Текст книги "Мы обещали не расставаться (СИ)"
Автор книги: Татьяна Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Нет, не хочу! И знаешь почему? Ты не веришь в лозунг «Кто был никем, тот станет всем!» А ещё ты не признаёшь конституцию нашей страны, которая провозглашает равенство всех граждан. Ты, как старорежимная старушка, твердишь, чтобы каждый сверчок знал свой шесток, – нашлась что сказать Тинка, чтобы отплатить глупому парню его же монетой.
Окинула его уничтожающим взглядом сверху донизу и, не прощаясь, быстрым шагом направилась прочь.
Никита злобно посмотрел вслед и плюнул.
– Ну и дура! Знаем мы таких, корчат из себя заумных! – пробормотал под нос.
Но чем-то эта бывшая девчонка Вадима его задела. Возможно, остроумностью и находчивостью. Подумал, дурачок Вадковский, променял её на ведьму Ардову, нелегко ему придётся жить у той под тигриной пятой, и хихикнул довольно, вспомнив, что сам из её лапочек сумел вывернуться. А ведь чуть она ему не вскружила голову. Безусловно, он и сейчас готов с ней гулять и заниматься любовью, что уже делал не единожды, но жениться на ней – значит бросить себя под танк и отказаться от собственной воли. Ну уж нет!
Свадьба у Тинки с Алёшей прошла так, как хотелось им, радостно и весело. Приехали из Караяра родители, младшие сёстры и даже семилетний Федорик, были и беременная старшая сестра Марина с мужем, и Маргарита с Виктором. Гостей собралось в ресторане много: из университета однокурсники, сослуживцы отца и матери Алёши, две бабушки. Не было лишь его биологического отца и Вадима.
В загсе Федорик спросил шёпотом почему-то дрожащую Тинку:
– Ты боишься?
– Да, немного, – так же шёпотом ответила девушка.
– Я возьму тебя за руку, и страшно не будет, – успокаивающе промолвил он.
И, уцепившись крепко за её ладошку, повёл в зал регистрации брака, так и держал во время церемонии, стоя рядом с сестрой, и лишь когда Тинку с Алексеем объявили мужем и женой, облегчённо отпустил руку. Вот так же когда-то Тинка вселяла в него мужество, когда мальчик, будучи совсем маленьким, трясся от страха в темноте или у него что-то болело. Тинка крепко-накрепко сжимала в своей ладони его ладошку, чтобы мальчик почувствовал, как передаёт она ему свои силу и бесстрашие.
Глава XVI
Всё бежало своим чередом – и в природе, и в жизни. Зима сменилась весной, пришло и лето. Тинка родила девочку, назвали Екатериной, в честь Алёшкиной и Вадима бабушки. Вот уже дочке исполнилось три года. Алёшка два года подряд успешно проходил практику на центральном телевидении в Москве, куда его и пригласили работать, послав ему вызов на распределение после окончания вуза.
Тинка тоже не менее удачно отрабатывала практику на радио в Ленинграде, там её давно считали своей и охотно взяли бы на постоянную работу. Но, похоже, доля у женщин такая: ехать с мужем, хоть на край света. К счастью, Алёшку не направляли в Сибирь или Дальний Восток, хотя интересно было бы там побывать, но с маленьким ребёнком всё-таки страшновато.
Даже в Москву переезжать ей не очень хотелось. В Ленинграде было с кем в случае чего оставить Катюшку: всегда на подхвате бабушки Светлана и Екатерина. Есть много друзей, правда, Зосимчик уехала в Смоленск по распределению. Есть та же тётя Рита с её «артиллерией знакомств и договорённостей».
Однажды, уже на пятом курсе, проявилась нежданно-негаданно мать Вадима. Тинка гуляла с Катюшей после детского сада во дворе и вдруг увидела её, идущую им навстречу. Она во все глаза смотрела на внучку и наверняка намеревалась подойти к ним и заговорить, но Тинка свернула резко в сторону. И тут как раз дочка заметила спешащую с работы свекровь и закричала радостно: «Бабуля, а мы тебя ждём!» И бросилась той на шею. Когда Тинка обернулась, чтобы посмотреть на мать Вадима, её уже не было на дороге.
