Текст книги "Дикие"

Автор книги: Татьяна Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Правда? Тебе в самом деле хорошо?

– Конечно! Разве ты этого не чувствуешь?

Они смотрели друг на друга несколько мгновений, в течение которых сердце Валерии готово было выпрыгнуть из груди.

– Почему он меня не целует? – недоумевала она, – ведь ясно же, что ему очень этого хочется!

А он просто не смел, и изо всех сил боролся с желанием прикоснуться к ее трепещущим, жаждущим поцелуя губам! Ее молодость, чистота и сияющее в совсем еще детских глазах глубокое чувство, не давали ему права на этот поцелуй!

– Ну, почему? – терзалась Валерия, продолжая испепелять его страстным взглядом! – Может, может я кажусь ему недотрогой, девочкой, которая ни разу не целовалась, и он думает о моей реакции на свои действия?

Она улыбнулась и стремительно обвив его шею руками, прильнула к губам, так, что он даже и сообразить ничего не успел!

– Нет! – прошептал он испуганно. – Нет! Я не могу этого сделать!

Она отпрянула от него, стыдливо потупив глаза, скрывая обиду.

– Ты, что, женат, там, у себя? – и показала рукой в небо.

Игорь усмехнулся.

– Как смешно ты сказала "там у себя"!

– Не важно! – чуть не плача ответила она.

– Нет, я не женат!

– Значит, у тебя есть любимая девушка, и ты не можешь ей изменить?

– Дело совсем не в этом!

– Как не в этом? Конечно в этом! У меня "там" тоже есть парень! Но, Игорек, они же там, а мы сейчас здесь, совсем в другой жизни, и разве нам плохо вдвоем в этот миг?!

Игорь внимательно на нее посмотрел.

– Ты рассуждаешь сейчас совсем как взрослая!

– А я и есть взрослая! Разве ты не увидел это в моих глазах?

После этих слов его взгляд полыхнул желанием, и, усмиряемый силой воли, снова угас.

Валерия же, перехватив этот страстный блеск в его глазах, вновь протянула к нему руки.

– Нет! – решительно сказал он.

– Понятно, ты ее любишь! – сказала она, и почувствовала, как к горлу подкатывает слезоточивый ком.

– Да нет у меня никакой девушки! – воскликнул молодой человек, глядя на ее удрученное лицо.

– Нет?

– Нет! – я же сказал, что дело совсем не в этом!

– А в чем?

– В том, что ты еще очень молода, и я просто не имею права этим воспользоваться!

– А! – и она с облегчением вздохнула.

– Ну, если дело только в этом, я обещаю тебе повзрослеть в самые короткие сроки.

– Да, шутки у тебя получаются очень пикантные! – засмеялся Игорь.

– Я не шучу! Я уже повзрослела за это время! Особенно за сегодняшний день, ведь я спасала тебя как самая настоящая героиня!

– Да, что правда, то правда! – улыбнулся Игорь.

– Правда?! – возмущенно передразнила его Валерия.

– И какая мне за это благодарность? – она надула губы.

Он наклонился и поцеловал ей руку, а потом прикоснулся губами к другой.

– Прости, Валерка, но если я прикоснусь к твоим губам, шутки уже не получится!

А я ее и не жду! Мало того, мне сейчас совсем не до шуток! – она поднялась на мысочках, и, закрыв глаза, потянулась к нему.

Но ожидаемого, как ей казалось, теперь уже неотвратимого поцелуя, не последовало! Девушка ощутила его горячие губы на своем виске.

– Прости! – прозвучал его шепот над ухом.

Непонимание, обиду, уязвленную девичью гордость и еще бог знает что прочел он в ее глазах вскинутых на короткий миг. А потом она отвернулась и помчалась прочь.

Игорь бросился за ней, стараясь не выпустить из вида в темноте.

– Постой, Валерка, постой! – и, настигнув ее через некоторое время, схватил за руку.

Игорь повернул ее к себе. По щекам девушки катились беззвучные слезы.

– Валерка, ты…. ты, что?! Прости меня, прости, пожалуйста! Я не думал, что ты воспримешь все это серьезно!

