Текст книги "Мы обещали не расставаться (СИ)"

Автор книги: Татьяна Медведева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Пришлось ей пойти на хитрость. Подговорила одну знакомую с бывшей работы изобразить перед Виктором медсестру кожвендиспансера. Пригласила её в гости. «Медсестра» за столом как будто нечаянно завела разговор о том, сколько нынче гулящих женщин развелось, вот почему сифилис теперь процветает, просто настоящий всплеск этого полового заболевания получается.

– Одно бы дело, если бы сами только болели, а то ведь семейных мужчин заражают, их жён и детей, – сказала она, – приходится, заставлять этих гулящих составлять список, с кем у них были связи, а потом насильно вызывать мужиков в диспансер. Да что далеко ходить, есть и у вас на заводе, Виктор, одна из таких, – и назвала фамилию новенькой экономистки, – так, она раз пять уже лечилась у нас, даже пришлось ей работу поменять, слава за ней шла дурная.

Виктор побледнел и затрясся.

– А через руки и поцелуи сифилис не передаётся? – спросил испуганно.

– Бывает, если ранки есть, – важно ответила «медсестра».

С тех пор Виктор от своей смазливой экономистки просто шарахался, пока та не уволилась.

Тётушка несколько раз пыталась вывести Тинку из депрессии. Просила поесть, ругала мужиков на чём свет стоит, даже случай про экономистку рассказала, благо, мужа дома не было, можно было поехидничать и от души пройтись по нестойкой мужской породе. Племянница была безучастна.

И тогда позвонила Зосимчику, всё ей рассказала. Та сразу приехала и принялась хлопотать. Стащила насильно Тинку с дивана, приволокла в ванную, заставила принять тёплый душ. А потом заставила выпить чаю. При этом не переставала ругаться:

– Да, сколько на свете мужиков-негодяев – и что из-за них всех слёзы лить! Не дождутся! Меня тоже бросали, я думала, умру, не выдержу, но жива и счастлива! И ты будешь счастлива! Я тебе обещаю! Хороших парней завались, открой пошире глаза и ты увидишь их. А то зациклилась на своём Вадковском! Единственный свет в окошке! А этот «свет» – обычный…Нет, нет, не возражаю, согласна, Вадим не подлец, а только оступился и нечаянно нагулял ребёнка! Так пусть и провалится куда-нибудь подальше от нас, раз не остерегался! Подумай и не жалей его. Он сам попал в ловушку к этой рыжей, знал же, что охотится за ним! Не силой же она тащила его в постель! А ты, дурочка, слёзы по нему горючие льёшь! Тьфу! Давай собирайся!

– Куда? – недоумённо пробормотала ошеломлённая гневной тирадой подруги Тинка.

К ней вдруг вернулось благоразумие. Действительно, не стоит убиваться из-за предательства любимого человека: Полинка же не насиловала его, он сам захотел. Значит, надо смириться.

– Мы поедем к одной целительнице, – решительно заявила Зосимчик, – я у неё уже один раз была, она, может, и не исцелит твою душу от вечной любви, но повеселимся и поразвеемся. Новые впечатления всегда утешают. Пойду позвоню, дома ли она. Телефон у вас в прихожей?.. А ты пока одевайся.

Глава XI

Ехали сначала на метро, потом почти час на автобусе. Народу битком: как раз был час пик – люди с работы возвращались. Но им достались места, хотя и в самом конце салона. К счастью, остановка их была последней, иначе бы по головам пришлось выбираться.

– Я, кажется, есть хочу! – жалобно призналась Тинка. – Со вчерашнего утра ничего не ела, кроме твоего чая сегодня.

– Ничем не могу помочь, – откликнулась Роза, – у меня в сумке только риса кило, банка сгущёнки и банка тушёнки, твоя тётя дала для целительницы, которая плату берёт продуктами. Потерпи, – помолчав немного, добавила мечтательно: – Знаешь, а ведь я давно сгущёнкой не лакомилась, в магазинах всегда за ней очередь. Не оставить ли её нам себе? Целительнице хватит крупы и тушёнки. Я, между прочим, в прошлом году ей привозила лишь макароны.