Через несколько дней она снова увидела недалеко от детской площадки Людмилу Николаевну, которая стояла в стороне и наблюдала за ней и Катюшкой. Однако подойти не решилась. Когда Тинка рассказала Алёшке об этих встречах, он заявил, что теперь сам будет гулять с Катюшей по вечерам после детского сада. К нему-то уж она никак не посмеет подойти.
Конечно, чтобы избежать нежеланных встреч с матерью Вадима, стоило уехать их Ленинграда. Но всё же в столице предстояло начать жизнь заново – это пугало.
Хорошо, что работу искать не надо. Редактор, с которой она сотрудничала на ленинградском радио, договорилась со своей бывшей коллегой, переехавшей в Москву, чтобы послушала её репортажи; той они пришлись по душе, и она устроила Тинку к себе на радио.
На новом месте им дали комнату в коммунальной квартире, где жили ещё одна молодая семья с пятилетней дочерью и тридцатилетний вдовец с двухлетним сыном. В общем, всё складывалось неплохо.
В середине ноября бабушка Екатерина справляла своё семидесятипятилетие. Наотрез отказавшись отмечать его в ресторане, как советовали сын и невестка, она решила праздновать дома, позвать только самых близких людей: это семьи сына и падчерицы, подругу из Свердловска, трёх старых соседок и племянника с женой.
Всех, кого приглашала, а делала она это по телефону и напрямую сама, категорично предупреждала, что не потерпит отказа, иначе крепко обидится, если не приедут. Вот почему скрепя сердце невестка Людмила согласилась поехать с мужем к свекрови на юбилей, а ведь она не была у неё многие годы. Светлану же не видела более двадцати лет. А теперь придётся встретиться.
Тинка с Алёшей тоже не очень обрадовались. С Вадимом их пути-дорожки более трёх лет не пересекались, и теперь им совсем не хотелось столкнуться с ним.
С большой неохотой собирался на юбилей и Василий, муж Светланы. Нельзя сказать, что он недолюбливал Сергея, в молодости тот ему даже нравился – бравый молодой офицер-фронтовик – просто переживал за жену и сына, как бы не оскорбила их ревнивая Людмила. И сыну к тому же сложно будет меж двух отцов.
Вадим с Полиной, которые уже год, как жили у его родителей (Полинкина бабушка вернулась к себе в квартиру и заявила, что намерена перед смертью пожить одна – устала от дочери и зятя), добирались до дома именинницы на такси вместе с отцом и матерью. Они работали в разных театрах, им повезло – на этот субботний вечер удалось обоим подмениться.
Внешне казалось, Вадковские, родители с детьми, живут дружно: на людях не ссорились, между собой обходительны. Между тем сами они знали про себя, что едва терпят друг друга. Полинка была взрывной и неуступчивой. Свекровь её считала к тому же крайне ленивой и грубой: за собой ни посуду не помоет, ни постель не уберёт, а о том, что в комнате нужно еженедельно пылесосить и обтирать пыль, ей такая мысль в голову и не придёт. Невестка о свекрови тоже была невысокого мнения: всё ей не то, зудит и указывает на её промахи без конца.
Иногда кажется, размышлял Вадим, что всё произошло лишь вчера. И вот теперь у него такое же ощущение, будто с Тинкой расстался лишь сутки назад.
Все эти годы разлуки, как ни странно, злился на неё, словно не он, а она изменила и бросила его. Вопреки здравому смыслу и неоспоримым фактам, накручивал себя и строил обиженного. Так было легче жить, особенно после того, как узнал о выкидыше у Полинки и о неожиданной беременности Тинки.
О, если бы она не поспешила выйти замуж за его брата! Всё сложилось бы иначе. Вадим вернулся бы к ней. Пусть не сразу, а после того, как Полинка бы окрепла.
Только для Тинки их любовь ничего не значила, раз быстро оказалась беременной от Алёшки, ещё до их свадьбы – словоохотливая бабушка рассказала им с Полинкой об этом, когда они пришли её проведывать после поездки в Ригу. Правда, он тогда думал, невеста брата – Инна Зальц, бабушка не называла имени. Каким ударом было для него узнать, что это его любимая.