– Что ж, по твоему, любовь не серьезное чувство?! Как знать, буду ли я еще когда-нибудь испытывать что-то подобное! И сегодня, сейчас, здесь ты смог бы сделать меня очень счастливой, хоть на один день, хоть на одно мгновение!

– На один день, на одно мгновение?! Но как я после этого посмею посмотреть тебе в глаза? В глаза твоим родителям?

– А вот они тут совсем не причем!

– Очень даже причем! И я, уважая их, даже помыслить не могу о том, чтобы тебя оскорбить!

– Оскорбить? – Валерия удивилась.

А почему не осчастливить? Да, ты, видно и впрямь слишком взрослый, со своими старомодными взрослыми запретами, со своим дурацким предвидением последствий, со своей неспособностью оценивать великие мгновения и…

– Замолчи! Если ты скажешь еще хоть слово, я не слажу с собой!

– Ну, так не сладь! – воскликнула она и подняла на него глаза полные слез и непомерной любви. – Поцелуй меня один раз и мы больше никогда не вспомним об этом!

Его поцелуй был страстным, нежным, головокружительным! И Валерия не могла отдать себе отчета в том, сколько он длился! Она только чувствовала, как ее сначала кидало в жар, а потом по всему телу пробегал озноб, и после этого вся она растворялась в сладостной неге и пропадала, проваливалась куда-то в темноту, в ночь, в небытие!

Они в полном молчании подплыли к берегу, где их дожидались Алексей и Марийка.

ГЛАВА 13

Савелий Никонорович, расположившись на широкой лавке после ужина, велел домашним себя не беспокоить, ибо мысли его по прежнему были заняты загадочным незнакомцем, невольно попавшим сегодня в Тайный приказ. Странные предметы, принадлежащие его непокорному узнику, а особенно один из них, который сам по себе выдавал картинки с портретами, не давали строгому главе Тайного приказа покоя, и как он не пытался объяснить самому себе происходящее, у него ничего не получалось. Оттого-то хмурый супруг добропорядочной толстушки Софьи Семеновны Бобруйской пребывал в преотвратительнейшем настроении, и даже легкие ласки и сияющий обожанием взгляд его моложавой жены, не смогли, как обычно, доставить ему удовольствия. Промучившись час кряду над какими-то догадками и пустыми поисками их мало– мальски толковых доказательств, он, в конце концов плюнул на это, и, затушив свечи в горнице, перебрался на кровать. Но его спокойному сну не суждено было состояться, ибо через какое-то время в дверь робко постучала Софья Семеновна и сообщила супругу, что на дворе его дожидаются Иван Головинов и Афанасий Серебренников.

– Ой, Савушка! Иди скорей! – возбужденно воскликнула она, – видать напуганы они чем-то, аж до полусмерти.

Савелия Никоноровича опалило жаром.

– Арестант! – тут же подумал он, и где-то в глубине души ему аукнулось, что, может, зря он с ним связался.

По дороге в подвластное ему заведение, он с особым вниманием выслушал каламбурный рассказ своих подчиненных о том, как они, уж было, совсем успокоившись после странных событий сегодняшнего дня, вернулись к обычным делам, и как в этот самый момент внезапно открылась дверь в приемную, аккурат со стороны трапезной комнаты.

– И в проеме показался наш давешний арестант, тот второй, которого вы изволили в "темную" поместить. – Докладывал Иван Головинов.

Савелий Никонорович раздраженно сплюнул.

– Да, кто ж его выпустить посмел?!

– Да, бог его знает, Савелий Никонорович, как оно сие получиться смогло.

– Ну?

– Ну, вот, значит! Показался, и в тот же миг забросил к нам в приемную какие-то неведомые штуковины.

– Опять неведомые!

– В том-то и дело, Свавелий Никонорович, – подтвердил Афанасий Серебренников. – Да, еще какие!

– И они, эти штуковины тут же начали шипеть и вертеться яко живые, – строго взглянув на Афанасия, чтобы тот его не перебивал, сообщил далее Иван Головинов. – А опосля от них навалило столько дыму, аж сердце зашлось, да к тому же и глаза застлало слезами. Мы, Савелий Никонорович, все в единый миг чихать да кашлять начали. А арестант наш аккурат в этот момент быстро прошмыгнул через приемную к выходу. Да не один, а с какой-то девкой, которая, срамно сказать, находилась в одном исподнем.

