Текст книги ""Первые месяцы в Башнях Мэлори" Энид Блайтон (ЛП)"
Автор книги: Татьяна Калядина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Дэррелл! – шокировано выдавила из себя мама. А Дэррелл усмехнулась:
– Знаю. Это было ужасно с моей стороны, правда? Но я не собираюсь снова так поступать. С тех пор я очень старательно держу себя в руках.
– Нам всем хотелось хоть раз отвесить той особе пару пощечин за те происшествия, к которым она была причастна, – заметила Эмили. – Так что, если по секрету, мы все были очень довольны тем поступком!
И все участники беседы рассмеялись. Дэррелл почувствовала себя настолько счастливой, что у нее не было сомнений – она больше никогда в жизни не потеряет над собой контроль! И какая жалость, что такой день, как этот, скоро закончиться!
И вот он подошел к концу. Примерно в шесть вечера с аллеи донеслось фырчанье автомобилей, начинающих отъезжать от школы, а девочки неистово махали им на прощание. Один за другим, автомобили родителей отбывали, а оживленные переговоры затихали. Девочки направились по общим комнатам, чтобы обсудить события дня.
После чего Дэррелл вспомнила о послании для Салли Хоуп. Она внимательно осмотрела общую комнату. Салли здесь не было. И где же она? Да она, кажется, постоянно где-то пропадает!
– А где Салли Хоуп? – спросила Дэррелл.
– Мне казалось, что она в одной из музыкальных комнат, – ответила Кэтрин. – Бог его знает, почему она вдруг решила попрактиковаться сегодня, когда все освобождены от занятий!
– Пойду и найду ее, – сообщила Дэррелл и вышла из комнаты. Она направилась в кабинет музыки, где девочки упражнялись каждый день. Такие кабинеты были очень крошечными – всего лишь фортепиано, скамеечка для инструмента и стул учителя.
Звуки музыки доносились из двух таких каморок. Дэррелл заглянула в одну из них. В ней сидела Ирен, что-то негромко наигрывая для себя. Она даже не обратила на девочку внимания. Дэррелл улыбнулась и прикрыла дверь. Действительно, Ирен была просто без ума от музыки!
Девочка подошла к следующей из комнат, с доносящимися оттуда звуками музыки. В отличии от упоительной мелодии Ирен, эта музыка была другой: исполняемые упражнения были простыми, для одной руки, но повторялись снова и снова, и почти раздражающе.
Дэррелл отворила дверь. Да, Салли действительно была здесь. Отлично. Дэррелл вошла и прикрыла за собой дверь. Салли развернулась и насупилась:
– Я занимаюсь, – отрезала она. – Иди отсюда.
– Что с тобой? – поинтересовалась Дэррелл, почти сразу же почувствовав негодование. – Тебе нет нужды так грубо затыкать меня. Я целый день пыталась найти тебя. Моя мама хотела поговорить с тобой.
– А вот я не хотела с ней говорить, – отозвалась Салли и вернулась к повторению своего вызывающего раздражение экзерсиса, неровного и изменчивого.
– И почему же ты не захотела говорить с моей мамой? – сердито воскликнула Дэррелл. – Ведь она хотела передать тебе сообщение от твоей мамы.
Ответа не последовало. Выше и ниже, выше и ниже – именно так перебирали пальцы Салли ноты, уже громче, чем прежде. Дэррелл впала в бешенство.
– Хватит играть! – крикнула она. – Прекрати так невоспитанно себя вести! Да что с тобой твориться!
Салли надавила на педаль громкости, заставив ноты звучать еще более громозвучно. Так она недвусмысленно дала понять, что не собирается слышать ни единого слова.
Дэррелл подошла к девочке и склонилась, чтобы сказать в самое ухо:
– Зачем ты сказала, что у тебя нет сестры? Она же есть, и из-за нее твоя мама не смогла приехать и навестить тебя! Но она просила передать тебе, что любит тебя и сказала…
Салли резко отвернулась от фортепиано, и выражение на ее побледневшем лице было недобрым.
– Заткнись! – бросила она. – Мелкое трепло, опять лезешь не в свое дело! Оставь меня в покое. Только из-за того, что ты весь день провела со своим отцом и матерью, которая постоянно нянькалась с тобой, ты вдруг вздумала, что можешь прийти и насмехаться надо мной! Ненавижу тебя!
