Текст книги "Мы обещали не расставаться (СИ)"
Автор книги: Татьяна Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Но тогда о любви они ещё не говорили. О ней завели речь, когда Светлана поступила в университет, а он учился в военной академии.
На последнем курсе она познакомилась с Людмилой, студенткой мединститута, подружилась и, как говорится, на свою голову пригласила к ним жить: комната Сергея пустовала – он уже уехал на место службы. Мачеха и отец были не против. Люде трудно было жить в общежитии: там не на чем было готовить еду, и с девушками по комнате она не могла ужиться.
И так получилось, её новая подружка влюбилась в Сергея с первого взгляда, когда приехал тот на отдых домой. Вскоре мать застала его с ней в постели.
– Тогда я почти обезумела, – без горечи в голосе продолжала рассказывать Светлана. – Мы с ним собирались пожениться, готовились к свадьбе – и такое! Женился он на Людмиле. Вынужден был жениться, как сказал мне, она забеременела, а любит якобы по-прежнему меня.
Свекровь невесело хмыкнула и уставилась в тёмное окно пустым взглядом. Помолчала с минуту, потом принялась снова вспоминать.
– Окончив вуз, я уехала по распределению в Свердловск. Там стала встречаться с Васей Кравченко. Была с ним знакома много лет – он с матерью и старшей сестрой нередко наведывались к нам, в Ленинград, до войны и после войны. Мы с ним с одного года. У нас много общего. Он мне очень нравился, с ним было хорошо и спокойно.
Но мне казалось, я всё ещё люблю Сергея. И когда тот появился неожиданно в Свердловске и сказал, что продолжает меня любить и собирается бросить Людмилу, у меня голова пошла кругом, я решила, нет ничего важнее нашей любви. В общем, как сейчас принято у молодых говорить, я переспала с ним.
Буквально через несколько дней поняла, он меня напрягает, сдерживает во всём. Мы совсем разные. Надо же, всё детство и юность прожить рядом, бок о бок и не понять, что не подходим друг к другу!
Мы жили в его гостинице – он приезжал в командировку – я была в роли его жены. Мне было некомфортно. И не потому, что обманывала всех вокруг. Смешно, я стала осознавать: обманываю саму себя, упорно утверждая, что безумно люблю Серёжу. Оказалось, не люблю. Он для меня слишком холоден, замкнут, собран и серьёзен. Он не любит смеяться, не видит смешное в том, в чём вижу я. У него всё по полочкам, даже я и Людмила с сыном – на определённых полочках.
Каких-то пять совместных дней – и моя безумная любовь к нему пошла на убыль. Если бы мне кто сказал раньше такое, не поверила бы.
Мало того, поняла вдруг, Василий мне гораздо ближе и милее. Он понимает меня, любящую пошутить и посмеяться по пустякам. А Сергея это раздражает.
Всё так и сказала ему. Он сначала не поверил, но потом смирился и вернулся к Людмиле и сыну, мне показалась, с превеликим облегчением. Она ему больше подходит, такая же собранная, не сомневающаяся ни в чём и отнюдь не хохотунья по мелочам.
Узнав о беременности, была в ужасной растерянности, ведь уже собиралась замуж за Васю. С трудом сообщила ему, стала отказываться от свадьбы с ним. Но он настоял. И мать его меня с чужим ребёнком готова была принять. Так Алёшка стал их сыном и внуком, причём желанным и любимым. Сергею я тоже рассказала и мачехе при встрече через год, как Алёшка родился.
После этих слов свекрови Тинка разразилась горькими слезами. Светлана обняла её и принялась утешать. Судорожно всхлипывая, девушка отстранилась и, прижав ладони к груди, с ужасом вдруг посмотрела в глаза свекрови, словно открыла для себя что-то страшное.
– Это судьба нас с Алёшкой наказывает! За наш обман о Катюше! – неожиданно вырвалось у неё.
– Я знаю правду о Кате, – спокойно промолвила Светлана. – Она не Алёшкина дочь.
– Откуда? – воскликнула поражённая Тинка.
– Алёшка в детстве переболел свинкой, – пояснила горестно свекровь, – врачи предупредили, что возможно, детей у него не будет, но возможно, и будут дети, словом, пятьдесят на пятьдесят. Вот почему мы с мужем так обрадовались твоей беременности, подумали, слава богу, врачи ошиблись.