– С девкой? – удивился Савелий Никонорович.

– Ага! – подтвердили в один голос его подчиненные.

– Да отколь же она взялась, эта девка, да еще, срамница, в одном исподнем?

– А вот это, Савелий Никонорович, и вовсе неведомо! Мы опосля спросили у стража, не входила ли она сперва в здание. И он ответил, что не входила. Такую, говорит, я бы никак не пропустил!

И вдруг Савелий Никонорович, что-то соображая на ходу, резко остановился. Ибо в этот момент ему вдруг подумалось, – а не та ли это самая девица, с которой арестант разговаривал в "темной", после того, как он туда его затолкнул? – Да!… Но как она могла там очутиться, черт возьми!

Едкий дым, распространившийся по всему Тайному приказу, и еще не выветрившийся до конца, резко ударил в нос Савелию Никоноровичу и заставил его прослезиться. Отворив дверь в приемную и переступив порог, он очутился один на один с незнакомыми предметами, лежащими на полу и все еще источающими тонкие дымовые струйки. Никто из подчиненных не решался войти в эту комнату, после того, как они, атакованные новым сюрпризом незнакомца, едва нашли в себе силы вырваться наружу. И потому, любезно предоставив главе сего заведения, первым заняться обследованием шипящих диковинок, скромно стояли на пороге, наблюдая за ним.

Савелий же Никонорович, подавляя в себе страх, чтобы не ударить в грязь лицом перед персоналом, опустился на корточки и присмотрелся к одной из диковинок, после чего обернулся к окружающим.

– Чего ж вы напугались-то?! – Да эти штуки походят на самые что ни наесть пушечные ядра, только меньше размером, вот и все! – и он спокойно взял в руки дотлевающую дымовушку.

– Во, видали! И нечего тут бояться, они, поди, не живые, а потому и не кусаются. Афонька, и ты, Андрюха, немедля соберите их в плошку и вынесите отсюда вон!

Афанасий Серебренников почесал затылок и нехотя переступил порог.

– А куда нести-то?

– Оставьте покуда во дворе, чтоб они больше тут не дымили, а там посмотрим. – Предусмотрительно сказал мудрый начальник.

Афанасий и Андрей с опаской принялись выполнять поручение Савелия Никоноровича, подхватывая неизвестные предметы осторожно, двумя пальцами, и опуская их в плошку для мусора. Как только им удалось с этим справиться, Савелий Никонорович пригласил в приемную всех остальных, и первым делом принялся допытываться, кто из них посмел выпустить арестанта из "темной".

– Да мы, Савелий Никонорович, из приемной-то после Вас не выходили! – убедительно доказывал начальнику Иван Головинов. – Все как есть тут сидели. Может его страж выпустил, или еще кто без нашего ведома?

– Так почему ж вы ничего не разузнали?

– Да, мы так напугались, что об том и подумать не смели!

– Не смели они! Ишь, какие пугливые! Он дыму напустил, всего и делов-то, а они, гляжу, все как один от страху в штаны понапускали!

– Да, кто ж знал, что дело только одним дымом и обернется, Савелий Никонорович! – тоном, просящим снисхождения, промямлил Иван Головинов. – От такого можно чего хочешь ожидать!

– Ладно, молчи ужо! – строго повелел ему Савелий Никонорович. – Теперь ночь, а завтра поутру весь Приказ на ноги поднимите и разведаете, кто сию дверь открыть посмел!

– Да, она, Савелий Никонорович, дверь-то эта, того! – загадочно изрек дед Прохор, и многозначительно посмотрел на начальника.

– Что, значит, того? – насторожился Савелий Никонорович, который несказанно устал от неожиданных сюрпризов сегодняшнего дня.

– Того она, закрыта на щеколду! Я сам видел. Как только Афонька с Андрюшкой за Вами побежали, я шасть в трапезную-то, думаю, может чего нового примечу. Глядь, а дверь-то закрыта.

– Ну и что?

– Так может, ее никто и не открывал, а Савелий Никонорович?