– Ты рехнулась! – заорала Дэррелл и вдарила кулаком по клавишам фортепиано, издавшего неприятные и резанувшие уши звуки. – Не хочешь слушать, когда я говорю тебе правду. Но ты выслушаешь! Твоя мама сказала мне, что ты пишешь ей странные короткие письма… И сказала…
– Я не желаю слушать! – огрызнулась Салли, словно задыхаясь, и поднялась со скамеечки. И невидяще оттолкнула Дэррелл со своего пути. Но та терпеть не могла, чтобы кто-то ее касался, когда она была вне себя от гнева, поэтому Дэррелл вернула толчок со всей силой, на которую была способна. Она была сильнее, и из-за этого Салли перелетела через всю небольшую комнатку. Девочка опрокинулась через стул, растянулась на полу и какое-то время неподвижно лежала.
Дэррелл аж тряслась от злости, когда Салли вывалилась из дверей музыкальной комнатки. Но почти сразу же ее злость улеглась и уступила место полнейшему ужасу. Как она могла так гадко поступить? Салли была странной, глупой и невоспитанной, это правда, но она, Дэррелл, использовала свою силу во вред ей. Она снова потеряла контроль над собой, тем более после того, как недавно похвасталась перед родителями, что больше такого не произойдет.
Девочка выбежала из комнаты, стремясь проследовать за Салли и молить о прощении. Но той нигде не было видно. Дэррелл поспешила в общую комнату. И здесь Салли не было. Дэррелл опустилась на стул и потерла свой разгоряченный лоб. Ужасное поведение! Как отвратительно! Ну почему она никак не может совладать со своим характером?
– Чего такое? – поинтересовалась Алисия.
– Ох, ничего страшного. Были некоторые сложности с Салли, всего-то… Но это меня вывело из себя, – ответила Дэррелл.
– Идиотка! – отозвалась Алисия. – И что ты сделала? Ударила ее? Без хлеба вручила девчушке бульон, и шлепнула на ночь, чтоб крепче был сон?*
* Отсылка к старинному английскому стишку-потешке «Жила была бабка в большом башмаке» (перевод Н. Полянской, журнал «Мурзилка»).
Жила была бабка в большом башмаке.
У бабки внучат – что горошин в стручке.
Давала им бабка без хлеба бульон
И шлепала на ночь, чтоб крепче был сон.
Но Дэррелл не было смешно. Она чуть не плакала. Какое ужасное окончание такого чудесного дня! После всех этих радостных волнений – и вдруг такая ссора, заставившая почувствовать девочку крайне вымотанной. И она совершенно не обрадовалась, когда Эмили подошла к ней со своим рукоделием.
– У тебя очень хорошие родители, – начала Эмили и принялась болтать, чего раньше за ней не было замечено. Тоска зеленая! Дэррелл хотелось сказать Эмили, чтобы та умолкла. Да, если бы она была Алисией, то так бы и поступила, но все же она была мягче, чем резкая на язык Алисия, и не желала обижать людей. Так что она слушала утомительную болтовню Эмили, призвав на помощь все свое терпение.
Мэри-Лу наблюдала за ними с другого конца комнаты. Ей хотелось подойти и присоединиться к беседе Дэррелл и Эмили. Но Гвендолин изливала ей потоки своих семейных историй, и девочке пришлось их выслушивать. А еще Мэри-Лу немного опасалась, что Дэррелл отчитает ее, если она приблизиться к ней.
Дэррелл же бдела, ожидая появление Салли в общей комнате. Возможно, ей удастся вырваться к ней и рассказать, что она очень сожалеет. Сейчас она стыдилась себя, и единственным правильным поступком было рассказать обо всем Салли. О, Боже! Как ужасно иметь такой взрывной темперамент, который вырастает из простой досады, и ты даже не догадываешься, когда он вспыхнет! Что же она может сделать с таким характером?
Но Салли не вернулась в общую комнату. Вскоре раздался звонок на ужин и девочки рассаживались в обеденном зале. Дэррелл еще раз огляделась в поисках Салли. Но той снова нигде не было видно. И это было уже действительно странно.
Мисс Поттс заметила пустующий стул.
– Кто отсутствует? – спросила она.