– О, Зосимчик, не шути так! Мы и без того с тобой, как две дуры, мчимся к целительнице за тридевять земель. Ещё и мечтаем скрыть от бедной старушки часть её заработка. И на что надеемся, просто смешно, если со стороны на нас посмотреть! Настоящее суеверие!

– Ну и что! – беззаботно пропела ей в ухо Роза. – Мы будем верить в целительство, гадание, магов! Кому какое дело, что мы едем к бабке-колдунье, мы же не будем её воспринимать всерьёз!

На конечной остановке народ быстренько разбежался кто куда. Уже смеркалось. Но в наступающей темноте улицы посёлка, куда девушки приехали, освещались хорошо. Они побрели к двухэтажным баракам. Роза примерно помнила, где живёт целительница, но на всякий случай уточнила у прохожего.

Старый деревянный барак был покосившимся, почерневшим от времени и выглядел безрадостно. Прямо с порога, только ступив в коридор, девушки чуть не провалились в дыру в прогнившем полу.

– В прошлом году такого не было, – заметила Зосимчик. – Да, воистину время ведёт к разрушению!

В конце коридора на первом этаже постучали в единственную обитую дерматином дверь. Открыла высокая, тощая женщина, одетая во всё чёрное. Впавшие щёки, бледная кожа с тёмными веснушками, огромные зелёные глаза. Старушка была необычной, вроде бы пожилая, с морщинами, но волосы без единой сединки, иссиня-чёрные.

– Что у вас? – бросила на девушек тяжёлый взгляд. – Ах да, разбитое сердце? Проходите!

– Точно такой станет Ардова через лет двадцать-тридцать, – шепнула Роза Тинке, пробираясь за ней по узкой прихожей, забитой какими-то коробками и тюками.

– Не станет, она не чёрная, а рыжая, – не сдержалась ответить Маслова, но на душе стало веселее. С Зосимчиком не соскучишься, и нигде с ней не страшно.

– Это тоже была рыжая, а теперь крашеная, не видишь, – не унималась Роза.

– Нет, мои волосы по-настоящему чёрные! – неожиданно вмешалась целительница, напугав девушек своей проницательностью, ведь она не могла же услышать их тихий шёпот.

Комната, в которой они оказались, была большой и полутёмной. Вместо электрического света горели свечи по углам и на столе, стоявшем посередине.

– Каждый человек вносит в чужой дом какую-то энергетику, бывает, и злую, – сказала женщина, – поэтому и горят здесь свечи, они мне показывают, с какой энергетикой вы пришли.

– Ну, и с какой? – не удержалась от вопроса Зосимчик.

– Свечи горят активно, не гаснут, значит, с хорошей. А вот если пламя начнёт дёргаться, стало быть, пошла отрицательная энергетика, – объяснила спокойно женщина и обратилась к Розе. – Теперь тебе нужно выйти.

– Я не могу, – заупрямилась та, – в коридоре могут быть крысы, а на улице пьяницы шатаются.

– Они ничего тебе не сделают, я их заговорила!

– Что ж они тогда пить не бросили, – буркнула себе под нос Зосимчик и без приглашения, решительно уселась на кожаный диван у дальней стены. – Я здесь тихо посижу, не буду мешать.

Целительница пожала плечами и, не взглянув на Розу, показала жестом Тинке, чтобы села за стол напротив неё. Когда та покорно присела, куда указали, стала что-то быстро бормотать, потом достала из-под стола какую-то склянку, немного побрызгала из неё на девушку.

– Я очищаю твоё биополе, – пояснила.

Потом поводила горящей свечой около лица Тинки, после чего взяла её холодные ладони в свои, которые оказались тоже холодными, и попросила быстро, не задумываясь отвечать на вопросы «да» или «нет».

– Тебе хочется убить изменника?

– Нет!

– Хочется разлучить?

– Нет!

– Хочешь, чтобы у него сердце болело?

– Нет!

Все дальнейшие вопросы были в том же духе, да и ответы в основном были «нет». Тинка не хотела никого убивать и зла никому не желала, самой бы выжить и обрести душевное спокойствие. А целительница всё спрашивала и спрашивала. Девушка дошла до точки кипения, словно паровой котёл, готова была выпустить пар. Похоже, что и у Зосимчика иссякло терпение, она заёрзала на своём стуле и негромко произнесла:

– А может, перейдёте к лечению? Чтобы боль из неё ушла.