– Ты, Прохор, говори, да не заговаривайся! – строго прикрикнул на старика Глава Тайного приказа. – Как это, никто не открывал?! Он, что ж, арестант этот, по воздуху что-ли из "темной" вылетел?

– Кто его знает! – тихо произнес дед Прохор, и пожал при этом плечами.

– Ох, и заморочил же вам мозги сей арестант! И чего вам всем придумалось считать его каким-то особенным? Таким, словно он и не человек вовсе! – возмутился Савелий Никонорович.

– Может, вы и впрямь считаете его божьим посланцем, а?

На этот вопрос начальника подчиненные ответа не дали, и, чтобы избежать встречи с его недовольным, пытливым взглядом, все как один, опустили головы.

– Да вы, что с ума стронулись? – Савелий Никонорович возмущенно топнул ногой. – Все его проделки, ни что иное, как самые обычные скоморошьи фокусы!

– Ишь, закрытая дверь их удивила! Кто-нибудь выпустил его, да и закрыл ее следом, чтоб побег не сразу в глаза бросился. Или сам он, не будь дураком, захлопнул ее на щеколду.

– По рассуждению, может, оно и правильно, Савелий Никонорович, – снова вступил в разговор дед Прохор. – Но токмо сомнительно, чтобы кто-то из наших открыл ту дверь, противясь Вашему приказу. И потом, я еще не все сказал-то!

– Не все? – перебил его раздраженный начальник. – Ну, так говори!

– Ну, я это, значит, стою, гляжу на эту самую дверь, и думаю, а чего это она закрыта?

– Да, что ты заладил как истукан, закрыта, закрыта! Сказал ужо, чего об том пересказывать! – закричал Савелий Никонорович, окончательно теряя терпение.

– Я токмо хотел сказать об том, что в этот самый момент приметил, что из щели свет падает!

– Из щели? – удивился Савелий Никонорович, а за ним и все остальные.

– Ты, что же, хочешь сказать, что в "темной" кто-то запалил свечи, после того как оттуда арестант убег?

– Не знаю, свечи там, аль нет! Но токмо сдается мне, что от свечей такого света не бывает.

– Какого "такого"?

– Он, Савелий Никонорович, свет этот, не колыхался совсем в щели-то. Свечи, они ведь колышутся, когда горят, и свет, который от них на щель падает, тоже колышется. А этот совсем не таков!

– А каков же?

– Стоячий он какой-то, да зело яркий! Цвету не желтого, а белесого более!

Савелий Никонорович махнул рукой.

– Тебе, Прошка, тот свет, поди, с перепугу померещился! Ну, отколь ему там взяться, если я самолично отправил туда арестанта без всяких свечей! А вносить их туда, да к тому ж зажигать, опосля его побега и вовсе никому не пристало бы!

– Не померещилось мне! – воспротивился несправедливому поклепу старый служака-дьяк. – Сходите и сами посмотрите, коль есть охота!

Савелий Никонорович, у которого уже начинала болеть голова, не тронулся с места.

– Ладно, сходите и посмотрите. – Сказал он подчиненным.

Иван Головинов первым двинулся в сторону трапезной, жестом приглашая остальных последовать за собой.

Они вернулись через пару минут и доложили начальнику, что из щели "темной" действительно видится свет.

– Так, что ж вы туда не заглянули?

Иван Головинов молча пожал плечами.

– Тут, Савелий Никонорович, подумать надо. А вдруг арестант еще чего припас по нашу душу.

– Ты, Иван уж зело осторожный! Чего тебе его припасы? От них сегодня еще никому ни умереть, ни покалечиться не довелось!

И грузный глава Тайного Приказа, кряхтя, отодвинул стул, выбираясь из-за стола.

Они приблизились к двери под предводительством своего героя-начальника, который самолично отодвинул щеколду, и, подавая пример остальным, смело распахнул дверь. Яркий свет электрического фонарика, забытого впопыхах Валерией на куче соломы, тут же ударил ему в лицо, мгновенно усмирив бравую удаль главы Тайного Приказа, и заставил его грузное тело стремительно отпрянуть назад.

