Текст книги "Когда забудешь, позвони"
Автор книги: Татьяна Лунина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Хорошо! Когда и где?
– В девять утра, годится?
– Вполне.
– Отлично! Записывай адрес.
Утром понедельника, ровно в девять кандидат в замы стучался в филенчатую дверь, окрашенную светлой краской. Маленькое кирпичное строение, притулившееся в углу большой вычищенной территории, было уютным, домашним и напоминало скорее домик старой девы, чем офис автобазы. На окнах – веселенькие занавески с рюшами, на подоконниках – цветочки. Об истинном предназначении этого гнездышка докладывал лишь допотопный стук пишущей машинки, утверждая, что здесь – контора, а не девичья светелка. Однако девица в кудряшках все же была, и она предложила Борису войти в кабинет.
– Приветствую, Борис Андреич! Рад твоему приходу и очень надеюсь, что после нашего разговора не уйдешь.
И он оказался прав. Понедельник стал первым рабочим днем заместителя директора ЗАО «Стежка».
Фролов, заметив реакцию новичка на подбитое ветром название, ухмыльнулся.
– Вывеска несерьезная? Зато под ней серьезный народ трудится. Каждому, как себе, верю. Шлак у нас с годами отсеялся, осталось чистое золото. А название придумала моя покойная супруга. Как откажешь любимой женщине?
И в самом деле: главное не форма – суть. Легкомысленное «Стежка» вывело на прямой путь замечательных людей, прошив их друг в друга накрепко, не разодрать. За прошедшие десять месяцев Борис понял одну простую истину: правда там, где искренность и честь. Они были открыты и неподдельны – водители-дальнобойщики. Радовались – от души, злились – от всего сердца. И никогда не сдваивали эти чувства. Превыше всего здесь ценились надежность и доброе имя. Быть дрянью невыгодно – такую формулу вывел для них собственный опыт; следуя ей, они неплохо зарабатывали и уверенно смотрели в завтрашний день. Не сразу так сложилось, не все было гладко. Случались на первых порах и подставы, иногда дело доходило до серьезного мордобоя – деньги часто туманят мозги.
ЗАО «Стежка» появилось в девяносто втором, а до этого директор автобазы Фролов создал при госпредприятии маленький кооператив. Не с жиру или авантюризма, а по велению совести. Землетрясение в Спитаке восемьдесят восьмого года не оставило равнодушным никого из шоферской братии заурядной автобазы, и на общем собрании решили помотаться в район бедствия с медикаментами. Благо, у главного инженера жена работала в аптечном управлении. Но сверху ответили «нет», и подневольные работяги повезли на Украину пестициды. Однако упрямый директор не успокоился да на свой страх и риск создал при автобазе кооператив: что не запрещено – разрешено. Не дожидаясь завершения формальностей, пара фур, груженная ватой, бинтами и лекарствами, помчалась в Армению. С тех пор прошло больше десяти лет. Маленький кооператив превратился в добротное коммерческое предприятие, со своим уставным капиталом, акционерами и незыблемой репутацией на рынке грузовых перевозок. Водители-собственники прочно стояли на ногах, дорожили авторитетом и на дух не подпускали проходимцев, рвачей и выжиг.
Первая зарплата приятно удивила: она была вполне сопоставима с заработком бывшего директора фирмы, а профессорскую превосходила в несколько раз. Похоже, жизнь налаживалась. В выходные копался в приборе, восстанавливал записи. Иногда распивал чаи со своим зеркальным тезкой. Фролов, как ни странно, был очень одинок. Хронический трудоголик друзей не нажил, жена умерла три года назад, детей Бог не дал. Зарождающаяся дружба грела обоих. Однако последнее время Андрей Борисович стал вызывать беспокойство. Он похудел, появились приступы непонятной боли. Но нездоровье мало трогало директора. Его волновало что-то другое, и причину этой тревоги Борис не знал.
На столе секретаря зазвонил внутренний телефон. Глебов, заскочив в приемную пополнить запас бланков, услышал:
– Хорошо, Андрей Борисович! Он как раз здесь. – Зина положила трубку. – Борис Андреевич, вас просит зайти Андрей Борисович. – И еле сдержала улыбку: ну до чего смешное сочетание!