А ведь их расставание должно было быть не навсегда. Как не могла это предвидеть Тинка, такая понимающая и проницательная во всём, которая спасла его, когда он тонул в Караярке! Она же говорила, что вытащила его из реки для себя – так распорядилась их общая судьба, а с нею не поспоришь, нужно лишь подчиняться.
Как могла забыть своё обещание быть с ним рядом, что бы ни случилось! Ни расстояния, ни чужие наветы, ни чрезвычайные обстоятельства, ни собственная вспыльчивость, ни глупая гордость, ни вздорная ревность – ничто нас не разлучит! Не так ли клялись они друг другу? Вадим попал, можно сказать, в чрезвычайные обстоятельства… И всё, любовь её закончилась, не прошло и месяца, как переметнулась к брату. Хотя могла бы подождать!
А он… Парень покосился на Полинку. Она сидела слева от него, гордо вскинув огненную голову, и безразлично смотрела вперёд. Веснушки, тщательно замазанные тональным кремом, были не видны. Благодаря чему её лицо с тонкими чертами казалось необыкновенно ангельским. Другой на его месте подумал бы возвышенно: просто глаз нельзя отвести от такой небесной красоты! Водитель, мужчина лет тридцати пяти, так и делает – не сводит с неё взгляда, вместо того, чтобы смотреть на дорогу.
Вадим же предпочёл бы менее броскую красоту Тинки: её бирюзовые глазки, сверкающие в зависимости от настроения и цвета одежды разными оттенками, то нежно-голубыми, то светло-зелёными или серыми, её густые пушистые волосы, которые можно накручивать на палец и делать из них забавные колечки, её милую успокаивающую улыбку и нежный голос.
Полинка, почувствовав на себе его взгляд, блеснула своими малахитовыми глазищами лукаво. Продувная бестия, подумал Вадим, всё время что-то выгадывает. Он предложил ей развестись ещё два года назад, когда застал в театре, в гримёрной, целующейся с Серовым. Она клялась, что Никита просто-напросто показывал ей, как нужно правильно целоваться на сцене, хотя её героине этого не требовалось.
Вадим не такой уж наивный, как она думает. Он понял сразу, что Полинка врёт. Но чувство вины за не родившегося у неё ребёнка, за постоянные думы свои о Тинке, заставило его простить жену.
Впрочем, напрасно. Потому что Полинка, похоже, беззастенчиво наставляла ему рога не только с Серовым, но и с другими парнями. До него доходили об этом слухи, но он отмахивался от них, поскольку не ревновал. Даже, можно сказать, надеялся где-то подспудно, что она полюбит другого и уйдёт от него без скандала и обид.
Недавно узнал, что жена спит с режиссёром, в постановке которого играет ведущую роль. Новость эту до его сведения довёл, как ни смешно, Никита Серов, наверное, из ревности. Вадиму было всё равно, ведь сам он не прикасался к жене уже несколько месяцев. Они даже спали в разных постелях, хотя и в одной комнате: она – на диване, он – на раскладушке. Поскольку твёрдо решил развестись с ней и сообщил ей об этом. Полинка слёзно упросила подождать с разводом: у отца неприятности в театре, она не хочет их добавлять ему.
Вадим всегда не понимал, что удерживало её около него. Зачем цеплялась, прекрасно зная о его любви к другой? Неужели ею двигало только желание ощущать себя замужней? Так, любой влюблённый в неё был бы рад жениться на ней. Может, надеялась вылепить из мужа послушного раба, которого можно двигать по карьере, как ей хочется, и вертеть им, как ей вздумается? Тогда просчиталась в нём, Вадим оказался не так уж мягок и податлив. Она хотела, чтобы он работал у её отца, ему это пришлось не по душе, как ни просила, не пошёл к тестю в труппу, принципиально устроился в другой театр.
Поднимаясь по лестнице на четвёртый этаж (в доме не было лифта), Вадим чувствовал, как в предвкушении встречи с Тинкой взволнованно бьётся сердце. Дверь на их звонок открыл Алёшка. В белоснежной приталенной рубашке на выпуск, без галстука, с причёской как у солиста «Битлз» Пола Маккартни, тоже шапочкой, но гораздо кудрявей, хотя и старательно причёсанной, немного напоминал мушкетёра.