Этот стремительный выпад не остался безобидным для стоящего рядом с ним Ивана Головинова, ибо именно его тщедушная грудь приняла на себя прямой удар широкой спины Савелия Никоноровича, и дьяк тут же рухнул на пол, как подкошенный. Все остальные, стоящие сзади этих двоих, и не понявшие причины, побудивший Савелия Никоноровича сбить с ног своего заместителя, однако, усмотревшие в этом акте прямую для себя угрозу, исходящую из освещенной "темной", тут же пустились наутек.

– О, ох! – простонал Иван Головинов не то от испуга, не то от удара, полученного при падении, однако тут же лихо вскочил на ноги.

– Че… чего там, Савелий Никонорович? – прошептал он, пытаясь разглядеть в темноте выражение лица своего начальника.

– Не знаю. – Ответил тот, и, на всякий случай, сделал еще шаг назад, отступая от ненавистной коморки.

В этот момент скрипучая тяжелая дверь "темной", тронутая сквозняком, повеявшим из открытого Алексеем окна, стала медленно закрываться, и, как показалось нашим доблестным служителям Приказа Тайных дел, зловеще захлопнулась, оставив их один на одни с темнотой царящей в трапезном зале.

– Матерь божья! – панически воскликнул Иван Головинов, обнаружив, что в трапезной их теперь только двое, а все остальные находятся по ту сторону, схоронившись за дверью приемной. – И, что есть мочи, рванулся к сослуживцам.

Савелий Никонорович, у которого больше не было сил бороться со своим страхом, немедленно последовал его примеру, и через минуту они оба очутились в приемной.

Бледное, растерянное лицо начальника с расширенными от недоумения глазами, несказанно поразило подчиненных, которые тут же подумали, что он увидел за дверью "темной", по меньшей мере, какого-нибудь огненного змея немыслимой величины, а не маленький, загадочный светящийся предмет неизвестного происхождения. Все молча смотрели на него, не смея задать ни единого вопроса, пока, наконец, он не опустился на лавку и не заговорил первым.

– Андрюшка, а каков ты говоришь был тот огонь, которым первый арестант помахал тебе перед ликом?

– Ярким таким, Савелий Никонорович, наподобие солнца, только маленьким.

– Во, во! И там такой же!

– И чего ж мы теперь будем делать-то? – испуганно спросил Иван Головинов.

– Пока не знаю. – Ответил Савелий Никонорович. – Надо подумать!

Подумать-то было надо, но никто из присутствующих не способен был дать начальнику ни одного толкового совета, да и сам он не мог найти никакого выхода из создавшегося положения. А время, между тем, уже давно перевалило за полночь, и унылых работников Тайного Приказа, то и дело пронимала зевота. Савелий Никонорович, глядя на сонных подчиненных, и сам временами подумывал о своей мягкой перине и не менее мягкой Софье Семеновне, лежащей с ним рядом на этой самой перине.

– Может плюнуть на этот проклятый свет, а завтра утром на свежую голову придумать какой-нибудь план по его обследованию и мерам предосторожности? – рассуждал он, – авось дело и сладится. Или обратиться к Степану Борисову, – начальнику стрелецкого подразделения. – А, что, это хорошая мысль! Пусть стрельцы возьмут оружие и сами разберутся с этим нечестивым явлением. А с другой стороны, коль это окажется каким-нибудь пустяком, или очередным фокусом незнакомца, какой позор тогда будет ожидать его, Савелия Никоноровича Бобруйского, – начальника Тайного Приказа! Да! И этак не придумаешь, и так не годиться!

– Ну, вот что, братцы! – сказал Савелий Никонорович. – Отправляйтесь-ка по домам. Об вопросе том завтра подумаем, а ноне оставим стража у входа в здание, и если что, он меня первым оповестит о чем надо.

Савелий Никонорович прикоснулся к подушке с единой мыслью, – дай бог, чтобы этот проклятый свет наутро совсем исчез, и даже помолился по этому поводу гораздо тщательней, чем по обычной вечерней молитве на сон грядущий. Однако, утром явившись в Тайный Приказ, ничего утешительного не услышал. Дед Прохор заявил, что щель по прежнему светится, и что он, побывав сегодня в трапезной раньше остальных, обнаружил открытое окно, на которое они вчера в темноте не обратили внимания.