– Она уже и ушла, – сказала сухо целительница. – Ты её прогнала, мне оставалось только подчисткой заняться.

– Выходит, что я обладаю целительными способностями? – то ли в шутку, то ли всерьёз изумилась Роза. – И как это я за собой не замечала!..

– Я тебя настроила, заговорила и передала тебе на время часть своей силы, как только ты мне позвонила! – прервала её женщина. – А теперь можете спокойно отправляться домой.

– А погадать, что будет потом? – заспорила было Зосимчик.

– Что ждёт её впереди – она сама уже знает! – грубо сказала целительница, как отрезала. – Бессмысленно ей говорить! Не так ли? – И уставилась на Тинку своими грозными пронизывающими глазищами. У той даже мурашки по спине побежали от страха, она невольно попятилась. И было жутко и непонятно от прозвучавшего из уст бабки заявления, что Тинка сама уже о своём будущем знает.

Возвращались в полупустом автобусе, от хохота не могли остановиться. Вспоминали и вспоминали свой разговор с гадалкой-целительницей, делясь друг с другом своими ощущениями.

– Шарлатанка! – сделала вывод Зосимчик. – Но хитрющая.

Неожиданно достала из сумки тушёнку и сгущёнку.

– Ты не отдала? – удивилась Маслова.

– Хватит ей крупы. Ты же слышала, это я твою боль прогнала и душу вылечила. Теперь я могу сглаз с людей снимать! – и подбоченилась самодовольно.

Но Тинка не рассмеялась, как ожидала подружка, а произнесла проникновенно:

– Спасибо тебе, Роза. Ты лучшая подруга из всех подруг, какие у меня были в жизни!

Зосимчик замигала часто-часто и вдруг захлюпала носом, а потом не в шутку заревела.

– Мне жалко тебя и Вадима, – принялась, всхлипывая, выплёскивать наболевшее из себя. – Вы так любили друг друга!.. Я не должна была тебя уговаривать, чтоб ты забыла его. Наоборот, должна была сказать, иди и верни его, заяви, ты мой, не отдам тебя и катись ты, Полинка Ардова, на все четыре стороны! Вадковский будет тебе алименты платить, встречаться с ребёнком, но я буду с ним, а не ты!

– Нет, он не пойдёт на такое! – печально покачала головой Тинка. – Он не допустит, чтобы его ребёнок рос без отца. Ты всё правильно сделала, Роза.

Вадим, как и Тинка, не пошёл утром на занятия, а бродил по улицам, не замечая ничего и не зная, куда идёт. А мысли хаотично и безрадостно прыгали и разбегались в голове, и ни одной не было успокаивающей, которая бы привела к выходу из сложившейся ситуации или хотя бы к возможности повернуть время вспять.

Ах, Тинка, Тинка, любовь моя! Если б ты вместо того, чтобы гнать меня от себя, сказала, что не отпустишь ни за что!.. Нет, и тогда бы он не остался! Не смог бы! Идти дорогой отца – совсем не для него. Тот полюбил маму, бросил Светлану с ребёнком. Впрочем, не так, всё гораздо запутаннее, поскольку Алёшка родился позже того, как отец полюбил и женился. А что если?..

После того, как Вадим узнал, что есть у него брат, о Лешкиной матери он думал как о несостоявшейся разлучнице, с которой отец, обидевшись на мать, гульнул. Мама красивая, яркая, стройная, даже в сорокапятилетнем возрасте ещё хороша. А Светлана невысокая, пухленькая, с взъерошенными кудрями, ничего в ней особенного. Но узнав её чуть ближе, парень стал сомневаться в своих выводах. Алёшкина мать – это сгусток энергии и жизнерадостности. Чем-то похожа на Тинку. С ними легко и интересно. А вот с мамой не посмеёшься о пустяках. У неё чувство юмора напрочь отсутствует, всегда серьёзна и строга, как учительница на экзаменах.

