы, а потом в едва заметные точки и исчезли из виду.

– Ну и чудеса! – изумленно воскликнул дед Борис, и покачал головой.

– Это ж надо, чего привелось увидеть на старости лет!

– Да! – вторил ему Степка юродивый. – Вот те и диво, как на ладошке! Скажи какому незнакомцу, нипочем не поверит!

– А, что, Кузьма Митрофанович, не сказывали они тебе об том, что, может, когда и возвернуться? – осмелившись, спросил у титуна дед Борис.

– Не сказывали! – сухо ответил ему Кузьма и нахмурил брови.

– Улетели и улетели! Чего почем зря языками-то молоть! – строго заметил он односельчанам. – Расходитесь ужо, да и за дела принимайтесь, нечего тут стоять!

Люди, неохотно вняв его повелению, медленно потянулись к деревне, то и дело оглядываясь назад, словно ожидали еще какого-то чуда, и, переговариваясь между собой, обсуждали исчезновение загадочных незнакомцев.

– И ты кончай реветь! – строго прикрикнул Кузьма на Софью, у которой по щекам катились слезы.

Онисья, которая и сама была расстроена не меньше дочери, участливо положила руку ей на плечо.

– Успокойся, Софьюшка, будет ужо! – нежно прошептала она девочке на ухо. – Вишь тятя сердится, ему это не по нраву!

И тут, Марийка, все еще стоящая лицом к поляне, и не сводящая взгляда с небосклона, словно очнувшись от забытья, неистово зарыдала.

– Да вы, что, все с ума посходили?! – строго воскликнул Кузьма. – Развылись, будто на похоронах!

Онисья подошла к Марийке и обняла ее.

– Ой, мамка, ой! – еще пуще зарыдала Марийка и уткнулась мокрым лицом Онисье в плечо.

– Да, что ты рыдаешь-то, они тебе чай не родня! – слегка смягчился Кузьма, глядя на неистовое горе, охватившее старшую дочь.

– Ой, тятенька! Люб он мне! Ой, как люб!

Кузьма удивленно поднял брови.

– Ну, что ты так смотришь? – упрекнула его Онисья. – Неужто и сам не приметил, как она, бедняжка моя, к нему присохла?

– К Алешке что ли?

– А то к кому ж еще?!

И Онисья, махнув на мужа рукой, уткнулась в плечо Марийке, а потом и сама зарыдала.

Кузьма же, глядя на своих рыдающих женщин, досадливо поморщился, и резко от них отвернувшись, направился к дому.

Они все еще стояли на опушке и утешали Марийку, когда до их слуха долетел отдаленный цокот копыт.

Онисья выпустила из объятий дочь и устремила взор на тропу, уходящую вдаль.

– Никак кто-то скачет?! – сказала она, увидев показавшихся вдалеке всадников.

Софья тоже вгляделась вдаль.

– Скачут прямо сюда! – подтвердила она. – Кажись, четверо их.

– Успокойся, дочка! – повелительно сказала Онисья Марийке. – Не след тебе перед чужими людьми слезы-то выказывать.

Марийка послушно выпрямила голову, подставляя соленое лицо ласковому ветерку.

– Вот так-то оно лучше! – подбодрила ее Онисья.

– Да, это кажись Никита Владимирович! – воскликнула Софья. – Слышь, мамка?!

– Точно! – кивнула Онисья, узнав боярина.

Никита Куренцов тоже узнал их и издалека помахал рукой.

Всадники остановили коней, а Никита спешился и подошел к женщинам.

Онисья склонилась перед ним в поклоне.

– Добро пожаловать, Никита Владимирович! – сказала она.

– И тебе добро, Онисьюшка! – ответил боярин и похлопал ее по плечу. А потом вдруг увидел, что лица всех троих его холопок заплаканы.

– Что-то невесело вы меня встречаете? – насторожился он, – уж не стряслось ли чего с Кузьмой?

– Да нет! – тут же успокоила его Онисья. – Он, Слава Богу, жив и здоров.

– Так чего ж вы такие расстроенные?

– Да так, девичьи капризы, Никита Владимирович. – Онисья небрежно махнула рукой в знак несерьезного отношения к слезам дочерей.

– Ну, ладно, ладно! – согласился с ее доводами Никита. – Оно всяко бывает, а у вас, у баб, слеза по всякому поводу про запас имеется.

Онисья грустно ему улыбнулась.

– А вы, что, на делянки наладились?

Онисья растерянно на него взглянула, не зная, что ответить.

– Да, нет, мы, Никита Владимирович, домой направляемся.

– Откуда ж вы путь держите? – удивился боярин.

– Да, отсюда и держим, – сконфузившись еще больше, сказала Онисья.

– Странно как-то она себя ведет, по всему видать, что у них что-то стряслось. – Подумал Никита, но вопросов пока задавать не стал.

– Ну, что ж, это хорошо, что домой! Нам сей же час обед потребуется, ведь я из Твери возвращаюсь! Побуду тут пару часов, и далее в Москву поскачу.

– Чего ж так спешно-то, Никита Владимирович? – удивилась Онисья.

– По делу требуется! А Кузьма-то ноне где?

– Дома он! Только что отселе в деревню подался!

– Ну, что ж, поскачем и мы, а ты Онисья, тоже поспешай, людей моих принимать станешь.

И Никита, проворно запрыгнув на коня, поскакал к деревне, увлекая за собою свиту.

Кузьма вернулся домой в плохом настроении. Чего греха таить, ведь он тоже привязался к своим гостям, и ему не меньше других было жаль с ними расставаться. А тут еще и Марийка! Вот ведь незадача, будет теперь девка страдать попусту! – Да, – с грустью подумал он, – не было печали! – И направившись в горницу, прилег на лавку от нечего делать. Однако ему не лежалось. – Может пойти на двор, да заняться делами? – мельком подумал он. – Нет, с таким настроением ему и делать ничего не хотелось. Покрутившись еще минут пять, он поднялся с лавки и направился в сени за самогоном. Вернувшись в горницу, подсоединил шнур к стоящей в углу аккумуляторной батарее, включил простенькую видеодвойку, оставленную в подарок незнакомцами и, плеснув в ковшик спиртного, снова улегся на лавку.

Никита Куренцов тем временем подъехал к дому, и, спешившись раньше своих людей, привязал коня к изгороди.

– Эй, кто-нибудь, возьмите коня! – крикнул он.

На его зов никто не откликнулся.

– Куда ж они все подевались? То, бывало, холопов во дворе пропасть, а сейчас как назло, ни одного не дозовешься.

– Эй, Кузьма? – снова крикнул он, но ему вновь ответила тишина.