– Стало быть, арестанта этого выпустил тот, кто смог пролезть в это самое окно, а так как отверстие было небольшим, то можно предположить, что пролезла в него как раз та самая девица в исподнем, с который арестант и прошел мимо нас через приемную. – Высказал свою версию дед Прохор.

– Ага! Уже кое что проясняется! – обрадовался Савелий Никонорович и на сей раз похвалил старого служаку.

– И с этим светом разберемся! – сказал он, обнадеживающе поглядывая на подчиненных. – Ничего, ничего!

Затем, усевшись за стол, вытащил из ящика вчерашние фотографии, и, обнаружив, что изображения с них не исчезли, снова положил на место.

– Ничего, ничего, придет черед, мы и с этим разберемся! – снова сказал он, убеждая не то самого себя, не то окружающих.

– Мы этот клубок все равно распутаем! Андрюшка, беги к Степану Борисову и все ему обскажи, по мере понятности, а потом вели прислать сюда стрельцов с ружьями. Будем темную открывать!

Андрей Краюшкин кивнул головой в знак сиюминутной готовности и тут же поспешил к выходу.

– Андрюшка, постой! – крикнул ему вслед Савелий Никонорович. – Вели Борисову непременно прислать сюда Никиту Проскурина и его тупоголового братца Ивана.

Стрельцы, в количестве семи человек, среди которых находились Никита и Иван, прибыли спустя два часа. И Савелий Никонорович, сопровождаемый подчиненными, не теряя времени, повел их к злосчастной двери.

– Так, что, Савелий Никонорович, палить что ль сразу в этот свет? – спросил у него Никита, который считался главным среди стрельцов.

– Тебе бы только палить! – упрекнул его глава Тайного приказа. – Палить будете только в том случае, если этот свет начнет нападение и захочет причинить какой-либо смертельный вред, а покуда надо провести его обследование!

– Ясно! – ответил Никита и велел стрельцам с ружьями взвести курки, выстроившись в ряд аккурат напротив двери. После этого он приказал двоим дюжим молодым стрельцам выйти из строя.

– Ты, Васька и ты, Авдей, пойдете туда, а все остальные вас прикроют, если что.

Сам же, Никита Семенович, примостился у левого фланга своего немногочисленного строя, так, чтобы ему было удобно наблюдать за предполагаемым исследуемым объектом.

– Стрелять только по моей команде! – предупредил он стрельцов, после чего три раза перекрестился.

– Ну, Василий, открывай!

Стрелец осторожно открыл дверь, и яркий свет ударил в лицо стоящим, заставив их невольно охнуть, а Авдея с Василием с опаской оглянуться назад.

– Идите, идите! – скомандовал им Никита. – Если он только посмеет шелохнуться, мы тут же откроем пальбу.

Молодые люди осторожно двинулись вперед, и так как неизвестный объект не проявил никакой активности, вскоре очутились возле него.

– Ну, что там? – спросил Никита, когда они остановились.

– Да тут, Никита Семенович, какая-то трубочка на соломе лежит, которая и светит прямо на вас одним концом. – Ответил Авдей.

– Трубочка, говоришь?

– Ага!

– А великая ли?

– Не, маленькая.

– Ну, так ты ее потрогай.

– Да, что-то боязно, а вдруг она горячая, или заключает в себе какую другую опасность?

– Не робей, не робей, Авдеюшка. Мы, если что, так в нее пальнем, что будь здоров!

– Ага, пальнете! А заодно и руку мне отстрелите.

– Я лучше сначала дотронусь до нее соломой. – И он поднял с пола пучок соломы. После этого осторожно протянул руку и не без испуга прикоснулся этим пучком к фонарику.

– А он, это, ничего, молчит! – радостно сообщил Авдей во все глаза наблюдающим за ним людям.

– Чего дальше-то делать, Никита Семенович?

– Так, что, Авдей, не почуял ли ты, идет от него жар или нет?

– Кажись не идет! Сейчас проверю. – И он, осмелев, дотронулся до фонарика пальцем.

– Не, он не горячий!