– Салли Хоуп, – ответила Дэррелл. – Я видела ее с час назад в одной из музыкальных комнат.
– Хорошо, тогда сходи и приведи ее, – раздраженно приказала мисс Поттс.
– Но она ушла, когда я там была, – объяснила Дэррелл. – И я не знаю, куда она направилась.
– Начнем без нее, – решила мисс Поттс. – Она должна была слышать гонг на ужин.
Девочки делились впечатлениями о прошедшем дне. Только Дэррелл не вступала в беседы. Где же Салли, она очень расстроена? Что могло с ней случиться? Почему она так странно реагировала на ее слова? Из-за чего она была такой несчастной?
Мэри-Лу оглушительно чихнула.
– Где твой платок? – спросила мисс Поттс. – У тебя нет ни одного? Мэри-Лу, ты же прекрасно знаешь, что надо носить хотя бы один. Сходи за ним прямо сейчас. Терпеть не могу ваши шмыганья.
Мэри-Лу выскользнула из комнаты и побежала в дортуар. Отсутствовала она дольше, чем надо, и мисс Поттс становилась все более недовольной.
– В самом деле! Кажется, у Мэри-Лу уйдет весь вечер, чтобы отыскать платок!
Почти сразу же послышался топот бегущих ног, и дверь обеденного зала резко распахнулась. Мэри-Лу ввалилась в зал, и выглядела еще более перепуганной:
– Мисс Поттс! О, мисс Поттс! Я нашла Салли. Она лежит на своей кровати в дортуаре и издает чудовищные звуки!
– Какие именно? – поспешила вскочить на ноги мисс Поттс.
– Ну вроде стонов, и еще она постоянно обнимает себя руками и говорит: «Ой, мой живот!» – ответила Мэри-Лу, и не сдержала рыдания. – О, мисс Поттс, пойдите к ней. Со мной она даже не желает разговаривать!
– Девочки, продолжайте ужинать, – коротко бросила мисс Поттс. – Звучит, словно Салли съела слишком много клубники и мороженого. Кэтрин, иди и расскажи об этом сестре-хозяйке, пожалуйста, и попроси ее подняться в ваш дортуар.
Учительница стремительно покинула зал. Девочки сразу принялись обсуждать услышанное, забрасывая испуганную Мэри-Лу разнообразнейшими вопросами. Только Дэррелл сидела молча, а ледяной ужас сковывал ее сердце.
Она толкнула Салли, и та перелетела через комнату, запнулась о стул и упала на пол! Должно быть, она ударилась животом. Дэррелл припомнила, как та произнесла: «Больно». И это не из-за переедания клубники и мороженого. Это все случилось из-за вспыльчивого темперамента Дэррелл!
Дэррелл не смогла съесть ни кусочка. Она выскользнула из зала, чтобы побыть наедине в общей комнате. Быть может, Салли не так уж сильно ударилась? Возможно, всего лишь слегка ушиблась. Несомненно, скоро подойдет мисс Поттс и веселым тоном скажет: «Ну вот! С Салли ничего страшного не произошло!»
– О, как я надеюсь, чтобы было так, – произнесла вслух несчастная Дэррелл, с беспокойством и тревогой прислушиваясь, в ожидании энергичной поступи мисс Поттс.
Глава 16 Плохие времена для Дэррелл
После ужина девочки толпой вернулись в общую комнату. Перед тем, как идти спать у них оставалось еще полчаса. Все они умаялись после слишком насыщенного событиями дня, а некоторые из них уже клевали носом.
Алисия с удивлением посмотрела на Дэррелл:
– А ты чего такая мрачная?
– Ну, я просто сильно переживаю за Салли, – ответила Дэррелл. – Надеюсь, она не сильно больна.
– А почему она должна сильно болеть? – поинтересовалась Алисия. – Куча народу не могут есть клубнику без сыпи или колик. Мой брат один из таких.
Алисия погрузилась в одну из ее коротких историй про свою семью, а Дэррелл с благодарностью ее слушала. Ведь Алисия не строила свои рассказы о восхвалении себя, как это делала Гвендолин, она просто вываливала тонну забавных баек о себе и своих братьях, и о их жизни на каникулах. Если же верить россказням Алисии, то их проделок с лихвой хватило бы, чтобы миссис Джонс давно поседела! Однако, как показалось Дэррелл, у мамы Алисии не было ни единого седого волоска, когда та приехала проведать дочь.