– Простите, что мы вам не сказали, – подавленно произнесла Тинка, потупив голову. – Мы думали, так будет лучше. Вы вот не стали скрывать!
– Всё равно бы с годами выяснилось, – вздохнула печально Светлана. – Вы, глупенькие, не осознавали, правду не скроешь, но мы с Васей не в обиде, жили в неведении хотя бы несколько лет. А вам приходилось сложнее: лгать ведь всегда нелегко.
Когда Катюша родилась, я заметила сходство с Вадимом, но убедила себя, что внучка похожа на дедушку, то есть Сергея. Хотя, если быть честной перед собой, узнав, что ты из Караяра, откуда родом Людмила и куда отправляли Вадика жить в старших классах, я подумала ещё на вашей с Алёшкой свадьбе, что такую хорошую девочку, как ты, племянник не мог не заметить. Прошлой осенью на юбилее мамы, увидев, как усердно вы делаете вид, что чужие друг другу, окончательно поняла, вас когда-то соединяла большая любовь.
– Нет, нет! – слишком поспешно стала отрицать Тинка.
– Я не осуждаю тебя, – успокоила её свекровь. – Я сама ошибалась когда-то. Не мне судить тебя. Жизнь непредсказуема. Случается такое, чего и не ждёшь, и не хочешь. Вот смерть Алёши мы уж вовсе не ждали. Ничего не поделаешь, примем её… И дальше будем жить. И ты с нами. Надеюсь, ещё будешь счастлива. Тогда и мы рядом с тобой и Катюшкой не застынем душой. Думаю, вы нас не бросите.
– Конечно нет! – твёрдо сказала Тинка. – Вы всегда для нас будете такими же родными, как мои мама и папа.
И крепко обняла Светлану со всей нежностью, которая в ней была.
Глава XXIII
На следующий день в квартиру Кравченко, куда должны были привезти Алёшку, собрались только самые близкие. Приехали Вадим с отцом, с ними и Людмила, которая, поговорив с полчаса со Светланой, увезла к себе Катюшу, чтобы не пугать ребёнка. Ей Тинка сказала о гибели отца, но девочка пока не приняла его смерть всерьёз.
– Мамочка, не переживай, папочка скоро оживёт и приедет к нам. Его польют сначала мёртвой водичкой, потом живой, – успокоила она мать.
Бедный ребёнок, ей сложно осознать потерю. И на свой лад Катюша исправляет несправедливость, как в её любимых сказках.
При встрече Вадим молча сжал Тинку в объятиях, посмотрел печально ей в глаза, словно говорил: «Вот уж не ждали такого!» И, не промолвив ни слова, отошёл к родителям брата.
Приехали друзья Светланы и Василия, две семейные пары их возраста. Они переселились из Свердловска в Ленинград одновременно с супругами Кравченко, мужья тоже, как Василий, работали в обкоме партии. Вадим съездил за бабушкой. Явились Зосимчик со Степаном и тётя Роза с мужем.
Никто не выл, не причитал, все спокойно сидели и тихо переговаривались. Зосимчик засуетилась на кухне, заставила всех выпить по чашке чая. А Тинку и Светлану просто силой – что-нибудь перекусить.
Вдруг Тинка увидела, как в комнату вошла заплаканная высокая светловолосая женщина, подошла к свекрови и свёкру и по-свойски обняла их. Это же Алёшкина Морин, только волосы не такие белые (в прошлый раз, видно, был парик), ужаснулась, что ей тут нужно. Сердце немедленно наполнилось глубоким возмущением. Не думая, что тут совсем не место для скандалов, резко направилась к ней – она не допустит её присутствия здесь, скажет, чтобы убиралась подобру-поздорову подальше из этого дома, пусть приходит на кладбище завтра, если захочет попрощаться.
Только прежде чем раскрыла рот, вмешалась Светлана:
– Познакомься, Валентина, это наша с Василием племянница Лиля, она сейчас в Калуге, на курсах переподготовки кадров. Прилетела, как только позвонила ей бабушка из Свердловска.
Тинка изумлённо смотрела на Морин, которая, кстати, совсем не Морин и не Алёшкина философиня, а просто-напросто, оказывается, его двоюродная сестра.