Никита недоуменно посмотрел на Савелия Никоноровича.

– Не горячий, говорит! Это как же так, коли он горит?

Глава Тайного приказа ничего ему на это не ответил, сам удивляясь такому факту не меньше его.

А вконец осмелевший Авдей, который, в силу своей молодости не мог относиться к опасности так серьезно, как его главенствующие начальники, теперь уже прикоснулся к фонарику рукой, и даже пощупал черную рифленую поверхность.

– А она, эта штука, кажись, легкая. Может его поднять?

– Попробуй, – тут же посоветовал ему Никита.

И Авдей взял фонарик в руку, а потом, как самый настоящий герой, торжественно вынес его из "темной" в трапезную комнату, заставив всех собравшихся расступиться перед ним.

– Куда его покласть-то?

– Положь на стол! – приказал стрельцу Савелий Никонорович. – И Авдей, сопровождаемый собравшимися в зале людьми взял курс к большому обеденному столу, застланному красной суконной скатертью, после чего положил фонарик на самую его середину для всеобщего обозрения.

– О! – констатировал он, – тут на свету эта штуковина горит не так ярко! Гляньте-ка, только метку на скатерке оставляет подле себя и все!

Стрельцы и служащие Тайного приказа тут же обступили диковинный предмет со всех сторон, и, осмелев, принялись по очереди до него дотрагиваться.

– И что ж сие есть-то? – покачивая головой удивился Никита Проскурин, – а Савелий Никонорович?

– Полагаю, что сей предмет является одной из диковинок принадлежащих нашему последнему арестанту, который пришел на выручку первому, доставленному сюда тобой и Иваном.

– Во как! – удивился Никита. – Выходит, я не напрасно проявил бдительность, а Савелий Никонорович?

– Полагаю, что не напрасно! Пойдем-ка, Никита с тобой потолкуем о первом твоем арестанте. – И они отправились в приемную, притворив за собой дверь.

Савелий Никонорович уселся за стол, предложив стрельцу расположиться на лавке против него.

– Расскажи-ка мне Никита про девицу Марийку, которую ты встретил вместе с нашим первым арестантом, и которая называла себя Куренцовской холопкой. – Задал он ему свой первый вопрос.

– А чего про нее рассказывать-то? Обычная вроде девка.

– Расскажи, как она выглядела.

Никита, немного призадумался, после чего довольно точно описал портрет Марийки.

– Нет, подумал Савелий Никонорович, вчера со вторым арестантом была другая девица, если верить тому, как описали ее подчиненные. Хотя, они были так напуганы, что вполне могли и ошибиться.

– Так, так! Стало быть, называла себя куренцовской холопкой и говорила, что тятя у нее в титунах у Куренцова в Зареченском селе. – О чем-то раздумывая, повторил Савелий Никонорович. – Да, придется, видать наведаться к Никите Куренцову. Эх, зря ты, Никитка ту девицу не привел сюда вчера вместе со своим арестантом.

– Да разве ж я мог знать, что оно вот так все обернется, Савелий Никонорович? Да кабы я знал, нипочем ее не отпустил бы!

Глава Тайного приказа безнадежно махнул рукой.

– А, что Савелий Никонорович, зело опасны они, ай еще чего?

– Да, кто их знает, опасны или нет, но мозги людям заморочить могут так лихо, что и на ум не взойдет! А посему, может, и вынашивают какой-либо опасный план, кому это ведомо! От того-то поймать их и требуется!

– В общем, так, Никита! Пошли сейчас кого-нибудь из своих к Степану Петровичу и скажи, что стрельцов ваших я ноне оставляю у себя для важного дела, а потом заберешь остальных и вместе с моими ребятами отправитесь в обход по Москве. Перво наперво наведайтесь на рынок, опосля на площадь, и вообще, побродите там, где более всего народу бывает. Глядишь, и встретите кого из давешних арестантов, а ты с братом своим Ванькой, может и девицу эту приметишь. Только не ходите все разом! Разделитесь на две группы, так-то оно будет надежней. Ах, да, вот еще что! Отыщите на рынке давешнего книготорговца и всех, кто был рядом с ним, когда эти аферисты книги выбирали.