– Полина, ты по-прежнему восхитительна! Красота твоя не иссякает! – воскликнул он после того, как пожал руку отцу и брату и раскланялся с мачехой. – Я рад тебя видеть. – И помог девушке снять пальто. – Мы вас заждались, все уже в сборе.
Тут в прихожую вбежала маленькая девочка в розовом батистовом платьице и с розовым бантом на черноволосой головке.
– Это наша с женой дочь Екатерина, – представил её Алексей с гордостью в голосе и нежно приобнял ребёнка.
– Папа шутит. Это бабуля Екатерина, а я Катюша, – чисто, без какой-либо шепелявости и картавости, бойко поправила малышка отца. И застенчиво улыбнулась гостям, показав чудесные ямочки на раскрасневшихся щёчках.
Сергей присел перед ней на корточки.
– Катюша, ты меня помнишь, я был у тебя на дне рождения летом, когда тебе исполнилось три года? – спросил, заглядывая девочке в глаза, такие же коричнево-чёрные, как у него самого.
– Помню, – важно ответила Катя, – ты мой дедушка. У меня их целых три. А бабушек – четыре! – И показала на пальчиках.
Вадим заметил, как мать побледнела, и испугался, вдруг что-нибудь выкинет резкое против Алёшки или этой невинной малютки, которую отец, оказалось, навещает. Между тем всё пошло неожиданным образом. Мама страшно удивила его тем, что не рассердилась, а растрогалась и присела перед крохой и внезапно достала из сумки немецкую куклу размером в полторы взрослых ладони. Она привезла её из Берлина и хранила в серванте, в упаковке, как зеницу ока.
– Я не была у тебя, Катюша, на дне рождения, – произнесла чуть севшим голосом, – поэтому хочу тебе подарить Генриетту. Она приехала из Германии и чувствует себя одинокой в нашей стране. Надеюсь, ты полюбишь её и будешь беречь.
– О, да! – радостно пообещала малышка и захлопала в ладошки. – Я полюблю. И куклы мои полюбят её! Ты очень хорошая тётя! – и неожиданно обняла Людмилу за шею.
От умиления у той даже слёзы навернулись. Вадим был поражён: мать никогда открыто не проявляла нежных чувств к детям – ни к нему, ни к племянникам, тем более чужим. Была всегда сдержанной и строгой.
Похоже, её поведение немало удивило и отца: он смотрел на неё изумлённо, словно в первый раз увидел.
Лишь когда стали садиться за стол, появилась Тинка. Они с матерью Алёшки стали носить из кухни тарелки с горячим блюдом. Вадим встретил её настороженный взгляд. Холодно кивнула ему, приветствуя, повернулась к его отцу с матерью и приветливо поздоровалась с ними.
Она была прежней Тинкой! Нисколько не изменилась. Такая же вся складная, нежная и волнующая. Волосы аккуратно подняты вверх и заколоты, сама гибкая и изящная. Ступает мягко и в то же время решительно. Ярко-синее платье с короткими рукавчиками придаёт её светлым глазам необычную синеву.
«Я люблю тебя, Тинка!» – мысленно прошептал он, не спуская с неё пристального взгляда. Она смятенно вздрогнула и приостановилась, на миг застыв, как будто услышала его беззвучный шёпот. Потом, смущённая и чуть растерянная, опустилась на стул рядом с Алёшкой за столом, машинально взяла у него дочку и посадила к себе на колени – словно прикрылась ею от посылаемых Вадимом сигналов. Он же сел напротив.
– Угощение готовили Светлана с Валентиной, – не преминула похвастаться юбилярша. – У них золотые руки, поймёте, как только попробуете их мясо по-французски и отбивные по-итальянски.
– Моей заслуги тут немного, – поспешно запротестовала Тинка. – Это всё мама, а я у неё была в подручных, исполняла, что приказано было.
– Не скромничай! – остановила её бабушка Екатерина. – Ты сама многое умеешь, но не спорю, у Светланы тебе есть чему поучиться, она в поварском искусстве талант.