Он слышал от бабушки не раз, что именно мама разлучила влюблённых – её сына Сергея и Светлану, Вадим ей не верил, потому что отец по-своему был привязан к матери. А теперь вдруг по-новому взглянул на всю историю. Возможно, отец по глупости связался с мамой, а сердце его осталось с прежней любимой. Почти как у него самого: придётся ему жить с одной, а любить и мечтать о другой. Отцу это удалось, удастся и ему.

На следующее утро перед лекциями он сказал Полинке, что им придётся пожениться. Она молча кивнула, и они разошлись по местам, где обычно сидели. Через несколько дней подали заявление в загс и сообщили родителям.

Мама Вадима была на седьмом небе, она вздохнула облегчённо, так как очень боялась, что сын женится на ничем не примечательной, по её мнению, Тинке. Отец был удивлён, но промолчал. Родители Полинки новость приняли сдержаннее, им казалось, что дочь их и Вадим для женитьбы слишком ещё молоды, следовало сначала институт окончить. Та же самая реакция была у обеих бабушек, караярской и ленинградской. Когда он позвонил им, они, словно сговорившись, одинаково спросили, не слишком ли торопится с женитьбой.

Неожиданно для себя Вадим решил сообщить о предстоящей свадьбе и Алёшке, возможно, чувствовал, что тот передаст Тинке, а ему хотелось, чтобы она знала.

Брат удивлён был невероятно. Сначала он не понял, на ком женится Вадим. Думая, что на Масловой, стал энергично поздравлять, сыпля словами «большого счастья», «постоянного согласия», «безудержной радости»… Потом извинился, заявив, что не сможет прийти, наверное, на свадьбу, потому что намечается у их ансамбля двухмесячное турне по городам и сёлам. Вадим едва вклинился в его продолжительную взбудораженную речь, чтобы уточнить, что невеста не Тинка.

– Полинка?! – вскрикнул изумлённо Алексей. – Я что, сплю?!

– С Тинкой мы расстались, – соврал Вадковский. Полинка упросила его пока не говорить никому об её беременности. Но своим родителям ему всё-таки пришлось сказать правду, поскольку они знали о его большой любви к Тинке.

– Расстались?!.. Случается со многими такое. Но зачем сразу жениться на ком попало! Ну ты даёшь, брат!

На этом Алёшка замолчал, и Вадиму стало понятно, что разговор закончился, не о чем больше говорить – брат, как и он сам, ошарашен и в оцепенении, у него просто нет слов.

Глава XII

Так повелось, когда Тинке плохо, она старается отгородиться от настоящего мира, уйти в свой – вымышленный. Там можно спокойно зализывать раны, наказывать обидчиков и представлять себя сильной.

Вот уже почти неделю ходит в университет как на автопилоте. Спасибо Зосимчику, та постоянно рядом, лишь вечером убегает из общежития.

Лекции Тинка записывает, не вдумываясь в их смысл. Иногда отвлекается и рисует ручкой прямо в конспекте кораблики – несложные, детские или с мачтами и надутыми парусами. У штурвала – парень в джинсах и моряцкой фуражке.

Вдруг без спроса и предупреждения Алёшка Кравченко, неожиданно усевшийся сегодня с ней рядом с другого бока, взял её тетрадь и решительно перечеркнул последний рисунок крест-накрест.

– Не смей по нему слёзы лить! – прошептал ей в ухо.

– А ты не смей жалеть меня! – едва слышно, но воинственно огрызнулась Тинка.

– И не подумаю, я не сумасшедший!» – откликнулся, чуть шевеля губами, парень.

«Вчера они подали заявление в загс!» – написал Кравченко на своём конспекте.

«Скатертью им дорога!» – подписала девушка ниже, и глаза её морской волны сверкнули злостью.

На перемене между парами лекций, когда они гуляли втроём по коридору с обвешанными стенгазетами и фотостендами стенами, Алёшка предложил ей и Зосимчику отправиться после занятий с ним в кафе: он желает угостить их цыплёнком табака.

– С чего это такое благодеяние? – удивилась Роза. – Выиграл в лотерею?

– Мы пели и играли с ребятами в ресторане в прошлую субботу, нам хорошо заплатили.

– И Инна Зальц с вами пела? – удивилась Тинка. – Не подумаешь, что она снизошла до ресторана!