Она знала о Лиле, дочери старшей сестры Василия. Та после техникума уехала с мужем на Сахалин, у них двое сыновей. На их свадьбу с Алёшкой она не приезжала – как раз рожала младшего сына, так что Тинка её не видела ни разу, даже на фотографии.
– Тётя, можно мы с Валентиной поговорим, – попросила смущённая Лиля Светлану и увела находящуюся ещё под шоком девушку в соседнюю комнату.
Там усадила её на диван и сказала мягко:
– Прости меня за обман. Я говорила Алёшке, что из придуманного им спектакля ничего не выйдет.
И Лиля поведала, как встретившись с ней в Калуге – она ему позвонила, что находится там на курсах – он признался, что оказался в сложной, просто нестерпимой ситуации: жена любит другого, он не хочет мешать её счастью.
– Он уговорил меня сыграть девушку, с которой когда-то встречался, утверждал, что ты ни разу не видела философиню Аню, а если и видела, то мельком и забыла теперь, тем более, мы с ней похожи, – закончила Лиля свой рассказ.
– И чего же он добивался? – спросила Тинка больше себя, чем Алёшкину двоюродную сестру.
– Я задавала ему этот же вопрос, – откликнулась женщина. – Ответил, хочет, чтобы был весомый повод для развода. И чтобы ты не жалела его больше, легко рассталась бы с ним. Алёшка любил тебя так сильно и беззаветно, что готов был пойти на обман! – В голосе Лили почувствовался укор. – Всей душой желая тебе счастья, готов был расстаться с тобой!
– Да откуда он знает, с кем моё счастье! – как спичка, вспыхнула Тинка и тут же угасла, вспомнив, что впустую сотрясает воздух – Алёшка уже не на земле и не в настоящем времени, но всё-таки докончила, что хотела сказать, только в прошедшем времени: – Почему он не поговорил со мной, не спросил, чего хочу я?
Лиля сочувствующе пожала плечами.
– Ты любила Алёшку, хоть он сомневался в этом, – сделала она вывод. – Я это сразу поняла, когда увидела в твоих глазах боль после того, как сказала тебе об «измене» брата, так я ему тогда и сказала. Он не поверил мне, заявил, что он чувствует: сердце твоё ему не принадлежит.
После этих слов Лиля поднялась и оставила Тинку одну в комнате.
Нелегко смириться с потерей близкого человека, а ещё хуже – знать, что ушёл он из жизни с горькими мыслями и причина этой горечи – она, его жена, не желавшая забыть свою старую привязанность. Как больно осознавать своё бессилие: теперь невозможно с ним поговорить и донести до его сознания, каким дорогим Алёшка был для неё.
И она ему была дорога, недаром не всю их историю рассказал Лиле, лишь в общих чертах, а о самом важном – о рождении дочери от брата – не проговорился.
Дверь тихонько открылась, и вошёл Вадим. Чёрный свитер подчёркивал бледность его красивого лица. Он не сел на диван, а остановился перед ней.
– Ты знаешь, Алёшка хотел развестись со мной? – накинулась злобно и обвиняюще Тинка на него. – Из-за тебя! Зачем только ты приезжал к нам без него! С тех пор всё пошло наперекосяк! Он стал сам не свой! О чём ты думал, когда вмешивался в нашу жизнь?
Вадим беспомощно похлопал глазами и попытался приблизиться, она замахала на него руками в негодовании и крикнула враждебно:
– Ты можешь не попадаться мне на глаза, исчезнуть куда-нибудь?
– Сейчас не могу! – приглушённым голосом ответил Вадим, не замечая грубости, всё-таки ухватил за руку, как Тинка ни сопротивлялась, и потянул её за собой. – Пойдём, скоро будут звонить, ты должна быть там.
Она пошла за ним, потому что ничего уже ей не оставалось, как только сделать это.
В большой комнате всё было по-прежнему: собравшиеся ждали звонка.
Наконец, раздался междугородный звонок. Трубку взял Василий. Все застыли в ожидании, словно кто-то сказал им как в детской игре: «Замри!»
– Алло! – бодро произнёс Алёшкин отец.
И вдруг лицо его, став белее мела, исказилось болью и недоумением. Он беззащитно перевёл глаза на жену.
– Ничего не понимаю, – пробормотал едва слышно.