– Думаю, мы с Валентинкой, – вмешалась Тинкина свекровь, загадочно улыбаясь, – когда уйдём на пенсию, устроим в квартире нелегальную столовую и будем кормить холостых мужиков ближайшей округи, – и заговорщицки подмигнула невестке.
– Кто бы вам позволил! – захохотал громко Василий. – Мы с сыном встанем грудью, но не подпустим к нашему столу чужих мужиков. Верно, Алёшка!
Тот кивнул и прошептал что-то на ухо Тинке, она округлила глаза и толкнула его в бок. Он озорно усмехнулся и поцеловал её в нос.
Вадима прямо передёрнуло. Ему неприятно стало, что кто-то целует его Тинку. Неожиданная ревность пронзила его насквозь, как будто имел на неё право.
Праздничное застолье, как и намечалось, проходило дружно и весело. Гости провозглашали тосты в честь юбилярши, вручали подарки. Маленькая Катя прочитала безошибочно и проникновенно стихи, сочинённые родителями. Все вместе спели песню «Катюша» под гитару, на которой довольно умело играл Алёшка.
Как себя ни ругал, как ни старался отвлечься на разговоры с племянником бабушки, пятидесятилетним дядей Мишей, на спортивные темы, Вадим всё равно механически боковым зрением следил за перемещениями Тинки. Когда она соскакивала, чтобы убрать грязную посуду, он смотрел краем глаза ей в спину и чувствовал каждый её шаг.
Полинка без конца выбегала покурить на застеклённый балкон. С ней выходил иногда и Алёшка. Сам Вадим не курил, как и отец. Вот опять жёнушка направилась к балкону, позвав его брата. А Тинка снова взялась за грязные тарелки и направилась в кухню. Он тоже, схватив опустевшую хлебницу, устремился за ней. Ему, как воздух, необходимо хотя бы несколькими словами со своей Русалочкой перемолвиться.
Просто спросить, как ей живётся без него, вспоминает ли его иногда, ведь после того горького дня, когда он узнал о Полинкиной беременности, они не виделись и не разговаривали. Серов сказал ему, что видел её у институтского театра. Вадим не поверил, потому что не в правилах Тинки, пообещав одному, бегать за другим.
Однако вышло всё не так, как намерен был поступить. Хотел только поговорить, но, приблизившись к Тинке и вдохнув её запах, присущий лишь ей – запах свежести летнего утра, – не сдержался и обнял её сзади за талию, забыв, где находится и что время не вернулось назад.
Она уже начала мыть посуду, руки были почти по локоть мокрые. Странно, не видя его, Тинка мгновенно поняла, кто обнимает её. Задрожав невольно, нашла всё же силы в себе повернуться и замахнуться, чтобы ударить влажной ладонью по бесстыжему лицу бывшего парня.
Тем не менее ударить не получилось. Поскольку Вадим как будто и ждал, что она повернётся к нему лицом, легко перехватив её руки, притянул к себе, прижался к ней бёдрами и жарко впился в губы девушки.
Ничто для него не стало важным, кроме радости держать любимую в объятиях и целовать её. Пусть хоть весь мир от возмущения затопает ногами, пусть Алёшка кричит сколько хочет, пусть его родители и бабушка набросятся на него с укорами! Он на всё готов ради мига счастья снова быть с Тинкой, как в юности.
И она ему отвечала, он чувствовал, как девушка млела в его руках, испытывая наслаждение.
Но никто, к счастью, не вошёл в кухню и не напал на них с укорами. Тинка сама, опомнившись, оттолкнула парня.
– Бессовестный! – прошипела она, вся пылая гневом. – Как ты посмел! А если бы Алёшка вошёл! Я совсем не хочу его расстраивать. Тебе-то всё равно кого обнимать – ничего не свято, легко разрушаешь и не ценишь то, что имеешь. – В голосе её, кроме враждебности, появилась и ирония. – Напрочь забыл, что пришёл с женой! Её тоже предаёшь, как меня предал когда-то.
И запылала ненавистью, как огнедышащий змей, направив её на неверного Вадима. Но он, пожалуй, с места не сдвинулся и ничего не произнёс в ответ, словно онемел.
– Не смей больше протягивать ко мне свои подлые руки! – С трудом усмирив ярость, добавила разочарованно: – И за что только я тебя любила когда-то?! Ты был самовлюблённым дерьмом, таким и остался!