– Ну что ты! – протянул манерно Алёша, подделываясь под Инночку. – Это не достойно дочери Израиля, она нас покинула. И меня тоже, кстати. Кто-то проболтался, что я не полукровка. Её даже не остановило, что в нашем ансамбле два чистых еврея, они ей не понравились. А парни что надо! Сочиняют прекрасные песни.

– Ты, наверное, в печали, старичок! – подколола Алёшку Зосимчик.

– А ты, как могла не сказать мне, что Вадим и Тинка расстались? – обиженно прошептал он ей и покосился на Тинку, задержавшуюся у стенда с фотографиями одного из их однокурсников.

– Я умею хранить секреты, – понизила голос Зосимчик. – Чирикать я могу о пустяках, а вот о беременности подружки Вадима не стану же рассказывать всему свету.

– О какой беременности ты говоришь? – воскликнул Кравченко.

– Ты разве не знаешь, что Полинка беременна?

– Ах, вот почему ему понадобилось срочно жениться на ней! – догадался Алексей. – А я-то думал, к чему такая спешка!

– Так, значит, Вадим срочно женится? А Тинке ты сказал?

Когда парень кивнул, Зосимчик тревожно взглянула на подружку. Та спокойно слушала разглагольствования комсомольского секретаря курса Коробова Николая о чём-то. На лице её не было видно ни горести, ни страданий, оно казалось безмятежным. На этот раз, может, всё обойдётся, с надеждой на лучшее подумала Зосимчик, хватит уж с Тинки переживаний!

В последнее время Тинку стало тошнить по утрам. В какой-то миг она подумала, что беременна, но отмела эту мысль сразу, поскольку менструация у неё в октябре пришла вовремя. Тем не менее голова стала кружиться всё чаще и чаще. И от запахов еды мутило.

– Ты сильно похудела, – заметила тётушка, – тебе надо есть побольше и поменьше брать заданий на этом своём радио. А ещё лучше показаться врачу, вдруг у тебя гастрит начинается.

Тинка отмахивалась, некогда ей по врачам ходить, она готовила вместе с основным корреспондентом городского радио цикл передач о новостройках Ленинграда. Как-то раз, когда брала интервью у строителей в тесном, жарко натопленном и прокуренном вагончике, всё вокруг неё завертелось, и она потеряла сознание.

После этого уже не могла игнорировать, что с ней что-то не то, и обратилась к университетскому врачу. Та заставила её сдавать кучу анализов и показаться разным специалистам. Итог был: всё-таки беременность! Оказалось, что на первой стадии в дни предполагаемых месячных у женщин могут быть кровянистые выделения.

Это было для Тинки шоком. Прежде всего, она подумала о тёте. «Выходит, зря я тебе давала брошюрку о предохранении от беременности, если ты, бестолковая, не воспользовалась ею!» – воскликнет Маргарита возмущённо. – И станет обвинять во всём Тинкину мать, которая сама нарожала не в меру и дочерей не научила беречься, так как Марина, старшая сестра Тинки, уже беременна вторым.

А как будут расстроены родители, ведь они всегда мечтали, чтобы дочери выучились, стали специалистами. Марина застряла на третьем курсе, а теперь и Тинка может бросить университет.

Ей одной с ребёнком не справиться. Во-первых, нужно жильё, из общежития, само собой, выгонят, не станут держать с малышом одинокую мать. Жить у тёти тоже не может: та открыто говорит, что не переносит плач младенцев. Во-вторых, ей надо будет на что-то жить, а чтобы зарабатывать деньги, необходимо где-то оставлять ребёнка.

Голова шла кругом от бесконечных вопросов, цепляющихся один за другим. Выход один, решила, наконец, Тинка, я должна пойти к Вадиму и всё рассказать. В нечаянной беременности не её только вина, его даже больше, поскольку это он в ту ночь, когда они прилетели из Башкирии, один раз занимался любовью без предохранения. Она вспомнила об этом лишь теперь.

Трубку в квартире Вадковских никто не брал, сколько бы ни звонила Тинка. Это было странно, потому что уже вечерело и Вадим должен был уже вернуться с занятий. Она знала, что в этот день у него не должно быть репетиций в студенческом театре. Ничего не оставалось, как поехать к дому и дождаться парня у подъезда.