Раздался гонг, призывающий учениц первого и второго класса идти спать. Те сразу же отложили свои занятия. У сестры-хозяйки не было привычки проявлять терпение к копушам. Именно поэтому очень много девочек поспешили оказаться в кровати!
Обратно мисс Поттс не вернулась. Дэррелл снова ощутила, как ее охватывает беспокойство. Но, возможно, сестра-хозяйка что-то знает. И Дэррелл решила расспросить ее насчет Салли, как только та заметит, что перед отбоем девочка замешкалась у душевых.
Но сестра-хозяйка не пришла. Вместо нее была мадемуазель, с благосклонностью освещавшая каждого, на кого падал ее взгляд, все еще в добром расположении духа из-за чудесного дня, который был у всех.
– Оу, мадемуазель! А где сестра-хозяйка? – спросила изумленная Алисия.
– Присматривает за Салли Хоуп, – отозвалась та. – Ах, у бедного дитя такие боли.
Сердце Дэррелл упало.
– Значит, она в Лазе? – спросила девочка.
Девочек, которые заболевали, всегда размещали в лазарете, в котором было множество удобных палат прямо над апартаментами директрисы. В Лазе властвовала своя сестра-хозяйка – улыбчивая, но строгая медицинская сестра, которая имела грандиозный успех не только в борьбе с любыми школьными происшествиями и заболеваниями, но еще и с характером некоторых учениц!
– Да. Разумеется, она в лазарете. Она тяжко больна, – добавила мадемуазель. И, имея склонность к некоторому преувеличению, учительница произнесла еще пару фраз, от которых сердце Дэррелл совсем ушло жить в пятки:
– Это все ее гавот* – ой, то есть живот, как вы говорите, n’est ce pas**? У нее там громадная боль.
* Французский танец
** Не так ли?
– Ой, – пискнула Дэррелл. – А вы знаете, уже известно, чем вызвана боль, мадемуазель? Салли что-то повредила?
Мадемуазель была не в курсе.
– Все, что знаю – то была не клубника или мороженое, – ответила она. – Потому как Салли не ела ничто. Сама она сказала об этом сестре-хозяйке.
И это заявление стало подтверждением того, что все это из-за сильного удара от Дэррелл и от последующего падения! Бедная Дэррелл! Она почувствовала такое отчаяние, что острый взгляд мадемуазель заметил ее понурое лицо, и учительница задалась вопросом, не больна ли еще одна девочка!
– Ты хорошо себя ощущаешь, моя крошка Дэррелл? – спросила она участливо.
– О, да, благодарю вас, – ответила Дэррелл, испуганно вздрагивая. – Я просто – ну, не знаю, устала, наверное.
Дэррелл едва ли сомкнула глаза этой ночью. Уж слишком ее ужасало то, что произошло. Как она могла совершенно обезуметь от ярости, как она могла так накричать на Салли и как она могла толкнуть ее, заставив перелететь через всю комнату? Она, Дэррелл, была такой нечеловечески жестокой! Это правда, что Салли вела себя ненормально и раздражающе, но это не было оправданием для подобного поведения Дэррелл!
А сейчас Салли занемогла и мучается от боли. Рассказала ли она кому-то о том, что Дэррелл вышла из себя? Дэррелл похолодела при мысли о том, что может сделать мисс Грэйлинг, если узнает об этом.
«Возможно, она слышала, что я побила и Гвендолин, и пошлет за мной, чтобы сказать, что я уже «поражение школы», – думала Дэррелл. – «О, Салли, Салли, пожалуйста, пусть тебе завтра станет лучше! И тогда я смогу сказать тебе, как мне дико жаль, и я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу».
Наконец, девочка уснула, но все еще была в разбитом состоянии, когда гонг предупредил всех, что пора вставать. Первые ее мысли были о Салли. Затем увидела ее пустую постель и вздрогнула. Она так надеялась, что Салли в эту ночь вернется обратно в дортуар!
Дэррелл сбежала вниз, опередив всех. Завидев мисс Поттс, направилась к ней:
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Скажите, как там Салли?