– Извини, что отрываю от дел. – Фролов встал из-за стола, пожал руку, прошел к креслу рядом с журнальным столиком в углу и указал на соседнее. – Присядь, поговорить надо.
Зная некоторые привычки директора, его зам понял, что разговор предстоит серьезный.
– Слушаю внимательно, Андрей Борисович!
– Тебе говорит о чем-нибудь фамилия Баркудин?
– Приходилось слышать, – сдержанно ответил Борис.
– И что?
– Тварь, – кратко высказался зам.
Директор надолго замолчал, потом вытащил «Беломор», задымил и, уставившись в стену, доложил:
– Думаю, он хочет меня убрать.
– Каким образом?
– Самым надежным, – спокойно пояснил Фролов и посмотрел в глаза: – Убить.
Апрель, 2003 год
Оторваться было невозможно. Глупо, смешно, безрассудно, внезапно и – неотвратимо. Где реальность, где иллюзия, где жизнь, а где игра – все спуталось, сбило с толку, вздыбило разум и разлилось огнем по телу, опаляя губы и кожу.
– Стоп, снято! – Вересов сиял, как новенький пятак. – Эй, ребятки, съемка закончена!
Опомнившись, Ангелина откатилась от Олега.
– Да что ж ты такая прыткая, как шайба хоккейная! – рассмеялся рядом Вересов. И когда подошел? Ведь только что сидел у камеры на своем полотняном троне. – Молодцы, отлично! – И невинно добавил, моргнув хитрыми глазками: – А может, еще дубль?
– Если отлично, зачем повторять? – буркнула актриса, поднимаясь с разложенного дивана и укутываясь шалью.
– Сладкого досыта не наешься, – туманно пояснил режиссер.
– Сколько утка ни бодрись, а лебедем не быть! – парировала Ангелина. – Вы, Андрей Саныч, конечно, в материале как рыба в воде, но до моей героини – плыть да плыть. Это у нее – каждое лыко в строку, а у вас – и нитка с иголкой вразнобой.
– Ай да молодчина! – расхохотался от души Вересов. – Иай да я: не промахнулся с актрисой! – Отсмеявшись, посерьезнел. – Мы прошли трудный этап, ребятки. Но с шампанским пока повременим. Я человек суеверный, пью только на финише. А нам до него топать и топать!
– В великих делах уже само желание – заслуга.
– Проснулся! – шутливо всплеснул руками режиссер. – А я думал, ты спишь.
Олег резко вскочил на ноги, оделся, не спуская насмешливых глаз с Вересова.
– Ваш диалог погрел мне уши, разрешите откланяться?
– Наглец! – довольно хмыкнул «обогреватель». – Пока отдыхай. И готовься к озвучке. Гвоздева позвонит. Аня, не уходи! – остановил он помощницу. – Реквизитом пусть занимаются те, кому положено. А ты мне нужна. – И направился к выходу из павильона, на ходу объясняя что-то своей правой руке.
Они ни о чем не договаривались, ничего не планировали. Просто столкнулись у бровки тротуара, направляясь каждый к своей машине. Молча пошли вместе, почти синхронно открыли дверцы, вставили ключи зажигания, тронулись с места. Ехали затылок в затылок. Почти как два шпиона, якобы не знакомые, но знающие, что через несколько минут встретятся. Или как соглядатай и поднадзорный, как буква «б» за буквой «а», четверг за средой – да мало ли! Мысли путались и тыкались друг в друга, наскакивая на дурацкие сравнения. И прятали своих собратьев, которые могли бы подсказать, что произойдет через полчаса. Именно столько тягучих минут оставалось до ее двери. Такого наваждения еще не было! Наверное, оттого, что сейчас в ней не одна – две женщины, и та, другая, совсем заморочила голову. Сильная, страстная, независимая, которая вошла в мысли, душу, сны. И привела с собой надежду.