Ещё не подошла близко к зданию, как заметила в окнах квартиры Вадковских свет, значит, кто-то есть дома. Поднялась до нужного этажа и решительно позвонила. Дверь открылась удивительно быстро. Но перед Тинкой был не Вадим, а его мать – Людмила Николаевна – в нарядном шёлковом тёмно-зелёном халате. В её глазах были холод и изумление, словно не узнала девушку.

– Мне нужно поговорить с Вадимом, – поздоровавшись, твёрдо произнесла Тинка. – Это очень важно!

– А ты знаешь, что у него с Полиной через несколько дней свадьба и они ждут ребёнка? – тихо, с заметной ехидцей спросила мать парня.

– И я тоже жду ребёнка от Вадима! – выпалила одним духом Тинка. – Он должен узнать об этом!

– Что ты такого говоришь! – проговорила приглушённым голосом женщина. – Ты не ошиблась?

Испуганно оглянувшись по сторонам, взяла девочку за руку и потянула за собой в квартиру, а дальше – в свою с мужем спальню, которая располагалась ближе других двух комнат к выходу. Усадила в кресло и, встав напротив, посмотрела в Тинкины глаза негодующе:

– Теперь говори, что ты хочешь сказать моему сыну?

Тинку сильно трясло, то ли от возмущения, то ли от страха, но, сжав крепко пальцы в замок под грудью, она сумела превозмочь внезапную лихорадку и, хоть и сбивчиво, но вполне внятно рассказать, как узнала, что забеременела.

– Я думала, что если менструация идёт, то всё в порядке, но врач сказала, такое бывает, беременность бесспорна, анализы показали! – завершила свой рассказ. – А теперь я должна сказать Вадиму, мы оба должны решить, что делать…

– Нет, нет! – возразила Людмила Николаевна. – Вадиму нельзя говорить ни в коем случае. Ты разобьёшь его жизнь и мечты о театре!

И нервно принялась метаться по комнате, прижав ладони к горлу, словно пыталась остановить свой крик. Тинка невольно сжалась, ожидая его. Тем не менее вопля не прозвучало, раздался лишь шёпот: «Это безумие! Всё прахом летит!» Спустя несколько минут мама Вадима сумела взять себя в руки, и речь её стала умоляющей:

– Ты же любишь моего сына, Валентина, я знаю! Ты не можешь испортить ему жизнь. У Полининых родителей большие связи. Если Вадим бросит перед свадьбой их беременную дочь, они Вадима живьём сгноят. Но может, не буквально, но отчисления из института добьются. И всё сделают, чтобы работать его в Ленинграде никуда не взяли! Ты же этого не хочешь?

Тинка согласно кивнула. Только раскрыла было рот сказать, что не желает она никому неприятностей, тем более Вадиму, но ей-то что делать, как Людмила Николаевна с мягкой улыбкой на красивом лице доверительно произнесла:

– Я тебе помогу. Нужно сделать аборт. Я же работаю в больнице. Со всеми, с кем нужно, договорюсь завтра же. Это проще простого. Анализы, как я уже поняла, у тебя сданы. Аборт делают многие, не переживай. Там ребёнка как такового ещё нет, обычный зародыш, его вырежут. Через день всё заживёт. А родить ты всегда успеешь, когда выучишься…

– Мама, Полинка уходит! – раздались стук в дверь и голос Вадима из коридора. – Я провожу её до метро!

Людмила Николаевна сразу встрепенулась.

– Сиди тихо, – прошептала Тинке. – Я попрощаюсь и вернусь.

И спешно вышла в коридор, оттуда слышно было, как она любезно разговаривает с Полинкой. Через минуту вернулась. Сквозь дверной проём Тинка успела увидеть отразившихся в коридорном зеркале Вадима и его невесту. Он её поддерживал нежно, как ей показалось, когда та надевала сапоги. Словно два голубка, устало подумала девушка, наворковались и разбегаются. Значит, Вадим был дома. Вот почему мама его говорила в полголоса. Девушка чувствовала себя глубоко оскорблённой. В то время как ей приходится страдать из-за неожиданной беременности, он преспокойно уже милуется с другой.