Мисс Поттс решила, что Дэррелл очень добрая девочка
– Боюсь, ей все еще нехорошо, – ответила учительница. – Доктор все еще сомневается насчет того, что случилось. Но она несомненно тяжело больна. Да еще так внезапно – ведь вчера с ней все было в порядке.
Дэррелл отвернулась, чувствуя себя отвратительно. Да, с Салли вчера все было в порядке, пока та не упала, перелетев через стул. И она-то знала, что стало причиной болезни, но остальные – нет! Было понятно, что Салли никому не рассказала о ссоре.
Было воскресенье. Дэррелл отчаянно молилась за Салли, когда была в церкви. Она чувствовала свою вину и ощущала стыд. А еще – сильный страх. Она понимала, что обязана рассказать обо всем мисс Поттс или сестре-хозяйке: о ссоре, о том, что она отбросила бедную Салли на пол – но ей было страшно об этом заговорить!
Слишком страшно! Дэррелл всегда обладала храбростью, и было что-то непривычное и странное в том, что она ощущала страх. Но сейчас она действительно была напугана. А что, если Салли очень-очень больна! А что, если – только предположить – что ей не станет лучше! А что, если это вспышка гнева Дэррелл стала всему виной!
Она не сможет, не сможет никому об этом рассказать, потому что все будут считать ее необузданной, и она станет позором для своих матери и отца. Люди станут говорить: «Эта та девочка, которую из-за проблем с характером исключили из Башен Мэлори! Говорят, что из-за нее сильно заболела одна из учениц!»
И будет так ужасно, если ее с позором изгонят из Башен Мэлори. Она этого просто не переживет. Но Дэррелл была абсолютно уверена, что мисс Грэйлинг, узнав, что Салли мучается от боли из-за нее, не позволит Дэррелл ни на минуту задержаться в Башнях Мэлори.
«Я не могу никому сказать, не могу», – твердила про себя несчастная Дэррелл. – «Я боюсь того, что люди узнают, и что тогда будет со мной, и что тогда почувствуют мама и папа. Я гадкая трусиха, но я не осмелюсь никому об этом рассказать. Никогда не думала, что окажусь такой размазней!»
Ей внезапно в голову пришла мысль о Мэри-Лу, о той, которую она так часто обзывала трусихой. Бедняжка Мэри-Лу – ведь именно сейчас она осознала, что та переживала, когда была чем-то напугана. Какое жуткое ощущение. И нет возможности от него избавиться. Как она могла насмехаться над Мэри-Лу и унижать ее? Бояться чего-то – уже само по себе непередаваемое чувство, даже не учитывая постоянной насмешки над твоим страхом.
Дэррелл ходила опечаленная и как в воду опущенная. Она приступала к новому триместру с такой надеждой и воодушевлением. И собиралась стать первой в классе! Собиралась отличиться во всем и стать гордостью для своих родителей! Хотела встретить замечательную девочку и стать ей близкой подругой. И получается, она ничего из этого не добилась.
Она в самом низу списка успеваемости. Она не нашла себе подругу. Она ужасно обращалась с хрупкой Мэри-Лу, которая робко, но настойчиво предлагала ей свою дружбу – и в конце концов, совершила отвратительный поступок, и не могла набраться смелости рассказать о нем!
Весь день Дэррелл была погружена в уныние, и никто не был в силах отвлечь ее от тяжких дум. Мисс Поттс заинтересовалась, не заболела ли чем девочка, и поэтому внимательно наблюдала за ней. Мэри-Лу тоже обеспокоилась, и вилась вокруг Дэррелл, надеясь хоть чем-то ей помочь. И на этот раз Дэррелл отнеслась к ней хорошо, не прикрикивая и не отсылая прочь. Она испытывала благодарность к Мэри-Лу за ее симпатию и участие.
В этот же день прибыло целых два врача, чтобы осмотреть Салли! Эта новость обошла всю Северную Башню. «Она дьявольски больна! Но это не инфекция, поэтому мы не на карантине. Бедная Салли. Тесси сказала, что ей пришлось зайти к директрисе сегодня и она слышала, как сверху Салли стонет в палате Лаза!»
Как сильно хотелось Дэррелл, чтобы ее мама была с ней сейчас! Но она не могла вспомнить, куда направились ее родители, хотя те и сказали ей. Так что девочка укрылась в стыке скал у моря, и начала обдумывать свое положение.