Вадим взял у него трубку и стал слушать. Чёрные глаза его широко распахнулись, а лицо, как и у Василия, побледнело сильнее, чем было раньше. Все было зашумели:
– Что случилось? Что там такое?
Но Вадим, уже пришедший в себя, поднятой рукой остановил общий ропот. Он внимательно слушал несколько секунд говорившего в трубке, потом отставил её от уха и сказал громко и ошеломлённо:
– Он жив! Произошла ошибка! Он сейчас будет на проводе! – и включил громкую связь.
И в комнату ворвался взволнованный голос Алёшки:
– Мама, я жив! Можешь мне верить! И дальше не собираюсь умирать! – в голосе появились мягкие нежные нотки. – Прости, родная, доставил тебе блудный сын переживаний. Умер другой человек, меня с ним перепутали. Я был в госпитале и не знал… Меня тоже немного стукнуло, но я цел и невредим, поверь, голова при мне. И руки, ноги тоже. Через несколько дней меня выпишут. Зачем меня держать – я здоров, как бык. Мама, не плачь, я скоро приеду. Я тебя люблю. – Светлана беззвучно заплакала.
Потом раздался громкий треск в телефоне, Алёшка замолк ненадолго. Когда связь наладилась, его голос вновь заполнил собой всю комнату:
– Здравствуйте, все, кто приехал к моим родителям их утешить! Вы собрались, наверное, на мои похороны, – хихикнул слабо. – Не дождётесь! Я же непотопляемый и непробиваемый! Спросите у Зосимчика, она всем скажет, меня можно смело бросать с десятого этажа, я всё равно, как кот, приземлюсь на задние лапы. Так она мне однажды говорила.
Роза громко всхлипнула, но не ударилась в плач, так же, как все, молча продолжала внимать звонкому голосу Алёшки, как сказочной птице Сирин из славянской мифологии.
– Как я всех вас разыграл? Бабуля, а ты говорила, я не умею блефовать. Вот приеду и обыграю тебя в карты. Жди меня! – Голос Алексея чуть дрогнул. – Папа, я убедился наяву в том, о чём ты мне всегда твердил. Надо ценить, что имеешь. Каждый миг жизни.
Глаза Василия заблестели влагой.
– О как я вас всех люблю! Валентинка, радость моя, как хочется тебя увидеть и поговорить! Надеюсь, это будет скоро! Катюша здесь?
Вадим, стоящий к телефону ближе всех, ответил, что нет, она у его матери, ей там спокойнее. Алёшка согласился. Бабушка неожиданно подала голос, сказала громко и просительно:
– Алёшенька, ты говори, говори, мы все тут слушаем тебя, а сами будто онемели. И мать твоя, и отец, и жена… Только не замолкай, дай нам поверить до конца, что жив ты!
– Хорошо, бабуля, – откликнулся внук весело. – Кто в огне не сгорел, тот долго может разглагольствовать. Нет, нет, шучу я, слава богу, не горел. – Перевёл дыхание и на миг стих, возможно, собирался с мыслями. – Отец, я имею в виду биологического. Ты тоже здесь наверняка. Отца не выбирают, иначе я бы выбрал папу. Прости! Не хочу тебя обижать. Как случилось, так тому и быть, я смирился. Признаюсь, теперь я рад, что ты у меня есть!
Кто ещё там? Наверное, Степан. Где Зосимчик, там и он. Спасибо, дружище! Конечно, любимая наша тётя Рита здесь с мужем. Привет вам! И всем, кого не назвал, привет! А ещё брат… Я слышал твой голос, Вадим… Мне тут говорят, что у меня всего осталось две минуты… Я всех люблю, целую, обнимаю, скоро увидимся. Мама, я ещё позвоню. Вадим, убери громкость для всех, мне надо попросить тебя кое о чём.
Вадим нажал у телефонного аппарата нужную кнопку, и голос Алёшки исчез, словно свернулся в трубку.
Все сидели или стояли на своих местах, не шелохнувшись, пока Вадим внимательно слушал брата и односложно отвечал. Потом бережно положил на рычаг трубку и обвёл всех взволнованным взглядом.
Каких-то несколько мгновений все продолжали молчать, словно боялись своим разговором спугнуть радостную весть. Тишину прервала Зосимчик внезапным криком, похожим на лошадиный возглас. Подняв руки вверх, смешно завопила во весь голос:
– И-и-го-го!