После того как послышался стук входной двери, Людмила Николаевна снова выглянула в коридор, чтобы убедиться, что сын с невестой ушли.

– Ну, ты видела сама, – обратилась она к девушке, так и не вставшей с кресла, – они любят друг друга. Сидели в комнате Вадима и целовались, скорее всего. А может, что-то и более интимное было, раз даже к телефону не подходили, а он без конца трезвонил. Любовь никакими запретами не удержишь! Тебе надо смириться, что мой сын теперь с другой. Скоро женится, и у него с Полиной родится собственный ребёнок. Ему будет не до твоего. А тебе нужно подумать о себе. Зачем тебе обуза, когда сама ещё не стоишь на ногах! Прерывание беременности – единственный выход для тебя.

– Да, я уже решила, – с трудом выдавила из себя Тинка, которую несколько покоробили неделикатные заключения матери Вадима. – Куда мне приходить?

– Вот это разумное решение! – облегчённо вздохнула Людмила Николаевна и принялась объяснять Тинке, как они будут действовать, чтобы получилось и быстро, и без огласки.

Глава XIII

Назавтра она явилась в нужное место, как договаривались, принесла с собой результаты анализов, для этого сразу с утра заскочила в женскую консультацию, к которой был прикреплён университет. Мама Вадима оказалась почти всемогущей, так как работала в отделе кадров в больнице – там ей было менее хлопотно и престижнее, чем в службе участковых врачей.

Буквально в течение получаса врач-гинеколог, это был мужчина, принял её, осмотрел и назначил на после обеда процедуру, если только можно назвать так аборт. Оставалось ждать полтора часа. Тинке предложили пройти в столовую, но она отказалась есть. Очень волновалась, не до еды было.

О том, что пошла делать аборт, никому не рассказала, даже Зосимчику. Роза иногда без какой-либо задней мысли, а тем более злобы, просто по доверчивости и по стремлению к ясности, которое в ней глубоко укоренилось, могла проболтаться. Тинке не забыть случай с Наташей Блиновой, девушкой из её комнаты. Совершенно по-глупому поставила Зосимчик её в дурацкое положение, словом, выдала тайный Наташкин секрет Коробову Николаю, который той сильно нравится.

У девушки были вставлены впереди два пластмассовых зуба, в общем-то, они смотрелись как настоящие, ничем не отличались от других, и никто не догадывался, что они из протеза. Неожиданно зубной мост сломался, и пришлось бедняжке идти к протезисту, который снял его, чтобы заменить новым.

– Не рассказывайте никому, – попросила Блинова подруг, она очень боялась, что Коля Коробов узнает, что у неё искусственные зубы.

Тинка на вопрос Коробова, отчего Наташка закрывает рот, когда разговаривает, заболела что ли, согласилась с ним:

– Да, она простудилась, у неё горло болит.

На следующий вечер Зосимчик пришла к Тинке в гости и оказалась в курсе бед Блиновой. Явился и Коробов. Ни для кого на курсе не было секретом, что он неровно дышал к Зосимовой, но та считала его слишком занудным и приземлённым, в общем, не романтичным. Но так получалось, он всегда появлялся там, где оказывалась она.

Когда Наташа о чём-то заговорила, прикрывая ладошкой рот, Коля успокаивающе сказал:

– Наташка, брось закрываться, мы твою проблему знаем, скоро она разрешится, – имел в виду, что девушка выздоровеет.

– Конечно, – вдруг вмешалась Зосимчик, – скоро ей врач вставит новые зубы. Они будут лучше, чем старые, из пластмассы высшего качества и никогда не сломаются.

Все подруги Наташи замерли в испуге и негодовании на Розу. А Коробов от удивления рот раскрыл:

– Какая пластмасса? О чём ты, Зосимова?

– А разве ты не знаешь, что у Блиновой передние зубы выпали, она к врачу ходила?! – И только когда это Зосимчик произнесла, лишь тогда она заметила негативную реакцию девчонок и поняла, что сказала что-то не то.