Ей нельзя больше быть трусихой, потому как куда хуже остаться в Башнях Мэлори и знать о своей трусости, чем покинуть Башни, но знать, что она была достаточно храбра, чтобы поступить по совести. Но кому она должна все рассказать?
«Лучше всего написать и рассказать маме Салли», – решила она. – «Для Салли она самый близкий человек. Я напишу и расскажу ей о ссоре, как все случилось и остальном. И еще я обязана рассказать ей, что Салли говорила, что у нее нет сестры. Ведь это очень странно, но, может, миссис Хоуп сможет понять, почему так. А затем миссис Хоуп может поступить, как она решит – расскажет все директрисе, полагаю! О, Боже! Но я точно буду чувствовать себя лучше, когда все закончится».
Она оставила свое укромное место у моря и вернулась в Северную Башню. Достала свой блокнот и принялась за письмо. В целом, послание было нелегко составлять, однако Дэррелл всегда с легкостью давались сочинения, так что она просто выплеснула миссис Хоуп все свои переживания – о ссоре, и к чему она привела, и о Салли, которая не желала общаться с миссис Риверз, и какой несчастной выглядела девочка. А еще Дэррелл и сама была удивлена, как много она, оказывается, знает о Салли!
Душевные терзания слегка отступили, едва Дэррелл закончила письмо. Она не стала его перечитывать, а просто наклеила марку на конверт и сразу же отправила. Вероятно, миссис Хоуп получит его уже на следующее утро!
И еще одна сплетня разошлась по всей Северной Башне. «Салли стало хуже! К ней приехал какой-то узкоспециализированный врач! Ее родителям послали телеграмму! Они прибудут завтра!»
Весь день Дэррелл не смогла съесть ни кусочка. И еще это был самый длинный день на ее памяти. Мэри-Лу, напуганная видом страдающей Дэррелл, старалась держаться к ней поближе – а Дэррелл привечала ее и принимала ее утешения. Мэри-Лу понятия не имела, почему Дэррелл выглядит такой несчастной, но не осмеливалась спросить ее. Мэри-Лу позабылись все насмешки и колкости, которыми Дэррелл стыдила девочку за слабость и беспомощность; Мэри-Лу хотела только помочь.
Другие девочки ничего особенного не заметили. Они уходили гулять, купаться, валяться на солнышке – в общем, счастливо и лениво проводили воскресенье. Мисс Поттс не сводила с Дэррелл проницательного взгляда. Что могло произойти с девочкой? Может, ее сильно беспокоит болезнь Салли? Нет, не может этого быть. Она не особо была дружна с Салли. Да и никто не был, в том-то и дело.
Отбой наконец-то наступил. У сестры-хозяйки не было никаких вестей о Салли, за исключением того, что той не стало лучше. И никому не позволяли проведать ее, разумеется. И сестра-хозяйка была почти ошеломлена, когда Дэррелл умоляла ее разрешить навестить Салли хоть на минуту или две!
Дэррелл лежала в кровати и размышляла. Сначала третий и четвертый класс отправились спать. Затем настал черед пятого, и вскоре – шестого. Сестра-хозяйка, мадемуазель и мисс Поттс тоже удалились на отдых, и Дэррелл различала только легкие шорохи. Было очень поздно. Было очень темно снаружи. И спали все, кроме Дэррелл.
«Я не могу тут просто лежать и все размышлять, и размышлять!» – в отчаянии сказала сама себе Дэррелл, и откинула одеяло. – «Я же просто с ума сойду! Я встану и пойду во Двор! От роз очень сладко пахнет, я освежусь и возможно смогу заснуть!»
Она скользнула в свой ночной халат и тихонечко вышла из дортуара. Никто ей не помешал. Затем осторожно спустилась по широким ступеням и вышла во Двор. И там, в тишине ночи, до нее донесся звук автомобиля, с урчанием взбирающегося на холм Башен Мэлори! Машина замерла снаружи. Кто же это мог приехать так поздно?
Дэррелл бросила взгляд на окна Лаза. В некоторых из них горел свет. Это значит, что Салли не спит, иначе бы свет потушили. Что сейчас там происходит? О, Боже, если бы она только знала!