И бросилась в объятия к Тинке. И все как будто ожили, зашевелились, засуетились и тоже заорали во всю мочь, каждый что хотел. Какофония звуков наполнила всю квартиру.
– Василий! Вытаскивай из бара свои импортные винные заначки, – скомандовала бабушка, – будем отмечать. Не каждый день приходится встречать внука с того света!
Зять немедленно послушался, достал всё вино из бара. Потом сделал несколько распорядительных звонков, чтобы прекратить подготовку к похоронам.
После того, как выпили и поели, Зосимчик села обзванивать друзей, чтобы донести до них радостную весть, Лиля тоже позвонила всем родственникам.
Вадим не пил, был за рулём, он повёз отца домой. Тинка поехала с ними, чтобы забрать дочку.
Когда возвращались назад, Катюшка весело щебетала без устали.
– Я же говорила, мамочка, папа от живой водички оживёт, а ты не верила! – первое, что она заявила, услышав, что отец жив.
Уже в конце пути девочка угомонилась и даже заснула на заднем сидении. Вадим остановил машину неподалеку от подъезда, где живут Кравченко, повернулся к Тинке, наклонился ближе и ласково погладил тыльной стороной ладони по щеке.
– Я так хочу обнять тебя и поцеловать, – хрипло произнёс он, волнуясь. – Но я обещал тебе этого не делать. Пока…
– Не надо, пожалуйста, – перебив, жалобно прошептала Тинка и покосилась на спящую дочку.
– Знаешь, что мне сказал Алёшка?
– Знаю, он передаёт меня тебе, – ответила с горечью в голосе. – Я по лицу твоему догадалась. Но я не вещь, чтобы передавать меня туда-сюда!
– Конечно, не вещь! Ты моя, Тинка, только моя! – воскликнул негромко парень, делая упор на слово «моя», на что Тинка покачала отрицательно головой. – Он сказал, что совершил ошибку, когда забрал тебя у меня, и теперь, оказавшись там, где смерть забирает невинных беспощадно, понимает, что мы любим друг друга и он не должен стоять у нас на пути. Он даст тебе развод. И мы, наконец-то, будем вместе – ты, я и наша дочь. – В голосе его зазвучали облегчение и радость.
– Нет, Вадим, мы не можем построить счастье на чужом несчастье, – остудила парня Тинка, грустно посмотрев ему в глаза.
– Брат не был в отчаянии, он был здравым и убедительным. Я думаю, он справится! – попытался успокоить её Вадим.
– Алёшка со всем справится, не сомневаюсь, – тихо промолвила она. – Но как мы будем жить, зная, что он не счастлив? Нет, мы не можем быть вместе! Смирись, Вадим!
Глава XXIV
Как легко, оказывается, разорвать общее прошлое на мелкие кусочки воспоминаний и развеять их во вселенной под названием «Небытие». Почти пять лет жизни Тинки с Алёшкой перечёркнуты разводом.
Но нельзя сказать, что зря они прошли и не оставили свой добрый след в их сердцах. Да, общего семейного прошлого уже нет, теперь они отдельные личности сами по себе, каждый с собственным прошлым. Всё же много чего хорошего было, когда были вместе. Это хорошее будет греть их в будущем и придавать уверенности в новых семейных отношениях, если таковые будут.
К тому же расстались Тинка с Алёшкой без обид.
Вернувшись из Югославии через две недели после того счастливого звонка, когда все узнали, что он жив, Алёшка настоял на разводе. Тинке пришлось согласиться, ведь перед свадьбой обещала ему, если захочет уйти от неё, держать не будет. А он был упорен в своём желании. И не скрывал почему.
За несколько минут до того, как ему оказаться под завалом в Черногории, где вся их съёмочная группа, кроме своей работы, помогала спасателям, Алёша неожиданно заметил худенькую и невысокую девушку, похожую на подростка, грязную и взъерошенную. Она вынырнула на короткое мгновение из глубин развалин многоэтажного дома и тут же исчезла в расщелине с другой стороны обвала. Он инстинктивно бросился за ней, увидел снова уже копающуюся в щебне и бетонных обломках. Подумал, не в себе девушка.