Развернулась и стремительно выскочила из кухни.
Оглушённый её оскорблениями, Вадим остался, где стоял. Ему нечего было возразить. Действительно, со стороны всё так подло и выглядело. Он поцеловал жену своего брата, имея свою собственную. Только правда была несколько иной. Но никому не нужны нюансы. И совсем никому нет дела до его переживаний и до его любви к Тинке, которая никогда не исчезала, жила в нём всё время. Даже самой Тинке. Она возмущена проявлениями его любви.
В самом деле, как он мог не сдержаться?! А теперь сам себе противен. Однако солгал бы, если бы стал утверждать, что вернись время вспять на минут десять, он поступил бы иначе. Нет, он снова не удержался бы обнять Тинку – в этом уверен на все сто процентов.
Глава XVII
Возвращались в равнодушном молчании. Никому из Вадковских не хотелось разговаривать, каждый думал о своём. Таксист, чувствуя несловоохотливость пассажиров, тоже помалкивал.
Домой добрались около десяти часов вечера, спать укладываться было ещё рано. Родители, переодевшись в домашнюю одежду, устроились у телевизора в средней смежной комнате, считавшейся гостиной. Там была застеклённая лоджия. Пока Вадим мылся под душем, без конца прокручивая в голове столкновение с Тинкой на бабушкиной кухне и вспоминая её презрительные взгляды, которые она бросала на него позже, в гостиной разразился нешуточный скандал. Матери не понравилось, что невестка то и дело бегает на лоджию курить.
– Сама себя не бережёшь, подумала бы о нас, дым с лоджии попадает в комнату, и мы дышим им, – стала выговаривать ей.
Полинка принялась возражать. Слово за слово и вспыхнула безобразная ссора, которая давно назревала в их семействе. В адрес каждой полетели оскорбления и обидные слова. Выйдя из ванной, Вадим застыл на пороге гостиной, ничего не понимая, что происходит. Он впервые видел мать разъярённой.
– Тебе бы не мешало вспомнить, что ты женщина! – выговаривала громко невестке. – И пора бы не крутить хвостом перед мужиками и не курить где попало, а завести ребёнка.
– Ребёнка? – взвилась разозлённая Полинка. – Да в вашей семье только выкидыш получается! Разве вы дадите родить? Своим занудством доведёте до срыва!..
– Перестань врать! – перебила её свекровь. – Никакого выкидыша у тебя не было! Мне доподлинно известно это. Я была в твоей женской консультации через несколько дней, чтобы выяснить, в чём причина выкидыша, оказалось, ты вовсе не была беременна, судя по твоей карте.
Полинка испуганно замигала, прикусив раздражённо нижнюю губу.
– Я встала на учёт в другой женской консультации, – стала оправдываться через некоторое время.
– Да? Может, скажешь в другом городе? – чуть сузив глаза, насмешливо спросила Людмила. – Ты завралась совсем. Я обзвонила все консультации, ты на учёте только в одной, согласно прописке. Ты бессовестно обманула моего сына, что беременна, хотя не была. Скажи, в какой ты больнице была с выкидышем? И я докажу, там о тебе слыхом не слыхивали!
– Это правда? – обратился ошеломлённый Вадим к Полинке. – Ты не была беременна перед нашей свадьбой?
Поняв, что, как ни крути, а от правды не убежишь, раз она всплыла наружу, бессмысленно её отрицать, Полинка бесстыдно стала нападать на мужа:
– Ну, и соврала! Ну и что! Сам меня на это подтолкнул! Не обращал на меня внимания, всё об этой дурочке Тинке мечтал. Вот и обозлил меня. Мне пришлось пойти на крайние меры.
Нигде, даже в драматической литературе, Вадим не встречал такого коварства, и во сне не снилось ему такое. Прикинуться беременной, чтобы заполучить его, – это изощрённая подлость. Одним махом разрушила всю его жизнь. И сама ни в чём не выгадала. Придуманный «залёт» не привёл к счастливому финалу: они жили долго и счастливо. Со скрипом заключенный брак, как сделанная на скорую руку лодка, с первых дней дал течь.