Вот тебе и слово давала никому не говорить! Сама не заметила, как проболталась. Хорошо хоть, что у Наташи есть чувство юмора. Она не кинулась в слёзы, а вместе со всеми девчонками смеялась, когда ушёл из комнаты Коробов.

Тинка давно поняла, что бывают в жизни человека тайны, которые не следует доверять никому, даже самым близким людям. Следует справляться с ними самой, хранить в глубинах души, со временем они или исчезнут, или перестанут приносить боль.

Кровать в гинекологическом отделении, где Тинке придётся ночевать после аборта две ночи, оказалась жёсткой, а одеяло колючим. Донимали девушку и духота, и жуткие разговоры женщин в комнате, тоже ожидающих аборта. Поэтому, немного полежав, вышла в коридор побродить и отвлечься от грустных дум.

Но не тут-то было, кругом со стен на неё скорбно смотрели младенцы с плакатов. Они горячо умоляли, просили, кричали оставить их жить. Один из малышей на картинке, казалось, прямо к ней протягивал пухленькие ручки и заклинал словами, написанными на плакате: «Моё сердце уже бьётся, я хочу жить! Мамочка, сохрани меня!»

Нет! Нет! Девушка закрыла уши плотно руками, словно это избавило бы её от укоров и просьбы не убивать. Хотела зажмуриться, но глаза упорно не слушались её и таращились на всех этих не рождённых младенцев. А ведь есть на каком-то из плакатов и её дитя, неожиданно подумалось ей, ему тоже не суждено родиться, хотя наверняка его сердце уже бьётся во мне.

Что я делаю? Собираюсь убить крошечного человечка с его надеждами, мечтами и ожиданием счастья и любви? Ему не суждено будет проявить себя в этом мире, а мне испытать его привязанность. И вспомнилась маленькая дочка старшей сестры, её нежные объятия и дикий восторг от встречи. Подобной малышки она может лишить себя! Внутри у Тинки всё сжалось и похолодело.

«Я не могу этого сделать!» – вдруг прозвучало в её голове, да так громко и звонко, словно было это её не мыслью, а громким воплем вслух. И решение явилось само собой: Тинка не будет прерывать беременность, она родит и будет воспитывать сына или дочь. Найдёт выход из ситуации: перейдёт на заочное отделение, уедет домой, устроится в районную газету или ещё куда-нибудь. Безвыходных положений не бывает, любит повторять баба Маня.

И ни в коей мере не будет стыдиться своего положения, с гордо поднятой головой будет встречать осуждение и жалость, если, конечно, кто-то рискнёт их при ней проявить, поскольку она никому не даст шанса для осуждения и жалости. К тому же они намного лучше, чем уничтожить своего ребёнка и жить с этим всю жизнь.

Повернувшись к плакатам спиной, Тинка вернулась в палату, взяла вещи и паспорт и решительно направилась к камере хранения. По дороге сказала дежурной медсестре, что раздумала делать аборт и уходит. Та нисколько не удивилась, видно, нередко случается, что пациенты в последнюю минуту передумывают, кивнула и сказала на прощание:

– Ну и молодец! Погоди, ещё радоваться будешь, а ребёнка вырастишь – и не заметишь.

Холодный ноябрьский ветер пробирал до костей, зимнее драповое пальто с норковым воротником, купленное во время её работы в универмаге, не спасало от дрожи. Тем не менее Тинка не побежала сразу с остановки в тёплое общежитие, а уселась на скамейку неподалеку, чтобы собраться с мыслями и решить уже всё до конца. Само собой, передумывать насчёт аборта не собиралась, а вот как жить будет в ближайшие месяцы, надо поразмыслить.

До сессии никому ничего не скажет. Когда сдаст зачёты и экзамены, тогда и переговорит в деканате о переходе на заочное. А уж потом позвонит родителям и сообщит о беременности тёте Рите. До тех пор, скорее всего, живот не будет заметен. У старшей сестры он в первую беременность почти до шести месяцев не выделялся, особенно в просторной одежде, например, свитере или платье-трапеции. У неё как раз есть такое – шерстяное, в мелкую клеточку.

– Это что ты тут делаешь? – послышалось вдруг сзади.

Тинка не слышала, как подошёл к ней Кравченко. Именно его-то ей сейчас не хотелось видеть больше всего.