Ключ никак не хотел попасть в скважину – тянул время, давая последний шанс опомниться. Олег молча отвел ее руку и, крепко обхватив пальцами упрямца, повернул по часовой стрелке…
Глава 17
Лето, 1995 год
Договорились о рассрочке. На перроне, у пятого вагона скорого поезда «Москва Тина шепнула в ухо:
– Деньги, конечно, недооценивать нельзя, но не они к нам катят колесо фортуны. Счастьем верховодят небеса. – Потом расплылась в блаженной улыбке и добавила: – А любовью целует Бог!
«Ходячий памятник» дал трещину, гранит оказался глиной, и трезвый прагматик обернулась захмелевшей от чувств идеалисткой.
– Не дергайся, Поволоцкая, будешь выплачивать с прибыли, частями. Когда сможешь, тогда и отдашь, – втолковывал прагматик. – Да хоть никогда! – размечталась идеалистка. – А мне за Алешку никакими деньгами не расплатиться. Вот уж точно: с кем поведешься, от того и наберешься. Получила я от тебя ни много ни мало – судьбу. Приеду на новое место, схожу в церковь, свечку поставлю. Что встретились мы тогда на углу и я переступила твой порог. – Изотова замялась. – Скажи как на духу, Васька: ты не в обиде на меня?
– Мы уже обсуждали это, – напомнила Васса. И улыбнулась: – Я рада, что два хороших человека нашли друг друга.
– Спасибо! – расцвела Тина. – Алеша, спускайся к нам! – махнула рукой. – Прощаться будем, через три минуты поезд тронется.
Озабоченная физиономия в окошке просияла, и капитанская голова скрылась. В ту же минуту со ступенек соскочил высокий загорелый симпатяга. В который раз Василиса удивилась, как до сих пор он умудрился остаться не окольцованным. Видно, точно знал, где и когда найдет свою гавань. Что ж, качество для истинного моряка весьма ценное, помогающее не затеряться в бескрайних житейских просторах и не утонуть в проходных объятиях. Стоя рядом, эти двое отлично смотрелись в паре и томились, как грибы в сметане, ожидая, когда пропарится счастьем их новая жизнь. Полторабатько протянул руку.
– Прощай, Василиса! Спасибо за все. – Его глаза на секунду затуманило что-то странное, забытое, но тут же они прояснились, и безмятежный взгляд остановился на без пяти минут жене. – Приглашай, хозяйка, первую гостью к нам на бархатный сезон.
Довольная «хозяйка» радостно зачастила:
– Приезжай, Поволоцкая! Солнце ты мое, как же я буду по тебе скучать! Будь счастлива, звони, не поминай лихом!
– Граждане отъезжающие, – прервал прощальные излияния суровый южный говорок, – поднимайтесь в вагон! – Немолодая полная женщина в темной юбке и голубой летней рубашке выразительно посмотрела на бестолковую троицу: мало того что две топчутся, никак разойтись не могут, так еще третьего подозвали. А случись что, отвечать проводнику. И чего топтаться? Не помирают – разъезжаются, всего и делов. Главное, чтоб живы-здоровы были, а живой живого всегда дождется.
– Да-да, поднимаемся! – заторопился Алексей и потянул за руку Тину: – Пойдем, милая! Поезд трогается.
– Пока, солнце мое, – скоро расцеловала щеки бывшая наставница, партнер и подруга, – удачи!
– Фамилию менять будешь? – чмокнула многоликую Васса.
– Не-а! – лихо подмигнула Изотова и резво вскочила на подножку, как будто не она совсем недавно лежала под ножом хирурга. – Не всякий гриб в лукошко кладут! – весело прокричала напоследок из-за голубой спины.
Проводница закрыла мощной фигурой смеющееся лицо, подняла ступени, и вагоны побежали с вокзала, спеша друг за другом к райским кущам. А по московскому перрону плелась неприкаянная одиночка. Независимая, независтливая, искренне желавшая отчалившей паре семь футов под килем – неразумная тетеря, не способная сложить из двух букв одно слово, за которым может ждать счастье.