– Я помогу вам спастись, пойдёмте со мной, – мягко произнёс, вставляя сербские слова.
– Дурак! – обозвала его чисто по-русски замарашка. – Лучше помоги мне человека спасти.
Тут только заметил у неё сзади медицинскую сумку с красным крестом. Вдвоём им с великим трудом удалось вытащить из расщелины полуголого, в одних брюках, мужчину. Оказалось, он был мертв уже. Алексей накрыл его своим пиджаком: накрапывал мелкий дождь.
– Я стоял над ним, молодым, беззащитным, внешне похожим кучерявостью и возрастом на меня самого, и едва сдерживал слёзы, – скажет он Тинке позже. – Лицо его было всё в ссадинах и кровоподтёках. И я подумал: «Для него всё закончилось, он не может ничего изменить в своей жизни, если в ней что-то было не так. А я могу. Пока ещё могу! И я изменю!» И дал себе клятву.
Он не сказал ей, что вспомнил тогда её, усердно старающуюся любить его, и печальные глаза брата, вынужденного скрывать от всех свою горячую любовь к Тинке, боль его и страстное желание быть с собственной дочерью. И в голову пришла неожиданная мысль, поставившая его в оторопь, что несправедливо занимал всегда чужое место.
– И понял я, что поступил тогда, когда ты нечаянно проболталась о своей беременности, неправильно, – добавит он к сказанному. – Надо было взять тебя за руку и отвести к Вадиму, чтобы вы поговорили без его матушки и Полинки, решили, как вам жить дальше. А я вместо этого обрадовался и воспользовался случаем. Увы, это был не мой счастливый случай! Поэтому мне не было покоя. Я сделал вас с братом несчастными. Не надо спорить! Если теперь я уступлю твоим уговорам и поверну всё назад, мне снова не будет покоя.
Тинка узнала от Алёшки, что он с девушкой снова пошёл тогда в развалины; как раз наступило затишье, техника молчала, они и ещё несколько человек, появившихся со стороны палаток, установленных на расчищенных местах, прислушивались, не подаст ли кто-нибудь из оставшихся в живых звуки. И вдруг на него что-то обвалилось.
Очнулся уже в госпитале, та девушка с медицинской сумкой, когда его вытащили, оказала ему первую помощь. Её звали Олей, медсестра по профессии, приехала отдыхать в Югославию по комсомольской путёвке из Челябинска.
– Представляешь, эта Оля добровольно осталась помогать пострадавшим при землетрясении, не полетела домой! – сказал он восхищённо Тинке.
– Тебе эта девушка нравится? – спросила она.
– Да, но у нас с ней ничего не было, не думай, мы не влюбились, она знает, что я женат.
– Но ты мог сказать, что разлюбил меня!
– Я бы соврал, если бы так сказал. Я по-прежнему люблю тебя. Пройдя через ад, увидев так близко смерть, теперь знаю, чем нельзя рисковать и что следует ценить. Вы с Катюшей дороги мне. Я всегда буду о вас заботиться, выручать в случае чего. Но вы должны быть свободны в любви и своих привязанностях – у вас ведь никогда не было выбора. И нам лучше расстаться. Пройдёт время, и ты поймёшь, что был я прав.
Брак их расторгли по взаимному согласию без каких-либо задержек. Алёшка неожиданно для всех перевёлся в Свердловск, заявил, что ему надо понабраться опыта, к тому же на периферии начинающему тележурналисту легче творить, можно делать очерки, какие захочешь, а информацию и маленькие репортажи будет посылать для Центрального телевидения и с Урала.
Похоже, и Степану захотелось творческой свободы. После свадьбы с Зосимчиком в начале июля он с сыном переехал жить к жене в Смоленск.
Тинка встретилась с Алёшкой в Ленинграде у них на свадьбе, и держались они как близкие друзья. Бывший муж её поразил не только тем, что выглядел внешне иначе: кудри срезаны, на голове – короткая причёска, но и своей серьёзностью и спокойствием.
Нет, у него по-прежнему озорно сверкали глаза, и говорил он жизнерадостно и метко шутил. Между тем уже не представлялся кем-то другим, словом, не играл роль британского битла Ринго, не надевал маску беззаботного весельчака или своего в доску рубахи-парня, был самим собой – искренним, открытым, но одновременно сдержанным.