Дэррелл незаметно проскользнула сквозь арку, ведущую к подъездной аллее. Да, автомобиль и впрямь стоял тут, какая-то темная модель, сейчас затихшая и опустелая. Кто бы на ней ни приехал, он зашел в школу Башен Мэлори. Дэррелл прокралась поближе к входной двери здания с кабинетом директрисы. Кто-то не запер эту дверь! Девочка толкнула ее и вошла внутрь. Сейчас она узнает, что случилось!
Глава 17 Чудеса, да и только
Тусклый свет горел в холле. Апартаменты директрисы утопали во мраке. Очевидно, глава школы была наверху, в лазарете. Дэррелл пробралась по ступенькам наверх. Здесь везде горел яркий свет, и царила суматоха. Что же случилось с несчастной Салли?
Дэррелл никак не могла понять, что происходит. Неужели Салли настолько больна, что стольким людям приходится суетиться вокруг нее в самый разгар ночи! У Дэррелл потяжелело на сердце. Она не осмеливалась шагнуть дальше, иначе ее кто-нибудь заметил. Но откуда-то была уверена, что она должна оставаться там, где сейчас была. Должна выяснить хоть что-то! И не может просто вернуться в кровать, не разобравшись, что случилось. Если бы только она могла хоть чем-то помочь!
Девочка присела на оконное сидение и занавесила тяжелые портьеры перед собой, напрягая слух, чтобы расслышать слова людей, снующих из одной палаты Лаза в другую. Вот слышится голос сестры-хозяйки – той, что из Северной Башни! А тут уже голос другой сестры-хозяйки, очень звонкий и резкий, отдающий какие-то распоряжения. И еще мужской голос. Дэррелл затаила дыхание и вслушивалась в загадочные голоса и звуки, но не могла разобрать ни слова.
Ну вот что они все скажут, если узнают, что она, вспыльчивая и теряющая самоконтроль маленькая Дэррелл, стала причиной всей этой суматохи, переживаний и волнений? Девочка обернула вокруг головы штору и вытерла громадные слезинки, сразу же впитавшиеся в тяжелый шелк.
Она просидела там около часа. Затем, совершенно внезапно и без всяких причин, она крепко уснула! Затерянная в тяжелых складках штор, она спала, совершенно измотанная.
Дэррелл не знала, сколько времени она проспала. И проснулась позднее, услышав какой-то шум. Она выпрямилась, никак не понимая, где находиться! Затем вспомнила. Ну конечно же – около Лаза. Она пришла сюда, чтобы узнать, что произошло с Салли.
И тут же все страхи, вкупе с беспокойством, вернулись и закружились вокруг нее. Она потеряна и одинока, и так хочет к маме. Девочка завернулась в шторы, когда услышала направляющиеся в ее сторону голоса. Это доктор? Медсестры? Возможно, сама директриса?
И тут сердце Дэррелл почти перестало биться! Кто-то шел мимо оконного сидения, где она затаилась, кто-то, кто говорил тем голосом, который она знала и любила!
– С ней все будет в порядке, – заверял этот голос. – Просто окружите ее заботой на некоторое время! А сейчас…
Дэррелл словно обратилась в камень, вслушиваясь в такой хорошо знакомый голос! Не может быть! Не может быть! Это не может быть голосом ее отца!
Она неожиданно для себя осознала, что ее окаменение прошло, и она все же может пошевелиться. Девочка отдернула шторы и, выглянув наружу, увидела, как ее отец идет рядом с сестрой-хозяйкой, всецело погруженный в разговор с ней. Да, и в самом деле, то был ее папа.
– ПАПОЧКА! – взвизгнула Дэррелл, напрочь позабыв обо всем, кроме того, что это был ее отец, который, как она считала, был далеко отсюда, но который проходил мимо нее по коридору на расстоянии вытянутой руки. – Папочка! Ой, папочка! Постой, это я, Дэррелл!
И ее отец остановился, словно пораженный молнией! И не мог поверить своим ушам! А Дэррелл соскочила с оконного сидения и метнулась к нему, подобно той самой молнии. Девочка ухватилась за него и разразилась плачем.
– Что такое, милая? – удивившись, спросил отец. – Почему ты здесь?