Ив прибыл в Москву три дня назад. Они не виделись – дела обрушились лавиной. Но звонил каждый день. Ни о чем не спрашивал, исправно интересовался ее настроением и с нетерпением ждал встречи. Похоже, эта встреча станет началом. Или концом. Знать бы только, что предпочесть. Ей же, судя по всему, хотелось бы и коз накормить, и сено не трогать. Мадам Васья чувствовала себя сбитым с толку пешеходом, которого путал на перекрестке неисправный светофор. Зеленым – звал вперед разум, красным – удерживало на месте сердце, а желтый просто жульничал, подталкивая то к одному соседу, то к другому. И эта разболтанная разноцветная троица никак не хотела определиться в приоритетах: путала, пытала и не давала ходу. Но не на ту напала. Теряться долго в раздумьях Васса не собиралась, и выбранный цвет, можно сказать, сиял в кармане. Опасный перекресток почти пройден, осталось только сделать последний шаг. И не позднее завтра она шагнет. Потому что встретиться договорились завтра. А послезавтра Василиса должна вылететь в Римини. У русской мадам тоже дела, и они требуют уважительного отношения. Независимо ни от чего ей надо трудиться; как говорят в России: хочешь есть калачи – не сиди на печи.
– О, да-да! – с готовностью согласился Ив, а Ванечка застенчиво спросил: – Может быть, вы будете любить круассаны? Я знаю маленькое уютное кафе на улице Риволи, мы могли бы иногда завтракать там прекрасными круассанами и кофе со сливками. Или мадам Васья предпочитает черный?
«Мадам» предпочитает зеленый чай с жасмином, – хотела ответить упрямая москвичка, – и не на улице Риволи, а в Чертанове». Хотя, если вдуматься, должно быть и в Париже неплохо.
Народу в метро – кот наплакал. Разгар лета, выходной и жара в Москве выгнали жителей из столицы. Васса пристроилась в уголке и принялась мечтать, как проведет сегодняшний вечер, которого пришлось ждать без малого десять лет. Именно столько они не собирались вместе: рыжая Юлька, Лариска и она, старшая, чье слово всегда было заключительным. Они дружат тридцать семь лет, чуть не с пеленок, и дружба эта с годами, может, и теряет внешние атрибуты, но глубже прорастает внутрь. Давно уже очень редко видятся, как правило, среди разобранных чемоданов, подарков, которые требуют немедленного обсуждения и отнимают золотое время. Всегда порознь – не совпадают днями, часто впопыхах – ждут дети, родня, мужья, отдых. Но если спросить каждую: помнят ли друг о друге – удивятся и покрутят мысленно пальцем у виска. Как можно помнить о воздухе, о воде? Без них просто нельзя жить – вот и весь ответ.
– Следующая станция «Проспект мира»! – объявила магнитофонная запись.
Васса поднялась и пристроилась к небольшой кучке, столпившейся у раздвижных дверей вагона. «Надо же, – удивилась она, – а народ не весь разъехался по дачам да Канарам, парятся, бедолаги, в городе». Рядом стоял молодой щупленький парнишка в очках, в джинсах и футболке, с озабоченным видом разглядывая схему метро. «Приезжий, – решила коренная москвичка, – наверное, в институт прибыл поступать». Умненький лобик морщился от напряжения, левая рука бережно прижимала к груди пару толстых книг. А правая осторожно тащила из чужой раскрытой сумки коричневый кожаный кошелек. Но девушке впереди было явно не до событий реальных: она увлеклась вымышленными, не отрываясь от дешевой книжки в затасканной мягкой обложке. Секунда – и собственность книголюбки исчезнет в кармане «абитуриента».
– Ой, – покачнулась стоящая сбоку тетка и с силой вонзила острый каблук в мужскую кроссовку, – извините! – На шустрого малого смотрели ясные, невинные глаза. Тетку качнуло второй раз, и она, нелепо взмахнув руками, навалилась на очкастого хиляка, нечаянно ударив ребром опущенной ладони по зажатому в ловких пальцах кошельку. – Совсем разучились людей возить! – пожаловалась неуклюжая окружению и вдруг, наклонившись, радостно завопила: – Граждане, кошелек валяется! Чей кошелек?
Книжница обернулась, от резкого движения сумка на ее бедре подпрыгнула и задела старушку в кокетливой панамке.
– Девушка, – обиженно заметила та, – поосторожнее! – «Панамка» посмотрела вниз. – Господи, у вас молния на сумочке расстегнута!