В августе Тинке дали на работе отпуск. Без сомнения, поехать решила не к морю или ещё куда-нибудь, а домой. В последний год было столько потрясений и перемен, что хотелось спокойного, тихого отдыха в родных стенах, знакомых местах и среди любящих людей.
Перед поездкой в Башкирию заехала в Ленинград на два дня, чтобы Катюша смогла повидаться с бабушками и дедом. Прежде чем переехать в Свердловск, Алёшка объяснил ситуацию родным, выложив почти всю подноготную. Они его поняли и поддержали, а Тинке сказали, что будут считать своей, как до развода.
Узнала от бабушки Екатерины, что Вадим на гастролях на Дальнем Востоке. К её изумлению, та заявила, что жалеет его даже больше Алёшки.
– Он мне в детстве не нравился, – призналась старушка с сожалением. – Мягкотелый, послушный мальчик. Ни с отцом, ни с матерью не спорил. Держал себя тише воды, ниже травы. Вздрагивал в испуге, когда я к нему обращалась. И не обнимет, не прижмётся, как Алёшка. Тот шустрый рос, одним словом егоза. И теперь словно по радуге прыгает, всех радует и удивляет. А Вадим замкнутый, из него слова не вытянешь.
Это не так, хотелось возразить Тинке, но старая женщина, как и её тётя Рита не выносили возражений, они придерживались своей правды и сердились, если с ними не соглашались. Само собой разумеется, по прошествии времени убеждались в своей неправоте и кардинально меняли мнение, но редко признавались в ошибках.
– Уже потом я поняла Вадима. – Как видно, сегодня выпал для бабушки тот самый редкий случай признаний. – Его никто в семье по-настоящему не любил. По крайней мере открыто. Им только командовали да без конца одёргивали. Родители больше были привязаны к младшему сыну, а когда тот утонул в пять лет, оставшийся в живых сын, который всего-то был старше утонувшего на год, стал горьким напоминанием их потери, – Екатерина тяжело вздохнула, а потом, чуть помедлив, добавила: – Тогда дети на реке были с нянькой-раззявой. Обоих мальчиков захватило в воронку. Нянька успела спасти только одного ребёнка. Вот, похоже, Сергей и Людмила подспудно винили Вадика.
– За что? – не удержалась от возгласа Тинка.
– За то, что именно он оказался спасённым, а не младший, их любимец. А я отталкивала его потому, что он был не Светланин сын! – поджав губы, промолвила горестно бабушка.
От жалости к маленькому одинокому мальчику, каким был Вадим в детстве, несшему на себе вину недобросовестной няньки и недальновидных жёстких родителей, у Тинки сжалось сердце. Но сочувствие мгновенно улетучилось, как только услышала завершающие слова бабушки:
– А вырос – стало у него всё наоборот. Все готовы любить его. И ему легко угодить в ловушку таких девиц, как Полинка. Вот и теперь, по словам Людмилы, какая-то актрисочка возле него крутится!
Пусть крутятся все, кому не лень, каждая встречная и поперечная, сказала себе Тинка, мне же пора становиться взрослой и научиться жить собственной жизнью, без Вадковского, Кравченко, не вспоминая и не надеясь ни на кого из них.
В Караяре установилась необычная для августа жара. На второй день после приезда Тинка отправилась проведать коллектив местной газеты, оставив Катюшу на старшую сестру Марину, приехавшую всей семьёй к родителям на отдых. Дома из сестер Масловых не было только Ксени, которая отрабатывала практику в пионерском лагере под Уфой.
Когда, повидавшись с бывшими коллегами, выходила из редакции, столкнулась неожиданно с одноклассницами Милочкой Ланиной и Люськой Быковой. Как знала Тинка из писем Алёнки Петуниной – та работала медсестрой в Уфе и по-прежнему писала ей – Люська во второй раз вышла замуж очень удачно, за таксиста, который ну прям пылинки сдувает с неё. Милочка, как и Тинка, развелась с мужем, сыном известного в Башкирии писателя, и теперь собирается снова замуж – за Колю Линкова, офицера советской армии. Он её всё-таки дождался, ухаживая за ней с переменным успехом со школы!
Милочка сообщила радостно, свадьба у них с Линковым будет через две недели. Предложила Тинке стать свидетельницей.