Ничего хорошего не получилось из их совместной жизни. Он так и не полюбил её, лишь вина перед ней удерживала его окончательно с ней расстаться. А теперь, к счастью, его вины нет, зато появилось презрение. Острое и жгучее.
– Убирайся! – вдруг заорал на жену Вадим. – Складывай вещички и уматывай из моей жизни навсегда!
– Ты выгоняешь меня в ночь?! – вскрикнула Полинка, не ожидавшая от мужа гнева такой силы. Он редко выходил из себя, а уж до крика вовсе не доходил. А теперь муж олицетворял агрессию и ненависть.
– Закажешь такси!
– Но я не смогу так быстро собрать вещи, – девушка обиженно надула губы.
– Покидать в чемодан, надеюсь, ты их сможешь? – опередила сына с ответом Людмила. – Что останется, заберёшь завтра.
Полинка окинула её ненавидящим взглядом и набросилась на неё с остервенением обиженной собаки:
– А вы, дорогая свекровь, сильно не радуйтесь! Я уйду из жизни вашего золотого сыночка, но вам не дождаться от него внука, как вы мечтаете! Никогда! Просто-напросто он не способен делать детей!
От нанесённой обиды Людмила пошла пятнами и воинственно сжала кулаки. Ей хотелось выдрать все рыжие лохмы у невестки, которую поначалу лелеяла, а теперь терпеть не может. Её красивые серые глаза зловеще сузились.
– Если ты не родила, то это не значит, что мой сын не может иметь детей! – высоким, несколько визгливым голосом выкрикнула. – У него уже есть ребёнок! – и только тут поняла, что проболталась, и испуганно взглянула на сына и мужа.
Те молча смотрели на неё и никак не реагировали, возможно, не поняли её, со слабой надеждой подумала Людмила, надо увести разговор в сторону. Она бы так и сделала, замяла бы свою оплошность, если б не Полинка, уши которой живо схватили суть сказанного в запальчивости.
– Ребёнок? – во второй раз за вечер из уст её прозвучало это слово с одинаковой иронией. – Откуда он может у Вадима взяться? Он же или в театре по горло занят, или весь в мыслях о своей обожаемой торговке-журналистке. Постой, если только… Это ребёнок Тинки? Ну, конечно! Как я могла не догадаться! Девчонка вся в Вадима! Теперь понятно, почему она так скоро выскочила замуж за твоего братца, дорогой муженёк! Чтобы прикрыть свой грех. И надо же, довольно умело прикрыла! Интересно, знает ли Алексей?
И девушка громко захохотала, так же страшно, как в то утро, когда они с Вадимом проснулись голыми в одной постели, словно гром прогрохотал.
– Замолчи! – наконец, подал голос отец. – Валентина честная и порядочная, у них с Алёшкой между собой нет тайн. А ты, Людмила, – обратился он к жене с возмущением, – с чего это ерунду городишь?
Мать неожиданно всхлипнула и, показав кивком на Полинку, жалобно попросила сына:
– Пусть она уйдёт! Я всё скажу, но не при ней.
Вадим сердито посмотрел на Полинку и велел ей срочно вызвать такси и собирать вещи. Она нехотя поплелась в их спальню.
– Ну? – подтолкнул жену Сергей, когда невестка скрылась за дверью. – Откуда же ты подхватила эту дурацкую сплетню, что дочка у Валентины не от Алёшки? Только потому, что она больше походит на нашего с тобой сына? Но ведь Вадим – вылитый я в молодости, а Алёшка тоже мой сын, стало быть, дочь его – в меня. Что тут удивительного? Зачем придумывать разные глупости!
– Я не придумываю, – тихо произнесла Людмила, и по щекам её неожиданно побежали слёзы. – Я знаю! Сама Тинка мне сказала об этом!
И принялась рассказывать, как Тинка накануне свадьбы Вадима с Полинкой пришла к ним домой и поведала, что обнаружила свою беременность. О том, как уговаривала её сделать аборт и договаривалась с больницей, промолчала.
– Почему ты, мама, не позвала меня тогда? Могла хотя бы позже рассказать о Тинкином приходе! – укоризненно проговорил Вадим.