– А это не ваш кошелек? – повертела находкой перед девичьим носом настырная тетка.
– Станция «Проспект мира», переход на кольцевую линию! – отчеканил металлический голос.
– Спасибо большое! – Девушка благодарно выхватила потерю, народ повалил в открытые двери.
А иногородний «интеллектуал» вежливо пропустил старушку вперед, затем резко развернулся и с силой двинул надоевшей тетке в челюсть. Неумелый карманник оказался неплохим боксером.
– Сука! – коротко бросил юный щипач и рванул вперед.
Из глаз посыпались искры, из носа хлынула кровь.
– Осторожно, двери закрываются! – пробубнил все тот же механический голос. – Следующая станция «Сухаревская».
– Дерните стоп-кран! – крикнул кто-то из пассажиров. – Здесь девушку избили!
– Не надо, – улыбнулась сквозь слезы «девушка», плюхнулась на прежнее место, задрала голову и принялась на ощупь шарить в сумке чистый платок.
– При носовом кровотечении голову задирать не стоит, – заметил рядом давно забытый голос, а чья-то рука сунула в ладонь вчетверо сложенный ситцевый квадрат, подрубленный по краям. Коричневые клетки готовились залепить нос корявой защитнице чужого добра. – Добрый день, Васса! Хотя в вашей ситуации эти слова могут показаться издевкой.
Волонтер правосудия открыла глаза. Сочувственно улыбаясь, на нее смотрел Борис Андреевич Глебов – непосредственный виновник того, что она до сих пор благополучно встречает каждый новый день. В том числе и сегодняшний, в котором любой стервец может дать в нос порядочному человеку.
– Ждрашьте! – краткое приветствие позволило заметить, что дикция не в порядке. Васса осторожно исследовала языком зубы. Так и есть: нижний боковой – кандидат на вылет. Она застонала от бессильной ярости: только этого не хватало! Плата за победу могла оказаться непомерно высокой и грозила потерей зуба, финансов и времени. Что для активной бизнес-леди и потенциальной невесты абсолютно неприемлемо.
– Плата за победу иногда оказывается слишком велика, – заметил телепат, – особенно если в борьбе с карманником побеждает женщина.
– Шладошть победы штоит любой чены! – объяснила доморощенная Ника. И выплюнула с кровью зуб в коричневые клетки.
Физик с уважением посмотрел на увечную орлицу.
– Преклоняюсь перед вашим бесстрашием. «Бесстрашная» повернула голову и подозрительно уставилась на соседа слева. Но не заметила на его лице ни тени насмешки. А узрела другое: те годы, что они не виделись, пошли ему на пользу. Легкая седина тонировала темные волосы, но короткая стрижка смягчала пепельный оттенок и сужала возрастные границы. Умные глаза за стеклами модных очков смотрели теплее и дружелюбнее, а правильные черты, напротив, стали строже, как будто человеку пришлось хлебнуть разного в этой жизни. Губы растягивала мягкая улыбка, на правой щеке уютно примостилась родинка. Из сухого теоретика физик превратился в живого мужчину – на вид вполне приличного, на первый взгляд довольного жизнью, вызывающего доверие. Васса вспомнила свое первое впечатление десятилетней давности: оно и тогда было неплохим, в принципе ничего не изменилось. Только раньше вокруг нее суетился молодой азартный ученый, которому важнее был результат опыта, чем живой человек, а сейчас рядом сидел сильный мужчина, не захотевший пройти мимо чужого разбитого носа.
– Вам не скоро выходить? – вежливо поинтересовался Глебов.
– Шкоро.
– Позвольте проводить вас? Мне бы хотелось убедиться, что вы доберетесь до цели в целости и сохранности. – И серьезно добавил: – Такое лицо трудно испортить, но если кто-то захочет – сможет.
Почему бы и нет? Сопровождающий ей сейчас совсем не помешает. Трудно поверить, чтобы таксисты выстроились в ряд, наперебой предлагая подвезти хлюпающую разбитым носом, беззубую законницу.
– Ешли ваш не жатруднит, – с достоинством ответила щербатая.