– А почему не Алёнка? – удивилась та.
Милочка, многозначительно сложив пухлые губки бантиком, ответила:
– Ты же знаешь, Алёнка на людях конфузится, она не сможет ни красиво сказать, ни людей завести.
– Нет! – твёрдо заявила ей Тинка. – Свидетельницей должна быть Алёнка, она твоя настоящая верная подруга. А я рядом буду и в случае чего ей помогу.
Не успели разойтись, как подошли Серёга Петров и Максим Моисеенко. И разговор заново вспыхнул о предстоящей Милочкиной свадьбе.
Вдруг Люська ахнула и уставилась на двухэтажный дом, где жила бабушка Вадима, дед его умер в прошлом году.
– Мне кажется, Вадим стоит у окна за шторкой и наблюдает за нами из бинокля! – воскликнула.
– Не дури, он на гастролях на самом краю земли! – возразил Серёга. – Вадим мне писал.
И Тинка хотела подтвердить. Но Люське, похоже, пришла охота поиграть в ясновидящую.
– Сами убедитесь, скоро он появится собственной персоной. Не усидит, раз Тинка здесь. Серёга, – скомандовала, – обними-ка её покрепче, пусть поревнует! – и захихикала.
Петров, такой ещё любитель похохмить, не стал ждать, когда его станут упрашивать, обнял Тинку и чмокнул в щеку.
Невероятно, но через некоторое время они увидели, как из-за угла дома, действительно, показался Вадим и направился к ним.
– Петров! – прошептала Быкова, дурачась. – Отойди от Тинки. Видишь, хозяин идёт! Серди-и-тый! Весь вид его говорит: «Руки прочь от моей Маслёны!»
Впрочем, Вадковский встретил всех довольно приветливо, парням пожал руки, девчонкам каждой улыбнулся и кивнул. Выглядел он усталым и утомлённым, тёмные круги под глазами свидетельствовали о том, что не спал длительное время.
– Ты же должен быть на Дальнем Востоке! – не скрыл своего удивления Серёга.
– Мне нужно было приехать! – сухо ответил Вадим и не стал объяснять почему.
Глаза его неотрывно смотрели на Тинку. Казалось, только её одну он замечал. Да, так и было.
– Вадковский, как ты только играешь на сцене? – хитро улыбнулась Люська. – Если при виде Масловой немеешь! Я спрашиваю, сколько тут пробудешь, а ты в ответ ни бе ни ме.
Все засмеялись, Вадим покраснел, как мальчишка, и, извиняюще улыбнувшись Быковой, ответил, что отпросился на неделю.
Тинка хотела поправить Быкову, что оставила фамилию Алёшки, как у дочери – Кравченко, но смолчала. Неожиданно подумала, как приятно быть прежней Маслёной.
Расставаясь, договорились оповестить всех своих, кто в данный момент в Караяре, и встретиться завтра на пляже.
– Зачем ты приехал? – спросила Тинка у Вадима неприветливо, когда они отделились от ребят, направляясь к леспромхозовскому посёлку. Милочка не рискнула к ним присоединиться.
– Мне бабушка ленинградская направила телеграмму, чтобы я срочно ехал к тебе, пока ты не надумала снова выйти замуж после развода. Я не знал, что вы с Алёшкой собрались разводиться. Никто мне не сказал. И хоть жалко Алёшку, но сознаюсь честно, безумно рад этому, – сказал Вадим взволнованно.
– А мне бабушка твоя сказала, что тебя опутывает уже другая цыпочка вроде Полинки! – перебила его Тинка, нахмурив брови.
Вадим рассмеялся.
– Моей грозной «отцовской» бабушке палец в рот не клади, она, конечно же, пошутила. Никто меня не преследует и не бегает за мной, я угрюм и резок с женщинами, любой из нашей труппы это тебе скажет. О, Тинка! – вздохнул он. – Неужели должно пройти ещё немало времени, чтобы ты поняла, мы не должны были расставаться, нам плохо друг без друга. Я люблю тебя и никогда не разлюблю, пусть хоть весь мир встанет против меня стеной! Я это выстрадал! – В голосе парня послышались тоскующие нотки. – Согласись, когда мы рядом, всё вокруг окутано очарованием. И мы будем вместе всегда!