– Как я могла! Ведь у тебя намечалась свадьба с одной беременной, а тут появилась другая, – печально покачала головой мать. – Я не хотела тебе доставлять ещё больше мук и страданий. Ты бы метался между двух огней.
– У меня был бы выбор! – в голосе сына прозвучали сожаление и грусть. – И это была бы Тинка, не сомневайся. Тебе она никогда не нравилась, я знаю, но я её любил и не переставал любить. А с Полинкой всё произошло по пьянке.
– Ты напивался? – поразилась Людмила.
– Я был расстроен, мы с Тинкой были в ссоре.
– Теперь ничего не исправишь! – решительно вмешался отец. – Валентина родила от тебя или Алёшки – это неважно, в настоящее время она жена Алёшки и ею останется. Катюша – их дочь, вот вырастет, там видно будет… А ты, Вадим, смирись – я тебе приказываю – не лезь в их жизнь!
Мать сделала было возражающий жест рукой, но отец зыркнул грозно на неё смородиновыми глазами, дескать, хватит уже говорить об этом. Вадим печально посмотрел на родителей и, не возразив и не согласившись, направился к своей комнате, где должна была собирать свои вещи Полинка.
Когда та, наконец, уехала к своим родителям, он вытащил из нижнего ящика письменного стола Тинкин портрет в рамке и открыто поставил его на стол. Теперь она будет здесь, что бы там ни говорил отец, ежедневно будет провожать его и встречать.
Ах, Тинка, я и не знал, что у нас с тобой дочка! Какая она? На дне рождения бабушки он хорошо не рассмотрел её, не хотел, потому что думал, что Алёшкина, не его – было слишком больно. Маленькая черноволосая девочка в розовом платьице, бойкая, не по годам развитая – вот и всё что он запомнил. А какие глаза, носик, губки, как улыбается и хмурится – этого не заметил.
Из того же нижнего ящика вынул школьный фотоальбом. Улёгшись на диване и подложив под голову подушки, стал рассматривать караярские снимки. Сейчас кажется, тот год, когда учился в девятом классе и жил у бабушки в Караяре, был самым лучшим в его жизни. Тогда он встретил Тинку и полюбил. Они ссорились, мирились, вместе радовались каждому дню. Вот общий снимок после спектакля в Доме культуры. Все в пышных костюмах своих героев, в центре – их режиссёр Вероничка, Тинка в наряде графини и сам Вадим в праздничном одеянии Теодоро.
А здесь они с Тинкой на лыжах, а на этой фотографии она с сестрёнками и братишкой во дворе их дома, который все в Караяре называют оградой. Сфотографировал их Вадим фотоаппаратом деда. Девчонки улыбаются во весь рот, а Федорик недовольно набычился. Парень невольно улыбнулся, вспомнив тот момент.
Мальчику купили фуражку на день рождения, он сразу захотел её надеть на улицу. Но там ещё лежал снег и мороз не отступал перед надвигающейся весной. Как Федорик ни просил, чтобы ему разрешили вырядиться в обновку, Тинка не поддалась на уговоры и натянула, можно сказать, силой на его головку шапку-ушанку.
Когда все вернулись с прогулки, раскрасневшиеся и немного озябшие, Тинка спросила у братца:
– Ты не замёрз, Федорик?
Тот, шмыгнув носом, обиженно произнёс, пропуская букву «р»:
– Был бы в фуяшке, так не замёз!
На одном из снимков – Тинка с младшими сёстрами Ритой и синеглазой Маруськой в обнимку, сияют улыбками, как нарисованные детской рукой солнышки.
Ему нравилась Ритка, бойкая и живая, такая же находчивая и упрямая временами, как Тинка. Сразу вспомнился забавный случай. Пришёл он к Масловым субботним вечером, Ритка как раз домывала пол на кухне. Вадим давно уже понял, что женщины, когда делают в доме уборку, становятся злыми-презлыми, поэтому проходил мимо склонившейся девочки, тщательно трущей тряпкой пол, осторожно, почти на цыпочках. Но всё равно та заворчала. Тинка сделала ей замечание:
– Перестань брюзжать!
– Буду брюзжать, буду! – крикнула рассерженная Ритка. – Я мою, а все ходят и ходят!