Разбитый нос по-прежнему кровоточил, и, прикрывая боевую рану, Васса скромно стояла в сторонке, ожидая, пока Глебов поймает такси. Ждать пришлось недолго, и уже через несколько минут она оказалась в машине.
– Шпашибо! – искренне поблагодарила Василиса. – Вы мне помогли второй раж.
– Это не помощь, – улыбнулся Борис, – всего лишь легкая поддержка. – И, поколебавшись, захлопнул дверцу. – Прощайте, будьте осторожны, все зло не искоренить.
– Но надо к этому штремитша, – авторитетно заявила апологет добра. И бодро скомандовала: – Поехали!
А у дома пассажирка очень удивилась, услышав от водителя, что поездка уже оплачена. Независимой Вассе такая услуга показалась медвежьей, и она решила при случае обязательно вернуть деньги. Но в ту же минуту осознала: один на миллион, что такой случай представится.
В квартире первым делом направилась к зеркалу. «Мама дорогая, – ахнула своему отражению, – как же я сегодня покажусь на глаза?!» Из зеркала пялилась бледная, взъерошенная физиономия с фиолетовым баклажаном вместо носа, раздутыми губами и багровым пятном на скуле. Сопливый мерзавец все-таки основательно проехался кулаком по лицу. Потерпевшая скорчила гримасу, пытаясь изобразить улыбку. Растянутые губы выдали на обозрение кровоточащую дырку слева на нижней челюсти. И эта дырка стала самой большой обидой за весь последний год. Обиднее украденных денег, из-за которых пришлось сесть в долговую яму, неприятностей, липнущих как осы к меду, одиночества и ежеминутной, непрекращающейся борьбы за свое скромное место под палящим, равнодушным, холодным солнцем. Она опустилась на стул, уронив руки на колени. Хотела заплакать. И разозлилась. На собственное уныние, на жалость к себе и на вечную привычку совать нос не в свои дела да наводить порядок. Потом хорошенько обмозговала ситуацию, убедилась, что поступила правильно, и ругаться перестала, успокоив себя напоследок, что не одна она такая, у каждого есть свой безумец в рукаве. Повздыхала еще пару минут для порядка и принялась за дело.
Перво-наперво достала из шкафа новый черный итальянский костюм, приобретенный в прошлой поездке, к нему – туфли на высоком каблуке и нитку искусственного жемчуга, не отличимого от натурального. Как могла, привела в порядок лицо: повалялась с ледяным компрессом на носу и скуле да с чайными примочками на глазах. К явному преображению эти действия не привели, но баклажан сменила молодая картофелина-синеглазка, а это уже ближе к реальности – и на том спасибо.
В восемнадцать часов в итальянский ресторан на Кадашевской набережной входила элегантная женщина лет тридцати с хвостиком. Черный, из тяжелого шелка костюм облегал стройную фигуру, загорелую шею обвивала нитка морского жемчуга, гладкая прическа с тугим узлом на затылке открывала красивое строгое лицо в дымчатых очках. Тонкие черты чуть портил великоватый и, пожалуй, слегка перепудренный нос да еще губы – неестественно пухлые, точно их обладательница пожадничала и заказала для себя двойную порцию. Но в целом вошедшая производила весьма сильное впечатление: к такой запросто не подойти и походя не познакомиться. Подскочивший метрдотель выслушал краткий ответ и провел шатенку к столику у окна, где оживленно беседовали рыжеволосая с блондинкой. Оказавшись вместе, они явили собой живописное трио, способное выбить почву из-под чьих угодно ног.
– Васька, – ахнул блондинисто-рыжий дуэт, – кто тебя так изуродовал?!
– Привет! – скупо улыбнулась пухлогубая. – Навожу порядок в стране, не обращайте внимания. – Расцеловалась с обеими, опустилась на стул и радостно объявила: – Наконец-то мы вмеште! – Длительная домашняя тренировка пошла на пользу, но иногда давала сбой, путая свистящие с шипящими.
– А ты почему шепелявишь?
– У стоматолога была, – четко выговаривая каждую букву, пояснила щербатая красавица.
– Боже мой, девочки, – выдохнула Лариса, – вы помните нашу последнюю посиделку? В ЦДРИ, десять лет назад? Это преступно – так долго не собираться!