Добротные каменные палаты боярина Никиты Куренцова располагались в самой середине Белого города, как раз напротив «изящного дворца» дипломата Матвеева, – видного деятеля боярской партии Нарышкиных, возможно по причине того, что Никита Владимирович был не столько приближен к царю, сколько к самому Матвееву, являясь первым его помощником и доверенным лицом. Палаты были выполнены целиком из белого камня и обрамлялись широким двором, с прилегающим к нему небольшим лугом, и, глядя на них, всякому прохожему было понятно, что здесь проживает не только богатый, но и высокий по своей государственной значимости человек.

Сюда-то и прибыл Савелий Никонорович с визитом аккурат по полудню, и, осведомившись у куренцовских слуг, дома ли хозяин, получил положительный ответ, после чего велел доложить о себе и, извинившись, попросить аудиенции. Ждать ему пришлось недолго, ибо уже спустя четверть часа, он был приглашен в боярский дом.

Приемная зала, в которую слуга провел нежданного гостя, была обставлена добротной польской мебелью, включающей в себя изящные "гнутые" элементы. Высокий стол, и стоящие вокруг него стулья с закругленными возвышающимися спинками, размещался посередине залы. В левом от входа углу, как раз под образами, стоял низкий комод на изогнутых ножках. Другой, противоположный угол был занят высоким выступом печи, простирающейся до самого потолка. Печь была тщательно выбелена и в некоторых местах расписана сине-голубым узором. Вдоль стен, на которых висело несколько фряжских листов и незатейливых картин в деревянных рамках, стояли лавки для приглашенных. На одну из них и присел Савелий Никонорович, в ожидании хозяина.

Вскоре Никита Владимирович вышел из внутренних комнат, представ перед главой Тайного приказа. На нем был легкий домашний кафтан, расшитый серебряной нитью и подпоясанный плетеным кушаком, доходящий боярину почти до пят, и белая рубаха такой же длины, выглядывающая из под полы кафтана.

– Здорово, Савелий Никонорович! – громко поприветствовал он знакомого чиновника. – Давненько мы с тобой не встречались! Поди стряслось чего, коль ты ко мне с визитом прибыл, а?

Савелий Никонорович встал с лавки и низко склонил голову перед важным боярином.

– И Вам желаю здравствовать, Никита Владимирович!

– Садись, садись! – сказал хозяин дома, и дружески похлопал чиновника по плечу. После чего опустился на лавку рядом с ним.

– Ну, рассказывай, что у тебя стряслось?

– Да, ничего пока не стряслось, Никита Владимирович, слава тебе господи! – Савелий Никонорович перекрестился. – Токмо, по долгу службы, имеется у меня к Вам один вопрос.

– Ну, говори!

– Есть ли у Вас в селе Зареченском титун, у которого дочь зовут Марийкой?

Никита Куренцов удивленно поднял брови?

– Да! В титунах у меня там Кузьма Стародубов, и у него есть дочь Марийка.

– А брата ее как зовут, не Алексеем-ли?

– Да нет у нее никакого брата, токмо сестренка малая, Сонька.

– А двоюродного с таким именем тоже не имеется, или вам неведомо?

– Почему неведомо?! Не имеется! Ни двоюродного, ни троюродного! У Кузьмы было два брата, и оба они на войне погибли, еще будучи не женатыми, а потому и детей после себя оставить не успели. А жена его, Онисья и вовсе сирота.

– Я так и думал! – огорченно вздохнул Савелий Никонорович.

– Да, что случилось-то, Савелий Никонорович?

– Да, тут такое дело приключилось, Никита Владимирович, что и не знаешь, как рассказать! – и начальник Тайного Приказа, махнув рукой, поведал Никите Куренцову о вчерашних событиях.

– Ну и дела! – удивленно покачал головой его собеседник, – ну и дела!

А потом со всей ответственностью принялся уверять Савелия Никоноровича, что девица, с которой стрельцы встретили первого арестанта, никак не могла быть Стародубовой Марийкой, хоть по описанию и очень на нее походила.

– Видать, девица эта ваша видела Марийку, и приметила, что очень они друг на друга походят, оттого, при случае ею и назвалась!