Мисс Грэйлинг подошла, крайне изумленная и всем видом демонстрирующая неодобрение:
– Дэррелл! Что ты здесь делаешь, дитя? Мистер Риверз, лучше бы вам пойти в мою комнату внизу, прошу вас.
Взяв дочь на руки, отец последовал за мисс Грэйлинг вниз, вместе с сестрой-хозяйкой, хлопочущей вокруг, словно любопытная наседка. Дэррелл так отчаянно жалась к отцу, будто не хотела больше его отпускать. Возможно, она еще спит? Разве это мог быть ее отец, в самой-то середине ночи? Дэррелл не имела ни единого представления, как и почему он оказался здесь, но было достаточно того, что он рядом.
– Ты можешь выплакать все, о чем душа болит, но потом расскажи мне, в чем дело, – попросил отец Дэррелл. – Ведь только вчера мы видели, какой радостной ты была! Хотя неважно, я с тобой, и я постараюсь все исправить ради тебя.
– Ты не сможешь! – всхлипнула Дэррелл. – Я такая гадкая! И снова все из-за моего характера! О, папочка, это моя вина, что Салли заболела!
– Солнышко мое, ну о чем ты говоришь? – озадачился ее отец. Дэррелл прижалась головой к его груди, и почувствовала себя лучше. Папа сможет все исправить. Как и мама. Какое счастье, что в эту ночь он оказался здесь.
Затем девочка вскинула голову и ошеломленно спросила:
– Но, папочка, почему ты здесь? Я думала, ты далеко-далеко отсюда!
– Так оно и было, – ответил мистер Риверз. – Но мисс Грэйлинг дозвонилась до меня и передала, что у малышки Салли случился аппендицит, а дежурный хирург приболел, поэтому-то я, не откладывая, приехал и провел операцию. Клянусь, я это сделал! Запрыгнул в автомобиль, доехал до Башен, пару раз взмахнул скальпелем – и вот я уже сижу здесь! И с Салли все будет в порядке, и вернется она в школу примерно через две недели!
Словно огромный тяжелый камень рухнул с сердца Дэррелл. Она почти видела, как он катиться прочь. Что ж, аппендицит – это такая штука, которая может произойти с каждым! Ее папа всегда справлялся с аппендицитами! Она с волнением уточнила:
– Папочка, а аппендицит не может случиться от удара или падения, правда?
– Боже милостивый, конечно нет! – ответил отец. – Несомненно, с Салли уже случались небольшие приступы, длящиеся некоторое время. И во время занятий, и перед началом обучения. Но почему ты спрашиваешь?
И тут же на него излился поток переживаний – о странном и необычном поведении Салли, граничащем с грубостью, о том, как Дэррелл вышла из себя, о ее сильном ударе, о падении – обо всем!
– И я постоянно волновалась, волновалась и переживала, – со всхлипом закончила Дэррелл. – Я думала, что если мисс Грэйлинг обо всем узнает, то отошлет меня из Башен Мэлори, и вам с мамой будет за меня стыдно, и я никак не могла уснуть, поэтому я встала и …
– Ну что за безголовая маленькая девочка! – сказала отец, и поцеловал дочь в макушку. – Возможно нам и самим придется забрать тебя из Башен Мэлори, чтобы ты жила дома, раз уж ты надумываешь себе такие глупости, Дэррелл!
– О, нет, не делай этого! Мне здесь очень нравится! – воскликнула Дэррелл. – О, папочка, если бы ты знал, какие теперь у меня двойственные чувства, когда я знаю, что Салли сама по себе заболела, и со мной это никак не связано. Но, боже – я же написала обо всем миссис Хоуп! И что же она подумает?
Теперь ей пришлось поведать и о ее письме, и о том, о чем там шла речь. Ее отец и миссис Грэйлинг были также в недоумении, когда услышали, что Салли всем говорила, что у нее нет младшей сестры.
– Здесь кроется что-то странное, то, что необходимо прояснить, – сказал мистер Риверз, обращаясь к мисс Грэйлинг. – И это может помешать ее процессу выздоровления. Когда, как вы говорите, должна приехать миссис Хоуп?
– Завтра, – ответила мисс Грэйлинг. – Я встречусь с ней и все объясню. А сейчас, мистер Риверз, вы окажете нам честь и останетесь переночевать в Башнях Мэлори? Уже очень поздно.