Все трое дружно вздохнули и, расплывшись в блаженных улыбках, уставились друг на друга. Васса подумала, что Юля с Ларисой почти не изменились. Все так же резво скакали ямочки на щеках Рыжика, просто прятались они теперь в морщинках. Батманова малость располнела, видно, рождение сына с дочкой да турецкая кухня сделали свое дело. Лариска сохранила гладкость кожи и стройность, но уголки рта опустились и придавали лицу выражение грустной задумчивости. Впрочем, этот минор всегда был при ней, только с годами ему, видать, надоело сидеть взаперти, и он вырвался наружу. Но заметить такие мелочи мог только близкий человек, чужой по-прежнему разевал бы рот при виде ее подруг. К столу подошел официант и своим появлением напомнил, что здесь больше принято заглядывать в меню, чем таращиться друг на друга.
– Не желаете аперитив?
– Белое «Мартини», – ответила одна.
– Мне, пожалуйста, «Барбареско», – попросила другая.
– «Жигулевское», – выдала третья, – большую кружку!
Лариса закашлялась и, наклонив голову, спешно полезла в сумку, Васса забыла про выбитый зуб. На лице вышколенного официанта не дрогнул ни один мускул.
– Извините, «Жигулевского» нет. Могу предложить «Балтику», свежайшее. – Клиентка красива, явно при бабках, чаевые светят неплохие – чему удивляться? У богатых, как известно, свои причуды.
– Хорошо! – благосклонно согласилась рыжая оригиналка. – Но холодного и обязательно в кружке!
Малый невозмутимо кивнул и стартовал выполнять причуду.
– Рыжик, – ахнула Лариса, – это тебя консул твой приохотил к пиву на аперитив? Да еще кружками!
– Батманова, – развеселилась Васса, – пиво метит в бока и бьет без промаха! А ты свою талию и так скоро будешь днем с фонарем разыскивать. – От восторга Юлькиной отвагой и дикция халтурить перестала.
– Чушь! – фыркнула жена дипломата и экс-киношница. – Юрка здесь ни при чем – это первое. И второе: мою талию муж всегда отыщет, так что тратиться на фонарь без надобности. А Забелин, между прочим, уже давно генконсул, – приосанилась светская дама. – Через месяц мы прощаемся с турками и здороваемся со шведами. Юра получил назначение советником-посланником в Швецию. – Потом потупилась и скромно спросила: – Неужто не могу я накануне великих событий расслабиться в родном краю и отдохнуть от правил этикета?
– Можешь! – великодушно позволили придиры.
– Да хоть самогон на аперитив, – расхрабрилась перелетная птица, – никто мне не указ! De gustibus non disputantur[7]7
О вкусах не спорят (лат.).
[Закрыть].
За ее спиной неслышно выткался официант, поставил перед оригиналкой кружку золотистого, в белой шапке пива, по бокалу вина – заурядности и молча удалился. С меню приставать не стал, видно, дошло, что торопить нет смысла.
– Если б вы знали, девочки, – блаженно улыбнулась рыжая оригиналка, обхватив ладонями запотевшую кружку, – как часто я мечтала о «Жигулевском» – холодном, пенистом. Не поверите: «Бородинский» во сне вижу, с корочкой тминной, – мурлыкала щурясь, – селедку, посыпанную луком, «Докторскую». Вкус молодости ощутить хочу! Помните наш five o'clock и как мы в баре бутерброды трескали?
– А Василек не ела хлеб, – подхватила Лариса, – только сыр и колбасу. Растолстеть боялась.
– Ага, – хмыкнула потенциальная «булочка», – до сих пор на этом зациклена, брюзга старая! – И пожаловалась: – Младшеньких обижает!
Не вникая в смысл слов, «брюзга» наслаждалась звуками голосов, которых ей так не хватало, любовалась лицами, знакомыми с детства. И кто сказал, что в одну реку нельзя войти дважды? В эту реку она готова входить и в десятый, и в тысячный раз, не выходить вообще – воды будут прежними, такими же теплыми и чистыми.
– У меня замечательная жизнь, – продолжала Юля, – муж – каких поискать, дети прекрасные, достаток. Даже страшно иногда делается: так все хорошо. Но, девочки, – она не сводила с подруг блестящих глаз, – как я тоскую по Москве! Там – потрясающая природа, три моря, жара – как раз по мне, кухня – пальчики оближешь. – Она помолчала, наблюдая за оседавшей пивной пеной. – А душа в Москву рвется. Черт его знает – почему. И климат мерзкий, и жизнь пакостная, и экология ни к черту, а тянет – и все тут! Вчера мимо телецентра проезжала – дышать не могла, будто кол березовый в грудь вогнали.
– Добрый вечер! – К столику подкатился забавный субъект. Маленький, чернявенький, смешливый, востроглазый. – Для меня большая честь принимать таких красивых синьор! – В мягком обволакивающем голосе Васса. уловила итальянский акцент. Брюнетик шаркнул ножкой и с восторгом доложился: – Марчелло Балли, владелец и шеф-повар.
– Замечательно, – одобрила радостный порыв огненная синьора, – тогда поделитесь, чем порадуете голодных гостей? – И благосклонно похвалила хозяйские старания: – А у вас здесь очень мило!
– Грациа, синьора! – потек патокой итальянец; в другой ситуации, наедине, он сумел бы раскрыть синеглазой русской все прелести итальянской кухни. Потом затараторил, окунувшись в знакомую стихию.
Остановились на кальмарах гриль со спаржей и помидорами конфит. Расшаркавшись, гостеприимный хозяин покатился дальше, а официант почеркал ручкой блокнот и потрусил выполнять заказ обласканных клиенток.
– Господи, как хорошо, что мы опять вместе! – Зеленые русалочьи глаза нежили серые и синие – напоминали, признавались, спрашивали. – Хочется просто смотреть на вас и молчать.
– Зачем молчать? – деловито возразила Батманова-Забелина, вытащила из сумочки фотографии и разложила веером на столе. – Можете восхищаться вслух. – И принялась тыкать наманикюренным ноготком в яркие снимки. – Это Васька, ему уже девять. Свободно шпарит по-английски и по-турецки, сейчас немецкий осиливает. Но с боем, немцев не любит. Откуда такая антипатия к арийцам – не знаю, но подозреваю, что во всем виноват хозяин магазинчика, куда я постоянно заглядываю. Питер все время щипал маленького Ваську за щеки – выражал восторг. – С фотографии улыбался худенький, белобрысый мальчуган, черноглазый, в темном костюмчике, белой рубашке и при бабочке – будущая звезда российской дипломатии. – Водолазом мечтает стать, – вздохнула счастливая мама, – или летчиком, на худой конец. Пока точно не определился.
– Хороший мальчик! – одобрила тезку Василиса. – Настоящий мужчина должен стремиться ввысь и не бояться спуска.
– А это – наша Катюшка! – В объектив строго смотрела рыжая девчушка, синеглазая, серьезная, с разнаряженной Барби в пухленьких ручках. – Следующей весной будем отмечать пятилетний юбилей. Юра над дочкой трясется и уже сейчас ревнует к будущему зятю. Смешно, правда?
Смешно, что молодость прошла! Что собрались они за десять лет впервые. Что у самой младшей – двое детей и морщинки. А старшая разменяла пятый десяток, но все так же тычется носом в стены и не знает, к какой прислониться. Не для поддержки – чтоб спину не холодило. А откуда дует и почему – даже думать не хочется. И все же, это – счастье! И годы, и седые волоски, что надоело дергать, и дружба, которую не разорвать, и краткие встречи, и длинные разлуки. Они многое пережили вместе, потом долго жили врозь. Но пока нога топает, душа на месте и тело в вертикали, отделить их друг от друга не в силах ни время, ни расстояние.
На стол опустилась бутылка вина.
– Прошу принять комплимент от ресторана. Синьор Марчелло посылает вам «Пино Гриджио» и просит передать, что счастлив будет видеть вас снова. – Официант открыл бутылку, разлил по бокалам вино и удалился. Так же быстро и бесшумно, как возник, одаренные и рта раскрыть не успели.
– Это Рыжик итальянца на лопатки положила, – улыбнулась Лариса.
